Страница:
В ходе главы мы шаг за шагом восстанавливали первозданные черты Бабы-яги: ее природную предрасположенность не только ко злу, но и к добру, вещую природу, внешний облик в виде девы-птицы, отнюдь не безобразную (если не сказать красивую) наружность и, наконец, покровительство искусству любви. Но все это свойственно и птице Гамаюн. Мы смело можем утверждать, что птица Гамаюн представляет изначальный образ Бабы-яги – Птицедевы. Более того, значение имен этих богинь суть одно и то же! Слово «Гамаюн» – двусоставное; первая его часть «гама» уже обсуждалась, вторая же «юн» означает «юная», «юница», так что все имя целиком можно перевести как «кричащая дева» или «кричащая молодка». Оно в точности соответствует расшифровке имени Бабы-яги, но вместе с тем содержит в себе и некоторое своеобразие. Древнерусские слова «юница» и «юнец» употреблялись в значении «новобрачные», юницами шутливо называли полувзрослых девушек, подлеток, поэтому птица Гамаюн, а значит, и Баба-яга – богини-девственницы. Последнее обстоятельство объясняет, почему у Бабы-яги нет мужа, а сама она всегда старается помешать соединению влюбленных. Но как тогда совместить представления о девственности Бабы-яги с оргиастическим характером ее культа?
Парадокс разрешается достаточно просто. Представления о Бабе-яге формировались в ту далекую эпоху, когда еще не было ни богов, ни жрецов, а были универсальные богини и их жрицы, причем женщины являлись главенствующим полом. Обряды служения Великой богине и ритуалы жертвоприношения ей – тоже отголоски древнейших времен. Поначалу в них не вкладывалось какой-либо «духовной» подоплеки, на первый план выходила оргиастическая (физиологическая) сторона культа. Под влиянием «догмата о девственности» они непрерывно изменялись, может быть, даже на какое-то время запрещались, ведь не случайно же возникли «институты» скопцов, весталок и христианство с его культом Девы Марии, но в целом как традиция эти обряды сохранялись очень долго (в России это праздники в Ивановскую ночь с их сладострастными игрищами, обряды похорон бога плодородия – супруга Великой богини, изображавшегося в виде куклы с непомерно большим фаллосом).
Великая богиня является персонификацией изначальной стихии, Первоженщиной (Матерью Вселенной), своеобразным тотемным предком человечества. Идея создания Мира (включая богов) одним изначальным существом породила, в свою очередь, мысль о непорочном зачатии (славянское deva – «девственница», кстати, этимологически родственно санскритскому devi — «богиня»). В более поздние времена отношение к такому религиозному утверждению уже не могло оставаться столь единодушным, поэтому данная черта оказалась присуща отнюдь не всем ипостасям Великой богини. На некотором этапе развития русского народа жрецы осознали, что понятие о девственности не слишком вяжется с именем «Баба»: баба – замужняя женщина низших сословий. Наверное, именно в тот момент и возникло новое имя нашей героини – Гамаюн, которое подчеркивает ее юность, чистоту и непорочность.
Бабу-ягу традиционно причисляют к ведьмам. М. Забылин, автор книги «Русский народ. Его обычаи, обряды, предания, суеверия и поэзия», писал про Бабу-ягу: «Подобно ведьмам, она посещает шабаш ведьм, летает на Лысую гору, но только не на помеле, а в ступе и пестом след заметает». По некоторым поверьям, она есть их предводительница и называется главной ведьмой. В наше время слово «ведьма» стало бранным, но здесь опять-таки видна многовековая работа христианских проповедников. Ведьма – это ведающая мать, ведунья (от глагола «ведать») или, по-другому, – знахарка. Все эти названия ясны каждому и, очевидно, не несут в себе никакого дурного смысла. Так именовались женщины сведущие, обладающие ценными для людей знаниями и приемами лечения. Отсюда проистекает то почтительное отношение к знахаркам, которое испокон веков испытывали на Руси. «Разница во взглядах народа и духовенства на колдунов состояла в том, что духовенство видело в них слуг дьяволовых, и потому его вражда к ним была, так сказать, постоянная, тогда как народ в обычное мирное время относился к колдунам либо с почтительным страхом, либо с явным уважением, озлоблялся же на них лишь в годины лютых бедствий, если сами эти бедствия решался приписывать им» (Орлов МЛ. История сношений человека с дьяволом).
В числе предков современных русских был древний народ, который называл себя ариями. Видимо, приблизительно в V–IV тысячелетиях до н. э. арии выделились из семьи индоевропейских народов как единая историческая общность. Территориально они проживали на просторах Русской равнины, это древняя прародина русских. Отсюда, как с базового плацдарма, на протяжении трех следующих тысячелетий арийские племена осуществляли массовые миграции в самых разных направлениях. Поначалу преобладал западный вектор расселения, в направлении Дуная, Вислы и Одера (славянской прародины), вплоть до Британских островов, затем (IV–III тысячелетия до н. э.) арии проникли в Средиземноморье (Греция, Малая Азия, Месопотамия, Палестина, Египет), а еще позже (II–I тысячелетие до н. э.) достигли Индии и Ирана. Арии, оказавшиеся в Индии (индоарии), были авторами самых древних из известных книг человечества. Они носят название «Веды». Известны четыре, весьма значительные по объему собрания вед (сокровенных знаний). Записывались эти тексты уже в Индии, но истоки ведийской мифологии лежат в мифологических и религиозных представлениях индоевропейских и арийских племен более раннего времени, обитавших на Русской равнине или в непосредственной близости от нее (комментаторы указывают на большое количество полярных реминисценций в «Ведах»). В «новые» времена Бабу-ягу записали в ведьмы. Но слова «ведьма» и «веды» («ведизм», «ведунья») восходят к одному корню, и их совершенно ясное значение свидетельствует, что в древности ведьмами называли хранительниц божественных знаний русского ведизма, колдуний или, что то же самое, жриц Верховной богини. Сама богиня могла называться по-разному (Баба-яга, Марена, Макошь, Коляда и т. д.), однако ее служительницы именовались одинаково – ведьмы. Ведовство (то есть то, чем занимались ведьмы, колдуньи, их ремесло) – не просто отголосок языческой древности, это культура, порожденная эпохой матриархата с ее культом женских божеств.
А.И. Куприн в повести «Олеся» так описывает колдунью Мануйлиху: «Все черты Бабы-яги, как ее изображает народный эпос, были налицо: худые щеки, втянутые внутрь, переходили внизу в острый, длинный, дряблый подбородок, почти соприкасавшийся с висящим вниз носом; провалившийся беззубый рот беспрестанно двигался, точно пережевывая что-то; выцветшие, когда-то голубые глаза, холодные, круглые, выпуклые, с очень короткими красными веками, глядели, точно глаза невиданной зловещей птицы». Ее жилищем служит не хата, а «именно сказочная избушка на курьих ножках. Она не касалась полом земли, а была построена на сваях, вероятно ввиду половодья, затопляющего весною весь Ириновский лес. Но одна сторона ее от времени осела, и это придавало избушке хромой и печальный вид. В окнах недоставало нескольких стекол; их заменяли какие-то грязные ветошки, выпиравшиеся горбом наружу». Писатель как бы нарочно упоминает о схожести колдуньи с Бабой-ягой, даже живет она в избушке на курьих ножках. Тем самым он дает понять читателю, что его рассказ не выдуман, что он отражает типическую судьбу ведьмы на Руси и содержит ту глубинную правду, которую ввиду своей краткости не описывают ни сказки, ни летописи.
Поверим и мы Куприну и приглядимся внимательно, что же представляла из себя настоящая русская ведьма. В приведенном портрете Мануйлихи есть любопытное сравнение: глаза колдуньи глядели, «точно глаза невиданной зловещей птицы». Писатель, кажется, обронил это случайно, ненароком, но это, конечно же, не так. Образы вещих птиц – украшение древних мифологий, это едва ли не самые поэтические фигуры, когда-либо придуманные человеком. Только в нашем фольклоре – это Лебединые Девы, Сирин, Алконост, Гамаюн (Баба-яга в пору своей молодости). Все они не только сладкоголосы, но обладают также способностью прорицать будущее и оборачиваться в прекрасных юных дев. Патриархальная традиция, когда миром стали править боги-мужчины, превратила этих чудо-красавиц в зловещих чудовищ. Точно так же и среди людей возникло предубеждение против женщин-колдуний. Куприн опять-таки мимоходом упоминает, что глаза Мануйлихи были когда-то голубые (читай: небесные, чистые, бездонные) и лишь потом из-за людских обид стали холодными и зловещими.
Вместе с Мануйлихой живет внучка Олеся. «В ней не было ничего похожего на местных «дивчат», лица которых под уродливыми повязками, прикрывающими сверху лоб, а снизу рот и подбородок, носят такое однообразное, испуганное выражение. Моя незнакомка, высокая брюнетка лет около двадцати – двадцати пяти, держалась легко и стройно. Просторная белая рубаха свободно и красиво обвивала ее молодую, здоровую грудь. Оригинальную красоту ее лица, раз его увидев, нельзя было позабыть, но трудно было, даже привыкнув к нему, его описать. Прелесть его заключалась в этих больших, блестящих, темных глазах, которым тонкие, надломленные посередине брови придавали неуловимый оттенок лукавства, властности и наивности». Олеся, как и бабушка, чародейка, она – продолжательница колдовской традиции, присущей их роду. Но, в отличие от Мануйлихи, ее глаза еще излучают свет и радость. Все ее страдания впереди, и придут они из мира людей. Она понимает язык животных и птиц, умеет отыскать нужные в колдовстве и лечении болезней растения, знает рецепты приготовления магических зелий, умеет насылать страх на человека и прорицать его судьбу. Все это дано ей от природы, она – Лесная Дева (сравни однокоренную тройку слов: лес – Леся – Олеся), живое воплощение богини Леса (юной Бабы-яги!). Но останется ли она такой же лучезарной и добродетельной при столкновениии с враждебным к ней миром людей?
Куприн оставляет этот вопрос открытым. Попытка прийти к селянам с добром и миром окончилась полным провалом. Олесе позволили отстоять обедню, но зато потом местные бабы, напав целою толпою, едва не убили ее. Вырвавшись и отбежав от них шагов на пятьдесят, «Олеся остановилась, повернула к озверевшей толпе свое бледное, исцарапанное, окровавленное лицо и крикнула так громко, что каждое ее слово было слышно на площади: «Хорошо же!.. Вы еще у меня вспомните это! Вы еще наплачетесь досыта!» Все это было сказано в сердцах, от большой обиды, но ночью случилась гроза с градом, и у половины села жито было как ногами потоптано. Понятно, что повинными в этом молва объявила окрестных колдуний, но те еще ночью бежали из этих мест…
Народные суеверия – отдельная тема. Ясно, что рождались они не на пустом месте и были как-то связаны с древними языческими верованиями и обрядами. Например, повсеместно было распространено убеждение, что ведьмы – виновницы засух и гибели урожаев. В повести Куприна будущий урожай загубил град, но это ни в коей степени не могло извинить колдуний, ибо считалось, что именно они могли управлять облаками. В языческой традиции издавна существовала основанная на магии практика вызывания дождя. Моления о дожде устраивались во времена засух, это было своего рода обращение к Природе за помощью. В христианские времена смысл этих ритуалов переиначили, и ведьм стали обвинять вообще во всех природных неурядицах. Байка о том, что ведьму можно узнать по имеющемуся у нее хвосту, возникла, видимо, оттого, что люди издревле верили в возможность ее оборотничества и превращения в птицу (деву-птицу!). Рассказы же о шабашах представляют очевидную пародию на древние языческие празднества. Вообще, в историях о ведьмах много небывальщины. Другое дело феномены магии, заговоров и лечения травами, то есть всего того, что сегодня называют народной медициной. Это целый пласт древнерусской культуры, впитавший в себя опыт тысячелетий и заслуживающий самого пристального изучения.
Отношение Русской Православной Церкви к колдунам и ведьмам со временем менялось, но поначалу оно было крайне непримиримым. С самого момента обращения Руси в христианство дела о колдовстве были представлены в ведение духовенства. В церковном уставе, писанном еще при князе Владимире, сказано, что духовный суд рассматривает – «ведство, зелейничество, потворы, чародеяние, волхвования», и за все эти преступления, как и в Западной Европе, полагалось сожжение на костре. В нашем Отечестве «никогда не было такого ужасающе торжественного аутодафе, как в Испании, но об отдельных случаях костровой расправы в летописях упоминается» (Орлов МЛ. История сношений человека с дьяволом). В 1411 году в Пскове сожгли живьем двенадцать «вещих женок» за якобы причастность к распространению в городе моровой язвы. При Иоанне Грозном был подтвержден закон о сжигании чародеев. По делам XVII века видно, однако, что сожжение применялось в то время уже редко; колдунов и колдуний ссылали в отдаленные места, в монастырь, но не жгли, хотя мера эта признавалось все-таки законною карою.
В XIII веке Серапион, епископ Владимирский, порицал суеверных, сжигавших или топивших ведьм в случае засух и неурожаев. Он писал, что на смерть можно осудить человека, только имея веские доказательства его вины, достоверные показания очевидцев – «послухов»: «Вы же воду послухом поставите и глаголите: аще утопати начнет – неповинна есть, аще ли поплывет – волхов есть». Обычай проверки заподозренных ведьм водою, однако, сохранялся вплоть до XIX века. Во время засух предполагаемым ведьмам скручивали руки веревками, привязывали на шею тяжелые камни и сбрасывали в глубокие омуты. Неповинные в чародействе тотчас погружались на дно, а ведьмы плавали по воде вместе с камнем, вода их не принимала. Первых вытаскивали и отпускали на свободу, вторых забивали насмерть и топили силой. При коллективной расправе над ведьмами убийц не искали, и дело обычно устраивали так, что убитая как бы погибла от несчастного случая.
Физическое истребление язычников едва ли прибавляло уважения правительству и Церкви, пусть даже с каких-то пор они и перестали взывать к этому. Поэтому власти стали действовать мудрее: многие языческие праздники были наполнены христианским содержанием, а место языческих богов заняла христианская Троица. Установилось так называемое двоеверие, когда народ, не отказавшись от прежних языческих обрядов и обычаев, стал поклоняться Христу. Вот, к примеру, отрывок из старинного заговора против мужского бессилия:
Во имя Отца, и Сына, и Святого Духа, аминь. Есть святое Океан-море, на том святом Океан-море есть стоит остров, на том острове стоит дуб булатный, у того дуба булатного корени булатные, сучье булатное, вершина булатная. Круг того дуба булатного ветром не согнет, вихрем не сломит, так бы у меня, раба Божия (имя рек), стояли семьдесят жил и единая жила… на женский лик красной девицы, на старых баб, на молодых молодиц, на сивых кобылиц…
Этот заговор обращен к христианскому Богу, но по своему содержанию он насквозь языческий и ничего общего с учением Христа не имеет. Это, если хотите, ведовство по-христиански.
Итак, в истории ведовства следует выделять три этапа.
1. Эпоха матриархата. Зарождение «института» ведьм – жриц Великой богини. Это избранницы, чтимые всем народом. Баба-яга в то время еще совсем юная и выглядит как писаная красавица.
2. Период языческого патриархата. Богини теряют свою верховную власть на священном Олимпе. Хранительницы их культа считаются инакомыслящими, оппозиционерами и т. д. Возникают и повсеместно распространяются мифы о вредительстве, кознях ведьм и их изначальной злонамеренности по отношению к человеку. В это время создаются сказки о противной Бабе-яге и прекрасном герое Иване-царевиче.
3. Эпоха христианства. Ведьма объявлена носительницей абсолютного зла.
Превращение ведьмы в отрицательного персонажа народного фольклора началось задолго до распространения христианства на Руси. Слишком велик «языческий» слой наговоров на нее. По народным представлениям, обычная женщина становилась ведьмой, если в нее вселялся (по ее желанию или против воли) злой дух, душа умершего; если она сожительствовала с чертом, бесом или Змеем или заключала с ними сделку ради обогащения. Главным вредным свойством ведьм считалась способность портить скот и отбирать у коров молоко. С этой целью ведьма собирала росу на межах и пастбищах, волоча по траве полотно (фартук, платок, сорочку), затем выжимала ткань и поила водой свою корову или просто вешала намокшую ткань дома, и с нее обильно текло молоко. По русским поверьям, ведьма могла «отнимать сало» (т. е. жир с чужих свиней переходил к свиньям ведьмы, даже если она их не кормила), перенимала яйценоскость у чужих кур. В присутствии ведьм женщины никак не могли напрясть много пряжи, так как вся нить шла на веретено. Ведьме приписывалась способность насылать порчу на людей, домашних животных, растения, продукты и т. п., в результате чего люди и животные болеют, гибнут, новорожденные не спят по ночам и плачут, домочадцы ссорятся, свадьбы расстраиваются, продукты портятся, нитки рвутся, работа не удается. На Украине верили, что ведьмы могут наслать град, ураганные ветры, наводнения, пожары, похитить небесные светила, вызвать засуху и другие бедствия.
С определенных времен к ведьмам на Руси относились с опаской, Церковь же только подлила масла в огонь. Теперь в любом словаре по мифологии можно прочитать: ведьма – один из основных персонажей демонологии восточных и западных славян, сочетающий в себе черты реальной женщины и демона. А вот то, что у ведьмы божественное происхождение, как правило, умалчивается…
Глава 3 Чудо-юдо: сказки и быль
Парадокс разрешается достаточно просто. Представления о Бабе-яге формировались в ту далекую эпоху, когда еще не было ни богов, ни жрецов, а были универсальные богини и их жрицы, причем женщины являлись главенствующим полом. Обряды служения Великой богине и ритуалы жертвоприношения ей – тоже отголоски древнейших времен. Поначалу в них не вкладывалось какой-либо «духовной» подоплеки, на первый план выходила оргиастическая (физиологическая) сторона культа. Под влиянием «догмата о девственности» они непрерывно изменялись, может быть, даже на какое-то время запрещались, ведь не случайно же возникли «институты» скопцов, весталок и христианство с его культом Девы Марии, но в целом как традиция эти обряды сохранялись очень долго (в России это праздники в Ивановскую ночь с их сладострастными игрищами, обряды похорон бога плодородия – супруга Великой богини, изображавшегося в виде куклы с непомерно большим фаллосом).
Великая богиня является персонификацией изначальной стихии, Первоженщиной (Матерью Вселенной), своеобразным тотемным предком человечества. Идея создания Мира (включая богов) одним изначальным существом породила, в свою очередь, мысль о непорочном зачатии (славянское deva – «девственница», кстати, этимологически родственно санскритскому devi — «богиня»). В более поздние времена отношение к такому религиозному утверждению уже не могло оставаться столь единодушным, поэтому данная черта оказалась присуща отнюдь не всем ипостасям Великой богини. На некотором этапе развития русского народа жрецы осознали, что понятие о девственности не слишком вяжется с именем «Баба»: баба – замужняя женщина низших сословий. Наверное, именно в тот момент и возникло новое имя нашей героини – Гамаюн, которое подчеркивает ее юность, чистоту и непорочность.
Бабу-ягу традиционно причисляют к ведьмам. М. Забылин, автор книги «Русский народ. Его обычаи, обряды, предания, суеверия и поэзия», писал про Бабу-ягу: «Подобно ведьмам, она посещает шабаш ведьм, летает на Лысую гору, но только не на помеле, а в ступе и пестом след заметает». По некоторым поверьям, она есть их предводительница и называется главной ведьмой. В наше время слово «ведьма» стало бранным, но здесь опять-таки видна многовековая работа христианских проповедников. Ведьма – это ведающая мать, ведунья (от глагола «ведать») или, по-другому, – знахарка. Все эти названия ясны каждому и, очевидно, не несут в себе никакого дурного смысла. Так именовались женщины сведущие, обладающие ценными для людей знаниями и приемами лечения. Отсюда проистекает то почтительное отношение к знахаркам, которое испокон веков испытывали на Руси. «Разница во взглядах народа и духовенства на колдунов состояла в том, что духовенство видело в них слуг дьяволовых, и потому его вражда к ним была, так сказать, постоянная, тогда как народ в обычное мирное время относился к колдунам либо с почтительным страхом, либо с явным уважением, озлоблялся же на них лишь в годины лютых бедствий, если сами эти бедствия решался приписывать им» (Орлов МЛ. История сношений человека с дьяволом).
В числе предков современных русских был древний народ, который называл себя ариями. Видимо, приблизительно в V–IV тысячелетиях до н. э. арии выделились из семьи индоевропейских народов как единая историческая общность. Территориально они проживали на просторах Русской равнины, это древняя прародина русских. Отсюда, как с базового плацдарма, на протяжении трех следующих тысячелетий арийские племена осуществляли массовые миграции в самых разных направлениях. Поначалу преобладал западный вектор расселения, в направлении Дуная, Вислы и Одера (славянской прародины), вплоть до Британских островов, затем (IV–III тысячелетия до н. э.) арии проникли в Средиземноморье (Греция, Малая Азия, Месопотамия, Палестина, Египет), а еще позже (II–I тысячелетие до н. э.) достигли Индии и Ирана. Арии, оказавшиеся в Индии (индоарии), были авторами самых древних из известных книг человечества. Они носят название «Веды». Известны четыре, весьма значительные по объему собрания вед (сокровенных знаний). Записывались эти тексты уже в Индии, но истоки ведийской мифологии лежат в мифологических и религиозных представлениях индоевропейских и арийских племен более раннего времени, обитавших на Русской равнине или в непосредственной близости от нее (комментаторы указывают на большое количество полярных реминисценций в «Ведах»). В «новые» времена Бабу-ягу записали в ведьмы. Но слова «ведьма» и «веды» («ведизм», «ведунья») восходят к одному корню, и их совершенно ясное значение свидетельствует, что в древности ведьмами называли хранительниц божественных знаний русского ведизма, колдуний или, что то же самое, жриц Верховной богини. Сама богиня могла называться по-разному (Баба-яга, Марена, Макошь, Коляда и т. д.), однако ее служительницы именовались одинаково – ведьмы. Ведовство (то есть то, чем занимались ведьмы, колдуньи, их ремесло) – не просто отголосок языческой древности, это культура, порожденная эпохой матриархата с ее культом женских божеств.
А.И. Куприн в повести «Олеся» так описывает колдунью Мануйлиху: «Все черты Бабы-яги, как ее изображает народный эпос, были налицо: худые щеки, втянутые внутрь, переходили внизу в острый, длинный, дряблый подбородок, почти соприкасавшийся с висящим вниз носом; провалившийся беззубый рот беспрестанно двигался, точно пережевывая что-то; выцветшие, когда-то голубые глаза, холодные, круглые, выпуклые, с очень короткими красными веками, глядели, точно глаза невиданной зловещей птицы». Ее жилищем служит не хата, а «именно сказочная избушка на курьих ножках. Она не касалась полом земли, а была построена на сваях, вероятно ввиду половодья, затопляющего весною весь Ириновский лес. Но одна сторона ее от времени осела, и это придавало избушке хромой и печальный вид. В окнах недоставало нескольких стекол; их заменяли какие-то грязные ветошки, выпиравшиеся горбом наружу». Писатель как бы нарочно упоминает о схожести колдуньи с Бабой-ягой, даже живет она в избушке на курьих ножках. Тем самым он дает понять читателю, что его рассказ не выдуман, что он отражает типическую судьбу ведьмы на Руси и содержит ту глубинную правду, которую ввиду своей краткости не описывают ни сказки, ни летописи.
Поверим и мы Куприну и приглядимся внимательно, что же представляла из себя настоящая русская ведьма. В приведенном портрете Мануйлихи есть любопытное сравнение: глаза колдуньи глядели, «точно глаза невиданной зловещей птицы». Писатель, кажется, обронил это случайно, ненароком, но это, конечно же, не так. Образы вещих птиц – украшение древних мифологий, это едва ли не самые поэтические фигуры, когда-либо придуманные человеком. Только в нашем фольклоре – это Лебединые Девы, Сирин, Алконост, Гамаюн (Баба-яга в пору своей молодости). Все они не только сладкоголосы, но обладают также способностью прорицать будущее и оборачиваться в прекрасных юных дев. Патриархальная традиция, когда миром стали править боги-мужчины, превратила этих чудо-красавиц в зловещих чудовищ. Точно так же и среди людей возникло предубеждение против женщин-колдуний. Куприн опять-таки мимоходом упоминает, что глаза Мануйлихи были когда-то голубые (читай: небесные, чистые, бездонные) и лишь потом из-за людских обид стали холодными и зловещими.
Вместе с Мануйлихой живет внучка Олеся. «В ней не было ничего похожего на местных «дивчат», лица которых под уродливыми повязками, прикрывающими сверху лоб, а снизу рот и подбородок, носят такое однообразное, испуганное выражение. Моя незнакомка, высокая брюнетка лет около двадцати – двадцати пяти, держалась легко и стройно. Просторная белая рубаха свободно и красиво обвивала ее молодую, здоровую грудь. Оригинальную красоту ее лица, раз его увидев, нельзя было позабыть, но трудно было, даже привыкнув к нему, его описать. Прелесть его заключалась в этих больших, блестящих, темных глазах, которым тонкие, надломленные посередине брови придавали неуловимый оттенок лукавства, властности и наивности». Олеся, как и бабушка, чародейка, она – продолжательница колдовской традиции, присущей их роду. Но, в отличие от Мануйлихи, ее глаза еще излучают свет и радость. Все ее страдания впереди, и придут они из мира людей. Она понимает язык животных и птиц, умеет отыскать нужные в колдовстве и лечении болезней растения, знает рецепты приготовления магических зелий, умеет насылать страх на человека и прорицать его судьбу. Все это дано ей от природы, она – Лесная Дева (сравни однокоренную тройку слов: лес – Леся – Олеся), живое воплощение богини Леса (юной Бабы-яги!). Но останется ли она такой же лучезарной и добродетельной при столкновениии с враждебным к ней миром людей?
Куприн оставляет этот вопрос открытым. Попытка прийти к селянам с добром и миром окончилась полным провалом. Олесе позволили отстоять обедню, но зато потом местные бабы, напав целою толпою, едва не убили ее. Вырвавшись и отбежав от них шагов на пятьдесят, «Олеся остановилась, повернула к озверевшей толпе свое бледное, исцарапанное, окровавленное лицо и крикнула так громко, что каждое ее слово было слышно на площади: «Хорошо же!.. Вы еще у меня вспомните это! Вы еще наплачетесь досыта!» Все это было сказано в сердцах, от большой обиды, но ночью случилась гроза с градом, и у половины села жито было как ногами потоптано. Понятно, что повинными в этом молва объявила окрестных колдуний, но те еще ночью бежали из этих мест…
Народные суеверия – отдельная тема. Ясно, что рождались они не на пустом месте и были как-то связаны с древними языческими верованиями и обрядами. Например, повсеместно было распространено убеждение, что ведьмы – виновницы засух и гибели урожаев. В повести Куприна будущий урожай загубил град, но это ни в коей степени не могло извинить колдуний, ибо считалось, что именно они могли управлять облаками. В языческой традиции издавна существовала основанная на магии практика вызывания дождя. Моления о дожде устраивались во времена засух, это было своего рода обращение к Природе за помощью. В христианские времена смысл этих ритуалов переиначили, и ведьм стали обвинять вообще во всех природных неурядицах. Байка о том, что ведьму можно узнать по имеющемуся у нее хвосту, возникла, видимо, оттого, что люди издревле верили в возможность ее оборотничества и превращения в птицу (деву-птицу!). Рассказы же о шабашах представляют очевидную пародию на древние языческие празднества. Вообще, в историях о ведьмах много небывальщины. Другое дело феномены магии, заговоров и лечения травами, то есть всего того, что сегодня называют народной медициной. Это целый пласт древнерусской культуры, впитавший в себя опыт тысячелетий и заслуживающий самого пристального изучения.
Отношение Русской Православной Церкви к колдунам и ведьмам со временем менялось, но поначалу оно было крайне непримиримым. С самого момента обращения Руси в христианство дела о колдовстве были представлены в ведение духовенства. В церковном уставе, писанном еще при князе Владимире, сказано, что духовный суд рассматривает – «ведство, зелейничество, потворы, чародеяние, волхвования», и за все эти преступления, как и в Западной Европе, полагалось сожжение на костре. В нашем Отечестве «никогда не было такого ужасающе торжественного аутодафе, как в Испании, но об отдельных случаях костровой расправы в летописях упоминается» (Орлов МЛ. История сношений человека с дьяволом). В 1411 году в Пскове сожгли живьем двенадцать «вещих женок» за якобы причастность к распространению в городе моровой язвы. При Иоанне Грозном был подтвержден закон о сжигании чародеев. По делам XVII века видно, однако, что сожжение применялось в то время уже редко; колдунов и колдуний ссылали в отдаленные места, в монастырь, но не жгли, хотя мера эта признавалось все-таки законною карою.
В XIII веке Серапион, епископ Владимирский, порицал суеверных, сжигавших или топивших ведьм в случае засух и неурожаев. Он писал, что на смерть можно осудить человека, только имея веские доказательства его вины, достоверные показания очевидцев – «послухов»: «Вы же воду послухом поставите и глаголите: аще утопати начнет – неповинна есть, аще ли поплывет – волхов есть». Обычай проверки заподозренных ведьм водою, однако, сохранялся вплоть до XIX века. Во время засух предполагаемым ведьмам скручивали руки веревками, привязывали на шею тяжелые камни и сбрасывали в глубокие омуты. Неповинные в чародействе тотчас погружались на дно, а ведьмы плавали по воде вместе с камнем, вода их не принимала. Первых вытаскивали и отпускали на свободу, вторых забивали насмерть и топили силой. При коллективной расправе над ведьмами убийц не искали, и дело обычно устраивали так, что убитая как бы погибла от несчастного случая.
Физическое истребление язычников едва ли прибавляло уважения правительству и Церкви, пусть даже с каких-то пор они и перестали взывать к этому. Поэтому власти стали действовать мудрее: многие языческие праздники были наполнены христианским содержанием, а место языческих богов заняла христианская Троица. Установилось так называемое двоеверие, когда народ, не отказавшись от прежних языческих обрядов и обычаев, стал поклоняться Христу. Вот, к примеру, отрывок из старинного заговора против мужского бессилия:
Во имя Отца, и Сына, и Святого Духа, аминь. Есть святое Океан-море, на том святом Океан-море есть стоит остров, на том острове стоит дуб булатный, у того дуба булатного корени булатные, сучье булатное, вершина булатная. Круг того дуба булатного ветром не согнет, вихрем не сломит, так бы у меня, раба Божия (имя рек), стояли семьдесят жил и единая жила… на женский лик красной девицы, на старых баб, на молодых молодиц, на сивых кобылиц…
Этот заговор обращен к христианскому Богу, но по своему содержанию он насквозь языческий и ничего общего с учением Христа не имеет. Это, если хотите, ведовство по-христиански.
Итак, в истории ведовства следует выделять три этапа.
1. Эпоха матриархата. Зарождение «института» ведьм – жриц Великой богини. Это избранницы, чтимые всем народом. Баба-яга в то время еще совсем юная и выглядит как писаная красавица.
2. Период языческого патриархата. Богини теряют свою верховную власть на священном Олимпе. Хранительницы их культа считаются инакомыслящими, оппозиционерами и т. д. Возникают и повсеместно распространяются мифы о вредительстве, кознях ведьм и их изначальной злонамеренности по отношению к человеку. В это время создаются сказки о противной Бабе-яге и прекрасном герое Иване-царевиче.
3. Эпоха христианства. Ведьма объявлена носительницей абсолютного зла.
Превращение ведьмы в отрицательного персонажа народного фольклора началось задолго до распространения христианства на Руси. Слишком велик «языческий» слой наговоров на нее. По народным представлениям, обычная женщина становилась ведьмой, если в нее вселялся (по ее желанию или против воли) злой дух, душа умершего; если она сожительствовала с чертом, бесом или Змеем или заключала с ними сделку ради обогащения. Главным вредным свойством ведьм считалась способность портить скот и отбирать у коров молоко. С этой целью ведьма собирала росу на межах и пастбищах, волоча по траве полотно (фартук, платок, сорочку), затем выжимала ткань и поила водой свою корову или просто вешала намокшую ткань дома, и с нее обильно текло молоко. По русским поверьям, ведьма могла «отнимать сало» (т. е. жир с чужих свиней переходил к свиньям ведьмы, даже если она их не кормила), перенимала яйценоскость у чужих кур. В присутствии ведьм женщины никак не могли напрясть много пряжи, так как вся нить шла на веретено. Ведьме приписывалась способность насылать порчу на людей, домашних животных, растения, продукты и т. п., в результате чего люди и животные болеют, гибнут, новорожденные не спят по ночам и плачут, домочадцы ссорятся, свадьбы расстраиваются, продукты портятся, нитки рвутся, работа не удается. На Украине верили, что ведьмы могут наслать град, ураганные ветры, наводнения, пожары, похитить небесные светила, вызвать засуху и другие бедствия.
С определенных времен к ведьмам на Руси относились с опаской, Церковь же только подлила масла в огонь. Теперь в любом словаре по мифологии можно прочитать: ведьма – один из основных персонажей демонологии восточных и западных славян, сочетающий в себе черты реальной женщины и демона. А вот то, что у ведьмы божественное происхождение, как правило, умалчивается…
Глава 3 Чудо-юдо: сказки и быль
Кто из нас в детстве не читал сказки о богатырях, сражавшихся с чудовищными змеями и Чудо-юдами? В то время мы не сомневались, что они повествуют о реальных событиях. Но так ли мы были не правы?
Волшебная сказка не так проста, как кажется. В ней естественно соединились и первобытные представления о видимом и потустороннем мире, и древние обряды, обычаи и досказочные мифы. «Сказка не пустая складка; в ней, как и вообще во всех созданиях целого народа, не могло быть и в самом деле нет ни нарочно сочиненной лжи, ни намеренного уклонения от действительного мира» (Афанасьев А.Н). Другое дело, что, странствуя меж людей, она не упускала случая возвысить обыденное, изысканно принарядиться в волшебные одежды и приготовить для своих обожателей пьянящий нектар выдумки. Однако за «дружескими враками» прячется нечто реальное, вошедшее в рассказ в диковинном обличье.
Хорошо известно, что в образах чудовищ, противостоящих богатырям, древние сказители воплотили свое представление о народах, нападавших на Русь. На первый взгляд кажется, что в сказочных сюжетах представлен обобщенный образ враждебных сил, что они отражают типическую ситуацию и потому лишены какой бы то ни было исторической информации. Для большинства сказок это действительно так. Но есть и удивительные исключения! Например, сказки о Чудо-юде.
В богатырских сказках братья Чудо-юды поочередно предстают шести-, девяти– и двенадцатиглавыми Змеями. В сказке о Буре-богатыре грозной мрачной силе Чудо-юды противостоит олицетворяющий светлое начало Иван коровий сын. С образом коровы народная фантазия со времен глубочайшей древности связывала дожденосную тучу, проливавшую на землю потоки небесного молока. «Поэтому Буря-богатырь, коровий сын, есть собственно сын тучи, то есть молния или божество грома – славянский Перун: понятно, что удары его должны быть неотразимы. Перун вел постоянную борьбу с великанами-тучами и разбивал их своей боевой палицей и меткими стрелами; точно то же свидетельствует сказка об Иване коровьем сыне, заставляя его побивать многоглавых, сыплющих искры Змеев. Чудовищные Змеи, владетели «сильной» воды (дождя), и в пылу борьбы бросаются испить этого нектара, чтобы укрепить себя для новой схватки» (Афанасьев А.Н.). Битва гигантов происходит во тьме грозовых туч. Луч молнии, пронзающий тучи, воображение сказителя рисовало огненным мостом. Вот почему богатырь и Змей сражаются на Калиновом (каленом) мосту. В картине поединка запечатлелись еще два образа космического происхождения – многопудовая палица-молния героя и огненный палец Змея-исполина, прикрепляющий чудищу новые головы-тучи. Ранее мы указывали, что исходным основанием сюжета о змееборстве было наблюдение полярных сияний. Но жители умеренных широт наполнили его новым содержанием, связанным с грозовыми явлениями.
Поражение Змея, или, иными словами, – разгром темных туч, – обычный исход грозы. В то же время низвержение Чудо-юды с небес предопределило его земной удел. Как божество, связанное с оплодотворяющим, проникающим к сердцу земли дождем, он стал властелином подземного и подводного мира. Хозяину подводного царства восточные славяне приносили в жертву (топили) живую лошадь или конский череп. Поэтому в сказке Чудо-юдо непременно выезжает на битву на «добром коне», а в разговоре называет своего любимца «воронье мясо», то есть лакомая для воронья мертвечина.
А что означает двусоставное имя сказочного героя? Первое имя вполне ясно каждому: чудо – сверхъестественное явление, зримое проявление высших сил. А Юдо? Правильную, на наш взгляд, расшифровку предложила Г.В. Макарова, связав это прозвище с гипотетическим (то есть реально не засвидетельствованным, но восстанавливаемым на основе звуковых соответствий и близости значений) корнем индоевропейских языков – uoid – глаголом «знать». В такой интерпретации Чудо-юдо – божество, обладающее тайным знанием, провидческим и пророческим даром. Недаром победить Змея должен вещий Буря-богатырь. Кстати и то, что верный слуга Чудо-юды – вещий конь Сивка-Бурка. В болгарском фольклоре известны юдо-самовилы и юдо-самодивы – вещие мифические девы с длинными косами, живущие в глубоких реках, озерах и водоворотах и обладающие волшебной способностью превращаться в прекрасных лебедей. В русских сказках девы-лебеди – это дочери Морского царя Чудо-юды, Василиса Премудрая и Лебедь-птица, красная девица. Видимо, наиболее древние образы вещих юд те, что содержат в себе зооморфные признаки птиц и змей (девы-лебеди, девы-колпицы, девы-змеи). Один из чудесных образов вещей юды, дошедший до нас, – птица Гамаюн (Сирин) с прекрасным женским ликом.
Чудо-юдо – чародей и колдун, оборотень, но он также и божество воды. В некоторых индоевропейских языках юдо символизирует связь с водой. В древнеиндийском языке uda – «вода», в английском сохранилось слово udometer – «дождемер». В древнерусском языке первоначальный смысл юдо почти неуловим. О нем напомнит разве что созвучное «уд», «уда» и сохранившаяся особенность замещения гласных в основе слова. Голова языческого бога: волосы, глаза, уста, борода, уши имели сакральное значение, и в каждой из этих частей тела – «уде» – заключалась сила бога (чаще в волосах и бороде). Поэтому для волхва-сказителя достаточно было поведать, что у Чудо-юды была только борода (как в сказке о Даниле Бессчастном), не упоминая другие «уды», и слушателям было ясно, кто это существо и что оно обладает неслыханным могуществом (чарами).
В божественном пантеоне славянского язычества Чудо-юде родствен священный Ящер – господин нижнего яруса Вселенной. Эти «боги» далеко не ровесники. Космогонические мифы о гигантском земноводном, удерживающем на себе твердь земли, проглатывающем вечером заходящее солнце и возвращающем его поутру на другом конце горизонта, пронизаны уже не только поэтическим вдохновением (как древние мифы о борьбе героя со змеем), но и философским стремлением осмыслить Космос как двуединство верхнего и нижнего миров. И если «Чудо-юдо – самый глубокий архаизм в сказках» (Б.А. Рыбаков), то Ящер – более молодой житель славянского Олимпа.
Важнейшим свидетельством почитания Ящера на Руси являются найденные археологами металлические застежки для ритуальных плащей, так называемые фибулы. Они датируются VI–VII вв. и представляют собой языческие обереги от упырей-вампиров и вредоносных навий. Приведем описание одной из таких фибул: полукруглый верхний щиток оформлен как мужская фигура в широком кафтане, полы которого и обозначают контуры щитка. Руки мужчины плавно переходят в шеи двух водоплавающих птиц. Нижний щиток оформлен такими же четырьмя птицами и завершается в самом низу головой ящера. Верхний щиток (фигура мужчины в кафтане) соединен с нижним не только перемычкой, обязательной для всех фибул, но и двумя обращенными вверх змеями и двумя полосками, усеянными маленькими солярными (солнечными) знаками. Каждая змея соединяет головы птиц. Туловища змей украшены зигзагообразным узором. Головы птиц нижнего щитка, повернутые у верхней пары вверх, а у нижней – вниз, тоже соединены парой змей, но эти змеи двуглавые: вторая голова на месте хвоста. Анализируя описанную фибулу, академик Рыбаков пришел к заключению, что она является символическим изображением Вселенной с дарующим свет (две полоски с солярными знаками) Солнцем-Даждьбогом наверху и Ящером внизу. Птицы-лебеди обозначают суточное движение светила – днем по небосводу, а ночью по воображаемому подземному океану. Что же касается змей, то ученый предположил, что это ужи – символы дождя. Но многоглавость – «фамильная» черта Чудо-юд! Двуглавые змеи нижнего щитка вместе с одноглавыми в верхней части фибулы составляют два трехглавых Змея, соединяющих этажи подземного и воздушного царств. Характерно, что количество голов у сказочных Чудо-юд всегда кратно трем. По три головы разом сносит богатырь ударом боевой палицы. Каждая тройка голов чудища живет независимой жизнью. Все эти особенности «змеиного» организма передает рисунок украшения. Общая же в сумме шестерка голов напоминает классический образ меньшого из Чудо-юд.
Волшебная сказка не так проста, как кажется. В ней естественно соединились и первобытные представления о видимом и потустороннем мире, и древние обряды, обычаи и досказочные мифы. «Сказка не пустая складка; в ней, как и вообще во всех созданиях целого народа, не могло быть и в самом деле нет ни нарочно сочиненной лжи, ни намеренного уклонения от действительного мира» (Афанасьев А.Н). Другое дело, что, странствуя меж людей, она не упускала случая возвысить обыденное, изысканно принарядиться в волшебные одежды и приготовить для своих обожателей пьянящий нектар выдумки. Однако за «дружескими враками» прячется нечто реальное, вошедшее в рассказ в диковинном обличье.
Хорошо известно, что в образах чудовищ, противостоящих богатырям, древние сказители воплотили свое представление о народах, нападавших на Русь. На первый взгляд кажется, что в сказочных сюжетах представлен обобщенный образ враждебных сил, что они отражают типическую ситуацию и потому лишены какой бы то ни было исторической информации. Для большинства сказок это действительно так. Но есть и удивительные исключения! Например, сказки о Чудо-юде.
В богатырских сказках братья Чудо-юды поочередно предстают шести-, девяти– и двенадцатиглавыми Змеями. В сказке о Буре-богатыре грозной мрачной силе Чудо-юды противостоит олицетворяющий светлое начало Иван коровий сын. С образом коровы народная фантазия со времен глубочайшей древности связывала дожденосную тучу, проливавшую на землю потоки небесного молока. «Поэтому Буря-богатырь, коровий сын, есть собственно сын тучи, то есть молния или божество грома – славянский Перун: понятно, что удары его должны быть неотразимы. Перун вел постоянную борьбу с великанами-тучами и разбивал их своей боевой палицей и меткими стрелами; точно то же свидетельствует сказка об Иване коровьем сыне, заставляя его побивать многоглавых, сыплющих искры Змеев. Чудовищные Змеи, владетели «сильной» воды (дождя), и в пылу борьбы бросаются испить этого нектара, чтобы укрепить себя для новой схватки» (Афанасьев А.Н.). Битва гигантов происходит во тьме грозовых туч. Луч молнии, пронзающий тучи, воображение сказителя рисовало огненным мостом. Вот почему богатырь и Змей сражаются на Калиновом (каленом) мосту. В картине поединка запечатлелись еще два образа космического происхождения – многопудовая палица-молния героя и огненный палец Змея-исполина, прикрепляющий чудищу новые головы-тучи. Ранее мы указывали, что исходным основанием сюжета о змееборстве было наблюдение полярных сияний. Но жители умеренных широт наполнили его новым содержанием, связанным с грозовыми явлениями.
Поражение Змея, или, иными словами, – разгром темных туч, – обычный исход грозы. В то же время низвержение Чудо-юды с небес предопределило его земной удел. Как божество, связанное с оплодотворяющим, проникающим к сердцу земли дождем, он стал властелином подземного и подводного мира. Хозяину подводного царства восточные славяне приносили в жертву (топили) живую лошадь или конский череп. Поэтому в сказке Чудо-юдо непременно выезжает на битву на «добром коне», а в разговоре называет своего любимца «воронье мясо», то есть лакомая для воронья мертвечина.
А что означает двусоставное имя сказочного героя? Первое имя вполне ясно каждому: чудо – сверхъестественное явление, зримое проявление высших сил. А Юдо? Правильную, на наш взгляд, расшифровку предложила Г.В. Макарова, связав это прозвище с гипотетическим (то есть реально не засвидетельствованным, но восстанавливаемым на основе звуковых соответствий и близости значений) корнем индоевропейских языков – uoid – глаголом «знать». В такой интерпретации Чудо-юдо – божество, обладающее тайным знанием, провидческим и пророческим даром. Недаром победить Змея должен вещий Буря-богатырь. Кстати и то, что верный слуга Чудо-юды – вещий конь Сивка-Бурка. В болгарском фольклоре известны юдо-самовилы и юдо-самодивы – вещие мифические девы с длинными косами, живущие в глубоких реках, озерах и водоворотах и обладающие волшебной способностью превращаться в прекрасных лебедей. В русских сказках девы-лебеди – это дочери Морского царя Чудо-юды, Василиса Премудрая и Лебедь-птица, красная девица. Видимо, наиболее древние образы вещих юд те, что содержат в себе зооморфные признаки птиц и змей (девы-лебеди, девы-колпицы, девы-змеи). Один из чудесных образов вещей юды, дошедший до нас, – птица Гамаюн (Сирин) с прекрасным женским ликом.
Чудо-юдо – чародей и колдун, оборотень, но он также и божество воды. В некоторых индоевропейских языках юдо символизирует связь с водой. В древнеиндийском языке uda – «вода», в английском сохранилось слово udometer – «дождемер». В древнерусском языке первоначальный смысл юдо почти неуловим. О нем напомнит разве что созвучное «уд», «уда» и сохранившаяся особенность замещения гласных в основе слова. Голова языческого бога: волосы, глаза, уста, борода, уши имели сакральное значение, и в каждой из этих частей тела – «уде» – заключалась сила бога (чаще в волосах и бороде). Поэтому для волхва-сказителя достаточно было поведать, что у Чудо-юды была только борода (как в сказке о Даниле Бессчастном), не упоминая другие «уды», и слушателям было ясно, кто это существо и что оно обладает неслыханным могуществом (чарами).
В божественном пантеоне славянского язычества Чудо-юде родствен священный Ящер – господин нижнего яруса Вселенной. Эти «боги» далеко не ровесники. Космогонические мифы о гигантском земноводном, удерживающем на себе твердь земли, проглатывающем вечером заходящее солнце и возвращающем его поутру на другом конце горизонта, пронизаны уже не только поэтическим вдохновением (как древние мифы о борьбе героя со змеем), но и философским стремлением осмыслить Космос как двуединство верхнего и нижнего миров. И если «Чудо-юдо – самый глубокий архаизм в сказках» (Б.А. Рыбаков), то Ящер – более молодой житель славянского Олимпа.
Важнейшим свидетельством почитания Ящера на Руси являются найденные археологами металлические застежки для ритуальных плащей, так называемые фибулы. Они датируются VI–VII вв. и представляют собой языческие обереги от упырей-вампиров и вредоносных навий. Приведем описание одной из таких фибул: полукруглый верхний щиток оформлен как мужская фигура в широком кафтане, полы которого и обозначают контуры щитка. Руки мужчины плавно переходят в шеи двух водоплавающих птиц. Нижний щиток оформлен такими же четырьмя птицами и завершается в самом низу головой ящера. Верхний щиток (фигура мужчины в кафтане) соединен с нижним не только перемычкой, обязательной для всех фибул, но и двумя обращенными вверх змеями и двумя полосками, усеянными маленькими солярными (солнечными) знаками. Каждая змея соединяет головы птиц. Туловища змей украшены зигзагообразным узором. Головы птиц нижнего щитка, повернутые у верхней пары вверх, а у нижней – вниз, тоже соединены парой змей, но эти змеи двуглавые: вторая голова на месте хвоста. Анализируя описанную фибулу, академик Рыбаков пришел к заключению, что она является символическим изображением Вселенной с дарующим свет (две полоски с солярными знаками) Солнцем-Даждьбогом наверху и Ящером внизу. Птицы-лебеди обозначают суточное движение светила – днем по небосводу, а ночью по воображаемому подземному океану. Что же касается змей, то ученый предположил, что это ужи – символы дождя. Но многоглавость – «фамильная» черта Чудо-юд! Двуглавые змеи нижнего щитка вместе с одноглавыми в верхней части фибулы составляют два трехглавых Змея, соединяющих этажи подземного и воздушного царств. Характерно, что количество голов у сказочных Чудо-юд всегда кратно трем. По три головы разом сносит богатырь ударом боевой палицы. Каждая тройка голов чудища живет независимой жизнью. Все эти особенности «змеиного» организма передает рисунок украшения. Общая же в сумме шестерка голов напоминает классический образ меньшого из Чудо-юд.