Страница:
– Если меня сейчас увидит кто-нибудь из знакомых, – пожаловался в пространство Фима, – мне будет страшно возвращаться домой.
Я сделала вид, что не расслышала, а Маринке и делать вида не пришлось. Ей вдруг померещилось, что у нее потек левый глаз, и она, вынув зеркальце из сумки, продемонстрировала свое полное отсутствие в салоне. Фима, не дождавшись реакции на свои слова, вздохнул и надавил на газ.
Здание цирка, расположенное почти в центре города, выглядело, как всегда: только по причине нескончаемых зимних праздников сверкало и подмигивало разноцветной иллюминацией. Немного возбужденная воспоминаниями, я тщательно осматривала окрестности, словно собиралась увидеть выпрыгивающих из темноты убийц, но ничего подобного не произошло. Если кто и шлялся рядом с цирком, так это встречающиеся парочки, традиционно назначившие здесь свидание. Фимочка поставил свою «Ауди» во дворе, почти напротив хорошо знакомого мне служебного подъезда, и, выйдя наружу, проворно обежал перед фейсом своей иномарочной подруги, распахнув передо мной дверь.
– Прошу вас, мадемуазель, – подчеркнуто церемонно произнес он.
Такую же операцию Фима проделал и с Маринкой, но эта швабра не удержалась, чтобы не повыпендриваться. Она изобразила на личике замешательство и повисла на руке Фимы, пугливо озираясь. Просто поразительно, на какие дешевые трюки ловятся эти мужики, особенно считающие себя очень умными!
– Ты уверен, что стрелять не будут? – прощебетала Маринка, судорожно засопев и пытаясь изобразить, что не в силах преодолеть свою внутреннюю дрожь.
– Вы же со мною, милые дамы, – расшаркался Фима, ощущая себя большим и сильным. – Вас охраняет даже не цветик, а цвет тарасовской адвокатуры, поэтому, если сами не захотите, ничего с вами не произойдет.
Мы прошли к зданию, и, после преодоления тяжелой деревянной двери, Фима, немного задержавшись, вынул из кармана три пригласительных билета.
– А что, билеты достать было трудно? – поинтересовалась я, разглядывая совершенно непрезентабельные на вид бумажки.
– Кому как, – очаровательно улыбнулся Фима. – Мне – не очень. Шпрехшталмейстер цирка мой старый знакомый. Я его попросил, и он оказал мне любезность.
– Кто-кто? – спросила Маринка. – Какое слово ты сказал?
Маринка подумала и на всякий случай решила смутиться. В общем правильное решение, потому что Фима при случае мог высказаться и похлеще, но на этот раз все оказалось гораздо прозаичнее.
– Шпрехшталмейстер, Мариночка, – пояснил Фима, – это название должности того мужика, который объявляет цирковые номера. Только и всего.
– Я почему-то именно так и подумала, – достойно ответила Маринка. Не знаю, как Фима, но я ей совершенно не поверила.
Этот шпрех… мех… одним словом, конферансье, оказавшийся толстым лысым дядечкой, одетым в хороший костюм, повстречался нам почти сразу же после того, как мы миновали пост, охраняемый скучным дедушкой, проверяющим билеты. Очевидно, по причине позднего времени на эту опасную работу бабушек решили не выделять.
– Ефим Григорьевич! – воскликнул этот конферансье, словно он тут стоял в томительном ожидании как минимум со вчерашнего утра.
– Вот, Аркадий Павлович, привел вам прессу, – деликатно предупредил его Фима, пожимая протянутую руку. – Ваше детище нуждается в рекламе?
– Ой-вей! – вздохнул Аркадий Павлович, шутливо взмахивая пухлыми ручками. – Мое детище если в чем и нуждается, так только в порке, но этот метод уже опоздал, а цирк, конечно же, всегда рад, всегда рад…
Не переставая бормотать эту фразу и постепенно переходя на пианиссимо, Аркадий Павлович повернулся к нам с Маринкой и очень внимательно обшарил нас обеих взглядом снизу доверху, а потом еще, кажется, и в диагональном направлении.
Я на секунду прикрыла глаза, чтобы успокоиться, и, дождавшись, когда этот шпрехмастер представится, коротко назвала себя:
– Ольга.
Маринка, испытывая чувство, близкое к моему, буркнула свое имя и засмотрелась куда-то в сторону, а Аркадий Павлович обратился ко мне:
– Очень, очень приятно познакомиться, – довольно-таки правдоподобно произнес он и тут же поинтересовался: – А какой, простите за выражение, орган вы представляете? «Тарасовские будни» или…
– Или, или, – перебил его Фимочка. – Это редакторы самой авторитетнейшей газеты нашего стольного града. Про «Свидетель» слыхали?
– Ах вот как! – Аркадий Павлович еще раз посмотрел на нас и осторожно спросил: – А вы здесь по долгу службы, девушки?
Фима взял его под руку, и не успела я даже рта раскрыть, как он перебил Аркадия Павловича своим вопросом:
– А я здесь по долгу службы или потому, что ты меня пригласил? И не приставай к девушкам! Или, если все-таки хочешь приставать, действуй не таким методом. Это же журналистки, к ним особый подход нужен.
– Понял, – напряженно разулыбался Аркадий Павлович. – Так бы сразу и сказал. – И, обращаясь уже к нам, потерев ладони, предложил: – Ну что ж, прошу к нам в гости. Добро пожаловать!
Он щелкнул крышкой карманных часов и скороговоркой проговорил:
– Зал вон там, надеюсь, сегодняшнее мероприятие вас не разочарует. Начало через двадцать минут. Первые полчаса – официальная скукотища, потом показательные выступления в порядке обмена опытом.
Я решила максимально использовать сложившуюся ситуацию – знакомство с должностным лицом входило в мои тайные планы, но я и не предполагала, что это произойдет так просто и обыденно.
– А вы знаете, Аркадий Павлович, что мы с Мариной сегодня, можно сказать, стали участниками этой истории с перестрелкой?
– Оля хочет сказать, – тут же влез с разъяснениями Фима, – что это именно они те девушки, которые оказались… мгм… между…
– Да что вы говорите! – воскликнул Аркадий Павлович и бросил быстрый опасливый взгляд на Фимочку. – Примите мои самые искренние соболезнования. Какой ужас! Вы абсолютно правы, какой ужас!
У меня возникло подозрение, что Аркадий Павлович хочет удрать, и я добила его милой просьбой:
– А можно, мы зададим вам несколько вопросов?
Аркадий Павлович состроил такое выражение лица, что было ясно – ему будет гораздо приятнее сходить к стоматологу, чем разговаривать с двумя милыми девушками.
Он уже собрался было в этом признаться, но тут на помощь ему, да и нам, снова пришел Фима.
– Ох, уж эти журналисты, никогда не упустят шанса залезть вам в душу! – простонал он, хитро улыбаясь.
– Увы, да, – осторожно согласился Аркадий Павлович, не понимая, куда гнет Фима.
Я сама это поняла не сразу, а уж, кажется, должна бы знать обо всех его ухищрениях.
– А не ответишь на их простенькие вопросики, еще обидятся, – продолжал Фима, качая головой, – да и напечатают что-нибудь… не то, что бы хотелось.
Я уже открыла рот, чтобы возмутиться такому нечистоплотному поклепу, но Аркадий Павлович опередил меня.
– А может быть, вы хотите побольше узнать о сегодняшнем мероприятии? – спросил он. – Тогда давайте пройдем ко мне в кабинет, выпьем по бокальчику минералочки… Пока, кхе-хе-хе, рак на горе не свистнул… я про звонок.
Маринка, утомившись молчанием, что, по ее мнению, было унизительно, оскорбительно и глупо, тут же высказалась:
– Готова говорить с вами даже до третьего свистка!
Фима взял ее под руку и повел, очевидно, прекрасно зная, в каком из местных коридоров прячется кабинет шпрехшталмейстера.
Аркадий Павлович, вынужденный вследствие этого маневра подать руку мне, подчинился неизбежному.
Глава 4
Глава 5
Я сделала вид, что не расслышала, а Маринке и делать вида не пришлось. Ей вдруг померещилось, что у нее потек левый глаз, и она, вынув зеркальце из сумки, продемонстрировала свое полное отсутствие в салоне. Фима, не дождавшись реакции на свои слова, вздохнул и надавил на газ.
Здание цирка, расположенное почти в центре города, выглядело, как всегда: только по причине нескончаемых зимних праздников сверкало и подмигивало разноцветной иллюминацией. Немного возбужденная воспоминаниями, я тщательно осматривала окрестности, словно собиралась увидеть выпрыгивающих из темноты убийц, но ничего подобного не произошло. Если кто и шлялся рядом с цирком, так это встречающиеся парочки, традиционно назначившие здесь свидание. Фимочка поставил свою «Ауди» во дворе, почти напротив хорошо знакомого мне служебного подъезда, и, выйдя наружу, проворно обежал перед фейсом своей иномарочной подруги, распахнув передо мной дверь.
– Прошу вас, мадемуазель, – подчеркнуто церемонно произнес он.
Такую же операцию Фима проделал и с Маринкой, но эта швабра не удержалась, чтобы не повыпендриваться. Она изобразила на личике замешательство и повисла на руке Фимы, пугливо озираясь. Просто поразительно, на какие дешевые трюки ловятся эти мужики, особенно считающие себя очень умными!
– Ты уверен, что стрелять не будут? – прощебетала Маринка, судорожно засопев и пытаясь изобразить, что не в силах преодолеть свою внутреннюю дрожь.
– Вы же со мною, милые дамы, – расшаркался Фима, ощущая себя большим и сильным. – Вас охраняет даже не цветик, а цвет тарасовской адвокатуры, поэтому, если сами не захотите, ничего с вами не произойдет.
Мы прошли к зданию, и, после преодоления тяжелой деревянной двери, Фима, немного задержавшись, вынул из кармана три пригласительных билета.
– А что, билеты достать было трудно? – поинтересовалась я, разглядывая совершенно непрезентабельные на вид бумажки.
– Кому как, – очаровательно улыбнулся Фима. – Мне – не очень. Шпрехшталмейстер цирка мой старый знакомый. Я его попросил, и он оказал мне любезность.
– Кто-кто? – спросила Маринка. – Какое слово ты сказал?
Маринка подумала и на всякий случай решила смутиться. В общем правильное решение, потому что Фима при случае мог высказаться и похлеще, но на этот раз все оказалось гораздо прозаичнее.
– Шпрехшталмейстер, Мариночка, – пояснил Фима, – это название должности того мужика, который объявляет цирковые номера. Только и всего.
– Я почему-то именно так и подумала, – достойно ответила Маринка. Не знаю, как Фима, но я ей совершенно не поверила.
Этот шпрех… мех… одним словом, конферансье, оказавшийся толстым лысым дядечкой, одетым в хороший костюм, повстречался нам почти сразу же после того, как мы миновали пост, охраняемый скучным дедушкой, проверяющим билеты. Очевидно, по причине позднего времени на эту опасную работу бабушек решили не выделять.
– Ефим Григорьевич! – воскликнул этот конферансье, словно он тут стоял в томительном ожидании как минимум со вчерашнего утра.
– Вот, Аркадий Павлович, привел вам прессу, – деликатно предупредил его Фима, пожимая протянутую руку. – Ваше детище нуждается в рекламе?
– Ой-вей! – вздохнул Аркадий Павлович, шутливо взмахивая пухлыми ручками. – Мое детище если в чем и нуждается, так только в порке, но этот метод уже опоздал, а цирк, конечно же, всегда рад, всегда рад…
Не переставая бормотать эту фразу и постепенно переходя на пианиссимо, Аркадий Павлович повернулся к нам с Маринкой и очень внимательно обшарил нас обеих взглядом снизу доверху, а потом еще, кажется, и в диагональном направлении.
Я на секунду прикрыла глаза, чтобы успокоиться, и, дождавшись, когда этот шпрехмастер представится, коротко назвала себя:
– Ольга.
Маринка, испытывая чувство, близкое к моему, буркнула свое имя и засмотрелась куда-то в сторону, а Аркадий Павлович обратился ко мне:
– Очень, очень приятно познакомиться, – довольно-таки правдоподобно произнес он и тут же поинтересовался: – А какой, простите за выражение, орган вы представляете? «Тарасовские будни» или…
– Или, или, – перебил его Фимочка. – Это редакторы самой авторитетнейшей газеты нашего стольного града. Про «Свидетель» слыхали?
– Ах вот как! – Аркадий Павлович еще раз посмотрел на нас и осторожно спросил: – А вы здесь по долгу службы, девушки?
Фима взял его под руку, и не успела я даже рта раскрыть, как он перебил Аркадия Павловича своим вопросом:
– А я здесь по долгу службы или потому, что ты меня пригласил? И не приставай к девушкам! Или, если все-таки хочешь приставать, действуй не таким методом. Это же журналистки, к ним особый подход нужен.
– Понял, – напряженно разулыбался Аркадий Павлович. – Так бы сразу и сказал. – И, обращаясь уже к нам, потерев ладони, предложил: – Ну что ж, прошу к нам в гости. Добро пожаловать!
Он щелкнул крышкой карманных часов и скороговоркой проговорил:
– Зал вон там, надеюсь, сегодняшнее мероприятие вас не разочарует. Начало через двадцать минут. Первые полчаса – официальная скукотища, потом показательные выступления в порядке обмена опытом.
Я решила максимально использовать сложившуюся ситуацию – знакомство с должностным лицом входило в мои тайные планы, но я и не предполагала, что это произойдет так просто и обыденно.
– А вы знаете, Аркадий Павлович, что мы с Мариной сегодня, можно сказать, стали участниками этой истории с перестрелкой?
– Оля хочет сказать, – тут же влез с разъяснениями Фима, – что это именно они те девушки, которые оказались… мгм… между…
– Да что вы говорите! – воскликнул Аркадий Павлович и бросил быстрый опасливый взгляд на Фимочку. – Примите мои самые искренние соболезнования. Какой ужас! Вы абсолютно правы, какой ужас!
У меня возникло подозрение, что Аркадий Павлович хочет удрать, и я добила его милой просьбой:
– А можно, мы зададим вам несколько вопросов?
Аркадий Павлович состроил такое выражение лица, что было ясно – ему будет гораздо приятнее сходить к стоматологу, чем разговаривать с двумя милыми девушками.
Он уже собрался было в этом признаться, но тут на помощь ему, да и нам, снова пришел Фима.
– Ох, уж эти журналисты, никогда не упустят шанса залезть вам в душу! – простонал он, хитро улыбаясь.
– Увы, да, – осторожно согласился Аркадий Павлович, не понимая, куда гнет Фима.
Я сама это поняла не сразу, а уж, кажется, должна бы знать обо всех его ухищрениях.
– А не ответишь на их простенькие вопросики, еще обидятся, – продолжал Фима, качая головой, – да и напечатают что-нибудь… не то, что бы хотелось.
Я уже открыла рот, чтобы возмутиться такому нечистоплотному поклепу, но Аркадий Павлович опередил меня.
– А может быть, вы хотите побольше узнать о сегодняшнем мероприятии? – спросил он. – Тогда давайте пройдем ко мне в кабинет, выпьем по бокальчику минералочки… Пока, кхе-хе-хе, рак на горе не свистнул… я про звонок.
Маринка, утомившись молчанием, что, по ее мнению, было унизительно, оскорбительно и глупо, тут же высказалась:
– Готова говорить с вами даже до третьего свистка!
Фима взял ее под руку и повел, очевидно, прекрасно зная, в каком из местных коридоров прячется кабинет шпрехшталмейстера.
Аркадий Павлович, вынужденный вследствие этого маневра подать руку мне, подчинился неизбежному.
Глава 4
Кабинет, куда нас привели наши кавалеры, находился в конце полутемного коридора, расположенного черт знает где и ведущего черт знает куда, потому что следующей дверью, расположенной за кабинетом, оказался еще один коридор.
– А почему бы вам не усилить освещение? – задала я естественный вопрос, озадаченная редкостью горящих в коридоре лампочек.
– Лампочки не горят, потому что некий господин Чубайс нашел для себя еще один способ повоевать в одиночку против всей страны. Илья Муромец нашего времени, прости господи.
Кабинет Аркадия Павловича оказался самым обыкновенным, с двумя большими столами, несколькими креслами и высокими окнами, выходящими во двор.
– Нуте-с, что вас интересует? – с тяжким вздохом спросил он, усаживаясь за стол в центре и жестом приглашая нас сесть, где нам самим захочется. – Хотя, должен вам признаться, сам теряюсь в догадках и, как и вы, пал жертвой, можно сказать, этого прискорбнейшего случая.
– Как это «пали»? – заинтересовалась я, доставая из сумки пачку сигарет и незаметно включая лежащий там диктофон.
– А я, голубушка моя, в тот момент, когда началась вся эта катавасия, за каким-то чертом, прошу прощения, тоже вышел во двор. Не сиделось мне спокойно! – Аркадий Павлович со скрипом выдвинул ящик стола, и пред очами гостей предстала ополовиненная двухлитровая бутылка «Аква минерале». – Я решил поторопить наших грузчиков. Вышел, попав в самый эпицентр, и – совершенно не стыдно мне в этом признаваться, совершенно не стыдно! – залез под «КамАЗ», спрятавшись за колесо. Кажется, за левое среднее.
Аркадий Павлович рассмеялся и выставил рядом с бутылкой три стакана.
– Если бы не моя прыгучесть, не разговаривать бы мне с вами сейчас, – закончил он.
– Так каково же ваше мнение по этому поводу? – спросила я и закурила. – Кто стрелял, по какой причине и, извините, по кому конкретно?
Аркадий Павлович развел руками и покачал головой.
– Сегодня меня уже мучили этими же вопросами в РОВД. Если бы я знал, Оленька! У меня голова забита совсем другими делами, и конца им нет. Сами видите, Чубайс свет отключает, скоро змеи приедут с ящерами, а у них, как мне сообщили, не все в порядке со справками; в конюшнях крыша течет, овес еще не завезли, людей не хватает… С овсом еще что! В начале месяца приезжает труппа из Махачкалы, а там джигиты Магомедовы, слыхали? Платят за корм лошадям они, но я должен приготовиться к их приезду! Слава богу, что слонов они с собой не везут! Зимой достать для слонов фураж – это ж целая эпопея, хотя они в наших условиях и гречку жрут за «спасибо». Однако, надо признаться, не очень охотно, сволочи.
Удивленная известием о слоновьей неблагодарности, я промолчала, собираясь с мыслями. В этот момент произошли два события. Во-первых, зачирикал сотовый в кармане у Фимы; а во-вторых, в дверь постучали и сразу же в нее вошли двое мужчин. Эта была та еще парочка. Я, по крайней мере, никак не ожидала увидеть в нормальном кабинете что-либо подобное, и пришлось срочно вспомнить, что я все-таки нахожусь в цирке.
Первым вошел представительный джентльмен приблизительно сорока лет в замечательном смокинге, но в чалме на голове. Из чалмы торчало длинное перо, закрепленное у основания большим красным камнем. Джентльмен курил сигару и разговаривал по сотовому телефону. Вторым был молодой парень лет двадцати пяти – именно «парень», потому что был одет в подчеркнуто русский или белорусский – я не очень-то разбираюсь в прикладной этнографии – костюм и держал в руках открытую банку пива.
– А вот и наши ведущие, так сказать, представители жанра и по совместительству члены главного совета Магического круга, – выпалил Аркадий Павлович, испытывая необъяснимую радость по поводу вошедших, словно разговаривать с нами ему было неинтересно.
Странные мужчины в этом цирке… Или, может быть, колесо «КамАЗа» так повлияло на нашего хозяина?
Нас представили вошедшим. Имена их звучали столь же занимательно, сколь и выглядели они сами. Джентльмен откликался на слово Сикамбр, а парубок на Аяврика. Это были те самые псевдонимы, которые называл Фима. Маринка забыла закрыть рот, когда все это услышала, а я бросила рассеянный взгляд на Фиму. Но тот весь ушел в разговор по телефону и только пожимал плечами в ответ на мои взгляды, давая понять, что его сейчас лучше не трогать.
Аркадий Павлович стремительно попытался перевести разговор на нейтральную для него тему:
– Вот, кстати, девушки, если вас интересуют подробности сегодняшнего мероприятия, то, господа, полагаю, с удовольствием ответят на все ваши вопросы.
– Аркадий Павлович, есть несколько моментов, – Сикамбр наклонился к нашему хозяину и что-то прошептал ему на ухо.
Я заметила, как дрогнули брови переставшего улыбаться хозяина кабинета и он, нахмурившись, закрутил в пальцах карандаш.
– Аяврик, дорогой, не введешь ли в курс дела этих двух милых девушек? – обратился он к парубку, не решавшемуся допивать свое пиво в такой смешанной компании. – Это пресса, с ними нужно общаться бережно и доверительно.
– Я вижу, это замечательно симпатичные девушки, – расшаркался Аяврик. – А то, что они пресса, только добавляет им изюминку.
– Покажи им что-нибудь из реквизита и поговори на тему мероприятия, – довольно бесцеремонно надавил на парубка Аркадий Павлович, и было заметно, как он старается поскорее избавиться от нас и остаться вдвоем с Сикамбром.
Фима к этому времени закончил свои переговоры и, озадаченно почесывая затылок, объявил, что теперь-то он свободен и отвлекаться больше не будет. Вид у него был такой взъерошенный, что я сразу же заподозрила – опять семейные разборки, но он отказался говорить на эту тему.
– Прошу вас, девушки, – предложил Аяврик. – Не волнуйтесь, я справлюсь с обеими! – сделав этот двусмысленный комплимент, Аяврик гордо посмотрел на нас, очевидно, ожидая или восторженных вздохов, или приступа смеха.
Дождался он, правда, только легкой улыбки, и – от кого?.. Правильно, у меня с юмором все нормально. Я ответила, что не сомневаюсь в его способностях, но на всякий случай беру с собою кавалера. И подала знак Фиме. Упаковав свой телефон в карман, он встал, приготовившись к новым подвигам.
Аяврик повел нас по тому же коридору, по которому мы только что проходили, Фима влачился следом. Не успели мы выйти из кабинета, как дверь за нами закрылась, и я услыхала, как поворачивается в замке ключ.
Мы спустились по ближайшей лестнице вниз и оказались в огромном помещении, заставленном различными коробками, ящиками и узлами.
– Было бы побольше освещения, – независимо сказала я, – здесь показалось бы даже уютненько. Шкафы, ящики довольно-таки миленькие…
– А со светом здесь всегда проблемы, сколько себя помню, – проговорил Аяврик, неодобрительно косясь на Фиму, мрачно вышагивающего за мною. – Раньше еще пытались что-то сделать, электриков гоняли, меняли проводку, а потом махнули рукой. И правильно, какой смысл копошиться, когда все равно будет полумрак, а вот закончится полнолуние, и снова со светом – никаких проблем.
– А при чем здесь полнолуние? – спросила Маринка, и я услышала, как задрожал ее голос. – Аркадий Павлович нам сказал, что это Чубайс лампочки вывернул.
Аяврик рассмеялся.
– А что он еще мог вам сказать? Что это зеленые человечки на тарелочке прилетали и выкрутили половину лампочек? Он же должностное лицо и при исполнении, а вы – пресса, подумаете еще, что он или слабоумный, или над вами издевается, и пропишете в своей газете. Как она, кстати, называется?
– «Свидетель», – ответила я, опираясь на руку молчащего Фимы. Ему, кажется, разговоры Аяврика даже доставляли удовольствие, по крайней мере слушал он внимательно.
Мы повернули за угол и тут же почувствовали сильную вонь, а потом перед нами открылось еще более просторное, чем предыдущее, помещение, сплошь заставленное пустующими вольерами и клетками.
– Здесь у нас, так сказать, общежитие наиболее дорогих животных тех трупп, которые приезжают на гастроли, – объяснил Аяврик. – Сейчас зима, не сезон, зверья возят мало, а летом здесь можно встретить кого угодно, от дикобразов до лам. Впечатляет? – Аяврик с таким видом осмотрел нас с Маринкой, словно взвешивал, выдержат ли наши скромные девичьи мозги великую тайну, которую он собирается нам доверить.
– Понимаете ли, девушки, мы, маги, не просто так выбрали себе именно этот цирк для нашего ежегодного… мгм… шабаша, или, говоря культурно, ассамблеи. – Аяврик повел нас мимо пустующих, но вонючих клеток куда-то в новые палестины, приобнимая Маринку за плечи. – Этот цирк стоит на так называемом нехорошем месте, причем традиционно нехорошем, даже исторически плохом, – продолжил он свою лекцию и, повернув влево, вывел нас к открытому складу манекенов. – Это место – наследие древнейших времен, – провозгласил Аяврик, почему-то показывая рукой на огромную слоновью голову, сделанную из пластмассы не раньше чем с десяток лет назад, – того периода предыстории, когда еще богов не было, даже самых простых и примитивных. Тогда здесь носились свободные духи в хаосном бульоне магмы и безвременья…
– Красиво излагаете, – похвалила я, прерывая этот бред. – Если вам надоест дурить людей или будет угрожать кризис жанра, приходите, я вам подыщу работу, будете заполнять последнюю полосу. А Маринка станет вашей руководительницей. Научной.
– Спасибо за великодушное предложение, – улыбнулся Аяврик, – но, к сожалению, я себе не хозяин. Магия – это вся моя жизнь.
– Аяврик, – полупростонала-полупропела Маринка, – а что вы там говорили про нехорошее место в бульоне?
Я фыркнула, Фима захрюкал, еле сдерживаясь, а Аяврик наклонился к Маринке, однозначно выбрав ее как свою будущую жертву, и продолжал вешать нам на уши свою злостную лапшу.
– Здесь раньше было древнее святилище, капище, кумирня, кельтско-друидская синагога, – небрежно сказал он, застенчиво покосившись на Фиму, но тот вежливо сделал вид, что слово «синагога» впервые слышит, и даже не моргнул.
– Все это происходило еще до арийского нашествия, – мягко продолжил Аяврик. – Арийцы, как вам, конечно же, известно, пришли с далекого Севера. Они выгнали или уничтожили местное негроидное население и сделали свое святилище Агни, потом это место при христианстве долго служило лобным, то есть тут совершались казни, ну а сейчас здесь цирк, как вы видите, но, но!.. – Аяврик понизил голос почти до шепота и оглянулся назад, словно та мерзючая макака, мимо которой мы уже проходили, могла незаметно подкрасться сзади.
Честное слово, мне самой даже стало как-то неуютно, что ли, ну а о Маринке и говорить не приходится: девочка была перепугана до дрожи в коленках.
– Что «но»? – спросила я, стараясь говорить максимально холодным и скептическим тоном. – Что значит «но»? Казнят иногда по-прежнему, что ли? А потом скармливают отходы производства хищникам?
– Нет, нет, Оленька, – глумливо улыбнулся Аяврик. – У хищников рацион особый и выверенный, он под самым строгим контролем ветеринаров. К сожалению, должен сказать, что любая гадина на выбор из тех клеток стоит дороже человека. Я имею в виду…
– Поняла! – отмахнулась я.
– А хотел я сказать, – продолжил Аяврик, – про то, что постоянно в полнолуние у нас здесь случаются разные странности. Ну то, что свет отключается, это уже не странность, потому что все привыкли. А вот, к примеру, иногда бывает так, что идешь темным коридором, – в этот момент мы как раз свернули в очередной такой коридор и стало очень неприятно, несмотря на весь мой скептицизм, – бывает, что видения покойников возникают, и все в странных одеждах или позах… Сами понимаете, какие тысячелетия ужасов тут лежат под нами…
– И вокруг нас, – искусственно зевнув, произнесла я.
– И вокруг нас, – охотно согласился Аяврик, – вот, кстати…
Не знаю, что он хотел сказать или показать, но так получилось, что Аяврик взмахнул рукой влево, и именно слева, словно из стены, вдруг вывалилось нечто, показавшееся мне огромным и нелепо раскрашенным, а потому жутко страшным чучелом женщины.
– А-а-а-а! – заорала Маринка и присела на корточки.
Я же сохраняла вид совершенно невозмутимый, но от неожиданности не в силах была даже пошевелить языком. Неприятное зрелище! Фима вышел вперед, прикрыв меня своей спиной, и откашлялся. Это был почти подвиг, надо признаться, и я его оценила. Правда, потом.
– Привет, Марго, – поздоровался Аяврик с привидением, и в этот момент я почти поверила ему.
Почти – потому что не успела этого окончательно сделать, так как привидение сказало застенчивым голосом:
– Здравствуйте. Сережа, у тебя сигаретки не найдется?
– Привет, Марго, – жизнерадостно повторил маг Аяврик, оказавшийся для своих коллег всего-навсего Сережей, и полез в карман своих красных шаровар.
Привидение подошло на шаг ближе и оказалось, во-первых, на самом деле женщиной, а во-вторых, такой же русско-народной клоунессой, как и Аяврик, одетая в темно-красный сарафан и в расписной кокошник. На ее лице было то, что назвать макияжем было бы нельзя, а дурацким клоунским гримом – нескромно, хотя так оно и было на самом деле.
– Здравствуйте, – слегка запинаясь, сказала я. – А вы тоже из руководства Магического круга?
– Я? – удивилась Марго, закуривая и разгоняя ладонью дым. – Я и есть этот самый круг, а разве незаметно? Слушай, Аяврик, а почему здесь темно, как в заднице у негра? Опять пробки перегорели?
Аяврик кашлянул и представил нас своей знакомой.
Марго оказалась не клоунессой, как можно было бы предположить с первого взгляда, а какой-то «комедианткой-иллюзионисткой», как жеманно пояснила нам. Что означало сие словосочетание, не знаю, но подозреваю, что это все равно клоунесса, только с фокусами.
– Экскурсию проводишь? – спросила Марго, с интересом рассматривая Маринку, которую Аяврик бережно поглаживал по плечу.
Девушка, засмущавшись, сделала вид, что ей все очень интересно – и поглаживание, и сама ситуация.
– Ага, Палыч попросил, – признался Аяврик. – А по поводу света…
– Да и так ясно, – пренебрежительно отмахнулась Марго. – Палыч, этот козел старый, все кроит и жадничает вовремя платить по счетам, вот ему и отрубают напругу. Слава богу, не первый год здесь кантуюсь, окрестности знаю, лоб пока не расшибла, но сроду такой темени не бывало. – Марго подхватила нашего гида под руку и отвела на пару шагов в сторону.
– Я сейчас… на минуточку, – объяснил Аяврик.
Однако его «минуточка» оказалась длиннее нормальной минуты. Я видела, как Марго что-то принялась ему рассказывать шепотом, постоянно показывая пальцем себе на грудь. Маринка подошла и вцепилась мне в руку.
– Ты как себя чувствуешь? – спросила она. – Мне что-то не по себе.
Я в ответ только пожала плечами. Тогда Маринка повернулась к Фиме, но тот, сдаваясь, поднял ладони вверх.
– Понятия ни о чем не имею, – честно признался он. – Не знаю, не понимаю, но впечатление производит. Особенно про друидов.
С озабоченным лицом Аяврик вернулся к нам и, хмурясь, пробормотал, что, к сожалению, его срочно вызывают в оргкомитет.
– Если пойдете прямо, никуда не сворачивая, то выйдете прямо к лестнице, подниметесь по ней вверх и попадете в зал, – ободряюще сказал он и, пожав руку Фиме, ушел со своей клоунессой.
Фима взглянул на часы.
– Кстати, нам пора, – сказал он, – а то пропустим все, что там будет интересного. И не о чем вам будет пописывать в газетке.
Мы пошли в том направлении, куда указал Аяврик, и вскоре попали в зал. Он был полупустой и на удивление тихий. Мы заняли свои места, и тут погас свет.
– А почему бы вам не усилить освещение? – задала я естественный вопрос, озадаченная редкостью горящих в коридоре лампочек.
– Лампочки не горят, потому что некий господин Чубайс нашел для себя еще один способ повоевать в одиночку против всей страны. Илья Муромец нашего времени, прости господи.
Кабинет Аркадия Павловича оказался самым обыкновенным, с двумя большими столами, несколькими креслами и высокими окнами, выходящими во двор.
– Нуте-с, что вас интересует? – с тяжким вздохом спросил он, усаживаясь за стол в центре и жестом приглашая нас сесть, где нам самим захочется. – Хотя, должен вам признаться, сам теряюсь в догадках и, как и вы, пал жертвой, можно сказать, этого прискорбнейшего случая.
– Как это «пали»? – заинтересовалась я, доставая из сумки пачку сигарет и незаметно включая лежащий там диктофон.
– А я, голубушка моя, в тот момент, когда началась вся эта катавасия, за каким-то чертом, прошу прощения, тоже вышел во двор. Не сиделось мне спокойно! – Аркадий Павлович со скрипом выдвинул ящик стола, и пред очами гостей предстала ополовиненная двухлитровая бутылка «Аква минерале». – Я решил поторопить наших грузчиков. Вышел, попав в самый эпицентр, и – совершенно не стыдно мне в этом признаваться, совершенно не стыдно! – залез под «КамАЗ», спрятавшись за колесо. Кажется, за левое среднее.
Аркадий Павлович рассмеялся и выставил рядом с бутылкой три стакана.
– Если бы не моя прыгучесть, не разговаривать бы мне с вами сейчас, – закончил он.
– Так каково же ваше мнение по этому поводу? – спросила я и закурила. – Кто стрелял, по какой причине и, извините, по кому конкретно?
Аркадий Павлович развел руками и покачал головой.
– Сегодня меня уже мучили этими же вопросами в РОВД. Если бы я знал, Оленька! У меня голова забита совсем другими делами, и конца им нет. Сами видите, Чубайс свет отключает, скоро змеи приедут с ящерами, а у них, как мне сообщили, не все в порядке со справками; в конюшнях крыша течет, овес еще не завезли, людей не хватает… С овсом еще что! В начале месяца приезжает труппа из Махачкалы, а там джигиты Магомедовы, слыхали? Платят за корм лошадям они, но я должен приготовиться к их приезду! Слава богу, что слонов они с собой не везут! Зимой достать для слонов фураж – это ж целая эпопея, хотя они в наших условиях и гречку жрут за «спасибо». Однако, надо признаться, не очень охотно, сволочи.
Удивленная известием о слоновьей неблагодарности, я промолчала, собираясь с мыслями. В этот момент произошли два события. Во-первых, зачирикал сотовый в кармане у Фимы; а во-вторых, в дверь постучали и сразу же в нее вошли двое мужчин. Эта была та еще парочка. Я, по крайней мере, никак не ожидала увидеть в нормальном кабинете что-либо подобное, и пришлось срочно вспомнить, что я все-таки нахожусь в цирке.
Первым вошел представительный джентльмен приблизительно сорока лет в замечательном смокинге, но в чалме на голове. Из чалмы торчало длинное перо, закрепленное у основания большим красным камнем. Джентльмен курил сигару и разговаривал по сотовому телефону. Вторым был молодой парень лет двадцати пяти – именно «парень», потому что был одет в подчеркнуто русский или белорусский – я не очень-то разбираюсь в прикладной этнографии – костюм и держал в руках открытую банку пива.
– А вот и наши ведущие, так сказать, представители жанра и по совместительству члены главного совета Магического круга, – выпалил Аркадий Павлович, испытывая необъяснимую радость по поводу вошедших, словно разговаривать с нами ему было неинтересно.
Странные мужчины в этом цирке… Или, может быть, колесо «КамАЗа» так повлияло на нашего хозяина?
Нас представили вошедшим. Имена их звучали столь же занимательно, сколь и выглядели они сами. Джентльмен откликался на слово Сикамбр, а парубок на Аяврика. Это были те самые псевдонимы, которые называл Фима. Маринка забыла закрыть рот, когда все это услышала, а я бросила рассеянный взгляд на Фиму. Но тот весь ушел в разговор по телефону и только пожимал плечами в ответ на мои взгляды, давая понять, что его сейчас лучше не трогать.
Аркадий Павлович стремительно попытался перевести разговор на нейтральную для него тему:
– Вот, кстати, девушки, если вас интересуют подробности сегодняшнего мероприятия, то, господа, полагаю, с удовольствием ответят на все ваши вопросы.
– Аркадий Павлович, есть несколько моментов, – Сикамбр наклонился к нашему хозяину и что-то прошептал ему на ухо.
Я заметила, как дрогнули брови переставшего улыбаться хозяина кабинета и он, нахмурившись, закрутил в пальцах карандаш.
– Аяврик, дорогой, не введешь ли в курс дела этих двух милых девушек? – обратился он к парубку, не решавшемуся допивать свое пиво в такой смешанной компании. – Это пресса, с ними нужно общаться бережно и доверительно.
– Я вижу, это замечательно симпатичные девушки, – расшаркался Аяврик. – А то, что они пресса, только добавляет им изюминку.
– Покажи им что-нибудь из реквизита и поговори на тему мероприятия, – довольно бесцеремонно надавил на парубка Аркадий Павлович, и было заметно, как он старается поскорее избавиться от нас и остаться вдвоем с Сикамбром.
Фима к этому времени закончил свои переговоры и, озадаченно почесывая затылок, объявил, что теперь-то он свободен и отвлекаться больше не будет. Вид у него был такой взъерошенный, что я сразу же заподозрила – опять семейные разборки, но он отказался говорить на эту тему.
– Прошу вас, девушки, – предложил Аяврик. – Не волнуйтесь, я справлюсь с обеими! – сделав этот двусмысленный комплимент, Аяврик гордо посмотрел на нас, очевидно, ожидая или восторженных вздохов, или приступа смеха.
Дождался он, правда, только легкой улыбки, и – от кого?.. Правильно, у меня с юмором все нормально. Я ответила, что не сомневаюсь в его способностях, но на всякий случай беру с собою кавалера. И подала знак Фиме. Упаковав свой телефон в карман, он встал, приготовившись к новым подвигам.
Аяврик повел нас по тому же коридору, по которому мы только что проходили, Фима влачился следом. Не успели мы выйти из кабинета, как дверь за нами закрылась, и я услыхала, как поворачивается в замке ключ.
Мы спустились по ближайшей лестнице вниз и оказались в огромном помещении, заставленном различными коробками, ящиками и узлами.
– Было бы побольше освещения, – независимо сказала я, – здесь показалось бы даже уютненько. Шкафы, ящики довольно-таки миленькие…
– А со светом здесь всегда проблемы, сколько себя помню, – проговорил Аяврик, неодобрительно косясь на Фиму, мрачно вышагивающего за мною. – Раньше еще пытались что-то сделать, электриков гоняли, меняли проводку, а потом махнули рукой. И правильно, какой смысл копошиться, когда все равно будет полумрак, а вот закончится полнолуние, и снова со светом – никаких проблем.
– А при чем здесь полнолуние? – спросила Маринка, и я услышала, как задрожал ее голос. – Аркадий Павлович нам сказал, что это Чубайс лампочки вывернул.
Аяврик рассмеялся.
– А что он еще мог вам сказать? Что это зеленые человечки на тарелочке прилетали и выкрутили половину лампочек? Он же должностное лицо и при исполнении, а вы – пресса, подумаете еще, что он или слабоумный, или над вами издевается, и пропишете в своей газете. Как она, кстати, называется?
– «Свидетель», – ответила я, опираясь на руку молчащего Фимы. Ему, кажется, разговоры Аяврика даже доставляли удовольствие, по крайней мере слушал он внимательно.
Мы повернули за угол и тут же почувствовали сильную вонь, а потом перед нами открылось еще более просторное, чем предыдущее, помещение, сплошь заставленное пустующими вольерами и клетками.
– Здесь у нас, так сказать, общежитие наиболее дорогих животных тех трупп, которые приезжают на гастроли, – объяснил Аяврик. – Сейчас зима, не сезон, зверья возят мало, а летом здесь можно встретить кого угодно, от дикобразов до лам. Впечатляет? – Аяврик с таким видом осмотрел нас с Маринкой, словно взвешивал, выдержат ли наши скромные девичьи мозги великую тайну, которую он собирается нам доверить.
– Понимаете ли, девушки, мы, маги, не просто так выбрали себе именно этот цирк для нашего ежегодного… мгм… шабаша, или, говоря культурно, ассамблеи. – Аяврик повел нас мимо пустующих, но вонючих клеток куда-то в новые палестины, приобнимая Маринку за плечи. – Этот цирк стоит на так называемом нехорошем месте, причем традиционно нехорошем, даже исторически плохом, – продолжил он свою лекцию и, повернув влево, вывел нас к открытому складу манекенов. – Это место – наследие древнейших времен, – провозгласил Аяврик, почему-то показывая рукой на огромную слоновью голову, сделанную из пластмассы не раньше чем с десяток лет назад, – того периода предыстории, когда еще богов не было, даже самых простых и примитивных. Тогда здесь носились свободные духи в хаосном бульоне магмы и безвременья…
– Красиво излагаете, – похвалила я, прерывая этот бред. – Если вам надоест дурить людей или будет угрожать кризис жанра, приходите, я вам подыщу работу, будете заполнять последнюю полосу. А Маринка станет вашей руководительницей. Научной.
– Спасибо за великодушное предложение, – улыбнулся Аяврик, – но, к сожалению, я себе не хозяин. Магия – это вся моя жизнь.
– Аяврик, – полупростонала-полупропела Маринка, – а что вы там говорили про нехорошее место в бульоне?
Я фыркнула, Фима захрюкал, еле сдерживаясь, а Аяврик наклонился к Маринке, однозначно выбрав ее как свою будущую жертву, и продолжал вешать нам на уши свою злостную лапшу.
– Здесь раньше было древнее святилище, капище, кумирня, кельтско-друидская синагога, – небрежно сказал он, застенчиво покосившись на Фиму, но тот вежливо сделал вид, что слово «синагога» впервые слышит, и даже не моргнул.
– Все это происходило еще до арийского нашествия, – мягко продолжил Аяврик. – Арийцы, как вам, конечно же, известно, пришли с далекого Севера. Они выгнали или уничтожили местное негроидное население и сделали свое святилище Агни, потом это место при христианстве долго служило лобным, то есть тут совершались казни, ну а сейчас здесь цирк, как вы видите, но, но!.. – Аяврик понизил голос почти до шепота и оглянулся назад, словно та мерзючая макака, мимо которой мы уже проходили, могла незаметно подкрасться сзади.
Честное слово, мне самой даже стало как-то неуютно, что ли, ну а о Маринке и говорить не приходится: девочка была перепугана до дрожи в коленках.
– Что «но»? – спросила я, стараясь говорить максимально холодным и скептическим тоном. – Что значит «но»? Казнят иногда по-прежнему, что ли? А потом скармливают отходы производства хищникам?
– Нет, нет, Оленька, – глумливо улыбнулся Аяврик. – У хищников рацион особый и выверенный, он под самым строгим контролем ветеринаров. К сожалению, должен сказать, что любая гадина на выбор из тех клеток стоит дороже человека. Я имею в виду…
– Поняла! – отмахнулась я.
– А хотел я сказать, – продолжил Аяврик, – про то, что постоянно в полнолуние у нас здесь случаются разные странности. Ну то, что свет отключается, это уже не странность, потому что все привыкли. А вот, к примеру, иногда бывает так, что идешь темным коридором, – в этот момент мы как раз свернули в очередной такой коридор и стало очень неприятно, несмотря на весь мой скептицизм, – бывает, что видения покойников возникают, и все в странных одеждах или позах… Сами понимаете, какие тысячелетия ужасов тут лежат под нами…
– И вокруг нас, – искусственно зевнув, произнесла я.
– И вокруг нас, – охотно согласился Аяврик, – вот, кстати…
Не знаю, что он хотел сказать или показать, но так получилось, что Аяврик взмахнул рукой влево, и именно слева, словно из стены, вдруг вывалилось нечто, показавшееся мне огромным и нелепо раскрашенным, а потому жутко страшным чучелом женщины.
– А-а-а-а! – заорала Маринка и присела на корточки.
Я же сохраняла вид совершенно невозмутимый, но от неожиданности не в силах была даже пошевелить языком. Неприятное зрелище! Фима вышел вперед, прикрыв меня своей спиной, и откашлялся. Это был почти подвиг, надо признаться, и я его оценила. Правда, потом.
– Привет, Марго, – поздоровался Аяврик с привидением, и в этот момент я почти поверила ему.
Почти – потому что не успела этого окончательно сделать, так как привидение сказало застенчивым голосом:
– Здравствуйте. Сережа, у тебя сигаретки не найдется?
– Привет, Марго, – жизнерадостно повторил маг Аяврик, оказавшийся для своих коллег всего-навсего Сережей, и полез в карман своих красных шаровар.
Привидение подошло на шаг ближе и оказалось, во-первых, на самом деле женщиной, а во-вторых, такой же русско-народной клоунессой, как и Аяврик, одетая в темно-красный сарафан и в расписной кокошник. На ее лице было то, что назвать макияжем было бы нельзя, а дурацким клоунским гримом – нескромно, хотя так оно и было на самом деле.
– Здравствуйте, – слегка запинаясь, сказала я. – А вы тоже из руководства Магического круга?
– Я? – удивилась Марго, закуривая и разгоняя ладонью дым. – Я и есть этот самый круг, а разве незаметно? Слушай, Аяврик, а почему здесь темно, как в заднице у негра? Опять пробки перегорели?
Аяврик кашлянул и представил нас своей знакомой.
Марго оказалась не клоунессой, как можно было бы предположить с первого взгляда, а какой-то «комедианткой-иллюзионисткой», как жеманно пояснила нам. Что означало сие словосочетание, не знаю, но подозреваю, что это все равно клоунесса, только с фокусами.
– Экскурсию проводишь? – спросила Марго, с интересом рассматривая Маринку, которую Аяврик бережно поглаживал по плечу.
Девушка, засмущавшись, сделала вид, что ей все очень интересно – и поглаживание, и сама ситуация.
– Ага, Палыч попросил, – признался Аяврик. – А по поводу света…
– Да и так ясно, – пренебрежительно отмахнулась Марго. – Палыч, этот козел старый, все кроит и жадничает вовремя платить по счетам, вот ему и отрубают напругу. Слава богу, не первый год здесь кантуюсь, окрестности знаю, лоб пока не расшибла, но сроду такой темени не бывало. – Марго подхватила нашего гида под руку и отвела на пару шагов в сторону.
– Я сейчас… на минуточку, – объяснил Аяврик.
Однако его «минуточка» оказалась длиннее нормальной минуты. Я видела, как Марго что-то принялась ему рассказывать шепотом, постоянно показывая пальцем себе на грудь. Маринка подошла и вцепилась мне в руку.
– Ты как себя чувствуешь? – спросила она. – Мне что-то не по себе.
Я в ответ только пожала плечами. Тогда Маринка повернулась к Фиме, но тот, сдаваясь, поднял ладони вверх.
– Понятия ни о чем не имею, – честно признался он. – Не знаю, не понимаю, но впечатление производит. Особенно про друидов.
С озабоченным лицом Аяврик вернулся к нам и, хмурясь, пробормотал, что, к сожалению, его срочно вызывают в оргкомитет.
– Если пойдете прямо, никуда не сворачивая, то выйдете прямо к лестнице, подниметесь по ней вверх и попадете в зал, – ободряюще сказал он и, пожав руку Фиме, ушел со своей клоунессой.
Фима взглянул на часы.
– Кстати, нам пора, – сказал он, – а то пропустим все, что там будет интересного. И не о чем вам будет пописывать в газетке.
Мы пошли в том направлении, куда указал Аяврик, и вскоре попали в зал. Он был полупустой и на удивление тихий. Мы заняли свои места, и тут погас свет.
Глава 5
Луч прожектора, пометавшись по своду потолка, опустился вниз на арену, и я увидела Аркадия Павловича в смокинге и с микрофоном в руках. Вступительная речь его заняла немного времени, и мне показалось, что шталмейстер то и дело посматривает на меня.
Я наклонилась к Фиме, сидящему слева от меня, и спросила, сколько времени продлится официальная часть и когда начнутся фокусы.
– Да дело тут не в фокусах, – ответил он. – Я же предупреждал, что это у них типа профсоюзного собрания… Ну а если совсем честно, то понятия ни о чем не имею.
Аркадий Павлович закончил разливаться соловьем и ушел, уступив арену нашему новому знакомому с прихотливым именем Сикамбр. Тот поверх смокинга накинул еще и длинный плащ, отчего смотрелся еще загадочнее, и, не затягивая процесса, сразу же начал с того, чего мне так хотелось. Он показал несколько несложных фокусов с исчезновением и появлением своей чалмы, потом разъяснил, как это все делается, и обратился к публике, вызывая добровольцев.
Совершенно неожиданно для меня вверх потянула руку Маринка, очевидно решившая в этом сборище стать центром внимания. Однако Сикамбр, лишь равнодушно скользнув по ней взглядом, пригласил из зала какую-то даму, одетую, словно шемаханская царица.
– Блин! Ну что ты поделаешь? – огорчилась Маринка и надула губки.
– Надо делать выводы, – философски заметила я. – Тебе не кажется, что пора сменить имидж? Видишь, как мужики кидаются на нестандартные гардеробы?
– Пошла к черту, – грустно сказала Маринка и задумалась.
– Зря ты так говоришь, Мариночка, – вмешался в разговор Фима. – Не забывай, в каком обществе сейчас находишься. Он здесь особенно внимателен.
– Да кто он? – переспросила Маринка, не отрывая глаз от арены.
– Да черт же, кто ж еще?! – улыбаясь, пояснил Фима.
Маринка засопела, но промолчала.
Дама вышла на арену, из-за кулис на колесиках выкатили высокую металлическую клетку, приподнятую на платформе от пола приблизительно на метр. Сикамбр завел даму в клетку, две ассистентки накрыли клетку тканью, Сикамбр сказал что-то вроде «крекс-фекс-пекс» и сдернул тряпочку. Дамы в клетке уже не было, она исчезла.
Я наклонилась к Фиме, сидящему слева от меня, и спросила, сколько времени продлится официальная часть и когда начнутся фокусы.
– Да дело тут не в фокусах, – ответил он. – Я же предупреждал, что это у них типа профсоюзного собрания… Ну а если совсем честно, то понятия ни о чем не имею.
Аркадий Павлович закончил разливаться соловьем и ушел, уступив арену нашему новому знакомому с прихотливым именем Сикамбр. Тот поверх смокинга накинул еще и длинный плащ, отчего смотрелся еще загадочнее, и, не затягивая процесса, сразу же начал с того, чего мне так хотелось. Он показал несколько несложных фокусов с исчезновением и появлением своей чалмы, потом разъяснил, как это все делается, и обратился к публике, вызывая добровольцев.
Совершенно неожиданно для меня вверх потянула руку Маринка, очевидно решившая в этом сборище стать центром внимания. Однако Сикамбр, лишь равнодушно скользнув по ней взглядом, пригласил из зала какую-то даму, одетую, словно шемаханская царица.
– Блин! Ну что ты поделаешь? – огорчилась Маринка и надула губки.
– Надо делать выводы, – философски заметила я. – Тебе не кажется, что пора сменить имидж? Видишь, как мужики кидаются на нестандартные гардеробы?
– Пошла к черту, – грустно сказала Маринка и задумалась.
– Зря ты так говоришь, Мариночка, – вмешался в разговор Фима. – Не забывай, в каком обществе сейчас находишься. Он здесь особенно внимателен.
– Да кто он? – переспросила Маринка, не отрывая глаз от арены.
– Да черт же, кто ж еще?! – улыбаясь, пояснил Фима.
Маринка засопела, но промолчала.
Дама вышла на арену, из-за кулис на колесиках выкатили высокую металлическую клетку, приподнятую на платформе от пола приблизительно на метр. Сикамбр завел даму в клетку, две ассистентки накрыли клетку тканью, Сикамбр сказал что-то вроде «крекс-фекс-пекс» и сдернул тряпочку. Дамы в клетке уже не было, она исчезла.