Анатолий Гончар
Рискованный рейд

Пролог

   Макка сделала шаг вперед и едва не упала, оступившись о мелкий, лежавший на тротуаре камешек. Она ойкнула и, невольно остановившись, повернула голову назад. Высадившая ее «Лада Калина» уже тронулась с места и, нарочито плавно набирая обороты, покатила в сторону перекрестка. Миновав его, она свернула направо и, все убыстряясь, помчалась дальше. А Макка осталась стоять, с необъяснимой тоской глядя вслед исчезающему за поворотом автомобилю.
   Зеленый человечек светофора уже начал мигать, когда девушка наконец опомнилась и бегом бросилась через улицу.
   – Дура! – невольно сорвалось с губ Расула, курившего на балконе девятиэтажного здания, фасадом выходившего на расстилающуюся внизу площадь.
   А вздрогнувшая от пронзительного автомобильного гудка Макка пересекла проезжую часть и, оказавшись на площади, внезапно почувствовала навалившуюся на ноги каменную усталость.
   «Медленно, не спеша», – твердила она, стараясь успокоить дыхание. Полиэтиленовый пакет в ее руке вдруг оказался неимоверно тяжелым. Его ручка жгла кожу ладони, но при этом кисть от запястья до кончиков пальцев полностью одеревенела. Стараясь держаться как можно естественнее, Макка вклинилась в людскую толпу, заполонившую площадь.
   – Поаккуратнее! – недовольно буркнул высокий блондин, державший над головой плакат с портретом своего партийного лидера, но Макка не удостоила обиженного даже взглядом. Сердце стучало. Хотелось, чтобы все поскорее кончилось.
   – Она в толпе, – не отрывая взгляда от продирающейся сквозь скопление митингующих фигурки, одетой в светло-голубую кофточку, сообщил Расул.
   – Нет, не сейчас! – остановил его идущий из глубины помещения хриплый голос.
 
   Сердце стучало все сильнее, никак не желая успокаиваться. Пакет мешал, и, чтобы у него не оторвались ручки, Макка прижала свою ношу к груди обеими руками. Сейчас ей хотелось как можно скорее вырваться из каши этого беспокойно шумящего, почти слившегося воедино живого организма.
   «Перейди площадь… Войдя в парк, увидишь выкрашенную в зеленый цвет скамейку. Положишь пакет в правую урну. Обязательно в правую. Запомни, в правую!» – в звуках собравшейся на площади толпы Макке слышался голос проводившего инструктаж Расула.
   «Это ведь так просто. И что ты так трусишь? – спрашивала у себя Макка. – Всего лишь положить пакет в указанное место и уйти. Тут же уйти. Те, кому он адресован, найдут пакет сами».
   Если бы не этот так некстати собравшийся на площади митинг, она бы уже давно сделала свое дело и, сев в автобус, ехала по указанному все тем же Расулом адресу. Что именно лежало в пакете, она не знала, но подозревала, даже была уверена, что там героин, много героина, иначе почему лицо подвозившего ее мужчины было так серьезно и бледно? Любой наркотик – зло, она это знала, но не чувствовала за собой вины. Наркотик хоть и зло, но зло добровольное. Каждый волен выбирать свою судьбу и участь. Каждый волен…
   Она оттеснила плечом наседавшую старуху, протиснулась между двумя о чем-то оживленно болтавшими мужчинами и оказалась на периферии митинга. Здесь народ стоял уже не так плотно, а в десяти шагах маячили камуфлированные фигурки полицейского оцепления.
   «Наверное, я выгляжу ужасно растрепанной и нервной, на меня могут обратить внимание», – мелькнула паническая мысль, но Макка тут же успокоилась, сообразив, что именно такой и должна выглядеть девушка, случайно оказавшаяся в людском водовороте и вот теперь, наконец, из него вырвавшаяся. Машинально поправив челку, она уже уверенно шагнула к шеренге оцепления…
 
   – Пора! – раздалась хриплая команда, и через долю секунды площадь огласилась грохотом взрыва.
   Расул видел, как повалились на асфальт изломанные человеческие фигурки, и вслед за этим в девятиэтажке задребезжали и лопнули стекла. А еще через мгновение налетевший на площадь порыв ветра поднял и понес вдаль гаревое облако, в котором затерялись мелкие поднятые в небо взрывом обрывки прежде голубой, но теперь уже черно-багровой ткани.
   – Смертница! – хрипло хихикнул в глубине комнат некто, так и оставшийся неизвестным. И тут же: – Уходишь следом, не задерживайся!
   Расул молча кивнул и, войдя в комнату, принялся собирать вещи. Они уезжали. Впрочем, из вещей у него была лишь сумка, а у второго и вовсе с собой ничего не было.
   – И наведи порядок! – человек с хриплым голосом поднялся с табуретки и двинулся к выходу.
   – Будет сделано! – заверил его Расул, но мысленно фыркнул: брать в руки тряпку и вытирать пыль – занятие, не достойное настоящего мужчины! Своих отпечатков он благоразумно не оставлял, работал в перчатках, хриплый свои перчатки снимал, только когда сидел. Впрочем, если они что и оставили, то через полчаса появятся жильцы, а после их появления какие уж отпечатки…
   Дверь за ушедшим хлопнула едва слышно, но Расул вздрогнул. Появилось желание поскорее покинуть квартиру, но он сдержался, не поддался внезапной слабости, выждал какое-то, пусть самое минимальное, время, после чего закинул сумку на плечо и поспешил на выход. Оставаться здесь и дальше не следовало. Закрыв дверь, Расул степенно начал спускаться вниз по лестнице. Лица он не прятал. В оставленной квартире уже несколько месяцев жили его соплеменники, и в то, что кто-то из прочих жильцов сможет с уверенностью запомнить именно его черты, он не верил.
   «Для них мы все на одно лицо», – вспомнил Расул фразу, сказанную как-то давно его другом-китайцем. Вспомнив китайца, он улыбнулся. И почти тотчас мысли вернулись к оставленной квартире. Никто из живших в ней не был посвящен в сегодняшнее дело, никто не видел и не знал его лично. Ключ от квартиры, полученный от проверенного человека, сейчас лежал в кармане куртки и вскоре должен был последовать в урну, как и все прочее, имевшее отношение к акту устрашения… Расул не любил слова «теракт», он предпочитал именовать подобное «актом устрашения» или еще проще – «акцией». Очередная, но первая по значимости акция прошла успешно.
   «Трупов будет много. – Он усмехнулся. – А мистер Икс (так Расул про себя называл хриплого) не дурак, да, не дурак! Очень даже не дурак».
   Он знал хриплого несколько месяцев, и за это время многое успел у него перенять. А сегодня Расул впервые воочию наблюдал последствия взрыва, производимого в гуще народа, и убедился в справедливости слов, постоянно повторяемых мистером Икс:
   «Это только кажется, что чем плотнее толпа, чем ближе она к месту взрыва, тем лучше, но это ошибка. Я, конечно, не имею в виду тот случай, когда у вас есть стокилограммовая бомба или автомобиль, начиненный взрывчаткой. Речь идет о двух-трех килограммах тротила и обрезках гвоздей. Гвозди лучше всего брать стопятидесятки, распиливать на семимиллиметровые отрезки… Впрочем, я не о том. Итак, когда взрыв производится в глубине толпы, ближайшие принимают на себя все – и осколки, и взрывную волну, они глушат ее своими телами. А если произвести подрыв там, где люди рассредоточены, то радиус поражения увеличится, и все прелести разлетающейся начинки достаются гораздо большему их числу».
   «Мудр!» – уважительно подумалось Расулу. Он быстро миновал парк, пройдя мимо новостроек, подошел к мусорным бакам и, вытащив из сумки пакет, бросил его в урну. Пакет был облезлый и местами порванный, именно такой, чтобы не заинтересовать ни одного бомжа. На дне его лежал только что использованный пульт дистанционного управления. Протянув руку к лежавшему в кармане ключу от дверного замка, Расул задумался: только что покинутая квартира располагалась слишком удачно, чтобы просто так взять и навсегда от нее отмахнуться.
   «Время стирает все», – решил Расул и, пребывая в задумчивости, огляделся по сторонам. Поблизости никого не было. На месте взрыва скоро поставят памятник, но пройдет год-другой – все забудется, на площади снова соберутся митингующие, и он сможет вновь подняться на нужный ему этаж. Вспомнив, как валились на мостовую люди, Расул сладко прищурился. Ему понравилось видеть, как они корчатся и умирают. Сегодня он впервые по-настоящему почувствовал себя богом. Да, видеть свершаемое – это совсем не то, что наблюдать издалека лишь облако поднимающегося вверх взрыва, а то и вовсе слышать лишь его отзвук. Расул твердо сжал в кулаке ключ. Да, он проделает это еще раз, на этой самой площади, стоя на балконе и чувствуя себя если и не богом, то уж черным ангелом точно! Он разжал пальцы, ключ опустился на дно кармана, а сам Расул круто развернулся и поспешил прочь. Он проскочил в арку, прошел через двор и, выбравшись на центральную улицу, подошел к остановке. Что ж, дело было сделано, теперь можно было добраться до снимаемой квартиры и как следует выспаться.

Глава 1
Назначение

   – Дядь Сань! – Лешка, он же старший лейтенант Юдин, командир группы специального назначения, служивший в разведывательной бригаде специального назначения ГРУ ГШ, трижды ударил в дверь соседней квартиры, той, что на лестничной площадке располагалась справа. Звонок давно не работал, и дядя Саня, как его звал Лешка, не собирался его чинить.
   – Только деньги тратить! – отмахивался он, а на предложение Лешки сделать звонок на общественных началах хмурился. – Что, у меня самого рук нет, что ли? – обиженно ворчал он и, потрясая плохо гнущейся левой рукой, добавлял: – Раз нет денег с пенсии, чтобы купить новый, пусть и этот не работает!
   Лешка в душе посмеивался над причудами старика, но одновременно понимал, что в чем-то сосед прав. Пенсия инвалида второй группы, получаемая дядей Саней, была столь мизерной, что Лешка порой удивлялся, как тому вообще удается сводить концы с концами. Сам же Юдин едва умудрялся укладываться в офицерское жалованье. Несмотря на свою излишнюю ворчливость, в целом дядя Саша Лешке нравился, а уж уважение, которое Лешка к нему испытывал, было на грани почитания. Дядя Саша, он же Александр Александрович Рыбкин, воевал в Афганистане, был ранен, получил инвалидность. С тех пор и жил на свою мизерную пенсию, но не спился, не опустился на дно жизни, не стоял на рынке, прося милостыню, а по мере сил подрабатывал, ремонтируя старую радиоаппаратуру; зарабатывал на этом, как видно, немного, но за квартиру платил регулярно и никогда не просил, как соседи слева, взаймы.
   Родных у Сан Саныча не было, а может, он просто не желал их видеть. Во всяком случае, здесь они никогда не появлялись. Иногда Сан Саныч уезжал на несколько дней, как он объяснял – к своему старинному другу. О своем же боевом прошлом он вспоминать не любил, да и о том, что в свое время служил в спецназе, да еще в Афганистане, обмолвился как-то вскользь, это было в первые дни их знакомства, почти год назад. Лешка, по такому случаю сказавший ему о своем месте службы, был рад иметь в знакомых человека с таким боевым прошлым и охотно поговорил бы о войне, послушал бывалого человека, но тот почему-то замкнулся и эту тему старался больше не поднимать. Видимо, прошлое всерьез держало его и никак не хотело отпускать.
   – Дядь Сань! – Лешка вновь бухнул кулаком в дверь. На этот раз за стеной послышались тяжелые шаркающие шаги, загремел отпираемый засов, и дверь слегка приоткрылась.
   – Ты, Алексей, чего это с утра пораньше? – глаза пенсионера прошли сквозь стоявшего перед дверью Юдина и зыркнули за спину.
   – Так воскресенье, я на рынок бегу; может, вам что-нибудь взять нужно?
   – На рынок? – Казалось, Сан Саныч задумался. – А что ж, пожалуй, и возьми, коль не тяжело.
   Его взгляд снова скользнул куда-то мимо Юдина, он отступил в глубину своей квартиры. Дверь, хлопнув, снова закрылась. А Лешка, пожимая плечами, остался стоять, ожидая, когда дядя Саня вернется. Вот такой он был весь: встреть его на улице в хорошую погоду, так не уйдешь, заведет разговором, увлечет побасенками, а дома… словно другой – нелюдимый какой-то, и в квартире у него Лешка никогда не был. Впрочем, Сан Саныч как-то все объяснил:
   – Давно я один живу, уже и как порядок наводить позабыл. Не прибрано, сам-то ничего, а гостей водить стыдно.
   – Да я и сам нечасто тряпку и пылесос в руки беру… – попробовал было Лешка проломить брешь чужой обороны, но Сан Саныч только рассмеялся.
   – Пы-ле-сос… слово-то какое. – Он усмехнулся. – Я и про метелку дворовую забывать стал.
   На этом тот разговор и закончился. К себе Рыбкин не пускал. А вот в гости к Алексею ходил охотно. Но никогда с пустыми руками. Сам он почти не пил, ссылаясь на больную печень, но водку брал хорошую, бутылку, а то и две. Лешка тоже считал себя почти непьющим, но иногда, когда снедала тоска одиночества и приходил сосед, он позволял себе расслабиться.
   – Держи, – дверь снова открылась, и Сан Саныч протянул Юдину несколько денежных купюр, – на все мясца.
   – Да тут много… – зная финансовые проблемы пенсионера, засомневался Алексей.
   Сан Саныч вроде сперва стушевался, затем заговорщицки подмигнул:
   – Я тут шабашку хорошую нашел, теперь заживу!
   – Ну, если так…
   Взяв деньги, Лешка улыбнулся пенсионеру и, развернувшись, начал спускаться вниз по лестнице, на ходу просчитывая кратчайший путь к центральному рынку. День был солнечный, теплый, ехать в автобусе в такую погоду не хотелось. Он вышел из подъезда и зашагал в направлении центральной улицы. Играя в своеобразную игру, свой маршрут он продумал до мельчайших деталей, и теперь двигался, в точности руководствуясь выстроенным в голове планом. Выйдя на центральную улицу, Алексей пересек ее наискосок в районе памятника павшим в Великой Отечественной войне, оставив его слева, дошел до автомобильной стоянки, повернул налево, взглянул на часы. В график намеченного маршрута он укладывался с точностью хронометра…
   Все-таки на рынок он пришел на три минуты позже, чем рассчитывал, но нисколько не огорчился – заданный темп был выдержан, и как ни подмывало Алексея ускорить шаг и таким образом уложиться в «построенный» график, он этого не сделал. Донельзя довольный собой, Юдин закупил все, что хотел, купил Сан Санычу свежего мяса, затем, вспомнив, что забыл взять себе сыра, вернулся к молочному ряду.
   – …Говорят, куча народу пострадала… – Две продавщицы-молочницы, не обращая внимания на снующих туда-сюда покупателей, вели неспешный разговор. Произнесшая эту фразу раскрасневшаяся тетка сокрушенно качнула головой. А стоявший неподалеку от них Алексей невольно навострил уши.
   – Семнадцать человек только убитыми! – выдала точную цифру ее собеседница, и Юдин утратил интерес к этой беседе. Произошедший в соседнем городе теракт особо не афишировался, но все о нем знали. Увы, выбирая нужный сыр, он вынужден был слушать их разговор и дальше.
   – Жалко-то как! – вздохнула первая продавщица, вторая хмыкнула, скептически оценивая жалостливость своей собеседницы.
   – Радуйся, что у нас пока тихо! – Она потянулась к лежавшей под прилавком пачке сигарет и словно только тут обратила внимание на стоявшего Алексея. – Вам молочка? Сырку?
   Лешка отрицательно качнул головой – брать сыр ему почему-то расхотелось. Развернувшись, он пошел к выходу из крытого рынка.
   – Всех бы этих, – первая продавщица кивнула в направлении торца здания – там за его стеной стояли многочисленные скупщики золота, – повыгнать… Приперлись, скоро их будет больше, чем нас!
   – Будет, – подтвердила вторая, но сделала это как-то просто, буднично, будто говорила не о возможном будущем, а об уже свершившемся факте.
   – Вот и взрывают. Место чистят.
   – Самих бы их всех взорвать, – буркнула вторая, но ушедший далеко Юдин этого уже не слышал.
   Хорошее настроение Алексея было подпорчено. Теракты по стране продолжали греметь, хотя власти все чаще списывали их на бытовые причины. Странным образом, но в том, что они продолжались, он чувствовал и свою вину. Хотя спроси Юдина, в чем его вина, он не смог бы ответить. А оно и действительно, разве была его вина в том, что он, служа в спецназе уже второй год, еще ни разу не ездил в специальную командировку? Разве была его вина в том, что в уезжающем в Чечню отряде и в этот раз ему не нашлось места? В чем была его вина? В том, что ему так фатально не везло?
   Иногда Лешка представлял себя на месте уже побывавших на войне, анализировал сделанное ими, и ему казалось, что он почти всегда мог бы сделать лучше и любой выход у него был бы результативней. Пределом мечтаний Алексея была звезда Героя.
   «Только бы мне выпал шанс, – думал Алексей, – я бы его не упустил!» Впрочем, мечтал он не слишком часто. На мечты в суете службы не оставалось времени.
 
   – Дядь Сань! – Держа в руках пакеты, полные продуктов, Юдин на этот раз бухнул по двери носком ботинка. – Дядь Саня! – позвал он, размахиваясь для второго удара.
   – Да иду я, иду! Нетерпеливый какой… – ворчливо отозвались из-за двери, затем послышались шаги и загремели открываемые засовы.
   Лешка поморщился, тяжелые пакеты оттягивали руки, но поставить их на давно не мытый пол лестничной площадки было равносильно признанию своей слабости.
   – Принес? – Сан Саныч привычно высунул нос и зыркнул по сторонам.
   Алексей кивнул и, вымученно улыбнувшись (все же носить тяжеленный рюкзак было для него привычней, чем таскать в руках сумки), протянул желтый, наполненный свежей свининой пакет в щель приоткрытой двери.
   – Одиннадцать кило, – сообщил он, – на все.
   – Вот и спасибо, вот и молодец! – поблагодарил Сан Саныч, с удивительной легкостью подхватывая принесенное.
   – Дядь Сань, вы ко мне вечерком не заглянете?
   У Лешки неожиданно нарисовалось два выходных подряд, и он мог себе позволить слегка расслабиться. С сослуживцами делать этого не стоило, им с утра предстояло отправляться на службу, а женское общество Алексей уже долгое время игнорировал. Ведь, несмотря на то что после развода с Соней прошел почти год, он все еще не мог ее забыть. Может, в душе надеялся, что она вернется?.. Одним словом, подходящих товарищей на этот вечер, кроме дяди Сани, у него не предвиделось.
   – Загляну, чего ж не заглянуть, – благодушно отозвался Сан Саныч. – Шабашки у меня на сегодня нет, так что я совершенно свободен. К семи подойду. Идет?
   – В самый раз!
   – До семи, – улыбнулся Сан Саныч.
   Алексей согласно кивнул и двинулся к двери в свою квартиру. За спиной хлопнуло, и сразу же зазвенели многочисленные цепочки и запорчики.
   А Лешка невольно усмехнулся. Кто мог покуситься на хоромы Сан Саныча, оставалось загадкой. В том, что воровать там нечего, Алексей был совершенно уверен, и потому считал, что этот бзик инвалида – тоже наследие афганского прошлого. Страх перед обстоятельствами, перед внезапностью. Что же так напугало молодого Сан Саныча? И как все-таки он получил свое увечье? Лешку грызло любопытство, но лезть в чужую душу с расспросами он не хотел, не чувствовал за собой такого права.
 
   В дверь пару раз стукнули.
   «Дядя Саня», – сообразил Лешка. Только Сан Саныч барабанил в двери соседей вместо того, чтобы нажать кнопку звонка. На заданный когда-то Юдиным вопрос: «Зачем вы это делаете?» – он ответил с улыбкой:
   – Но вы же все в мою дверь барабаните!
   – Так ведь у вас… – Лешка хотел было сказать «звонка нет», но был остановлен ехидным взглядом смеющегося инвалида:
   – Так ведь стучите же!
   Теперь Алексей попенял ему:
   – Дядь Сань, да что вы стучите? Заходите, дверь-то открыта.
   – А вдруг у тебя дама? – посмеиваясь, заявил Сан Саныч.
   – Да какая дама! – отмахнулся Лешка и вдруг понял, что дядя Саня съехидничал, намекая, что молодому офицеру пора браться за ум и перестать тосковать по покинувшей жене.
   – И вы туда же! – Алексей с досады махнул рукой. Его мать – Тамара Павловна Юдина, известный в Москве адвокат, едва ли не каждый день звонила и интересовалась «не завел ли он себе девочку». А он не завел и не собирался. «И вообще, – думал Алексей, – мне сейчас хорошо – благодать, нервы никто не треплет…»
   И действительно, пару месяцев спустя после развода в его душе наступило нечто отдаленно похожее на умиротворение, а полгода назад старший лейтенант даже снял квартиру, хотя раньше, когда его зарплата шла на обеспечение двоих, позволить себе этого не мог. Собственно, их общежитский быт и стал основной причиной развода. Хотя, возможно, это была лишь ее отговорка, надуманная причина. Во всяком случае, с тех пор, как бывшая уехала, она ни разу ему не позвонила, а ее старый номер оказался заблокирован.
   – Конечно, я туда же! – Сан Саныч продолжал усмехаться. – Это ведь ненормально, когда молодой красивый офицер не имеет подруги!
   – Хватит, дядь Сань, с одной уже пожил. – Лешка начал злиться.
   – Так я же не говорю – жить! – Сан Саныч закрыл за собой дверь. – Иметь женщину и жить с ней – разные вещи. Эх, мне б мои семнадцать лет! – мечтательно пропел он.
   – Да ну вас! – Юдин снова махнул рукой и развернулся, чтобы вернуться в комнату.
   – Погодь, Леш, я тут кое-что принес.
   Алексей повернулся и только тут обратил внимание на два полиэтиленовых пакета, которые Сан Саныч держал в правой руке. Из одного, что поменьше, привычно торчало горлышко бутылки. А из второго, стоило его только раскрыть, пошел восхитительный запах жаркого. Лешка почувствовал, как во рту начала накапливаться слюна.
   – Офигеть! – других слов у него не было. Он, конечно, подозревал присутствие у дяди Сани некоторых талантов, но искусство готовки в них до сегодняшнего дня определенно не входило. И тут такое!
   Лешка забрал оба пакета и поспешил с ними на кухню. Сан Саныч же постоял некоторое время на одном месте, словно раздумывая, затем, тяжело припадая на левую ногу, пошел вслед за хозяином.
 
   Стол был сервирован в лучших традициях холостяцкой жизни: тарелка с колбасой, тарелка с крупно порезанным салом, разрезанная на несколько частей селедка, хлеб, два стакана, бутылка водки и посреди стола, как именинный пирог, глубокая чашка, в которой исходило ароматным паром в меру подрумяненное жаркое.
   – Присаживайся, дядь Сань! – возясь с посудой, подбодрил Лешка.
   Сан Саныч хмыкнул, оглядел стол, выбирая лучшую, как ему казалось, позицию, определился, кряхтя, пододвинул к себе стоявшую в углу белую табуретку и сел. Алексей мельком взглянул на своего соседа: когда тот садился, его искалеченная, вывернутая рука сама по себе, и, возможно, еще и из-за искривленного позвоночника, оказывалась под сиденьем стула или табуретки, где пальцами почти непрерывно выбивала невнятную дробь. Сан Саныч, возможно, потому и не любил кресла, что тогда некуда было деть его руку. Но странное дело, когда надо было что-то делать, он действовал ею на удивление легко и проворно.
   – Ну, вздрогнули!
   Водку, как всегда, разливал Сан Саныч, Алексею побольше, себе, по обыкновению, на самом донышке. Он же произносил тосты. Собственно, это были скорее даже не тосты, а призывы к действию. Вот и сейчас весь тост ограничился одной фразой.
   Выпили. Алексей сразу же потянулся к жаркому; Сан Саныч, возможно из вежливости к гостеприимству хозяина, взял небольшой кусочек сала.
   – Хорошо! – выдал Алексей, прожевав первый кусочек.
   Сан Саныч только кивнул, но по его лицу было видно, что этой бесхитростной похвалой он остался доволен.
   Вечер неспешно тек дальше. Они выпили по второй, молча махнули по третьей. Сан Саныч возгласил тост за спецназ, затем за мир. У Алексея нашлась вторая бутылка. Он уже был прилично навеселе, Сан Саныч же скорее только казался или хотел казаться пьяным. Водка кончилась, разговоры остались.
   – Дядь Сань, расскажи о службе в Афгане, а? – пьяно попросил Лешка, но Сан Саныч сердито зыркнул в его сторону и отрицательно покачал головой.
   – Не хочешь? – не унимался Юдин, обиженно повесив голову.
   – Не хочу! – жестко отрезал Сан Саныч.
   Лешка, уткнувшись лицом в руки, долгое время молчал, потом поднял взгляд и снова обратился к соседу:
   – Вот вы, дядь Сань, человек много видевший. – Теперь Лешку потянуло на разговор за жизнь. – Скажите, ну почему мы вот так живем?
   – Как вот так? – словно бы не поняв, переспросил Сан Саныч.
   – Да вот так! – Алексей широко развел руками, словно охватывая окружающее пространство. – Хреново! От меня жена ушла, знаешь? – будучи в подпитии, он зачастую переходил на «ты».
   – Знаю! – так же пьяно мотнул головой его собеседник.
   – А почему – знаешь? – И, не дожидаясь ответа: – А потому что жить невозможно! Ты был в нашей общаге? Не был? Так я тебе скажу: комната два с половиной на четыре, шкаф, кровать – и все. Понимаешь, дядь Сань, шкаф – и все, ничего больше! Туалет – три толчка на этаж, умывальник общий – три раковины, одна не работает. Душ… душ на первом этаже – три кабинки на всех. Дядь Сань, ты представляешь?
   – Представляю. – Казалось, Сан Саныч нимало не удивился.
   – И это «офицерское общежитие»! – Алексей мотнул головой. – Да что мы, вот вы сражались за Родину! В чужой стране! Ранены!
   – Когда это было, – вяло отмахнулся Сан Саныч.
   – А как живете? – Лешка словно бы и не заметил жеста своего собеседника. – Вот скажите, пенсии, чтобы жить, хватит? – Снова Алексей не стал дожидаться ответа, он его знал. – Не хватит! Пока заплатите за квартиру, пока туда-сюда, лекарства и прочее; а на еду? На хлеб, наверное, и то не хватит.
   – Не хватит, – согласился успевший вставить слово Сан Саныч.
   – А кто виноват? – И вновь данный самому себе ответ: – Власть, те, кто наверху! Сволочи! Поубивал бы всех, – выдохнул Лешка и замолчал. Его красноречие угасло.