В Мон-Сан-Мишель нельзя отдыхать, купаться и загорать. Раньше, на протяжении столетий, к нему направлялись религиозные паломники, а теперь у его подножия, вдоль узкого шоссе, соединяющего Мон-Сан-Мишель с берегом, – тысячи машин и автобусов, привозящих туристов на дневные и вечерние экскурсии. Десять веков тому назад Мон-Сан-Мишель оставался еще дикой крутой скалой в океане. В начале нашего тысячелетия на нем стали возводить стены монастыря. Как они умудрились это сделать – средневековые строители, – уму непостижимо! Ведь было очень мало места, и, чтобы крепостные стены буквально не повисли в воздухе, приходилось доставлять камень и землю с берега, крепить фундамент. Сейчас островерхий шпиль монастыря венчает золотая фигура Михаила-архангела. Высота монастыря – от основания до пяток архангела – 140 метров, но чтоб достичь такой высоты, потребовалось семь веков. Крутая узкая улица опоясывает монастырь. На каждом метре этой улицы, на каждой ступеньке – двери маленьких сувенирных лавочек, ресторанчиков, кафе. Днем здесь бурлит, завихряется туристский поток, и по моим наблюдениям, далеко не все добираются до монастырских ворот, часть публики оседает на открытых верандах кафе и ресторанов. Тут тоже хорошо: «вид на море и обратно»…
   Однако целеустремленных экскурсантов тоже достаточно много. Поэтому по монастырским залам, по трапезной, молельной, карабкаясь по крутым винтовым лестницам, группируясь у стеклянной стены с видом на океанский простор, кочуют толпы посетителей, под гулкими сводами звучит французская, английская, итальянская, немецкая, голландская, испанская речь: сан-мишельские гиды проводят экскурсии на всех основных европейских языках. Гиды достаточно опытны и умелы, чтобы растолковать экскурсантам архитектурное чудо Мон-Сан-Мишеля. Но наш французский гид нам упорно повторял, что в Сан-Мишель надо приезжать зимой, когда посетителей практически нет. Я пытался вообразить себе зимний монастырь. Пустынные залы, тишина, на открытой площадке свистит колючий ветер, далеко внизу – белые барашки волн, и вы ощущаете себя где-то между небом и землей. Да, пожалуй, наш гид был прав. Только зимой, в тишине и спокойствии, можно понять иное чудо Мон-Сан-Мишеля, созданного для того, чтобы человек непосредственно общался с Богом.

Миф Довиля

   Довиль называют пригородом Парижа, хотя он на Ла-Манше, в двухстах километрах от французской столицы. В Бельгии маленький городишко Кнок на Северном море тоже считается пригородом Брюсселя. Голландский морской курорт Схевенинг – неотъемлемая часть Гааги, из Гааги туда ходят трамваи, однако в любой погожий день Схевенинг заполонен жителями Амстердама, а если приглядеться к машинам, запаркованным на набережной, то половина из них – с немецкими номерами. Ничего удивительного: от германской границы до Гааги – полтора часа езды по автостраде. Кстати, о Гааге. Не знаю, как она по-немецки, но по-голландски она – Ден Хааг, а по-французски – Ля Э. Почему такое разночтение? Я бы объяснил в двух словах, да боюсь, что ни один редактор этих слов не пропустит.
   Ладно, не будем ломать голову над фонетическими загадками, благо к Довилю они не относятся, он на всех языках – Довиль. Тем не менее для француза в этом географическом названии таится какая-то магия, за ним стоит какой-то миф. Довиль – не просто популярный морской курорт, как Схевенинг или Кнок, скорее всего, он не популярен (в том смысле, что не для простого люда), скорее всего, он снобский, но упомяните в разговоре с любым Французом Довиль, и ваш собеседник невольно улыбнется, а глаза его на секунду мечтательно затуманятся. В психологии каждого народа есть своя мистика, которая проявляется в языке. Например, русским актерам хорошо известно, что если со сцены, в любом контексте, произнести слово «повидло» – в зале зазвучит смех. Почему? Аллах ведает. Ницца – для русского звучит божественно, у француза – никакой реакции. Марсель – он для нас, кто помнит песню: «Теперь, друзья-братишки, одну имею цель – ах, если б мне увидеть тот западный Марсель, где девочки танцуют голые, а дамы в соболях, лакеи носят вина, а воры носят фрак», – француз лишь скривится. Монако? Уже ближе к цели. Довиль – стопроцентное попадание. Между прочим, эту массовую психологию прекрасно понимал кинорежиссер Клод Лелюш, когда делал свой знаменитый фильм «Мужчина и женщина». Недаром левая критика его обвиняла, что работает на потребу буржуазному вкусу. Критику забыли. Фильм не забыт. Так вот, герой фильма, которого играет Трантиньян, уезжает ночью из Монако и мчится через всю Францию. Куда? Где история любви достигает своего апогея? Где сняты классические кадры: Анук Эме бросается в объятия Трантиньяна, а обезумевшая от счастья собака скачет по волнам? На пляже Довиля.
   Но что же такое Довиль? Это несколько центральных улиц, где первые этажи – сплошная коммерция, кафе, рестораны. С едой тут полный порядок, купите все, от сэндвича до лангустов. С промтоварами несколько сложнее. Витрины лавочек очень живописны, но вы не найдете самых необходимых вещей, допустим электрических лампочек, тапочек, маек, трусов. Зато вам охотно завернут китайскую фарфоровую вазу, шляпку, старинные стенные часы, персидский ковер, трость, седло. Местный «Бродвей» начинается с отеля «Континенталь» и упирается в Казино. Казино пишу с большой буквы, оно определяет ритм Довиля. Вечером у Казино столпотворение. Мелочь пузатая балуется с игральными автоматами. В заповедном зале рулетки английские аристократы, арабские шейхи и французы, которые во фраках, ставят на зеленое сукно сотни тысяч франков. Девочки голые не танцуют, но дамы в соболях, а лакеи носят вина. В здании Казино – кинотеатр, два ресторана, ночной клуб. В Казино проходит ежегодный осенний фестиваль американских фильмов, устраиваются художественные выставки, а иногда – партийные съезды или международные научные семинары. Казино – на набережной (условно говоря, ибо до моря еще переть полкилометра), по обеим сторонам Казино главные отели Довиля – «Нормандия» и «Королевский». «Нормандия» набирает клиентуру круглый год, «Королевский» закрывается на зиму. Вообще, все, что за «Королевским» отелем – роскошные семиэтажные «резиденции» на набережной, где в квартирах мраморные полы, зеленые дачные кварталы, виллы эклектической архитектуры (а это добрая половина города), – оживает лишь в течение двух-трех летних месяцев. Даже в июле многие окна в «резиденциях» наглухо зашторены. Зимой тут топаешь, как по темным улицам Кронштадта. Дело в том, что парижане, у которых квартиры и дачи в Довиле, предпочитают загорать на теплом юге. В Довиле не принято жить. В Довиль наезжают от случая к случаю, по настроению. Но иметь собственность в Довиле – это вопрос престижа, подтверждение своего прочного финансового положения, гарантия, что попадешь в светскую хронику. На набережной, где самые дорогие цены на землю, скромненько притаилась трехэтажная вилла советского посольства. Говорю «советского», потому что куплена она была в начале семидесятых годов. Ни одно посольство в Париже не имеет дачу в Довиле – не по карману. Только государство рабочих и крестьян могло себе это позволить.
   Что еще в Довиле? Два ипподрома, поле для игры в гольф, поселок Морской (о котором разговор особый), две искусственные гавани для стоянки яхт… И все? – возмутится кое-кто из наших искушенных слушателей, – да я уже поездил по заграницам, и видел там такие курорты, которым ваш занюханный Довиль в подметки не годится!
   – Согласен, – жалобно оправдываюсь я. – По моему мнению, тихая Ментона на Средиземном море гораздо привлекательнее. Да что на заграницы ссылаться – наша Ялта просто красавица! (Наша ли Ялта? Неужели уже не наша? Замнем этот скользкий вопрос.) Но я видел английскую королеву, которая в межсезонье специально приехала в Довиль, чтобы прогуляться по пляжу. Ее черный «роллс-ройс» с британским флагом медленно-медленно катил вдоль каменных пляжных раздевалок по деревянной дорожке, и королева на заднем сиденье ласково улыбалась редким прохожим. Ей-богу, я пожалел королеву. Наверно, сотни тысяч людей беззаботно протопали по этому всемирно известному довильскому променаду, а королева лишена такого удовольствия, ей пройтись пешком – шокинг!
   Явно авторитет Ее Величества заставил смолкнуть возмущенные голоса, и я продолжаю. В Довиле большой песчаный пляж. В сильный отлив море отступает чуть ли не на километр. Броди по песку, собирай ракушки или прыгай по мелкоплесу, как собака из фильма Лелюша.
   Отдельные энтузиасты бродят, собирают и прыгают. Отдельные энтузиасты в июле и в августе даже купаются в море. Неужели и в сезон пляж пустынен? Нет, в июле и в августе на пляже жуткое количество народу. Тогда почему народ не купается? Поясняю: в Довиль не приезжают купаться – разве что страшная жара, которая случается редко. Для купания существует Средиземное море и океанское побережье к югу от Ля Боля. Значит, народ загорает на пляже? Повторяю: в Довиле особенно не позагораешь – не тот климат. Вопрос: тогда за каким чертом народ едет в Довиль и прется на пляж? Поясняю: едет для того, чтобы людей посмотреть и себя показать. Основное развлечение на пляже в погожий летний день – чинная прогулка по этой самой деревянной дорожке, по которой рулил королевский «роллс-ройс», благо дорожка длинная – от Морского поселка, вдоль всего Довиля, до следующего городка. А еще лучше – снять напрокат палатку – палатки яркие, нарядные и поставлены так, что сидишь в ней спиной к морю (я не оговорился: именно спиной к морю! найдите где-нибудь нечто подобное!), зато лицом к дорожке: ты всех видишь и тебя наблюдают. Однако самый шик – быть владельцем каменной раздевалки. Их ряды отделяют пляж с деревянным променадом от города. Каждая раздевалка – это небольшая комната, в которой охотно бы поселились бездомные.
   В раздевалке, естественно, можно раздеваться, хранить пляжные причиндалы, надувные лодки и т. д. Наверно, кто-нибудь так и делает. Большинство же поступает иначе: открывают пошире дверь и сидят на пороге на стуле, часто даже не раздеваясь. Сидят и зимой, но плотно укутавшись. Важно себя продемонстрировать проходящей толпе. Пусть выскочки и нувориши имеют в Довиле квартиры и виллы – до собственной раздевалки они не дотянули! Раздевалка, я думаю, приравнивается тут к наследственному замку из эпохи Людовика Тринадцатого.
   Чем хорош Довиль? Каждый здесь может себя проявить. Сядьте за столик кафе или ресторана у обочины деревянной дорожки, и по взглядам публики вы почувствуете, что вошли в число избранных мира сего.
   Для Морганов и Рокфеллеров – особый аттракцион: столики с зонтами и шезлонги на площадке, в центре пляжа, обнесенные легкой загородкой. Сюда пускают лишь тех, кто купил в баре столик на целый день за бешеные деньги. Значит, возлежит миллионер на шезлонге, загорает или кутается в теплую куртку, защищаясь от холодного ветра, а на столике у него в серебряном ведерке бутылка минеральной воды. Публика благоговейно и молча взирает на этот кутеж.
   Прошлым летом я обратил внимание на необычное оживление за одним из столиков: пили шампанское, громко разговаривали. Шампанское в шесть часов вечера, когда солнце еще греет? На французов не похоже.
   Прислушался. Говорят по-русски, рядом со столиком, почтительно склонившись к бычьему затылку, паренек надрывно декламировал стихи. М-да, помнится, во времена застоя посылали поэтов за границу с пропагандистскими целями. Но брать их с собой в поездку, чтоб развлекали, – это нечто новое. Гуляй, Вася!
   Я люблю зимний Довиль, одинокие часовые прогулки по деревянному променаду: слышен шум моря, крики чаек. Встретишь двух-трех прохожих и обменяешься с ними заговорщицкой улыбкой: дескать, мы с вами приехали сюда в поисках тишины и спокойствия. Вечерами люблю бродить по гавани Морского поселка, где из каждого дома лестница спускается прямо на причал и проволочно-шпагатная снасть на мачтах яхт звенит на ветру, как струны скрипки. Но я знаю, что через пятнадцать минут, покинув этот потусторонний, марсианский мир, я могу оказаться у Казино, из которого выходит веселая, нарядная публика, к подъезду подруливают «роллс-ройсы», «мерседесы», «БМВ», «феррари» – словом, живут же люди… А можно отправиться на центральную улицу, где в кафе и ресторанах всегда народ и официанты моют мылом тротуары и ставят специальные лампы, которые дают направленное тепло, чтоб завсегдатаи могли сидеть за столиками на свежем воздухе даже зимой. Поневоле погружаешься в эту атмосферу благополучия, беззаботности, довольства, забываешь свои ежедневные проблемы. Ради этого надо хоть изредка бывать в Довиле. Из Парижа – всего два часа езды.

Поехать на воды

   Помнится, в нашей студенческой юности мы говорили: болят старые кости! Из чего следовало, что пора бы уже дерябнуть, и почему еще не налито? Казалось нереальным, невозможным, что наступит время, когда шутливые позывные – «болят старые кости» – будут не началом веселой пирушки, а унылой констатацией фактов. Как любил повторять писатель Борис Балтер: «Живешь, живешь, до всего доживешь. Это и вас касается, молодой человек!»
   Итак, десяток обследований, килограмм съеденных лекарств, иглоукалывание, китайские травы, курсы массажей, в том числе проведенные знаменитыми русскими экстрасенсами-гастролерами, которые ко всему прочему подкармливали мумием, перемещали электрическое поле и заодно пытались угадать лошадей на ипподроме, – так вот, ничего не помогло моей жене. У французских врачей, у каждого, была тоже своя теория (на практике не дававшая никаких результатов), но все сходились в одном – надо ехать на воды, уж это точно не помешает.
   Поездкой на воды российских граждан не удивишь. Еще в XIX веке великосветское общество развлекалось в Пятигорске, и поручик Печерин не столько там лечился, сколько волочился за княжной Мэри. А советским людям вообще это стало запросто – выбивали через профсоюз путевочку со скидкой в Кисловодск или Ессентуки. Но никогда лечение на водах не было таким массовым, как в нынешней Франции. По статистике, современный француз живет в среднем до семидесяти одного года, француженка – до восьмидесяти двух лет. В таком возрасте ох как болят чертовы кости, а значит, индустрия водных курортов бьет ключом! В отличие от кавказских, на французских курортах не столько пьют воду (пить предпочитают все же вино, оно, по мнению знатоков, чище), сколько принимают водные процедуры: ванны, массажи, душ, купание в горячих бассейнах. Все это полезно не только для больного человека, но и для здорового, однако не будем путать наш рассказ с рекламными буклетами, их и так достаточно.
   Предвижу вопрос: как достать путевочку? Вместо ответа предлагаю совершить с нами путешествие. Сели мы с женой в машину и поехали в центр Франции, в Оверн. Это часть Центрального горного массива, где много неостывших вулканов. Вот откуда здесь целебные источники и горячие воды. Автострады, по которым туристы из Северной Европы чешут к Средиземному морю, обходят Оверн стороной. После Орлеана я обычно сворачивал на Блуа, к замкам Луары, а дальше к Нанту, в Ля Рошель или Бордо. Сейчас же я повернул на Бурж и как будто попал в другую страну: пустое шоссе, даже грузовиков не видно, а кругом густые леса. Во Франции мы или в Вологодской области? Потом шоссе взбиралось на пологие холмы, с вершин которых открывались виды… Стоп, не буду отбивать хлеб у писателей-деревенщиков. Вернусь к своей социальной теме. Сколько лет живу во Франции, столько читаю, что Центральный массив теряет свое население, чуть ли не обезлюдел. Если смотреть из окна машины, пожалуй, что так. Поэтому, когда мы почти доехали до места назначения, до города Монлюсона (слыхали о таком? я тоже нет!), и увидели первых горожан, я подумал: верно пишут в газетах, люди здесь совсем одичали! Местные жители были одеты весьма своеобразно: синие пластиковые мешки на голое тело, лица посыпаны мукой или раскрашены красной краской. В таких диковинных нарядах и косметике молодые парни и девушки толпились у перекрестков, подбегали к останавливающимся машинам. Мы затормозили на красном светофоре, к нам подбежал парень, протянул спичку, попросил ее купить. «Рэкетиры, – ужаснулся я, – даже в Москве нет ничего подобного!» Но жена ласковым голосом спросила, что это означает. Парень охотно объяснил. Он первокурсник местного политехнического института. Сегодня у первокурсников происходит посвящение в студенты, такой вот ритуал. Купите спичку хоть за пять сантимов – традиция! Жена протянула франк. Студент с гордостью показал монету своим однокурсникам. Ему аплодировали.
   Над Монлюсоном, как корона, высится замок XV века, ранее принадлежащий какому-то товарищу из династии Бурбонов. Теперь в нем краеведческий музей. С площади перед замком изумительный вид на карусель черепичных крыш средневековых кварталов города, ныне объявленных заповедной туристской пешеходной зоной.
   Меня перебивают, дескать, хватит про красоты, мы же в вами поехали лечиться. Где ваши хвалебные воды? Где? От Монлюсона до Клермон-Феррана, от Клермон-Феррана до Виши, от Виши до Монлюсона – вот в этом треугольнике полно курортных мест. Снобы, конечно, предпочтут всемирно известное Виши, да и я подозреваю, что там веселее. Но доктор прописал моей жене Нери-Ле-Бэн. Никогда не слыхали? Я тоже. А вот древние римляне еще во втором веке разнюхали, что местные горячие источники очень способствуют, и приезжали сюда: легионеры – лечить старые кости, сенаторы – подкрепить измотанные интригами нервишки.
   От Монлюсона до Нери-Ле-Бэн рукой подать, пять километров. Однако впечатление, что молодежно-оживленный Монлюсон остался за тридевять земель. В Нери-Ле-Бэн обстановка, атмосфера… как бы точнее сказать, какие-то картины всплывают из прошлого… Вспомнил!
   Санаторий старых большевиков, куда я приезжал тридцать лет тому назад навещать мою маму. И вон по парку ковыляют члены партии с 1918 года (хотелось бы знать – какой?). Ладно, все это лирика. Даю детальное описание Нери-Ле-Бэн. В центре города парк. В парке два здания, большое и маленькое, построенные аж в 1826 году. Большое здание – это термы (бани – на латыни). Вестибюль, как в любом медицинском учреждении. Люди сидят и ждут, когда их вызовут к окошечкам. Позвали. Девушка по компьютеру быстро сверяет, какая у вас в этот час процедура, и направляет вас, допустим в 27-ю ванну. Вы спускаетесь (я не спускался, жена спускалась) в огромную подвальную галерею, находите 27-ю ванну, раздеваетесь, открываете дверь – и ощущение, со слов жены, что переступаете порог ада. У ног плещется горячая вода из вулканических источников, и в клубах пара, в набедренной повязке и взлохмаченный, как черт, вас встречает банщик или массажист. Если следующая процедура довольно скоро, то можете отдохнуть в вестибюле или в парке, где полно легких переносных стульчиков. В Нери-Ле-Бэн знают, какую публику обслуживают, ведь для многих пройти двадцать метров – задача!
   Пересекли парк, подошли в зданию поменьше. Оно не для лечений, а для развлечений. На фронтоне старые надписи: «Оперетта», «Водевиль», «Музыкальная комедия». Да, когда-то тут бурлила театральная жизнь, ведь отдых на водах был привилегией людей состоятельных, и местные Печерины назначали свиданку местным аристократкам Мари. Несколько раз Нери-Ле-Бэн осчастливил своим присутствием светлейший князь Меттерних. Сейчас в бывшем театре – казино (открыто в пятницу и в субботу) и клуб отдыха. Посмотрим, как тут с культурными мероприятиями. Читаю афишу. «Вторник, 16.00. Лекция „Болезнь Паркинсона“. 17.00. Ручные работы (как потом выяснилось, рукоделие, вышивание, рисование по шелку). 21.00. Танцы. Среда. 16.00. Лекция „Костные опухоли“. 17.00. Ручные работы. 20.00. Танцы. Воскресенье. 16.00. Кинофильм „Фантомас разбушевался“. 21.00. Танцы». Восхищаюсь французами – вопреки всем болезням, болям, диете и возрасту – танцуют!
   Пройдем дальше по Нери-Ле-Бэн. Два дорогих отеля (три звездочки) с ресторанами, три двухзвездочных отеля с ресторанами, пиццерия, несколько кафе, церковь, детский госпиталь, супермаркет, рынок (по субботам), библиотека, мясная лавка, четыре булочных, магазинчик модной одежды и парфюмерии, книжный магазин, где продают газеты и журналы. И множество дешевых отелей (одна звездочка) и семейных пансионатов. И почти на каждом доме объявления, что сдаются меблированные комнаты с кухней. То есть весь город предназначен для курортников и живет за счет курортников. Мы приехали в сентябре, половина отелей и ресторанов уже были закрыты. Что здесь делают люди, когда кончается курортный сезон (а он кончается в середине осени), ума не приложу. Или все же танцуют?
   Как мне кажется, косвенно я ответил на вопросы о путевках. С путевками нет проблем, так как нет самих путевок. Добро пожаловать, будь вы из России, Америки, хоть из Африки. Даже в разгар сезона всегда найдете жилье, а это главное. Дальше пойдете к врачу, он назначит лечение. Запишетесь в регистратуре терм, вам составят расписание процедур. Заплатите в кассе. Да, такая вот маленькая деталь – за все надо платить.
   Мистика какая-то, но я слышу тяжелый вздох наших читателей: «Мол, вы сами вспомнили санаторий старых большевиков. Разумеется, конечно, путевочку в Мацесту или Кисловодск доставали с трудом, чаше по блату, но доставали, и, бывало, со значительной скидкой. Новые русские миллионеры могут лечиться и в Нери-Ле-Бен, и в Виши, а нам теперь и наши привычные курорты не по карману. Да и французских старичков жалко. И пусть их пенсию не сравнить с нашей, но на пенсию особо не разгуляешься…»
   Что ж, о ситуации, в которой оказались бывшие советские санатории, много пишут в российской прессе. Не знаю, кого такое положение вещей может радовать. От себя добавлю свежий пример. Летом мои родственники поехали в Крым, в знаменитый Дом творчества писателей в Коктебеле. Раньше, в сезон, путевку туда получали лишь секретари Союза и члены правления. А тут я написал письмо в Москву – дескать, раз меня восстановили в Союзе писателей – уважьте. Уважили. И поселили моих родственников в номере люкс. А в люксе вся сантехника разворована, горячей воды нет, холодную включают на два часа три раза в неделю. В писательской столовой ни одного ножа! Кормили отвратительно. Потом мои родственники подсчитали, что на деньги, истраченные на Коктебель, они могли бы слетать из Москвы на Кипр, отдохнуть там месяц, да еще бы сэкономили. А если бы речь шла не об отдыхе, а о лечении, т. е. о здоровье? Короче, я искренне сочувствую российским пенсионерам. И мне наплевать, были они раньше в партии или нет. Увы, старость не радость.
   А вот французских старичков жалеть не надо. Согласен, на пенсию особо не разгуляешься. Однако когда француз отправляется на воды не по собственному желанию, а по предписанию врача, то Социальное страхование оплачивает ему все лечение. И процедуры, и докторов. На все сто процентов. Правда, остаются расходы на проживание. Тут воля ваша. Можете снять номер в трехзвездочном отеле и гулять в ресторане по меню. А можно, как моя жена, поселиться в пансионе. Большая комната с балконом и туалетом. Трехразовое питание в столовой на первом этаже. И за все это, в пересчете на валюту, ставшую привычной для россиян, – сорок пять долларов в день. Для Франции – сказочно мало. Причем часть из этих расходов Социальное страхование возвращает. И компенсирует частично расходы на транспорт (стоимость железнодорожного билета второго класса от вашего города до Нери-Ле-Бэн). Есть ли неудобства в пансионной жизни? Телевизор в холле, один на всех. Обед и ужин строго по расписанию. Меню комплексное. Если не нравится блюдо, его можно заменить, но тогда доплатите. Да, несколько стеснительно, но что характерно – в сентябре, повторяю, половина отелей в городе забили окна и двери, а в пансионе был полный комплект, и комнату в нем жена зарезервировала за месяц. Как видите, не она одна оказалось такой умной, пенсионеры считать умеют.
   Чуть не забыл последнюю подробность. Лечебная вода в Нери-Ле-Бэн (не та, в которой купаются, а которую пьют) – бесплатная. Около терм из скульптурной пасти какого-то зверя хлещет струя. Подставляй стаканы, или бидон, или бочку. Но как объяснил моей жене доброжелательный старичок, курортник-рецидивист с многолетним стажем, – эта вода не вино, ее надо пить умеренно и осторожно.

Люди первых этажей

   Быть в моде во Франции очень трудно. Еще труднее, жалуются социологи, объяснить и понять, почему мода меняется. Недавние кумиры Франции, например звезды телеэкрана Кристоф Дешаванн, Кристин Браво, писатели Маргерит Дюра, Сан-Антонио, певец Майкл Джексон, киноактер Марлон Брандо, уже мало кого интересуют. Как пишут французские журналисты, борющиеся за чистоту французского языка против англицизмов, они «в ауте». Зато в самом зените популярности – защитник бездомных аббат Пьер, далай-лама, ультракоммунистка Арлетт Лягийер, Джон-Джон Кеннеди, сын покойного президента, музыкальный ансамбль «Роллинг Стоунс». Исследователи, проводящие опрос общественного мнения, упорно допытываются, по какой причине такой-то или такое-то в моде. В ответ обычно слышат: «…потому что в моде!» Все. Точка. Итак, прошла мода на курение, «голодный режим» для сохранения фигуры, на феминизм, на активность в профсоюзом движении, на летний отдых на Корсике, на Лазурном Берегу и на путешествия по экзотическим южным островам. Но стало модно иметь ребенка, но при этом вести личную жизнь, не съезжаясь с любовником или с любовницей (каждый остается в своем доме), модны мобильные телефоны, факсы, летний отдых в деревне или в горах, книги Габриэля Гарсиа Маркеса и Роберта Мерля, живопись Сезанна и Пикассо, индийские и китайские готовые кулинарные блюда, пицца, белое вино, мексиканская текила, русская водка. Теннис, бег трусцой, лыжи, гольф, карате, красные спортивные машины, лимузины типа «роллс-ройс» потеряли свою привлекательность. В моде машины с кондиционером, водные лыжи, сёрфинг, летние музыкальные фестивали, оливковое масло.