Страница:
— Где-то да, — согласилась Луша, — но разреши заметить, что, во-первых, эта абракадабра написана совсем не тем человеком, который написал записку, потому что там — карандаш, а здесь — перьевая ручка, причем хорошая, а во-вторых, любая запись должна что-то значить. Разумеется, кроме тех каракулей, которые пишет у себя в клетке орангутан Моника, — рассмеялась Луша, — да и то ученые утверждают, что в них есть какой-то тайный смысл.
— Смысл я вижу только в последних цифрах, — заметила я, — 18.30. Это значит, что кому-то "Надо быть где-то в половине седьмого.
— Так-так, где же это может быть? — задумалась Луша. — Допустим, 28 — это номер дома, тогда «Фел.» — это сокращенная запись улицы. Какая может быть улица? Вроде бы я всю жизнь в Петербурге прожила, а улицы такой не знаю… Фел…
— Фельдъегерская! — выдала я.
— Нет такой улицы! — отмахнулась Луша.
— Ну тогда Феликса Дзержинского!
— Не морочь мне голову! — рассердилась Луша. — Улица Дзержинского вовсе без Феликса, к тому же теперь она вообще Гороховая.
— Ну не знаю. На «фел» и слов-то нет, разве что филармония…
— Машка! — всерьез рассердилась Луша. — Филармония же через "и" пишется!
— Ладно, кончаем эту самодеятельность, — рассердилась, в свою очередь, я, — звони этой племяннице Лизочки, пускай она нас примет в магазине, может, что у нее узнаем.
Пока Луша разговаривала по телефону, я влезла в джинсы и кроссовки. Повязки на ноге не было видно, в кроссовках я почти не хромала. Осталось слегка припудрить синяки под глазами — и вот мы с моей авантюристкой-теткой направились в магазин «Гримальди».
Я сразу почувствовала себя нищей замарашкой и хотела, пригнувшись, пройти мимо, но Луша схватила меня за локоть железной рукой и решительно потащила к дверям магазина.
К чести швейцара надо сказать, что он, нисколько не переменившись в лице, распахнул перед нами дверь. Колокольчик мелодично звякнул, и мы вошли внутрь.
Мне показалось, что я оказалась в великосветском салоне. Конечно, я этих салонов в жизни не видела, только в книжках читала, но представляла их примерно такими. Всюду — зеркала в позолоченных рамах, обитые золотистым шелком стулья и банкетки с гнутыми резными ножками. Обуви было очень мало, и каждая туфелька стояла в отдельной витрине, как драгоценный экспонат в музее. Ну и цены, должно быть, соответствующие. Хотя ценников у них вообще не было — то ли чтобы не пугать покупателей, то ли у них в высшем свете так принято, а интересоваться ценой вообще неприлично.
В глубине салона находились две шикарные девицы в одинаковых черных брючных костюмах — видимо, униформе. Одна из них при нашем появлении сделала несколько шагов вперед, нацепила на лицо дежурную, но не очень качественную улыбку и осведомилась:
— Я вам могу чем-нибудь помочь?
— Алка, не суетись! — окликнула ее вторая. — Ты что, не видишь — это же не покупатели!
По-моему, это натуральное хамство. Даже если мы не из их контингента, это еще не повод для того, чтобы обливать нас презрением. И кроме того, в их работе возможны трагические ошибки. Вот один Генкин приятель работал в магазине элитной сантехники, так к ним как-то зашел дядька в ватнике и резиновых сапогах. Павлик — так зовут этого приятеля — зашипел на мужика, что тот наследит в магазине своими сапожищами и вообще не туда пришел, магазин явно не для него. Вдруг из своего кабинета вылетел директор — а это было зрелище не для слабонервных, директор у них весил сто двадцать килограммов — и кинулся обхаживать и облизывать того мужика в ватнике. Мужик оттаял, разомлел, купил «джакузи», душевую кабинку с гидромассажем и еще кучу всякой дряни на десять тысяч баксов. Оказалось, что он строит шикарный загородный дом и приехал в магазин прямо с площадки, оттого и вид имел соответственный. Директор проводил покупателя до машины, вернулся и тут же уволил Павлика, да еще и наорал на него напоследок.
«Ты, — говорит, — козел, с такими мозгами так и простоишь всю жизнь за прилавком! Ты должен в каждом вошедшем видеть потенциального покупателя и ухаживать за ним, как за девушкой! Да я из кабинета почувствовал, что от этого мужика деньгами пахнет, а ты, кретин, чуть его не отпугнул своим природным хамством!»
Павлик, правда, говорил, что насчет чутья директор заливал, просто он из окна своего кабинета видел, что тот мужик приехал на роскошном джипе «Лексус», вот и выскочил к нему.
Может, этот директор и переборщил, но что вежливым нужно быть с каждым покупателем — тут я с ним согласна.
Луша тоже оскорбилась на такое откровенное хамство, приняла очень высокомерный вид и сказала:
— Мы действительно не покупатели. Проводите нас к Елене Романовне.
Продавщица покраснела и засуетилась. Наверное, она решила, что мы из налоговой инспекции, отдела торговли или еще какой-нибудь проверяющей организации, которых торговля боится как огня.
— Сейчас я вас провожу… — Она направилась в приоткрытую внутреннюю дверь и громко крикнула:
— Елена Романовна, тут пришли!
Наверное, этой фразой она хотела предупредить начальницу о визитерах.
Когда мы вошли за продавщицей в просторный, хорошо обставленный кабинет, находившаяся там женщина торопливо убирала в сейф какие-то документы. Увидев нас, она облегченно вздохнула и заулыбалась:
— Ой, Луша! А я подумала…
Выглядела она весьма прилично — в дорогом сером костюме, который сидел на ней как влитой. Чувствовалось, что стрижется она у очень модного парикмахера. В меру подкрашенная, она смотрелась лет на тридцать, но по жесткому блеску в глазах я поняла, что ей гораздо больше. Елена Романовна перевела взгляд на Лушу, снова заулыбалась, и жесткий блеск в глазах исчез.
Она жестом отпустила продавщицу и села в кресло, указав нам на два других, гостевых.
— Знаете, все время какие-то проверки, — начала она, — все время в напряжении…
— Леночка, не будем отнимать у тебя время, — заторопилась Луша, — мы понимаем, ты очень занята, но вот посмотри — этот чек, кажется, из вашего магазина?
Елена взяла в руку чек, посмотрела на него и тут же нажала на кнопку.
— А что случилось? — подняла она на Лушу удивленный взгляд. — У покупателя какие-то претензии?
— Нет, нет, что ты! — замахала та на нее руками. — Да мы покупателя вообще не знаем! Здесь просто, понимаешь, такая история произошла… Маша, моя племянница, — Луша указала на меня, — сдавала фотопленки печатать, а когда получала, не посмотрела, пришла домой — а фотографии чужие, наверное, в ателье перепутали. Ну вот, и в том же пакете, вместе с фотографиями, лежал этот чек. Я и вспомнила, что ты работаешь в магазине «Гримальди», и подумала, что можешь нам помочь… Маше очень дороги те фотографии, да и тому человеку тоже вернуть нужно! — Тетка выдала свою вдохновенную ложь и облегченно перевела дыхание.
На месте этой Елены я бы ни за что не поверила в эту бредовую историю, но ей, видимо, и в голову не приходило, что такая серьезная, немолодая дама, как моя Луша, может так художественно врать.
В это время дверь кабинета снова открылась — видимо, в ответ на вызов, — и на пороге снова появилась прежняя продавщица.
— Вызывали, Елена Романовна?
Я посмотрела на Елену и тут же поразилась перемене в ее внешности. Исчезла улыбка, черты лица затвердели, глаза отливали металлическим блеском, теперь ей можно было дать не тридцать лет, а все сорок, и даже костюм стал не серым, а стальным.
— Принеси нам кофе, — строго распорядилась Елена, причем в голосе тоже отчетливо слышался металл, — и посмотри на этот чек, может быть, вспомнишь покупателя.
Девица взяла чек и уставилась на него, словно хотела прожечь взглядом.
— За двадцать второе число… — проговорила она, — я тогда работала.., по сумме, это летние плетеные ботинки от Серджио Росси… Сейчас, минутку.., такой высокий, интересный мужчина, приехал на темно-синей «БМВ».., брюнет, сросшиеся брови, волосы назад зачесаны…
— Спасибо, — холодным начальственным тоном проговорила Елена, — про кофе не забудь.
Продавщица вылетела из кабинета, а Луша стала отказываться от кофе.
— Зря отказываетесь, — Елена вместе с креслом отъехала от письменного стола к другому столику, пониже, — у меня очень хороший кофе, «Амбассадор».
Я машинально перевела взгляд на низкий столик. На темной матовой поверхности лежало несколько рекламных буклетов — фитнес-центр «Диана», салон красоты «Василиса», ресторан «Феллини»…
— Не знаю, чем вам это поможет, — заговорила Елена Романовна приятным, приветливым голосом, и внешность ее тут же волшебно изменилась с уходом продавщицы.
Снова перед нами сидела милая молодая женщина с белозубой улыбкой, одетая в костюм приятного серого оттенка.
— Высоких мужчин на «БМВ» в городе тысячи, — продолжала она, — ни номера машины, ни имени ее владельца узнать не удалось… Мне кажется, проще расспросить персонал в фотоателье…
— В каком ателье? — ляпнула я, совершенно забыв, какую историю только что сочинила Луша.
— Как в каком? — Елена посмотрела на меня удивленно. — В том, где вам перепутали пленки.., в конце концов, это их прокол, им и разбираться…
В голосе ее чувствовалось легкое недоумение, и ее вполне можно было понять: устроить целое следствие из-за каких-то фотографий.., но не могли же мы рассказать ей правду!
Дверь кабинета открылась, вошла продавщица с подносом, на котором дымились три чашечки кофе, и Елена Романовна тут же снова забронзовела, но ненадолго, потому что девушка расставила чашки и вышла. Луша снова отказалась от кофе, а я сказала:
— Ну Лушенька, выпьем по чашке, «Амбассадор» — очень хороший сорт, из дорогих!
Луша посмотрела на меня неодобрительно, но спорить не стала, тем более что кофе все равно принесли. Елена придвинула нам вазочку с печеньем, я взяла чашечку и вытащила из стопки реклам буклет ресторана.
— Этот ресторан приличное место? — весьма светским тоном осведомилась я у Елены, отхлебывая кофе.
Луша посмотрела на меня удивленно, перевела взгляд на буклет, и в ее глазах вспыхнул огонек понимания. Елена непроизвольно взглянула на мой скромненький наряд, на тапочки, купленные явно не в ее магазине, и деликатно произнесла:
— Неплохой, но немного дороговатый.., их фирменная фишка — все, что так или иначе связано с кино.
— Здорово! — с неумеренным энтузиазмом воскликнула я. — Обожаю кино! Только вчера мы с Лушей были на просмотре в Доме кино, может, слышали — фильм «Вас не обломят». А то, что там дорого, — неважно, меня один человек обещал сводить, так что это уже будут его проблемы, — и я противно хихикнула.
— Ну, если не за свои деньги — тогда, конечно, почему бы не пойти. Ресторан известный, кухня хорошая…
— А где он? — Я вертела буклет в поисках адреса.
— В самом центре, на Малой Конюшенной, — не задумываясь, ответила Елена.
— Пришлось по твоей милости нарушить незыблемый принцип!
— Никогда не врать после обеда? — осведомилась я. — Про перепутанные фотопленки ты здорово придумала!
— Вранье тут ни при чем, — Луша досадливо отмахнулась, — тем более что это вовсе и не вранье, а всего лишь художественный вымысел в целях выяснения истины. Я имела в виду, что нарушила принцип не пить растворимый кофе, теперь спать не буду полночи.
— А ты об этом не думай, — посоветовала я, — тогда и заснешь отлично!
— В твоем возрасте у меня это легко получалось, — Луша горестно вздохнула, — а сейчас начались проблемы со сном.
— У меня тоже проблемы со сном, — немедленно ответила я, — по утрам никак не проснусь.
А вообще, я первый раз слышу, чтобы моя Луша жаловалась на возраст. Наоборот, она всегда повторяет, что у каждого возраста есть свои преимущества, в том числе и у среднего, как она называет промежуток от шестидесяти пяти до ста.
— Ну, Машка, — велела она, — рассказывай, что ты там углядела. Я ведь видела, как ты вцепилась в ту брошюрку!
— Ты что — не видела, как этот ресторан называется?
— Да.., видела, конечно… — Луша замялась, — на что это ты, собственно, намекаешь?
Когда дело касается плохого зрения, плохого слуха и прочих проявлений «среднего возраста», с ней нужно быть очень осторожной: она все это воспринимает очень остро и может здорово разозлиться.
— Ресторан называется «Феллини»! — выпалила я.
— А-а! — протянула Луша, светлея лицом.
— Так что это никакая не улица, тем более что улиц, начинающихся на «Фел» мы не нашли, а ресторан!
— Выходит, на том чеке написано — «Феллини, 28-е число, 18.30»! А сегодня как раз двадцать восьмое!
— Значит, так, — решительно заговорила Луша, — сегодня идешь в ресторан «Феллини». Очень приличное место, и Елена так хорошо о нем отзывается… Найдешь там того мужчину, что купил в магазине ботинки, и постараешься с ним познакомиться. Раз он написал на чеке название ресторана и время, надо думать, что он сам там будет. Он-то будет ждать ту девушку, которой назначил свидание, а придешь ты!
— Вот он обрадуется! — буркнула я. — И как, интересно, я его узнаю — по ботинкам? Что — ползать по полу и разглядывать чужую обувь? Или объявить в микрофон, чтобы мужчина в ботинках фирмы «Серджио Росси» подошел к вольеру со слоном?
— При чем тут слон! — возмутилась Луша.
— А при чем тут ботинки? — парировала я. — Может, он вообще не в них в ресторан придет?
— А в чем, — в голосе тетки прорезались металлические нотки, совсем как у Елены Романовны, — в чем он, интересно, придет? В домашних тапочках? Или в сапогах для верховой езды? Машка, не зли меня! Сказано тебе — брюнет, сросшиеся брови, на синей «БМВ», а ботинки — для страховки!
— «БМВ» он с собой в зал точно не потащит! — буркнула я, сдаваясь.
— Умница! — расцвела Луша. — Всегда в тебя верила…
— Ну как я Туда попаду? — заныла я. — В приличные рестораны одиноких дам не пускают…
— Ой, ну я тебя умоляю, — вздохнула Луша, — не будь ребенком! Одинокие дамы всегда попадают в ресторан самым простым путем — суют деньги швейцару. Тебе нужно сейчас думать не об этом…
— Вот-вот, и я о том же! — обрадовалась я. — Мне нужно сейчас думать о том, где взять денег. Потому что у меня в кошельке… — я достала кошелек и порылась в нем — полторы тысячи рублей и еще мелочь какая-то. На это не разгуляешься. Какой там швейцар! Скоро есть нечего будет!
Свою работу по выборам я закончила, на будущей неделе обещали выплатить за нее деньги, тысяч восемь, не больше. Если жить экономно, то на них можно продержаться месяц или полтора. Придется искать работу. Тут я вспомнила, что мы с Генкой собирались ехать в Турцию, на море. И для этой цели копили деньги. И накопили почти тысячу долларов. Я считаю, что имею полное право на половину этих денег.
— Деньги на швейцара я тебе дам, — отмахнулась Луша, — там, в ресторане закажешь какой-нибудь сок, ты же не есть туда придешь, в самом-то деле! Но вот одежда… Мария, в кроссовках в ресторан не пускают!
— Как ни крути, а к Генке нужно идти, — вздохнула я, — шмотки забрать и выяснить отношения.
Мы заскочили еще в вегетарианское кафе, съели по салатику и выпили по стакану ужасно кислого сока, и я потащилась к Генке, малодушно надеясь на то, что его не будет дома.
Генка занимается компьютерным дизайном, то есть на службу в обычном понимании этого слова он не ходит. Он утверждает, что для работы ему нужен только компьютер. На самом деле ему нужно еще очень много вещей. Во-первых, он требует, чтобы его кормили три, а лучше четыре раза в день, а во-вторых, чтобы его ни в коем случае не отрывали от компьютера, когда он творит. В процессе творчества он страшно много курит, а когда не курит, то поет дурным голосом матерные частушки.
Вернувшись из института, я находила продымленную комнату и разбросанные повсюду обертки от конфет и огрызки яблок. Вообще-то я на это безобразие реагировала нормально, возмущало другое.
Дом был как проходной двор. В любое время мог завалиться кто-то из многочисленных приятелей, и не один, а с девицей, они оставались ночевать, а квартира однокомнатная, так что если ночью, забывшись, сунешься на кухню воды попить, то обязательно попадешь в самый неподходящий момент. На мое возмущение Генка реагировал всегда однозначно: я ему не жена, и командовать в собственной квартире он никому не позволит.
Не подумайте, что я безропотно сносила его хамство. Нет, характер у меня неуживчивый, это я признаю. Мы с Генкой здорово ругались, но все же продержались почти год. Если бы мне было куда уйти, возможно, наш союз распался бы гораздо раньше. Но каждый раз я представляла, как появляюсь дома и что скажет мамаша, и как поглядит отчим.., в общем, не могла же я сесть Луше на голову. Надо сказать, что Генка хоть и хамил здорово, но всегда умел вовремя остановиться, то есть не произносил тех слов, после которых совместная жизнь не могла бы продолжаться. Очевидно, он все же мной по-своему дорожил.
Так было до вчерашней ночи, когда, вернувшись раньше времени, я обнаружила в его постели голую белобрысую шлюху, после чего мне ничего больше не оставалось, как плюнуть ему в физиономию и уйти. Что я и сделала. Жаль только, что не прихватила с собой вещи и кое-какие мелочи на память.
С такими грустными мыслями я как-то незаметно доехала на маршрутке почти до Генкиного дома. Нужно было еще пройти с проспекта дворами мимо детской площадки и помойки.
Детскую площадку я почти миновала, когда заметила вдруг краем глаза что-то знакомое. Сбоку мне наперерез направлялась та самая белобрысая швабра, которую я застала у Генки. Просто удивительно, как я ее узнала, ведь ночью я видела ее абсолютно голую, а сейчас на ней была канареечная кофточка с вырезом почти до пупка и обтягивающие тощий откляченный зад брюки цвета детской неожиданности.
Прыжком леопарда я метнулась за красный грибок на детской площадке и застыла там, как садово-парковая скульптура.
Швабра деловым шагом уверенно прочапала мимо грибка прямо к помойке, выбросила в контейнер яркий розовый пакет и, не останавливаясь, рванула к автобусной остановке.
Я осторожно высунула голову. Как раз подошел автобус, и швабра припустила к нему, гремя каблуками и костями. Я не собиралась ее преследовать, меня волновало другое — ярко-розовый пакет в мусорном контейнере. Пакет внушал очень нехорошие подозрения.
Прошлой осенью мы с Наташкой Селезневой, моей подружкой, заработали приличные деньги на выборах в городское Законодательное собрание. И решили смотаться на неделю в Париж — как говорится, людей посмотреть, себя показать, по магазинам походить, на витрины поглазеть, ну и все такое прочее… Купили недорогие путевки и полетели. Денег, конечно, у нас было не так чтобы много, но хватило и на развлечения, и на кое-какие тряпки. В магазине «Этам», что на бульваре Сент-Мишель, я купила чудное платьице лилового цвета с искрои. Платье выглядело весьма прилично, а главное — очень мне шло. И вот теперь, завидев в помойке фирменный розовый пакет из магазина «Этам», я ощутила, как сердце мое замерло от нехороших предчувствий.
Крадучись и воровато оглядываясь по сторонам, я приблизилась к помойке и схватила пакет. Предчувствия меня не обманули. Пакет был тот самый, из парижского магазина. Он был плотно набит одеждой. То есть одеждой то, что находилось в пакете, назвать было никак нельзя. Мое любимое лиловое платьице швабра разрезала на мелкие кусочки. Был там еще черный брючный костюм — иногда на работе требовалось одеться официально, пара шелковых блузок — белая и кремовая и еще какие-то лоскутки, которые я не смогла идентифицировать из-за подступившей к горлу безумной ярости.
Автобус с белобрысой девицей на борту давно отошел от остановки, и это спасло ей жизнь. Я услышала, как скрипят собственные зубы, потом вздохнула глубоко и малость успокоилась. Хорошо, что девица скрылась с глаз моих, не хватало еще из-за такой мрази сесть в тюрьму! Ну, Геночка, хороший же тебе достался кадр!
Я вытерла набежавшую слезу и выбросила пакет обратно в контейнер. Безумно жаль платья, я так его любила. Кроме того, теперь встает неотложный вопрос: в чем идти сегодня вечером в ресторан «Феллини»?
Итак, я внутренне собралась и решительно подошла к Генкиному дому. У подъезда на лавочке сидела довольно-таки неприятная старуха, я часто видела ее раньше и всегда здоровалась. Она же в ответ только поджимала губы и неодобрительно покачивала головой. В этот раз я тоже слегка кивнула и попыталась проскочить мимо. Но не тут-то было. Бабка протянула длинную клешню и схватила меня за рукав.
— Слышь, девонька, — заговорила она скрипучим голосом, — твой-то другую бабу завел.
— Что? — От неожиданности я выпучила глаза.
— Вот тебе и что! — торжествующе проскрипела бабка. — Тощая, длинная, белобрысая. Ночевала у него две ночи подряд, сейчас только ушла.
— Ой! — Я прижала руку к сердцу.
— Не переживай, — философски заметила старуха, — не ты первая, не ты последняя. А вообще, зря ты его одного надолго оставляешь. Что теперь делать будешь?
— Прямо и не знаю, — растерялась я.
То есть у меня-то было одно-единственное желание — поскорее отсюда смотаться, взяв вещи, но теперь, когда вещей не стало, я понятия не имела, зачем иду к Генке.
— Какие-то вы, молодые, нерешительные, — принялась поучать меня старуха, — за мужика надо бороться, а то так и просидишь весь век одна со своей гордостью. Вот у нас-то раньше в деревне как было? Если застукает жена своего мужа с девкой, так сразу кол из забора вытащит — и по бокам ее, и по бокам! Так отходит, что та неделю отлеживается! А вы.., эх! — Бабка махнула рукой и отвернулась.
— У вас все? — опомнилась я.
Что в самом деле — стою тут и слушаю бабкины бредни.
— Нет, не все! — сердито ответила та. — Позавчера ночью твой-то Александру Яковлевну залил.
— Какую Александру Яковлевну?
— Какую-какую, — мстительно передразнила старуха, — под вами квартира, на третьем этаже. А у нее ремонт недавно дорогой сделан, как раз весной. Она ночью просыпается — с потолка прямо рекой льется! Унитаз у твоего засорился, что ли… Так Александра уже техника вызывала, непременно акт составлять будут…
Я прикинула: унитаз прошлой ночью мог засориться только оттого, что я выбросила туда всю дорогущую косметику белобрысой швабры. На душе чуть полегчало, я сердечно распрощалась с бабулей и отправилась на четвертый этаж, в Генкину квартиру.
Я открыла дверь своим ключом и прислушалась.
В квартире царила абсолютная тишина — не слышно было музыки и Генкиных частушек. Значит, дома никого нету. Вот и прекрасно, сейчас осмотрюсь, заберу деньги и смоюсь по-тихому. Ругаться мне расхотелось, да и некогда, время поджимает.
Как я и ожидала, тряпок моих на месте не оказалось. Ненормальная белобрысая швабра выкинула все, включая белье и обувь. Хоть я и была уже готова к такому повороту событий, но снова ужасно разозлилась. Раз такое дело, то отброшу ненужное благородство и спокойно заберу все совместно накопленные доллары. Нужно же мне на что-то купить новую одежду! Тем более что там и так мало…
Я выскочила на лоджию и нашла там заветный горшок с землей.
Мы с Генкой долго спорили, где хранить деньги. Входная дверь у него в квартире хоть и железная, но одна, и замок — так себе, отечественный. Кроме того, как я уже говорила, в квартире вечно торчит кто-нибудь из знакомых и малознакомых людей.
Мы перебрали много укромных мест: банки с крупой, бачок от унитаза, книжные полки, бельевой ящик и остановились на цветочном горшке. Генка собственноручно приделал горшку двойное дно. Мы рассчитывали, что хоть цветов у него на лоджии нету, никому не придет в голову подозревать цветочный горшок с землей.
Итак, я аккуратно высыпала землю и подняла дно. В горшке ничего не было. Не веря своим глазам, я потрясла горшок, перевернула его — , все напрасно. Я грохнула горшок о пол, чтобы дать выход ярости, и ушла в комнату.
Приходилось признать, что я осталась у разбитого корыта. Денег нет, одежды нет, хахаля, естественно, нет. Работы тоже нет, и жить негде.
Теперь я даже хотела, чтобы явился Генка, я бы с большим чувством высказала ему все, что думаю о таких подлецах, как он. Привести в квартиру неизвестно кого! Мало того что он мне изменил, так еще меня лишили одежды и обокрали! Его, кстати, тоже…
В нервах я закурила сигарету и вышла на лоджию. Когда сигарета кончилась, я немного успокоилась и решила, что девица деньги украсть не могла. Судя по тому, как серьезно она отнеслась к уничтожению моих шмоток, она имела на Генку серьезные виды. Если бы она была заурядной шлюшкой, нечистой на руку, что бы ей тогда так расстраиваться из-за меня!
Стало быть, деньги перепрятал сам Генка! Оставим в стороне его моральные качества, а подумаем серьезно, куда он мог их деть. Разумеется, если деньги вес еще находятся в квартире. Снова я перебрала в уме все укромные места, порыскала в платяном шкафу, перетряхнула книжки, которых у Генки было немного, кстати, почти все куплены мною. Порылась я также в ящиках письменного стола, там был жуткий беспорядок, но денег не нашла. Тогда я встала посреди комнаты и постаралась представить себя на месте Генки. Что у него самое дорогое, что в этой квартире он ценит больше всего на свете? Свой обожаемый компьютер, разумеется. Итак, я решила попробовать. Нашла в ящике маленькую крестовую отвертку и отвинтила все винты в корпусе. Так и есть, тонкая пачка долларов была аккуратно приклеена скотчем к боковой стенке процессора.
— Смысл я вижу только в последних цифрах, — заметила я, — 18.30. Это значит, что кому-то "Надо быть где-то в половине седьмого.
— Так-так, где же это может быть? — задумалась Луша. — Допустим, 28 — это номер дома, тогда «Фел.» — это сокращенная запись улицы. Какая может быть улица? Вроде бы я всю жизнь в Петербурге прожила, а улицы такой не знаю… Фел…
— Фельдъегерская! — выдала я.
— Нет такой улицы! — отмахнулась Луша.
— Ну тогда Феликса Дзержинского!
— Не морочь мне голову! — рассердилась Луша. — Улица Дзержинского вовсе без Феликса, к тому же теперь она вообще Гороховая.
— Ну не знаю. На «фел» и слов-то нет, разве что филармония…
— Машка! — всерьез рассердилась Луша. — Филармония же через "и" пишется!
— Ладно, кончаем эту самодеятельность, — рассердилась, в свою очередь, я, — звони этой племяннице Лизочки, пускай она нас примет в магазине, может, что у нее узнаем.
Пока Луша разговаривала по телефону, я влезла в джинсы и кроссовки. Повязки на ноге не было видно, в кроссовках я почти не хромала. Осталось слегка припудрить синяки под глазами — и вот мы с моей авантюристкой-теткой направились в магазин «Гримальди».
* * *
На Владимирском проспекте обувные магазины лепились друг к другу, как ласточкины гнезда, — и совсем дешевые, и рассчитанные на людей среднего достатка, но магазин «Гримальди» выделялся среди них, как королевская яхта среди бедных китайских джонок. И оформление витрин, и огромная сверкающая позолотой вывеска, и негр-швейцар перед входом — все говорило о том, что это — магазин для богатых людей.Я сразу почувствовала себя нищей замарашкой и хотела, пригнувшись, пройти мимо, но Луша схватила меня за локоть железной рукой и решительно потащила к дверям магазина.
К чести швейцара надо сказать, что он, нисколько не переменившись в лице, распахнул перед нами дверь. Колокольчик мелодично звякнул, и мы вошли внутрь.
Мне показалось, что я оказалась в великосветском салоне. Конечно, я этих салонов в жизни не видела, только в книжках читала, но представляла их примерно такими. Всюду — зеркала в позолоченных рамах, обитые золотистым шелком стулья и банкетки с гнутыми резными ножками. Обуви было очень мало, и каждая туфелька стояла в отдельной витрине, как драгоценный экспонат в музее. Ну и цены, должно быть, соответствующие. Хотя ценников у них вообще не было — то ли чтобы не пугать покупателей, то ли у них в высшем свете так принято, а интересоваться ценой вообще неприлично.
В глубине салона находились две шикарные девицы в одинаковых черных брючных костюмах — видимо, униформе. Одна из них при нашем появлении сделала несколько шагов вперед, нацепила на лицо дежурную, но не очень качественную улыбку и осведомилась:
— Я вам могу чем-нибудь помочь?
— Алка, не суетись! — окликнула ее вторая. — Ты что, не видишь — это же не покупатели!
По-моему, это натуральное хамство. Даже если мы не из их контингента, это еще не повод для того, чтобы обливать нас презрением. И кроме того, в их работе возможны трагические ошибки. Вот один Генкин приятель работал в магазине элитной сантехники, так к ним как-то зашел дядька в ватнике и резиновых сапогах. Павлик — так зовут этого приятеля — зашипел на мужика, что тот наследит в магазине своими сапожищами и вообще не туда пришел, магазин явно не для него. Вдруг из своего кабинета вылетел директор — а это было зрелище не для слабонервных, директор у них весил сто двадцать килограммов — и кинулся обхаживать и облизывать того мужика в ватнике. Мужик оттаял, разомлел, купил «джакузи», душевую кабинку с гидромассажем и еще кучу всякой дряни на десять тысяч баксов. Оказалось, что он строит шикарный загородный дом и приехал в магазин прямо с площадки, оттого и вид имел соответственный. Директор проводил покупателя до машины, вернулся и тут же уволил Павлика, да еще и наорал на него напоследок.
«Ты, — говорит, — козел, с такими мозгами так и простоишь всю жизнь за прилавком! Ты должен в каждом вошедшем видеть потенциального покупателя и ухаживать за ним, как за девушкой! Да я из кабинета почувствовал, что от этого мужика деньгами пахнет, а ты, кретин, чуть его не отпугнул своим природным хамством!»
Павлик, правда, говорил, что насчет чутья директор заливал, просто он из окна своего кабинета видел, что тот мужик приехал на роскошном джипе «Лексус», вот и выскочил к нему.
Может, этот директор и переборщил, но что вежливым нужно быть с каждым покупателем — тут я с ним согласна.
Луша тоже оскорбилась на такое откровенное хамство, приняла очень высокомерный вид и сказала:
— Мы действительно не покупатели. Проводите нас к Елене Романовне.
Продавщица покраснела и засуетилась. Наверное, она решила, что мы из налоговой инспекции, отдела торговли или еще какой-нибудь проверяющей организации, которых торговля боится как огня.
— Сейчас я вас провожу… — Она направилась в приоткрытую внутреннюю дверь и громко крикнула:
— Елена Романовна, тут пришли!
Наверное, этой фразой она хотела предупредить начальницу о визитерах.
Когда мы вошли за продавщицей в просторный, хорошо обставленный кабинет, находившаяся там женщина торопливо убирала в сейф какие-то документы. Увидев нас, она облегченно вздохнула и заулыбалась:
— Ой, Луша! А я подумала…
Выглядела она весьма прилично — в дорогом сером костюме, который сидел на ней как влитой. Чувствовалось, что стрижется она у очень модного парикмахера. В меру подкрашенная, она смотрелась лет на тридцать, но по жесткому блеску в глазах я поняла, что ей гораздо больше. Елена Романовна перевела взгляд на Лушу, снова заулыбалась, и жесткий блеск в глазах исчез.
Она жестом отпустила продавщицу и села в кресло, указав нам на два других, гостевых.
— Знаете, все время какие-то проверки, — начала она, — все время в напряжении…
— Леночка, не будем отнимать у тебя время, — заторопилась Луша, — мы понимаем, ты очень занята, но вот посмотри — этот чек, кажется, из вашего магазина?
Елена взяла в руку чек, посмотрела на него и тут же нажала на кнопку.
— А что случилось? — подняла она на Лушу удивленный взгляд. — У покупателя какие-то претензии?
— Нет, нет, что ты! — замахала та на нее руками. — Да мы покупателя вообще не знаем! Здесь просто, понимаешь, такая история произошла… Маша, моя племянница, — Луша указала на меня, — сдавала фотопленки печатать, а когда получала, не посмотрела, пришла домой — а фотографии чужие, наверное, в ателье перепутали. Ну вот, и в том же пакете, вместе с фотографиями, лежал этот чек. Я и вспомнила, что ты работаешь в магазине «Гримальди», и подумала, что можешь нам помочь… Маше очень дороги те фотографии, да и тому человеку тоже вернуть нужно! — Тетка выдала свою вдохновенную ложь и облегченно перевела дыхание.
На месте этой Елены я бы ни за что не поверила в эту бредовую историю, но ей, видимо, и в голову не приходило, что такая серьезная, немолодая дама, как моя Луша, может так художественно врать.
В это время дверь кабинета снова открылась — видимо, в ответ на вызов, — и на пороге снова появилась прежняя продавщица.
— Вызывали, Елена Романовна?
Я посмотрела на Елену и тут же поразилась перемене в ее внешности. Исчезла улыбка, черты лица затвердели, глаза отливали металлическим блеском, теперь ей можно было дать не тридцать лет, а все сорок, и даже костюм стал не серым, а стальным.
— Принеси нам кофе, — строго распорядилась Елена, причем в голосе тоже отчетливо слышался металл, — и посмотри на этот чек, может быть, вспомнишь покупателя.
Девица взяла чек и уставилась на него, словно хотела прожечь взглядом.
— За двадцать второе число… — проговорила она, — я тогда работала.., по сумме, это летние плетеные ботинки от Серджио Росси… Сейчас, минутку.., такой высокий, интересный мужчина, приехал на темно-синей «БМВ».., брюнет, сросшиеся брови, волосы назад зачесаны…
— Спасибо, — холодным начальственным тоном проговорила Елена, — про кофе не забудь.
Продавщица вылетела из кабинета, а Луша стала отказываться от кофе.
— Зря отказываетесь, — Елена вместе с креслом отъехала от письменного стола к другому столику, пониже, — у меня очень хороший кофе, «Амбассадор».
Я машинально перевела взгляд на низкий столик. На темной матовой поверхности лежало несколько рекламных буклетов — фитнес-центр «Диана», салон красоты «Василиса», ресторан «Феллини»…
— Не знаю, чем вам это поможет, — заговорила Елена Романовна приятным, приветливым голосом, и внешность ее тут же волшебно изменилась с уходом продавщицы.
Снова перед нами сидела милая молодая женщина с белозубой улыбкой, одетая в костюм приятного серого оттенка.
— Высоких мужчин на «БМВ» в городе тысячи, — продолжала она, — ни номера машины, ни имени ее владельца узнать не удалось… Мне кажется, проще расспросить персонал в фотоателье…
— В каком ателье? — ляпнула я, совершенно забыв, какую историю только что сочинила Луша.
— Как в каком? — Елена посмотрела на меня удивленно. — В том, где вам перепутали пленки.., в конце концов, это их прокол, им и разбираться…
В голосе ее чувствовалось легкое недоумение, и ее вполне можно было понять: устроить целое следствие из-за каких-то фотографий.., но не могли же мы рассказать ей правду!
Дверь кабинета открылась, вошла продавщица с подносом, на котором дымились три чашечки кофе, и Елена Романовна тут же снова забронзовела, но ненадолго, потому что девушка расставила чашки и вышла. Луша снова отказалась от кофе, а я сказала:
— Ну Лушенька, выпьем по чашке, «Амбассадор» — очень хороший сорт, из дорогих!
Луша посмотрела на меня неодобрительно, но спорить не стала, тем более что кофе все равно принесли. Елена придвинула нам вазочку с печеньем, я взяла чашечку и вытащила из стопки реклам буклет ресторана.
— Этот ресторан приличное место? — весьма светским тоном осведомилась я у Елены, отхлебывая кофе.
Луша посмотрела на меня удивленно, перевела взгляд на буклет, и в ее глазах вспыхнул огонек понимания. Елена непроизвольно взглянула на мой скромненький наряд, на тапочки, купленные явно не в ее магазине, и деликатно произнесла:
— Неплохой, но немного дороговатый.., их фирменная фишка — все, что так или иначе связано с кино.
— Здорово! — с неумеренным энтузиазмом воскликнула я. — Обожаю кино! Только вчера мы с Лушей были на просмотре в Доме кино, может, слышали — фильм «Вас не обломят». А то, что там дорого, — неважно, меня один человек обещал сводить, так что это уже будут его проблемы, — и я противно хихикнула.
— Ну, если не за свои деньги — тогда, конечно, почему бы не пойти. Ресторан известный, кухня хорошая…
— А где он? — Я вертела буклет в поисках адреса.
— В самом центре, на Малой Конюшенной, — не задумываясь, ответила Елена.
* * *
Выйдя на улицу, Луша недовольно покосилась на меня:— Пришлось по твоей милости нарушить незыблемый принцип!
— Никогда не врать после обеда? — осведомилась я. — Про перепутанные фотопленки ты здорово придумала!
— Вранье тут ни при чем, — Луша досадливо отмахнулась, — тем более что это вовсе и не вранье, а всего лишь художественный вымысел в целях выяснения истины. Я имела в виду, что нарушила принцип не пить растворимый кофе, теперь спать не буду полночи.
— А ты об этом не думай, — посоветовала я, — тогда и заснешь отлично!
— В твоем возрасте у меня это легко получалось, — Луша горестно вздохнула, — а сейчас начались проблемы со сном.
— У меня тоже проблемы со сном, — немедленно ответила я, — по утрам никак не проснусь.
А вообще, я первый раз слышу, чтобы моя Луша жаловалась на возраст. Наоборот, она всегда повторяет, что у каждого возраста есть свои преимущества, в том числе и у среднего, как она называет промежуток от шестидесяти пяти до ста.
— Ну, Машка, — велела она, — рассказывай, что ты там углядела. Я ведь видела, как ты вцепилась в ту брошюрку!
— Ты что — не видела, как этот ресторан называется?
— Да.., видела, конечно… — Луша замялась, — на что это ты, собственно, намекаешь?
Когда дело касается плохого зрения, плохого слуха и прочих проявлений «среднего возраста», с ней нужно быть очень осторожной: она все это воспринимает очень остро и может здорово разозлиться.
— Ресторан называется «Феллини»! — выпалила я.
— А-а! — протянула Луша, светлея лицом.
— Так что это никакая не улица, тем более что улиц, начинающихся на «Фел» мы не нашли, а ресторан!
— Выходит, на том чеке написано — «Феллини, 28-е число, 18.30»! А сегодня как раз двадцать восьмое!
— Значит, так, — решительно заговорила Луша, — сегодня идешь в ресторан «Феллини». Очень приличное место, и Елена так хорошо о нем отзывается… Найдешь там того мужчину, что купил в магазине ботинки, и постараешься с ним познакомиться. Раз он написал на чеке название ресторана и время, надо думать, что он сам там будет. Он-то будет ждать ту девушку, которой назначил свидание, а придешь ты!
— Вот он обрадуется! — буркнула я. — И как, интересно, я его узнаю — по ботинкам? Что — ползать по полу и разглядывать чужую обувь? Или объявить в микрофон, чтобы мужчина в ботинках фирмы «Серджио Росси» подошел к вольеру со слоном?
— При чем тут слон! — возмутилась Луша.
— А при чем тут ботинки? — парировала я. — Может, он вообще не в них в ресторан придет?
— А в чем, — в голосе тетки прорезались металлические нотки, совсем как у Елены Романовны, — в чем он, интересно, придет? В домашних тапочках? Или в сапогах для верховой езды? Машка, не зли меня! Сказано тебе — брюнет, сросшиеся брови, на синей «БМВ», а ботинки — для страховки!
— «БМВ» он с собой в зал точно не потащит! — буркнула я, сдаваясь.
— Умница! — расцвела Луша. — Всегда в тебя верила…
— Ну как я Туда попаду? — заныла я. — В приличные рестораны одиноких дам не пускают…
— Ой, ну я тебя умоляю, — вздохнула Луша, — не будь ребенком! Одинокие дамы всегда попадают в ресторан самым простым путем — суют деньги швейцару. Тебе нужно сейчас думать не об этом…
— Вот-вот, и я о том же! — обрадовалась я. — Мне нужно сейчас думать о том, где взять денег. Потому что у меня в кошельке… — я достала кошелек и порылась в нем — полторы тысячи рублей и еще мелочь какая-то. На это не разгуляешься. Какой там швейцар! Скоро есть нечего будет!
Свою работу по выборам я закончила, на будущей неделе обещали выплатить за нее деньги, тысяч восемь, не больше. Если жить экономно, то на них можно продержаться месяц или полтора. Придется искать работу. Тут я вспомнила, что мы с Генкой собирались ехать в Турцию, на море. И для этой цели копили деньги. И накопили почти тысячу долларов. Я считаю, что имею полное право на половину этих денег.
— Деньги на швейцара я тебе дам, — отмахнулась Луша, — там, в ресторане закажешь какой-нибудь сок, ты же не есть туда придешь, в самом-то деле! Но вот одежда… Мария, в кроссовках в ресторан не пускают!
— Как ни крути, а к Генке нужно идти, — вздохнула я, — шмотки забрать и выяснить отношения.
Мы заскочили еще в вегетарианское кафе, съели по салатику и выпили по стакану ужасно кислого сока, и я потащилась к Генке, малодушно надеясь на то, что его не будет дома.
Генка занимается компьютерным дизайном, то есть на службу в обычном понимании этого слова он не ходит. Он утверждает, что для работы ему нужен только компьютер. На самом деле ему нужно еще очень много вещей. Во-первых, он требует, чтобы его кормили три, а лучше четыре раза в день, а во-вторых, чтобы его ни в коем случае не отрывали от компьютера, когда он творит. В процессе творчества он страшно много курит, а когда не курит, то поет дурным голосом матерные частушки.
Вернувшись из института, я находила продымленную комнату и разбросанные повсюду обертки от конфет и огрызки яблок. Вообще-то я на это безобразие реагировала нормально, возмущало другое.
Дом был как проходной двор. В любое время мог завалиться кто-то из многочисленных приятелей, и не один, а с девицей, они оставались ночевать, а квартира однокомнатная, так что если ночью, забывшись, сунешься на кухню воды попить, то обязательно попадешь в самый неподходящий момент. На мое возмущение Генка реагировал всегда однозначно: я ему не жена, и командовать в собственной квартире он никому не позволит.
Не подумайте, что я безропотно сносила его хамство. Нет, характер у меня неуживчивый, это я признаю. Мы с Генкой здорово ругались, но все же продержались почти год. Если бы мне было куда уйти, возможно, наш союз распался бы гораздо раньше. Но каждый раз я представляла, как появляюсь дома и что скажет мамаша, и как поглядит отчим.., в общем, не могла же я сесть Луше на голову. Надо сказать, что Генка хоть и хамил здорово, но всегда умел вовремя остановиться, то есть не произносил тех слов, после которых совместная жизнь не могла бы продолжаться. Очевидно, он все же мной по-своему дорожил.
Так было до вчерашней ночи, когда, вернувшись раньше времени, я обнаружила в его постели голую белобрысую шлюху, после чего мне ничего больше не оставалось, как плюнуть ему в физиономию и уйти. Что я и сделала. Жаль только, что не прихватила с собой вещи и кое-какие мелочи на память.
С такими грустными мыслями я как-то незаметно доехала на маршрутке почти до Генкиного дома. Нужно было еще пройти с проспекта дворами мимо детской площадки и помойки.
Детскую площадку я почти миновала, когда заметила вдруг краем глаза что-то знакомое. Сбоку мне наперерез направлялась та самая белобрысая швабра, которую я застала у Генки. Просто удивительно, как я ее узнала, ведь ночью я видела ее абсолютно голую, а сейчас на ней была канареечная кофточка с вырезом почти до пупка и обтягивающие тощий откляченный зад брюки цвета детской неожиданности.
Прыжком леопарда я метнулась за красный грибок на детской площадке и застыла там, как садово-парковая скульптура.
Швабра деловым шагом уверенно прочапала мимо грибка прямо к помойке, выбросила в контейнер яркий розовый пакет и, не останавливаясь, рванула к автобусной остановке.
Я осторожно высунула голову. Как раз подошел автобус, и швабра припустила к нему, гремя каблуками и костями. Я не собиралась ее преследовать, меня волновало другое — ярко-розовый пакет в мусорном контейнере. Пакет внушал очень нехорошие подозрения.
Прошлой осенью мы с Наташкой Селезневой, моей подружкой, заработали приличные деньги на выборах в городское Законодательное собрание. И решили смотаться на неделю в Париж — как говорится, людей посмотреть, себя показать, по магазинам походить, на витрины поглазеть, ну и все такое прочее… Купили недорогие путевки и полетели. Денег, конечно, у нас было не так чтобы много, но хватило и на развлечения, и на кое-какие тряпки. В магазине «Этам», что на бульваре Сент-Мишель, я купила чудное платьице лилового цвета с искрои. Платье выглядело весьма прилично, а главное — очень мне шло. И вот теперь, завидев в помойке фирменный розовый пакет из магазина «Этам», я ощутила, как сердце мое замерло от нехороших предчувствий.
Крадучись и воровато оглядываясь по сторонам, я приблизилась к помойке и схватила пакет. Предчувствия меня не обманули. Пакет был тот самый, из парижского магазина. Он был плотно набит одеждой. То есть одеждой то, что находилось в пакете, назвать было никак нельзя. Мое любимое лиловое платьице швабра разрезала на мелкие кусочки. Был там еще черный брючный костюм — иногда на работе требовалось одеться официально, пара шелковых блузок — белая и кремовая и еще какие-то лоскутки, которые я не смогла идентифицировать из-за подступившей к горлу безумной ярости.
Автобус с белобрысой девицей на борту давно отошел от остановки, и это спасло ей жизнь. Я услышала, как скрипят собственные зубы, потом вздохнула глубоко и малость успокоилась. Хорошо, что девица скрылась с глаз моих, не хватало еще из-за такой мрази сесть в тюрьму! Ну, Геночка, хороший же тебе достался кадр!
Я вытерла набежавшую слезу и выбросила пакет обратно в контейнер. Безумно жаль платья, я так его любила. Кроме того, теперь встает неотложный вопрос: в чем идти сегодня вечером в ресторан «Феллини»?
Итак, я внутренне собралась и решительно подошла к Генкиному дому. У подъезда на лавочке сидела довольно-таки неприятная старуха, я часто видела ее раньше и всегда здоровалась. Она же в ответ только поджимала губы и неодобрительно покачивала головой. В этот раз я тоже слегка кивнула и попыталась проскочить мимо. Но не тут-то было. Бабка протянула длинную клешню и схватила меня за рукав.
— Слышь, девонька, — заговорила она скрипучим голосом, — твой-то другую бабу завел.
— Что? — От неожиданности я выпучила глаза.
— Вот тебе и что! — торжествующе проскрипела бабка. — Тощая, длинная, белобрысая. Ночевала у него две ночи подряд, сейчас только ушла.
— Ой! — Я прижала руку к сердцу.
— Не переживай, — философски заметила старуха, — не ты первая, не ты последняя. А вообще, зря ты его одного надолго оставляешь. Что теперь делать будешь?
— Прямо и не знаю, — растерялась я.
То есть у меня-то было одно-единственное желание — поскорее отсюда смотаться, взяв вещи, но теперь, когда вещей не стало, я понятия не имела, зачем иду к Генке.
— Какие-то вы, молодые, нерешительные, — принялась поучать меня старуха, — за мужика надо бороться, а то так и просидишь весь век одна со своей гордостью. Вот у нас-то раньше в деревне как было? Если застукает жена своего мужа с девкой, так сразу кол из забора вытащит — и по бокам ее, и по бокам! Так отходит, что та неделю отлеживается! А вы.., эх! — Бабка махнула рукой и отвернулась.
— У вас все? — опомнилась я.
Что в самом деле — стою тут и слушаю бабкины бредни.
— Нет, не все! — сердито ответила та. — Позавчера ночью твой-то Александру Яковлевну залил.
— Какую Александру Яковлевну?
— Какую-какую, — мстительно передразнила старуха, — под вами квартира, на третьем этаже. А у нее ремонт недавно дорогой сделан, как раз весной. Она ночью просыпается — с потолка прямо рекой льется! Унитаз у твоего засорился, что ли… Так Александра уже техника вызывала, непременно акт составлять будут…
Я прикинула: унитаз прошлой ночью мог засориться только оттого, что я выбросила туда всю дорогущую косметику белобрысой швабры. На душе чуть полегчало, я сердечно распрощалась с бабулей и отправилась на четвертый этаж, в Генкину квартиру.
Я открыла дверь своим ключом и прислушалась.
В квартире царила абсолютная тишина — не слышно было музыки и Генкиных частушек. Значит, дома никого нету. Вот и прекрасно, сейчас осмотрюсь, заберу деньги и смоюсь по-тихому. Ругаться мне расхотелось, да и некогда, время поджимает.
Как я и ожидала, тряпок моих на месте не оказалось. Ненормальная белобрысая швабра выкинула все, включая белье и обувь. Хоть я и была уже готова к такому повороту событий, но снова ужасно разозлилась. Раз такое дело, то отброшу ненужное благородство и спокойно заберу все совместно накопленные доллары. Нужно же мне на что-то купить новую одежду! Тем более что там и так мало…
Я выскочила на лоджию и нашла там заветный горшок с землей.
Мы с Генкой долго спорили, где хранить деньги. Входная дверь у него в квартире хоть и железная, но одна, и замок — так себе, отечественный. Кроме того, как я уже говорила, в квартире вечно торчит кто-нибудь из знакомых и малознакомых людей.
Мы перебрали много укромных мест: банки с крупой, бачок от унитаза, книжные полки, бельевой ящик и остановились на цветочном горшке. Генка собственноручно приделал горшку двойное дно. Мы рассчитывали, что хоть цветов у него на лоджии нету, никому не придет в голову подозревать цветочный горшок с землей.
Итак, я аккуратно высыпала землю и подняла дно. В горшке ничего не было. Не веря своим глазам, я потрясла горшок, перевернула его — , все напрасно. Я грохнула горшок о пол, чтобы дать выход ярости, и ушла в комнату.
Приходилось признать, что я осталась у разбитого корыта. Денег нет, одежды нет, хахаля, естественно, нет. Работы тоже нет, и жить негде.
Теперь я даже хотела, чтобы явился Генка, я бы с большим чувством высказала ему все, что думаю о таких подлецах, как он. Привести в квартиру неизвестно кого! Мало того что он мне изменил, так еще меня лишили одежды и обокрали! Его, кстати, тоже…
В нервах я закурила сигарету и вышла на лоджию. Когда сигарета кончилась, я немного успокоилась и решила, что девица деньги украсть не могла. Судя по тому, как серьезно она отнеслась к уничтожению моих шмоток, она имела на Генку серьезные виды. Если бы она была заурядной шлюшкой, нечистой на руку, что бы ей тогда так расстраиваться из-за меня!
Стало быть, деньги перепрятал сам Генка! Оставим в стороне его моральные качества, а подумаем серьезно, куда он мог их деть. Разумеется, если деньги вес еще находятся в квартире. Снова я перебрала в уме все укромные места, порыскала в платяном шкафу, перетряхнула книжки, которых у Генки было немного, кстати, почти все куплены мною. Порылась я также в ящиках письменного стола, там был жуткий беспорядок, но денег не нашла. Тогда я встала посреди комнаты и постаралась представить себя на месте Генки. Что у него самое дорогое, что в этой квартире он ценит больше всего на свете? Свой обожаемый компьютер, разумеется. Итак, я решила попробовать. Нашла в ящике маленькую крестовую отвертку и отвинтила все винты в корпусе. Так и есть, тонкая пачка долларов была аккуратно приклеена скотчем к боковой стенке процессора.