Амнуэль Песах. Сержант Беркович (Сборник рассказов)

   - Влево и затем - прямо до конца улицы. Я вас вижу.
   Через минуту Хутиэли и Беркович вышли из машины перед воротами двухэтажного особняка - это и была вилла Толедано. Здесь уже стояла машина скорой помощи и два полицейских автомобиля. Сержант Михельсон поспешил им навстречу.
   - Где обнаружено тело? - спросил Хутиэли.
   - Пойдемте, - предложил Михельсон. - Вот дорожка, ведущая к морю. А там видите - каменные скамейки? Вторая слева...
   Беркович уже и сам видел - около второй скамейки стояли эксперт Фаин и три медика, приехавшие забрать труп. Брукнер, одетый в легкий летний костюм светлые брюки и рубаха навыпуск, - полулежал на скамье, руки бессильно свисали, а голова склонилась вправо. На левом виске ясно было видно пулевое отверстие с запекшейся кровью и следом ожога - выстрел был произведен практически в упор. Струйка крови застыла на щеке погибшего и на воротнике рубашки, и левом рукаве. Пистолет "беретта" лежал в небольшой лужице у ног погибшего.
   - Похоже на то, что пальцевых отпечатков вы здесь не найдете. - обратился Хутиэли к эксперту.
   - Нет, конечно, - покачал головой Фаин. - Всю ночь шел дождь, а пистолет, выпав из руки, упал в воду, тут еще и грязь...
   - Самоубийство? - сказал инспектор.
   - Да, - кивнул эксперт. - Он пришел сюда, когда началась гроза. Гремел гром, и выстрела никто не слышал. Брукнер держал пистолет в левой руке, вот смотрите - пальцы сжаты таким образом, что понятно: перед смертью Брукнер держал в руке какой-то предмет. Положение пистолета - смотрите сюда показывает, что выпал он из левой руки Брукнера.
   - Он что, был левша? - поинтересовался Хутиэли.
   - Да, представьте себе, - сказал эксперт. - Об этом я уже спрашивал у хозяина виллы... Если вы не против, инспектор, я разрешу унести тело.
   Хутиэли внимательно осмотрел труп, Беркович следил за взглядом шефа, а сам думал о том, что даже потеряв последнюю надежду, он никогда не пустит себе пулю в висок. Беркович не понимал самоубийц и всегда считал, что в психике этих людей есть наверняка какие-то отклонения от нормы, проявляющиеся в критических обстоятельствах. Сержант вглядывался в лицо Брукнера, желая разглядеть нечто, подтверждающее его гипотезу, но ничего не нашел - обычное лицо израильтянина средних лет, жесткий изгиб губ.
   - Он умер в промежутке от полуночи до часа ночи, - сказал эксперт, когда медики положили тело на носилки и понесли к машине. - То есть вскоре после того, как ушел от Толедано. Все совпадает: сказал, что идет проветриться, а сам направился к морю и застрелился.
   - Похоже на то, - согласился инспектор и, кивнув Берковичу, направился к дому.
   В холле первого этажа сидели в креслах четверо: Охана Толедано и его вчерашние гости, поднятые с постелей и привезенные на виллу для снятия показаний. После обмена любезностями и знакомства инспектор сказал:
   - Я одного не могу понять, господа. Брукнер сказал, что пойдет прогуляться, и не вернулся. А вы через час-другой разъехались по домам, даже не поинтересовавшись, куда делся один из гостей?
   - Ничего странного, - ответил за всех Толедано. - Эта причуда Альберта всем известна. Он почти каждый раз уходит, не прощаясь, а вчера Альберт находился в таком состоянии, что понятно было: он хочет побыть один.
   - Но когда вы уезжали, - обратился Хутиэли к гостям Толедано, - то должны были увидеть на стоянке машину Брукнера и понять, что никуда он не уехал...
   - Я поставил машину на соседней улице, - сказал Ниссим Бартана, директор небольшого завода по ремонту лифтов. - Я не мог видеть машину Альберта. К тому же шел дождь, я быстро добежал до машины и не смотрел по сторонам.
   - Верно, - кивнул Хаим Мендель, начальник отделения банка "Апоалим". - Моя машина стояла перед домом, но я не смотрел по сторонам, дождь лил как из ведра.
   - Я уезжал последним, - степенно добавил Сильван Динкин, строительный подрядчик из Модиина. - Не хотел ехать в дождь и дождался, когда лить стало меньше. О том, что Альберт не вернулся, я к тому времени и думать забыл.
   - Ливень кончился около четырех, - напомнил Хутиэли.
   - Да, - согласился Динкин. - Мы с Оханой сидели вот здесь и разговаривали. Толедано подтверждающе кивнул.
   - Вы говорите, что Брукнер был мрачен, - сказал инспектор. - Вы знали, чем это было вызвано. Вы пытались отвлечь его от мыслей о банкротстве? Вы видели в его поведении что-нибудь, что навело бы вас на мысль...
   - О том, что Альберт собирается покончить с собой? - спросил Толедано. Нет, честно говоря, лично мне такой поворот событий и в голову не приходил. Конечно, положение у Альберта было ужасным, новых кредитов банки ему не дали бы...
   - Точно, - подтвердил Мендель. - Я лично не дал бы, хотя и знаю... знал Альберта не первый год.
   - Прошу прощения, - подал голос сержант Беркович, который до этой минуты молча вглядывался в лица присутствовавших и размышлял над той единственной зацепкой, которая, как ему казалось, могла изменить ход расследования. - Прошу прощения, а в промежутке от полуночи до часа кто-нибудь выходил на улицу? Я имею в виду, - пояснил Беркович свою мысль, - он мог бы слышать выстрел или вообще увидеть что-то странное... фигуру Брукнера с пистолетом в руке, например.
   - Ну что вы, - всплеснул руками Толедано. - Если бы кто-нибудь из нас что-то увидел, мы бы давно об этом сказали, верно?
   Гости согласно кивнули.
   - А выходили все, - продолжал Толедано. - Ведь хлынул ливень, первый за многие месяцы, и мы один за другим выходили на веранду подышать. На веранду ведь ни капли не попадает.
   - Понятно, - протянул Беркович. - Значит, если бы и Брукнер дышал воздухом на веранде, вы его непременно увидели бы?
   - Безусловно, - твердо сказал Толедано. - Когда я выходил, на веранде никого не было.
   - А вы... - Беркович обвел взглядом гостей.
   - Никого, - подтвердил Мендель. - Я выходил последним, гроза уже стихала. Я и не думал, что застану на веранде Арнольда, ведь если бы он там был, мне бы об этом сказали Сильван или Ниссим...
   - Он наверняка сразу пошел к морю, - буркнул Бартана. - А гремело так, будто стреляли из орудий...
   - Я вышел почти сразу после Арнольда, - сказал Динкин. - Его уже не было на веранде. Он действительно сразу пошел к морю.
   - Вы могли его видеть? Ведь с веранды виден берег...
   - Нет, - покачал головой Динкин. - Там было темно. Конечно, сверкали молнии, но я, в общем, не вглядывался...
   - Понятно, - сказал Беркович. - Скажите, господин Динкин, вы были здесь в этих туфлях?
   - Что? - удивился Динкин. - Не понимаю, при чем здесь... Нет, не в этих.
   - А почему вы надели другие туфли, когда вас попросили вернуться на виллу?
   - Ну... Не знаю, честно говоря. Возможно, та пара была испачкана... Ну конечно, так и было, у меня не было времени чистить обувь.
   - А зачем ее чистить? - удивился Беркович. - По вашим словам, вы уехали, когда дождь уже закончился. Где вы могли выпачкать туфли?
   - Да не помню я, - раздраженно сказал Динкин. - Наверное, наступил куда-то...
   - Так я вам напомню - куда именно, - любезно сказал Беркович. - Вы должны были отнести тело Брукнера к морю и посадить на скамью. А там нет асфальта. Туфли вы действительно не успели почистить, и это очень хорошо - эксперт без труда установит идентичность грязи на туфлях с землей около той скамьи, где нашли Брукнера. И это будет абсолютно надежной уликой.
   - Что вы хотите сказать? - побледнел Динкин.
   - Я хочу сказать, - продолжал Беркович, - что вы вышли на веранду сразу после Брукнера, гремела гроза, и вы решили этим воспользоваться. Брукнер, видимо, стоял у перил и был мрачен. Вы сказали ему, что беспокоитесь, как бы он от отчаяния не наложил на себя руки и попросили пистолет - мол, так будет спокойнее. Брукнер передал вам оружие, и вы выстрелили в тот момент, когда грохнул гром.
   - Что вы несете, сержант? - воскликнул Динкин.
   - Тело вы положили за оградой, туда тоже не попадал дождь, и вы вернулись в салон совершенно сухим. А потом дождались, когда все уехали, а дождь закончился, попрощались с хозяином и в темноте потащили тело к морю. Посадили на скамью, а пистолет бросили в лужу. У вас ведь наверняка были какие-то дела с Брукнером, вы, можно сказать, коллеги.
   - Послушайте, инспектор, - возмущенно сказал Динкин, обращаясь к Хутиэли. - Почему я должен выслушивать эту чепуху?
   - Не должны, - согласился инспектор. - И сержант принесет вам свои извинения, если грязь на вашей обуви не совпадет с образцами почвы около скамейки на пляже.
   Динкин вскочил.
   - Послушайте! - начал он.
   - Сядьте, - жестко сказал инспектор. - Чего вы, собственно, волнуетесь?
   Час спустя, когда Хутиэли с Берковичем вернулись в Управление, инспектор спросил:
   - А почему тебе пришло в голову, что Брукнера застрелили?
   - Понимаете, инспектор, такая мелочь... На щеке у него была струйка крови. Если он просидел под проливным дождем всю ночь, вода смысла бы кровь, верно? Значит, тело пролежало где-то, где не очень капало, и лишь потом его перенесли...
   - Понятно, - кивнул Хутиэли.
   Дело одиннадцатое
   УБИЙСТВО В ОТЕЛЕ
   Дорогой Борис, - задумчиво сказал инспектор Хутиэли, - мне бы и в голову не пришло, что ты играешь в такие игры.
   - А нет? - удивился Беркович. Он сидел за своим столом и держал в руках газету "Маарив", раскрытую на странице, где были помещены фамилии победителей последней игры-лотереи. Вот уже три недели в газете каждый день публиковались вопросы, связанные с историей Израиля, и победителю, быстрее всех приславшему больше всего правильных ответов, обещана была путевка на двоих в одну из гостиниц Эйлата.
   - Я всегда интересовался историей, - признался сержант. - А тут представился случай. И Наташа помогала, конечно, она тоже много знает. Две ночи в гостинице, лазурное море, пляж...
   - Помрешь со скуки, - предупредил инспектор.
   - С Наташей?
   - Ну, разве что вдвоем вам будет интересно, - с сомнением сказал Хутиэли. - Я в прошлом году с Офрой был в Эйлате. Полежал на пляже, прожарился, но нет, - этот отдых не для меня. И не для тебя, насколько мне известен твой характер.
   - Пожалуй, вы правы, - согласился Беркович. - Я бы предпочел путешествие по горам. Но Наташа в восторге от выигрыша, так что придется...
   - Надеюсь, - резюмировал инспектор, - что за время твоего отсутствия здесь не случится ничего интересного.
   В пятницу Борис с Наташей выехали в Эйлат, и дорога показалась им замечательной, хотя и несколько утомительной. До Беэр-Шевы они болтали и смотрели по сторонам, но потом Наташу укачало, и она заснула, опустив голову на плечо Бориса.
   Он разбудил Наташу, когда автобус остановился на смотровой площадке у израильско-египетской границы. Пассажиры вышли, чтобы сфотографироваться на фоне египетского флага и пограничника-араба, Наташа выходить не захотела жара здесь была, как в топке паровоза, где сожгли славного сына российского пролетариата Сергея Лазо. А Беркович подумал о том, что путешествие через горы и пустыни может стать значительным воспоминанием - не о номере же с кондиционером и видом на Красное море вспоминать на старости лет!
   Номер действительно оказался с кондиционером, но вида на Красное море не было и в помине: окна и балкон выходили в сторону Эйлатского аэропорта, и любоваться можно было только притихшими и будто уснувшими тушами трех небольших "Боингов".
   - Диспетчеры здесь тоже, наверное, умирают от скуки, - сказал Беркович.
   - Что значит "тоже"? - возмутилась Наташа. - Ты это на себя намекаешь?
   - Ну что ты, - вздохнул Беркович. - Я намекаю на господа Б-га, который явно скучал, создавая это райское место.
   На пляж они пошли, когда солнце уже заходило, купание в теплой, будто парной воде не доставило Берковичу никакого удовольствия. А может, он просто привередничал, заранее настроив себя на то, что отдых будет скучен, как старый фильм?
   Наташе, напротив, все здесь нравилось - и пляжи, полные туристов, и рестораны, где порции предназначались не для людей, а для гигантов типа Гаргантюа, и гостиница, где с третьего этажа на первый падал водопад. Вечер Наташа и Борис провели в ресторане, окна которого выходили на бухту, а потом поднялись в номер, и только теперь сержант Беркович понял, в чем состоит счастье. Он не стал говорить об этом вслух, поскольку не был уверен в том, что своим высказыванием не даст Наташе повода взять будущую семейную власть в свои руки. Беркович хотел, даже, несмотря на предстоявший брак, остаться независимым и гордым. В общем - настоящим мужчиной.
   Около одиннадцати, когда за окном номера, выходившим в сторону египетской границы, поднялась мрачная луна, за дверью раздался женский вопль. Собственно, Беркович сначала даже и не понял, кому принадлежал голос, разорвавший ночную тишину, будто сирена воздушной тревоги. Он в это время стоял посреди номера в трусах, потому что лишь минуту назад вышел из-под душа. Однако условный рефлекс, возникший у Берковича за год службы в полиции, проявил себя, и несколько секунд спустя сержант выскочил в коридор, успев набросить рубашку и натянуть брюки, а Наташе приказав не двигаться с места.
   Справа по коридору у открытой двери номера стояла бледная, будто греческая статуя, женщина в легком платье и кричала так, что из всех соседних номеров уже начали выскакивать ничего не понимавшие жильцы. Двумя шагами Беркович преодолел несколько метров, втолкнул женщину в ее номер и закрыл дверь.
   Крик смолк, как отрезанный.
   - Что происходит? - рявкнул Беркович над ухом женщины, прекрасно зная, что именно такой тон немедленно приведет ее в чувство.
   Именно так и случилось. Женщина смотрела на Берковича, и взгляд ее постепенно становился осмысленным.
   - Убили... - пробормотала она. - Арика убили...
   - Какого Арика? - спросил Беркович и только теперь оглядел номер. У окна стояло широкое кресло, и в нем лежал, раскинув руки, мужчина в плавках. Мужчине было лет сорок, и он был мертв, насколько может быть мертвым человек с пулей в груди. Ручеек крови уже запачкал замечательную оранжевую обивку кресла.
   Беркович оставил женщину и подошел к трупу. Достаточно было одного взгляда, чтобы понять, что стреляли, во всяком случае, не в упор, а с некоторого расстояния. Был ли выстрел единственным? И где оружие? И почему не был слышен выстрел?
   Беркович взял мужчину за руку - рука была еще теплой, смерть наступила не больше нескольких минут назад.
   Беркович отступил на несколько шагов, огляделся и увидел лежавший в двух метрах от входной двери пистолет системы "вальтер" с навинченным на ствол глушителем. Так, - подумал он, - вопросы об оружии и о том, почему не был слышен выстрел, решились сами собой.
   Подойдя к телефону, Беркович вызвал скорую и полицию. Женщина следила за его действиями с безразличием, свидетельствовавшим, что она находится в состоянии шока.
   Берковичу пришлось потратить немало усилий, чтобы усадить женщину на широкую кровать, она не сводила взгляда с тела.
   - Пожалуйста, - сказал сержант. - Пока никого нет и все воспоминания свежи... Ваше имя.
   - Грета, - простонала женщина. - Грета Бурштейн.
   - А это... - Беркович кивнул в сторону лежавшего в кресле тела.
   - Арик... Мой муж.
   - Понятно. Что произошло? Вы видели, кто стрелял?
   - Конечно! - с неожиданной силой воскликнула Грета Бурштейн и сделала попытку броситься вон из комнаты. Берковичу пришлось удержать женщину, и она бессильно опустилась на постель.
   - Мы приехали из Иерусалима, - продолжала Грета. - Вчера были на пляже и сегодня тоже... После ужина поднялись... Арик сел почитать газету... Вдруг открылась дверь... И на пороге - мужчина. Высокий, в шортах... И в маске... В руке был пистолет. Мужчина стоял в коридоре. Он посмотрел по сторонам... А потом на моего мужа. Сказал: "Ну, получи!" И два раза выстрелил. Я была... Я лежала... Он бросил пистолет в комнату на пол, повернулся и убежал... А Арик...
   Женщину начали душить рыдания, и Беркович похлопал ее по руке.
   Открылась дверь, и в номер ввалился патрульный полицейский, а за ним следом - два медика и администратор гостиницы. Следующие пять минут прошли в дикой суматохе, и Беркович с тоской наблюдал, как медики затаптывают возможные следы, администратор не может выставить из комнаты многочисленную гостиничную обслугу, а полицейский, оробев при виде трупа, что-то кричит в мобильный телефон, пытаясь объяснить ситуацию своему начальству. Брать здесь власть в свои руки у Берковича не было никаких оснований, да и воспринято это было бы, несомненно, как попытка влезть не в свое дело. Вспомнив рассказ Греты Бурштейн, он тихо вышел в коридор, где странным образом порядок был больше, чем в номере. Двое полицейских оттеснили группу любопытствующих постояльцев от дверей комнаты, что, конечно, не мешало никому обсуждать происшествие и строить версии одна нелепее другой.
   Беркович наклонился и внимательно осмотрел пол в коридоре слева от двери, которая вела в номер Бурш-тейнов. Не обнаружив того, что он ожидал увидеть, сержант нахмурился и попытался еще раз представить себе картину убийства, нарисованную Гретой. Распахивается дверь - она и сейчас распахнута... На пороге появляется незнакомец с пистолетом в руке... Значит, стоял убийца вот здесь, поскольку в номер он не входил, а с другого места не видно кресло... Так. Раздался выстрел - тихий хлопок, поскольку пистолет был с глушителем. После этого убийца швыряет оружие в комнату, оно падает на пол в метре от двери... А негодяй убегает - в сторону лестницы, надо полагать, вряд ли он стал бы дожидаться лифта.
   Если все было именно так, то...
   - Эй! - крикнул один из полицейских. - Я вам говорю! Что вы там делаете? Отойдите от двери.
   Беркович поднялся с колен и показал патрульному свое удостоверение.
   - Прошу прощения, - сказал тот. - Я не видел, как вы приехали.
   - Я и не приезжал, - объяснил Беркович. - Я в отпуске и живу на этом этаже. Прошу прощения...
   Он вошел в номер, где уже закончился осмотр трупа, медики погрузили тело на носилки и понесли из комнаты. Администратору удалось прогнать из номера лишних людей, и сейчас здесь, кроме него и бледной, как смерть, Греты Бурштейн, находились эксперт-криминалист и патрульный полицейский. Берковичу пришлось представиться, показать удостоверение и попросить разрешения участвовать в дознании. Пистолет, из которого был сделан смертельный выстрел, все еще лежал на полу, и вокруг него была мелом очерчена неровная окружность. Беркович обошел это место и склонился над полом в левом углу комнаты. Конечно же, он именно здесь обнаружил то, что искал, и подозвал эксперта.
   - Вот, - сказал он, указывая на два сплющенных кусочка металла, - это стреляные гильзы.
   - Вижу, - кивнул эксперт. - Не трогайте, я заберу их как вещественное доказательство. Кстати, сержант, вам не кажется странным, что убийца, убегая, бросил пистолет?
   - Убегая? - удивился Беркович. - Он никуда не убегал.
   - Простите9 - поднял брови эксперт. Не ответив, Беркович подошел к Грете, все еще сидевшей на постели, и спросил.
   - Вы сами отдадите свою перчатку или мне придется обыскать комнату?
   - Какую перчатку? - едва двигая языком, спросила Грета.
   - Вы надели перчатку, когда взяли пистолет, - пояснил Беркович. - А может, обмотали руку своим платком... Во всяком случае, на пистолете наверняка не будет ваших пальцевых следов, это очевидно.
   - Не понимаю... - пробормотала Грета, глядя на Берковича с ужасом
   - Все вы прекрасно понимаете! - отрезал сержант. - Почему вы убили мужа?
   - Он, - всхлипнула Грета. - Он - негодяй! Он даже здесь мне изменил с этой... с этой
   Она не смогла закончить фразу, ее душили слезы ненависти.
   - Я слышала, та женщина убила мужа, - сказала Наташа, когда полчаса спустя Борис вернулся наконец в свой номер.
   - Быстро же распространяются слухи, - пробормотал сержант.
   - Господи, - воскликнула Наташа, - здесь всего-то десять метров! Не такая уж большая скорость...
   - Да, она убила, - подтвердил Беркович. - И хотела выдать это за чью-то месть. Но... Не женское это дело - убивать Она стреляла в номере и хотела убедить полицию в том, что убийца стрелял из коридора, а потом сбежал. Но стрелянные гильзы лежали у стены в комнате, а вовсе не в коридоре... Про гильзы женщина совсем забыла... А может, и вовсе не знала.
   - Когда я буду тебя убивать, - серьезно сказала Наташа, - то непременно позабочусь о гильзах. Соберу их в платочек и выброшу в окно.
   Дело двенадцатое
   АЛИБИ ПРИ ЛУНЕ
   Меня всегда удивляло, - сказал инспектор Хутиэли, - как Эркюлю Пуаро удается даже во время отдыха на Ривьере сталкиваться с убийством? Иные могут всю жизнь прожить и ни разу не увидеть убитого человека, а туг, смотри-ка, именно профессиональный сыщик именно в нужный момент оказывается в нужном месте...
   - Да, - сдерживая смех, ответил Беркович, - это Агата Кристи не продумала. Отступила, так сказать, от жизненной правды.
   - Конечно! - воскликнул Хутиэли. - Все это очень неправдоподобно.
   - Согласен, - кивнул Беркович. - Я понял, на что вы намекаете. Мол, как только некий сержант Беркович отправился отдохнуть в Эйлат, так сразу в гостинице убили человека. Будто нарочно, чтобы Беркович смог продемонстрировать свои таланты.
   - Ты правильно меня понял, - усмехнулся Хутиэли.
   - Уж не намекаете ли вы, инспектор, - сурово сказал Беркович, - что я специально это убийство организовал?
   - Согласись, Борис, что это странно: как только ты отправился в...
   - Ну да, - несколько невежливо прервал начальника сержант, - это я уже понял. Отныне я не буду останавливаться в отелях, а равно и в кемпингах, а также не буду ходить в театры и прочие увеселительные заведения. Ибо достаточно мне где-то появиться, как там происходит убийство...
   - Не преувеличивай! - сказал Хутиэли. - Одно совпадение - еще не статистика. Но если это случится во второй и третий раз...
   - ... То мне лучше будет последовать примеру Пуаро и уволиться из полиции, чтобы заняться частным сыском.
   - Вот еще! Ты мне и здесь пригодишься, - заключил дискуссию инспектор. - А что касается жизненной правды, то в реальности случаются куда более странные совпадения, чем в романах. Помню, в прошлом году приехала к нам в гости тетя из Майами...
   Поскольку историю с тетей, нашедшей племянника по фотографии в местной газете. Беркович слышал
   Вопрос заключался в том, оставался ли кто-то из этих людей в коттедже до семи минут третьего, когда прозвучали выстрелы. Эдельман жил недалеко от Зюсса, в Бней-Браке, это была территория, где комиссар Пундак чувствовал себя хозяином. Он немедленно явился к Эдельману домой, изъял для экспертизы принадлежавший хозяину пистолет (проверка на месте показала, что оружием давно не пользовались) и устроил Соломону и его жене Эстер допрос с пристрастием. Эстер утверждала (вопли ее слышны были на соседней улице), что муж вернулся домой в полночь, был трезв и спал до утра как младенец, успев, правда, исполнить свои супружеские обязанности. Соломон подтвердил все, сказанное женой, добавив, что, уезжая, оставил Арона одного и, естественно, живого.
   Похоже было, что Эдельман действительно не имел к убийству никакого отношения. Оставался Биби Кабира, который жил на своей вилле в северном Тель-Авиве. Пундак с удовольствием нагрянул бы к Кабире сам, но для этого нужно было получить разрешение, поскольку формально это была не его территория. Поэтому...
   - Понятно, - сказал Беркович. - Уже потеряно много времени, инспектор.
   - Да, - кивнул Хутиэли. - Поезжай, разберись с этим Кабирой. Собственно, твоя задача - проверить алиби. Расследование ведет Пундак, пусть сам и расхлебывает кашу...
   Берковичу пришлось долго звонить в дверь. Кабира открыл минут через десять, глаза у него были заспанными, и он не понимал чего от него хотят. Где он был ночью? А почему, собственно, это так важно? Услышав о смерти Зюсса, Кабира долго смотрел в одну точку, а потом пришел наконец в себя и засуетился.
   - Думаете, это я его... э... - бормотал он. - Ничего подобного, клянусь... У меня и пистолета нет, и права на ношение оружия... Можете хоть все обыскать... И вообще, я был у Арона несколько минут. Этот, как его... Эдельман тоже приезжал, но раньше, я его не застал...
   Я передал Арону деньги... Сколько? Три тысячи я был ему должен... И уехал, потому что... О! Так я вам сейчас покажу!
   Кабира хлопнул себя по лбу с такой силой, что Бер-кович подумал, что музыкант хотел вышибить себе мозги. В следующую секунду Кабира бросился к лестнице, которая вела на второй этаж, и сержант поднялся следом, стараясь держаться поближе к "объекту". Наверху оказалась только дверь на крышу, распахнутая настежь. Крыша виллы была своеобразным летним салоном под открытым небом - здесь стояли диван, журнальный и сервировочный столики, кресло-качалка, куда Кабира немедленно и бросился, будто его не держали ноги.
   - Уф, - шумно вздохнул он. - Хотите выпить? Кола в той бутылке, видите?
   - Вижу, - сказал Беркович. - Но вы не ответили на мой вопрос: можете ли вы доказать, что после часа ночи и до утра находились здесь? Вы понимаете, что вас могут обвинить...
   - Чушь! - воскликнул Кабира, раскачиваясь в кресле. Он уже вполне пришел в себя и, похоже, разговор с сержантом даже начал доставлять ему удовольствие. Я был дома и легко вам это докажу. Я наблюдал за метеорами, вот что я делал ночью!
   - За метеорами? - удивился Беркович.
   - За метеорами! - повторил Кабира. - Вы не знаете? Сегодня ночью прошел метеорный дождь, об этом же все газеты писали! Я человек романтического склада, поэтому после работы заехал к Арону, отдал деньги и поспешил домой. Поднялся сюда и до трех часов следил за метеорами. А потом пошел спать. Могу доказать, нет проблемы! Я фотографировал небо своим "поляроидом". Ни черта, конечно, не получилось, я думал, что смогу сфотографировать след метеора, но вьщержка, должно быть, слишком мала... Но время! На фотографии ведь отпечатывается дата и время съемки! Вон там посмотрите, сержант, на журнальном столике.