Дверь в кабинет Банкрофта была приоткрыта, и оттуда доносился голос Тайи. Он звучал спокойно и не дрожал, несмотря на то что весть о поимке Далгетти должна была стать для Тайи тяжким ударом. Очевидно, он продолжал разговор, начатый ранее:
— …Наука действительно прошла долгий путь. Фрэнсис Бэкон много размышлял о человеческом разуме. Буль сделал кое-что в этом отношении. Изобретение символической логики являлось одним из главных шагов к разрешению проблемы.
В двадцатом столетии некоторые из попыток получили более полное развитие. Появился психоанализ Фрейда и его последователей, с чем, конечно, связаны первые реальные упоминания о человеческой семантике. Были предложены биологические, физические и химические подходы к человеку как к механизму. Пользующиеся сравнительными методами историки, такие как Шпенглер, Парето и Тойнби, поняли, что история не цепь случайностей, но ряд образцов.
Кибернетики развили концепции гомеостазиса и обратной связи, которые подходят как к личности, так и к обществу в целом. Теория игр, принцип последнего усилия и генерализированная теория познания Геймля указали на базисные законы и аналитический подход.
Наконец, появилась новая символика в логике и математике, ибо проблема состояла теперь не столько в сборе данных, сколько в создании стройной символики, позволяющей систематизировать данные и указать путь к новым. Огромная часть работы Института состояла просто в сборе и синтезе всех ранних находок.
Далгетти ощутил прилив гордости. Пойманный в ловушку и беспомощный среди врагов, находящихся в плену амбиции и страха, Майкл Тайи все еще был способен играть с ними в кошки-мышки. Изнурительными допросами, инъекциями наркотиков, мучениями из него вытягивали один факт за другим. И он выдавал их так медленно, что его тюремщики даже не замечали, как он скармливает им информацию, доступную посетителю любой библиотеки.
Группа вошла в большую комнату, меблированную роскошно и со вкусом и уставленную книжными полками. Далгетти обратил внимание на изящную китайскую шахматную доску, стоящую на письменном столе. Итак, Банкрофт и Мид играли в шахматы — по крайней мере, хоть они что-то делали вместе в эту ночь убийств.
Тайи, сидящий в кресле, поднял глаза на вошедших. Двое охранников стояли за его спиной, сложив руки, но он не обращал на них внимания.
— Хэлло, сынок, — пробормотал он. — У тебя все в порядке?
Далгетти молча кивнул. Он не мог подать англичанину сигнал, обнадежить его…
Банкрофт шагнул к двери и запер ее. Он сделал знак охране, и та рассыпалась вдоль стен, держа наготове оружие. Он слегка дрожал, и в его глазах проблескивал страх.
— Садитесь, — сказал он. — Там!
Далгетти занял указанное место. Кресло было глубоким и мягким, сковывающим движения. Елена заняла место напротив него, устроившись на краешке стула с автоматом на коленях. В комнате вдруг сделалось очень тихо.
Банкрофт вернулся к столу и включил установку для увлажнения воздуха. Он не смотрел на вошедших.
— Значит, вы его поймали.
— Да, — ответила Елена. — После того, как он поймал меня.
— Как вам удалось… переиграть? — Банкрофт вытащил сигару и с яростью откусил кончик. — Что случилось?
— Я была в пещере, отдыхала. — Ее голос был лишен всякой интонации. — Он встал из воды и схватил меня. Он, должно быть, скрывался под водой дольше, чем кто-нибудь мог представить. Он заставил меня пойти с ним к скале в заливе — знаете, где это? Мы прятались до захода солнца, а потом он напал на ваших людей на берегу. Он убил их всех.
Я была связана, но мне удалось перетереть путы и освободиться. Он связал меня просто обрывками своей рубашки. Пока он стрелял, я схватила камень и ударила его по голове. Я перетащила его на берег, пока он был еще без сознания, подобрала один из валявшихся там автоматов и привела его сюда.
— Хорошая работа. — Банкрофт расхаживал по комнате. — Я прослежу за тем, чтобы вы получили за нее соответствующее вознаграждение, Елена. Но что еще? Вы сказали…
— Да. — Взгляд ее был твердым. — Мы говорили, там, у залива. Он хотел убедить меня, чтобы я помогла ему. Том… он не человек.
— А? — Тяжелый подбородок Банкрофта дрогнул. С усилием он взял себя в руки. — Что вы имеете в виду?
— Его мускульную силу, скорость и способность к телепатии. Он может видеть в темноте и удерживать дыхание дольше, чем любой человек. Нет, он не человек.
Банкрофт посмотрел на неподвижного Далгетти. Их взгляды скрестились, и Банкрофт первым отвел глаза.
— Телепат, вы сказали?
— Да, — ответила она. — Хотите подтвердить мои слова, Далгетти?
В комнате воцарилась тишина. Через некоторое время Далгетти заговорил:
— Вы подумали, Банкрофт: «Ладно, черт побери, ты можешь прочесть мои мысли? Давай, давай, попробуй, и ты узнаешь, что я о тебе думаю». Остальное были оскорбления.
— Догадка, — сказал Банкрофт. На лбу его выступил пот. — Просто догадка. Попытайтесь снова.
Снова установилась тишина.
— Десять, девять, семь, а, б, м, з, з… Продолжать? — спокойно спросил Далгетти.
— Нет, — пробормотал Банкрофт. — Нет, достаточно. Кто вы?
— Он сказал мне, — вставила Елена. — Вам трудно будет в это поверить. Я и сама не убеждена, что поверила. Но он с другой планеты.
Банкрофт открыл было рот, но снова его закрыл. Крупная голова мотнулась в отрицательном жесте.
— Он… с Тау Кита, — сказала Елена. — Они знают путь к нам. Это то, о чем так много говорили люди на протяжении последних ста лет.
— Дольше, моя девочка, — вступил в разговор Тайи. Ни лицо его, ни голос не отражали никаких эмоций, кроме, быть может, едва заметной насмешки, но Далгетти знал, какое пламя должно было внезапно вспыхнуть в его душе. — Прочтите «Микромегасы» Вольтера.
— Я читал фантастику подобного рода, — хрипло проговорил Банкрофт. — Кто не читал? Хорошо, почему они здесь, чего они хотят?
— Вы могли бы сказать, — проговорил Далгетти, — что мы делаем честь Институту.
— Но вас же воспитывали с самого детства…
— О, да. Мои люди были на Земле долго. Многие из них родились здесь. Первый наш космический корабль прибыл в тысяча девятьсот шестьдесят пятом году. — Он подался вперед. — Я рассчитывал, что Казимир будет благоразумна и поможет мне освободить доктора Тайи. Поскольку она этого не сделала, я хочу воззвать к вашему рассудку. У нас есть отряд на Земле. Мы знаем, где находятся наши люди в каждый отдельный момент. В случае необходимости я могу умереть, чтобы сохранить в тайне наше присутствие, но тогда и вы, Банкрофт, тоже умрете. Остров будет разбомблен.
— Я… — Банкрофт посмотрел в окно, в огромность ночи. — Вы же не можете ожидать, что я приму это как…
— Я могу открыть вам нечто такое, что изменит вашу точку зрения, — перебил его Далгетти, — что послужит подтверждением сказанного. Отошлите, впрочем, ваших людей. Эта история не для посторонних.
— А вы наброситесь на меня!
— Казимир может остаться, и кто-нибудь еще, кто способен хранить тайну и совладать с собственной жадностью.
Банкрофт снова обошел комнату. Он всматривался в лица — испуганные, озадаченные, дерзкие. Трудно принять решение. Далгетти мрачно подумал, что его жизнь зависит от того, насколько верно они угадали особенности характера Томаса Банкрофта.
— Хорошо. Думасон, Зиммерман, О'Брайен, останьтесь здесь. Если эта птичка шевельнется, убейте! Остальные ждите снаружи. — Охранники вышли. Дверь за ними закрылась. Трое оставшихся послушно разошлись по местам. Один занял место у окна, двое других — у стен. Наступила долгая тишина.
Елена должна была сымпровизировать дальнейшее и передать Далгетти. Он кивнул. Банкрофт устроился на стуле, широко расставив ноги и сжав кулаки.
— Ладно, — прохрипел он. — Что вы хотели мне сказать?
— Вы меня поймали, — начал Далгетти, — так что я готов заключить сделку ради своей жизни и свободы доктора Тайи. Позвольте мне показать вам… — Он начал подниматься, держа обе руки на ручках кресла.
— Оставайтесь на месте! — рявкнул Банкрофт, и трое охранников сосредоточили внимание на пленнике. Елена отошла таким образом, что оказалась за спиной того из охранников, который стоял ближе всех к письменному столу.
— Как вам будет угодно. — Далгетти снова отклонился, как бы нечаянно передвинув при этом свое кресло на пару футов. Теперь он сидел лицом к окну и, насколько он мог судить, находился на прямой между стоявшим там и человеком у дальней стены.
— Совет Тау Кита наблюдает за тем, чтобы на других планетах правильно развивалась цивилизация. Вы могли бы оказаться полезным для нас, Томас Банкрофт, если бы согласились перейти на нашу сторону, причем ваши услуги будут щедро оплачены. — Некоторое время он смотрел на девушку, и она кивнула с непроницаемым видом. — Например…
Накопление сил достигло апогея. Елена, вцепившись в рукоять пистолета, ударила в ухо стоявшего подле нее человека. В долю секунды, прежде чем остальные смогли понять происходящее и как-то среагировать на него, Далгетти начал действовать.
Тот же толчок, что сорвал его с кресла, привел в движение эту тяжелую часть меблировки, и кресло врезалось в человека, находившегося за спиной Далгетти. Последний на бегу нанес Банкрофту удар в челюсть. Охранник, стоявший у окна, не успел отвести оружие от Елены и нажать на спуск — Далгетти подскочил к нему и вцепился в горло. Шея его сломалась.
Елена стояла возле своей жертвы, целясь в человека на другом конце комнаты. Ударом кресла его ружье отбросило в сторону.
— Не трогайте его, или я стреляю, — сказала она.
Далгетти подобрал оружие для себя и нацелил его на дверь. Он был почти уверен, что в комнату ворвутся те, кто остались снаружи, и тогда начнется настоящий ад. Но толстые дубовые панели, должно быть, полностью поглощали звук.
Человек за креслом не шевелился. Только рот его широко раскрылся от сверхъестественного страха.
— Боже! — Тайи выпрямился и стоял, покачиваясь. Его спокойствие перешло в ужас. — Симон, риск…
— Нам ведь нечего было терять, не так ли? — Голос Далгетти звучал уверенно, но его аномальная энергия таяла. Он ощутил укол усталости и понял, что скоро наступит расплата за то, как он обращался со своим телом. Он посмотрел вниз, на лежавшие перед ним тела. — Я этого не хотел, — прошептал он.
Тайи взял себя в руки усилием дисциплинированной воли и шагнул к Банкрофту.
— Этот жив, по крайней мере, — заметил он. — О боже, Симон! Тебя ведь могли убить.
— Могут и сейчас. Во всяком случае, мы еще не выбрались из переделки. Найди что-нибудь, чем можно связать тех двоих, хорошо, отец?
Англичанин кивнул. Охранник, возле которого стояла Елена, шевельнулся и застонал. Тайи связал его и заткнул ему рот оторванными от одежды полосками. Другой достаточно охотно повиновался под дулом автомата. Далгетти поместил их обоих за софу, добавив к ним и убитого.
Банкрофт тоже приходил в сознание. Далгетти нашел бутылку «бурбона» и дал ему выпить. В обретших ясность глазах читался ужас.
— Ну и что дальше? — прошептал Банкрофт. — Убежать вы все равно не сможете…
— Но попытаться мы можем. Если дело дойдет до драки с остальной частью банды, нам придется использовать вас в качестве заложника, но пока что есть более легкий путь. Встаньте! Так, поправьте одежду, причешитесь. О'кей, вы будете делать точно то, что вам говорят, потому что мы ничего не потеряем, выстрелив в вас. — Далгетти объяснил, что делать.
Банкрофт посмотрел на Елену, и в глазах его было нечто большее, чем физическая боль.
— Почему вы это сделали? — спросил он.
— ФБР, — ответила она.
Он покачал головой, все еще не придя до конца в себя, подошел к письменному столу и по визеофону вызвал ангар.
— Мне немедленно нужно отправиться на континент. Подготовьте спидстер через десять минут. Нет, только пилота, больше никого. Я возьму Далгетти с собой, но с этим теперь все в порядке. Он на нашей стороне.
Они подошли к двери. Елена держала автомат наготове.
— Можете возвращаться в бараки, мальчики, — устало проговорил Банкрофт. — Дело улажено.
Четвертью часа позже личная машина Банкрофта была в воздухе. Его и пилота связали и заперли в заднем отсеке. Майкл Тайи сел за пульт управления.
— Отличная машина, — сказал он. — Ничто не помешает нам добраться до Калифорнии.
— Прекрасно. — Голос Далгетти был безжизненным от усталости. — Мне нужно отдохнуть, отец. — Его рука ненадолго задержалась на плече старика.
— Хорошо, что ты возвращаешься, — прошептал он.
— Спасибо тебе, сын. Больше я не могу тебе сказать. У меня нет слов.
— …Наука действительно прошла долгий путь. Фрэнсис Бэкон много размышлял о человеческом разуме. Буль сделал кое-что в этом отношении. Изобретение символической логики являлось одним из главных шагов к разрешению проблемы.
В двадцатом столетии некоторые из попыток получили более полное развитие. Появился психоанализ Фрейда и его последователей, с чем, конечно, связаны первые реальные упоминания о человеческой семантике. Были предложены биологические, физические и химические подходы к человеку как к механизму. Пользующиеся сравнительными методами историки, такие как Шпенглер, Парето и Тойнби, поняли, что история не цепь случайностей, но ряд образцов.
Кибернетики развили концепции гомеостазиса и обратной связи, которые подходят как к личности, так и к обществу в целом. Теория игр, принцип последнего усилия и генерализированная теория познания Геймля указали на базисные законы и аналитический подход.
Наконец, появилась новая символика в логике и математике, ибо проблема состояла теперь не столько в сборе данных, сколько в создании стройной символики, позволяющей систематизировать данные и указать путь к новым. Огромная часть работы Института состояла просто в сборе и синтезе всех ранних находок.
Далгетти ощутил прилив гордости. Пойманный в ловушку и беспомощный среди врагов, находящихся в плену амбиции и страха, Майкл Тайи все еще был способен играть с ними в кошки-мышки. Изнурительными допросами, инъекциями наркотиков, мучениями из него вытягивали один факт за другим. И он выдавал их так медленно, что его тюремщики даже не замечали, как он скармливает им информацию, доступную посетителю любой библиотеки.
Группа вошла в большую комнату, меблированную роскошно и со вкусом и уставленную книжными полками. Далгетти обратил внимание на изящную китайскую шахматную доску, стоящую на письменном столе. Итак, Банкрофт и Мид играли в шахматы — по крайней мере, хоть они что-то делали вместе в эту ночь убийств.
Тайи, сидящий в кресле, поднял глаза на вошедших. Двое охранников стояли за его спиной, сложив руки, но он не обращал на них внимания.
— Хэлло, сынок, — пробормотал он. — У тебя все в порядке?
Далгетти молча кивнул. Он не мог подать англичанину сигнал, обнадежить его…
Банкрофт шагнул к двери и запер ее. Он сделал знак охране, и та рассыпалась вдоль стен, держа наготове оружие. Он слегка дрожал, и в его глазах проблескивал страх.
— Садитесь, — сказал он. — Там!
Далгетти занял указанное место. Кресло было глубоким и мягким, сковывающим движения. Елена заняла место напротив него, устроившись на краешке стула с автоматом на коленях. В комнате вдруг сделалось очень тихо.
Банкрофт вернулся к столу и включил установку для увлажнения воздуха. Он не смотрел на вошедших.
— Значит, вы его поймали.
— Да, — ответила Елена. — После того, как он поймал меня.
— Как вам удалось… переиграть? — Банкрофт вытащил сигару и с яростью откусил кончик. — Что случилось?
— Я была в пещере, отдыхала. — Ее голос был лишен всякой интонации. — Он встал из воды и схватил меня. Он, должно быть, скрывался под водой дольше, чем кто-нибудь мог представить. Он заставил меня пойти с ним к скале в заливе — знаете, где это? Мы прятались до захода солнца, а потом он напал на ваших людей на берегу. Он убил их всех.
Я была связана, но мне удалось перетереть путы и освободиться. Он связал меня просто обрывками своей рубашки. Пока он стрелял, я схватила камень и ударила его по голове. Я перетащила его на берег, пока он был еще без сознания, подобрала один из валявшихся там автоматов и привела его сюда.
— Хорошая работа. — Банкрофт расхаживал по комнате. — Я прослежу за тем, чтобы вы получили за нее соответствующее вознаграждение, Елена. Но что еще? Вы сказали…
— Да. — Взгляд ее был твердым. — Мы говорили, там, у залива. Он хотел убедить меня, чтобы я помогла ему. Том… он не человек.
— А? — Тяжелый подбородок Банкрофта дрогнул. С усилием он взял себя в руки. — Что вы имеете в виду?
— Его мускульную силу, скорость и способность к телепатии. Он может видеть в темноте и удерживать дыхание дольше, чем любой человек. Нет, он не человек.
Банкрофт посмотрел на неподвижного Далгетти. Их взгляды скрестились, и Банкрофт первым отвел глаза.
— Телепат, вы сказали?
— Да, — ответила она. — Хотите подтвердить мои слова, Далгетти?
В комнате воцарилась тишина. Через некоторое время Далгетти заговорил:
— Вы подумали, Банкрофт: «Ладно, черт побери, ты можешь прочесть мои мысли? Давай, давай, попробуй, и ты узнаешь, что я о тебе думаю». Остальное были оскорбления.
— Догадка, — сказал Банкрофт. На лбу его выступил пот. — Просто догадка. Попытайтесь снова.
Снова установилась тишина.
— Десять, девять, семь, а, б, м, з, з… Продолжать? — спокойно спросил Далгетти.
— Нет, — пробормотал Банкрофт. — Нет, достаточно. Кто вы?
— Он сказал мне, — вставила Елена. — Вам трудно будет в это поверить. Я и сама не убеждена, что поверила. Но он с другой планеты.
Банкрофт открыл было рот, но снова его закрыл. Крупная голова мотнулась в отрицательном жесте.
— Он… с Тау Кита, — сказала Елена. — Они знают путь к нам. Это то, о чем так много говорили люди на протяжении последних ста лет.
— Дольше, моя девочка, — вступил в разговор Тайи. Ни лицо его, ни голос не отражали никаких эмоций, кроме, быть может, едва заметной насмешки, но Далгетти знал, какое пламя должно было внезапно вспыхнуть в его душе. — Прочтите «Микромегасы» Вольтера.
— Я читал фантастику подобного рода, — хрипло проговорил Банкрофт. — Кто не читал? Хорошо, почему они здесь, чего они хотят?
— Вы могли бы сказать, — проговорил Далгетти, — что мы делаем честь Институту.
— Но вас же воспитывали с самого детства…
— О, да. Мои люди были на Земле долго. Многие из них родились здесь. Первый наш космический корабль прибыл в тысяча девятьсот шестьдесят пятом году. — Он подался вперед. — Я рассчитывал, что Казимир будет благоразумна и поможет мне освободить доктора Тайи. Поскольку она этого не сделала, я хочу воззвать к вашему рассудку. У нас есть отряд на Земле. Мы знаем, где находятся наши люди в каждый отдельный момент. В случае необходимости я могу умереть, чтобы сохранить в тайне наше присутствие, но тогда и вы, Банкрофт, тоже умрете. Остров будет разбомблен.
— Я… — Банкрофт посмотрел в окно, в огромность ночи. — Вы же не можете ожидать, что я приму это как…
— Я могу открыть вам нечто такое, что изменит вашу точку зрения, — перебил его Далгетти, — что послужит подтверждением сказанного. Отошлите, впрочем, ваших людей. Эта история не для посторонних.
— А вы наброситесь на меня!
— Казимир может остаться, и кто-нибудь еще, кто способен хранить тайну и совладать с собственной жадностью.
Банкрофт снова обошел комнату. Он всматривался в лица — испуганные, озадаченные, дерзкие. Трудно принять решение. Далгетти мрачно подумал, что его жизнь зависит от того, насколько верно они угадали особенности характера Томаса Банкрофта.
— Хорошо. Думасон, Зиммерман, О'Брайен, останьтесь здесь. Если эта птичка шевельнется, убейте! Остальные ждите снаружи. — Охранники вышли. Дверь за ними закрылась. Трое оставшихся послушно разошлись по местам. Один занял место у окна, двое других — у стен. Наступила долгая тишина.
Елена должна была сымпровизировать дальнейшее и передать Далгетти. Он кивнул. Банкрофт устроился на стуле, широко расставив ноги и сжав кулаки.
— Ладно, — прохрипел он. — Что вы хотели мне сказать?
— Вы меня поймали, — начал Далгетти, — так что я готов заключить сделку ради своей жизни и свободы доктора Тайи. Позвольте мне показать вам… — Он начал подниматься, держа обе руки на ручках кресла.
— Оставайтесь на месте! — рявкнул Банкрофт, и трое охранников сосредоточили внимание на пленнике. Елена отошла таким образом, что оказалась за спиной того из охранников, который стоял ближе всех к письменному столу.
— Как вам будет угодно. — Далгетти снова отклонился, как бы нечаянно передвинув при этом свое кресло на пару футов. Теперь он сидел лицом к окну и, насколько он мог судить, находился на прямой между стоявшим там и человеком у дальней стены.
— Совет Тау Кита наблюдает за тем, чтобы на других планетах правильно развивалась цивилизация. Вы могли бы оказаться полезным для нас, Томас Банкрофт, если бы согласились перейти на нашу сторону, причем ваши услуги будут щедро оплачены. — Некоторое время он смотрел на девушку, и она кивнула с непроницаемым видом. — Например…
Накопление сил достигло апогея. Елена, вцепившись в рукоять пистолета, ударила в ухо стоявшего подле нее человека. В долю секунды, прежде чем остальные смогли понять происходящее и как-то среагировать на него, Далгетти начал действовать.
Тот же толчок, что сорвал его с кресла, привел в движение эту тяжелую часть меблировки, и кресло врезалось в человека, находившегося за спиной Далгетти. Последний на бегу нанес Банкрофту удар в челюсть. Охранник, стоявший у окна, не успел отвести оружие от Елены и нажать на спуск — Далгетти подскочил к нему и вцепился в горло. Шея его сломалась.
Елена стояла возле своей жертвы, целясь в человека на другом конце комнаты. Ударом кресла его ружье отбросило в сторону.
— Не трогайте его, или я стреляю, — сказала она.
Далгетти подобрал оружие для себя и нацелил его на дверь. Он был почти уверен, что в комнату ворвутся те, кто остались снаружи, и тогда начнется настоящий ад. Но толстые дубовые панели, должно быть, полностью поглощали звук.
Человек за креслом не шевелился. Только рот его широко раскрылся от сверхъестественного страха.
— Боже! — Тайи выпрямился и стоял, покачиваясь. Его спокойствие перешло в ужас. — Симон, риск…
— Нам ведь нечего было терять, не так ли? — Голос Далгетти звучал уверенно, но его аномальная энергия таяла. Он ощутил укол усталости и понял, что скоро наступит расплата за то, как он обращался со своим телом. Он посмотрел вниз, на лежавшие перед ним тела. — Я этого не хотел, — прошептал он.
Тайи взял себя в руки усилием дисциплинированной воли и шагнул к Банкрофту.
— Этот жив, по крайней мере, — заметил он. — О боже, Симон! Тебя ведь могли убить.
— Могут и сейчас. Во всяком случае, мы еще не выбрались из переделки. Найди что-нибудь, чем можно связать тех двоих, хорошо, отец?
Англичанин кивнул. Охранник, возле которого стояла Елена, шевельнулся и застонал. Тайи связал его и заткнул ему рот оторванными от одежды полосками. Другой достаточно охотно повиновался под дулом автомата. Далгетти поместил их обоих за софу, добавив к ним и убитого.
Банкрофт тоже приходил в сознание. Далгетти нашел бутылку «бурбона» и дал ему выпить. В обретших ясность глазах читался ужас.
— Ну и что дальше? — прошептал Банкрофт. — Убежать вы все равно не сможете…
— Но попытаться мы можем. Если дело дойдет до драки с остальной частью банды, нам придется использовать вас в качестве заложника, но пока что есть более легкий путь. Встаньте! Так, поправьте одежду, причешитесь. О'кей, вы будете делать точно то, что вам говорят, потому что мы ничего не потеряем, выстрелив в вас. — Далгетти объяснил, что делать.
Банкрофт посмотрел на Елену, и в глазах его было нечто большее, чем физическая боль.
— Почему вы это сделали? — спросил он.
— ФБР, — ответила она.
Он покачал головой, все еще не придя до конца в себя, подошел к письменному столу и по визеофону вызвал ангар.
— Мне немедленно нужно отправиться на континент. Подготовьте спидстер через десять минут. Нет, только пилота, больше никого. Я возьму Далгетти с собой, но с этим теперь все в порядке. Он на нашей стороне.
Они подошли к двери. Елена держала автомат наготове.
— Можете возвращаться в бараки, мальчики, — устало проговорил Банкрофт. — Дело улажено.
Четвертью часа позже личная машина Банкрофта была в воздухе. Его и пилота связали и заперли в заднем отсеке. Майкл Тайи сел за пульт управления.
— Отличная машина, — сказал он. — Ничто не помешает нам добраться до Калифорнии.
— Прекрасно. — Голос Далгетти был безжизненным от усталости. — Мне нужно отдохнуть, отец. — Его рука ненадолго задержалась на плече старика.
— Хорошо, что ты возвращаешься, — прошептал он.
— Спасибо тебе, сын. Больше я не могу тебе сказать. У меня нет слов.
9
Далгетти нашел сиденье с откидной спинкой и устроился на нем. Один за другим он начал освобождать контролирующие его тело каналы: чувствительность, нервные блоки, стимулирующие железы. Усталость и боль заполнили его тело. Он посмотрел на звезды и вслушался в свист воздуха, используя лишь доступные каждому человеку чувства.
Елена Казимир подошла и села возле него, и он понял, что его дело доведено до конца. Он изучал сильные черты ее лица. Она могла быть серьезным противником, но и настолько же верным другом.
— Что вы собираетесь сделать с Банкрофтом? — спросил он.
— Обвинение в похищении для него и для всей банды, — ответила она. — Он не выйдет сухим из воды — это я вам обещаю. — Взгляд ее остановился на Далгетти. В этом взгляде была неуверенность и доля испуга. — Психиатры федеральной тюрьмы проходили обучение в Институте, — пробормотала она. — Вы присмотрите за тем, чтобы его личность была переформирована по вашему образцу, не так ли?
— Насколько это возможно, — ответил Симон. — Хотя это не слишком важно. С Банкрофтом покончено как с фактором, с которым нужно было бороться. Конечно, остается еще сам Бернард Мид. Даже если Банкрофт полностью признается, я сомневаюсь в том, что мы сможем добраться до него. Но теперь Институт знает обо всем и примет меры предосторожности против экстралегальных методов — и в рамках закона мы сможем делать то, что снизит эффект его деятельности.
— С некоторой помощью моего отдела, — добавила Елена. Голос ее сделался более твердым. — Но историю вашего спасения лучше оставить в тайне. Не стоит возбуждать подозрения у людей, не так ли?
— Совершенно верно, — согласился он. Голова его налилась свинцом, и хотелось положить ее на плечо женщины и проспать целое столетие. — В общем, все это остается на ваше усмотрение. Прикиньте, как лучше составить отчет для вашего начальства. Все остальное — детали. Но будьте осторожны: можно все разрушить.
— Не знаю. — Она посмотрела на него долгим взглядом. — Не знаю, следует мне это делать или нет. Допустим то, что вы говорили об Институте и его целях, — правда. Но как я могу быть полностью уверена, если не знаю, что за этим стоит? Где подтверждения, что эта история более правдива, чем сказка насчет Тау Кита, что вы на самом деле не агент какой-нибудь нечеловеческой силы, спокойно берущей под контроль нашу расу?
В другое время Далгетти мог бы начать спор, попытаться рассеять ее подозрения, вновь сделать ее своей активной союзницей. Но сейчас он был слишком измучен. Огромная апатия нарастала в нем.
— Я скажу вам, если вы хотите, — прошептал он, — и после этого буду всецело в вашей власти. Вы сможете пойти с нами или предать нас.
— Тогда говорите. — Ее голос тоже звучал устало.
— Я — человек, такой же человек, как и вы. Только я прошел особое обучение, вот и все. Это еще одно открытие Института, и мы считаем, что мир еще не готов принять его. Возможность создавать таких, как я, несла бы в себе большое искушение для слишком многих людей. — Он посмотрел в темноту. — Ученые тоже являются членами общества и несут за него ответственность. И это наше… самообладание… один из способов защиты.
Она молчала, но внезапно ее рука поднялась и легла на его руку. И это движение наполнило его теплотой.
— Работа отца касалась главным образом психической массы-действия, — продолжал он, стараясь не выдать интонацией свои чувства, — но попутно у него накопилось много данных для того, чтобы попытаться понять индивидуального человека как функционирующий механизм. Со времен Фрейда было изучено многое как с точки зрения психиатрии, так и с точки зрения неврологии. И эти точки зрения неизбежно сходились под одним углом.
Примерно тридцать лет тому назад один из отделов, давших начало Институту, достаточно много узнал о связи между сознанием, подсознанием и непроизвольной реакцией, для того чтобы начать практические исследования. Вместе с некоторыми другими в качестве подопытного кролика был избран и я. Теории подтвердились.
Мне нет необходимости входить в мельчайшие подробности моего тренинга. Он включает в себя физические упражнения, умственную практику, гипноз, диету и так далее. Это углубленный вид синтетического обучения, применяемого к основной части населения. Цель этого тренинга, эффект которого пока что нашел лишь частичное объяснение, состояла в том, чтобы создать полностью гармоничное человеческое существо.
Далгетти помолчал. Ветер бился в стену и что-то бормотал.
— Нет резкого разграничения между сознанием и подсознанием или даже между ними и центрами, которые контролируют непроизвольное функционирование. Мозг — постоянная структура. Предположим, на вас мчится машина. Биение вашего сердца учащается, кровь насыщается адреналином, зрение обостряется, чувствительность к боли падает — все это приготовления к борьбе или бегству. Даже при отсутствии явной физической необходимости вы можете испытать нечто подобное, хотя и в меньшей степени, например, читая волнующий рассказ. А люди, обладающие повышенной чувствительностью, скажем, истерики, могут выказать удивительные физиологические симптомы, каких вам просто не приходилось наблюдать.
— Я начинаю понимать, — прошептала она.
— Гнев или страх дают аномальную силу и быстрые реакции. Но человек с повышенной возбудимостью способен и на большее. Он может обнаружить физические симптомы: ожоги, пятна или, если речь идет о женщине, ложную беременность. Иногда он полностью сосредоточивается на определенной части своего тела, блокируя нервный узел. Безо всякой видимой причины может начаться или остановиться кровотечение. Он может впасть в состояние комы, а может сутки за сутками проводить без сна. Он может…
— Читать мысли? — Это был вызов.
— О таком я не слышал. — Симон усмехнулся. — Но органы чувств человека на удивление хороши. Нужны только три или четыре кванта, чтобы стимулировать визуальный пурпурный цвет, — нет, немного больше, из-за абсорбции самого глазного яблока. Были истерики, способные слышать тикание часов в двадцати футах, тогда как обычный человек не может расслышать подобный звук и на расстоянии фута. И так далее.
Есть веские причины, по которым порог чувствительности у обычного человека относительно невысок: если бы не было защиты, стимуляция в обычных условиях несла бы с собой ослепление, оглушение и непереносимую боль. — Он сморщился. — Я это знаю!
— Но телепатия? — настаивала Елена.
— В этом нет ничего нового. — В прошлом столетии было описано несколько очевидных случаев чтения мыслей благодаря исключительно острому слуху. Большинство людей субвокализируют поверхностные мысли. При некоторой практике лицо способное различать эти вибрации, может научиться их интерпретировать. — Он улыбнулся уголком рта. — Вот и все. Если хотите скрыть свои мысли от меня, Елена, вам лучше избавиться от этой привычки.
— Я поняла, — прошептала она. — И память ваша тоже должна быть превосходной, если вы способны извлечь из подсознания любые данные. И вы можете… сделать все, не так ли?
— Нет, — покачал головой Далгетти. — Я только продукт испытания. Наблюдая меня, в Институте узнали многое, но единственное, что делает меня необычным, это подсознательный контроль над частью нормального подсознания и непроизвольных функций. Не над всеми, но над многими. И я не использую этот контроль больше, чем это необходимо.
Природа неспроста устроила человеческий разум определенным образом, и за нарушением табу следует целый ряд наказаний. После напряжения, подобного недавнему, мне понадобится пара месяцев, чтобы прийти в себя. Я связан с добрым старомодным нервным торможением, и его власть надо мной продлится достаточно долго, что далеко от забавного.
Он посмотрел на Елену, и призыв в его взгляде все рос и рос.
— Хорошо, — пробормотал он. — Теперь вы узнали все. И что вы собираетесь делать?
В первый раз за все время она по-настоящему улыбнулась ему.
— Не беспокойся, — ответила она. — Не беспокойся, Симон.
— Ты подержишь мою руку, пока я буду приходить в себя? — спросил он.
— Я ведь уже держу ее, дурачок, — ответила Елена.
Далгетти счастливо рассмеялся. А потом он уснул.
Елена Казимир подошла и села возле него, и он понял, что его дело доведено до конца. Он изучал сильные черты ее лица. Она могла быть серьезным противником, но и настолько же верным другом.
— Что вы собираетесь сделать с Банкрофтом? — спросил он.
— Обвинение в похищении для него и для всей банды, — ответила она. — Он не выйдет сухим из воды — это я вам обещаю. — Взгляд ее остановился на Далгетти. В этом взгляде была неуверенность и доля испуга. — Психиатры федеральной тюрьмы проходили обучение в Институте, — пробормотала она. — Вы присмотрите за тем, чтобы его личность была переформирована по вашему образцу, не так ли?
— Насколько это возможно, — ответил Симон. — Хотя это не слишком важно. С Банкрофтом покончено как с фактором, с которым нужно было бороться. Конечно, остается еще сам Бернард Мид. Даже если Банкрофт полностью признается, я сомневаюсь в том, что мы сможем добраться до него. Но теперь Институт знает обо всем и примет меры предосторожности против экстралегальных методов — и в рамках закона мы сможем делать то, что снизит эффект его деятельности.
— С некоторой помощью моего отдела, — добавила Елена. Голос ее сделался более твердым. — Но историю вашего спасения лучше оставить в тайне. Не стоит возбуждать подозрения у людей, не так ли?
— Совершенно верно, — согласился он. Голова его налилась свинцом, и хотелось положить ее на плечо женщины и проспать целое столетие. — В общем, все это остается на ваше усмотрение. Прикиньте, как лучше составить отчет для вашего начальства. Все остальное — детали. Но будьте осторожны: можно все разрушить.
— Не знаю. — Она посмотрела на него долгим взглядом. — Не знаю, следует мне это делать или нет. Допустим то, что вы говорили об Институте и его целях, — правда. Но как я могу быть полностью уверена, если не знаю, что за этим стоит? Где подтверждения, что эта история более правдива, чем сказка насчет Тау Кита, что вы на самом деле не агент какой-нибудь нечеловеческой силы, спокойно берущей под контроль нашу расу?
В другое время Далгетти мог бы начать спор, попытаться рассеять ее подозрения, вновь сделать ее своей активной союзницей. Но сейчас он был слишком измучен. Огромная апатия нарастала в нем.
— Я скажу вам, если вы хотите, — прошептал он, — и после этого буду всецело в вашей власти. Вы сможете пойти с нами или предать нас.
— Тогда говорите. — Ее голос тоже звучал устало.
— Я — человек, такой же человек, как и вы. Только я прошел особое обучение, вот и все. Это еще одно открытие Института, и мы считаем, что мир еще не готов принять его. Возможность создавать таких, как я, несла бы в себе большое искушение для слишком многих людей. — Он посмотрел в темноту. — Ученые тоже являются членами общества и несут за него ответственность. И это наше… самообладание… один из способов защиты.
Она молчала, но внезапно ее рука поднялась и легла на его руку. И это движение наполнило его теплотой.
— Работа отца касалась главным образом психической массы-действия, — продолжал он, стараясь не выдать интонацией свои чувства, — но попутно у него накопилось много данных для того, чтобы попытаться понять индивидуального человека как функционирующий механизм. Со времен Фрейда было изучено многое как с точки зрения психиатрии, так и с точки зрения неврологии. И эти точки зрения неизбежно сходились под одним углом.
Примерно тридцать лет тому назад один из отделов, давших начало Институту, достаточно много узнал о связи между сознанием, подсознанием и непроизвольной реакцией, для того чтобы начать практические исследования. Вместе с некоторыми другими в качестве подопытного кролика был избран и я. Теории подтвердились.
Мне нет необходимости входить в мельчайшие подробности моего тренинга. Он включает в себя физические упражнения, умственную практику, гипноз, диету и так далее. Это углубленный вид синтетического обучения, применяемого к основной части населения. Цель этого тренинга, эффект которого пока что нашел лишь частичное объяснение, состояла в том, чтобы создать полностью гармоничное человеческое существо.
Далгетти помолчал. Ветер бился в стену и что-то бормотал.
— Нет резкого разграничения между сознанием и подсознанием или даже между ними и центрами, которые контролируют непроизвольное функционирование. Мозг — постоянная структура. Предположим, на вас мчится машина. Биение вашего сердца учащается, кровь насыщается адреналином, зрение обостряется, чувствительность к боли падает — все это приготовления к борьбе или бегству. Даже при отсутствии явной физической необходимости вы можете испытать нечто подобное, хотя и в меньшей степени, например, читая волнующий рассказ. А люди, обладающие повышенной чувствительностью, скажем, истерики, могут выказать удивительные физиологические симптомы, каких вам просто не приходилось наблюдать.
— Я начинаю понимать, — прошептала она.
— Гнев или страх дают аномальную силу и быстрые реакции. Но человек с повышенной возбудимостью способен и на большее. Он может обнаружить физические симптомы: ожоги, пятна или, если речь идет о женщине, ложную беременность. Иногда он полностью сосредоточивается на определенной части своего тела, блокируя нервный узел. Безо всякой видимой причины может начаться или остановиться кровотечение. Он может впасть в состояние комы, а может сутки за сутками проводить без сна. Он может…
— Читать мысли? — Это был вызов.
— О таком я не слышал. — Симон усмехнулся. — Но органы чувств человека на удивление хороши. Нужны только три или четыре кванта, чтобы стимулировать визуальный пурпурный цвет, — нет, немного больше, из-за абсорбции самого глазного яблока. Были истерики, способные слышать тикание часов в двадцати футах, тогда как обычный человек не может расслышать подобный звук и на расстоянии фута. И так далее.
Есть веские причины, по которым порог чувствительности у обычного человека относительно невысок: если бы не было защиты, стимуляция в обычных условиях несла бы с собой ослепление, оглушение и непереносимую боль. — Он сморщился. — Я это знаю!
— Но телепатия? — настаивала Елена.
— В этом нет ничего нового. — В прошлом столетии было описано несколько очевидных случаев чтения мыслей благодаря исключительно острому слуху. Большинство людей субвокализируют поверхностные мысли. При некоторой практике лицо способное различать эти вибрации, может научиться их интерпретировать. — Он улыбнулся уголком рта. — Вот и все. Если хотите скрыть свои мысли от меня, Елена, вам лучше избавиться от этой привычки.
— Я поняла, — прошептала она. — И память ваша тоже должна быть превосходной, если вы способны извлечь из подсознания любые данные. И вы можете… сделать все, не так ли?
— Нет, — покачал головой Далгетти. — Я только продукт испытания. Наблюдая меня, в Институте узнали многое, но единственное, что делает меня необычным, это подсознательный контроль над частью нормального подсознания и непроизвольных функций. Не над всеми, но над многими. И я не использую этот контроль больше, чем это необходимо.
Природа неспроста устроила человеческий разум определенным образом, и за нарушением табу следует целый ряд наказаний. После напряжения, подобного недавнему, мне понадобится пара месяцев, чтобы прийти в себя. Я связан с добрым старомодным нервным торможением, и его власть надо мной продлится достаточно долго, что далеко от забавного.
Он посмотрел на Елену, и призыв в его взгляде все рос и рос.
— Хорошо, — пробормотал он. — Теперь вы узнали все. И что вы собираетесь делать?
В первый раз за все время она по-настоящему улыбнулась ему.
— Не беспокойся, — ответила она. — Не беспокойся, Симон.
— Ты подержишь мою руку, пока я буду приходить в себя? — спросил он.
— Я ведь уже держу ее, дурачок, — ответила Елена.
Далгетти счастливо рассмеялся. А потом он уснул.