Система правосудия Нового Вавилона работала быстро и эффективно. Ежедневно она классифицировала сотни преступлений и наказывала виновных. Суровые законы требовали суровой расплаты, однако количество преступников, как подозревал Гейт, не уменьшалось. Просто они становились все изощреннее.
Некоторые процессы отбирались телевизионщиками для показа в прямом эфире. Чаще всего в них было что-то необычное, какие-нибудь сложности с доказательством вины или невиновности подсудимого. За такими процессами следили тысячи не знавших, чем еще занять себя, зрителей. Они организовывали группы поддержки, публиковали воззвания, собирали деньги для убийц или их жертв, делали рейтинги передачам.
Остальные же процессы проходили без лишнего шума. Новый Вавилон не был отягощен тюрьмами, а потому осужденного ждали конфискация имущества или интеллектуальной собственности, временное рабство или смерть. Все это зависело от многих факторов, на основании которых законники и выносили приговор.
И вот правосудие наконец-то добралось до Гудвина, и он даже не мог сказать, что это несправедливо. Он ведь действительно был преступником и действительно убил несколько человек, взламывал сети, продавал «нелиценз» и убегал от представителей власти.
Он был вне закона, но все же настойчивое подозрение, что его подставили, никак не давало покоя.
«Казнь состоится через два часа».
Два часа – это сто двадцать минут. Семь тысяч двести секунд. На что их можно потратить?
Пересмотреть свои прошлые дела и решить, что был не прав? Но Гудвин не чувствовал себя неправым. Он получал удовольствие от той жизни, которую вел, и ему было известно, что он может закончить именно так.
Попытаться определить, кто именно его подставил? А смысл? Уйти, посылая проклятия тому или тем, кто виновен в твоей смерти? Вряд ли это что-то изменит.
Представить, что будет после? Гудвин точно знал, что его ждет Ад. Новый Вавилон располагался посередине между просветленными и грешными, а преступники считались именно грешными. Даже их тела после смерти отправлялись в Ад.
Сбежать? Какое-то время он провел, пытаясь вызвать ЭлБу, но никаких откликов не получил. А между тем угроза его жизни была самая что ни на есть серьезная. Но никакие внутренние усилия объяснить это своевольной программе не помогли.
Наплевав на то, что его сочтут психом, – теперь-то уже какая разница? – Гудвин заговорил и изложил всю проблему вслух, но и таким образом не смог заставить ЭлБу перенести его в безопасное место.
Именно за этими попытками его и застал конвой. Усталый мужчина, надевший поверх рубашки форменный мундир из черной ткани, поманил Гейта пальцем и сказал:
– Пора.
– Уже?
– Быстрей. Люди ждут.
И Гудвин пошел, потому что ничего другого ему не оставалось. Последняя надежда, что в момент казни сработает ЭлБа, угасала с каждым шагом. Но все равно внутренняя гордость требовала, чтобы он шел сам, хоть и под конвоем.
Гордость – сильное, хотя и глупое чувство.
Гудвин никогда не испытывал особого пиетета перед Башней. Вокруг нее всегда шатались ищущие просветления, вперив глаза в Небеса, и бормотали себе под нос душеспасительные мантры. Или того хуже – бродили с отключенным сознанием и впитывали благотворное действие легального софта. Иногда их выносило за пределы площади, и отдельные неудачники попадали под колеса мобилей – религиозно настроенная общественность потом говорила, что это отбраковка недостойных, которые замахнулись на то, чего им было «не по сознанию». Других вылавливали безопасники и препровождали обратно на площадь.
«Чем это лучше остальных наркотиков? – порой размышлял Гудвин. – Чем отличается выбросившийся из окна под виртуальными глюками наркоман от обдолбанного святоши, который лезет под колеса транспорта, не осознавая этого? Ничем. Только на одном стоит штамп «легально», а на другом – нет. Все дело в этикетке».
И вот сейчас его собирались казнить, по сути, за отсутствие этой самой этикетки. Ситуация даже в чем-то выглядела смешной, если посмотреть со стороны. Но с каждым шагом к Башне сознание Гудвина становилось все менее отрешенным. Если за несколько часов до этого он мог отстраненно наблюдать за тем, как его задерживают и сажают в машину, то теперь эмоции затопили его с головой. Он с трудом давил иррациональное желание вырваться. Убежать было невозможно, так как механизм сопровождения преступников на казнь был великолепно отработан – конвойные и палачи действовали как отлаженная программа.
Мир вокруг неожиданно стал цветным и очень притягательным. Хотелось задержаться, вглядеться в лицо каждого прохожего, чувствовать порывы ветра от проносящихся мобилей, слышать дребезжание монорельса.
Все нерешенные вопросы вдруг показались ужасно важными. Кто вывел на Гудвина рэкетиров? Давно ли он был под колпаком безопасников или именно парень с серебристыми татуировками в отместку выдал его городским информационным службам? Кто ему все-таки звонил, и главное – как? Вопрос же «Почему не срабатывает ЭлБа?» отдавался в мозгу при каждом шаге.
И всего этого Гудвин Гейт никогда не узнает. Ни-ко-гда. Жизнь после смерти уготована лишь просветленным, а преступники отправляются в Ад с выжженным мозгом. И процесс этого самого выжигания – последнее, что Гудвин ощутит на себе.
У него задрожали руки. В солнечном сплетении вырос противный ком, от которого к горлу ползла тошнота, скручивало живот, а ноги начинали подгибаться. Всего два осколка мыслей не давали Гудвину по макушку провалиться в ужас.
Паранойя ликовала – наступил момент ее триумфа. Сбылись все ночные кошмары и опасения.
А еще, как ни странно, дарило надежду любопытство. Оно шептало: «А все-таки интересно, что там дальше? А вдруг?..»
– Вдруг… – пробормотал Гудвин и шагнул на первую ступень лестницы, ведущей к смотровой площадке. Ее первый уровень регулярно использовался для казней. Хороший обзор с любой точки площади – всё для удобства зрителей.
Пока мужчина «при параде» зачитывал скучным голосом список прегрешений осужденного и приговор, Гудвин смотрел вниз, на толпу. Хотя «толпа» – это громко сказано.
Несколько групп просветленных со знаками отличия, из тех, кто ходит смотреть на казни, как на работу. Некоторых Гудвин узнал – они порой брали у него легкую наркоту. Вот как, смешивали, значит, ребята. Два-в-одном: утром – во славу Небес; вечером, тайком, у себя дома – стимуляторы во славу кайфа.
Праздношатающаяся молодежь, невзначай оказавшаяся в центре и не пожелавшая пропустить случайное зрелище.
Вот мелькнула вдалеке лысина с серебристым отблеском – никак, главный рэкетир самолично решил удостовериться в том, что их несостоявшегося клиента уберут.
Операторы новостных каналов с камерами, патруль скучающих законников, заинтересованные детишки, которым родители решили продемонстрировать, что конкретно случается с теми, кто ведет себя плохо и нарушает закон. И всё.
Гудвину на мгновение показалось, что пахнет апельсинами. Он помотал головой. Какая глупость. Девушки в оранжевом не было видно, но даже если бы она и была на площади, то, во-первых, запах вряд ли донесся до Гудвина, а во-вторых, ему не очень хотелось, чтобы она видела процесс его умерщвления.
Двое конвойных синхронно шагнули ближе и крепко взяли его за руки. Один шепнул дежурную, по всей видимости, фразу: «Хоть раз дернешься – угостим электрошоком, и будешь умирать с дополнительными ощущениями. Понял?»
Следователь, плавно обратившийся в палача, надел на голову жертве очищающий обруч.
– Хотите сказать что-нибудь на прощание, господин Гейт? – спросил он скучающим тоном человека, который хочет побыстрее уйти с работы домой.
Гудвин промолчал.
Затем нажали на кнопку, и почудилось, что весь мир сжался до одной светящейся точки.
А потом и ее не стало.
Законники подхватили обмякшее тело и потащили его вниз по лестнице. Челы на площади потоптались еще немного на месте и медленно стали растекаться по своим делам.
Через пару минут в сети уже можно было скачать ролик «Свежая, сегодняшняя казнь! Преступник – опаснейший хакер-убийца!»
Джером смотрел его на экране домашней видеосистемы и судорожно жевал чипсы. Крошки сыпались на диван, прямо на пол и на его любимые домашние штаны, но сейчас на них было наплевать.
Когда на площади возле Башни никого не осталось, за исключением впавших в транс просветленных, оттуда ушла и девушка, записавшая весь процесс казни на коммуникатор. В этот раз платье на ней было не оранжевое, но от волос все так же пахло изысканными духами из последней коллекции авторского дома ароматов «Цитрусовый рай».
Часть вторая
1
2
Некоторые процессы отбирались телевизионщиками для показа в прямом эфире. Чаще всего в них было что-то необычное, какие-нибудь сложности с доказательством вины или невиновности подсудимого. За такими процессами следили тысячи не знавших, чем еще занять себя, зрителей. Они организовывали группы поддержки, публиковали воззвания, собирали деньги для убийц или их жертв, делали рейтинги передачам.
Остальные же процессы проходили без лишнего шума. Новый Вавилон не был отягощен тюрьмами, а потому осужденного ждали конфискация имущества или интеллектуальной собственности, временное рабство или смерть. Все это зависело от многих факторов, на основании которых законники и выносили приговор.
И вот правосудие наконец-то добралось до Гудвина, и он даже не мог сказать, что это несправедливо. Он ведь действительно был преступником и действительно убил несколько человек, взламывал сети, продавал «нелиценз» и убегал от представителей власти.
Он был вне закона, но все же настойчивое подозрение, что его подставили, никак не давало покоя.
«Казнь состоится через два часа».
Два часа – это сто двадцать минут. Семь тысяч двести секунд. На что их можно потратить?
Пересмотреть свои прошлые дела и решить, что был не прав? Но Гудвин не чувствовал себя неправым. Он получал удовольствие от той жизни, которую вел, и ему было известно, что он может закончить именно так.
Попытаться определить, кто именно его подставил? А смысл? Уйти, посылая проклятия тому или тем, кто виновен в твоей смерти? Вряд ли это что-то изменит.
Представить, что будет после? Гудвин точно знал, что его ждет Ад. Новый Вавилон располагался посередине между просветленными и грешными, а преступники считались именно грешными. Даже их тела после смерти отправлялись в Ад.
Сбежать? Какое-то время он провел, пытаясь вызвать ЭлБу, но никаких откликов не получил. А между тем угроза его жизни была самая что ни на есть серьезная. Но никакие внутренние усилия объяснить это своевольной программе не помогли.
Наплевав на то, что его сочтут психом, – теперь-то уже какая разница? – Гудвин заговорил и изложил всю проблему вслух, но и таким образом не смог заставить ЭлБу перенести его в безопасное место.
Именно за этими попытками его и застал конвой. Усталый мужчина, надевший поверх рубашки форменный мундир из черной ткани, поманил Гейта пальцем и сказал:
– Пора.
– Уже?
– Быстрей. Люди ждут.
И Гудвин пошел, потому что ничего другого ему не оставалось. Последняя надежда, что в момент казни сработает ЭлБа, угасала с каждым шагом. Но все равно внутренняя гордость требовала, чтобы он шел сам, хоть и под конвоем.
Гордость – сильное, хотя и глупое чувство.
Гудвин никогда не испытывал особого пиетета перед Башней. Вокруг нее всегда шатались ищущие просветления, вперив глаза в Небеса, и бормотали себе под нос душеспасительные мантры. Или того хуже – бродили с отключенным сознанием и впитывали благотворное действие легального софта. Иногда их выносило за пределы площади, и отдельные неудачники попадали под колеса мобилей – религиозно настроенная общественность потом говорила, что это отбраковка недостойных, которые замахнулись на то, чего им было «не по сознанию». Других вылавливали безопасники и препровождали обратно на площадь.
«Чем это лучше остальных наркотиков? – порой размышлял Гудвин. – Чем отличается выбросившийся из окна под виртуальными глюками наркоман от обдолбанного святоши, который лезет под колеса транспорта, не осознавая этого? Ничем. Только на одном стоит штамп «легально», а на другом – нет. Все дело в этикетке».
И вот сейчас его собирались казнить, по сути, за отсутствие этой самой этикетки. Ситуация даже в чем-то выглядела смешной, если посмотреть со стороны. Но с каждым шагом к Башне сознание Гудвина становилось все менее отрешенным. Если за несколько часов до этого он мог отстраненно наблюдать за тем, как его задерживают и сажают в машину, то теперь эмоции затопили его с головой. Он с трудом давил иррациональное желание вырваться. Убежать было невозможно, так как механизм сопровождения преступников на казнь был великолепно отработан – конвойные и палачи действовали как отлаженная программа.
Мир вокруг неожиданно стал цветным и очень притягательным. Хотелось задержаться, вглядеться в лицо каждого прохожего, чувствовать порывы ветра от проносящихся мобилей, слышать дребезжание монорельса.
Все нерешенные вопросы вдруг показались ужасно важными. Кто вывел на Гудвина рэкетиров? Давно ли он был под колпаком безопасников или именно парень с серебристыми татуировками в отместку выдал его городским информационным службам? Кто ему все-таки звонил, и главное – как? Вопрос же «Почему не срабатывает ЭлБа?» отдавался в мозгу при каждом шаге.
И всего этого Гудвин Гейт никогда не узнает. Ни-ко-гда. Жизнь после смерти уготована лишь просветленным, а преступники отправляются в Ад с выжженным мозгом. И процесс этого самого выжигания – последнее, что Гудвин ощутит на себе.
У него задрожали руки. В солнечном сплетении вырос противный ком, от которого к горлу ползла тошнота, скручивало живот, а ноги начинали подгибаться. Всего два осколка мыслей не давали Гудвину по макушку провалиться в ужас.
Паранойя ликовала – наступил момент ее триумфа. Сбылись все ночные кошмары и опасения.
А еще, как ни странно, дарило надежду любопытство. Оно шептало: «А все-таки интересно, что там дальше? А вдруг?..»
– Вдруг… – пробормотал Гудвин и шагнул на первую ступень лестницы, ведущей к смотровой площадке. Ее первый уровень регулярно использовался для казней. Хороший обзор с любой точки площади – всё для удобства зрителей.
Пока мужчина «при параде» зачитывал скучным голосом список прегрешений осужденного и приговор, Гудвин смотрел вниз, на толпу. Хотя «толпа» – это громко сказано.
Несколько групп просветленных со знаками отличия, из тех, кто ходит смотреть на казни, как на работу. Некоторых Гудвин узнал – они порой брали у него легкую наркоту. Вот как, смешивали, значит, ребята. Два-в-одном: утром – во славу Небес; вечером, тайком, у себя дома – стимуляторы во славу кайфа.
Праздношатающаяся молодежь, невзначай оказавшаяся в центре и не пожелавшая пропустить случайное зрелище.
Вот мелькнула вдалеке лысина с серебристым отблеском – никак, главный рэкетир самолично решил удостовериться в том, что их несостоявшегося клиента уберут.
Операторы новостных каналов с камерами, патруль скучающих законников, заинтересованные детишки, которым родители решили продемонстрировать, что конкретно случается с теми, кто ведет себя плохо и нарушает закон. И всё.
Гудвину на мгновение показалось, что пахнет апельсинами. Он помотал головой. Какая глупость. Девушки в оранжевом не было видно, но даже если бы она и была на площади, то, во-первых, запах вряд ли донесся до Гудвина, а во-вторых, ему не очень хотелось, чтобы она видела процесс его умерщвления.
Двое конвойных синхронно шагнули ближе и крепко взяли его за руки. Один шепнул дежурную, по всей видимости, фразу: «Хоть раз дернешься – угостим электрошоком, и будешь умирать с дополнительными ощущениями. Понял?»
Следователь, плавно обратившийся в палача, надел на голову жертве очищающий обруч.
– Хотите сказать что-нибудь на прощание, господин Гейт? – спросил он скучающим тоном человека, который хочет побыстрее уйти с работы домой.
Гудвин промолчал.
Затем нажали на кнопку, и почудилось, что весь мир сжался до одной светящейся точки.
А потом и ее не стало.
Законники подхватили обмякшее тело и потащили его вниз по лестнице. Челы на площади потоптались еще немного на месте и медленно стали растекаться по своим делам.
Через пару минут в сети уже можно было скачать ролик «Свежая, сегодняшняя казнь! Преступник – опаснейший хакер-убийца!»
Джером смотрел его на экране домашней видеосистемы и судорожно жевал чипсы. Крошки сыпались на диван, прямо на пол и на его любимые домашние штаны, но сейчас на них было наплевать.
Когда на площади возле Башни никого не осталось, за исключением впавших в транс просветленных, оттуда ушла и девушка, записавшая весь процесс казни на коммуникатор. В этот раз платье на ней было не оранжевое, но от волос все так же пахло изысканными духами из последней коллекции авторского дома ароматов «Цитрусовый рай».
Часть вторая
Биос
Глубоко внизу под Новым Вавилоном располагается Ад. Туда попадают тела и души преступников, а также тех, кто не сумел сделать в своей жизни достаточно для посмертного вознесения.
Так думают жители Нового Вавилона. Что ж, это их право.
Правда в том, что под городом действительно лежит ад, но он не таков, каким его описывают. Вполне логично, ведь никому еще не удавалось вернуться оттуда.
Никаких котлов со смолой и поджаривающихся грешников. Языки пламени не вырываются из земли, а орды демонов не слоняются вокруг да около в надежде насладиться чужими мучениями.
Всё совсем не так.
Зеленые джунгли, влажный воздух, теплые дожди и мягкий ветер. Челы – по крайней мере, внешне они выглядят вполне по-человечески – занимаются привычными делами.
Утилизация отходов Нового Вавилона. Использование того, что еще можно использовать.
Создание того, что надо создать. Отлаженный механизм контроля, проверки и ремонта. Случаются сбои, но они быстро локализуются и исправляются.
Город-государство под Новым Вавилоном мало напоминает ад, хотя там происходит именно то, чему положено происходить в аду. Сортировка тел и душ. Останки и остатки.
Местные жители называют свою землю Биосом. Название «Ад» им не то чтобы не по душе – такого понятия просто нет в системе их миропонимания.
Общество, которое они построили, есть наиболее разумный вариант. В почете трудолюбие и порядок. Полезные инновации поощряются, вредительство запрещено. Никто не имеет права только распределять, не создавая.
Многолетнее воспитание и контроль на протяжении всего становления личности приучают ее к жажде познания и созидания. Общество растит очередного консолидированного одиночку, который должен занять свое место среди остальных индивидуумов и трудиться во благо.
Во благо чего? Ответ на этот вопрос краток и банален, как и все неопределенное.
Во благо науки и саморазвития. Эта точка зрения принята в Биосе повсеместно.
По крайней мере, официально.
Так думают жители Нового Вавилона. Что ж, это их право.
Правда в том, что под городом действительно лежит ад, но он не таков, каким его описывают. Вполне логично, ведь никому еще не удавалось вернуться оттуда.
Никаких котлов со смолой и поджаривающихся грешников. Языки пламени не вырываются из земли, а орды демонов не слоняются вокруг да около в надежде насладиться чужими мучениями.
Всё совсем не так.
Зеленые джунгли, влажный воздух, теплые дожди и мягкий ветер. Челы – по крайней мере, внешне они выглядят вполне по-человечески – занимаются привычными делами.
Утилизация отходов Нового Вавилона. Использование того, что еще можно использовать.
Создание того, что надо создать. Отлаженный механизм контроля, проверки и ремонта. Случаются сбои, но они быстро локализуются и исправляются.
Город-государство под Новым Вавилоном мало напоминает ад, хотя там происходит именно то, чему положено происходить в аду. Сортировка тел и душ. Останки и остатки.
Местные жители называют свою землю Биосом. Название «Ад» им не то чтобы не по душе – такого понятия просто нет в системе их миропонимания.
Общество, которое они построили, есть наиболее разумный вариант. В почете трудолюбие и порядок. Полезные инновации поощряются, вредительство запрещено. Никто не имеет права только распределять, не создавая.
Многолетнее воспитание и контроль на протяжении всего становления личности приучают ее к жажде познания и созидания. Общество растит очередного консолидированного одиночку, который должен занять свое место среди остальных индивидуумов и трудиться во благо.
Во благо чего? Ответ на этот вопрос краток и банален, как и все неопределенное.
Во благо науки и саморазвития. Эта точка зрения принята в Биосе повсеместно.
По крайней мере, официально.
1
От разговора с начальником всегда ожидаешь плохого. Даже если начальник именуется «координатором». И тем более, если он попросил подчиненного прибыть к себе в кабинет – несмотря на то что средства связи позволяют провести любой, сколь угодно подробный инструктаж дистанционно.
Можно, конечно, предположить, что он собирается похвалить, непременно с глазу на глаз, или же отметить индивидуальный вклад в общие достижения, но испокон веков начальство предпочитает хвалить на расстоянии, а уж карать обязательно лично.
С такими примерно мыслями, разве что разбавленными не совсем официальными словечками и междометиями, Крис прибыла в дом Лучио. Как и у каждого в Биосе, это был дом-лаборатория, где в одной комнате можно было заниматься исследованиями, проектированием или созданием, а в другой жить.
Отцепившись от лианы, Крис быстро прошла по дорожке к крыльцу, не успела постучать, как услышала «Открыто!», и направилась в кабинет Лучио. Тот стоял у окна, спиной к двери. Не иначе, принял эту величественную позу, как только узнал о приближении девушки. Координатор очень любил производить впечатление, и это была лишь одна из его черт, раздражавших Крис.
О Лучио можно было сказать многое, но основная характеристика складывалась из такого вот сочетания: умен, самодоволен и властолюбив. В отличие от большинства координаторов, которые воспринимали свои обязанности скорее как обузу, отвлекающую от создания, Лучио упивался данной ему властью. Не переступал границ, но всегда находился где-то рядом с ними, выжимая из ситуации все, что позволено. Ко всему прочему, ему было наплевать на собственные недостатки. Он даже коррекцию роста не стал производить, и сейчас Крис смотрела сверху вниз на невысокого координатора.
– Гхм, – многозначительно сказала она.
– А, Крис! Прости. Задумался, не заметил, как ты подошла.
Девушка чуть натянутой улыбкой дала понять, что она вроде как в это верит.
– Что привело тебя ко мне? – спросил Лучио, предложив ей присесть.
Кресло подкатилось и мягко ткнулось под коленки. Пришлось сесть. Чуть помедлив, координатор тоже опустился на стул и сгреб к себе на колени груду бумаг со стола.
– Вы меня вызывали, – напомнила Крис.
– Ах да. Да. Координационный совет рассмотрел твою заявку. – Лучио загадочно улыбнулся и замолчал.
– И что же? – Эти игры в «спроси меня, что дальше» изрядно раздражали Крис. Но приходилось имитировать восторг и терпеливо дожидаться, когда Лучио насладится своим эксклюзивным знанием ситуации и раскроет карты.
– Ответ положительный.
– Мне дадут три «пустышки»?
– Нет.
– Но…
– Тебе дадут одну.
– Но… – В этот раз тон был не растерянный, а скорее негодующий.
– Заявок приходит много. Совет старается распределять по справедливости. Каждый координатор просит за своих подчиненных.
Крис подумала, что вряд ли Лучио когда-либо просил за нее. Скорее всего, просто молчал и с умным видом пожимал плечами.
– Тем не менее, – продолжил координатор, – Совет предлагает тебе самой выбрать «пустышку», наиболее подходящую для твоих исследований.
Это было уже что-то. Хотя решение о выдаче принималось Советом, механизм отбора напоминал рулетку, и тебе с равным шансом могло достаться все что угодно. Впрочем, кое-кто из недовольных поговаривал, что шансы были отнюдь не равны.
– Благодарю, – сказала Крис.
– Не стоит, – самодовольно улыбнулся Лучио. – Ты же знаешь, что Совет уважает новые веяния в разработках и заботится об их внедрении.
– Да. Знаю. Разрешите идти?
– Ну зачем же так официально? Мы ведь с тобой не просто координатор и подчиненный. Мы же друзья, в конце концов. Может быть, забежишь как-нибудь не по делу, а просто проведать меня?
Крис посмотрела в карие маслянистые глаза Лучио, и ей внезапно стало противно как никогда. Но она постаралась никоим образом этого не выдать.
– Может быть, – покорно кивнула девушка и вышла, заметив, что координатор вновь принял величественную позу у окна. Очень внушительно, ничего не скажешь.
Склад находился метрах в ста от лаборатории Лучио. Если Крис в чем-то и завидовала своему координатору, то поводом для этого была отнюдь не его высокая должность, а как раз близость к ресурсам. И пожалуй, возможность общаться с Советом напрямую. У любой идеи гораздо больше шансов, если на пути ее реализации не стоят волокита и расстояние. А то пока доберешься до склада, идея трансформируется, и окажется, что ты зря ехал сюда – новый замысел требует иных материалов.
Крис приземлилась у дверей и невольно улыбнулась. Возле входа на склад дежурил Таурус, любимая из ее квалификационных работ – разумная, исполнительная модель со своеобразным чувством юмора, которое далеко не всем удавалось инсталлировать даже в более продвинутые образцы.
– Приветствую, – кивнул он. – Наконец рассмотрели твою заявку?
– Именно.
– Но к сожалению, в урезанном виде?
– Ты и без расспросов все знаешь, – отмахнулась Крис. Естественно, разрешение о выдаче «пустышки» пришло на склад сразу после решения Совета. Весь персонал смены уведомили гораздо раньше, чем Лучио соизволил сообщить о нем своей подопечной.
– Конечно, знаю, – ухмыльнулся Таурус. У него даже в кои-то веки получилось естественное выражение лица. – Просто проявляю вежливость и обходительность в общении с очаровательной дамой. Пойдем же, и я одарю тебя выбором из самой свежей партии.
После короткой прогулки по извилистому коридору они свернули в холодную светлую комнату без мебели, где на полу были кое-как свалены «пустышки».
– Тебе повезло. – Таурус, прищурившись, осмотрел бардак и, видимо, остался им доволен, потому что не кинулся приводить ресурсы в порядок.
Крис это удивило. Еще пару лет назад с них разве что пылинки не сдували, а теперь картина выглядела удручающе неаккуратно. Никакого уважения к ценному материалу. Есть над чем задуматься… но это позже, а пока нужно выбрать лучший экземпляр, ведь второй попытки у нее не будет.
«Пустышек» было штук двадцать. Большинство уже значительного возраста, с повреждениями тела и сомнительным качеством уничтоженного духа. Проще говоря – с болезнями и в маразме. Про этих можно забыть сразу. Женщин Крис тоже отмела. Големы, конечно, усиливаются и не чувствуют боли, но хотелось, чтобы в результате получился крепкий помощник, а не хрупкое создание, склонное к поломкам. Иногда попадались женские тела в подходящей форме, но это было скорее исключением из правил. В основном они обладали субтильным сложением, тонкими костями и полным отсутствием мышечной массы. Либо, наоборот, не годились из-за избытка жировой ткани.
Нормальных мужчин было пятеро. Девушка ходила меж ними, чисто рефлекторно рассматривая мускулатуру и тип телосложения, хотя особого значения для голема они не имели.
Один из «пустышек» – невысокий молодой человек с грязными потеками на лице и теле, явными следами использования «автозагара», – показался Крис смутно знакомым. Где-то она его видела, но так и не смогла вспомнить где. По формальным признакам тело годилось: никаких внешних повреждений, на бирке выбито «стандартный путь схода» – то есть материал попал на склад без задержек и проволочек, явно не успев испортиться по дороге.
– Я возьму этого.
– Отлично, мне нравится твой выбор. – Таурус подхватил тело под мышки и оттащил к выходу из комнаты, потом активировал грузовую летягу – та развернула крылья и застыла над землей, покачиваясь на тонких лапках. Под тяжестью «пустышки» она качнулась, но затем тут же выправилась, разве что немного просев.
– Надеюсь скоро познакомиться со своим братом. – Таурус кивнул, прощаясь с девушкой, и вручил ей брелок активации автопилота, чтобы вернуть летягу обратно. – Удачи.
– Спасибо, – отозвалась Крис. – Тебе тоже.
В компании летяги она вышла со склада и, уцепившись за лиану, направилась к лаборатории. Дорога заняла на удивление мало времени: на точках перецепки почти не было очередей, да и второй эшелон оказался свободен – летяге всего пару раз понадобилось лавировать, уклоняясь от столкновений с грузовыми птерами. Големов навстречу попалось мало, около десятка. Тенденция налицо: с каждым циклом их всё меньше.
Последний отрезок пути шел по прямой и был достаточно ровным, поэтому давал возможность поразмышлять. Крис прикинула: действительно, если минувшим летом каждый день приходил материал на сотню созданий, пусть даже големы и не из всех получались, то сейчас уже двадцать – и то праздник. Да, надо было раньше заглянуть на склад и разобраться, почему дела у цеха идут все хуже и почему Крис в последнее время все чаще поручали проекты в отделе флоры и так долго тянули с одобрением ее заявки на «пустышки».
Будто подтверждая ее мысли, за спиной громко ухнула летяга. Как раз вовремя, чтобы вынырнуть из размышлений, отцепиться от лианы и свернуть к лаборатории. Крис, прищурившись, посмотрела на солнце: до конца дня всего часа полтора… но кто соблюдает рамки рабочего времени, когда попадается такой замечательный материал? Правильно, никто.
Поднявшись на крыльцо, Крис приложила ладонь к замку, тот в ответ щелкнул и приветливо заурчал. Летяга, приземлившись, подозрительно на него покосилась. Замок, углядев незваного гостя, сердито зарычал, в глазах его мелькнули красные искры.
– Цыц! – Крис погрозила ему пальцем и принялась стаскивать «пустышку» со спины летяги. Рывком сдернула сразу в сторону порога, чтобы поменьше тащить пришлось, охнула и повела плечом – несмотря на невысокий рост, материал был довольно тяжелым. Нажала кнопку автопилота и махнула летяге рукой. Потом опять подхватила «пустышку» и потащила в дом.
В темных углах комнаты загорались один за другим светлячки, хотя дневного света пока хватало. Цветы с подоконника вразнобой кивали пестрыми головками. Из коридора под ноги с громким сопением выкатился кот и стал деятельно мешать в переноске материала. С громким топотом подтянулись сторожевые ежики.
– Да, понимаю, все соскучились. – Крис вздохнула и локтем смахнула со лба косичку, которая постоянно лезла в глаза. – Я тоже. Сейчас отволоку это в кабинет и всех покормлю. Идет?
Не сказать, чтобы после этих слов приветственный ажиотаж совсем улегся, но ей все-таки удалось дотащить материал до рабочего места, ни разу не наступив на лапы и хвосты. Исходя из предыдущего опыта, это можно было считать какой-никакой, но победой.
– Уф-ф! – Девушка разогнулась, дернула плечами и помахала руками. Под правой лопаткой что-то хрустнуло. Уже не в первый раз за последние дни. Крис поставила в уме галочку: сходить к доктору, и чем скорее, тем лучше.
Шагнула к холодильнику. На звук открываемой дверцы подтянулись даже светлячки. Живность активно демонстрировала, что зверски оголодала и соскучилась. Крис рассеянно провела рукой по колючкам ближайшего ежа, но времени рассиживаться не было. Уж слишком долго она выпрашивала разрешение на нового голема, чтобы сейчас отвлекаться.
Крис быстро пролистала рабочую книгу, выбрала страницы с нужными заклинаниями и усадила «пустышку» на электрический стул. Проверила порты, зачистила скальпелем контакты, считала код дезактивации с виска, занесла его в базу данных и начала инсталляцию. Первые две минуты все шло нормально, а потом голем неожиданно дернулся и схватил ее за руку…
В начале не было ничего. Совсем.
Всепоглощающая пустота внутри и снаружи. И вот пришел свет.
Лишь когда он появился, родилось и само определение. Свет – это не-тьма.
Потом возникли другие понятия. Верх, низ, лево, право, твердь, высь… и остальные.
Тот, кто стоял внизу под светом, на тверди, знал, что он человек. Выставив вперед руку, он некоторое время рассматривал ее.
Понятие времени оформилось не полностью. Человек знал о времени, но не ощущал его. С равной вероятностью он мог стоять так секунду или день.
Вверху по-прежнему был свет, а под ногами – твердь.
Лучи света упали, разделив твердь на полоски. Затем упали еще раз и превратили ее в квадраты.
Человек стоял и смотрел.
Один из квадратов мигнул и ярко загорелся желтым. Спустя мгновение мигнул снова. А потом еще и еще, пока человек не ступил на этот квадрат. В тот же миг он перестал мерцать, и загорелся еще один, неподалеку.
Человек засмеялся.
Смех долго и гулко разносился вокруг, пока внезапно не оборвался. Дальше было слышно только дыхание.
Если бы кто-нибудь смотрел сверху, то увидел бы двигающуюся по желтым квадратам фигуру. И то место, куда человек направляется. И даже того, кто его там ждет.
Но сверху никто не смотрел.
Некому было.
Время по-прежнему не имело смысла. Смысл был только в поступках.
Человек подошел к воротам города, все здания которого были сложены из зеленых зеркальных граней.
«Изумруды, – вспомнил человек. – Они называются изумруды. А это Изумрудный город».
Никем не остановленный и не потревоженный, он вошел и двинулся по главной улице. Заметив свое отражение на одной из стен, приблизился к ней и принялся себя рассматривать.
Среднего роста, подтянутый, достаточно мускулистый. Темные волосы, правильные черты лица. Наверно, его можно назвать симпатичным. Кожа выглядела очень бледной, хотя, ему казалось, так было не всегда. Попытки вспомнить свой облик, каким он был раньше, не принесли результата. Только голова разболелась.
Человек отошел от стены и зашагал дальше по дороге, которая в какой-то момент привела его к площади. За ней стоял за́мок, также сделанный из изумрудов. Ворота замка были заперты. Прислонившись к ним спиной, сидел незнакомец. Широкополая шляпа скрывала лицо. Видны были только руки, лежащие поверх старого плаща. На ногах – черные сапоги, начищенные до блеска.
Услышав приближающиеся шаги, незнакомец поднял голову. И лишь заметив чужой наряд, человек, пришедший по дороге из желтых квадратов, понял, что он гол. Ему стало неловко, но поскольку одежду взять было негде, он продолжил свой путь в том виде, в каком был. Подошел к незнакомцу и присел на корточки возле него.
– Кто ты? – спросил человек, прислушиваясь к новому для себя звуку собственного голоса.
Незнакомец никак не отреагировал. Тогда голый человек осторожно толкнул молчащего в бок и повторил вопрос.
– Чего тебе надо? – отозвался тот и покосился на собеседника. Глаза его были такого же изумрудного цвета, как и все вокруг.
– Войти.
– Зачем?
Голый человек не нашел ответа на этот вопрос. Ему надо было внутрь – это все, что он знал. Где-то рядом находилось осознание цели, но его было не поймать.
– Когда войду, тогда узнаю, – ответил он.
– Думаешь, сто́ит? – насмешливо спросил сидящий.
– Да.
– Войти… – Незнакомец пробормотал что-то неразборчивое и поднялся. Следом за ним поднялся и гость. – Что ж, я впущу тебя, но мне надо знать твое имя.
«Имя? – подумал голый человек. – Имя. У меня было имя».
Следом за этой мыслью пришло и знание.
– Меня зовут Гудвин, – сказал он. – Гудвин. Великий и Ужасный.
– Проходи. – Страж ворот склонился в почтительном поклоне. – Проходи, повелитель.
И створки распахнулись сами собой.
Гудвин – знание собственного имени было чрезвычайно приятно – шел по коридорам замка. Казавшийся снаружи крохотным, внутри замок был обширен. Спуски сменялись подъемами, комнаты со сводчатыми потолками и каменным полом поражали своим величием, отовсюду веяло прохладой.
Свернув в боковое ответвление коридора, Гудвин очутился в тронном зале. Он подошел к креслу из гигантского цельного камня и сел в него. Руки легли на подлокотники, и тотчас же боль пронзила тело.
Время в какой-то момент обрело значение, и благодаря этому боль продолжалась целую вечность. Затем все схлынуло.
Гудвин Гейт с удивлением осматривался. Память всей прошлой жизни вновь была при нем, но в ней не нашлось ничего похожего на это место.
– Где я? – спросил он, и эхо разнесло вопрос по коридорам замка.
– ЭлБа. Центр управления, – прозвучал голос стража, встречавшего его у ворот. Затем и он сам появился перед Гудвином.
– Что произошло?
– Попытка стереть сознание была почти удачной.
– Почти?
– Удалось восстановить всё из резервной копии.
– Ясно, – соврал Гудвин. – Что происходит сейчас?
– Стабилизация нервной деятельности. Синхронизация сознания с моторикой.
– Где я?
– ЭлБа. Центр управления, – повторил привратник.
– Нет, – Гейт помотал головой, – физически.
– В Биосе.
– Где?
– В Биосе. Глубоко под Новым Вавилоном.
– Понятно… – снова солгал Гудвин.
Внезапно стены замка затряслись. Сверху посыпались изумруды. Они разбивались об пол и разлетались осколками.
– Что это?
– Попытка проникновения.
– Прекрати.
– Блокировка приведет к прекращению наладки.
– А если не блокировать?
– Возможно, смерть, – пожал плечами страж.
Это совершенно человеческое движение почему-то вывело Гудвина из себя:
– Блокировать! Немедленно!
– Как пожелаете, повелитель.
И вновь стало как в начале. Ничего. Совсем.
А потом Гудвин ощутил, что держит кого-то за руку, и открыл глаза.
Можно, конечно, предположить, что он собирается похвалить, непременно с глазу на глаз, или же отметить индивидуальный вклад в общие достижения, но испокон веков начальство предпочитает хвалить на расстоянии, а уж карать обязательно лично.
С такими примерно мыслями, разве что разбавленными не совсем официальными словечками и междометиями, Крис прибыла в дом Лучио. Как и у каждого в Биосе, это был дом-лаборатория, где в одной комнате можно было заниматься исследованиями, проектированием или созданием, а в другой жить.
Отцепившись от лианы, Крис быстро прошла по дорожке к крыльцу, не успела постучать, как услышала «Открыто!», и направилась в кабинет Лучио. Тот стоял у окна, спиной к двери. Не иначе, принял эту величественную позу, как только узнал о приближении девушки. Координатор очень любил производить впечатление, и это была лишь одна из его черт, раздражавших Крис.
О Лучио можно было сказать многое, но основная характеристика складывалась из такого вот сочетания: умен, самодоволен и властолюбив. В отличие от большинства координаторов, которые воспринимали свои обязанности скорее как обузу, отвлекающую от создания, Лучио упивался данной ему властью. Не переступал границ, но всегда находился где-то рядом с ними, выжимая из ситуации все, что позволено. Ко всему прочему, ему было наплевать на собственные недостатки. Он даже коррекцию роста не стал производить, и сейчас Крис смотрела сверху вниз на невысокого координатора.
– Гхм, – многозначительно сказала она.
– А, Крис! Прости. Задумался, не заметил, как ты подошла.
Девушка чуть натянутой улыбкой дала понять, что она вроде как в это верит.
– Что привело тебя ко мне? – спросил Лучио, предложив ей присесть.
Кресло подкатилось и мягко ткнулось под коленки. Пришлось сесть. Чуть помедлив, координатор тоже опустился на стул и сгреб к себе на колени груду бумаг со стола.
– Вы меня вызывали, – напомнила Крис.
– Ах да. Да. Координационный совет рассмотрел твою заявку. – Лучио загадочно улыбнулся и замолчал.
– И что же? – Эти игры в «спроси меня, что дальше» изрядно раздражали Крис. Но приходилось имитировать восторг и терпеливо дожидаться, когда Лучио насладится своим эксклюзивным знанием ситуации и раскроет карты.
– Ответ положительный.
– Мне дадут три «пустышки»?
– Нет.
– Но…
– Тебе дадут одну.
– Но… – В этот раз тон был не растерянный, а скорее негодующий.
– Заявок приходит много. Совет старается распределять по справедливости. Каждый координатор просит за своих подчиненных.
Крис подумала, что вряд ли Лучио когда-либо просил за нее. Скорее всего, просто молчал и с умным видом пожимал плечами.
– Тем не менее, – продолжил координатор, – Совет предлагает тебе самой выбрать «пустышку», наиболее подходящую для твоих исследований.
Это было уже что-то. Хотя решение о выдаче принималось Советом, механизм отбора напоминал рулетку, и тебе с равным шансом могло достаться все что угодно. Впрочем, кое-кто из недовольных поговаривал, что шансы были отнюдь не равны.
– Благодарю, – сказала Крис.
– Не стоит, – самодовольно улыбнулся Лучио. – Ты же знаешь, что Совет уважает новые веяния в разработках и заботится об их внедрении.
– Да. Знаю. Разрешите идти?
– Ну зачем же так официально? Мы ведь с тобой не просто координатор и подчиненный. Мы же друзья, в конце концов. Может быть, забежишь как-нибудь не по делу, а просто проведать меня?
Крис посмотрела в карие маслянистые глаза Лучио, и ей внезапно стало противно как никогда. Но она постаралась никоим образом этого не выдать.
– Может быть, – покорно кивнула девушка и вышла, заметив, что координатор вновь принял величественную позу у окна. Очень внушительно, ничего не скажешь.
Склад находился метрах в ста от лаборатории Лучио. Если Крис в чем-то и завидовала своему координатору, то поводом для этого была отнюдь не его высокая должность, а как раз близость к ресурсам. И пожалуй, возможность общаться с Советом напрямую. У любой идеи гораздо больше шансов, если на пути ее реализации не стоят волокита и расстояние. А то пока доберешься до склада, идея трансформируется, и окажется, что ты зря ехал сюда – новый замысел требует иных материалов.
Крис приземлилась у дверей и невольно улыбнулась. Возле входа на склад дежурил Таурус, любимая из ее квалификационных работ – разумная, исполнительная модель со своеобразным чувством юмора, которое далеко не всем удавалось инсталлировать даже в более продвинутые образцы.
– Приветствую, – кивнул он. – Наконец рассмотрели твою заявку?
– Именно.
– Но к сожалению, в урезанном виде?
– Ты и без расспросов все знаешь, – отмахнулась Крис. Естественно, разрешение о выдаче «пустышки» пришло на склад сразу после решения Совета. Весь персонал смены уведомили гораздо раньше, чем Лучио соизволил сообщить о нем своей подопечной.
– Конечно, знаю, – ухмыльнулся Таурус. У него даже в кои-то веки получилось естественное выражение лица. – Просто проявляю вежливость и обходительность в общении с очаровательной дамой. Пойдем же, и я одарю тебя выбором из самой свежей партии.
После короткой прогулки по извилистому коридору они свернули в холодную светлую комнату без мебели, где на полу были кое-как свалены «пустышки».
– Тебе повезло. – Таурус, прищурившись, осмотрел бардак и, видимо, остался им доволен, потому что не кинулся приводить ресурсы в порядок.
Крис это удивило. Еще пару лет назад с них разве что пылинки не сдували, а теперь картина выглядела удручающе неаккуратно. Никакого уважения к ценному материалу. Есть над чем задуматься… но это позже, а пока нужно выбрать лучший экземпляр, ведь второй попытки у нее не будет.
«Пустышек» было штук двадцать. Большинство уже значительного возраста, с повреждениями тела и сомнительным качеством уничтоженного духа. Проще говоря – с болезнями и в маразме. Про этих можно забыть сразу. Женщин Крис тоже отмела. Големы, конечно, усиливаются и не чувствуют боли, но хотелось, чтобы в результате получился крепкий помощник, а не хрупкое создание, склонное к поломкам. Иногда попадались женские тела в подходящей форме, но это было скорее исключением из правил. В основном они обладали субтильным сложением, тонкими костями и полным отсутствием мышечной массы. Либо, наоборот, не годились из-за избытка жировой ткани.
Нормальных мужчин было пятеро. Девушка ходила меж ними, чисто рефлекторно рассматривая мускулатуру и тип телосложения, хотя особого значения для голема они не имели.
Один из «пустышек» – невысокий молодой человек с грязными потеками на лице и теле, явными следами использования «автозагара», – показался Крис смутно знакомым. Где-то она его видела, но так и не смогла вспомнить где. По формальным признакам тело годилось: никаких внешних повреждений, на бирке выбито «стандартный путь схода» – то есть материал попал на склад без задержек и проволочек, явно не успев испортиться по дороге.
– Я возьму этого.
– Отлично, мне нравится твой выбор. – Таурус подхватил тело под мышки и оттащил к выходу из комнаты, потом активировал грузовую летягу – та развернула крылья и застыла над землей, покачиваясь на тонких лапках. Под тяжестью «пустышки» она качнулась, но затем тут же выправилась, разве что немного просев.
– Надеюсь скоро познакомиться со своим братом. – Таурус кивнул, прощаясь с девушкой, и вручил ей брелок активации автопилота, чтобы вернуть летягу обратно. – Удачи.
– Спасибо, – отозвалась Крис. – Тебе тоже.
В компании летяги она вышла со склада и, уцепившись за лиану, направилась к лаборатории. Дорога заняла на удивление мало времени: на точках перецепки почти не было очередей, да и второй эшелон оказался свободен – летяге всего пару раз понадобилось лавировать, уклоняясь от столкновений с грузовыми птерами. Големов навстречу попалось мало, около десятка. Тенденция налицо: с каждым циклом их всё меньше.
Последний отрезок пути шел по прямой и был достаточно ровным, поэтому давал возможность поразмышлять. Крис прикинула: действительно, если минувшим летом каждый день приходил материал на сотню созданий, пусть даже големы и не из всех получались, то сейчас уже двадцать – и то праздник. Да, надо было раньше заглянуть на склад и разобраться, почему дела у цеха идут все хуже и почему Крис в последнее время все чаще поручали проекты в отделе флоры и так долго тянули с одобрением ее заявки на «пустышки».
Будто подтверждая ее мысли, за спиной громко ухнула летяга. Как раз вовремя, чтобы вынырнуть из размышлений, отцепиться от лианы и свернуть к лаборатории. Крис, прищурившись, посмотрела на солнце: до конца дня всего часа полтора… но кто соблюдает рамки рабочего времени, когда попадается такой замечательный материал? Правильно, никто.
Поднявшись на крыльцо, Крис приложила ладонь к замку, тот в ответ щелкнул и приветливо заурчал. Летяга, приземлившись, подозрительно на него покосилась. Замок, углядев незваного гостя, сердито зарычал, в глазах его мелькнули красные искры.
– Цыц! – Крис погрозила ему пальцем и принялась стаскивать «пустышку» со спины летяги. Рывком сдернула сразу в сторону порога, чтобы поменьше тащить пришлось, охнула и повела плечом – несмотря на невысокий рост, материал был довольно тяжелым. Нажала кнопку автопилота и махнула летяге рукой. Потом опять подхватила «пустышку» и потащила в дом.
В темных углах комнаты загорались один за другим светлячки, хотя дневного света пока хватало. Цветы с подоконника вразнобой кивали пестрыми головками. Из коридора под ноги с громким сопением выкатился кот и стал деятельно мешать в переноске материала. С громким топотом подтянулись сторожевые ежики.
– Да, понимаю, все соскучились. – Крис вздохнула и локтем смахнула со лба косичку, которая постоянно лезла в глаза. – Я тоже. Сейчас отволоку это в кабинет и всех покормлю. Идет?
Не сказать, чтобы после этих слов приветственный ажиотаж совсем улегся, но ей все-таки удалось дотащить материал до рабочего места, ни разу не наступив на лапы и хвосты. Исходя из предыдущего опыта, это можно было считать какой-никакой, но победой.
– Уф-ф! – Девушка разогнулась, дернула плечами и помахала руками. Под правой лопаткой что-то хрустнуло. Уже не в первый раз за последние дни. Крис поставила в уме галочку: сходить к доктору, и чем скорее, тем лучше.
Шагнула к холодильнику. На звук открываемой дверцы подтянулись даже светлячки. Живность активно демонстрировала, что зверски оголодала и соскучилась. Крис рассеянно провела рукой по колючкам ближайшего ежа, но времени рассиживаться не было. Уж слишком долго она выпрашивала разрешение на нового голема, чтобы сейчас отвлекаться.
Крис быстро пролистала рабочую книгу, выбрала страницы с нужными заклинаниями и усадила «пустышку» на электрический стул. Проверила порты, зачистила скальпелем контакты, считала код дезактивации с виска, занесла его в базу данных и начала инсталляцию. Первые две минуты все шло нормально, а потом голем неожиданно дернулся и схватил ее за руку…
В начале не было ничего. Совсем.
Всепоглощающая пустота внутри и снаружи. И вот пришел свет.
Лишь когда он появился, родилось и само определение. Свет – это не-тьма.
Потом возникли другие понятия. Верх, низ, лево, право, твердь, высь… и остальные.
Тот, кто стоял внизу под светом, на тверди, знал, что он человек. Выставив вперед руку, он некоторое время рассматривал ее.
Понятие времени оформилось не полностью. Человек знал о времени, но не ощущал его. С равной вероятностью он мог стоять так секунду или день.
Вверху по-прежнему был свет, а под ногами – твердь.
Лучи света упали, разделив твердь на полоски. Затем упали еще раз и превратили ее в квадраты.
Человек стоял и смотрел.
Один из квадратов мигнул и ярко загорелся желтым. Спустя мгновение мигнул снова. А потом еще и еще, пока человек не ступил на этот квадрат. В тот же миг он перестал мерцать, и загорелся еще один, неподалеку.
Человек засмеялся.
Смех долго и гулко разносился вокруг, пока внезапно не оборвался. Дальше было слышно только дыхание.
Если бы кто-нибудь смотрел сверху, то увидел бы двигающуюся по желтым квадратам фигуру. И то место, куда человек направляется. И даже того, кто его там ждет.
Но сверху никто не смотрел.
Некому было.
Время по-прежнему не имело смысла. Смысл был только в поступках.
Человек подошел к воротам города, все здания которого были сложены из зеленых зеркальных граней.
«Изумруды, – вспомнил человек. – Они называются изумруды. А это Изумрудный город».
Никем не остановленный и не потревоженный, он вошел и двинулся по главной улице. Заметив свое отражение на одной из стен, приблизился к ней и принялся себя рассматривать.
Среднего роста, подтянутый, достаточно мускулистый. Темные волосы, правильные черты лица. Наверно, его можно назвать симпатичным. Кожа выглядела очень бледной, хотя, ему казалось, так было не всегда. Попытки вспомнить свой облик, каким он был раньше, не принесли результата. Только голова разболелась.
Человек отошел от стены и зашагал дальше по дороге, которая в какой-то момент привела его к площади. За ней стоял за́мок, также сделанный из изумрудов. Ворота замка были заперты. Прислонившись к ним спиной, сидел незнакомец. Широкополая шляпа скрывала лицо. Видны были только руки, лежащие поверх старого плаща. На ногах – черные сапоги, начищенные до блеска.
Услышав приближающиеся шаги, незнакомец поднял голову. И лишь заметив чужой наряд, человек, пришедший по дороге из желтых квадратов, понял, что он гол. Ему стало неловко, но поскольку одежду взять было негде, он продолжил свой путь в том виде, в каком был. Подошел к незнакомцу и присел на корточки возле него.
– Кто ты? – спросил человек, прислушиваясь к новому для себя звуку собственного голоса.
Незнакомец никак не отреагировал. Тогда голый человек осторожно толкнул молчащего в бок и повторил вопрос.
– Чего тебе надо? – отозвался тот и покосился на собеседника. Глаза его были такого же изумрудного цвета, как и все вокруг.
– Войти.
– Зачем?
Голый человек не нашел ответа на этот вопрос. Ему надо было внутрь – это все, что он знал. Где-то рядом находилось осознание цели, но его было не поймать.
– Когда войду, тогда узнаю, – ответил он.
– Думаешь, сто́ит? – насмешливо спросил сидящий.
– Да.
– Войти… – Незнакомец пробормотал что-то неразборчивое и поднялся. Следом за ним поднялся и гость. – Что ж, я впущу тебя, но мне надо знать твое имя.
«Имя? – подумал голый человек. – Имя. У меня было имя».
Следом за этой мыслью пришло и знание.
– Меня зовут Гудвин, – сказал он. – Гудвин. Великий и Ужасный.
– Проходи. – Страж ворот склонился в почтительном поклоне. – Проходи, повелитель.
И створки распахнулись сами собой.
Гудвин – знание собственного имени было чрезвычайно приятно – шел по коридорам замка. Казавшийся снаружи крохотным, внутри замок был обширен. Спуски сменялись подъемами, комнаты со сводчатыми потолками и каменным полом поражали своим величием, отовсюду веяло прохладой.
Свернув в боковое ответвление коридора, Гудвин очутился в тронном зале. Он подошел к креслу из гигантского цельного камня и сел в него. Руки легли на подлокотники, и тотчас же боль пронзила тело.
Время в какой-то момент обрело значение, и благодаря этому боль продолжалась целую вечность. Затем все схлынуло.
Гудвин Гейт с удивлением осматривался. Память всей прошлой жизни вновь была при нем, но в ней не нашлось ничего похожего на это место.
– Где я? – спросил он, и эхо разнесло вопрос по коридорам замка.
– ЭлБа. Центр управления, – прозвучал голос стража, встречавшего его у ворот. Затем и он сам появился перед Гудвином.
– Что произошло?
– Попытка стереть сознание была почти удачной.
– Почти?
– Удалось восстановить всё из резервной копии.
– Ясно, – соврал Гудвин. – Что происходит сейчас?
– Стабилизация нервной деятельности. Синхронизация сознания с моторикой.
– Где я?
– ЭлБа. Центр управления, – повторил привратник.
– Нет, – Гейт помотал головой, – физически.
– В Биосе.
– Где?
– В Биосе. Глубоко под Новым Вавилоном.
– Понятно… – снова солгал Гудвин.
Внезапно стены замка затряслись. Сверху посыпались изумруды. Они разбивались об пол и разлетались осколками.
– Что это?
– Попытка проникновения.
– Прекрати.
– Блокировка приведет к прекращению наладки.
– А если не блокировать?
– Возможно, смерть, – пожал плечами страж.
Это совершенно человеческое движение почему-то вывело Гудвина из себя:
– Блокировать! Немедленно!
– Как пожелаете, повелитель.
И вновь стало как в начале. Ничего. Совсем.
А потом Гудвин ощутил, что держит кого-то за руку, и открыл глаза.
2
Перед глазами плясали желтые и багровые пятна – зрение отказывалось включаться сразу после долгого перерыва в работе. Хотя насколько долгим он был, Гудвин не имел представления. Складывалось впечатление, что у него нарушилась способность ориентироваться во времени и пространстве. Обрывки воспоминаний о знакомстве с интерфейсом ЭлБы и о прошлой жизни приплясывали в голове, не складываясь в единую картину и не давая сосредоточиться на настоящем моменте.
– Смерть! – прошипел кто-то совсем рядом с ухом Гейта. – Смерть побери! Остаточные рефлексы!
Гудвин моргнул, пытаясь сфокусировать взгляд, но тут почувствовал сильный рывок и чуть не свалился со стула, на котором сидел. Тот, кого он держал за руку, вырвал запястье из захвата, отошел в сторону и перестал затенять обзор. Тусклый прямоугольник окна, точечная подсветка на потолке, склянки, обрывки проводов, какие-то блестящие детали и инструменты на столе. В голову услужливо полезли сцены из фильмов о сумасшедших хирургах-экспериментаторах, о трансплантации органов и прочие малоприятные картины. Это изрядно бодрило, особенно если учесть, что Гудвин опять осознал себя голым.
«Морг или больница?» – подумал он. Больница выглядела наиболее понятным объяснением происходящего. Исполнители приговора схалтурили, или не сработал обруч… И теперь неудачливая жертва казни находится в руках врачей, которые приводят ее в чувство. Правда, остается вопрос, для чего они это делают. Чтобы опять казнить на потеху толпе? Или милостиво отпустят, ибо дважды за одно преступление не наказывают?
– Смерть! – прошипел кто-то совсем рядом с ухом Гейта. – Смерть побери! Остаточные рефлексы!
Гудвин моргнул, пытаясь сфокусировать взгляд, но тут почувствовал сильный рывок и чуть не свалился со стула, на котором сидел. Тот, кого он держал за руку, вырвал запястье из захвата, отошел в сторону и перестал затенять обзор. Тусклый прямоугольник окна, точечная подсветка на потолке, склянки, обрывки проводов, какие-то блестящие детали и инструменты на столе. В голову услужливо полезли сцены из фильмов о сумасшедших хирургах-экспериментаторах, о трансплантации органов и прочие малоприятные картины. Это изрядно бодрило, особенно если учесть, что Гудвин опять осознал себя голым.
«Морг или больница?» – подумал он. Больница выглядела наиболее понятным объяснением происходящего. Исполнители приговора схалтурили, или не сработал обруч… И теперь неудачливая жертва казни находится в руках врачей, которые приводят ее в чувство. Правда, остается вопрос, для чего они это делают. Чтобы опять казнить на потеху толпе? Или милостиво отпустят, ибо дважды за одно преступление не наказывают?
Конец бесплатного ознакомительного фрагмента