Страница:
При использовании контент-анализа исследователи ориентируются на квантитативные данные, на основе которых делаются выводы о качественных характеристиках политической коммуникации. Основная задача таких исследований сводится к выявлению связи между социально-политической жизнью общества и использованием политического языка, поиску закономерностей функционирования политического дискурса, выраженных в статистической форме. Первоначально девизом подобных исследований было «чем больше корпус, тем лучше». Однако многие исследователи акцентировали внимание на важной роли небольшого, но специально подобранного корпуса политических текстов. При подобном подходе материал для контент-анализа связан с конкретным политическим событием, институциональным дискурсом, определенным временным периодом.
Знаменательным исследованием, выполненным в рамках контент-анализа, стала опубликованная в 1991 г. работа X. де Ландтсхеер, в которой на примере голландского политического дискурса было доказано, что в периоды политических и экономических кризисов значительно возрастает количество политических метафор [Landtsheer 1991]. Впоследствии X. де Ландтсхеер и ее коллеги, сопоставив метафорику бельгийского предвыборного дискурса с метафорикой дискурса в периоды между выборами, доказали, что количество метафор в СМИ увеличивается в предвыборный период. Полученные с помощью контент-анализа данные позволили математически доказать тезис о том, что метафора является способом преодоления проблемных ситуаций и средством воздействия на процесс принятия решений.
С помощью контент-анализа лингвисты прослеживают самые рзнообразные корреляции между языком политики и общественными процессами. К примеру, Дж. Мермин провел контент-анализ текстов институционального и медийного политического дискурса США, темами которых были военные операции в Гренаде, Панаме и Ливии. Исследователь показал зависимость между динамикой количества критических мнений по поводу военных операций в СМИ и ужесточением / ослаблением официальной цензуры.
Колоссальный комплекс текстов, относящихся к избирательным кампаниям в США и многих других странах, тщательно обработан в исследованиях В. Бенуа и его коллег. Используя контент-анализ и функциональную теорию анализа политического дискурса, В. Бенуа детально анализирует коммуникативные тактики Восхваления, Нападения и Защиты, которые используются различными кандидатами. Совокупный эффект множества сообщений, воспринятых избирателем из разных источников и реализующих три обозначенные функции, плюс влияние личных мнений и ценностей избирателей должны в конечном счете определить их электоральное решение.
2.4. Комплексные методики изучения политической коммуникации
Раздел 3
3.1. Политическая лингвистика в Северной Америке
Ричард Д. Андерсон (Мл.). Richard D. Anderson, Jr
О кросс-культурном сходстве в метафорическом представлении политической власти (перевод Е.С. Белова)
Знаменательным исследованием, выполненным в рамках контент-анализа, стала опубликованная в 1991 г. работа X. де Ландтсхеер, в которой на примере голландского политического дискурса было доказано, что в периоды политических и экономических кризисов значительно возрастает количество политических метафор [Landtsheer 1991]. Впоследствии X. де Ландтсхеер и ее коллеги, сопоставив метафорику бельгийского предвыборного дискурса с метафорикой дискурса в периоды между выборами, доказали, что количество метафор в СМИ увеличивается в предвыборный период. Полученные с помощью контент-анализа данные позволили математически доказать тезис о том, что метафора является способом преодоления проблемных ситуаций и средством воздействия на процесс принятия решений.
С помощью контент-анализа лингвисты прослеживают самые рзнообразные корреляции между языком политики и общественными процессами. К примеру, Дж. Мермин провел контент-анализ текстов институционального и медийного политического дискурса США, темами которых были военные операции в Гренаде, Панаме и Ливии. Исследователь показал зависимость между динамикой количества критических мнений по поводу военных операций в СМИ и ужесточением / ослаблением официальной цензуры.
Колоссальный комплекс текстов, относящихся к избирательным кампаниям в США и многих других странах, тщательно обработан в исследованиях В. Бенуа и его коллег. Используя контент-анализ и функциональную теорию анализа политического дискурса, В. Бенуа детально анализирует коммуникативные тактики Восхваления, Нападения и Защиты, которые используются различными кандидатами. Совокупный эффект множества сообщений, воспринятых избирателем из разных источников и реализующих три обозначенные функции, плюс влияние личных мнений и ценностей избирателей должны в конечном счете определить их электоральное решение.
2.4. Комплексные методики изучения политической коммуникации
Во многих современных исследованиях когнитивный, дискурсивный или риторический анализ дополняется методами, характерными для культурологии (лингво-культурологии), психологии (психолингвистики), социологии (социолингвистики), сопоставительной и типологической лингвистики.
Широкое распространение получило обогащение базисных методов политической лингвистики с использованием эвристик нейролингвистических и психолингвистических теорий. Ярким примером может служить нейрокогнитивная теория метафоры, образовавшаяся на стыке нейронной теории языка, теории первичных и сложных метафор и теории концептуальной метафоры.
Нейронная теория языка направлена на выявление нейробиологических детерминант когниции, и с общенаучных позиций ее становление – вполне закономерный этап в развитии когнитивистики как комплексного интердисциплинарного направления в изучении человеческого мышления. Необходимость такого развития теории Дж. Лакофф и М. Джонсон связывают с тем, что когнитивные эффекты на верхнем уровне когниции возможны благодаря нейробиологии на ее нижнем уровне. Если в традиционной когнитивной лингвистике исследователи обычно ограничивались анализом корреляций языковых и когнитивных явлений, т. е. рассматривали языковые явления с позиций принципа когнитивного обязательства, то в нейронной теории языка ощущается значительный естественно-научный уклон. При таком подходе в качестве недостающего звена между когнитивными и лингвистическими феноменами рассматривается уровень моделируемых с помощью компьютеров коннекционистских сетей, соотносимых с нейронной архитектурой человеческого мозга.
Нейрокогнитивный подход к изучению метафоры начинает активно развиваться в конце 90-х годов, когда ряд лингвистов Калифорнийского университета и ученых из института компьютерной науки в Беркли объединяют свои усилия. Важным результатом интеграции этих усилий стало понимание того, что язык, когнитивные процессы и сенсомоторная деятельность связаны с активизацией одних и тех же участков нейронной сети. Например, при восприятии метафор движения в мозге человека осуществляется ментальная симуляция физического действия, результаты которой проецируются обратно на сферу-мишень, привнося инференции, вытекающие из ментальной симуляции моторной деятельности.
Еще одним направлением развития нейрокогнитивной теории метафоры стали практические разработки компьютерных программ, моделирующих семантические сети коннекционистского типа. Такую программу С. Нараянан применил к анализу концептуальных метафор движения, задействованных при осмыслении политики и экономики в американской прессе.
На становление нейрокогнитивного подхода оказали влияние теория первичных и сложных метафор (Дж. Грэди), теория блендинга (М. Тернер, С. Коулсон, Ж. Фоконье) и изучение когнитивных процессов периода «конфляции» (К. Джонсон). Согласно исследованиям этого направления, метафоры можно разделить на первичные (primitive) и сложные (complex). Процесс формирования первичных метафор происходит в раннем детстве в период так называемой фазы конфляции, когда субъектный и сенсорно-моторный опыт еще не разъединены. Связи, установленные в этот период, сохраняются и проявляют себя на протяжении всей жизни человека и служат основой для формирования сложных метафор, которые образуются из первичных путем концептуального блендинга. Первичные метафоры рассматриваются в качестве своеобразных атомов абстрактного мышления, детерминированных телесным опытом, поэтому и сложные метафоры в конечном счете должны быть связаны с сенсомоторной деятельностью.
Подтверждения этой гипотезы предлагают исследователи психолингвистического направления. Основные сомнения у психолингвистов возникали по вопросу о том, сопровождается ли актуализация стертых метафор активными операциями над концептуальными доменами и не являются ли подобные метафоры своеобразными клише, пассивно усваиваемыми носителями языка. Эксперимент по верификации предположения Дж. Лакоффа о «телесном разуме» и подсознательном характере базовых концептуальных метафор был проведен в Калифорнийском университете в Санта Круз Р.В. Гиббсом и Н.Л. Вилсон. В ходе эксперимента были установлены корреляции между моторикой испытуемых и употреблением антропоморфных, в том числе стертых метафор. При этом корреляции не варьировались в зависимости от национальности испытуемых (в эксперименте участвовали носители португальского и английского языков – бразильцы и американцы). Другие подтверждения тесной взаимосвязи между абстрактными концептами и деятельностью мозга по регулированию сенсомоторной деятельности человека предоставляет нейропсихология, точнее, все та же нейронная теория языка (neural theory of language) и теория «зубьев» (theory of cogs). Опираясь на указанные теории и выдвинутые в когнитивной лингвистике гипотезы, американский лингвист Джордж Лакофф и итальянский нейропсихолог Витторио Галлези продемонстрировали, что одни и те же участки мозга «отвечают» как за концепты, связанные с сенсомоторной деятельностью, так и за концепты, связанные с абстрактными идеями.
Осознание того факта, что метафора – первично ментальный, а не языковой феномен, все чаще инициирует обращение ученых к психолингвистическим и психоаналитическим методикам при анализе политического дискурса. Исследования этого направления часто направлены на изучение политической метафоры не как средства убеждения, а как отражения сознательных или бессознательных представлений коммуникантов о политической реальности.
Психолингвистические методы исследования метафорики позволяют получать данные об особенностях осмысления мира политики рядовыми гражданами, определенными социальными группами, что недоступно при традиционном анализе политического дискурса, материалом для которого обычно становятся тексты, созданные журналистами, политиками или их спичрайтерами. Примером использования психолингвистической методики изучения политических метафор может служить проведенное В. Харди анкетирование американских граждан на предмет их отношения к законопроекту об ограничении образования на испанском языке и установлении английского языка в качестве единственного официального языка штата Калифорния. Результаты позволили показать важную роль метафоры в осмыслении политических проблем рядовыми гражданами и вместе с тем продемонстрировали, что метафорическое представление о действительности среди рядовых граждан во многом совпадает с картиной мира, предлагаемой в СМИ.
Помимо анкетирования ученые активно используют анализ интервью (Г. Бонхэм, В. Майер-Шенбергер, Т. Оберлехнер, Д. Xерадствейт). Преимущество метода интервьюирования для анализа политической коммуникации связано с тем, что исследователь получает материал для анализа в ходе естественного общения с коммуникантом, а не из заранее подготовленных текстов, над которыми автор имел достаточно времени подумать (если, конечно, участнику интервью вопросы не сообщались предварительно).
Ряд методов основывается на теориях глубинной психологии. Исследования этого направления объединяются стремлением обнаружить в политических метафорах проявление архетипов коллективного бессознательного (С. Кин, М. Огустинос, С. Пенни).
Отдельным направлением изучения политической коммуникации является политолого-социологический анализ. В данном случае получение научного знания основывается не столько на анализе собственно лингвистических явлений, сколько на пространных аналитических размышлениях исследователя, с опорой на наблюдения философов и социологов в области взаимодействия общественных процессов и политического мышления. Подобное исследование на примере бразильского политического дискурса провела Л. Канедо, показав, что, несмотря на функционирование в Бразилии демократических институтов, понятие «передача власти» находится в тесной связи с традиционной бразильской метафорой политики как семьи.
Представленный обзор свидетельствует, что на современном этапе развития в политической лингвистике формируется оригинальная методологическая система, включающая три базисных метода (когнитивный, риторический и дискурсивный) и целый ряд дополнительных методов. Это обогащает политическую лингвистику: каждый метод имеет свои достоинства и позволяет обнаружить некоторые факты и закономерности, не привлекавшие внимания исследователей, принадлежащих к иным научным школам, что в комплексе создает условия для полного и многоаспектного исследования политического дискурса.
Широкое распространение получило обогащение базисных методов политической лингвистики с использованием эвристик нейролингвистических и психолингвистических теорий. Ярким примером может служить нейрокогнитивная теория метафоры, образовавшаяся на стыке нейронной теории языка, теории первичных и сложных метафор и теории концептуальной метафоры.
Нейронная теория языка направлена на выявление нейробиологических детерминант когниции, и с общенаучных позиций ее становление – вполне закономерный этап в развитии когнитивистики как комплексного интердисциплинарного направления в изучении человеческого мышления. Необходимость такого развития теории Дж. Лакофф и М. Джонсон связывают с тем, что когнитивные эффекты на верхнем уровне когниции возможны благодаря нейробиологии на ее нижнем уровне. Если в традиционной когнитивной лингвистике исследователи обычно ограничивались анализом корреляций языковых и когнитивных явлений, т. е. рассматривали языковые явления с позиций принципа когнитивного обязательства, то в нейронной теории языка ощущается значительный естественно-научный уклон. При таком подходе в качестве недостающего звена между когнитивными и лингвистическими феноменами рассматривается уровень моделируемых с помощью компьютеров коннекционистских сетей, соотносимых с нейронной архитектурой человеческого мозга.
Нейрокогнитивный подход к изучению метафоры начинает активно развиваться в конце 90-х годов, когда ряд лингвистов Калифорнийского университета и ученых из института компьютерной науки в Беркли объединяют свои усилия. Важным результатом интеграции этих усилий стало понимание того, что язык, когнитивные процессы и сенсомоторная деятельность связаны с активизацией одних и тех же участков нейронной сети. Например, при восприятии метафор движения в мозге человека осуществляется ментальная симуляция физического действия, результаты которой проецируются обратно на сферу-мишень, привнося инференции, вытекающие из ментальной симуляции моторной деятельности.
Еще одним направлением развития нейрокогнитивной теории метафоры стали практические разработки компьютерных программ, моделирующих семантические сети коннекционистского типа. Такую программу С. Нараянан применил к анализу концептуальных метафор движения, задействованных при осмыслении политики и экономики в американской прессе.
На становление нейрокогнитивного подхода оказали влияние теория первичных и сложных метафор (Дж. Грэди), теория блендинга (М. Тернер, С. Коулсон, Ж. Фоконье) и изучение когнитивных процессов периода «конфляции» (К. Джонсон). Согласно исследованиям этого направления, метафоры можно разделить на первичные (primitive) и сложные (complex). Процесс формирования первичных метафор происходит в раннем детстве в период так называемой фазы конфляции, когда субъектный и сенсорно-моторный опыт еще не разъединены. Связи, установленные в этот период, сохраняются и проявляют себя на протяжении всей жизни человека и служат основой для формирования сложных метафор, которые образуются из первичных путем концептуального блендинга. Первичные метафоры рассматриваются в качестве своеобразных атомов абстрактного мышления, детерминированных телесным опытом, поэтому и сложные метафоры в конечном счете должны быть связаны с сенсомоторной деятельностью.
Подтверждения этой гипотезы предлагают исследователи психолингвистического направления. Основные сомнения у психолингвистов возникали по вопросу о том, сопровождается ли актуализация стертых метафор активными операциями над концептуальными доменами и не являются ли подобные метафоры своеобразными клише, пассивно усваиваемыми носителями языка. Эксперимент по верификации предположения Дж. Лакоффа о «телесном разуме» и подсознательном характере базовых концептуальных метафор был проведен в Калифорнийском университете в Санта Круз Р.В. Гиббсом и Н.Л. Вилсон. В ходе эксперимента были установлены корреляции между моторикой испытуемых и употреблением антропоморфных, в том числе стертых метафор. При этом корреляции не варьировались в зависимости от национальности испытуемых (в эксперименте участвовали носители португальского и английского языков – бразильцы и американцы). Другие подтверждения тесной взаимосвязи между абстрактными концептами и деятельностью мозга по регулированию сенсомоторной деятельности человека предоставляет нейропсихология, точнее, все та же нейронная теория языка (neural theory of language) и теория «зубьев» (theory of cogs). Опираясь на указанные теории и выдвинутые в когнитивной лингвистике гипотезы, американский лингвист Джордж Лакофф и итальянский нейропсихолог Витторио Галлези продемонстрировали, что одни и те же участки мозга «отвечают» как за концепты, связанные с сенсомоторной деятельностью, так и за концепты, связанные с абстрактными идеями.
Осознание того факта, что метафора – первично ментальный, а не языковой феномен, все чаще инициирует обращение ученых к психолингвистическим и психоаналитическим методикам при анализе политического дискурса. Исследования этого направления часто направлены на изучение политической метафоры не как средства убеждения, а как отражения сознательных или бессознательных представлений коммуникантов о политической реальности.
Психолингвистические методы исследования метафорики позволяют получать данные об особенностях осмысления мира политики рядовыми гражданами, определенными социальными группами, что недоступно при традиционном анализе политического дискурса, материалом для которого обычно становятся тексты, созданные журналистами, политиками или их спичрайтерами. Примером использования психолингвистической методики изучения политических метафор может служить проведенное В. Харди анкетирование американских граждан на предмет их отношения к законопроекту об ограничении образования на испанском языке и установлении английского языка в качестве единственного официального языка штата Калифорния. Результаты позволили показать важную роль метафоры в осмыслении политических проблем рядовыми гражданами и вместе с тем продемонстрировали, что метафорическое представление о действительности среди рядовых граждан во многом совпадает с картиной мира, предлагаемой в СМИ.
Помимо анкетирования ученые активно используют анализ интервью (Г. Бонхэм, В. Майер-Шенбергер, Т. Оберлехнер, Д. Xерадствейт). Преимущество метода интервьюирования для анализа политической коммуникации связано с тем, что исследователь получает материал для анализа в ходе естественного общения с коммуникантом, а не из заранее подготовленных текстов, над которыми автор имел достаточно времени подумать (если, конечно, участнику интервью вопросы не сообщались предварительно).
Ряд методов основывается на теориях глубинной психологии. Исследования этого направления объединяются стремлением обнаружить в политических метафорах проявление архетипов коллективного бессознательного (С. Кин, М. Огустинос, С. Пенни).
Отдельным направлением изучения политической коммуникации является политолого-социологический анализ. В данном случае получение научного знания основывается не столько на анализе собственно лингвистических явлений, сколько на пространных аналитических размышлениях исследователя, с опорой на наблюдения философов и социологов в области взаимодействия общественных процессов и политического мышления. Подобное исследование на примере бразильского политического дискурса провела Л. Канедо, показав, что, несмотря на функционирование в Бразилии демократических институтов, понятие «передача власти» находится в тесной связи с традиционной бразильской метафорой политики как семьи.
Представленный обзор свидетельствует, что на современном этапе развития в политической лингвистике формируется оригинальная методологическая система, включающая три базисных метода (когнитивный, риторический и дискурсивный) и целый ряд дополнительных методов. Это обогащает политическую лингвистику: каждый метод имеет свои достоинства и позволяет обнаружить некоторые факты и закономерности, не привлекавшие внимания исследователей, принадлежащих к иным научным школам, что в комплексе создает условия для полного и многоаспектного исследования политического дискурса.
Раздел 3
Антология современной политической лингвистики
В последние годы исследования политической коммуникации активно ведутся на всех континентах, соответствующие публикации регулярно появляются в столь различных государствах, как Новая Зеландия, Пакистан, Тунис, Корея, Южная Африка, Уругвай. Как известно, наука не признает границ, и российский ученый по своим лингвистическим взглядам и методикам может быть ближе к американским специалистам, чем к коллегам с соседней кафедры. Вместе с тем специальные наблюдения позволяют выделить три основных мегарегиональных научных объединения – Североамериканское, Восточноевропейское (постсоветское), основу которого составляют исследования российских ученых, и Европейское, к которому относятся специалисты, работающие в Центральной и Западной Европе. Совершенно особое положение занимают также исследования, выполненные вне Европы и Северной Америки. Представителей каждого из этих объединений связывают не «общее выражение лица» или точный набор признаков, а некоторые черты «фамильного сходства». Именно эти признаки и акцентированы в последующих разделах.
3.1. Политическая лингвистика в Северной Америке
Для представителей североамериканского направления в исследовании политической коммуникации характерны следующие «фамильные черты»: значительная (более половины) доля исследований, выполненных в рамках риторического направления;
– активное использование критического метода анализа дискурса и иных способов демонстрации своей гражданской, политической позиции;
– повышенное внимание к изучению институционального политического дискурса, особенно текстов, созданных широко известными политическими лидерами; показательно, что американские исследователи предпочитают изучать американский политический дискурс и нечасто занимаются сопоставлением политической коммуникации в различных странах;
– повышенное внимание к изучению специфики личностного дискурса и исторического дискурса отдаленных эпох.
Как известно, Северная Америка была и остается одним из признанных лидеров в развитии политической лингвистики: именно здесь работали многие ее основоположники, в том числе Г. Лассвелл, У. Липпманн, П. Лазарсфельд.
Среди работавших в Соединенных Штатах ведущих специалистов, относящихся к риторическому направлению, необходимо назвать Р. Айви, К. Берка, Б. Бэйтса, Дж. Гуднайта, С. Дафтона, К. Джемисон, Р. Карпентера, М. Медхерста, М. Осборна, С. Перри, В. Риккерта, С. Сильберштейн, Р. Скотта, М. Стакки, Т. Уиндта, Ф. Уондера, Д. Хана, М. Харимана.
Как уже отмечалось, работающий в университете Беркли (Калифорния) Джордж Лакофф, который, по существу, заново создал современную теорию когнитивной метафоры, активно занимается и исследованиями политической метафорики. Среди других представителей когнитивной методологии в ее приложении к политическому дискурсу следует назвать таких специалистов, как Ф. Бир, Б. Берген,
Д. Берхо, Дж. Гиденгил, Дж. Льюл, Дж. Милликен, Р. Пэрис, Т. Рохрер, О. Санта Ана, А. Ченки.
Весьма значителен вклад североамериканских специалистов и в развитие методологии дискурсивного направления политической лингвистики. В этом отношении особое место занимают труды Р. Андерсона и В. Бенуа.
Существуют политические феномены, которые особенно часто привлекают внимание американских специалистов. В частности, значительная часть американских публикаций посвящена исследованиям концептуальных метафор, связанных войной в Персидском заливе. Первое исследование было опубликовано Дж. Лакоффом еще в 1991 г. Позднее Лакофф обратился и к исследованию метафор периода Второй войны в Персидском заливе. Проанализировав метафоры, актуализированные администрацией и СМИ США для оправдания этой войны, Дж. Лакофф выделил базовые метафорические (метонимические) модели, которые, дополняя друг друга, занимают центральное место в осмыслении внешней политики в американском сознании.
Дж. Льюл [Lule 2004] на материале дискурса новостей NBC рассмотрел базовые метафоры, актуализированные для осмысления отношений Ирака и США в преддверии Второй войны в Персидском заливе. Метафоры «Ирак – это Вьетнам Буша» и «вьетнамское болото» в американских политических дебатах проанализированы Дж. Гуднайтом [Goodnight 2004].
Детальный анализ «метафорической войны» по косовской проблеме в американском политическом дискурсе представлен в работе Р. Пэриса [Paris 2001]. Как показывает автор, в выступлениях администрации Б. Клинтона и дебатах членов Конгресса доминировали четыре группы исторических метафор: «Вьетнам», «Холокост», «Мюнхен» и «балканская пороховая бочка». Р. Пэрис выделяет два уровня метафорического противостояния политических мнений. Участники дебатов спорили не только об уместности исторических метафор применительно к ситуации в Косово (первый уровень), но и об оценочных смыслах используемых метафор (второй уровень). Например, если мюнхенское соглашение в большинстве случаев рассматривалось как пример нежелания остановить агрессора, то на уроки вьетнамских событий ссылались как противники, так и сторонники военного вмешательства. Противники говорили о невинных жертвах и других ужасах войны, а сторонники считали, что во Вьетнаме американская армия воевала «со связанной рукой за спиной», поэтому не следует повторять вьетнамских ошибок в Косово.
С исследованиями метафор в нарративе войны тесно связаны публикации, посвященные метафорическому представлению событий 11 сентября 2001 г. и их последствиям. Так, К. Халверсон [Halverson 2003] анализирует метафоры в политическом нарративе «Война с террором (11 сент. 2001 – янв. 2002)» и выделяет две основные метафоры, моделирующие осмысление терроризма в американском политическом дискурсе: Антропоморфизм ценностей и Сказка о справедливой войне. Анализ корреляции метафор в американском сознании и событий 11 сентября 2001 г. в сочетании с осмыслением социокультурных причин терроризма представлен в публикации Дж. Лакоффа [Lakoff 2001b].
Метафоры со сферой-источником «Женитьба» в американском политическом дискурсе рассмотрены в учебнике по политической коммуникации Д.Ф. Хана [Hahn 2003]. С. Хайден [Hayden 2003] исследовал политическую эффективность метафор с исходной понятийной областью «Семья». Дж. Лакофф [Lakoff 2004] анализирует две модели со сферой-источником «Семья» во внутриполитическом американском дискурсе. Согласно Модели Строгого Отца дети рождаются плохими, потому что стремятся делать то, что им нравится, а не то, что правильно, поэтому нужен сильный и строгий отец, который может защитить семью от опасного мира и научить детей различать добро и зло. От детей требуется послушание, а единственный способ добиться этого – наказание. Модель устанавливает прямую взаимосвязь дисциплины и морали с благополучием. Модель Воспитывающего Родителя несет смысл тендерной нейтральности: оба родителя в равной степени ответственны за воспитание детей. Дети рождаются хорошими, а задача родителей воспитать их таким образом, чтобы они могли улучшать мир и воспитывать других. Анализируя развертывание этих моделей применительно к различным вопросам внутренней политики (налоги, образование и др.), Дж. Лакофф соотносит политическое доминирование консерваторов с использованием Модели Строгого Отца, а неудачи либералов связывает с особенностями актуализации Модели Воспитывающего Родителя [Lakoff 2004: 5—34].
Экспериментальное исследование по проверке гипотезы Дж. Лакоффа о том, что в основе «левого» и «правого» американского политического дискурса лежат две метафорические модели семьи, провел А. Ченки [Cienki 2004]. На материале текстов из предвыборных теледебатов Дж. Буша и А. Гора (2000 г.) А. Ченки и его коллега независимо друг от друга анализировали две группы выражений: собственно метафоры и метафорические следствия (entailments), апеллирующие к моделям Строгого Отца (SF) и Воспитывающего Родителя (NP). Как показал анализ, Дж. Буш в четыре раза чаще использовал метафоры модели SF, чем А. Гор. В свою очередь, А. Гор в два раза чаще апеллировал к метафорам модели NP. Проанализировав метафорические следствия, А. Ченки указывает, что Дж. Буш опять же в 3,5 раза чаще обращался к модели SF. Вместе с тем исследование показало, что частотность обращения к модели NP у обоих оппонентов была очень близкой, с небольшим перевесом у А. Гора (у Дж. Буша – 221, у
А. Гора 241). Также А. Ченки, проанализировав жесты оппонентов во время дебатов, пришел к выводам, что жесты Дж. Буша и А. Гора сильно различаются и соотносятся у Дж. Буша с моделью SF, а у А. Гора с моделью NP. При этом различия в апелляции к моделям семьи на паралингвистическом уровне еще более показательны, чем на вербальном. Однако, излагая результаты, автор не приводит бесспорных критериев соотнесения жестов с концептуальными метафорами двух анализируемых моделей.
Значительный вклад в развитие учения о когнитивной метафоре внесла теория блендинга. Эвристики теории концептуальной интеграции (блендинга) можно продемонстрировать на примере некогда популярной в Соединенных Штатах метафоры: «Если бы Клинтон был Титаником, то утонул бы айсберг» [Turner, Fauconnier 2000]. В рассматриваемом бленде осуществляется концептуальная интеграция двух исходных ментальных пространств, в котором президент соотносится с кораблем, а скандал с айсбергом. Бленд заимствует фреймовую структуру как из фрейма «Титаник» (присутствует путешествие на корабле, имеющем пункт назначения, и столкновение с чем-то огромным в воде), так и каузальную и событийную структуру из известного сценария «Клинтон» (Клинтон уцелел, а не потерпел крушение). В рассматриваемом примере общее пространство включает один объект, вовлеченный в деятельность и побуждаемый к ней определенной целью, который сталкивается с другим объектом, представляющим огромную опасность для деятельности первого объекта. Очевидно, что в общем пространстве результат этого столкновения не предопределен. Междоименная проекция носит метафорический характер, однако смешанное пространство обладает каузально-событийной структурой, не выводимой из фрейма источника. Если метафорические инференции выводить только из ментального пространства-источника, то Клинтон должен потерять президентский пост. Показательно, что полученные инференции не выводятся и из пространства-цели. В бленде появляется новая структура: Титаник все-таки непотопляем, а айсберг может утонуть. Эта «невозможная» структура не доступна из исходных пространств, она конструируется в бленде и привносит совершенно новые, но понятные инференции.
Важно подчеркнуть стремление многих американских исследователей рассмотреть роль метафоры в развитии социальных процессов. С этой точки зрения особого внимания заслуживают работы Р.Д. Андерсона, посвященные роли метафоры в процессах демократизации общества. В соответствии с его дискурсивной теорией демократизации истоки демократических преобразований в обществе следует искать в дискурсивных инновациях, а не в изменении социальных или экономических условий. По Р.Д. Андерсону, при смене авторитарного дискурса власти демократическим дискурсом в массовом сознании разрушается представление о кастовом единстве политиков и их «отделенности» от народа. Дискурс новой политической элиты элиминирует характерное для авторитарного дискурса наделение власти положительными признаками, сближается с «языком народа», но проявляет значительную вариативность, отражающую вариативность политических идей в демократическом обществе. Всякий текст (демократический или авторитарный) обладает информативным и «соотносительным» значением. Когда люди воспринимают тексты политической элиты, они не только узнают о том, что политики хотят им сообщить о мире, но и о том, как элита соотносит себя с народом (включает себя в социальную общность с населением или отдалятся от народа).
В настоящем разделе представлены статья Р. Андерсона, посвященная метафорическому представлению власти, отрывки из знаменитой интернет-публикации Джорджа Лакоффа «Метафора и Война: Система метафор для оправдания войны в Заливе» и статья Вильяма Бенуа «Функциональная теория дискурса политической кампании».
– активное использование критического метода анализа дискурса и иных способов демонстрации своей гражданской, политической позиции;
– повышенное внимание к изучению институционального политического дискурса, особенно текстов, созданных широко известными политическими лидерами; показательно, что американские исследователи предпочитают изучать американский политический дискурс и нечасто занимаются сопоставлением политической коммуникации в различных странах;
– повышенное внимание к изучению специфики личностного дискурса и исторического дискурса отдаленных эпох.
Как известно, Северная Америка была и остается одним из признанных лидеров в развитии политической лингвистики: именно здесь работали многие ее основоположники, в том числе Г. Лассвелл, У. Липпманн, П. Лазарсфельд.
Среди работавших в Соединенных Штатах ведущих специалистов, относящихся к риторическому направлению, необходимо назвать Р. Айви, К. Берка, Б. Бэйтса, Дж. Гуднайта, С. Дафтона, К. Джемисон, Р. Карпентера, М. Медхерста, М. Осборна, С. Перри, В. Риккерта, С. Сильберштейн, Р. Скотта, М. Стакки, Т. Уиндта, Ф. Уондера, Д. Хана, М. Харимана.
Как уже отмечалось, работающий в университете Беркли (Калифорния) Джордж Лакофф, который, по существу, заново создал современную теорию когнитивной метафоры, активно занимается и исследованиями политической метафорики. Среди других представителей когнитивной методологии в ее приложении к политическому дискурсу следует назвать таких специалистов, как Ф. Бир, Б. Берген,
Д. Берхо, Дж. Гиденгил, Дж. Льюл, Дж. Милликен, Р. Пэрис, Т. Рохрер, О. Санта Ана, А. Ченки.
Весьма значителен вклад североамериканских специалистов и в развитие методологии дискурсивного направления политической лингвистики. В этом отношении особое место занимают труды Р. Андерсона и В. Бенуа.
Существуют политические феномены, которые особенно часто привлекают внимание американских специалистов. В частности, значительная часть американских публикаций посвящена исследованиям концептуальных метафор, связанных войной в Персидском заливе. Первое исследование было опубликовано Дж. Лакоффом еще в 1991 г. Позднее Лакофф обратился и к исследованию метафор периода Второй войны в Персидском заливе. Проанализировав метафоры, актуализированные администрацией и СМИ США для оправдания этой войны, Дж. Лакофф выделил базовые метафорические (метонимические) модели, которые, дополняя друг друга, занимают центральное место в осмыслении внешней политики в американском сознании.
Дж. Льюл [Lule 2004] на материале дискурса новостей NBC рассмотрел базовые метафоры, актуализированные для осмысления отношений Ирака и США в преддверии Второй войны в Персидском заливе. Метафоры «Ирак – это Вьетнам Буша» и «вьетнамское болото» в американских политических дебатах проанализированы Дж. Гуднайтом [Goodnight 2004].
Детальный анализ «метафорической войны» по косовской проблеме в американском политическом дискурсе представлен в работе Р. Пэриса [Paris 2001]. Как показывает автор, в выступлениях администрации Б. Клинтона и дебатах членов Конгресса доминировали четыре группы исторических метафор: «Вьетнам», «Холокост», «Мюнхен» и «балканская пороховая бочка». Р. Пэрис выделяет два уровня метафорического противостояния политических мнений. Участники дебатов спорили не только об уместности исторических метафор применительно к ситуации в Косово (первый уровень), но и об оценочных смыслах используемых метафор (второй уровень). Например, если мюнхенское соглашение в большинстве случаев рассматривалось как пример нежелания остановить агрессора, то на уроки вьетнамских событий ссылались как противники, так и сторонники военного вмешательства. Противники говорили о невинных жертвах и других ужасах войны, а сторонники считали, что во Вьетнаме американская армия воевала «со связанной рукой за спиной», поэтому не следует повторять вьетнамских ошибок в Косово.
С исследованиями метафор в нарративе войны тесно связаны публикации, посвященные метафорическому представлению событий 11 сентября 2001 г. и их последствиям. Так, К. Халверсон [Halverson 2003] анализирует метафоры в политическом нарративе «Война с террором (11 сент. 2001 – янв. 2002)» и выделяет две основные метафоры, моделирующие осмысление терроризма в американском политическом дискурсе: Антропоморфизм ценностей и Сказка о справедливой войне. Анализ корреляции метафор в американском сознании и событий 11 сентября 2001 г. в сочетании с осмыслением социокультурных причин терроризма представлен в публикации Дж. Лакоффа [Lakoff 2001b].
Метафоры со сферой-источником «Женитьба» в американском политическом дискурсе рассмотрены в учебнике по политической коммуникации Д.Ф. Хана [Hahn 2003]. С. Хайден [Hayden 2003] исследовал политическую эффективность метафор с исходной понятийной областью «Семья». Дж. Лакофф [Lakoff 2004] анализирует две модели со сферой-источником «Семья» во внутриполитическом американском дискурсе. Согласно Модели Строгого Отца дети рождаются плохими, потому что стремятся делать то, что им нравится, а не то, что правильно, поэтому нужен сильный и строгий отец, который может защитить семью от опасного мира и научить детей различать добро и зло. От детей требуется послушание, а единственный способ добиться этого – наказание. Модель устанавливает прямую взаимосвязь дисциплины и морали с благополучием. Модель Воспитывающего Родителя несет смысл тендерной нейтральности: оба родителя в равной степени ответственны за воспитание детей. Дети рождаются хорошими, а задача родителей воспитать их таким образом, чтобы они могли улучшать мир и воспитывать других. Анализируя развертывание этих моделей применительно к различным вопросам внутренней политики (налоги, образование и др.), Дж. Лакофф соотносит политическое доминирование консерваторов с использованием Модели Строгого Отца, а неудачи либералов связывает с особенностями актуализации Модели Воспитывающего Родителя [Lakoff 2004: 5—34].
Экспериментальное исследование по проверке гипотезы Дж. Лакоффа о том, что в основе «левого» и «правого» американского политического дискурса лежат две метафорические модели семьи, провел А. Ченки [Cienki 2004]. На материале текстов из предвыборных теледебатов Дж. Буша и А. Гора (2000 г.) А. Ченки и его коллега независимо друг от друга анализировали две группы выражений: собственно метафоры и метафорические следствия (entailments), апеллирующие к моделям Строгого Отца (SF) и Воспитывающего Родителя (NP). Как показал анализ, Дж. Буш в четыре раза чаще использовал метафоры модели SF, чем А. Гор. В свою очередь, А. Гор в два раза чаще апеллировал к метафорам модели NP. Проанализировав метафорические следствия, А. Ченки указывает, что Дж. Буш опять же в 3,5 раза чаще обращался к модели SF. Вместе с тем исследование показало, что частотность обращения к модели NP у обоих оппонентов была очень близкой, с небольшим перевесом у А. Гора (у Дж. Буша – 221, у
А. Гора 241). Также А. Ченки, проанализировав жесты оппонентов во время дебатов, пришел к выводам, что жесты Дж. Буша и А. Гора сильно различаются и соотносятся у Дж. Буша с моделью SF, а у А. Гора с моделью NP. При этом различия в апелляции к моделям семьи на паралингвистическом уровне еще более показательны, чем на вербальном. Однако, излагая результаты, автор не приводит бесспорных критериев соотнесения жестов с концептуальными метафорами двух анализируемых моделей.
Значительный вклад в развитие учения о когнитивной метафоре внесла теория блендинга. Эвристики теории концептуальной интеграции (блендинга) можно продемонстрировать на примере некогда популярной в Соединенных Штатах метафоры: «Если бы Клинтон был Титаником, то утонул бы айсберг» [Turner, Fauconnier 2000]. В рассматриваемом бленде осуществляется концептуальная интеграция двух исходных ментальных пространств, в котором президент соотносится с кораблем, а скандал с айсбергом. Бленд заимствует фреймовую структуру как из фрейма «Титаник» (присутствует путешествие на корабле, имеющем пункт назначения, и столкновение с чем-то огромным в воде), так и каузальную и событийную структуру из известного сценария «Клинтон» (Клинтон уцелел, а не потерпел крушение). В рассматриваемом примере общее пространство включает один объект, вовлеченный в деятельность и побуждаемый к ней определенной целью, который сталкивается с другим объектом, представляющим огромную опасность для деятельности первого объекта. Очевидно, что в общем пространстве результат этого столкновения не предопределен. Междоименная проекция носит метафорический характер, однако смешанное пространство обладает каузально-событийной структурой, не выводимой из фрейма источника. Если метафорические инференции выводить только из ментального пространства-источника, то Клинтон должен потерять президентский пост. Показательно, что полученные инференции не выводятся и из пространства-цели. В бленде появляется новая структура: Титаник все-таки непотопляем, а айсберг может утонуть. Эта «невозможная» структура не доступна из исходных пространств, она конструируется в бленде и привносит совершенно новые, но понятные инференции.
Важно подчеркнуть стремление многих американских исследователей рассмотреть роль метафоры в развитии социальных процессов. С этой точки зрения особого внимания заслуживают работы Р.Д. Андерсона, посвященные роли метафоры в процессах демократизации общества. В соответствии с его дискурсивной теорией демократизации истоки демократических преобразований в обществе следует искать в дискурсивных инновациях, а не в изменении социальных или экономических условий. По Р.Д. Андерсону, при смене авторитарного дискурса власти демократическим дискурсом в массовом сознании разрушается представление о кастовом единстве политиков и их «отделенности» от народа. Дискурс новой политической элиты элиминирует характерное для авторитарного дискурса наделение власти положительными признаками, сближается с «языком народа», но проявляет значительную вариативность, отражающую вариативность политических идей в демократическом обществе. Всякий текст (демократический или авторитарный) обладает информативным и «соотносительным» значением. Когда люди воспринимают тексты политической элиты, они не только узнают о том, что политики хотят им сообщить о мире, но и о том, как элита соотносит себя с народом (включает себя в социальную общность с населением или отдалятся от народа).
В настоящем разделе представлены статья Р. Андерсона, посвященная метафорическому представлению власти, отрывки из знаменитой интернет-публикации Джорджа Лакоффа «Метафора и Война: Система метафор для оправдания войны в Заливе» и статья Вильяма Бенуа «Функциональная теория дискурса политической кампании».
Ричард Д. Андерсон (Мл.). Richard D. Anderson, Jr
Знаменитый современный американский советолог и славист Ричард Д.ПАндерсон (младший) получил образование в Принстонском университете. В 70—80-х годах XX в. служил политическим аналитиком в Центральном разведывательном управлении США, работал в редакционной коллегии газеты «Нью-Йорк Таймс», был советником по кадрам у конгрессмена Лесли Эспина, в последние годы работает профессором Калифорнийского университета в Лос-Анджелесе. Степень доктора философии получил в университете Беркли (Калифорния).
Автор множества публикаций, посвященных политической коммуникации в Советском Союзе (России), США и иных государствах. Член правления Американской ассоциации политических наук. Идея Р. Д. Андерсона о каузальности политических метафор и их предшествовании политическим изменениям получила широкое признание в современной политической лингвистике. Предлагаемая ниже статья была специально подготовлена автором для российских читателей.
Автор множества публикаций, посвященных политической коммуникации в Советском Союзе (России), США и иных государствах. Член правления Американской ассоциации политических наук. Идея Р. Д. Андерсона о каузальности политических метафор и их предшествовании политическим изменениям получила широкое признание в современной политической лингвистике. Предлагаемая ниже статья была специально подготовлена автором для российских читателей.
О кросс-культурном сходстве в метафорическом представлении политической власти (перевод Е.С. Белова)
Человеческое тело служит основой для многообразной метафорической концептуализации абстракций, в том числе политической власти. Расположение, восприятие, взаимодействие, манипуляция и движение – это процессы, так или иначе связанные с телом и в равной степени знакомые слушателям и говорящим. Это позволяет адресанту предположить, что цель ознакомления слушателя с незнакомыми ему абстракциями может быть достигнута посредством метафорического моделирования с использованием легко узнаваемых телесных образов. Исходя из подобия анатомии людей различных национальностей и схожести телесных переживаний, можно говорить о том, что разноязычные сообщества могли бы моделировать свое собственное метафорическое представление о политической власти, прибегая к одной сфере-источнику. Это предположение идет вразрез с идеями, предложенными «евразийством» в России и американцем С.П. Xантингтоном в его известном труде «Столкновение цивилизаций». В основу названных концепций положено представление о том, что нации различны в своих представлениях о политической власти и эти разногласия обусловливают контраст во внутреннем развитии и непрерывную борьбу культурных сообществ, называемых цивилизациями. Совершенно очевидно, что совпадение языковой формы при выражении одной и той же реалии в разных языках – редкое явление, имеющее место исключительно при общих корнях заимствования. Несмотря на то что в английском и русском языках наблюдается значительное количество совпадений на лексическом уровне, особенно если учесть незначительные расхождения в произношении таких слов, как брат и brother, нас и us или даже отец и father, эти совпадения не могут быть объяснены общими чертами носителей английского и русского языков. Они связаны с общностью лингвистического происхождения, периодическими заимствованиями из русского в английский и наоборот и частым влиянием третьего языка, главным образом греческого или французского. Таким образом, ни соответствия типа democracy – демократия, ни созданные с помощью калькирования people power – народовластие не релевантны по отношению к гипотезе. Что нас интересует, так это схожесть независимых метафор, не обусловленная единым происхождением.