Ей вдруг как-то стало не по себе. Жуткие твари, бывшие когда-то добрыми героями сказок, хотели сойти со стен, схватить Жанну и утащить ее в свой потусторонний мир. Страхова, стараясь не прикасаться к ставшим вдруг какими-то выпуклыми картинкам, взбежала вверх по лестнице и подошла к группе Алены. Странно, но здесь, где помещения были наполнены живыми детскими голосами, кошмарные творения сторожа не казались такими ужасными. Жанна взяла себя в руки, глубоко вздохнула и вошла в раздевалку девятой группы.
   Большинство шкафчиков были открыты, а это значило только одно – детей, которым принадлежали они, забрали. Страхова подошла к шкафчику своей дочери. На дверце красовались две уточки. Жанна порадовалась, что это наклейки. Если бы и шкафы доверили неумехе, то утки скорее смахивали бы на птеродактилей.
   – Мама, мамочка!
   Алена выбежала из группы и обняла маму.
   – Давай, Крошка, одеваться, – улыбнулась Жанна.
   – Здравствуйте, Жанна Ивановна.
   Страхова обернулась. В дверях стояла Надежда Филипповна, воспитательница Алены. В руках у нее были альбомные листы.
   «Опять поделки и рисунки», – подумала Жанна, но, увидев выражение лица женщины, ей вдруг стало тревожно.
   – Здравствуйте. – Жанна отдала курточку Алене. – Крошка, одевайся.
   – Посмотрите, что нарисовала Алена. – Надежда Филипповна протянула Страховой альбомные листы.
   Жанна долго смотрела в глаза воспитательницы, пытаясь прочитать в них, что ее ждет в творчестве дочери. Жанна боялась. Она, все еще смотря на женщину, села на низкую скамейку и взглянула на первый рисунок. Он ее поверг в шок. Весь лист был исчеркан черным карандашом, но под жирными линиями отчетливо проявлялась основная картинка. Там были люди. Они сидели за столом, а рядом стояла женщина. Жанна поняла это по пририсованному треугольнику – юбке. Что-то было… Она всмотрелась в рисунок сквозь черный карандаш. Над женщиной была стрелка и написано «МАМА», а над людьми за столиком – «БАНДИТЫ».
   Жанна посмотрела на Алену. Девочка повязывала шарф и что-то мурлыкала себе под нос. Страхова взяла второй рисунок. Все остальные рисунки были красочными, и ни один из них не был замалеван черным карандашом. На одном она нарисовала машину, а в ней улыбающиеся мордочки. Сверху надпись гласила: «Наша семья». Дальше: лес, речка, солнце, поляна. И везде: «Наша семья». Последний рисунок заставил Жанну снова посмотреть на дочь. Девочка возилась со шнурками. Страхова перевела взгляд на Надежду Филипповну. Та пожала плечами. Мол, а я о чем?
   На рисунке был дом. Большой серый дом. Мрачный, будто из фильма ужасов. Весь рисунок был нарисован черным карандашом. Жанна подумала, что тени вокруг дома означали ночь. Да, так, наверное, оно и было, если бы… Она присмотрелась. Одна из теней у крыльца очень напоминала черный силуэт человека. Человека с топором!
   – Это чьи рисунки? – спросила Страхова, едва выговаривая слова.
   – Я же сказала: Алены.
   – Нет. Эти понятно. А вот последний как будто не ее, – предположила Жанна и показала на рисунок с домом.
   – Все до единого нарисованы вашей дочерью. И именно это меня беспокоит.
   Страхова не могла понять, издевается над ней воспитательница или нет. На всех рисунках люди были примитивными, то есть палка, палка, огуречик – вот и вышел человечек, а на последнем силуэт с топором был нарисован если не художником, то человеком, умело владеющим карандашом.
   – Аленушка, – обратилась она к дочери, – скажи, доченька, кто нарисовал этот рисунок?
   Алена завязала шнурок и встала.
   – Я, – ответила девочка.
   – Крошка, не обманывай маму, – сказала Жанна. Наверное, слишком грубо, потому что у дочки на глазах появились слезы и она опустила голову.
   – Аленушка, – к девочке подошла воспитательница и обняла ее, – не бойся. Никто тебя не обидит. – Она с укором посмотрела на Страхову. – Расскажи нам, откуда этот рисунок?
   – Крошка, – Жанна попыталась сгладить ситуацию, – это ты нарисовала? Скажи нам правду, тебя никто ругать не будет.
   – Мамочка, его нарисовала я. – Девочка вывернулась из объятий Надежды Филипповны и подбежала к маме. Посмотрела ей в глаза и произнеса:
   – Честно-пречестно, мамочка. Ты разве не видишь, это же наш дом.
* * *
   – Шмара! – заорал Багиров.
   – Успокойся, брат! – К нему подошел Рустам. – Успокойся! – одернул он друга.
   – Кинула, сука!
   – Да ну ее. Что, блядей мало? Сейчас снимем каких-нибудь…
   – Рус, ты не понимаешь? Эта сука!.. – Шамиля душила злость и бессилие.
   «Эта тварь снова меня обставила! Сука! Разорву! Ее и ее мужа гниду! Иншала!»
   – Иншала! – скрипнув зубами, зашипел Багиров.
   – Брат, брат! Эй! – Рустам обнял друга.
   – Я их разорву!
   – Да я сам их разорву! – Рустам не совсем понимал, кого рвать, но за друга… – Я за тебя кого хочешь порву! – Рустам выхватил пистолет и направил его на одинокого прохожего, крадущегося по темной улице. – Че смотришь? Бессмертный, что ли?
   Человек даже подпрыгнул, а потом побежал.
   – Рус! Шама! – окрикнул их Альбот.
   – Спасибо, брат. – Шамиль расплылся в улыбке и обнял друга. – Я знал, что на тебя можно положиться.
   – Эй, вы идете?! – Из машины вышел Джамал. – А то все телочки нам достанутся.
   – Пошли? – спросил Рустам.
   – Пошли. А шмару эту я потом достану, – кивнул Багиров.
   – Мы достанем, – поправил друга Рус.
   – Иншала, братишка, иншала.
   Багиров сел за руль, даже и не посмотрев на заднее сиденье. Ему было все равно, кого сняли пацаны. Ему было наплевать, на ком он сегодня отыграется. Единственное, чего ему сейчас хотелось, это пустить кому-нибудь кровь. Он даже не видел девушек, но уже ненавидел их прокуренные голоса, сиськи и все остальное, что прилагалось в комплекте с этими сучками.
   – Шама, куда поедем? – спросил Джамал.
   – Резать свиней, – сказал Багиров.
   Засмеялись только девушки. Парни хищно оскалились. Пятилитровый двигатель взревел, и черная зверюга «BMW» рванула с места.
* * *
   Жанна остановилась около Алексея, впихивающего банку Jardin в сумку, и посмотрела ему в глаза.
   – Ты не понимаешь? Мне нельзя оставаться. Они меня убьют.
   – Ну почему сразу убьют-то?
   – А что? Просто изнасилуют и продадут кому-нибудь? Это будет лучше?! – Жанна перешла на крик. Ее поражала черствость, безразличие человека, которого она боготворила.
   – Ну что ты кричишь? Ты отводишь детей в комнату и всегда начинаешь орать. Не проще бы было оставлять их здесь и при них разговаривать?
   – Ну, пожалуйста, – фраза вырвалась сама собой. – Миленький, пожалуйста. – Жанна встала на колени перед мужем.
   – Да что с тобой?! – Леша вскочил и отошел от жены, будто она только что призналась ему, что болеет заразной болезнью. – Черт бы побрал! Что происходит?!
   – Леша, – Жанна подползла к нему на коленях, – я подсыпала им в водку снотворного.
   – Что ты сделала?!
* * *
   Алена посмотрела на Стасика. Он делал вид, что читает и не замечает крики за стеной. В последнее время родители часто ругались, но кричала в основном мама.
   – Стасик, а хочешь, я нарисую тебе машину? – спросила Алена.
   Брат угукнул, так и не оторвавшись от «Острова сокровищ».
   – Черную? – уточнила девочка.
   – Угу.
   Алена очень любила рисовать. Но не только дома и цветочки, как ее подружки по садику. Она рисовала все то, что ей приходило в голову. Ей нашептывал идеи маленький человечек. Он просил называть себя Бэби. Сейчас Бэби ей шептал: нарисуй машину. Она знала, если не захочет рисовать сама, то Бэби возьмет ее руку и выведет нужные ему черты. Вот тогда-то рисунки и получались самыми удавшимися, будто это не она их рисовала. Хотя на самом деле так и было. Их рисовал Бэби, а она просто держала карандаш.
   Алена посмотрела на получившуюся машину. Удовлетворенно кивнула. Бэби молчал. Наверное, пошел спать. Она уже складывала карандаши в коробку, когда Бэби сказал, чего он хочет.
* * *
   – Зачем?! – взревел Леша. – Зачем ты связываешься с этим ублюдком?! Можно же было просто убежать. Ты же все равно собиралась увольняться!
   – Я не знаю. – Жанна встала с колен и присела на стул.
   – Ладно. Я надеюсь, ты их не убила.
   Жанну поразила вновь образовавшаяся ледяная корка вокруг слов мужа.
   – Так мы едем или нет?
   – Конечно, едете. Мы же семья, – вздохнул Леша и присел рядом.
   Мы же семья. Наша семья. Вот! Вот о чем хотела поговорить Жанна.
   – Ты знаешь, что наша дочь рисует? – вдруг спросила Жанна.
   – И что же?
   Страхова вышла в коридор и вернулась с листами бумаги.
   – Вот смотри.
   Леша взял рисунки и начал их просматривать. Улыбка не сходила с лица. Он остановился на последнем рисунке.
   – Это тоже ее?
   Жанна обрадовалась, что не одной ей кажется это странным. Она кивнула.
   – Молодец! – похвалил Алексей. – Надо же, как похоже.
   – На что? На что похоже?!
   Леша расстегнул боковой карман, достал рекламный лифлет и протянул его жене.
   – Молодец! – еще раз повторил он.
   Жанна посмотрела на буклет. Там был тот самый дом. Она отбросила листок, будто это была извивающаяся змея.
   – На что похоже?! Ты вот это видел?!
   Она выхватила рисунок дочери и собиралась ткнуть в силуэт с топором, но его там не было. Жанна осмотрела каждый сантиметр рисунка, но ничего, даже отдаленно напоминающего «незваного гостя», не нашла.
   «Он, наверное, уже в доме, – странная мысль посетила ее. – Или спрятался в тени».
* * *
   Алена взяла черный карандаш и сначала перечеркнула рисунок. Потом еще раз и еще. Бэби молчал. Алена перехватила карандаш удобней и начала заштриховывать машину и тех, кто в ней сидел. Она давила так, чтобы штрихи получались жирными и широкими. Грифель сломался, но девочка продолжала водить карандашом по бумаге. Борозды на листке превратили рисунок в рваную рану. Бэби молчал.

Часть вторая

   Удивительно, но Жанне нравилось здесь все. Люди, лес, пруд, даже то, что они вчетвером ютились в комнатушке пять на три. Но, судя по тому, как продвигались дела со строительством дома, им спать в этом хлеве осталось от силы неделю. За две недели дом вырос из ничего.
   Жанна вымыла груши и виноград и понесла к столу. Несмотря на ноябрь, дни выдавались солнечными. Стол они поставили под навесом на улице. Жанна была в восторге от всего этого. Свой дом, свой двор, все свое. Теперь она понимала Лешу и его стремление сюда. Страхова влюбилась в эту деревню, в этих жителей. Ей казалось, что она жила здесь всегда. Именно здесь, именно в этом доме, который становился все привлекательней и привлекательней.
   – Хозяйка, угостишь? – голос бригадира строителей вырвал ее из размышлений, и она едва не уронила поднос с фруктами.
   – Конечно. Возьмите.
   Он взял одну грушу и откусил. Сок фрукта заструился по подбородку и закапал на грязную толстовку.
   – Возьмите еще, – предложила Жанна. – Для своих.
   – Нет, спасибо. Обойдутся.
   Мужчина снова откусил и, чавкая, начал жевать. Сок залил грудь, и одна мокрая дорожка побежала к животу. Но не это было странным. Некоторому типу людей свойственно жрать, как свиньям, и бригадир как раз был одним из них. Было странно, что он ел и не сводил с Жанны глаз. И ей даже показалось, что это вовсе не сок льется изо рта, а слюни.
   – Спасибо, хозяйка, – произнес строитель с набитым ртом.
   – Не за что.
   Страхова встряхнулась и поставила поднос на стол. Нет, здесь определенно хорошо. И даже слюнявый работник не может испортить ей настроение. Ни за что.
   Жанна вошла в кухню. А как еще назвать помещение, в котором есть газовая плита и холодильник?
   «Не всегда так», – подумала Жанна и улыбнулась.
   В студенческие годы она и подружки жили в общежитии. Так в их комнате была плита, пусть не газовая, а электрическая, был холодильник, три кровати, стол и даже радиоприемник. Они называли ее кухней? Нет. Это была ИХ комната. Теперь у Жанны и Алексея есть ИХ дом, а пока он еще не сдан, у них есть ИХ комната. За три недели пребывания здесь она ни разу не пожалела о своем решении. Ее не смутила теснота, в которой они находились. Сразу же, когда приехали сюда, Леша купил четыре раскладушки. Правда, тех, что они помнили с детства – брезент, натянутый на алюминиевый каркас, он так и не нашел. Купил с деревянными рейками в комплекте с поролоновым матрасом. Ночью они ставили их одну к другой, практически занимая половину помещения. Леша принес от кого-то из соседей черно-белый телевизор с комнатной антенной, которая ловила всего два канала. В общем, в тесноте, да не в обиде.
   Жанна достала из холодильника красную в белый горошек кастрюлю и поставила на плиту. На съемной квартире в Москве у них была плита с пьезоподжигом, а здесь хорошо хоть газ вообще был. Она повернула рукоятку включения газа. Он зашипел, вгоняя Жанну в панику. Страхова подожгла спичку, но она тут же потухла. Жанна зажгла еще одну, потом еще. Они все тухли. Запах газа начал расползаться по помещению. Страхова закрыла нос рукавом и попыталась повернуть ручку на плите. Ее заклинило. Жанна крутанула со всей силы и отломила ее. Страхова подскочила, готовая бежать за мужем, когда увидела вентиль на трубе. Он поддался, и шум газа прекратился. Жанна подошла к двери и открыла ее.
   «Поели супчика», – подумала Жанна, злясь на старую плиту, а больше на себя.
   Она посмотрела на окна нового дома и отшатнулась. Из окна ИХ спальни на нее смотрела женщина.
* * *
   Куча ненужного тряпья, банки из-под краски, старые сумки с металлическими бляхами, даже сваренные из труб санки наводили на мысль о скупости бывшего хозяина. Будто волок он все к себе во двор, не понимая истинной ценности находок. А вернее, бесценности. Алексей собирался все это барахло сжечь. Он водрузил мешки, набитые хламом, на двухколесную тачку, когда услышал странный гул. Словно рой насекомых приближался к нему по какой-то трубе или тоннелю. Страхов первым делом подумал, что звук исходит из подвала, но потом вспомнил, что он засыпан землей. Может, труба? Он посмотрел вверх, но в крыше не было ни щелочки. Вдруг гул стих и что-то звякнуло. Звук Леше был незнаком (по крайней мере, он не смог его вспомнить), но он хотя бы имел направленность. И теперь Алексей представлял, где искать.
   Страхов подошел к мешковине, которая, как он думал, раньше накрывала сундук, и резко сдернул ее. На сундуке лежали большие деревянные часы с боем. По маятнику ползала оса. Когда она попыталась взлететь, эхо внутри часов усилило звучание нарушительницы спокойствия. Страхов открыл дверцу, и оса вылетела. Сделала круг над часами и буквально бросилась на человека. Леша замахал руками, оступился и упал на сгнившую крышку подвала. Оса ужалила его в руку и улетела куда-то в угол.
   «Хорошо, что она одна», – подумал Алексей и посмотрел на покрасневшую руку. Потом посмотрел себе под ноги и вздохнул.
   «Спасибо бывшему хозяину. А то б костей мне точно не собрать».
   Он встал, отряхнулся. Рука зудела, хотелось ее расчесать, чтобы заглушить этот зуд. Леша аккуратно открыл дверцу часов, взял палку и воткнул ее внутрь, пошевелил ею там. Что-то звякнуло, но насекомых там не было. Алексей поднял ходики, еще раз встряхнул, уже мало беспокоясь о собственной безопасности. Нет, ос не было.
   Его внимание привлек сундук. Пиратских сокровищ там наверняка нет, но что-нибудь наподобие часов советской эпохи (а может, чего и старше) он рассчитывал найти. Леша скинул холщовую ткань, и ему открылся замок, совсем не похожий на теперешние, китайские, способные открыться гвоздем или от одного удара молотком. Этот был добротный, как и все тех времен, так что особых иллюзий Леша по его поводу не питал. В конце концов, сундук можно и сломать. Дерево, в какую бы эпоху не было бы сделано, с годами крепче не становилось.
   Алексей встал с колена и посмотрел в угол, где он повесил одну из сумок с бляхами. Леша вспомнил фотографию, на которой его дед стоял с такой же сумкой. Может, кстати, именно поэтому он ее и оставил. Он сложил туда все то, что могло пригодиться. На какое-то время он даже ощутил себя скупердяем, трясущимся над каждым куском проволоки, над каждым гнутым гвоздем. Но теперь могло что-то и сгодиться. Леша снял сумку и вывалил все ее содержимое на земляной пол. Патроны для лампочек, розетки, точильные круги, полотна для ножовки по металлу, сверла и проржавевший кусок арматуры. Только когда Леша взял этот кусок в руку, он понял, что это монтировка. Рабочая часть была настолько деформирована, что практически сравнялась с рукояткой, от которой остались «проталины» резины. Может, для работы в сложных условиях она и не подошла бы, но для вскрытия «бабушкиного» сундука вполне сгодилась бы.
   Страхов ощупал замок, посмотрел на монтировку. Сомнения на счет скорого обнаружения каких-нибудь реликтовых ценностей не оставляли его ни на минуту. А когда он вставил свою фомку между дужкой и сундуком, покрашенным половой краской, сомнения увеличились. Леша попробовал еще раз, потом еще. Ничего не выходило. Он вскочил и со злостью отбросил бесполезную арматуру. Она недовольно обо что-то звякнула. Алексей посмотрел в ту сторону. Там стояла кувалда.
   Леша подошел и поднял ее. Длинная, около метра, ручка была очень удобной. Тяжелая, килограммов десять, она придавала уверенности в том, что с этой штукой тебе все по плечу. Даже замок, сделанный на совесть. Леша замахнулся ею и зацепился за низкую балку. Снова что-то звякнуло. Это Лешу начало раздражать. Постоянное «звяк-бряк». Помещение с низкими потолками… Какими, к черту, потолками?! Сарай был сделан из прямоугольной рамы, обитой тесом. Сверху лежали балки, а уже к ним крепились стропила с обрешеткой. И все настолько низкое, что следующий замах Алексея кувалдой мог проделать дыру в крыше, покрытой рубероидом.
   Леша все-таки решил посмотреть, что там звякнуло. Нагнулся и поискал глазами. Связка ключей лежала у закопанного подвала. Все просто, как дважды два. Он поднял связку и первым же подобранным ключом открыл замок.
   – А ларчик просто открывался, – произнес Алексей и откинул крышку сундука.
* * *
   Совершенно очевидно, что женщин здесь быть не должно. Не потому, что она хотела быть здесь единственной и неповторимой, а просто потому, что бригада строителей состояла исключительно из мужчин. Грубых и неотесанных, сморкающихся и плюющих в ЕЕ дворе и матерящихся при любом удобном моменте, то есть всегда. Жанна на протяжении трех недель наблюдала за ними. Никакого проявления мужского внимания (за исключением сегодняшнего случая, если, конечно, пускание слюней являлось таковым), к себе она не замечала. Нет, может быть, они у себя дома настоящие самцы, жеребцы или как они еще себя называют, но здесь они вели себя сдержанно. Она не верила, что они могли привести сюда женщину.
   «Они – нет, а твой муженек?»
   Жанна взбежала на крыльцо и влетела в холл, едва не сбив стремянку. Не обращая внимания на вырвавшийся мат у сидевшего на лестнице мужчины, она взбежала наверх и направилась прямиком к их будущей спальне. Визг и жужжание инструментов стали совсем невыносимыми. Они проникали в мозг и разрывали сердце. Нервы были натянуты как струны. Еще чуть-чуть, еще совсем немного, и этот неумелый музыкант – ее долбаный муженек, со своим ансамблем слюнявых строителей – доиграется. И если лопнет хотя бы одна струна, то…
   Жанна была на пределе. Дверь спальни оказалась закрытой и, несмотря на производимые шумы (они сто на сто его прикрывают) строителями, Страхова расслышала, что в комнате Леша с какой-то потаскушкой. Она дернула ручку, шепот за дверью стих.
   «А, голубки, попались?!»
   Жанна ударила ладонью в отполированное полотно двери. Но визг циркулярной пилы заглушил удар.
   «Суки! Суки! Они все заодно! Они все сговорились!»
   Она начала колотить в дверь с такой силой, с таким безумством, что даже не заметила, когда все стихло и по дому разносились сухие удары. Жанна остановилась (рука сильно болела), медленно обернулась – из соседней комнаты на нее смотрел слюнявый прораб.
   – Хозяйка, ключом попробуешь? – Он вышел в коридор и протянул ей ключ.
   Страхова даже подумала, что этот неандерталец сейчас начнет ржать, но он как-то с сочувствием посмотрел на нее, подошел к двери и отпер ее.
   – Пожалуйста. – Прораб пропустил Жанну вперед.
   Она медленно прошлась по полу, устеленному упаковочной бумагой. Посмотрела в окно, туда, где еще десять минут назад стояла сама, повернулась к строителю и пожала плечами. Тот кивнул в ответ: мол, бывает. Жанна-то знала, что ни черта так не бывает, так просто не должно быть. Она едва не сорвалась. Подобное с ней бывает настолько редко, что она и не помнит, когда в последний раз так слетала с катушек. Виной переживания. Появление этой твари Багирова сделало из нее параноика.
   – Вас проводить? – спросил слюнявый с таким участием, что Жанне даже стало стыдно за плохие мысли о нем.
   – Нет, спасибо. – И добавила: – Хотите еще фруктов?
* * *
   В сундуке было два отсека. В одном лежали вещи, пропахшие сыростью, а в другом – газеты и журналы. Алексей брезгливо перевернул старые джинсы и блузки, какие-то платьица и колготки. Вещи принадлежали детям. Умершим? Странная мысль ему пришла, еще когда он пытался убраться в дальнем углу сарая. Леша сложил аккуратной поленницей дрова, пересыпал уголь в железный ящик. В черной крошке уже подмокшего угля ему попадались пупсики, солдатики и детская посуда. Вот тогда-то ему в голову и пришла эта странная мысль, что здесь произошла какая-то беда. Что-то случилось с детьми. Именно поэтому так упала цена. Кто захочет жить в доме, в котором произошла трагедия? Да никто! Вот поэтому-то дом будет новым, да и сарай пойдет под снос.
   Леша еще раз дернул детские колготки и услышал звон, будто из кармана выпали монеты. Он осмотрел дно сундука, провел ладонью, нахватав заноз. Холод металла порадовал его. Страхов подхватил монету (он был уверен в этом) и положил в карман. Еще раз перерыл тряпье, но так ничего интересного там не нашел. С журналами он мог провозиться и полдня. Страхов любил это – сесть и листать старые журналы. Леша в детстве часто ходил в читальный зал, чтобы полистать «Моделист-конструктор» или «Крокодил». Ясное дело, что между этими двумя изданиями так же много общего, как между Петросяном и Капицей, но Леше нравились именно эти два журнала. И когда он достал подшивки, едва не закричал от восторга. Это были именно они. «Крокодил» и «Моделист-конструктор». Он вынул все, что было в сундуке. И только когда стряхнул пыль с кипы бумаг, увидел, что в подшивки с его «любимцами» проник какой-то альбом. Именно альбом. Уж очень похожий на дембельский. На ЕГО дембельский альбом. Алексей Страхов подобных альбомов видел не так уж и много, но там, где ему довелось отдать долг Родине, делали именно такие.
   Алексей стряхнул с ворсистой поверхности пыль и открыл первую страницу. КТО НЕ БЫЛ – ТОТ БУДЕТ, КТО БЫЛ – НЕ ЗАБУДЕТ. Афганистан, так и есть. Они все там так писали. Писали, а самое главное, они так думали. Думали и не забыли. О них забыли, это да. А что он еще хотел? Если давно забыли о ветеранах той войны, в которой освобождали родную страну, то тех, кто воевал в чужой стране, можно было и не вспоминать. Но Леша помнил. Он знал, что не он один. КТО БЫЛ – НЕ ЗАБУДЕТ.
   Алексей захлопнул альбом, клубы пыли поднялись вверх, и он чихнул. Закрыл сундук, сложил на него журналы и альбом. Он собирался сюда вернуться и, пусть на это уйдет полдня, просмотреть журналы, а самое главное, альбом. И пусть он всколыхнет воспоминания, засунутые на чердак разума. Пусть. Ведь кто был – не забудет.
   Он взял часы и вышел из сарая. Когда за ним закрылась дверь, оса подлетела к альбому, села на обложку, сделанную из шинели, проползла по потускневшему от времени гербу выпуклой трехкопеечной монеты, остановилась у золоченых букв и снова взлетела. Она села на уголок альбома, переползла через кант из шелкового шнура, перегнулась через край обложки и скрылась внутри.
* * *
   Алексей зашел в дом. На стремянке стоял электрик и что-то напевал.
   – Александр, за неделю закончите? – спросил Страхов.
   Мужчина посмотрел вниз и снова принялся за работу.
   – Я так через денек-другой заканчиваю. А эти лоботрясы – не знаю.
   Электрик снова что-то запел.
   Леша так и рассчитывал. Как сделают свет, перебраться в дом. То есть через два дня можно будет въезжать. Вода и газ уже были в доме. Алексей обошел стремянку, еще раз посмотрел на воющего (пением это не назвать даже с натяжкой) монтера и вошел в гостиную. Подошел к одной стене и поднял часы. Потом к другой. Ходики смотрелись бы над камином, которого чертовски не хватало в ЕГО доме. Страхов опустил часы, махнул рукой и вышел из комнаты.
   Когда хозяин вышел, электрик замолчал и спустился с лестницы. Он посмотрел по сторонам. Плотники были на втором этаже (он услышал стук молотков), сантехник проверял трубы в подвале. Мужчина отер руки о робу и вошел в гостиную. Он осмотрел комнату, часы стояли у стены. Они будто манили к себе. Мужчина подошел и взял их в руки. Тут же внутри что-то зажужжало, и электрик выронил часы. Дверца открылась, и оттуда вылетела оса. Мужчина отмахнулся, но настырное насекомое, словно злобный бультерьер, нападало. Монтер сорвал с себя бейсболку, сбил тварь и безжалостно раздавил. Часы жалобно звякнули и затихли. Оцепенение тут же прошло, и электрик, будто проснувшись, посмотрел на раздавленную осу, потом на часы. Он никак не мог понять связь между этими вещами и собой. Может, ее и не было? Александр развернулся и выбежал из комнаты.