Страница:
Кухня оказалась просторной, не меньше двенадцати метров. Но и этого хозяевам показалось мало. Значительная часть вентиляционного короба была вырезана, в освободившееся пространство поместили кухонную плиту. Надо же! Новаторов в нашем доме уже давно заставили устранить все допущенные нарушения при перепланировке квартир, а тут вентиляция перекрыта всему крылу – и ничего…
– Ир, ты что, представитель районной самоуправы? Поставь хотя бы чайник. Лида, у тебя все тарелки одноразовые? Хочешь колбаски? Не хочешь…
Ломтик тонко нарезанной колбасы из упаковки вылетел из Наташкиных рук и оживил своим присутствием бежевый кафель пола. В попытке его поднять подруга смела со стола всю упаковку.
– А кто еще не хочет колбаски? – пробормотала она и вздохнула. – Все, кроме моей боксерихи. А ее нет дома. В смысле, она сейчас у себя дома…
– Я помою. Каждый ломтик отдельно, – с готовностью подскочила я к нервничающей подруге, но наткнулась на ее суровый взгляд.
– Незачем! Пыль стряхнем и слопаем. Что, мы хуже собаки? Лид, ты когда в последний раз ела?
Лидочка, щеки которой от нашей суеты немного порозовели, вопроса не поняла. Сидела на табуретке, прислонясь к стене с закрытыми глазами. Вид совершенно отрешенный.
– Понятно. Ир, налей-ка ей кофейку, я у Бори коньячок умыкнула.
Подруга выудила из сумки красочный бутылек, поболтала его и посмотрела содержимое на свет.
– Нормально! Пару глотков в чашку и еще отдельно в одноразовый стакан. Ща напоим, оклемается.
– То есть как напоим?
Я бестолково толкалась с чашкой, из которой, по моему мнению, должно было пахнуть клопами. Пахло другим – хорошей жизнью. А может, так пахнут очень респектабельные клопы: коньяк был баснословно дорогим. Время от времени Борис получал такие подарки. И ведь не спился!
– «Как, как»! Не задавай глупых вопросов. В данном случае – это лекарство. Вспомни, как заливаешь его в кошек. Затыкаешь одной рукой нос, рот при этом автоматически открывается – как двери в метро. Ир, да не твой рот и тем более не сейчас! Давай сюда емкость.
Наташка отняла у меня чашку, понюхала содержимое и слегка передернулась.
– Надо же, не пойму, от чего меня корежит? Наверное, от стоимости. – Она перевела взгляд на Лидочку и прищурилась: – Замечательно! Ирина Санна, заходи с левой стороны. Поднимешь ей немного голову, слишком не задирай. По моей команде зажмешь Лидусе нос. Стой! На всякий случай открой дверь пошире и посмотри, куда тебе будет удобнее лететь. Пожалуй, у Петровны даже в таком состоянии сил побольше, чем у вашей Эльки. А тут все-таки «живая вода».
Наташка еще раз побултыхала коньяк в чашке.
– Ну, с Богом!..
В этот момент Лидочка широко распахнула глаза, сразу сосредоточилась прямо на бутылке, ухватила ее, молниеносно поднесла к губам и сделала большой глоток.
– Рекламная пауза, – ошеломленно проронила Наташка и отхлебнула живительную влагу из чашки. Я машинально поморщилась за них двоих. А им самим было некогда. Вращая глазами, они проникновенно корчили друг другу рожи. Без всяких лимонных долек…
Чуть позднее полупьяная Лидочка, угрожающе качаясь на стуле, монотонно разговаривала с отсутствующим Стасом, упрашивая его немедленно ей позвонить. Доводы, приводимые ею, были вполне убедительны: уже почти двое суток она не ест, не пьет и не спит, ищет его по всей Москве и даже в Зарайске, куда ему и ей категорически возбраняется возвращаться.
– О, как! – заметила Наташка немного заплетающимся языком. – Все жители Зарайска от корки до корки изучили Всемирную энциклопедию, воспринимая на слух, и больше ничего нового знать не желают. Источник знаний вовремя иссяк, зато зафонтанировал в столице. Оно и к лучшему – здесь необразованного народа побольше, за счет стран ближнего зарубежья. Кстати, в последнее время мой словарный запас значительно пополнился украинскими словечками. Такое впечатление, что опять произошло воссоединение Украины с Россией. И эта новая Укрроссия трудовыми руками хохлов вполне могла бы стереть грань между нашими великими народами, если бы не сборная команда гастарбайтеров из Средней Азии и Закавказья.
Тем временем Лидия Петровна перешла к угрозам. На полном серьезе заявила, что если сын немедленно ей не позвонит, она покончит с собой – выбросится из окна, после чего пойдет в аптеку, купит пачку снотворного и всю ее выпьет.
– Много пить вредно для здоровья! – заметила Наташка. – Мы же не слабый пол! Это у мужиков есть только два выхода из стрессовой ситуации: пить или… пока не пить. Потому как нечего… Ир, Лида что-то разговорилась, давай ее уложим спать. Да я бы и сама с удовольствием отдохнула.
Уговорить Лидочку прилечь оказалось совсем не трудно. Наташка просто подвезла к стулу раскладушку и, увеличив амплитуду ее колебания из стороны в сторону, легко кувыркнула женщину на ложе. А вместе с ней и меня, только на пол – я была на подхвате, а Лидочка оказалась довольно тяжелой.
Уснула она сразу. Не хотелось думать о том, каково будет пробуждение, но думать пришлось.
– Как проснется, возьмет да сиганет в окно! – округлив глаза, изрекла Наташка, выпив большими глотками остывший кофе. – У нее и так трагедия, а тут еще похмельный синдром… Нужно кому-то остаться с ней на ночь. Я даже знаю кому. Ты, Ир, самая трезвомыслящая. Ложка коньяка в чашке кофе не в счет.
– По-моему, вы с Лидией Петровной больше сроднились. Проснетесь, будет что обсудить, не касаясь темы трагедии. Отвлекающая терапия!
– Обалдела?! Для отвлекающей терапии доза спиртного маловата. Уж если отвлекать, то полностью, но мне такая стадия не подходит, сразу тапки откину. Есть другое предложение – так, чтобы без обид, заночуем здесь обе.
Я сразу поняла, что райский период в моей семейной жизни кончился. Трижды набирала Димкин номер телефона на работу и укладывала трубку назад – не знала, как лучше известить его об этом печальном событии.
– Не все коту масло… или масленица, – шипела над ухом Наташка. – Передохнул и ладно. А моему-то что, лучше? Совсем один останется. Не считая собаки. Лешик из командировки теперь не скоро вернется. Но мы же не собираемся поселиться у Лидии Петровны навечно. Здесь даже спать не на чем.
– За «кота» – ответишь, – процедила я, мучительно жалея счастливые дни. – Ты одного не учла: завтра утром все равно на работу. Лидия Петровна останется без присмотра. Не лучше ли ее перетащить к нам… К вам…
– Во-первых, не к нам, а к вам – у вас три комнаты, а я сама на выселках. Кухня называются. Да и народа в вашей квартире больше, включая кошек, Лидочка сразу затеряется. Во-вторых, я ее на раскладушке никуда не потащу. В третьих, мне не все равно, из какого именно окна она собралась выкидываться. У нее – последний этаж, наш тринадцатый – тоже не первый. Хочешь, сама просчитай. Подожди, подожди… А ведь это выход!
– С тринадцатого этажа?
Наташка посмотрела на меня с жалостью. Я невольно распрямилась, давая понять, что жалеть меня не стоит, могу и обидеться. Табуретка подо мной жалобно скрипнула.
– Даже мебель из-за тебя расстроилась, – попеняла подруга и, отняв у меня мобильник, соединилась с Димкой: – Ефимов, привет тебе, привет! От жены. Можно сказать, прямо из поднебесья!
– В ее семейном положении парить в облаках не желательно, – послышался раздраженный голос мужа. – Она что, телефон на земле забыла? Впрочем, с ее безалаберностью… Подожди, что ты несешь?! Где Ирина?!
Ну это ж надо так надрываться! Зря Наташка включила микрофон, да еще нечаянно усилила звук.
– Не ори! – внушительно заявила подруга мобильнику и, отключив микрофон, осторожно поднесла аппарат к уху: – Ефимов, мой тебе совет – прозвонись в морг, там паника. От твоего рева все покойники разбежались. Не ори, говорю! Для начала проверь, все ли остались живы в твоем отделении. Твоя жена недалеко от меня ушла – буквально два шага к двери сделала. Я же просила не орать! Мы? Обе на семнадцатом этаже, только чужого дома… Нет, я не могу тебя переорать! Вот и молчи! И скажи спасибо, что у меня терпение ангельское. Помнишь Иришкину однокурсницу из Большерецка? Нет, пока не умерла. Хуже. Сняла квартиру у аферистки, заплатив за полгода вперед. Та вывезла у настоящей хозяйки квартиры все вещи и скрылась. Мало того, у Лидии Петровны еще и сын пропал… «Как, как»! А вот так – уехал на занятия и не вернулся. Лидка просто в невменяемом состоянии. Одну не оставишь – все время от окна оттаскиваем. Мы решили ее временно к вам подселить, на пару деньков.
Наташка зажала мобильник рукой и, многозначительно поигрывая глазами, прошептала:
– Умный мужик! Говорит, большой разницы между окнами семнадцатого и тринадцатого этажа нет, это, мол, не первые. Набрался от меня рассудительности. Да, да, Дима, я слушаю! Просто задумалась над твоими словами… Интересное кино! Лидочка – не моя сокурсница. Мы университетов не кончали, почему я должна ночевать вместе с учеными дамами? – Наташка вновь прикрыла мобильник, подмигнула мне и радостно прошипела: – Он говорит, что ты как была по жизни дура дурой, так ей и останешься!
– Дай сюда мой телефон! Я ведь и поумнеть могу. Мало не покажется!
– Да ладно тебе возмущаться, с дураков меньше спроса. И Димка не совсем так сказал…
И снова в трубку:
– Да, Дмитрий Николаевич, так и быть, я сама здесь переночую. Тебе этот подвиг ни к чему. Еще не хватало идти на операцию после бессонной ночи. Только ты уж как-нибудь сам с Борисом вопрос моего отсутствия дома утряси. Ага, передаю…
Сунув мне в руки мобильник, Наташка понеслась в коридор. Пока я объяснялась с Димкой по поводу дурацкого звания, ее и след простыл. Как выяснилось, муж всего-навсего обозвал меня наивным человечком, что на «дуру дурой» никак не тянуло. Более того, обещал лично подъехать и помочь Лидочке обрести относительное душевное спокойствие. Не иначе как с помощью лекарственных средств. По окончании разговора я не поленилась встать и выкинуть упаковку Наташкиного успокоительного – пустую бутылку из-под коньяка.
К моменту возвращения подруги мой гнев прошел. Более того, я очень обрадовалась ее появлению. Сидеть одной в чужой квартире жутковато даже при дневном свете. Присутствие Лидочки вообще не ощущалось, зато каждый звук извне отзывался эхом. Создавалось впечатление, что в комнатах гуляет кто-то посторонний. Несколько раз я невольно срывалась с места, хотелось убедиться – кроме меня и сопящей на раскладушке Лидочки, в этой двухкомнатной пустышке никого нет.
Наташка ввалилась в квартиру с четырьмя объемными пакетами в руках. Бросив их прямо в коридоре и отдуваясь, заявила:
– Надо убедить себя в том, что нам крупно повезло. Хоть один вечер отдохнем по-человечески. Но, честно говоря, на меня этот довод почти не действует. Может, из-за мешков? Уж очень отвлекали по дороге. Особенно твой. У него ручка оторвалась. А для себя я кусочек родного дома приперла – надувной матрас.
– Уже успела разнести дом на кусочки?
– Воистину каждая жена достойна своего мужа! Вредность – ваша семейная черта. Держи свои пледы. Один с боем отвоевала у кошек. И скажи спасибо, что по пути зашла к тебе в гости. Кстати, мне никто не обрадовался. Вас никого дома нет. Ир, не стой сложа руки, скоро наша недвижимость проснется, боюсь, больше ее напоить не удастся, у меня силы уже не те…
Мышиная возня продолжалась недолго. Дольше всего искали плитку шоколада с ромом и изюмом – Лидочке на опохмелку. Надо же, как все продумано! Заодно и закусит. Бедняжка все еще не просыпалась, однако слабо постанывала с раскладушки – побочные явления Наташкиной терапии, в результате которой Лидусе, проснувшись, следовало сразу же подумать о поправке своего здоровья.
Она открыла глаза мгновенно – лишь только прозвучал мелодичный звонок в дверь. Забыв про шаткое состояние своего здоровья, легко перевернула раскладушку, вывалилась на пол и по стеночке побрела в коридор. Бодрый вид моего мужа сразу же ухудшил ее самочувствие, и она, не успев поздороваться, довольно быстро улетела в туалет. После обмена приветствиями с Дмитрием Николаевичем Наташка вслух порадовалась своей предусмотрительности – вовремя и до блеска вычистила унитаз, в обнимку с которым Лидии Петровне, судя по всему, следовало провести ночь.
– Все не одна, – пытаясь отойти в тень, ворковала подруга, искоса бросая настороженный взгляд на Димку. – Ефимов, твоя жена ни-ни… Ни в одном глазу. Единственная жертва спасательной операции – я. На Лидию Петровну не смотрите. Надо же было как-то отговорить женщину от суицида.
– По-моему, в таком состоянии, в каком она сейчас, вообще жить не захочется, – мрачно изрек Димон. – Дайте ей фестал с церукалом.
Однако все попытки дать Лидочке лекарство бездарно проваливались. «Закономерный результат» терапии не мог отлепиться от унитаза.
Муж прошелся по почти пустой квартире, многозначительно сказал: «Да-а-а…» и умолк, выжидательно уставившись на меня. Я добросовестно поведала все, что узнала у господина Хорева В.А., намеренно умолчав о том, что до момента появления Максимовых в нашем доме никогда их не видела. Надоело быть источником повышенной опасности в семье.
– Вот что, Ирина. Думаю, наша бабуля согласится побыть с Лидией завтра весь день, а к вечеру мы что-нибудь придумаем. Попозже прозвонюсь Виктору, по-дружески попрошу взять это дело на особый контроль. Надо искать Стаса по горячим следам. Возможно, уговорю Листратова подъехать… – Димка сунул руки в карманы брюк, немного постоял у окна и, досадливо кивнув головой, снова протянул: – Да-а-а… Мне, наверное, не стоит выражать Лиде сочувствие «тет-а-тет», так что передай его ей попозже. И не поленись сообщить, как вы тут обустроились. Не забудьте запереть дверь. Утречком заскочу.
В голосе мужа колокольчиками звенели нотки жалости. Скорее всего – к себе. Впереди безрадостный вечер у кухонной плиты. Детки заявятся поздно. Это только я могу радоваться временному отсутствию членов семьи. Но, честно говоря, весьма ограниченное время. Особенно тоскливо без детей. Пусть даже и взрослых. Просто диву даюсь, как мы с Димкой в молодые годы обходились без Алены и Славика?
– Блин! – Наташкин вопль безжалостно прервал ностальгические мысли о теплой семейной обстановке. Димка, загрустивший от перечня дел, которые ему следовало провернуть вместо меня, мигом рванул на крик.
– Она чуть из унитаза не умылась! – орала подруга, вытаскивая Лидочку из сортира. – И это после такого благородного напитка, как коньяк! Ефимов, ну что ты бездействуешь? Помоги закинуть ее в ванну. Прямо так, в чем мама ее точно не родила. Пусть вся под душем постирается. Что б я когда-нибудь еще кому помогала! Ир, хватит без дела слоняться, завари чаю покрепче, сейчас будем таблетками отпаивать – в час по чайной ложке. Сначала меня, потом Лидию Петровну. А ты, Ефимов, иди, иди, родной. И помни, что только дурак учится на своих ошибках. Пьянству – бой!
5
6
– Ир, ты что, представитель районной самоуправы? Поставь хотя бы чайник. Лида, у тебя все тарелки одноразовые? Хочешь колбаски? Не хочешь…
Ломтик тонко нарезанной колбасы из упаковки вылетел из Наташкиных рук и оживил своим присутствием бежевый кафель пола. В попытке его поднять подруга смела со стола всю упаковку.
– А кто еще не хочет колбаски? – пробормотала она и вздохнула. – Все, кроме моей боксерихи. А ее нет дома. В смысле, она сейчас у себя дома…
– Я помою. Каждый ломтик отдельно, – с готовностью подскочила я к нервничающей подруге, но наткнулась на ее суровый взгляд.
– Незачем! Пыль стряхнем и слопаем. Что, мы хуже собаки? Лид, ты когда в последний раз ела?
Лидочка, щеки которой от нашей суеты немного порозовели, вопроса не поняла. Сидела на табуретке, прислонясь к стене с закрытыми глазами. Вид совершенно отрешенный.
– Понятно. Ир, налей-ка ей кофейку, я у Бори коньячок умыкнула.
Подруга выудила из сумки красочный бутылек, поболтала его и посмотрела содержимое на свет.
– Нормально! Пару глотков в чашку и еще отдельно в одноразовый стакан. Ща напоим, оклемается.
– То есть как напоим?
Я бестолково толкалась с чашкой, из которой, по моему мнению, должно было пахнуть клопами. Пахло другим – хорошей жизнью. А может, так пахнут очень респектабельные клопы: коньяк был баснословно дорогим. Время от времени Борис получал такие подарки. И ведь не спился!
– «Как, как»! Не задавай глупых вопросов. В данном случае – это лекарство. Вспомни, как заливаешь его в кошек. Затыкаешь одной рукой нос, рот при этом автоматически открывается – как двери в метро. Ир, да не твой рот и тем более не сейчас! Давай сюда емкость.
Наташка отняла у меня чашку, понюхала содержимое и слегка передернулась.
– Надо же, не пойму, от чего меня корежит? Наверное, от стоимости. – Она перевела взгляд на Лидочку и прищурилась: – Замечательно! Ирина Санна, заходи с левой стороны. Поднимешь ей немного голову, слишком не задирай. По моей команде зажмешь Лидусе нос. Стой! На всякий случай открой дверь пошире и посмотри, куда тебе будет удобнее лететь. Пожалуй, у Петровны даже в таком состоянии сил побольше, чем у вашей Эльки. А тут все-таки «живая вода».
Наташка еще раз побултыхала коньяк в чашке.
– Ну, с Богом!..
В этот момент Лидочка широко распахнула глаза, сразу сосредоточилась прямо на бутылке, ухватила ее, молниеносно поднесла к губам и сделала большой глоток.
– Рекламная пауза, – ошеломленно проронила Наташка и отхлебнула живительную влагу из чашки. Я машинально поморщилась за них двоих. А им самим было некогда. Вращая глазами, они проникновенно корчили друг другу рожи. Без всяких лимонных долек…
Чуть позднее полупьяная Лидочка, угрожающе качаясь на стуле, монотонно разговаривала с отсутствующим Стасом, упрашивая его немедленно ей позвонить. Доводы, приводимые ею, были вполне убедительны: уже почти двое суток она не ест, не пьет и не спит, ищет его по всей Москве и даже в Зарайске, куда ему и ей категорически возбраняется возвращаться.
– О, как! – заметила Наташка немного заплетающимся языком. – Все жители Зарайска от корки до корки изучили Всемирную энциклопедию, воспринимая на слух, и больше ничего нового знать не желают. Источник знаний вовремя иссяк, зато зафонтанировал в столице. Оно и к лучшему – здесь необразованного народа побольше, за счет стран ближнего зарубежья. Кстати, в последнее время мой словарный запас значительно пополнился украинскими словечками. Такое впечатление, что опять произошло воссоединение Украины с Россией. И эта новая Укрроссия трудовыми руками хохлов вполне могла бы стереть грань между нашими великими народами, если бы не сборная команда гастарбайтеров из Средней Азии и Закавказья.
Тем временем Лидия Петровна перешла к угрозам. На полном серьезе заявила, что если сын немедленно ей не позвонит, она покончит с собой – выбросится из окна, после чего пойдет в аптеку, купит пачку снотворного и всю ее выпьет.
– Много пить вредно для здоровья! – заметила Наташка. – Мы же не слабый пол! Это у мужиков есть только два выхода из стрессовой ситуации: пить или… пока не пить. Потому как нечего… Ир, Лида что-то разговорилась, давай ее уложим спать. Да я бы и сама с удовольствием отдохнула.
Уговорить Лидочку прилечь оказалось совсем не трудно. Наташка просто подвезла к стулу раскладушку и, увеличив амплитуду ее колебания из стороны в сторону, легко кувыркнула женщину на ложе. А вместе с ней и меня, только на пол – я была на подхвате, а Лидочка оказалась довольно тяжелой.
Уснула она сразу. Не хотелось думать о том, каково будет пробуждение, но думать пришлось.
– Как проснется, возьмет да сиганет в окно! – округлив глаза, изрекла Наташка, выпив большими глотками остывший кофе. – У нее и так трагедия, а тут еще похмельный синдром… Нужно кому-то остаться с ней на ночь. Я даже знаю кому. Ты, Ир, самая трезвомыслящая. Ложка коньяка в чашке кофе не в счет.
– По-моему, вы с Лидией Петровной больше сроднились. Проснетесь, будет что обсудить, не касаясь темы трагедии. Отвлекающая терапия!
– Обалдела?! Для отвлекающей терапии доза спиртного маловата. Уж если отвлекать, то полностью, но мне такая стадия не подходит, сразу тапки откину. Есть другое предложение – так, чтобы без обид, заночуем здесь обе.
Я сразу поняла, что райский период в моей семейной жизни кончился. Трижды набирала Димкин номер телефона на работу и укладывала трубку назад – не знала, как лучше известить его об этом печальном событии.
– Не все коту масло… или масленица, – шипела над ухом Наташка. – Передохнул и ладно. А моему-то что, лучше? Совсем один останется. Не считая собаки. Лешик из командировки теперь не скоро вернется. Но мы же не собираемся поселиться у Лидии Петровны навечно. Здесь даже спать не на чем.
– За «кота» – ответишь, – процедила я, мучительно жалея счастливые дни. – Ты одного не учла: завтра утром все равно на работу. Лидия Петровна останется без присмотра. Не лучше ли ее перетащить к нам… К вам…
– Во-первых, не к нам, а к вам – у вас три комнаты, а я сама на выселках. Кухня называются. Да и народа в вашей квартире больше, включая кошек, Лидочка сразу затеряется. Во-вторых, я ее на раскладушке никуда не потащу. В третьих, мне не все равно, из какого именно окна она собралась выкидываться. У нее – последний этаж, наш тринадцатый – тоже не первый. Хочешь, сама просчитай. Подожди, подожди… А ведь это выход!
– С тринадцатого этажа?
Наташка посмотрела на меня с жалостью. Я невольно распрямилась, давая понять, что жалеть меня не стоит, могу и обидеться. Табуретка подо мной жалобно скрипнула.
– Даже мебель из-за тебя расстроилась, – попеняла подруга и, отняв у меня мобильник, соединилась с Димкой: – Ефимов, привет тебе, привет! От жены. Можно сказать, прямо из поднебесья!
– В ее семейном положении парить в облаках не желательно, – послышался раздраженный голос мужа. – Она что, телефон на земле забыла? Впрочем, с ее безалаберностью… Подожди, что ты несешь?! Где Ирина?!
Ну это ж надо так надрываться! Зря Наташка включила микрофон, да еще нечаянно усилила звук.
– Не ори! – внушительно заявила подруга мобильнику и, отключив микрофон, осторожно поднесла аппарат к уху: – Ефимов, мой тебе совет – прозвонись в морг, там паника. От твоего рева все покойники разбежались. Не ори, говорю! Для начала проверь, все ли остались живы в твоем отделении. Твоя жена недалеко от меня ушла – буквально два шага к двери сделала. Я же просила не орать! Мы? Обе на семнадцатом этаже, только чужого дома… Нет, я не могу тебя переорать! Вот и молчи! И скажи спасибо, что у меня терпение ангельское. Помнишь Иришкину однокурсницу из Большерецка? Нет, пока не умерла. Хуже. Сняла квартиру у аферистки, заплатив за полгода вперед. Та вывезла у настоящей хозяйки квартиры все вещи и скрылась. Мало того, у Лидии Петровны еще и сын пропал… «Как, как»! А вот так – уехал на занятия и не вернулся. Лидка просто в невменяемом состоянии. Одну не оставишь – все время от окна оттаскиваем. Мы решили ее временно к вам подселить, на пару деньков.
Наташка зажала мобильник рукой и, многозначительно поигрывая глазами, прошептала:
– Умный мужик! Говорит, большой разницы между окнами семнадцатого и тринадцатого этажа нет, это, мол, не первые. Набрался от меня рассудительности. Да, да, Дима, я слушаю! Просто задумалась над твоими словами… Интересное кино! Лидочка – не моя сокурсница. Мы университетов не кончали, почему я должна ночевать вместе с учеными дамами? – Наташка вновь прикрыла мобильник, подмигнула мне и радостно прошипела: – Он говорит, что ты как была по жизни дура дурой, так ей и останешься!
– Дай сюда мой телефон! Я ведь и поумнеть могу. Мало не покажется!
– Да ладно тебе возмущаться, с дураков меньше спроса. И Димка не совсем так сказал…
И снова в трубку:
– Да, Дмитрий Николаевич, так и быть, я сама здесь переночую. Тебе этот подвиг ни к чему. Еще не хватало идти на операцию после бессонной ночи. Только ты уж как-нибудь сам с Борисом вопрос моего отсутствия дома утряси. Ага, передаю…
Сунув мне в руки мобильник, Наташка понеслась в коридор. Пока я объяснялась с Димкой по поводу дурацкого звания, ее и след простыл. Как выяснилось, муж всего-навсего обозвал меня наивным человечком, что на «дуру дурой» никак не тянуло. Более того, обещал лично подъехать и помочь Лидочке обрести относительное душевное спокойствие. Не иначе как с помощью лекарственных средств. По окончании разговора я не поленилась встать и выкинуть упаковку Наташкиного успокоительного – пустую бутылку из-под коньяка.
К моменту возвращения подруги мой гнев прошел. Более того, я очень обрадовалась ее появлению. Сидеть одной в чужой квартире жутковато даже при дневном свете. Присутствие Лидочки вообще не ощущалось, зато каждый звук извне отзывался эхом. Создавалось впечатление, что в комнатах гуляет кто-то посторонний. Несколько раз я невольно срывалась с места, хотелось убедиться – кроме меня и сопящей на раскладушке Лидочки, в этой двухкомнатной пустышке никого нет.
Наташка ввалилась в квартиру с четырьмя объемными пакетами в руках. Бросив их прямо в коридоре и отдуваясь, заявила:
– Надо убедить себя в том, что нам крупно повезло. Хоть один вечер отдохнем по-человечески. Но, честно говоря, на меня этот довод почти не действует. Может, из-за мешков? Уж очень отвлекали по дороге. Особенно твой. У него ручка оторвалась. А для себя я кусочек родного дома приперла – надувной матрас.
– Уже успела разнести дом на кусочки?
– Воистину каждая жена достойна своего мужа! Вредность – ваша семейная черта. Держи свои пледы. Один с боем отвоевала у кошек. И скажи спасибо, что по пути зашла к тебе в гости. Кстати, мне никто не обрадовался. Вас никого дома нет. Ир, не стой сложа руки, скоро наша недвижимость проснется, боюсь, больше ее напоить не удастся, у меня силы уже не те…
Мышиная возня продолжалась недолго. Дольше всего искали плитку шоколада с ромом и изюмом – Лидочке на опохмелку. Надо же, как все продумано! Заодно и закусит. Бедняжка все еще не просыпалась, однако слабо постанывала с раскладушки – побочные явления Наташкиной терапии, в результате которой Лидусе, проснувшись, следовало сразу же подумать о поправке своего здоровья.
Она открыла глаза мгновенно – лишь только прозвучал мелодичный звонок в дверь. Забыв про шаткое состояние своего здоровья, легко перевернула раскладушку, вывалилась на пол и по стеночке побрела в коридор. Бодрый вид моего мужа сразу же ухудшил ее самочувствие, и она, не успев поздороваться, довольно быстро улетела в туалет. После обмена приветствиями с Дмитрием Николаевичем Наташка вслух порадовалась своей предусмотрительности – вовремя и до блеска вычистила унитаз, в обнимку с которым Лидии Петровне, судя по всему, следовало провести ночь.
– Все не одна, – пытаясь отойти в тень, ворковала подруга, искоса бросая настороженный взгляд на Димку. – Ефимов, твоя жена ни-ни… Ни в одном глазу. Единственная жертва спасательной операции – я. На Лидию Петровну не смотрите. Надо же было как-то отговорить женщину от суицида.
– По-моему, в таком состоянии, в каком она сейчас, вообще жить не захочется, – мрачно изрек Димон. – Дайте ей фестал с церукалом.
Однако все попытки дать Лидочке лекарство бездарно проваливались. «Закономерный результат» терапии не мог отлепиться от унитаза.
Муж прошелся по почти пустой квартире, многозначительно сказал: «Да-а-а…» и умолк, выжидательно уставившись на меня. Я добросовестно поведала все, что узнала у господина Хорева В.А., намеренно умолчав о том, что до момента появления Максимовых в нашем доме никогда их не видела. Надоело быть источником повышенной опасности в семье.
– Вот что, Ирина. Думаю, наша бабуля согласится побыть с Лидией завтра весь день, а к вечеру мы что-нибудь придумаем. Попозже прозвонюсь Виктору, по-дружески попрошу взять это дело на особый контроль. Надо искать Стаса по горячим следам. Возможно, уговорю Листратова подъехать… – Димка сунул руки в карманы брюк, немного постоял у окна и, досадливо кивнув головой, снова протянул: – Да-а-а… Мне, наверное, не стоит выражать Лиде сочувствие «тет-а-тет», так что передай его ей попозже. И не поленись сообщить, как вы тут обустроились. Не забудьте запереть дверь. Утречком заскочу.
В голосе мужа колокольчиками звенели нотки жалости. Скорее всего – к себе. Впереди безрадостный вечер у кухонной плиты. Детки заявятся поздно. Это только я могу радоваться временному отсутствию членов семьи. Но, честно говоря, весьма ограниченное время. Особенно тоскливо без детей. Пусть даже и взрослых. Просто диву даюсь, как мы с Димкой в молодые годы обходились без Алены и Славика?
– Блин! – Наташкин вопль безжалостно прервал ностальгические мысли о теплой семейной обстановке. Димка, загрустивший от перечня дел, которые ему следовало провернуть вместо меня, мигом рванул на крик.
– Она чуть из унитаза не умылась! – орала подруга, вытаскивая Лидочку из сортира. – И это после такого благородного напитка, как коньяк! Ефимов, ну что ты бездействуешь? Помоги закинуть ее в ванну. Прямо так, в чем мама ее точно не родила. Пусть вся под душем постирается. Что б я когда-нибудь еще кому помогала! Ир, хватит без дела слоняться, завари чаю покрепче, сейчас будем таблетками отпаивать – в час по чайной ложке. Сначала меня, потом Лидию Петровну. А ты, Ефимов, иди, иди, родной. И помни, что только дурак учится на своих ошибках. Пьянству – бой!
5
К одиннадцати часам Лидочка кое-как оклемалась. Плохо было другое – после двух бессонных ночей она окончательно выспалась, тогда как у нас с Наташкой глаза слипались – результат трудного нерабочего дня. Мы втроем сидели на полу, точнее, на Наташкином надувном матрасе, и вели беседу, призванную успокоить Лиду и настроить ее на мажорный лад. Оставалось только надеяться на верную подругу – бессонницу, мило напоминающую о своем визите в тот момент, когда ложишься спать в чужом доме. Правда, еще можно было распределить часы ночной вахты.
Мы с Наташкой все уши Лидочке прожужжали, объясняя, что ей обязательно следует быть в форме – на кого же Стасу надеяться, как не на родную мать.
– Могло ведь случиться так, что у парня память переполнилась, вот мозги и заклинило – сам себя не помнит, – горячилась Наташка.
Хорошо, если бы она на этом и остановилась. Нет! Дернула же ее нелегкая завести ближе к ночи разговор о перемещениях во времени. Даже привела пример, родом из 1993 года (и ведь ухитрилась запомнить!), когда американская подводная лодка за пару секунд переместилась из района Бермудского треугольника в воды Индийского океана, на расстояние, прямо скажем, отсюда до завтра! Этого подруге показалось мало, и она с сожалением добавила – все члены экипажа мгновенно постарели лет на тридцать.
Лидочку этот рассказ окончательно расстроил. Наташка, чувствуя свою оплошность, постаралась сгладить произведенное впечатление и громко заявила, что со Стасом такой истории не случится. Во-первых, он не американская подводная лодка, а во-вторых, в Москве вполне хватает других способов затеряться и в нашем реальном временном пространстве. Подумала и на всякий случай внушительно добавила, полагаю, исключительно для Лидии Петровны:
– Стас наверняка знает, что самоубийцы после смерти не обретают покоя. Судя по исследованиям профессора Санкт-Петербургского технического университета Константина Короткова, их энергетическая кривая носится по графику, как сумасшедшая, тогда как энергетическая картина нормальных покойников вполне спокойна – мавр сделал свое дело на земле, мавр может уходить. Это мне Ленуська рассказала.
Мельком взглянув на трясущуюся Лидочку, я намеренно опрокинула на Наташкины колени чашку остывшего чаю, в душе радуясь тому, что теперь мне с пустой чашкой не надо шлепать на темную кухню. Пустая, она на полу особо не помешает, даже если ночью ее отфутболят.
Я потребовала, чтобы Наташка немного задумалась. Хотя бы на время, за которое произошло перемещение американской подводной лодки в пространстве, и оставила убийц и самоубийц в покое.
Она задумалась, после чего бодро заявила:
– Да! Зачем нам примеры выходцев из других стран мира. У нас и своих хватает… выходцев. Это я к тому, что Стас как вышел из дома, так и войдет.
На тот момент мы не догадывались, что Наталья Николаевна ошибается. Хотелось ей верить.
Разговор поневоле вернулся к неприятным событиям, и подруга поинтересовалась, действительно ли аферистка красива. Или фоторобот приукрашивает ее мерзкую сущность? Впрочем, если хозяйка квартиры опознала девицу по фотороботу…
– Да как же она могла не опознать саму себя? – возмутилась Лидочка. – До сих пор не могу понять, зачем ей надо было обкрадывать свою собственную квартиру? Я об этом следователю на очной ставке прямо заявила. Правда, как следует я ее не рассматривала – неудобно было пялиться, но прическа – точно ее. И накрашена так же. Кстати говоря, эта «потерпевшая» вообще не смогла описать выдуманную ею аферистку. А когда я указала на нее, как на женщину, сдававшую нам с сыном квартиру, сразу в обморок грохнулась. А когда в чувство привели, она мне таких оскорблений навешала! Самое ужасное – обвинила в том, что мы со Стасом прямые участники ограбления. Что и пропал-то он исключительно потому, что боялся быть узнанным. Якобы есть свидетели, видевшие, как он помогал выносить вещи из квартиры…
Художник Перов написал два варианта картины «Охотники на привале». Мы живописно являли собой тот из них, который хранится в Третьяковке. Он нам ближе по расстоянию. Второй, находящийся в Государственном Русском музее Санкт-Петербурга, был значительно дальше. Во всяком случае, эта мысль прочно угнездилась в моей голове, когда я пыталась сосредоточиться, чтобы осмыслить услышанное. «И слушаю – не понимаю…» Лида напомнила мне рассказчика, хвастающегося своими трофеями. Наташка, доверчиво и с большим интересом впитывавшая информацию, верила каждому слову Лидочки. Сама я напоминала третьего, бесстрастного, персонажа картины. Поэтому невольно отметила даже общее сходство, если можно так выразиться, но только характеров. И там, и здесь ощущалась напряженность, затишье перед грозой. Настольная лампа, стоявшая на стуле рядом с раскладушкой, совсем не добавляла уюта, освещая ограниченное пространство на полу. Наши силуэты на стене выглядели беспомощными тенями. Со всех сторон обступала темнота.
– Почему у вас минимум мебели? – вырвалось у меня непроизвольно. – Вы что, так и собирались жить, в таких условиях?
– Да нет… – растерялась Лида, собиравшаяся продолжить свой рассказ на тему «прав тот, у кого больше денег». Это к тому, что следствие готово заниматься исключительно розыском украденного у самой себя имущества Ивляковой Светланы Викторовны, тогда как судьба пропавшего мальчишки их совершенно не занимает. – Мы как раз собирались кое-что перевезти из…
– …Зарайска, – подсказала я. – Твой Большерецк сегодня переименовали, в прокуратуре. Не сможешь объяснить почему?
Лидочка утеряла сходство с завравшимся героем живописного полотна. Спина ссутулилась, плечи опустились, а голова медленно склонилась к ногам. Тяжелый вздох пронесся по комнате и гулко отозвался во всем свободном пространстве квартиры.
– Ирка! – вскинулась испуганная Наташка. – Прекрати свои издевательства. Такое впечатление, что сейчас привидения из всех щелей повылезают. И эта… – подруга подтянула колени и кивком головы указала на Лидочку, – вздыхает, как корова на сеновале.
– Почему на сеновале? – удивилась я.
– Потому что я как-то раз там ночевала… В смысле, в сарае с сеном. По молодости. Отдыхали с матерью в деревне. Ночью я на гулянку слиняла, тайком, чтобы она зря не расстраивалась. А хозяйка дома, блин, тоже ночью слиняла, у нее свидание с женатым мужиком было. Только она раньше меня вернулась и, не ведая о моих планах, на дверь крючок накинула. Словом, я всю ночь на сеновале от страха тряслась, наслушалась этих коровьих вздохов.
– Вы меня простите, – принялась каяться Лидочка. – Так получилось, что я увезла Стаса из общежития раньше времени, надеялась, что квартира уже полностью свободна. Во всяком случае, меня в этом уверили. Эта Лукьянова или Ивлякова, не знаю, кто она есть на самом деле, жутко возмутилась и хотела выставить нас. Потом, очевидно, Стаса пожалела. Бедный мальчишка! Смотрел на нее, как на божество. Смазливая стерва. Мы уже к двери пошли, когда она меня остановила. Обещала ускорить освобождение квартиры, выехать до вечера следующего дня. И подсказала выход – разговорить людей из соседнего дома и напроситься на ночлег. Народ у нас в основном добрый, а какой-нибудь пенсионерке неожиданный заработок не помешает. Пожилых, одиноких сразу видно – они во дворе гуляют либо на лавочке сидят. Но мы решили переночевать где-нибудь на вокзале. Одна ночь – не страшно. Да, видно, бес попутал. Проходя мимо вашего подъезда, услышали, как женщина в рабочем халате, наверное дворничиха, советовала собеседнице обратиться за консультацией к Дмитрию Николаевичу Ефимову. И номер квартиры назвала. А еще сказала, что лучше действовать через его жену Ирину. Ефимовы, говорит, очень хорошие люди, просто не от мира сего. Таких дураков мало осталось. Даже пятерых кошек пригрели – и своих, и чужих. Дальше я не слушала. Решила, судьба… Дверь подъезда как раз открылась, я и ринулась в него. Стас сначала ничего не понял, но я ему объяснила, что случайно вспомнила адрес сокурсницы. Попросила только не вламываться следом за мной – человек может сразу и не вспомнить студенческие годы. Понимаете, – засмущалась Лида, – неудобно было перед сыном. Думала, вам ситуацию сразу правдиво объяснить, но не хотелось, чтобы Стас считал меня авантюристкой… Кстати, он до сих пор ничего не знает. А когда вошла, Наташи испугалась. Она так странно на меня смотрела… Как будто в чем-то заподозрила. Ну, я и… завралась.
– Это у меня очки такие пронзительные! – подала голос Наташка. – А Ефимовы в прихожей свет экономят. Димка считает, что раз они в ней не живут полноценной жизнью, хорошее освещение там и не требуется. Пока разглядишь, кого принесло… Короче, всего надумаешься. Только при чем тут Большерецк?
– Большерецк? Да ни при чем. Просто воспользовалась советом этой проходимки Лукьяновой – не называйте, говорит, бабуле настоящего адреса, мало ли что у нее с головой. Вдруг утром после вашего ухода обнаружит пропажу своей вставной челюсти с железными коронками под золото? Вот и ляпнула про Большерецк.
Лида так поспешно ответила на этот вопрос, что у меня невольно закрались сомнения. Наверное, ей не часто приходилось врать.
Мы с Наташкой все уши Лидочке прожужжали, объясняя, что ей обязательно следует быть в форме – на кого же Стасу надеяться, как не на родную мать.
– Могло ведь случиться так, что у парня память переполнилась, вот мозги и заклинило – сам себя не помнит, – горячилась Наташка.
Хорошо, если бы она на этом и остановилась. Нет! Дернула же ее нелегкая завести ближе к ночи разговор о перемещениях во времени. Даже привела пример, родом из 1993 года (и ведь ухитрилась запомнить!), когда американская подводная лодка за пару секунд переместилась из района Бермудского треугольника в воды Индийского океана, на расстояние, прямо скажем, отсюда до завтра! Этого подруге показалось мало, и она с сожалением добавила – все члены экипажа мгновенно постарели лет на тридцать.
Лидочку этот рассказ окончательно расстроил. Наташка, чувствуя свою оплошность, постаралась сгладить произведенное впечатление и громко заявила, что со Стасом такой истории не случится. Во-первых, он не американская подводная лодка, а во-вторых, в Москве вполне хватает других способов затеряться и в нашем реальном временном пространстве. Подумала и на всякий случай внушительно добавила, полагаю, исключительно для Лидии Петровны:
– Стас наверняка знает, что самоубийцы после смерти не обретают покоя. Судя по исследованиям профессора Санкт-Петербургского технического университета Константина Короткова, их энергетическая кривая носится по графику, как сумасшедшая, тогда как энергетическая картина нормальных покойников вполне спокойна – мавр сделал свое дело на земле, мавр может уходить. Это мне Ленуська рассказала.
Мельком взглянув на трясущуюся Лидочку, я намеренно опрокинула на Наташкины колени чашку остывшего чаю, в душе радуясь тому, что теперь мне с пустой чашкой не надо шлепать на темную кухню. Пустая, она на полу особо не помешает, даже если ночью ее отфутболят.
Я потребовала, чтобы Наташка немного задумалась. Хотя бы на время, за которое произошло перемещение американской подводной лодки в пространстве, и оставила убийц и самоубийц в покое.
Она задумалась, после чего бодро заявила:
– Да! Зачем нам примеры выходцев из других стран мира. У нас и своих хватает… выходцев. Это я к тому, что Стас как вышел из дома, так и войдет.
На тот момент мы не догадывались, что Наталья Николаевна ошибается. Хотелось ей верить.
Разговор поневоле вернулся к неприятным событиям, и подруга поинтересовалась, действительно ли аферистка красива. Или фоторобот приукрашивает ее мерзкую сущность? Впрочем, если хозяйка квартиры опознала девицу по фотороботу…
– Да как же она могла не опознать саму себя? – возмутилась Лидочка. – До сих пор не могу понять, зачем ей надо было обкрадывать свою собственную квартиру? Я об этом следователю на очной ставке прямо заявила. Правда, как следует я ее не рассматривала – неудобно было пялиться, но прическа – точно ее. И накрашена так же. Кстати говоря, эта «потерпевшая» вообще не смогла описать выдуманную ею аферистку. А когда я указала на нее, как на женщину, сдававшую нам с сыном квартиру, сразу в обморок грохнулась. А когда в чувство привели, она мне таких оскорблений навешала! Самое ужасное – обвинила в том, что мы со Стасом прямые участники ограбления. Что и пропал-то он исключительно потому, что боялся быть узнанным. Якобы есть свидетели, видевшие, как он помогал выносить вещи из квартиры…
Художник Перов написал два варианта картины «Охотники на привале». Мы живописно являли собой тот из них, который хранится в Третьяковке. Он нам ближе по расстоянию. Второй, находящийся в Государственном Русском музее Санкт-Петербурга, был значительно дальше. Во всяком случае, эта мысль прочно угнездилась в моей голове, когда я пыталась сосредоточиться, чтобы осмыслить услышанное. «И слушаю – не понимаю…» Лида напомнила мне рассказчика, хвастающегося своими трофеями. Наташка, доверчиво и с большим интересом впитывавшая информацию, верила каждому слову Лидочки. Сама я напоминала третьего, бесстрастного, персонажа картины. Поэтому невольно отметила даже общее сходство, если можно так выразиться, но только характеров. И там, и здесь ощущалась напряженность, затишье перед грозой. Настольная лампа, стоявшая на стуле рядом с раскладушкой, совсем не добавляла уюта, освещая ограниченное пространство на полу. Наши силуэты на стене выглядели беспомощными тенями. Со всех сторон обступала темнота.
– Почему у вас минимум мебели? – вырвалось у меня непроизвольно. – Вы что, так и собирались жить, в таких условиях?
– Да нет… – растерялась Лида, собиравшаяся продолжить свой рассказ на тему «прав тот, у кого больше денег». Это к тому, что следствие готово заниматься исключительно розыском украденного у самой себя имущества Ивляковой Светланы Викторовны, тогда как судьба пропавшего мальчишки их совершенно не занимает. – Мы как раз собирались кое-что перевезти из…
– …Зарайска, – подсказала я. – Твой Большерецк сегодня переименовали, в прокуратуре. Не сможешь объяснить почему?
Лидочка утеряла сходство с завравшимся героем живописного полотна. Спина ссутулилась, плечи опустились, а голова медленно склонилась к ногам. Тяжелый вздох пронесся по комнате и гулко отозвался во всем свободном пространстве квартиры.
– Ирка! – вскинулась испуганная Наташка. – Прекрати свои издевательства. Такое впечатление, что сейчас привидения из всех щелей повылезают. И эта… – подруга подтянула колени и кивком головы указала на Лидочку, – вздыхает, как корова на сеновале.
– Почему на сеновале? – удивилась я.
– Потому что я как-то раз там ночевала… В смысле, в сарае с сеном. По молодости. Отдыхали с матерью в деревне. Ночью я на гулянку слиняла, тайком, чтобы она зря не расстраивалась. А хозяйка дома, блин, тоже ночью слиняла, у нее свидание с женатым мужиком было. Только она раньше меня вернулась и, не ведая о моих планах, на дверь крючок накинула. Словом, я всю ночь на сеновале от страха тряслась, наслушалась этих коровьих вздохов.
– Вы меня простите, – принялась каяться Лидочка. – Так получилось, что я увезла Стаса из общежития раньше времени, надеялась, что квартира уже полностью свободна. Во всяком случае, меня в этом уверили. Эта Лукьянова или Ивлякова, не знаю, кто она есть на самом деле, жутко возмутилась и хотела выставить нас. Потом, очевидно, Стаса пожалела. Бедный мальчишка! Смотрел на нее, как на божество. Смазливая стерва. Мы уже к двери пошли, когда она меня остановила. Обещала ускорить освобождение квартиры, выехать до вечера следующего дня. И подсказала выход – разговорить людей из соседнего дома и напроситься на ночлег. Народ у нас в основном добрый, а какой-нибудь пенсионерке неожиданный заработок не помешает. Пожилых, одиноких сразу видно – они во дворе гуляют либо на лавочке сидят. Но мы решили переночевать где-нибудь на вокзале. Одна ночь – не страшно. Да, видно, бес попутал. Проходя мимо вашего подъезда, услышали, как женщина в рабочем халате, наверное дворничиха, советовала собеседнице обратиться за консультацией к Дмитрию Николаевичу Ефимову. И номер квартиры назвала. А еще сказала, что лучше действовать через его жену Ирину. Ефимовы, говорит, очень хорошие люди, просто не от мира сего. Таких дураков мало осталось. Даже пятерых кошек пригрели – и своих, и чужих. Дальше я не слушала. Решила, судьба… Дверь подъезда как раз открылась, я и ринулась в него. Стас сначала ничего не понял, но я ему объяснила, что случайно вспомнила адрес сокурсницы. Попросила только не вламываться следом за мной – человек может сразу и не вспомнить студенческие годы. Понимаете, – засмущалась Лида, – неудобно было перед сыном. Думала, вам ситуацию сразу правдиво объяснить, но не хотелось, чтобы Стас считал меня авантюристкой… Кстати, он до сих пор ничего не знает. А когда вошла, Наташи испугалась. Она так странно на меня смотрела… Как будто в чем-то заподозрила. Ну, я и… завралась.
– Это у меня очки такие пронзительные! – подала голос Наташка. – А Ефимовы в прихожей свет экономят. Димка считает, что раз они в ней не живут полноценной жизнью, хорошее освещение там и не требуется. Пока разглядишь, кого принесло… Короче, всего надумаешься. Только при чем тут Большерецк?
– Большерецк? Да ни при чем. Просто воспользовалась советом этой проходимки Лукьяновой – не называйте, говорит, бабуле настоящего адреса, мало ли что у нее с головой. Вдруг утром после вашего ухода обнаружит пропажу своей вставной челюсти с железными коронками под золото? Вот и ляпнула про Большерецк.
Лида так поспешно ответила на этот вопрос, что у меня невольно закрались сомнения. Наверное, ей не часто приходилось врать.
6
Улеглись мы все в одной комнате. Вторую старательно закрыли и на всякий случай прислонили к двери стул. Входная дверь сомнений в надежности не вызывала. Наташка трижды взяла с меня слово, что возможные ночные переходы в места общего пользования обеспечиваем коллективно. Квартира продолжала выказывать нам неприязнь, пугая то гулкими отзвуками чьих-то шагов, то шипением воды по трубам, то неясными шорохами и стуками. А тут еще черт меня дернул, уподобившись Стасу и Наташке, поделиться своими знаниями, и я поведала о намерении профессора Ричарда Вайсмана из британского университета Хертфордшира, занимающегося исследованиями различных феноменов, построить дом с привидениями. Профессор собирался изучать воздействие призраков на психологическое состояние человека, а потому добросовестно создавать фантомам все надлежащие условия для обитания – инфразвуковые колебания, резкие перепады температуры, жуткое освещение и прочие прелести. Цель этих условий вполне благородна: добыть неоспоримые доказательства своей гипотезы о том, что все разговоры о призраках и боязнь их – закономерная реакция человека на изменение окружающей среды.
– Хотелось бы мне, чтобы этот профессор Вайсман оказался сейчас рядом со мной на одном матрасе, – пробурчала Наташка. – Не понимаю, как можно было ночевать здесь полторы недели?
– Хотелось бы мне, чтобы этот профессор Вайсман оказался сейчас рядом со мной на одном матрасе, – пробурчала Наташка. – Не понимаю, как можно было ночевать здесь полторы недели?