З и н и д а. Ты можешь сказать его нам двоим. Больше никто не узнает… если, конечно, ты не вздумаешь сломать себе шею.
   Тот в раздумьи.
   Т о т . Честное слово?
   3 и н и д а пожимает плечами.
   Б р и к е. Там, где люди честны, там и всякое слово – честное слово. Видно, что ты оттуда.
   Т о т. Ну, хорошо. Вот. Не удивляйтесь, пожалуйста.
   Передает карточку Зиниде. Та смотрит и передает Брике. Потом оба глядят на Тота.
   Б р и к е. Если это правда, сударь, и вы то, что здесь написано…
   Т о т. Ради Бога, Бога ради! Этого нет, это давно потеряно, это просто квитанция на старую шляпу! Умоляю вас, забудьте это, как и я. Я Тот, который получает пощечины, и больше ничего.
   Молчание.
   Б р и к е. Но вы извините меня, если я еще раз почтительно спрошу вас: вы не пьяны, сударь? В ваших глазах есть что-то такое…
   Т о т. Нет. Я Тот, который получает пощечины. И с каких пор мы с тобой на вы, папа Брике? Ты меня обижаешь.
   З и н и д а. Одним словом, это его дело, Брике. (Прячет карточку.) Но ты очень странный господин, это правда. (Улыбаясь.) И ты уже заметил, что Безано влюблен в наездницу? А что я люблю моего Брике, это видно?
   Т о т (также улыбаясь). О да! Ты его обожаешь.
   З и н и д а. Я его обожаю. Пройдись с ним, Брике, и покажи ему арену и конюшни, я кое-что запишу.
   Т о т . Да, да! Пожалуйста. Я так счастлив, наконец. Ведь я принят, это правда, вы не шутите? Арена! Песок арены! Круг, в котором я буду бегать, получая пощечины! Да, да, идем, Брике. Пока я не почувствую под своими ногами песка, я все еще не буду верить.
   Б р и к е. Ну, пойдем. (Целует Зиниду.) Идем.
   Идут к двери.
   З и н и д а. Постой… Тот! Ответь мне на один вопрос. У меня есть служитель, который убирает клетки, ну, простой парень, которого никто не знает. Он убирает клетки. И ты знаешь: он всегда входит ко львам, когда хочет, даже не смотрит на них, он там совсем как дома. Отчего это? И его никто не знает, а меня знают все, а когда я вхожу, то все в страхе, а… Такой глупый парень, ты его увидишь! (Смеется.) Но не вздумай ты войти, Тот, – мой Рыжий даст тебе такую пощечину!..
   Б р и к е (с неудовольствием). Ты опять, Зинида. Оставь.
   3 и н и д а (смеясь). Да, идите, идите. Ах, да: пошли ко мне Безано, Луи, у меня есть счеты с ним.
   Тот и директор выходят. Зинида еще раз взглядывает на карточку и прячет ее. Встает и быстро ходит по комнате, останавливается, прислушивается к звукам танго. Музыка внезапно обрывается. Не двигаясь, смотря прямо в темное отверстие двери, Зинида ждет.
   Б е з а н о (входя). Ты меня звала, Зинида? В чем дело, говори скорее, мне некогда.
   3инида молча смотрит на него. Вспыхнув и нахмурившись, Безано также молча поворачивается к двери.
   3 и н и д а. Безано!
   Б е з а н о (останавливаясь, не поднимая глаз). Что вам надо? Мне некогда.
   З и н и д а. Безано! Я целые дни слышу, что ты влюблен в Консуэллу. Это правда?
   Б е з а н о (пожимая плечами). Мы с нею работаем вместе.
   З и н и д а (делая шаг вперед). Нет, скажи: это правда, ты ее любишь, Альфред?
   Б е з а н о краснеет юношески, но смотрит прямо в глаза Зиниде.
   Б е з а н о (гордо). Я никого не люблю. Как я могу кого-нибудь любить? Я никого не люблю. Сегодня Консуэлла здесь, а завтра ее возьмет отец. И кто я? Акробат, сын сапожника в Милане. А она? Я даже говорить не умею, у меня нет слов, как у моей лошади. Кто я такой, чтобы любить?
   З и н и д а. А меня ты любишь… немножко?
   Б е з а н о . Нет. Я уже говорил.
   З и н и д а. Все еще нет? И даже немножко – нет?
   Б е з а н о (помолчав). Я тебя боюсь.
   3инида хочет крикнуть что-то гневное, но овладевает собою, опускает глаза и как бы тушит их блеск. Бледнеет.
   3 и н и д а. Разве я такая… страшная?
   Б е з а н о.Ты красива, как царица. Ты почти так же красива, как Консуэлла. Но я не люблю твоих глаз. Ты мне приказываешь глазами, чтобы я любил тебя, а я не могу, когда мне приказывают. Я тебя боюсь.
   З и н и д а. Разве я приказываю? Нет, Безано, – я только прошу.
   Б е з а н о . А отчего ты не смотришь на меня? Вот ты и попалась: ты сама знаешь, что твои глаза не умеют просить. (Смеется.) Тебя испортили твои львы.
   З и н и д а. Мой Рыжий любит меня.
   Б е з а н о . Нет. Если он любит, то отчего он такой скучный?
   З и н и д а. Вчера он лизал мне руки, как собака.
   Б е з а н о . А сегодня он все утро ищет тебя глазами, чтобы сожрать. Он просовывает морду и так смотрит, что видит только тебя. Он тебя боится и ненавидит. Или ты хочешь, чтобы и я лизал тебе руку, как собака?
   З и н и д а. Нет. Это я, это я, Альфред, хочу поцеловать твою руку. (В порыве.) Дай мне поцеловать твою руку!
   Б е з а н о (сурово). Ты говоришь так, что тебя стыдно слушать.
   3 и н и д а (сдерживаясь). Нельзя же так мучить, как ты мучаешь меня! Альфред, я тебя люблю! Нет, я не приказываю: посмотри мне в глаза. Я тебя люблю!
   Молчание. Безано поворачивается к выходу.
   Б е з а н о. Прощай.
   З и н и д а. Альфред!..
   В двери показался и остановился Тот.
   Б е з а н о . И, пожалуйста, никогда не говори, что ты любишь меня. Я не хочу, я тогда уйду отсюда. И ты так говоришь «люблю», как будто бьешь меня хлыстом. Знаешь – это противно! (Резко поворачивается и идет.)
   Оба заметили Тота. Безано, нахмурившись, быстро проходит мимо; Зинида с видом надменно-равнодушным возвращается на свое место к столу.
   Т о т (приближаясь). Извините, я…
   3 и н и д а. Ты опять суешь нос, Тот? Тебе так хочется пощечины?
   Т о т (смеясь). Нет, я просто позабыл пальто. Я ничего не слыхал.
   3 и н и д а. Мне все равно, слыхал ты или нет.
   Т о т . Можно взять пальто?
   3 и н и д а. Бери, если оно твое. Сядь, Тот.
   Т о т . Сажусь.
   З и н и д а. Отвечай мне. Ты мог бы меня полюбить, Тот?
   Т о т . Я? (Смеясь.) Я и любовь? Взгляни на меня, Зинида: ты видала такие лица у любовников?
   З и н и д а. С таким лицом можно иметь успех.
   Т о т . Это оттого, что мне весело! Это оттого, что я потерял шляпу. Это оттого, что я пьян. Или я не пьян? Но у меня все кружится в глазах, как у молоденькой девушки на балу. Как здесь хорошо! Дай мне поскорее пощечину, я хочу играть. Может быть, она пробудит во мне и любовь. Любовь! (Точно прислушивается к чему-то в сердце. С утрированным ужасом.) А знаешь что? Я ее чувствую!
   На арене возобновились звуки танго.
   3 и н и д а (прислушиваясь). Ко мне?
   Т о т . Нет. Я еще не знаю. Ко всем! (Прислушивается.) Да, они танцуют. Как прекрасна Консуэлла! И как прекрасен юноша, у него тело греческого бога, его точно изваял Пракситель. Любовь! Любовь!
   Молчание. Музыка.
   З и н и д а. Скажи мне, Тот…
   Т о т. Что прикажешь, царица?
   З и н и д а. Тот! Как мне сделать, чтобы меня полюбили мои звери?
Занавес

ДЕЙСТВИЕ ВТОРОЕ

   В той же комнате, вечером, во время спектакля. Урывками доносится музыка, вскрики, гул рукоплесканий. Верхние оконца светятся. На сцене двое: К о н с у э л л а и Б а р о н Р е н ь я р. Консуэлла, в костюме наездницы, сидит с ногами на диване, на плечах платок. Перед нею барон Реньяр, высокий, грузный господин во фраке, с розою в петлице. Широко и грубо расставив ноги, он тяжело смотрит на Консуэллу неподвижными, выпуклыми, паучьими глазами.
   Б а р о н . Это правда, что ваш папа… граф познакомил вас с каким-то маркизом Джусти, богачом?
   К о н с у э л л а (удивленно). Нет? Он шутит. Он часто говорит про какого-то маркиза Джусти, но я его никогда не видала.
   Б а р о н . А вы знаете, что ваш папа – просто шарлатан?
   К о н с у э л л а . Ах, нет, он такой милый!
   Б а р о н . Вам понравились брилльянты?
   К о н с у э л л а . Да. Очень! Мне было так жаль, когда папа велел возвратить их вам. Он сказал, что это неприлично. Я даже поплакала немножко.
   Б а р о н . Ваш папа – нищий и шарлатан.
   К о н с у э л л а . Ах, нет, не браните его! Он так вас любит.
   Б а р о н . Дайте мне поцеловать руку.
   К о н с у э л л а . Что вы, это не принято! Можно целовать, когда здороваешься и прощаешься, а посередине нельзя.
   Б а р о н . В вас все влюблены, и оттого вы так важничаете с вашим папа. Кто у вас этот новый клоун, Тот? Он мне не нравится – хитрая бестия. Он тоже влюблен в вас? Я видел, как он на вас смотрел.
   К о н с у э л л а (смеется). Ну, что вы! Он такой смешной. Вчера он получил пятьдесят две пощечины, мы считали. Вы подумайте: пятьдесят две пощечины! Папа сказал: если бы это были золотые!
   Б а р о н . Консуэлла! А Безано вам нравится?
   К о н с у э л л а . Да, очень. Он такой красивый! Тот говорит, что мы с ним самая красивая пара людей на свете. Он называет его Адамом, а меня Евой… Но ведь это неприлично? Тот такой неприличный.
   В а р о н. А Тот часто говорит с вами?
   К о н с у э л л а . Часто, но я его не понимаю. Он всегда как пьяный.
   Б а р о н . Господи!.. Консуэлла – по-испански значит «утешение». Ваш папа – осел. Консуэлла, я вас люблю.
   К о н с у э л л а . Поговорите с папа.
   Б а р о н (сердито). Ваш папа – мошенник и шантажист, которого надо отвести к комиссару. Разве вы не понимаете, что я не могу на вас жениться?
   К о н с у э л л а . А папа говорит, что можете.
   Б а р о н . Нет, не могу. А если я застрелюсь? Консуэлла, глупая, – я тебя люблю невыносимо. Невыносимо, ты понимаешь? Я, вероятно, сошел с ума и меня надо отвести к доктору, стащить за шиворот, избить палками? Почему я так люблю тебя?
   К о н с у э л л а . Тогда лучше женитесь.
   Б а р о н . Я имел сотню женщин, красавиц, но я их не видал. Тебя я вижу первую – и больше ничего не вижу. Кто поражает любовью человека – Бог или дьявол? Меня поразил дьявол. Дай мне поцеловать руку.
   К о н с у э л л а . Нет. (Задумалась и вздыхает.)
   Б а р о н . Разве ты когда-нибудь думаешь? О чем ты задумалась, Консуэлла?
   К о н с у э л л а (вздыхает). Мне почему-то стало жаль Безано. (Вздыхает.) Он такой добрый, когда учит меня, и у него такая маленькая комнатка…
   Б а р о н (гневно). Вы были там?
   К о н с у э л л а . Нет, мне говорил Тот. (Улыбаясь.) Слышите, как там шумят? Это он получает пощечины. Бедный! Хотя это вовсе не больно, это только нарочно. Теперь скоро и антракт.
   Барон бросает сигару, быстро делает два шага и становится на колени перед девушкой.
   Б а р о н . Консуэлла!..
   К о н с у э л л а . Ах, нет, встаньте, встаньте. Пустите мою руку!
   Б а р о н . Консуэлла!..
   К о н с у э л л а (с отвращением). Да встаньте же, мне противно. Вы такой толстый!
   Барон встает. В дверях шум голосов и публики —антракт. С веселым говором, возбужденные входят к л о у н ы. Первым идет Тот, в костюме клоуна, с насурмленными бровями и белым носом, остальные рукоплещут ему. Голоса артистов: «Браво, Тот!» А р т и с т к и, б е р е й т о р ы, г и м н а с т ы , все в соответствующих костюмах. Зиниды нет. Потом является п а п а Б р и к е.
   П о л и. Сто пощечин! Браво, Тот!
   Д ж е к с о н . Недурно, недурно! Ты сделаешь карьеру.
   Т и л и. Сегодня он был профессор, а мы ученики. На еще, получи сто одну! (Шутя бьет Тота)
   Смех. Здороваются с бароном. Он приличен, но грубоват, ему надоели эти бродяги. Молчалив, к чему все привыкли. Подходит М а н ч и н и, все тот же, с тою же палкой.
   М а н ч и н и (здоровается). Какой успех, барон! И подумать, до чего эта публика любит пощечины… (Шепотом.) У вас испачканы колени, барон, отряхните. Здесь очень грязный пол. (Громко.) Консуэлла, дитя мое! Как ты себя чувствуешь? (Отходит к дочери.)
   Веселый шум, голоса. Лакеи из буфета носят содовую и вино. Голос Консуэллы: «А где же Безано?»
   Т о т (кланяясь барону, интимно). Вы меня не узнаете, барон?
   Б а р о н . Нет, узнаю. Вы клоун Тот.
   Т о т . Да. Я – Тот, который получает пощечины. Осмелюсь спросить, барон, вам передали брильянты?
   Б а р о н . Что такое?!
   Т о т . Мне поручили отнести вам какие-то брильянты, и вот я осмеливаюсь…
   Барон поворачивает к нему спину. Тот громко смеется.
   Д ж е к с о н . Сода и виски! Поверьте, господа, он сделает карьеру, я старый клоун и понимаю публику. Сегодня он затмил даже меня, и на мое солнце нашли тучи! (Хлопает, себя сзади.) Они не любят головоломки, им нужны пощечины, о которых они скучают и мечтают дома. Твое здоровье, Тот! Еще сода-виски! Сегодня он получил столько пощечин, что их хватило бы на весь партер…
   Т и л и. Нет, не хватило бы! Пари!
   П о л и. Пари! Бейте по рукам. Я буду ходить и считать, сколько рож в партере.
   Г о л о с. Партер не смеялся.
   Д ж е к с о н . Потому что он получал. А галерка смеялась, потому что смотрела, как получает партер. Твое здоровье, Тот!
   Т о т . Твое здоровье, Джим! Но зачем ты не дал мне окончить речи, я так настроился?
   Д ж е к с о н (важно). Потому что она была кощунственна, мой друг. Политика – да, нравы – сколько хочешь, но Провидение оставь в покое. И поверь, приятель, я вовремя захлопнул тебе рот. Не правда ли, папа Брике?.
   Б р и к е (подходя). Это было слишком литературно, здесь не академия. Ты забываешь, Тот!
   Т и л и. Но захлопывать человеку рот – фи!
   Б р и к е (наставительно). Когда бы человеку ни заткнули рот, это всегда вовремя. Разве только, когда он пьет… Эй, сода-виски!
   Г о л о с а. Сода-виски директору!
   М а н ч и н и. Но это же обскурантизм! Ты опять философствовать, Брике?
   Б р и к е. Я сегодня тобою недоволен, Тот. Зачем их дразнить? Они этого не любят. Ваше здоровье! Хорошая пощечина должна быть чиста, как кристалл – бац! бац! правая, левая – и готово. Им приятно, и они смеются и любят тебя. А в твоих пощечинах есть какой-то привкус… понимаешь, какой-то запах!
   Т о т . Но ведь они же смеялись!
   Б р и к е. Но без удовольствия, без удовольствия, Тот! Ты платишь, но тотчас же делаешь перевод на их имя, это неправильная игра, тебя не будут любить.
   Д ж е к с о н . Это самое и я ему говорю. Он уже начал их злить.
   Б е з а н о (входя). Консуэлла, где ты? Я тебя ищу. Идем!
   Оба выходят. Барон, помедлив, следует за ними; Манчини почтительно провожает его до дверей.
   Т о т . Ах, вы не понимаете, друзья! Вы просто устарели и потеряли нюх сцены.
   Д ж е к с о н . Ого! Это кто же устарел, молодой человек?
   Т о т . Не сердись, Джим. Но это же – игра, вы понимаете? Я становлюсь счастлив, когда я выхожу на арену и слышу музыку. На мне маска, и мне смешно, как во сне. На мне маска, и я играю. Я могу говорить все, как пьяный, ты понимаешь? Когда я вчера с этой дурацкой рожей играл великого человека – философа!.. (Приняв надменно-монументальный вид, Тот повторяет при общем смехе вчерашнюю игру.) И шел так, – и говорил, как я велик, мудр, несравненен, – какое живет во мне божество, – и как я высок над землею, – и как слава сияет вокруг моей головы! – (Меняя голос, скороговоркой.) — И ты, Джим, первый раз ударил меня – и я спросил: что это? Мне аплодируют? – И когда при десятой пощечине я сказал: кажется, за мной прислали из академии? (Играя, оглядывается с видом непобедимой надменности и величия.)
   Смех. Джексон наносит Тоту пощечину.
   За что?
   Д ж е к с о н . За то, что ты играешь даром, дурак. Гарсон, счет.
   Смех. Вдали звонок, призывающий на арену. Артисты быстро расходятся, некоторые бегут. Торопливо получают по счету лакеи.
   Б р и к е (протяжно). На арену! На арену! Манчини. Мне нужно сказать тебе два слова, Тот. Ты еще не уходишь?
   Т о т. Нет, я буду отдыхать.
   Б р и к е. На арену! На арену!
   Клоуны, визгливо напевая, уходят. Постепенно расходятся все. Там бравурные звуки музыки. Тот с ногами забирается на диван, зевает.
   М а н ч и н и. Тот, у тебя есть то, чего никогда не было в моем роду: деньги. Я скажу дать бутылочку? Послушайте, принесите.
   Лакей, убиравший посуду, приносит бутылку вина и бокалы. Уходит.
   Т о т . Ты что-то мрачен, Манчини. (Потягивается.) Нет, в мои года сто пощечин это трудно… Ты что-то мрачен. Как у тебя с девочкой?
   М а н ч и н и. Тсс! Скверно. Осложнения. Родители. (Вздрагивает.) Ах!
   Т о т . Тюрьма?
   М а н ч и н и (смеется). Тюрьма! Надо же поддерживать блеск имени. Ах, Тот, я шучу, а на душе у меня ад! Ты один меня понимаешь. Но послушай, – что это за страсть? Объясни мне. Она доведет меня до седых волос, до тюрьмы, до могилы – я трагический человек, Тот. (Утирает слезы грязным платком.) Почему я не люблю дозволенное и каждое мгновение, даже в моменты экстаза, должен думать о каком-то… законе? Это глупо, Тот. Я становлюсь анархистом! Боже мой! Граф Манчини – анархист, этого только недоставало!
   Т о т. А уладить?
   М а н ч и н и. А деньги?
   Т о т. А барон?
   М а н ч и н и. Ну да, он только этого и ждет, этот кровопийца. И он дождется! – он дождется, что я отдам ему Консуэллу за десять тысяч франков! За пять!
   Т о т . Дешево.
   М а н ч и н и. А разве я говорю, что дорого и что этого я хочу? Но если меня душат эти мещане, держат за горло – вот так! Ах, Тот, по всему видно, что ты человек из общества, ты понимаешь меня. Я тебе показывал бриллианты, которые я отослал ему? Проклятая честность, мне даже нельзя было подменить камни фальшивыми!
   Т о т . Почему?
   М а н ч и н и. Потому что я испортил бы всю игру. Ты думаешь, он потом камни не взвешивал?
   Т о т . Он не женится.
   М а н ч и н и. Нет, женится. Ты его не понимаешь. (Смеется.) Это человек, который половину жизни имел только аппетит, а теперь к нему пришла любовь. Если ему не дать Консуэллы, он кончен, как… как увядший нарцисс, черт его возьми с его автомобилем! Ты видал его автомобиль?
   Т о т . Видал. Отдай девчонку жокею.
   М а н ч и н и. Безано? (Смеется.) Вот видишь, до чего мы договорились! Ах, да – это твоя шутка об Адаме и Еве… не надо, пожалуйста… Это остроумно, но компрометирует девочку. Она мне рассказывала.
   Т о т . Или отдай мне.
   М а н ч и н и. А у тебя есть миллиард? (Смеется.) Ах, Тот, мне вовсе не до твоих клоунских шуток! Здесь, говорят, преотвратительные тюрьмы, не делается никаких различий для людей нашего круга и простых каналий. Что ты на меня так смотришь? Ты смеешься?
   Т о т . Нет.
   М а н ч и н и (сердито). Никогда не привыкну к этим рожам! Ты так мерзко накрашен…
   Т о т . Он не женится. Ты слишком честолюбив и горд, Манчини, но он не женится. Что такое Консуэлла ? Она необразованна: когда она не на коне, у любой горничной из хорошего дома манеры лучше и речь умнее. (Небрежно.) Она не глупа?
   М а н ч и н и. Она не глупа, а ты, Тот, дурак. Что такое ум у женщины, ты меня удивляешь, Тот! Консуэлла – это брильянт, который еще не гранили, и только настоящий осел не увидит ее блеска. Ты знаешь, что я было начал ее гранить?
   Т о т . Взял учителя? Ну и что?
   М а н ч и н и (кивая головой, таинственно). И я испугался – так это быстро пошло! Я его отставил. А? Я даже испугался. Еще только месяц или два, и она выгнала бы меня вон. (Смеется.) Прежние умные торговцы камнями в Амстердаме держали их негранеными – от воров; мне рассказывал отец.
   Т о т . Это – сон брильянта. Тогда он спит. Нет, ты мудр, Манчини!
   М а н ч и н и. Ты знаешь, какая кровь течет в жилах итальянской женщины? В ней кровь Аннибала и Корсини, Борджиа и грязного лонгобарда или мавра. О, это не женщина низшей расы, где позади одни только мужики и цыгане! В итальянке заключены все возможности, все формы, как в нашем чудесном мраморе, понимаешь, чурбан? Ударь ее здесь – и она кухарка, которую ты выгонишь за грязь и крикливость вороны, дешевая кокотка; осторожно… деликатно! Тронь ее с этой стороны – и она королева, богиня, Венера Капитолийская! И она поет, как Страдивариус, и ты уже рыдаешь… болван! Итальянская женщина…
   Т о т . Однако ты поэт, Манчини! Но чем же сделает ее барон?
   М а н ч и н и. Как – чем? Да… баронессой же, чурбан! Чему ты смеешься – не понимаю. Просто счастье, что это влюбленное животное не герцог и не принц: он сделал бы ее принцессой, и тогда мне фюить!.. через год меня не пустят на кухню! (Смеется.) Меня! А я граф Манчини, тогда как она простая….
   Т о т (поднимаясь). Что ты болтаешь? Ты не ее отец?! Манчини!
   М а н ч и н и. Тсс! Черт возьми, как я сегодня расстроен. А кто же я, о небо? Конечно, отец! (Кривится смехом.) Чурбан, или ты не замечаешь фамильного сходства? Смотри: нос – вот! глаза! (Внезапно глубоко вздыхает.) Ах, Тот, как я несчастен. И подумать только: в то время как здесь погибает человек в борьбе за честь древнего рода, там, в партере, сидит это животное, этот слон с глазами паука, и смотрит на Консуэллу, и…
   Т о т . Да, у него неподвижный взгляд паука. Ты прав.
   М а н ч и н и. А что же я говорю? Паук!.. Но нет, я его заставлю жениться. Ты увидишь! (Возбужденно расхаживает, играя палкой.) Ты увидишь! Я целую жизнь готовился к этому сражению… (Ходит.)
   Молчание и тишина.
   Т о т (прислушиваясь). Отчего там так тихо? Странная тишина.
   М а н ч и н и (брезгливо). Не знаю! Там тишина, а здесь (касается палкой лба) целая буря и вихрь! (Наклоняется к клоуну.) Тот, хочешь, я сообщу тебе изумительную вещь? Случай необыкновеннейшей игры природы? (Смеется и, сделав важное лицо, говорит.) Уже – три столетия – графы Манчини – совершенно бездетны! (Смеется.)
   Т о т . Однако! А как же вы родитесь?
   М а н ч и н и. Тсс! Это тайна наших святых матерей! Хе-хе. Мы слишком древни, мы слишком изящны, наконец, чтобы заниматься таким вульгарным делом, где каждый мужик сильнее нас…
   Входит барьерный служитель.
   Послушай, что тебе здесь надо? Директор на сцене.
   Служитель (кланяясь). Я знаю. Барон Реньяр просил передать вам это письмо.
   М а н ч и н и. Барон? Он там?
   Служитель. Барон уехал. Ответа не нужно.
   М а н ч и н и (раскрывая дрожащими руками конвертик). Черт возьми! Черт возьми!
   Служитель уходит.
   Т о т . Постойте. Отчего не играет музыка и так тихо?
   Служитель. Номер мадам Зиниды со львами. (Ушел.)
   Манчини вторично перечитывает коротенькую записку.
   Т о т . Ну что, Манчини? Ты сияешь, как солнце Джексона.
   М а н ч и н и. Что? Вы, кажется, спросили меня: «что»? А вот что! (Балансируя палкой, делает балетные пируэты.)
   Т о т . Манчини!..
   Кокетничая глазами и лицом, Манчини танцует.
   Да говори же, скотина!
   М а н ч и н и (протягивая руку), Дай десять франков! Немедленно дай десять франков! Ах, Тот! Давай же! (Быстро и машинально прячет деньги в жилетный карман.) Тот! – если у меня не будет через месяц автомобиля, ты можешь дать мне одну из твоих пощечин!
   Т о т . Что? Он женится? Решился?
   М а н ч и н и. Что значит – решился? (Смеется.) Когда у человека петля на шее, ты спрашиваешь, как его здоровье! Барон… (Останавливается, пораженный.) Смотри-ка, Тот!..
   Шатаясь, как сильно пьяный или больной, закрывая глаза рукою, входит Брике.
   Т о т (подходя и беря его за плечи). Что с тобою? Папа Брике!
   Б р и к е (стонет). Ах-ах-ах… Я не могу!.. Ах!
   Т о т . Что-нибудь случилось? Ты болен? Да говори же.
   Б р и к е. Я не мог смотреть! (Отнимает руку и широко раскрывает остановившиеся глаза) Что она делает? Ах, что она делает! Ее надо взять. Она сошла с ума! Я не мог смотреть! (Вздрагивает.) Ее разорвут, Тот! Ее разорвут львы.
   М а н ч и н и. Да нет же, Брике! Она всегда такая – ну что ты, как ребенок, стыдись.
   Б р и к е. Нет. Она сегодня сошла с ума. Что с публикой! Они все как умерли, они не дышат. Я не мог смотреть! Послушайте – что это?
   Все слушают. Но там та же тишина.
   М а н ч и н и (взволнованно). Я посмотрю…
   Б р и к е (кричит). Нет! Не надо смотреть… Ах, проклятый труд! Не ходи! Ты можешь зажечь… Каждые глаза, которые смотрят на нее… на зверей… Нет, это невозможно! Это кощунство! Я ушел оттуда. Тот, ее разорвут!
   Т о т (стараясь говорить весело). Да успокойся же, папа Брике! Вот я не думал, что ты такой трус… Как тебе не стыдно! Выпей вина… Манчини, дай ему вина.
   Б р и к е. Не хочу. Господи, хоть бы поскорее!..
   Слушают.
   Я видел в жизни много, но это!.. Она сошла с ума.
   Слушают. Внезапно тишина рушится, точно огромная каменная стена: там гром аплодисментов, крики, музыка, рев не то звериных голосов, не то человеческих. Здесь радостное волнение. Брике, обессилев, садится на стул.
   М а н ч и н и (взволнованно). Вот видишь! Вот видишь, чурбан!
   Б р и к е (смеется и всхлипывает). Я больше не позволю…
   Т о т . Вот она!
   Входит З и н и д а, одна. У нее вид пьяной вакханки или безумной. Волосы распустились, с одного плеча совсем свалилось платье; идет, сияя глазам, но не видя. Или на живую статую безумной победы похожа она. Позади с бледным лицом какой-то артист, оба клоуна; потом бледная Консуэлла и Безано. Все со страхом смотрят на Зиниду, как бы боятся прикосновения или взгляда огромных глаз.
   Б р и к е (кричит). Ты с ума сошла!.. Ах, дуреха!
   З и н и д а. Я? Нет. Вы видели, вы видели? Ну что?! (Стоит, улыбаясь, переживая безумную победу.)
   Т и л и (жалобно). Да перестань же, Зинида! Ну тебя к черту!
   З и н и д а. А ты видел? Ну что?!
   Б р и к е. Домой! Домой! Делайте здесь что хотите… Зинида, домой!
   П о л и. Тебе нельзя, папа. Еще твой номер.
   3 и н и д а (встречаясь глазами с Безано). А, Безано! (Смеется долго и счастливо.) Безано… Альфред! ты видел: мои звери любят меня!
   Не ответив, Безано выходит. Зинида точно гаснет: потухает улыбка, глза, лицо бледнеет. Брике, страдая, наклонившись, смотрит на нее. Говорит тихо: «стул». Зинида садится, голова лежит бессильно на плече, руки повисли. Начинает дрожать и дрожит все сильнее, ляская зубами. Шепчет: «коньяку». Артист бежит за коньяком.
   Б р и к е (беспомощно). Что с тобою, Зинида? Дорогая моя!