Страница:
Гудвину показалось, что Блейк ждёт от него какого-нибудь видимого участия, но лишь предупредительно пожал плечами.
– Да я тебя и не спрашиваю, сынок. И нечего тут изображать многозначительность. Я готовил всю эту комбинацию для себя. Понимаешь? И только я могу дать ей ход.
Старик грозно махнул слабеющей рукой, заметно устав от собственных эмоций.
– Не волнуйтесь, босс. Дайте команду, и мы мигом свернём им шею. Кто такой этот Фролов? Кто такой этот Зоммер? Откуда только берутся эти защитники прав человека?!
Гудвин набычился, и с него мгновенно слетел налет интеллигентности. Он готов был идти в бой за Корсара.
«Боже! Кому я доверяю свою жизнь и империю?! – незаметно вздохнул Блейк. – Этому парню только бы ввязаться в драку. С кем? Зачем? Ему не важно, если дана команда „фас“. Или Гудвин всего лишь хитрит, изображая передо мной особое рвение. Скорее всего, просто не понимает, что я хочу от него по существу».
– Дорогой Пит, обойдёмся без ложного пафоса, – мягко оборвал его Корсар и при этом так взглянул на него, что шеф безопасности сразу понял – старик действительно серьёзно обеспокоен. – Мне плевать, кто такие эти двое, хотя неплохо было бы выяснить и это. Но сейчас мне важно, чтобы ты немедленно дал поручение твоим ищейкам взять эту историю под контроль. Где бы они ни находились – в Европе, Америке или Австралии, – пусть землю роют. Пусть в помойках копаются. Пусть нюхают, нюхают и нюхают. Но прежде всего в медвежьем заповеднике, будь неладна эта тамошняя азиатчина. Прости меня, папочка, за мои слова.
– Всё понял, сэр! – невозмутимо соврал Гудвин, понимая лишь то, что медвежьим заповедником босс называл Россию. – Простите, вы допускаете, что суд должен состояться?
Блейк задумался. Он с трудом встал из кресла и прошаркал мимо Гудвина на свою любимую веранду. Тот на полшага сзади последовал за боссом. Прошло менее десяти минут, как он стоял, замерев над уходящим вдаль океаном. Гудвин готов был поставить в споре сотню баксов, что именно сейчас босс просчитывает всю комбинацию шаг за шагом, что его умирающий, но все ещё блестящий ум лихорадочно сканирует пространства, людей, поступки. Чтобы потом, когда команда будет дана, цепко держать под контролем весь ход событий.
– Ты спросил, сынок, должен ли состояться суд? Представь себе, пока не знаю. Это будет зависеть в том числе и от тебя. Какую информацию принесут на хвосте твои ищейки. Например, кто его придумал, для чего и почему.
– Будет сделано, босс.
– Я попрошу тебя, Пит, вот о чем. Нужно быть готовым по моему сигналу сделать всё, чтобы избежать самого судебного финала. То есть приговора. Ты правильно заметил, сынок, – в Страсбургском суде председательствует Конти, который давно числится в списках моих личных врагов. Впрочем, уверен, что и моя фамилия в аналогичных списках мэтра. Так что он не упустит шанса насолить мне, а главное, нашему общему делу.
Блейк отвёл взгляд в сторону океана и, не оборачиваясь, жёстко добавил:
– Но он будет первым. Видимо, пробил час.
Утреннее солнце уже заполнило весь небосвод, правда, не было жарко.
– Сэр, я могу идти? – учтиво спросил Гудвин.
– Нет, погоди. У меня ещё есть поручения. Во-первых, через час пошли за Томпсоном в Пенсаколу мой самолёт. Профессор должен доставить мне результаты последнего обследования. Во-вторых, – Блейк неожиданно резко повысил голос, – наведи, наконец, порядок среди твоих центурионов! Распустились так, что умудряются даже храпеть на посту. Скоро, наверное, по углам будем находить пустые бутылки из-под виски или того хуже – пакетики с героином.
– О чём это вы, сэр? – встревожился Гудвин.
– О том, дорогой мой, что твои коты перестали ловить мышей, а стало быть, я их даром кормлю. И мне это не нравится…
Корсар не стал продолжать мысль. Нервно замотав головой, он стал правой рукой массировать затылок.
Тон, которым заговорил босс, напомнил Гудвину прежнего Блейка, целеустремлённого и беспощадного.
– Иди, сынок. Я вижу, что ты всё понял.
Уже в дверях Гудвина настиг ещё один вопрос:
– Кстати, Пит, а где сейчас мой внук? Хоть это ты знаешь?
– В Лас-Вегасе, сэр. Его видели с какой-то русской шлюхой, – нехотя сообщил Гудвин.
– С русской? Это интересно, особенно в контексте нашего разговора. Проверь её, Пит.
– Непременно, босс, – быстро ответил Гудвин.
– Наверное, проматывает очередной миллион, – больше утверждая, чем спрашивая, предположил Блейк. – Впрочем, иди. Мне надо подумать.
Он отвернулся к океану, давая понять, что разговор закончен.
Москва. Банкир бежит от себя
– Да я тебя и не спрашиваю, сынок. И нечего тут изображать многозначительность. Я готовил всю эту комбинацию для себя. Понимаешь? И только я могу дать ей ход.
Старик грозно махнул слабеющей рукой, заметно устав от собственных эмоций.
– Не волнуйтесь, босс. Дайте команду, и мы мигом свернём им шею. Кто такой этот Фролов? Кто такой этот Зоммер? Откуда только берутся эти защитники прав человека?!
Гудвин набычился, и с него мгновенно слетел налет интеллигентности. Он готов был идти в бой за Корсара.
«Боже! Кому я доверяю свою жизнь и империю?! – незаметно вздохнул Блейк. – Этому парню только бы ввязаться в драку. С кем? Зачем? Ему не важно, если дана команда „фас“. Или Гудвин всего лишь хитрит, изображая передо мной особое рвение. Скорее всего, просто не понимает, что я хочу от него по существу».
– Дорогой Пит, обойдёмся без ложного пафоса, – мягко оборвал его Корсар и при этом так взглянул на него, что шеф безопасности сразу понял – старик действительно серьёзно обеспокоен. – Мне плевать, кто такие эти двое, хотя неплохо было бы выяснить и это. Но сейчас мне важно, чтобы ты немедленно дал поручение твоим ищейкам взять эту историю под контроль. Где бы они ни находились – в Европе, Америке или Австралии, – пусть землю роют. Пусть в помойках копаются. Пусть нюхают, нюхают и нюхают. Но прежде всего в медвежьем заповеднике, будь неладна эта тамошняя азиатчина. Прости меня, папочка, за мои слова.
– Всё понял, сэр! – невозмутимо соврал Гудвин, понимая лишь то, что медвежьим заповедником босс называл Россию. – Простите, вы допускаете, что суд должен состояться?
Блейк задумался. Он с трудом встал из кресла и прошаркал мимо Гудвина на свою любимую веранду. Тот на полшага сзади последовал за боссом. Прошло менее десяти минут, как он стоял, замерев над уходящим вдаль океаном. Гудвин готов был поставить в споре сотню баксов, что именно сейчас босс просчитывает всю комбинацию шаг за шагом, что его умирающий, но все ещё блестящий ум лихорадочно сканирует пространства, людей, поступки. Чтобы потом, когда команда будет дана, цепко держать под контролем весь ход событий.
– Ты спросил, сынок, должен ли состояться суд? Представь себе, пока не знаю. Это будет зависеть в том числе и от тебя. Какую информацию принесут на хвосте твои ищейки. Например, кто его придумал, для чего и почему.
– Будет сделано, босс.
– Я попрошу тебя, Пит, вот о чем. Нужно быть готовым по моему сигналу сделать всё, чтобы избежать самого судебного финала. То есть приговора. Ты правильно заметил, сынок, – в Страсбургском суде председательствует Конти, который давно числится в списках моих личных врагов. Впрочем, уверен, что и моя фамилия в аналогичных списках мэтра. Так что он не упустит шанса насолить мне, а главное, нашему общему делу.
Блейк отвёл взгляд в сторону океана и, не оборачиваясь, жёстко добавил:
– Но он будет первым. Видимо, пробил час.
Утреннее солнце уже заполнило весь небосвод, правда, не было жарко.
– Сэр, я могу идти? – учтиво спросил Гудвин.
– Нет, погоди. У меня ещё есть поручения. Во-первых, через час пошли за Томпсоном в Пенсаколу мой самолёт. Профессор должен доставить мне результаты последнего обследования. Во-вторых, – Блейк неожиданно резко повысил голос, – наведи, наконец, порядок среди твоих центурионов! Распустились так, что умудряются даже храпеть на посту. Скоро, наверное, по углам будем находить пустые бутылки из-под виски или того хуже – пакетики с героином.
– О чём это вы, сэр? – встревожился Гудвин.
– О том, дорогой мой, что твои коты перестали ловить мышей, а стало быть, я их даром кормлю. И мне это не нравится…
Корсар не стал продолжать мысль. Нервно замотав головой, он стал правой рукой массировать затылок.
Тон, которым заговорил босс, напомнил Гудвину прежнего Блейка, целеустремлённого и беспощадного.
– Иди, сынок. Я вижу, что ты всё понял.
Уже в дверях Гудвина настиг ещё один вопрос:
– Кстати, Пит, а где сейчас мой внук? Хоть это ты знаешь?
– В Лас-Вегасе, сэр. Его видели с какой-то русской шлюхой, – нехотя сообщил Гудвин.
– С русской? Это интересно, особенно в контексте нашего разговора. Проверь её, Пит.
– Непременно, босс, – быстро ответил Гудвин.
– Наверное, проматывает очередной миллион, – больше утверждая, чем спрашивая, предположил Блейк. – Впрочем, иди. Мне надо подумать.
Он отвернулся к океану, давая понять, что разговор закончен.
Москва. Банкир бежит от себя
В баре посольства США на Садово-Триумфальной улице в столь поздний час никого не было, кроме двух немолодых мужчин, тихо разговаривающих в затемнённом углу. Редкие служащие, время от времени забегавшие сюда, не обращали на них никакого внимания.
Это не означало, что Туров явился сюда под чужим паспортом. Выписывая пропуск, молодой капрал был несколько обескуражен тем, что местом работы посетитель спокойно написал национальный банк. Он прекрасно был осведомлён, что подобного уровня люди посещают посольство исключительно в какой-нибудь праздник, и то с группой соотечественников. А тут налицо незапланированный визит, поскольку пропуска господину Турову никто не заказывал.
Перед русским банкиром на столе стояли уже пять пустых чашек из-под кофе, а сам он допивал шестую. Его визави, сотрудник службы финансового мониторинга посольства по фамилии Берроу, маленькими глотками потягивал минеральную воду и не скрывал своего волнения:
– Ты зачем напросился ко мне? Тебе что, без этого мало дерьма, которое на тебя постоянно выплескивается? Ты когда в последний раз гулял по Интернету? – Берроу низко пригнулся к столику.
– Не части со своими вопросами, Том. И без того тошно. Все восемь лет после дефолта мою фамилию полощут как половую тряпку. В конце концов, наступает такой момент, когда становится все равно, что о тебе напишут.
Туров допил чашку и резким движением, будто на дне этой чашки накопилось вселенское зло, отодвинул её от себя. Его всегда аккуратная бородка на этот раз спуталась и выглядела неопрятно.
– Так ты скажешь, зачем пожаловал? – настаивал Берроу. – Я же должен буду что-то объяснять, если меня спросят?
Американец действительно нервничал. Судьба Турова при этом волновала его весьма мало. Том Берроу отдавал себе отчёт, что люди из посольства вряд ли к нему придут с расспросами. А если и придут, то он найдёт что сказать. Другое дело там, дома. Посольские службисты наверняка сообщат в Вашингтон о столь необычном месте контакта с высокопоставленным русским чиновником. А там уж специально обученные люди инструктированы, куда и что перенаправить. Так или иначе, информация о встрече попадёт в службу безопасности Корсара гораздо быстрее, чем он сам составит депешу по этому адресату. Ведь ему, Тому Берроу, ещё надо придумать нечто правдоподобное, чтобы объяснить появление Турова в посольстве.
– Что я им скажу? – невольно вырвалось у Берроу, хотя задавал он этот вопрос сам себе.
– Этим? – Туров показал пальцем на верхние этажи здания.
– При чём тут «этим»? Они как раз меня интересуют постольку-поскольку. Не дури, Лёша, ты прекрасно понимаешь, о ком и о чём я говорю.
– Скажешь, что явился, так сказать, официально: утрясать вопрос с этим проклятым отделением Сити-банка, с наличной валютой, которую якобы я разрешил держать бесконтрольно в посольстве. Да, разрешил! Но ты же знаешь, что это исключительно Зубр. Он пробил эту тему через Кремль. Мне оставалось только подписать соответствующее распоряжение. А теперь, мол, пришёл поставить вас в известность, что дезавуирую это распоряжение. Я дал – я взял.
Американец удивлённо уставился на Турова. По его глазам, несмотря даже на полумрак бара, Алексей прочитал, что этот тугодум, привыкший больше иметь дело с документами, чем с людьми, лихорадочно соображает.
– Не понял – это ты всерьёз? Или для Блейка? – наконец выдавил он из себя.
– Как хочешь. Сегодня для твоего патрона. А завтра, может быть, всерьёз. Устал я, как ты только что сказал, дерьмо глотать. Все как с цепи сорвались. Пресса, депутаты, коллеги. Просто злопыхатели… Мало ли их у меня? Уже устал оправдываться. Всё! Надоело! Хочу выйти из игры. Ты так и передай туда. Пусть ищут себе другого контролёра. И с этим вашим «Добровольческим корпусом» завязываю… Собственно, об этом я и пришёл тебе сказать. Раньше это надо было сделать.
Туров встал и, не прощаясь, вразвалочку двинулся к выходу. Выйдя из оцепенения, Берроу поспешил вдогонку. Уже в холле он обнял банкира за плечи, словно удерживая от необдуманных поступков.
– Ну что ещё? – Без видимого желания Туров повернулся лицом к дипломату.
Только сейчас Берроу заметил, как за последнее время этот некогда холёный чиновник погрузнел и опустился. Лицо землистое, глаза неживые, пальто запачкано.
– Не делай глупости, Лёша. Неужели ты не боишься? – Берроу перешёл на шёпот. – Знаешь что? Давай я тебя провожу до машины.
– Во-первых, я пришёл пешком. А во-вторых, что ты меня подталкиваешь как маленького? Я и сам найду дорогу.
Туров сорвал с лацкана пиджака жетон «визитёр» и протянул в окошко капралу.
На Садовом кольце было безлюдно, ветрено и сыро.
– Давай я тебя отвезу на такси, – предложил американец. – Простудишься.
– Тоже мне, опасность. – Туров хмыкнул и махнул рукой. – Впрочем, тебе этого не понять. Ты счастливец, Берроу, не знаешь, что такое настоящая опасность.
Пару минут он потоптался на тротуаре у посольства, как бы решая, куда идти – в сторону Нового Арбата или к метро «Маяковская». Но в последний момент все же предпочёл поднять руку и остановить такси.
– Вот это правильно, – поддержал его американец, – так спокойнее, всё же поздний вечер. Но что касается нашего разговора, так и знай, я ничего не понял из твоих обрывочных мыслей.
– Я сам себя не понимаю, – грустно улыбнулся банкир, садясь в притормозившую у обочины машину.
– Подожди, я всё-таки уточню. – Берроу ухватился за ручку машины, словно пытаясь её удержать.
Они ещё перекинулись парой фраз, и машина уехала.
– Объект только что отъехал от американского посольства, – сообщил по мобильному телефону неприметный мужчина за рулём чёрной «Волги» с запачканными грязью номерами, припаркованной к пабу «Лондон» примерно в ста пятидесяти метрах от посольства. – Какие будут указания?
– Удалось снять запись? – спросил его абонент.
– Вы что, шутите? Сплошной фон. Вот когда объект покинул посольство, то на улице кое-что удалось. Его короткий разговор с провожатым.
– Что-нибудь интересное? – уточнил абонент.
– Не анализировал. Я больше следил за качеством приема. Что-то про опасность. Всего несколько слов. Завтра проинформирую точнее.
– Ладно, отдыхайте, – любезно разрешил абонент и отключился.
Вместо того чтобы поехать домой, в район Патриарших прудов, Туров попросил водителя «Жигулей» отвезти его на дачу. Не на государственную дачу, где в любой момент можно было столкнуться со знакомыми, а на родительскую. Там ему было гораздо спокойнее.
Борясь с наступающим сном, он успел в кровати немного поразмышлять, правильно ли сделал, что без оглядки ломанулся в посольство? Что это – очевидная распущенность загнанного в тупик человека? Или всё же некий расчет? Скорее второе. С одной стороны, Туров хотел дать понять Москве и в первую очередь Зубру, что у него прочные тылы на Западе, особенно в США. А с другой стороны, несколько наивно рассчитывал, что эти самые тылы – прежде всего Блейк и его люди – поймут, что его, Турова, надо всячески защищать и лелеять. Его – координатора и хранителя досье зарубежных счетов, депозитов, банковских ячеек, словом, всего того, что уже довольно долго при его живом содействии и контроле выводилось из России ради некой лично ему непонятной цели…
Алексей так и не додумал, провалившись в тяжёлый и путаный сон.
Утром следующего дня Зубр не находил себе места в ожидании визита вчерашнего информатора, приданного ему для деликатных поручений не кем-нибудь, а самим главой президентской администрации. Впрочем, теперь бывшим главой.
Нынешняя, практически полностью закулисная жизнь Зубра не требовала никаких дополнительных атрибутов власти – кабинет в Кремле или Белом доме, персональная охрана, чиновники, обеспечивающие выполнение его приказов и поручений, – все осталось в прошлом. Все это уже было. Он командовал людьми, ворочал миллионами, не имея ни сколь-нибудь большого опыта, ни харизмы лидера. Но вопреки всякому здравому смыслу именно этому тщедушному с виду человеку оказалось по силам – так, по крайней мере, он был убежден, – вывернуть наизнанку мир в масштабах одной шестой света. За что сильные мира сего, включая Дэйва Блейка, не только допустили его в свой круг вершителей судеб человечества, но и наградили столь выразительным прозвищем.
Если у этих ребят уже имеется свой Корсар, то почему не быть и Зубру?! – тогда, много лет назад спокойно рассудил Юрий Титович Егоров.
Сейчас он пребывал в политическом небытие, и такое положение вещей его очень даже устраивало. Тем более стоило ему поднять трубку телефона, как на звонок откликались практически все – от президента страны до главы любого банка. Причём большинству из этих людей было неведомо, что этот рыхленький и добродушный Юрочка Титович и есть Зубр, чьё имя в опредёленных кругах произносилось шёпотом.
Что его всерьёз волновало, так это преступная бездеятельность демократического движения в стране, на чьей волне он, собственно, не только всплыл, но и заставил Запад взглянуть на себя по-иному. Егоров никак не мог простить нынешней российской власти, что попраны практически все завоевания начала девяностых. Что бывший президент – ещё некогда его кумир – сделал столь неудачный выбор с наследником демократических идеалов, что его соратники, демократы первой волны, разом скисли, а новых не появилось.
Поэтому ему, Юрию Егорову, одному из бывших лидеров страны, ничего не оставалось делать, как сотрудничать с теми могучими силами на Западе, которые давно и успешно перекраивали карту мира со знака «минус» на «плюс». Что в понимании Зубра было бы для страны великим благом. Лишь бы Россия как можно скорее вернулась в лоно стабильной и наконец необратимой демократии.
Много лет назад, когда Егоров ещё не был Зубром, к его персоне уже присматривались люди из Фонда будущих поколений – глубоко законспирированной организации, созданной Дэйвом Блейком спустя несколько лет после завершения Второй мировой войны. Егорову уже тогда жутко хотелось выглядеть в глазах мировых небожителей как можно представительнее. Он даже упорно худел, чтобы выглядеть как они.
– Не с того боку желаете нравиться, – заметил как-то его предшественник в роли наблюдателя Фонда от России умудрённый житейским опытом академик Ильюшин.
Они встретились в одной далёкой северной стране, где Ильюшин некогда служил послом. Егоров приехал туда за кредитами. И уже спустя четверть часа с начала встречи Егоров отлично понял, что их свидание далеко не случайно.
– Вы и так сейчас много делаете, молодой человек, чтобы умные люди на этом континенте обратили на вас внимание. Те шаги, которые вы предпринимаете в России и к которым у нас на родине относятся неоднозначно, в глазах мировой общественности выглядят весьма и весьма. И что особенно отрадно, вы чётко следуете выработанной рекомендации.
От внимания Ильюшина не ускользнуло, что Егорову явно не понравилось, что его усилия в преобразовании экономики страны пытаются преподнести как действия по чьей-то указке. Если бы на месте Ильюшина находился не такой уважаемый в глазах Егорова человек, он бы, возможно, разразился гневной тирадой. Но в данном случае, словно что-то пережёвывая губами, он лишь вежливо ответил:
– Дело в том, что именно на этом континенте я получил неплохое образование. Оно позволяет мне следовать собственным научным и практическим воззрениям. А не непонятно чьим рекомендациям.
– Почему бы нам не выйти в парк? Здесь рядом с посольством чудесный парк, – предложил Ильюшин.
Вскинув голову, чиновник исподлобья взглянул на академика. Мол, с чего бы им спускаться даже в самый распрекрасный сад, когда и здесь в кресле, рядом с которым уютно потрескивают в камине поленья, лично ему совсем неплохо. Но что-то в глазах политического мудреца Ильюшина заставило его выбраться из кресла и спуститься вслед за бывшим послом в сад.
– Правда ли, что ваше настоящее турне по странам и континентам, как пишет пресса, вызвано поискам кредитов для нашей страны? – спросил Ильюшин после того, как оба удалились от здания на приличное расстояние.
– Боюсь, что это неверная постановка вопроса, – легко огрызнулся чиновник. – Я не ищу кредиты, поскольку их и так сегодня нам предлагают все кому не лень. Все стоят в очереди. Только возьмите.
– Но вы же понимаете, что…
Пожилой спутник Егорова тяжело дышал, с трудом подволакивал раненную ещё в войну ногу, но тем не менее не отставал. Пытаясь высказать свою мысль, он остановился.
– Мне кажется, я предугадал ваш вопрос, господин Ильюшин.
– Будет интересно убедиться в этом, – без малейшей иронии заметил Илюшин.
– Вы совершенно правы – кредиты надо отдавать. Вот поэтому, – Егоров аккуратно высморкался в белоснежный платок и вновь пошлёпал губами, подбирая правильные слова, – мы сейчас изучаем условия, партнёров. Вы же прекрасно знаете, что там, в Москве, имеются персонажи, готовые только хапать и хапать. А как отдавать? Никто об этом даже не задумывается. Кстати, в вашу бытность во власти, я имею в виду перестройку, сорок миллиардов марок немецкого кредита растворились, словно их и в природе не было. А сколько ещё утекло в неизвестном направлении?!
Ильюшин с нескрываемым любопытством и уважением посмотрел на собеседника.
«Эти молодые реформаторы и вправду умны. Чертовски умны, – сверяясь с собственными мыслями, подумал он. – Весь вопрос в том, насколько их хватит. Было бы таких побольше в партии, может, все сложилось бы иначе».
– Вы зрите в корень, молодой человек. Надо знать, у кого брать. Когда брать. И когда отдавать. А теперь позвольте спросить. С чего вы взяли, что кредит – кстати, много больше, чем сорок миллиардов, – вообще завозился в страну?
Вопрос ошеломил чиновника. Его воистину проницательный и глубокий ум мгновенно сообразил, куда клонит Ильюшин.
– Ну как же?! Я собственными глазами видел документы по этому кредиту. Деньги тратились глупо, это правда. Но то, что вы сейчас сказали, выходит за всякие рамки. Даже страшно подумать об этом.
– А вы не бойтесь, молодой человек. Признайтесь, вы решили, что я вам сейчас предложу брать кредиты только у тех, кто даёт взятки, или, как сейчас говорят на вашем профессиональном жаргоне, откаты за то, что кредит взят именно у кого надо.
– Не совсем так, но весьма близко, – вынужден был согласиться Егоров.
– Так вот что я вам скажу, молодой человек. Это совсем не так. Не об этом я хотел с вами поговорить.
Он взял Егорова за рукав и вежливо, но настойчиво потянул в глубину сада.
…Затянувшееся ожидание, которое в очередной раз увело Зубра в воспоминания о начале своей закулисной карьеры, прервал сигнал домофона, установленного на входе в подъезд огромного дома на Смоленской набережной.
В квартире никого, кроме него, не было. Быстро сменив тапочки на туфли, он для порядка нажал на кнопку, демонстрирующую на мониторе гостя, и убедился, что это тот человек, которого он ждал.
– Это хорошо, что вы не заставили себя ждать, – встретил гонца Зубр, пропуская его в квартиру. – Вы пока посидите на кухне, пейте чай, он в термосе, а я ознакомлюсь с вашей депешей, – прошамкал губами Юрий Титович и ушёл в кабинет. Быстро пробежав совсем небольшой текст распечатки вчерашнего разговора своего ставленника Турова и американца – кажется, его зовут Берроу, – Зубр разочарованно откинулся в кресле.
– Давай я тебя отвезу на такси. Простудишься. (Объект № 1)
– Тоже мне, опасность. Впрочем, тебе этого не понять. Ты счастливец, Берроу, не знаешь, что такое настоящая опасность. (Объект № 2)
– Вот это правильно. Так спокойнее, все же поздний вечер. Но что касается нашего разговора, так и знай, я ничего не понял из твоих обрывочных мыслей. (Объект № 1)
– Я сам себя не понимаю. (Объект № 2)
– Ты точно решил, что твоя официальная версия посещения посольства – отделение Сити-банка? (Объект № 1)
– Именно так. Хотя ещё раз повторяю, на самом деле это исключительно Зубр. Он решил вопрос с Кремлём. А охота идёт за мной. (Объект № 2)
– А насчёт «Добровольческого корпуса»? Это окончательное решение? (Объект № 1)
– Я дважды не повторяю. Сказал – надоело! (Объект № 2).
Зубр почувствовал, что во рту пересохло. Может, всётаки подскочил сахар, а эти паркетные врачи ничего не находят? Но тогда почему постоянно хочется пить – пронеслось в голове. Надо будет все же ещё раз провериться.
Он вернулся на кухню, где оперативник уже достаточно обжился, поглощая бутерброды и запивая их чаем.
– Я только на минуточку, – как бы извиняясь, сказал деликатный хозяин квартиры, вынимая из холодильника бутылочку минералки. Он так же спешно вернулся в кабинет и залпом выпил воду прямо из горлышка.
– Я тоже ничего не понимаю, – повторил он вслух слова сотрудника американского посольства, только что вычитанные в распечатке.
Хотя в данный момент Юрий Титович явно кривил душой. «Кое-что» он, конечно, прекрасно понял. Слишком уж хорошо он знал Турова, чтобы не понять нюансов, происходящих с ним. Иначе не привлёк бы его к столь деликатной работе, которую до поры до времени банкир выполнял, можно сказать, безупречно. В понимании Зубра тот был почти что идеальный финансовый координатор, документарный кассир, прекрасный исполнитель. Тогда он и думать не мог о том, что такой приличный чиновник, как Алексей Туров, никогда не был удовлетворён своей ролью исполнителя в Фонде Блейка, хотя ему платили баснословные гонорары, которые во много раз превышали его зарплату чиновника в национальном банке.
Турову всегда хотелось большего. И когда он понял, что благодаря «коридору» на Запад для денег Фонда ему можно безболезненно выводить свои деньги, а также своих контрагентов, Алексей увлечённо стал заниматься и этим опасным хобби. Не догадываясь ни о чём подобном, Зубр во многом был вынужден гадать на кофейной гуще. Где, когда и почему Туров все же дал слабину, чтобы настолько испугаться и побежать якобы к своим защитникам в посольство? Юрий Титович надолго задумался, совершенно забыв, что его все ещё ждут на кухне.
В конце концов он пришёл сразу к двум заключениям. По поводу первого Егоров был вправе отнести упрёк исключительно собственной персоне.
Он отлично помнил, когда пару лет назад якобы случайно пересёкся с Туровым в излюбленном месте для приватных встреч – в столовой Министерства финансов.
– Меня вновь зовут в национальный банк, – как бы между прочим сообщил Алексей.
После позорного изгнания из банка в 1998 году для него это было своего рода триумфом. Кому, как не Юрию Титовичу, это понять?! Он сам часто думал – а что, если?.. Если однажды президент, как было много лет назад, позвонит ему и скажет нечто типа – «а не желали бы вы, господин Егоров, ещё раз послужить отечеству в качестве государственного чиновника?» Для Егорова не было ничего дороже как служить отечеству. Правда, с одной-единственной оговоркой – в его личном понимании этого служения, то он наверняка бы согласился.
Но, увы, телефон не звонил. А вот Турову – позвонили!
– Ничего не вижу в этом плохого, – прошамкал он, поглощая гречневую кашу с маслом. – Ты же, Лёша, наверняка об этом мечтал.
Туров не ожидал такой тёплой реакции, но ничего не сказал.
– Мне даже представляется, что переход в нацбанк поможет в нашем общем деле. Всё-таки не надо будет всякий раз бегать за разрешениями…
Егоров не закончил мысль, но банкир и так понял, что хотел сказать его собеседник.
…А может, в этом и была ошибка, когда он благосклонно отнесся к переходу Турова на прежнюю работу, – вдруг пришёл к выводу Зубр, сидя в своём кабинете и усиленно размышляя, что так вдруг встрепенулся Алексей. Он тоже внимательно следил за газетами и не на шутку разволновался, когда узнал, что вернувшемуся в прежнее кресло банкиру поручено разобраться с рядом банков. Для Зубра это недвусмысленно означало неприкрытую коррупцию, разборки и даже войну между банковскими кланами. Может, действительно Лёшенька забоялся ветра с другой стороны? И начал дёргаться. Тогда в известной мере его действия становятся понятны. А может, он и того больше – не только бегает от бандитов, но ко всему ещё находится под зорким оком родных спецслужб?
И это было вторым, ещё более неутешительным выводом Зубра.
Он быстро засеменил на кухню. Увидев хозяина, оперативник поднялся в ожидании команды.
– Вот что, дружочек. Не осведомлён, как там у вас называется подобная операция, но нельзя ли более пристально понаблюдать, кто ещё реально наблюдает за нашим подопечным?
– В смысле ведёт?
– Не знаю, в каком смысле. Но понаблюдать надо. Таково ваше скромное задание. Просто с новым, так сказать, нюансом.
Когда гонец отправился восвояси, Юрий Титович подошёл к сейфу в стене и вытащил оттуда весьма странный с точки зрения дизайна телефонный аппарат с буквами вместо привычных цифр на клавиатуре. Он деловито, словно на клавиатуре компьютера, нажал по очереди линейку букв и принялся ждать.
Это не означало, что Туров явился сюда под чужим паспортом. Выписывая пропуск, молодой капрал был несколько обескуражен тем, что местом работы посетитель спокойно написал национальный банк. Он прекрасно был осведомлён, что подобного уровня люди посещают посольство исключительно в какой-нибудь праздник, и то с группой соотечественников. А тут налицо незапланированный визит, поскольку пропуска господину Турову никто не заказывал.
Перед русским банкиром на столе стояли уже пять пустых чашек из-под кофе, а сам он допивал шестую. Его визави, сотрудник службы финансового мониторинга посольства по фамилии Берроу, маленькими глотками потягивал минеральную воду и не скрывал своего волнения:
– Ты зачем напросился ко мне? Тебе что, без этого мало дерьма, которое на тебя постоянно выплескивается? Ты когда в последний раз гулял по Интернету? – Берроу низко пригнулся к столику.
– Не части со своими вопросами, Том. И без того тошно. Все восемь лет после дефолта мою фамилию полощут как половую тряпку. В конце концов, наступает такой момент, когда становится все равно, что о тебе напишут.
Туров допил чашку и резким движением, будто на дне этой чашки накопилось вселенское зло, отодвинул её от себя. Его всегда аккуратная бородка на этот раз спуталась и выглядела неопрятно.
– Так ты скажешь, зачем пожаловал? – настаивал Берроу. – Я же должен буду что-то объяснять, если меня спросят?
Американец действительно нервничал. Судьба Турова при этом волновала его весьма мало. Том Берроу отдавал себе отчёт, что люди из посольства вряд ли к нему придут с расспросами. А если и придут, то он найдёт что сказать. Другое дело там, дома. Посольские службисты наверняка сообщат в Вашингтон о столь необычном месте контакта с высокопоставленным русским чиновником. А там уж специально обученные люди инструктированы, куда и что перенаправить. Так или иначе, информация о встрече попадёт в службу безопасности Корсара гораздо быстрее, чем он сам составит депешу по этому адресату. Ведь ему, Тому Берроу, ещё надо придумать нечто правдоподобное, чтобы объяснить появление Турова в посольстве.
– Что я им скажу? – невольно вырвалось у Берроу, хотя задавал он этот вопрос сам себе.
– Этим? – Туров показал пальцем на верхние этажи здания.
– При чём тут «этим»? Они как раз меня интересуют постольку-поскольку. Не дури, Лёша, ты прекрасно понимаешь, о ком и о чём я говорю.
– Скажешь, что явился, так сказать, официально: утрясать вопрос с этим проклятым отделением Сити-банка, с наличной валютой, которую якобы я разрешил держать бесконтрольно в посольстве. Да, разрешил! Но ты же знаешь, что это исключительно Зубр. Он пробил эту тему через Кремль. Мне оставалось только подписать соответствующее распоряжение. А теперь, мол, пришёл поставить вас в известность, что дезавуирую это распоряжение. Я дал – я взял.
Американец удивлённо уставился на Турова. По его глазам, несмотря даже на полумрак бара, Алексей прочитал, что этот тугодум, привыкший больше иметь дело с документами, чем с людьми, лихорадочно соображает.
– Не понял – это ты всерьёз? Или для Блейка? – наконец выдавил он из себя.
– Как хочешь. Сегодня для твоего патрона. А завтра, может быть, всерьёз. Устал я, как ты только что сказал, дерьмо глотать. Все как с цепи сорвались. Пресса, депутаты, коллеги. Просто злопыхатели… Мало ли их у меня? Уже устал оправдываться. Всё! Надоело! Хочу выйти из игры. Ты так и передай туда. Пусть ищут себе другого контролёра. И с этим вашим «Добровольческим корпусом» завязываю… Собственно, об этом я и пришёл тебе сказать. Раньше это надо было сделать.
Туров встал и, не прощаясь, вразвалочку двинулся к выходу. Выйдя из оцепенения, Берроу поспешил вдогонку. Уже в холле он обнял банкира за плечи, словно удерживая от необдуманных поступков.
– Ну что ещё? – Без видимого желания Туров повернулся лицом к дипломату.
Только сейчас Берроу заметил, как за последнее время этот некогда холёный чиновник погрузнел и опустился. Лицо землистое, глаза неживые, пальто запачкано.
– Не делай глупости, Лёша. Неужели ты не боишься? – Берроу перешёл на шёпот. – Знаешь что? Давай я тебя провожу до машины.
– Во-первых, я пришёл пешком. А во-вторых, что ты меня подталкиваешь как маленького? Я и сам найду дорогу.
Туров сорвал с лацкана пиджака жетон «визитёр» и протянул в окошко капралу.
На Садовом кольце было безлюдно, ветрено и сыро.
– Давай я тебя отвезу на такси, – предложил американец. – Простудишься.
– Тоже мне, опасность. – Туров хмыкнул и махнул рукой. – Впрочем, тебе этого не понять. Ты счастливец, Берроу, не знаешь, что такое настоящая опасность.
Пару минут он потоптался на тротуаре у посольства, как бы решая, куда идти – в сторону Нового Арбата или к метро «Маяковская». Но в последний момент все же предпочёл поднять руку и остановить такси.
– Вот это правильно, – поддержал его американец, – так спокойнее, всё же поздний вечер. Но что касается нашего разговора, так и знай, я ничего не понял из твоих обрывочных мыслей.
– Я сам себя не понимаю, – грустно улыбнулся банкир, садясь в притормозившую у обочины машину.
– Подожди, я всё-таки уточню. – Берроу ухватился за ручку машины, словно пытаясь её удержать.
Они ещё перекинулись парой фраз, и машина уехала.
– Объект только что отъехал от американского посольства, – сообщил по мобильному телефону неприметный мужчина за рулём чёрной «Волги» с запачканными грязью номерами, припаркованной к пабу «Лондон» примерно в ста пятидесяти метрах от посольства. – Какие будут указания?
– Удалось снять запись? – спросил его абонент.
– Вы что, шутите? Сплошной фон. Вот когда объект покинул посольство, то на улице кое-что удалось. Его короткий разговор с провожатым.
– Что-нибудь интересное? – уточнил абонент.
– Не анализировал. Я больше следил за качеством приема. Что-то про опасность. Всего несколько слов. Завтра проинформирую точнее.
– Ладно, отдыхайте, – любезно разрешил абонент и отключился.
Вместо того чтобы поехать домой, в район Патриарших прудов, Туров попросил водителя «Жигулей» отвезти его на дачу. Не на государственную дачу, где в любой момент можно было столкнуться со знакомыми, а на родительскую. Там ему было гораздо спокойнее.
Борясь с наступающим сном, он успел в кровати немного поразмышлять, правильно ли сделал, что без оглядки ломанулся в посольство? Что это – очевидная распущенность загнанного в тупик человека? Или всё же некий расчет? Скорее второе. С одной стороны, Туров хотел дать понять Москве и в первую очередь Зубру, что у него прочные тылы на Западе, особенно в США. А с другой стороны, несколько наивно рассчитывал, что эти самые тылы – прежде всего Блейк и его люди – поймут, что его, Турова, надо всячески защищать и лелеять. Его – координатора и хранителя досье зарубежных счетов, депозитов, банковских ячеек, словом, всего того, что уже довольно долго при его живом содействии и контроле выводилось из России ради некой лично ему непонятной цели…
Алексей так и не додумал, провалившись в тяжёлый и путаный сон.
Утром следующего дня Зубр не находил себе места в ожидании визита вчерашнего информатора, приданного ему для деликатных поручений не кем-нибудь, а самим главой президентской администрации. Впрочем, теперь бывшим главой.
Нынешняя, практически полностью закулисная жизнь Зубра не требовала никаких дополнительных атрибутов власти – кабинет в Кремле или Белом доме, персональная охрана, чиновники, обеспечивающие выполнение его приказов и поручений, – все осталось в прошлом. Все это уже было. Он командовал людьми, ворочал миллионами, не имея ни сколь-нибудь большого опыта, ни харизмы лидера. Но вопреки всякому здравому смыслу именно этому тщедушному с виду человеку оказалось по силам – так, по крайней мере, он был убежден, – вывернуть наизнанку мир в масштабах одной шестой света. За что сильные мира сего, включая Дэйва Блейка, не только допустили его в свой круг вершителей судеб человечества, но и наградили столь выразительным прозвищем.
Если у этих ребят уже имеется свой Корсар, то почему не быть и Зубру?! – тогда, много лет назад спокойно рассудил Юрий Титович Егоров.
Сейчас он пребывал в политическом небытие, и такое положение вещей его очень даже устраивало. Тем более стоило ему поднять трубку телефона, как на звонок откликались практически все – от президента страны до главы любого банка. Причём большинству из этих людей было неведомо, что этот рыхленький и добродушный Юрочка Титович и есть Зубр, чьё имя в опредёленных кругах произносилось шёпотом.
Что его всерьёз волновало, так это преступная бездеятельность демократического движения в стране, на чьей волне он, собственно, не только всплыл, но и заставил Запад взглянуть на себя по-иному. Егоров никак не мог простить нынешней российской власти, что попраны практически все завоевания начала девяностых. Что бывший президент – ещё некогда его кумир – сделал столь неудачный выбор с наследником демократических идеалов, что его соратники, демократы первой волны, разом скисли, а новых не появилось.
Поэтому ему, Юрию Егорову, одному из бывших лидеров страны, ничего не оставалось делать, как сотрудничать с теми могучими силами на Западе, которые давно и успешно перекраивали карту мира со знака «минус» на «плюс». Что в понимании Зубра было бы для страны великим благом. Лишь бы Россия как можно скорее вернулась в лоно стабильной и наконец необратимой демократии.
Много лет назад, когда Егоров ещё не был Зубром, к его персоне уже присматривались люди из Фонда будущих поколений – глубоко законспирированной организации, созданной Дэйвом Блейком спустя несколько лет после завершения Второй мировой войны. Егорову уже тогда жутко хотелось выглядеть в глазах мировых небожителей как можно представительнее. Он даже упорно худел, чтобы выглядеть как они.
– Не с того боку желаете нравиться, – заметил как-то его предшественник в роли наблюдателя Фонда от России умудрённый житейским опытом академик Ильюшин.
Они встретились в одной далёкой северной стране, где Ильюшин некогда служил послом. Егоров приехал туда за кредитами. И уже спустя четверть часа с начала встречи Егоров отлично понял, что их свидание далеко не случайно.
– Вы и так сейчас много делаете, молодой человек, чтобы умные люди на этом континенте обратили на вас внимание. Те шаги, которые вы предпринимаете в России и к которым у нас на родине относятся неоднозначно, в глазах мировой общественности выглядят весьма и весьма. И что особенно отрадно, вы чётко следуете выработанной рекомендации.
От внимания Ильюшина не ускользнуло, что Егорову явно не понравилось, что его усилия в преобразовании экономики страны пытаются преподнести как действия по чьей-то указке. Если бы на месте Ильюшина находился не такой уважаемый в глазах Егорова человек, он бы, возможно, разразился гневной тирадой. Но в данном случае, словно что-то пережёвывая губами, он лишь вежливо ответил:
– Дело в том, что именно на этом континенте я получил неплохое образование. Оно позволяет мне следовать собственным научным и практическим воззрениям. А не непонятно чьим рекомендациям.
– Почему бы нам не выйти в парк? Здесь рядом с посольством чудесный парк, – предложил Ильюшин.
Вскинув голову, чиновник исподлобья взглянул на академика. Мол, с чего бы им спускаться даже в самый распрекрасный сад, когда и здесь в кресле, рядом с которым уютно потрескивают в камине поленья, лично ему совсем неплохо. Но что-то в глазах политического мудреца Ильюшина заставило его выбраться из кресла и спуститься вслед за бывшим послом в сад.
– Правда ли, что ваше настоящее турне по странам и континентам, как пишет пресса, вызвано поискам кредитов для нашей страны? – спросил Ильюшин после того, как оба удалились от здания на приличное расстояние.
– Боюсь, что это неверная постановка вопроса, – легко огрызнулся чиновник. – Я не ищу кредиты, поскольку их и так сегодня нам предлагают все кому не лень. Все стоят в очереди. Только возьмите.
– Но вы же понимаете, что…
Пожилой спутник Егорова тяжело дышал, с трудом подволакивал раненную ещё в войну ногу, но тем не менее не отставал. Пытаясь высказать свою мысль, он остановился.
– Мне кажется, я предугадал ваш вопрос, господин Ильюшин.
– Будет интересно убедиться в этом, – без малейшей иронии заметил Илюшин.
– Вы совершенно правы – кредиты надо отдавать. Вот поэтому, – Егоров аккуратно высморкался в белоснежный платок и вновь пошлёпал губами, подбирая правильные слова, – мы сейчас изучаем условия, партнёров. Вы же прекрасно знаете, что там, в Москве, имеются персонажи, готовые только хапать и хапать. А как отдавать? Никто об этом даже не задумывается. Кстати, в вашу бытность во власти, я имею в виду перестройку, сорок миллиардов марок немецкого кредита растворились, словно их и в природе не было. А сколько ещё утекло в неизвестном направлении?!
Ильюшин с нескрываемым любопытством и уважением посмотрел на собеседника.
«Эти молодые реформаторы и вправду умны. Чертовски умны, – сверяясь с собственными мыслями, подумал он. – Весь вопрос в том, насколько их хватит. Было бы таких побольше в партии, может, все сложилось бы иначе».
– Вы зрите в корень, молодой человек. Надо знать, у кого брать. Когда брать. И когда отдавать. А теперь позвольте спросить. С чего вы взяли, что кредит – кстати, много больше, чем сорок миллиардов, – вообще завозился в страну?
Вопрос ошеломил чиновника. Его воистину проницательный и глубокий ум мгновенно сообразил, куда клонит Ильюшин.
– Ну как же?! Я собственными глазами видел документы по этому кредиту. Деньги тратились глупо, это правда. Но то, что вы сейчас сказали, выходит за всякие рамки. Даже страшно подумать об этом.
– А вы не бойтесь, молодой человек. Признайтесь, вы решили, что я вам сейчас предложу брать кредиты только у тех, кто даёт взятки, или, как сейчас говорят на вашем профессиональном жаргоне, откаты за то, что кредит взят именно у кого надо.
– Не совсем так, но весьма близко, – вынужден был согласиться Егоров.
– Так вот что я вам скажу, молодой человек. Это совсем не так. Не об этом я хотел с вами поговорить.
Он взял Егорова за рукав и вежливо, но настойчиво потянул в глубину сада.
…Затянувшееся ожидание, которое в очередной раз увело Зубра в воспоминания о начале своей закулисной карьеры, прервал сигнал домофона, установленного на входе в подъезд огромного дома на Смоленской набережной.
В квартире никого, кроме него, не было. Быстро сменив тапочки на туфли, он для порядка нажал на кнопку, демонстрирующую на мониторе гостя, и убедился, что это тот человек, которого он ждал.
– Это хорошо, что вы не заставили себя ждать, – встретил гонца Зубр, пропуская его в квартиру. – Вы пока посидите на кухне, пейте чай, он в термосе, а я ознакомлюсь с вашей депешей, – прошамкал губами Юрий Титович и ушёл в кабинет. Быстро пробежав совсем небольшой текст распечатки вчерашнего разговора своего ставленника Турова и американца – кажется, его зовут Берроу, – Зубр разочарованно откинулся в кресле.
– Давай я тебя отвезу на такси. Простудишься. (Объект № 1)
– Тоже мне, опасность. Впрочем, тебе этого не понять. Ты счастливец, Берроу, не знаешь, что такое настоящая опасность. (Объект № 2)
– Вот это правильно. Так спокойнее, все же поздний вечер. Но что касается нашего разговора, так и знай, я ничего не понял из твоих обрывочных мыслей. (Объект № 1)
– Я сам себя не понимаю. (Объект № 2)
– Ты точно решил, что твоя официальная версия посещения посольства – отделение Сити-банка? (Объект № 1)
– Именно так. Хотя ещё раз повторяю, на самом деле это исключительно Зубр. Он решил вопрос с Кремлём. А охота идёт за мной. (Объект № 2)
– А насчёт «Добровольческого корпуса»? Это окончательное решение? (Объект № 1)
– Я дважды не повторяю. Сказал – надоело! (Объект № 2).
Зубр почувствовал, что во рту пересохло. Может, всётаки подскочил сахар, а эти паркетные врачи ничего не находят? Но тогда почему постоянно хочется пить – пронеслось в голове. Надо будет все же ещё раз провериться.
Он вернулся на кухню, где оперативник уже достаточно обжился, поглощая бутерброды и запивая их чаем.
– Я только на минуточку, – как бы извиняясь, сказал деликатный хозяин квартиры, вынимая из холодильника бутылочку минералки. Он так же спешно вернулся в кабинет и залпом выпил воду прямо из горлышка.
– Я тоже ничего не понимаю, – повторил он вслух слова сотрудника американского посольства, только что вычитанные в распечатке.
Хотя в данный момент Юрий Титович явно кривил душой. «Кое-что» он, конечно, прекрасно понял. Слишком уж хорошо он знал Турова, чтобы не понять нюансов, происходящих с ним. Иначе не привлёк бы его к столь деликатной работе, которую до поры до времени банкир выполнял, можно сказать, безупречно. В понимании Зубра тот был почти что идеальный финансовый координатор, документарный кассир, прекрасный исполнитель. Тогда он и думать не мог о том, что такой приличный чиновник, как Алексей Туров, никогда не был удовлетворён своей ролью исполнителя в Фонде Блейка, хотя ему платили баснословные гонорары, которые во много раз превышали его зарплату чиновника в национальном банке.
Турову всегда хотелось большего. И когда он понял, что благодаря «коридору» на Запад для денег Фонда ему можно безболезненно выводить свои деньги, а также своих контрагентов, Алексей увлечённо стал заниматься и этим опасным хобби. Не догадываясь ни о чём подобном, Зубр во многом был вынужден гадать на кофейной гуще. Где, когда и почему Туров все же дал слабину, чтобы настолько испугаться и побежать якобы к своим защитникам в посольство? Юрий Титович надолго задумался, совершенно забыв, что его все ещё ждут на кухне.
В конце концов он пришёл сразу к двум заключениям. По поводу первого Егоров был вправе отнести упрёк исключительно собственной персоне.
Он отлично помнил, когда пару лет назад якобы случайно пересёкся с Туровым в излюбленном месте для приватных встреч – в столовой Министерства финансов.
– Меня вновь зовут в национальный банк, – как бы между прочим сообщил Алексей.
После позорного изгнания из банка в 1998 году для него это было своего рода триумфом. Кому, как не Юрию Титовичу, это понять?! Он сам часто думал – а что, если?.. Если однажды президент, как было много лет назад, позвонит ему и скажет нечто типа – «а не желали бы вы, господин Егоров, ещё раз послужить отечеству в качестве государственного чиновника?» Для Егорова не было ничего дороже как служить отечеству. Правда, с одной-единственной оговоркой – в его личном понимании этого служения, то он наверняка бы согласился.
Но, увы, телефон не звонил. А вот Турову – позвонили!
– Ничего не вижу в этом плохого, – прошамкал он, поглощая гречневую кашу с маслом. – Ты же, Лёша, наверняка об этом мечтал.
Туров не ожидал такой тёплой реакции, но ничего не сказал.
– Мне даже представляется, что переход в нацбанк поможет в нашем общем деле. Всё-таки не надо будет всякий раз бегать за разрешениями…
Егоров не закончил мысль, но банкир и так понял, что хотел сказать его собеседник.
…А может, в этом и была ошибка, когда он благосклонно отнесся к переходу Турова на прежнюю работу, – вдруг пришёл к выводу Зубр, сидя в своём кабинете и усиленно размышляя, что так вдруг встрепенулся Алексей. Он тоже внимательно следил за газетами и не на шутку разволновался, когда узнал, что вернувшемуся в прежнее кресло банкиру поручено разобраться с рядом банков. Для Зубра это недвусмысленно означало неприкрытую коррупцию, разборки и даже войну между банковскими кланами. Может, действительно Лёшенька забоялся ветра с другой стороны? И начал дёргаться. Тогда в известной мере его действия становятся понятны. А может, он и того больше – не только бегает от бандитов, но ко всему ещё находится под зорким оком родных спецслужб?
И это было вторым, ещё более неутешительным выводом Зубра.
Он быстро засеменил на кухню. Увидев хозяина, оперативник поднялся в ожидании команды.
– Вот что, дружочек. Не осведомлён, как там у вас называется подобная операция, но нельзя ли более пристально понаблюдать, кто ещё реально наблюдает за нашим подопечным?
– В смысле ведёт?
– Не знаю, в каком смысле. Но понаблюдать надо. Таково ваше скромное задание. Просто с новым, так сказать, нюансом.
Когда гонец отправился восвояси, Юрий Титович подошёл к сейфу в стене и вытащил оттуда весьма странный с точки зрения дизайна телефонный аппарат с буквами вместо привычных цифр на клавиатуре. Он деловито, словно на клавиатуре компьютера, нажал по очереди линейку букв и принялся ждать.