Страница:
На словах позицию Троцкого поддерживает все Политбюро – на заседании 4 октября 1923 года, на котором присутствуют Сталин, Троцкий, Зиновьев, Бухарин, Молотов, обсуждается с членами ЦК РКП (б) даже дата начала германской революции!
Таковой назначено 9 ноября – именно эта дата зафиксирована «как день начала германской Октябрьской революции».
Кроме того, руководство РКП (б) получает письмо руководителя КПГ Гейнриха Брандлера, в котором он просит русское руководство откомандировать в Германию в качестве советников восстания Льва Троцкого и Карла Радека.
Зиновьев высказался против нелегальной отправки Троцкого в Германию, так как в случае возможного ареста международному авторитету Советского Союза был бы нанесен тяжелый урон. Карл Радек и три высокопоставленных партийных функционера из РКП(б) были назначены в качестве советников КПГ для революционных приготовлений. Еще две дюжины военных советников из Красной Армии были откомандированы в распоряжение руководства КПГ и направлены в Германию.
Кроме «организационной» помощи, в распоряжение руководства КПГ направляются неслабые финансовые средства – в течение сентября–октября «на нужды будущей революции» потрачено более двух миллионов золотых рублей.
По поручению Коминтерна КПГ создала военный, разведывательный и кадровый аппарат (МП), готовивший командиров для будущей германской Красной армии, во главе с «рейхслейтером» МП. Германия была поделена на 6 МП-округов, во главе которых наряду с немецкими ответственными лицами стояли в качестве советников также советские «военспецы». Одновременно был создан и террористический аппарат (Т-группа), задачей которого было устранять шпиков и организовывать отдельные покушения для подготовки массового террора.
Яростные сторонники «мировой революции» в руководстве РКП (б) плотоядно потирают руки – германская революция, о которой они так долго мечтали, вот-вот состоится!
Товарищ Сталин решил не полагаться целиком на бодрые и оптимистичные рассказы Тельмана и Брандлера о двухстах пятидесяти тысячах боевиков, организованных в «коммунистические боевые дружины» (на которых в случае чего может рассчитывать КПГ), и о семидесяти тысячах винтовок, что запасены, по словам руководства германских коммунистов, ко дню Х. Он решил послать в Германию своего человека – который доложил бы обстановку без ненужного украшательства и лишнего пафоса. Да и к тому же имело смысл проконтролировать расходование финансовых средств германскими «братьями по классу» – ибо голый и босый в те дни Советский Союз не для того вложил два миллиона золотых рублей в германскую революцию, чтобы руководители КПГ тратили их не по назначению.
В Германию посылается немец из Прибалтики Вальдемар Розе, который должен участвовать в разработке коммунистического переворота в качестве уполномоченного РКП (б). Как только Розе приступил к конкретной подготовке к вооруженному восстанию, его одолели сомнения. Планы проведения конкретных военных действий и разработанная концепция доставки вооружений и боеприпасов показали Розе действительную картину подготовки к путчу. Он сообщил руководству РКП (б), что провал восстания он рассматривает как возможный, так как «единый фронт трудящихся в борьбе за власть со стойким противником отсутствует».
Иными словами, геноссе Брандлер попытался «втереть очки» товарищам из Политбюро, выдавая желаемое за действительное. Более того – в реальности ничего такого, о чем докладывали Политбюро германские товарищи, не было и в помине! Революционная ситуация, о которой они трубили в Москве, на поверку оказалась весьма и весьма зыбкой; рабочие Германии отнюдь не были готовы броситься по первому зову коммунистов на баррикады.
Вальдемар Розе доложил обо всем в Москву – и хотя 20 октября военная комиссия ЦК приняла план мобилизации Красной Армии для оказания помощи восставшему германскому пролетариату, все же в последний момент здравый смысл и холодный политический расчет оказались сильнее неистовой жажды Мировой Революции. СССР «за пять минут до полуночи» отказался от военной поддержки этого самого «восставшего германского пролетариата».
По той простой причине, что германский пролетариат и не думал восставать.
21 октября 1923 года руководство КПГ на состоявшейся конференции производственных советов в городе Хемнитце попыталось призвать трудящихся Германии к всеобщей забастовке – над коммунистами только посмеялись, ни один из серьезных рабочих руководителей их не поддержал.
Это не удивительно – германские рабочие были осведомлены о политических процессах над левыми эсерами (такими же социалистами, как большинство из них), недавно прошедшими в Советской России. «Сообщение о контрреволюционной и террористической деятельности партии социалистов-революционеров» появилось от имени ГПУ и с санкции Политбюро ЦК РКП (б) 28 февраля 1922 года и было распространено за рубежом – в результате чего появился крайне нежелательный международный резонанс. С середины марта и до начала апреля 1922 года свое возмущение действиями большевистской власти высказали 14 зарубежных социалистических партий, 10 рабочих организаций и профсоюзных объединений, Второй, Венский и Амстердамский интернационалы, Лига в защиту прав и свобод человека, видные деятели международного социалистического и рабочего движения – Э. Бернштейн, К. Каутский, Ф. Туратти, А. Гендерсон, французский писатель А. Франс. Тем не менее – 7 августа 1922 года Верховный трибунал приговорил 12 из 22 представших перед судом эсеров к расстрелу.
Так что нежелание германских рабочих выходить на баррикады ради победы большевизма в немецком исполнении можно понять.
Через пять дней после провала в Хемнитце военное руководство в берлинском отделении КПГ решило свернуть подготовку к восстанию – берлинские рабочие в подавляющем большинстве отказались от попытки вооруженного свержения власти. Еще через два дня в Гамбурге все же состоялась военная акция коммунистов, которую возглавил Эрнст Тельман. Однако он не смог организовать широкую мобилизацию рабочих, и они не стали следовать призывам к всеобщей забастовке, что позволило военным легко и быстро подавить локальный коммунистический мятеж. 8 ноября 1923 года в Мюнхене была предпринята очередная бесплодная попытка военного восстания против правительства Веймарской республики; в этот же день и там же произошел «пивной путч» Адольфа Гитлера – поэтому вечером 8 ноября в Берлине, после получения известия о мюнхенских событиях, вся полнота исполнительной власти была передана президентом и правительством Германии командующему рейхсвером генералу фон Секту.
Германская коммунистическая революция закончилась одним грандиозным пшиком!
Товарищ Троцкий рвал и метал. Товарищ Троцкий бесновался и проклинал всех: германских коммунистов и рабочих, своих товарищей в Политбюро и командование Красной Армии, Господа Бога и дьявола из преисподней – ибо виноваты были все. Товарищ Троцкий жаждал найти виновных и показательно их выпороть – товарищу Троцкому крах германской революции казался крахом его собственной политической карьеры.
Так оно и было на самом деле.
Но поймет это товарищ Троцкий не сейчас. Сейчас он пока что мечет громы и молнии: «Почему германская революция не привела к победе? Причины тому целиком в тактике, а не в объективных условиях. Мы имеем тут поистине классический пример упущенной революционной ситуации. С момента Рурской оккупации, а тем более с момента, когда обозначился провал пассивного сопротивления, необходим был со стороны коммунистической партии твердый и решительный курс на завоевание власти. Только мужественный поворот тактики мог объединить германский пролетариат в борьбе за власть. КПГ проделала этот поворот неуверенно и поздно, фаталистически отнесясь к процессу развития революции. В то время как вся обстановка требовала со стороны партии решающего удара, партия не организовывала революцию, а дожидалась ее. «Революция не делается в срок», – отвечали и правые, и левые, смешивая революцию в целом с определенным ее этапом, то есть с восстанием для захвата власти. Даже буржуазные революции далеко не во всех своих этапах развивались по «естественным» законам либеральной кафедры: когда мелкобуржуазная, плебейская демократия низвергала либерализм, она это делала путем заговора и подготовки восстания, приуроченного заранее к известному сроку. Так поступили якобинцы – крайнее левое крыло французской революции. КПГ проиграла потому, что она не пошла по якобинскому пути: не низвергла либерализм, то есть находившуюся в Германии у власти социал-демократию, посредством «заговора и восстания». Конец цитаты.
Лев Давыдович объясняет причины неудачи «немецкого Октября» («великого поражения») и указывает на виновников. Товарищ Троцкий утверждает, что «в Германии политика партии толкнула шар в сторону поражения». Себя же он относит к той части высшего политического руководства, которая с «пораженческими настроениями» (И. Сталина, Г. Зиновьева) была не согласна. «Исключительная и беспримерная революционная ситуация сошла на нет, потому что политика не получила в необходимый момент необходимого продолжения другими, т. е. вооруженными средствами».
Товарищ Троцкий не видел ничего предосудительного в том, чтобы ради победы германской пролетарской революции начать вторую советско-польскую, советско-германскую, и какие еще получатся – новые войны. Товарищ Троцкий не считал таким уж грехом угробить в этой войне новорожденный Советский Союз – ибо государство это он видел лишь как запал Мировой Революции, как источник ресурсов для всемирного пролетарского восстания. Товарищу Троцкому было глубоко наплевать на судьбу Советской России.
Зато другим товарищам в Политбюро было на эту судьбу совсем не наплевать.
Товарищ Сталин провал любовно лелеемой большинством членов Политбюро германской коммунистической революции предвидел – и посему на крайние меры в период ее подготовки не пошел.
Да и какие, к чертям собачьим, крайние меры?
Ведь только-только жить начали! Только недавно закончилась денежная реформа – в конце ноября 1922 года была выпущена в обращение новая советская валюта – «червонец», приравненный к 7,74 г чистого золота, или к дореволюционной золотой десятирублевой монете. Страна только-только начала привыкать к нормальным деньгам – а не к миллионам, которые еще недавно были в обращении (один рубль «совзнаками», которые, в свою очередь, заменялись червонцами, стоил миллион рублей 1921 года). Только-только начала налаживаться нормальная торговля (хотя осенью 1923 года в стране разразился так называемый «кризис сбыта», когда был собран хороший урожай, но крестьяне не торопились сдавать хлеб по низким ценам, поскольку они не компенсировали затраты на производство. Крестьяне не могли купить необходимые промышленные товары, которыми были забиты все склады и магазины. Деревня стала задерживать сдачу хлеба по продналогу, кое-где по стране прокатились массовые крестьянские восстания). Ситуация все еще продолжает балансировать на грани срыва экономики в штопор.
А тут на тебе – опять снимай последнюю рубашку ради победы немецкого пролетариата! Опять начинай войну, которую только что закончили! Да и чем воевать?
Красная Армия только что завершила послевоенную демобилизацию, в 1922 году началась крупная перестройка РККА. Во всех стрелковых дивизиях упразднялись бригады. Теперь дивизии внутренних округов состояли каждая из трех стрелковых полков, дивизионной школы младших командиров и различных подразделений с вдвое уменьшенной численностью бойцов. Новый шаг был сделан в 1923 году, когда утвердили единый штат стрелковой дивизии (15 300 человек, 156 пулеметов, 24 орудия), а также ввели в РККА стрелковые корпуса как высшие тактические соединения сухопутных войск. Параллельно шла массовая демобилизация. При расформировании соединения сливались. Бригада преобразовывалась в полк, а полки – в батальоны.
Одновременно продолжается сокращение армии. С пяти с половиной миллионов штыков и сабель в декабре 1920 года РККА сократилась к 1 октября 1923 года до 516 тысяч человек – более чем в десять раз! В ключевом, главном для СССР Московском военном округе, охватывавшем 16 губерний Центральной России, дислоцировалось в 1922 году всего шесть стрелковых дивизий (не считая частей Московского гарнизона, но у них и тогда, и сейчас – совсем другие, невоенные, цели). Кроме того, две отдельные стрелковые бригады, авиаотряды, бронечасти, артиллерийские, инженерные, связи и другие отдельные части, а также специальные учреждения и разнообразные склады. Шесть стрелковых дивизий на всю Центральную Россию! А воевать Польшу и Германию собрались!
Кроме того, армия переходит на территориально-милиционно-кадровую систему – в пику командующему Западным фронтом и начальнику Штаба РККА товарищу Тухачевскому. Последний в своих выступлениях ратовал за «небольшую боеспособную армию, в случае войны быстро комплектующуюся классово близким элементом завоеванных стран». Заметьте – товарищ Тухачевский считал русское крестьянство политически крайне ненадежным и его службу в Красной Армии – нежелательной. Красная Армия, по его утверждениям, должна была представлять собой «меч пролетарской революции». Создаваемая же территориально-милиционная система представляла собой вещь как раз противоположную – ибо такая армия для иноземных завоеваний никак не годилась, а вот для обороны территории Отечества – годилась, и еще как!
Но оборонять Отечество товарищ Тухачевский не планировал. Товарищ Тухачевский планировал «раздуть пожар мировой революции», снова начав с Польши. Для чего в советско-польском приграничье по его инициативе началась диверсионно-террористическая война…
История этой недолгой, но достаточно кровавой войны малоизвестна широким кругам общественности – а жаль.
После заключения в марте 1921 года Рижского мирного договора, завершившего Советско-польскую войну, Разведупр Штаба РККА начал переброску на территорию Западной Украины и Западной Белоруссии, отошедших к Речи Посполитой, вооруженных групп (о чем товарищ Тухачевский был прекрасно осведомлен и в каковой акции сыграл не последнюю партию). Основная их задача заключалась в организации массового сопротивления польским властям. Предполагалось, что проникшие в восточные воеводства Польши отряды станут ядром мощного партизанского движения на белорусских и украинских землях. В результате они будут отторгнуты под каким-либо удобным предлогом от Польши.
Столь специфической для мирного времени работой, получившей наименование «активная разведка», занимался Разведупр Штаба РККА. С его помощью сколачивались «повстанческие группы», им же они вооружались, Разведупр подбирал для «партизан» надежный командный состав; Разведупром был налажен скрытый переход сформированных и сколоченных «повстанческих отрядов» через границу на польскую территорию. А там уже начинались активные боевые действия: нападения на полицейские посты, пассажирские поезда, польские помещичьи усадьбы, налеты на почтовые отделения и банки для получения средств на «партизанское движение».
Логика действий товарища Тухачевского понятна – ему польская шляхта начистила ряшку под Варшавой, и ему горело этой шляхте отомстить. А возможностей для мщения у него, второго человека в РККА, ой как хватало!
Но начинать войну с Польшей с последующим вторжением в Германию из-за маловероятного восстания немецкого пролетариата и амбиций товарища Тухачевского… Увольте, но это перебор!
Товарищ Сталин понимает, что очевидные (для него и его единомышленников) причины провала германской коммунистической революции отнюдь не для всех очевидны. И он пишет, что большевистский переворот в России произошел удачно лишь в результате своеобразия внутренних и внешних условий Октябрьской революции – тех условий, которых не было в наличии в Германии: «Об этом своеобразии нельзя забывать ни на минуту. О нем особенно следует помнить при анализе германских событий осенью 1923 года. О нем прежде всего должен помнить т. Троцкий, огульно проводящий аналогию между Октябрьской революцией и революцией в Германии и безудержно бичующий германскую компартию за ее действительные и мнимые ошибки».
Между прочим, Троцкий на самом деле настаивал не столько на аналогии между Октябрем 1917 года в России и ноябрем 1923 года в Германии, сколько на ленинском взгляде, что революции делаются, а не совершаются. Сталинский же упрек был призван подготовить кардинальный разгром концепции перманентной революции Троцкого. Ибо после поражения коммунистического путча в Германии Сталин окончательно плюнул на перспективы Мировой Революции; отныне он решил ориентироваться на государственные интересы Советской России. Он еще раз убедился на примере Германии, что всякие революции только тогда хороши и успешны, когда делаются русскими рабочими, – все прочие неизбежно ведут к провалу.
Но была одна серьезная трудность – взгляды Троцкого на генезис пролетарской революции по большинству пунктов совпадали со взглядами Ленина. И самое скверное – они совпадали в вопросе невозможности построения социализма в России без социалистической революции на Западе.
А Ленин – создатель Советского государства. То бишь персона, приравненная в глазах всех большевиков Советского Союза и их единомышленников к отцам церкви, если не к самому Создателю – все его высказывания священны и обсуждаться (а тем паче – подвергаться сомнению) не могут по определению.
Так что товарищу Сталину пришлось нелегко. Ибо Лев Давыдович в своем видении будущего Советского Союза был куда ближе к ленинским идеям, нежели товарищ Сталин. И последнему пришлось изрядно попотеть, чтобы под свою все возрастающую власть в партии подвести теоретическую основу, построенную на ленинских изысканиях в области теории социалистического преобразования мира.
Лишь в одной своей работе Ильич однажды заикнулся о «возможности построения социализма в одной, отдельно взятой стране». Непонятно, какую страну он имел в виду, – но товарищ Сталин принял решение считать доказанным, что ленинские слова были о России.
Теоретическая база была, конечно, более чем хлипкая – но что делать? Никаких иных работ по этому вопросу Владимир Ильич не оставил – во всех остальных он все больше о Мировой Революции распрягался, каковые его взгляды сейчас были совсем не ко двору.
Уже в брошюре «Об основах ленинизма» Сталин обрушился на концепцию перманентной революции Троцкого, противопоставив ей свою, наскоро сляпанную вышеупомянутую доктрину: «Раньше считали победу революции в одной стране невозможной, полагая, что для победы над буржуазией необходимо совместное выступление пролетариев всех передовых стран или, во всяком случае, большинства таких стран. Теперь эта точка зрения уже не соответствует действительности. Теперь нужно исходить из возможности такой победы, ибо неравномерный и скачкообразный характер развития различных капиталистических стран в обстановке империализма, развитие катастрофических противоречий внутри империализма, ведущих к неизбежным войнам, рост революционного движения во всех странах мира – все это ведет не только к возможности, но и к необходимости победы пролетариата в отдельных странах. История революции в России является прямым тому доказательством». При этом Сталин, чтобы завуалировать разрыв с классической марксистской теорией революции, которой придерживались Ленин и Троцкий, тут же делает реверанс в сторону так любимой Ильичом Мировой Революции: «Но свергнуть власть буржуазии и поставить власть пролетариата в одной стране – еще не значит обеспечить полную победу социализма. Упрочив свою власть и поведя за собой крестьянство, пролетариат победившей страны может и должен построить социалистическое общество. Но значит ли это, что он тем самым достигнет полной, окончательной победы социализма, то есть значит ли это, что он может силами лишь одной страны закрепить окончательно социализм и вполне гарантировать страну от интервенции, а значит, и от реставрации? Нет, не значит. Для этого необходима победа революции, по крайней мере, в нескольких странах. Поэтому развитие и поддержка революции в других странах является существенной задачей победившей революции. Поэтому революция победившей страны должна рассматривать себя не как самодовлеющую величину, а как подспорье, как средство для ускорения победы пролетариата в других странах». Иосиф Виссарионович пока не может наотмашь разрубить гордиев узел ленинского наследства – поэтому вынужден пока что писать о грядущей «победе пролетариата в других странах» как цели существования СССР. Иначе нельзя! Иначе его не поймет партийная масса – ведь большинство и рядовых членов, и, тем более, руководителей РКП (б) все еще грезят мировым пролетарским пожаром, в котором непременно сгорят проклятые буржуи. Нельзя лишать детишек любимых игрушек, неэтично это как-то. Да и чревато непониманием – с соответствующими оргвыводами…
Вождь революции (будь он дееспособен) разбил бы теоретизирования товарища Сталина в пух и прах. Писал же он в статье «Прощальное письмо к швейцарским рабочим (8 апреля 1917)»: «Не наше нетерпение, не наши желания, а объективные условия, созданные империалистской войной, завели все человечество в тупик, поставили его перед дилеммой: или дать погибнуть еще миллионам людей и разрушить до конца европейскую культуру, или передать власть во всех цивилизованных странах в руки революционного пролетариата, осуществить социалистический переворот. Русскому пролетариату выпала на долю великая честь начать ряд революций, с объективной неизбежностью порождаемых империалистской войной. Но нам абсолютно чужда мысль считать русский пролетариат избранным революционным пролетариатом среди рабочих других стран. Мы прекрасно знаем, что пролетариат России менее организован, подготовлен и сознателен, чем рабочие других стран. Не особые качества, а лишь особенно сложившиеся исторические условия сделали пролетариат России на известное, может быть очень короткое, время застрельщиком революционного пролетариата всего мира».
Вождь пребывал в агонии, и посему в его уста можно было вкладывать любые вырванные из контекста теоретические положения – ему теперь было не до дискуссий, и вывести на чистую воду он уже никого не мог. Не совсем прилично, конечно, перевирать безнадежно больного – но кто сказал, что политика вообще приличное дело?
21 января 1924 года случилось неизбежное – умер вождь мирового пролетариата, создатель Советского государства, Владимир Ильич Ленин. Теперь Сталин и Троцкий, вожди партии и государства де-факто, должны были стать таковыми де-юре – вернее, должен был стать вождем лишь один из них. Второй неизбежно становился аутсайдером – ибо двум медведям, как известно, в одной берлоге не ужиться.
И дело не в личных качествах этих вождей – как уже было сказано выше. Дело в выборе пути, по которому в дальнейшем пойдет строительство Советского Союза, – и пути эти у обоих фигурантов политического процесса были диаметрально противоположными.
Троцкий был однозначно сильнее Сталина в теории марксизма. Троцкий был руководителем Октябрьского переворота и создателем Красной Армии. Троцкий был в авторитете за рубежами Советской России – к нему прислушивались главари коммунистических партий в Европе, Америке, Азии.
Но Троцкий, во многом в силу личных своих человеческих качеств, так и не смог создать партию своих сторонников внутри СССР! Среди членов ЦК его поддерживали единицы, причем люди эти ни на что серьезно влиять не могли – типа Карла Радека, журналиста, члена Исполкома Коминтерна, и подобных ему бывших «левых коммунистов», в силу малозначительности занимаемых постов не боящихся их потерять. Троцкий не стремился вести планомерную работу по выявлению и поддержке своих сторонников внутри партии – он самонадеянно полагал, что «настоящие» коммунисты все равно будут за него в силу его яростного марксизма.
Товарищ же Сталин поступал с точностью до наоборот – он любовно, вдумчиво, тщательно подбирал себе сторонников и расставлял их на ключевых постах в партии и государстве. Товарищу Сталину было до лампочки, насколько функционер имярек силен в марксизме; товарищу Сталину было важно, насколько оный функционер предан лично ему, товарищу Сталину. И в грядущей битве за трон Советской России эта работа принесла товарищу Сталину свои плоды.
Например, товарищ Куйбышев – в прошлом, между прочим, тоже «левый коммунист» и сторонник товарища Троцкого в вопросе Брестского мира. Но Валериан Владимирович вовремя осознал и проникся, вовремя встал под нужные знамена – в результате в судьбоносный период 1922 – 1923 годов он – секретарь ЦК РКП (б), член Оргбюро ЦК, председатель Центральной Контрольной Комиссии РКП (б) («партийного контроля», то бишь органа, обладающего серьезной властью в партии и делающего его главу очень и очень влиятельным человеком).
Опять же, товарища Сталина поддерживают члены Политбюро и ЦК – Зиновьев, Каменев, Бухарин, Рыков, Сокольников, Уншлихт, Фрунзе, Калинин, Молотов – что серьезно укрепляет его положение…
Таковой назначено 9 ноября – именно эта дата зафиксирована «как день начала германской Октябрьской революции».
Кроме того, руководство РКП (б) получает письмо руководителя КПГ Гейнриха Брандлера, в котором он просит русское руководство откомандировать в Германию в качестве советников восстания Льва Троцкого и Карла Радека.
Зиновьев высказался против нелегальной отправки Троцкого в Германию, так как в случае возможного ареста международному авторитету Советского Союза был бы нанесен тяжелый урон. Карл Радек и три высокопоставленных партийных функционера из РКП(б) были назначены в качестве советников КПГ для революционных приготовлений. Еще две дюжины военных советников из Красной Армии были откомандированы в распоряжение руководства КПГ и направлены в Германию.
Кроме «организационной» помощи, в распоряжение руководства КПГ направляются неслабые финансовые средства – в течение сентября–октября «на нужды будущей революции» потрачено более двух миллионов золотых рублей.
По поручению Коминтерна КПГ создала военный, разведывательный и кадровый аппарат (МП), готовивший командиров для будущей германской Красной армии, во главе с «рейхслейтером» МП. Германия была поделена на 6 МП-округов, во главе которых наряду с немецкими ответственными лицами стояли в качестве советников также советские «военспецы». Одновременно был создан и террористический аппарат (Т-группа), задачей которого было устранять шпиков и организовывать отдельные покушения для подготовки массового террора.
Яростные сторонники «мировой революции» в руководстве РКП (б) плотоядно потирают руки – германская революция, о которой они так долго мечтали, вот-вот состоится!
Товарищ Сталин решил не полагаться целиком на бодрые и оптимистичные рассказы Тельмана и Брандлера о двухстах пятидесяти тысячах боевиков, организованных в «коммунистические боевые дружины» (на которых в случае чего может рассчитывать КПГ), и о семидесяти тысячах винтовок, что запасены, по словам руководства германских коммунистов, ко дню Х. Он решил послать в Германию своего человека – который доложил бы обстановку без ненужного украшательства и лишнего пафоса. Да и к тому же имело смысл проконтролировать расходование финансовых средств германскими «братьями по классу» – ибо голый и босый в те дни Советский Союз не для того вложил два миллиона золотых рублей в германскую революцию, чтобы руководители КПГ тратили их не по назначению.
В Германию посылается немец из Прибалтики Вальдемар Розе, который должен участвовать в разработке коммунистического переворота в качестве уполномоченного РКП (б). Как только Розе приступил к конкретной подготовке к вооруженному восстанию, его одолели сомнения. Планы проведения конкретных военных действий и разработанная концепция доставки вооружений и боеприпасов показали Розе действительную картину подготовки к путчу. Он сообщил руководству РКП (б), что провал восстания он рассматривает как возможный, так как «единый фронт трудящихся в борьбе за власть со стойким противником отсутствует».
Иными словами, геноссе Брандлер попытался «втереть очки» товарищам из Политбюро, выдавая желаемое за действительное. Более того – в реальности ничего такого, о чем докладывали Политбюро германские товарищи, не было и в помине! Революционная ситуация, о которой они трубили в Москве, на поверку оказалась весьма и весьма зыбкой; рабочие Германии отнюдь не были готовы броситься по первому зову коммунистов на баррикады.
Вальдемар Розе доложил обо всем в Москву – и хотя 20 октября военная комиссия ЦК приняла план мобилизации Красной Армии для оказания помощи восставшему германскому пролетариату, все же в последний момент здравый смысл и холодный политический расчет оказались сильнее неистовой жажды Мировой Революции. СССР «за пять минут до полуночи» отказался от военной поддержки этого самого «восставшего германского пролетариата».
По той простой причине, что германский пролетариат и не думал восставать.
21 октября 1923 года руководство КПГ на состоявшейся конференции производственных советов в городе Хемнитце попыталось призвать трудящихся Германии к всеобщей забастовке – над коммунистами только посмеялись, ни один из серьезных рабочих руководителей их не поддержал.
Это не удивительно – германские рабочие были осведомлены о политических процессах над левыми эсерами (такими же социалистами, как большинство из них), недавно прошедшими в Советской России. «Сообщение о контрреволюционной и террористической деятельности партии социалистов-революционеров» появилось от имени ГПУ и с санкции Политбюро ЦК РКП (б) 28 февраля 1922 года и было распространено за рубежом – в результате чего появился крайне нежелательный международный резонанс. С середины марта и до начала апреля 1922 года свое возмущение действиями большевистской власти высказали 14 зарубежных социалистических партий, 10 рабочих организаций и профсоюзных объединений, Второй, Венский и Амстердамский интернационалы, Лига в защиту прав и свобод человека, видные деятели международного социалистического и рабочего движения – Э. Бернштейн, К. Каутский, Ф. Туратти, А. Гендерсон, французский писатель А. Франс. Тем не менее – 7 августа 1922 года Верховный трибунал приговорил 12 из 22 представших перед судом эсеров к расстрелу.
Так что нежелание германских рабочих выходить на баррикады ради победы большевизма в немецком исполнении можно понять.
Через пять дней после провала в Хемнитце военное руководство в берлинском отделении КПГ решило свернуть подготовку к восстанию – берлинские рабочие в подавляющем большинстве отказались от попытки вооруженного свержения власти. Еще через два дня в Гамбурге все же состоялась военная акция коммунистов, которую возглавил Эрнст Тельман. Однако он не смог организовать широкую мобилизацию рабочих, и они не стали следовать призывам к всеобщей забастовке, что позволило военным легко и быстро подавить локальный коммунистический мятеж. 8 ноября 1923 года в Мюнхене была предпринята очередная бесплодная попытка военного восстания против правительства Веймарской республики; в этот же день и там же произошел «пивной путч» Адольфа Гитлера – поэтому вечером 8 ноября в Берлине, после получения известия о мюнхенских событиях, вся полнота исполнительной власти была передана президентом и правительством Германии командующему рейхсвером генералу фон Секту.
Германская коммунистическая революция закончилась одним грандиозным пшиком!
Товарищ Троцкий рвал и метал. Товарищ Троцкий бесновался и проклинал всех: германских коммунистов и рабочих, своих товарищей в Политбюро и командование Красной Армии, Господа Бога и дьявола из преисподней – ибо виноваты были все. Товарищ Троцкий жаждал найти виновных и показательно их выпороть – товарищу Троцкому крах германской революции казался крахом его собственной политической карьеры.
Так оно и было на самом деле.
Но поймет это товарищ Троцкий не сейчас. Сейчас он пока что мечет громы и молнии: «Почему германская революция не привела к победе? Причины тому целиком в тактике, а не в объективных условиях. Мы имеем тут поистине классический пример упущенной революционной ситуации. С момента Рурской оккупации, а тем более с момента, когда обозначился провал пассивного сопротивления, необходим был со стороны коммунистической партии твердый и решительный курс на завоевание власти. Только мужественный поворот тактики мог объединить германский пролетариат в борьбе за власть. КПГ проделала этот поворот неуверенно и поздно, фаталистически отнесясь к процессу развития революции. В то время как вся обстановка требовала со стороны партии решающего удара, партия не организовывала революцию, а дожидалась ее. «Революция не делается в срок», – отвечали и правые, и левые, смешивая революцию в целом с определенным ее этапом, то есть с восстанием для захвата власти. Даже буржуазные революции далеко не во всех своих этапах развивались по «естественным» законам либеральной кафедры: когда мелкобуржуазная, плебейская демократия низвергала либерализм, она это делала путем заговора и подготовки восстания, приуроченного заранее к известному сроку. Так поступили якобинцы – крайнее левое крыло французской революции. КПГ проиграла потому, что она не пошла по якобинскому пути: не низвергла либерализм, то есть находившуюся в Германии у власти социал-демократию, посредством «заговора и восстания». Конец цитаты.
Лев Давыдович объясняет причины неудачи «немецкого Октября» («великого поражения») и указывает на виновников. Товарищ Троцкий утверждает, что «в Германии политика партии толкнула шар в сторону поражения». Себя же он относит к той части высшего политического руководства, которая с «пораженческими настроениями» (И. Сталина, Г. Зиновьева) была не согласна. «Исключительная и беспримерная революционная ситуация сошла на нет, потому что политика не получила в необходимый момент необходимого продолжения другими, т. е. вооруженными средствами».
Товарищ Троцкий не видел ничего предосудительного в том, чтобы ради победы германской пролетарской революции начать вторую советско-польскую, советско-германскую, и какие еще получатся – новые войны. Товарищ Троцкий не считал таким уж грехом угробить в этой войне новорожденный Советский Союз – ибо государство это он видел лишь как запал Мировой Революции, как источник ресурсов для всемирного пролетарского восстания. Товарищу Троцкому было глубоко наплевать на судьбу Советской России.
Зато другим товарищам в Политбюро было на эту судьбу совсем не наплевать.
Товарищ Сталин провал любовно лелеемой большинством членов Политбюро германской коммунистической революции предвидел – и посему на крайние меры в период ее подготовки не пошел.
Да и какие, к чертям собачьим, крайние меры?
Ведь только-только жить начали! Только недавно закончилась денежная реформа – в конце ноября 1922 года была выпущена в обращение новая советская валюта – «червонец», приравненный к 7,74 г чистого золота, или к дореволюционной золотой десятирублевой монете. Страна только-только начала привыкать к нормальным деньгам – а не к миллионам, которые еще недавно были в обращении (один рубль «совзнаками», которые, в свою очередь, заменялись червонцами, стоил миллион рублей 1921 года). Только-только начала налаживаться нормальная торговля (хотя осенью 1923 года в стране разразился так называемый «кризис сбыта», когда был собран хороший урожай, но крестьяне не торопились сдавать хлеб по низким ценам, поскольку они не компенсировали затраты на производство. Крестьяне не могли купить необходимые промышленные товары, которыми были забиты все склады и магазины. Деревня стала задерживать сдачу хлеба по продналогу, кое-где по стране прокатились массовые крестьянские восстания). Ситуация все еще продолжает балансировать на грани срыва экономики в штопор.
А тут на тебе – опять снимай последнюю рубашку ради победы немецкого пролетариата! Опять начинай войну, которую только что закончили! Да и чем воевать?
Красная Армия только что завершила послевоенную демобилизацию, в 1922 году началась крупная перестройка РККА. Во всех стрелковых дивизиях упразднялись бригады. Теперь дивизии внутренних округов состояли каждая из трех стрелковых полков, дивизионной школы младших командиров и различных подразделений с вдвое уменьшенной численностью бойцов. Новый шаг был сделан в 1923 году, когда утвердили единый штат стрелковой дивизии (15 300 человек, 156 пулеметов, 24 орудия), а также ввели в РККА стрелковые корпуса как высшие тактические соединения сухопутных войск. Параллельно шла массовая демобилизация. При расформировании соединения сливались. Бригада преобразовывалась в полк, а полки – в батальоны.
Одновременно продолжается сокращение армии. С пяти с половиной миллионов штыков и сабель в декабре 1920 года РККА сократилась к 1 октября 1923 года до 516 тысяч человек – более чем в десять раз! В ключевом, главном для СССР Московском военном округе, охватывавшем 16 губерний Центральной России, дислоцировалось в 1922 году всего шесть стрелковых дивизий (не считая частей Московского гарнизона, но у них и тогда, и сейчас – совсем другие, невоенные, цели). Кроме того, две отдельные стрелковые бригады, авиаотряды, бронечасти, артиллерийские, инженерные, связи и другие отдельные части, а также специальные учреждения и разнообразные склады. Шесть стрелковых дивизий на всю Центральную Россию! А воевать Польшу и Германию собрались!
Кроме того, армия переходит на территориально-милиционно-кадровую систему – в пику командующему Западным фронтом и начальнику Штаба РККА товарищу Тухачевскому. Последний в своих выступлениях ратовал за «небольшую боеспособную армию, в случае войны быстро комплектующуюся классово близким элементом завоеванных стран». Заметьте – товарищ Тухачевский считал русское крестьянство политически крайне ненадежным и его службу в Красной Армии – нежелательной. Красная Армия, по его утверждениям, должна была представлять собой «меч пролетарской революции». Создаваемая же территориально-милиционная система представляла собой вещь как раз противоположную – ибо такая армия для иноземных завоеваний никак не годилась, а вот для обороны территории Отечества – годилась, и еще как!
Но оборонять Отечество товарищ Тухачевский не планировал. Товарищ Тухачевский планировал «раздуть пожар мировой революции», снова начав с Польши. Для чего в советско-польском приграничье по его инициативе началась диверсионно-террористическая война…
История этой недолгой, но достаточно кровавой войны малоизвестна широким кругам общественности – а жаль.
После заключения в марте 1921 года Рижского мирного договора, завершившего Советско-польскую войну, Разведупр Штаба РККА начал переброску на территорию Западной Украины и Западной Белоруссии, отошедших к Речи Посполитой, вооруженных групп (о чем товарищ Тухачевский был прекрасно осведомлен и в каковой акции сыграл не последнюю партию). Основная их задача заключалась в организации массового сопротивления польским властям. Предполагалось, что проникшие в восточные воеводства Польши отряды станут ядром мощного партизанского движения на белорусских и украинских землях. В результате они будут отторгнуты под каким-либо удобным предлогом от Польши.
Столь специфической для мирного времени работой, получившей наименование «активная разведка», занимался Разведупр Штаба РККА. С его помощью сколачивались «повстанческие группы», им же они вооружались, Разведупр подбирал для «партизан» надежный командный состав; Разведупром был налажен скрытый переход сформированных и сколоченных «повстанческих отрядов» через границу на польскую территорию. А там уже начинались активные боевые действия: нападения на полицейские посты, пассажирские поезда, польские помещичьи усадьбы, налеты на почтовые отделения и банки для получения средств на «партизанское движение».
Логика действий товарища Тухачевского понятна – ему польская шляхта начистила ряшку под Варшавой, и ему горело этой шляхте отомстить. А возможностей для мщения у него, второго человека в РККА, ой как хватало!
Но начинать войну с Польшей с последующим вторжением в Германию из-за маловероятного восстания немецкого пролетариата и амбиций товарища Тухачевского… Увольте, но это перебор!
Товарищ Сталин понимает, что очевидные (для него и его единомышленников) причины провала германской коммунистической революции отнюдь не для всех очевидны. И он пишет, что большевистский переворот в России произошел удачно лишь в результате своеобразия внутренних и внешних условий Октябрьской революции – тех условий, которых не было в наличии в Германии: «Об этом своеобразии нельзя забывать ни на минуту. О нем особенно следует помнить при анализе германских событий осенью 1923 года. О нем прежде всего должен помнить т. Троцкий, огульно проводящий аналогию между Октябрьской революцией и революцией в Германии и безудержно бичующий германскую компартию за ее действительные и мнимые ошибки».
Между прочим, Троцкий на самом деле настаивал не столько на аналогии между Октябрем 1917 года в России и ноябрем 1923 года в Германии, сколько на ленинском взгляде, что революции делаются, а не совершаются. Сталинский же упрек был призван подготовить кардинальный разгром концепции перманентной революции Троцкого. Ибо после поражения коммунистического путча в Германии Сталин окончательно плюнул на перспективы Мировой Революции; отныне он решил ориентироваться на государственные интересы Советской России. Он еще раз убедился на примере Германии, что всякие революции только тогда хороши и успешны, когда делаются русскими рабочими, – все прочие неизбежно ведут к провалу.
Но была одна серьезная трудность – взгляды Троцкого на генезис пролетарской революции по большинству пунктов совпадали со взглядами Ленина. И самое скверное – они совпадали в вопросе невозможности построения социализма в России без социалистической революции на Западе.
А Ленин – создатель Советского государства. То бишь персона, приравненная в глазах всех большевиков Советского Союза и их единомышленников к отцам церкви, если не к самому Создателю – все его высказывания священны и обсуждаться (а тем паче – подвергаться сомнению) не могут по определению.
Так что товарищу Сталину пришлось нелегко. Ибо Лев Давыдович в своем видении будущего Советского Союза был куда ближе к ленинским идеям, нежели товарищ Сталин. И последнему пришлось изрядно попотеть, чтобы под свою все возрастающую власть в партии подвести теоретическую основу, построенную на ленинских изысканиях в области теории социалистического преобразования мира.
Лишь в одной своей работе Ильич однажды заикнулся о «возможности построения социализма в одной, отдельно взятой стране». Непонятно, какую страну он имел в виду, – но товарищ Сталин принял решение считать доказанным, что ленинские слова были о России.
Теоретическая база была, конечно, более чем хлипкая – но что делать? Никаких иных работ по этому вопросу Владимир Ильич не оставил – во всех остальных он все больше о Мировой Революции распрягался, каковые его взгляды сейчас были совсем не ко двору.
Уже в брошюре «Об основах ленинизма» Сталин обрушился на концепцию перманентной революции Троцкого, противопоставив ей свою, наскоро сляпанную вышеупомянутую доктрину: «Раньше считали победу революции в одной стране невозможной, полагая, что для победы над буржуазией необходимо совместное выступление пролетариев всех передовых стран или, во всяком случае, большинства таких стран. Теперь эта точка зрения уже не соответствует действительности. Теперь нужно исходить из возможности такой победы, ибо неравномерный и скачкообразный характер развития различных капиталистических стран в обстановке империализма, развитие катастрофических противоречий внутри империализма, ведущих к неизбежным войнам, рост революционного движения во всех странах мира – все это ведет не только к возможности, но и к необходимости победы пролетариата в отдельных странах. История революции в России является прямым тому доказательством». При этом Сталин, чтобы завуалировать разрыв с классической марксистской теорией революции, которой придерживались Ленин и Троцкий, тут же делает реверанс в сторону так любимой Ильичом Мировой Революции: «Но свергнуть власть буржуазии и поставить власть пролетариата в одной стране – еще не значит обеспечить полную победу социализма. Упрочив свою власть и поведя за собой крестьянство, пролетариат победившей страны может и должен построить социалистическое общество. Но значит ли это, что он тем самым достигнет полной, окончательной победы социализма, то есть значит ли это, что он может силами лишь одной страны закрепить окончательно социализм и вполне гарантировать страну от интервенции, а значит, и от реставрации? Нет, не значит. Для этого необходима победа революции, по крайней мере, в нескольких странах. Поэтому развитие и поддержка революции в других странах является существенной задачей победившей революции. Поэтому революция победившей страны должна рассматривать себя не как самодовлеющую величину, а как подспорье, как средство для ускорения победы пролетариата в других странах». Иосиф Виссарионович пока не может наотмашь разрубить гордиев узел ленинского наследства – поэтому вынужден пока что писать о грядущей «победе пролетариата в других странах» как цели существования СССР. Иначе нельзя! Иначе его не поймет партийная масса – ведь большинство и рядовых членов, и, тем более, руководителей РКП (б) все еще грезят мировым пролетарским пожаром, в котором непременно сгорят проклятые буржуи. Нельзя лишать детишек любимых игрушек, неэтично это как-то. Да и чревато непониманием – с соответствующими оргвыводами…
Вождь революции (будь он дееспособен) разбил бы теоретизирования товарища Сталина в пух и прах. Писал же он в статье «Прощальное письмо к швейцарским рабочим (8 апреля 1917)»: «Не наше нетерпение, не наши желания, а объективные условия, созданные империалистской войной, завели все человечество в тупик, поставили его перед дилеммой: или дать погибнуть еще миллионам людей и разрушить до конца европейскую культуру, или передать власть во всех цивилизованных странах в руки революционного пролетариата, осуществить социалистический переворот. Русскому пролетариату выпала на долю великая честь начать ряд революций, с объективной неизбежностью порождаемых империалистской войной. Но нам абсолютно чужда мысль считать русский пролетариат избранным революционным пролетариатом среди рабочих других стран. Мы прекрасно знаем, что пролетариат России менее организован, подготовлен и сознателен, чем рабочие других стран. Не особые качества, а лишь особенно сложившиеся исторические условия сделали пролетариат России на известное, может быть очень короткое, время застрельщиком революционного пролетариата всего мира».
Вождь пребывал в агонии, и посему в его уста можно было вкладывать любые вырванные из контекста теоретические положения – ему теперь было не до дискуссий, и вывести на чистую воду он уже никого не мог. Не совсем прилично, конечно, перевирать безнадежно больного – но кто сказал, что политика вообще приличное дело?
21 января 1924 года случилось неизбежное – умер вождь мирового пролетариата, создатель Советского государства, Владимир Ильич Ленин. Теперь Сталин и Троцкий, вожди партии и государства де-факто, должны были стать таковыми де-юре – вернее, должен был стать вождем лишь один из них. Второй неизбежно становился аутсайдером – ибо двум медведям, как известно, в одной берлоге не ужиться.
И дело не в личных качествах этих вождей – как уже было сказано выше. Дело в выборе пути, по которому в дальнейшем пойдет строительство Советского Союза, – и пути эти у обоих фигурантов политического процесса были диаметрально противоположными.
Троцкий был однозначно сильнее Сталина в теории марксизма. Троцкий был руководителем Октябрьского переворота и создателем Красной Армии. Троцкий был в авторитете за рубежами Советской России – к нему прислушивались главари коммунистических партий в Европе, Америке, Азии.
Но Троцкий, во многом в силу личных своих человеческих качеств, так и не смог создать партию своих сторонников внутри СССР! Среди членов ЦК его поддерживали единицы, причем люди эти ни на что серьезно влиять не могли – типа Карла Радека, журналиста, члена Исполкома Коминтерна, и подобных ему бывших «левых коммунистов», в силу малозначительности занимаемых постов не боящихся их потерять. Троцкий не стремился вести планомерную работу по выявлению и поддержке своих сторонников внутри партии – он самонадеянно полагал, что «настоящие» коммунисты все равно будут за него в силу его яростного марксизма.
Товарищ же Сталин поступал с точностью до наоборот – он любовно, вдумчиво, тщательно подбирал себе сторонников и расставлял их на ключевых постах в партии и государстве. Товарищу Сталину было до лампочки, насколько функционер имярек силен в марксизме; товарищу Сталину было важно, насколько оный функционер предан лично ему, товарищу Сталину. И в грядущей битве за трон Советской России эта работа принесла товарищу Сталину свои плоды.
Например, товарищ Куйбышев – в прошлом, между прочим, тоже «левый коммунист» и сторонник товарища Троцкого в вопросе Брестского мира. Но Валериан Владимирович вовремя осознал и проникся, вовремя встал под нужные знамена – в результате в судьбоносный период 1922 – 1923 годов он – секретарь ЦК РКП (б), член Оргбюро ЦК, председатель Центральной Контрольной Комиссии РКП (б) («партийного контроля», то бишь органа, обладающего серьезной властью в партии и делающего его главу очень и очень влиятельным человеком).
Опять же, товарища Сталина поддерживают члены Политбюро и ЦК – Зиновьев, Каменев, Бухарин, Рыков, Сокольников, Уншлихт, Фрунзе, Калинин, Молотов – что серьезно укрепляет его положение…