Андреева Валентина. Новый год со спецэффектами

   – Ирина, пора вставать! – строго заявил он и протянул мне руку.
   – Нога… – слабо застонала я, тайком мучаясь от зависти к Виктории, которая даже не могла должным образом оценить, сколько ей оказано внимания. Впрочем, то внимание, которого ее удостоила входная дверь, пожалуй, лишнее…
   – Вечно с тобой все не слава богу, – проворчал недовольный муж. – И как ты ухитряешься путаться у всех под ногами?
   Мгновенно нахлынуло чувство обиды, захлестнуло и лишило возможности говорить. Именно поэтому я промолчала, вызвав неподдельное беспокойство Димки. С крыльца в чужой наспех накинутой куртке уже спускалась дочь.
   – Папик, ты в своем уме? Она же вся из себя раздетая! Думаешь, ей в сугробе тепло? Схватит воспаление легких, я тебе тоже никогда не прощу! Честное слово, это какой-то сумасшедший дом! Хуже Селигерского летнего варианта.
   Проваливаясь в сугроб, дочь попыталась вытянуть меня из снежного плена самостоятельно, но ничего не получилось.
   – Ой, под ней снег растаял, она еще больше завязла, – испуганно обратилась она к отцу.
   – Сейчас, сейчас… Вытянем. Я только сам вылезу, – кряхтя, заявил спасатель. – Тут у них, похоже, яма какая-то. Или колодец… Нога увязла.
   Вытаскивали нас Славка с Борисом. Сначала Димку, с перепугу вылетевшего из дома в одних шерстяных носках – в суматохе не мог найти свою обувь. Меня выволакивали терпеливо и осторожно. Под дробный стук моих зубов от озноба. Доставили домой, как царицу – на троне из перекрещенных рук. И, пересадив на стул, тут же лишили этого звания, поднеся полстакана водки с перцем. Даже больше, чем полстакана. Как сказал папа Карло, согревающее, обезболивающее и тонизирующее средство. С большим трудом я выпила его мучительными глотками, запивая каждый рассолом. И очень быстро «окосела». Стало весело. Особенно когда Димка обследовал мою больную ногу. Так и подмывало двинуть ему под подбородок. Зачем он меня в сугробе обидел до состояния воспаления легких? Решила подождать конечного результата – если скажет, что нога сломана, пожалуй, следует отказаться от мести, а если простой вывих или растяжение…
   – Легкое растяжение! Заживет как на собаке, – одобрительно похлопав меня по руке, заявил муж и, крякнув, распрямился. Потом еще раз согнулся и поцеловал меня в лоб. – Молодец, моя хорошая. На собаке, пожалуй, заживет хуже. Алена, помоги маме собраться в дорогу: я ее спать отнесу.
   Я долго шевелила пальцами правой руки, пытаясь ответить мужу решительной фигой, но напрочь забыла, какие именно пальцы следует задействовать в этой незамысловатой комбинации. Все время получался один и тот же неприличный жест.
   – Отстань от жены! – вступилась за меня Наташка. – Чего хорошего она видела в Новом году? Выхлестала бокал шампанского, утопилась в сугробе, запила все это водкой с рассолом… Завтра ей и подавно ничего хорошего не светит.
   – Пожалуй… – поскреб в затылке Димка. – Пойду пока кровать разберу. Праздник, надо сказать, удался! А вы постарайтесь не оставлять маму одну, чтобы не скучала. Главное, не давайте вставать. Кажется, переборщили с «лекарством».
   Сидя в тесном кругу большой компании, я слушала новости первого часа Нового года: Альку нашли на мансарде. Забравшись в платяной шкаф, стоящий у нее в комнате, четырнадцатилетний ангел упорно не отзывался на крики окружающих, поскольку был не совсем в своем уме. Вытащила девушку Наташка. Можно сказать, насильно. Алька без родителей вылезать не хотела. Не помогли уговоры ни Василисы Михайловны, ни Карла Ивановича, борода которого особенно пугала внучку.
   Обретя способность говорить, девушка на полном серьезе поведала окружающим, что в темном коридоре мансарды на нее почти напало привидение в белом балахоне, проявившее твердое намерение ее задушить. Замирая от страха и часто-часто дыша, Алька рассказывала, как жуткое существо тянуло к ней тощие руки со скрюченными пальцами. Только чудом ей удалось увернуться от смертельных объятий. Этим чудом следовало считать Бармалея. Именно он появился на пороге темного коридора в тот момент, когда она от страха решила закрыть глаза и приготовиться к худшему. Бармалей выгнулся дугой, гортанно взвыл, решительно зашипел и рванул к привидению. А Алька, почувствовав, что стоит на собственных ногах, вспомнила – они предназначены не только для этого, и ввалилась в дверь своей спальни, заперла ее и включила полное освещение. Но свет самопроизвольно выключился. Для достижения полной безопасности девушка влезла в шкаф, сочтя его надежным убежищем от потусторонних сил. Едва ли привидение сунется в комнату, но если и сунется, можно будет обороняться старыми шмотками и вешалками. Сидя там, страдала от того, что родители о ней даже не вспомнили. Сейчас они, непутевые, валялись у дочери в ногах, вымаливая прощение.
   – Это Алька правильно подметила, – со знанием дела заявила я. – Руки у привидения действительно очень тощие. И все оно такое лохматое… С головы. – Я постаралась показать, какое именно, но руки плохо слушались. Заехав Наташке по макушке, очень удивилась тому, что она мне так неудачно подвернулась. Сразу получив по рукам, обиделась и замолчала.
   Наталья заметила, что если история, о которой рассказывала Алька, – правда, зря у кота отняли жареного гуся. Похоже, спаситель девочки привидением не наелся. Чего там – одни кости. Борис поддакнул, заметив, что была надежда этому охотнику на привидений обожраться гусем до отвала, подобреть да еще Деньке кое-что оставить, но развеялась. Попеременно выступая то на стороне Натальи, то Бориса, то кота, в разговоре участвовали Славка с Аленкой, пока дочь не внесла предложение оставить жареного гуся привидению. Может, именно оно им обожрется и подавится. Это вызвало шквал негодования, и мне надоело их слушать.
   Сидя в сторонке, Василиса Михайловна без конца вздыхала и охала. Со смыслом. Было ясно, кого она считает истинными виновниками всех событий. Губы ее болезненно кривились.
   – Васенька, ну перестань, – уговаривал ее Карл Иванович. – Может быть, все это к лучшему… То есть, не в полном смысле «к лучшему», но хотя бы приведет к одному концу, что ли. Все, так сказать, встанет на свои места. Правда, я не совсем понимаю, что именно, но тем не менее… Ну ты же сама только что об этом говорила.
   – А где Катюша? – пытаясь совладать со своим языком, громко спросила я.
   – Она у одра Виктории, – с сарказмом ответила Василиса Михайловна. – Больше желающих сидеть с «умирающей» не нашлось. Единственный жалельщик, господин Сапрыкин, занят. Катерина просто сочла невозможным отказаться.
   – А от чего Виктория умирает? – хихикнула я, решив по достоинству оценить шутку Василисы Михайловны. Она фыркнула и демонстративно отвернулась. – От входной двери! – радостно догадалась я, содрогаясь в приступе смеха. – Она… она… Ой, не могу! – Меня разбирало все больше и больше. – Лбом тягаться с отпущенной на волю массивной дверью!
   Никто не желал веселиться вместе со мной. Более того, все смотрели с явным осуждением. Я успокоилась, сосредоточилась, сама себе погрозила пальцем и довольно твердо заявила, что смеяться над несчастьем других нельзя – грешно. А после этого с полным основанием представилась окружающим как очень несчастный человек. Мне эта быстроногая лань в песцовой шкуре все ноги оттоптала, а одну даже растянула. Спрашивается, куда неслась?
   – Спасаться, – пояснила Наташка. – Наверное, что-то ей привиделось, пока сидела в машине, вот и рванула ближе к дому. Ир, шла бы ты спать.
   – Привидение, – уверенно пояснила я, не обращая внимания на предложение. – Оно везде чувствует себя, как в родном доме. Даже на улице. Мое присутствие ему тоже не понравилось.
   – Прекрати! – взорвалась Наташка. – Значит, так, господа! Я буду спать только в толпе народа, при ярком свете и между Борисом и Денькой.
   – А кто будет входить в толпу приближенных? – ошеломленная реакцией Наташки, спросила я.
   – Группа поддержки из телевизионной программы. Любой. Лучше, если это будет Краснознаменный ансамбль песни и пляски.
   – А я вообще спать не буду!
   Храбрость так и лезла из меня.
   – Удивила! Да кто ж уснет с Краснознаменным ансамблем в доме? Кроме меня, естественно – я уши заткну.
   Хотелось сказать что-нибудь умное, но мне помешали. Сверху начали спускаться остальные участники нашего незапланированного праздничного шоу, и все, как на подбор, клонированные Дмитрии Николаевичи. Мне показалось, что ступают они не совсем твердо. Я перевела взгляд на супругов Гусевых и поняла, что они тоже сидят не совсем уверенно. И не столько сидят, сколько расплываются. Смотреть на остальных уже не было сил. Пришлось закрыть глаза на все это безобразие, но стало еще хуже. Не сразу дошло, что у меня головокружение от лечебной дозы спиртного.
   – Что же вы ее не накормили? – донесся до меня громкий, но какой-то посторонний Димкин голос. – Ей же совсем плохо!
   – А зачем зря добро переводить, – вяло оправдывалась Наташка. – Ир, тебе дружеская поддержка до туалета с двух сторон нужна или с одной?
   Я не ответила. Или ответила? Честно говоря, не помню, как оказалась в кровати. Сразу же после посещения туалета и с трудом проглоченных таблеток – праздничного ужина. В памяти осталась только минута откровения, когда пришла в себя среди ночи в чужой комнате, на чужой кровати и в полном одиночестве. «Вот до чего доводит пьянство! – внятно сказала я самой себе. – Становишься абсолютно лишним человеком в любой приличной и даже не очень приличной, как наша, компании». После этого высказывания я опять уснула.
   Проснувшись, в меру осторожно я похлопала рукой по другой части кровати – пусто! Сразу же накатила обида – напоили и бросили, как ненужную деталь. Например, прогоревший в деле и отвалившийся по дороге глушитель. Откуда-то снизу доносились приглушенные звуки музыки и голоса. Наверное, Наташкин Краснознаменный ансамбль песни и пляски развлекается. Сам по себе. А она, пользуясь моментом, спокойно спит, как и обещала. Время-то уже…
   Я взглянула на тумбочку, часов не обнаружила и решила, что его достаточно много, чтобы позволить продолжение массового веселья, а значит, есть повод пойти и пожаловаться, что мешают спать. Естественно, меня поздравят с Новым годом и освободят лучшее место за столом. При мысли об этом я почувствовала жуткую жажду в компании с голодом и моментально слетела с кровати, удивившись, когда и как сумела переодеться.
   Включенный свет показался таким ярким, что я невольно зажмурилась, а когда открыла глаза, сразу не смогла сообразить, куда меня занесло. Или занесли… А когда сообразила, желание спускаться вниз моментально пропало. Это ж кому пришло в больную голову уложить меня в комнате, ранее предназначенной для Аленки и Славки? На мансарде, по коридору которой шляется психованное привидение. Не иначе, как в поисках достойного места для отдыха. По законам жанра ужасов сейчас должен погаснуть свет. Ни с того ни с сего. Я явственно ощутила, как мои волосы в страхе разбегаются в разные стороны, и невольно схватилась за голову. Эту ночь, может, как-нибудь и переживу, а вот лысину… Но свет вел себя вполне разумно. Круглый стеклянный плафон под потолком ровно, без всяких перепадов напряжения справлялся со своей просветительской деятельностью. От этого тьма за окном была особенно насыщенной. Мне казалось, что я даже ощущаю ее запах. Увидев свои домашние тапочки, я сразу повеселела. Не хватало еще забивать голову всякими глупостями. Сейчас оденусь и побегу веселиться… за объедками праздничного стола. И больше в Новый год по гостям ни-ни! Только в своем доме, только в своем трезвом уме! Пусть даже без воды, электричества и отопления. Живут же люди в различных регионах нашей страны в таких условиях. То тут нехватка топлива, трубы от мороза полопаются, то там провода свистнут и на металлолом сдадут. Пока все обеспечат, починят и наладят! А чем я лучше? Надо быть ближе к народу.
   С последним выводом чувства жажды и голода вернулись, заявив о себе с новой силой. Я решила не баловать хозяев торжественным выходом в нарядной одежде. Хватит! Полюбовались с вечера, и будет. Накину свой обалденный халат, и пусть скажут спасибо, что заявилась не в пижаме. Есть, конечно, небольшое препятствие – часть темного коридора, по которому разгуливает привидение, но и это решаемо. Оставлю дверь в комнату открытой нараспашку, вот и обеспечу сносное освещение, назад оборачиваться не буду. Подберу полы халатика и рвану прямо к лестнице. А назад вернусь только под конвоем! Нет… Не то. Под охраной собственного мужа!
   Я быстренько оделась, заглянула в маленькое зеркало на туалетном столике и решила, что прекрасно выгляжу. Решить по-другому просто не могла – уж очень хотелось кушать.
   Несмотря на приливную волну храбрости, я не сразу взялась за ручку двери. Для начала просто ее погладила и даже понюхала. Зачем – не знаю. Вернее, знаю – просто тянула время, потому что слегка трусила. Была мысль выскочить и помчаться с закрытыми глазами, но я ее сразу же отвергла – могу забежать не туда, куда надо. Жаль, что от страха не могу кричать. Какой прекрасный вариант пропадал – вылететь и заорать во весь голос! Кто-нибудь бы и услышал. Да хоть из Краснознаменного ансамбля. В конце концов, я рванула ручку двери на себя и вытаращила глаза. Коридор освещался двумя настенными светильниками и был абсолютно пуст. Трудно полагаться на свое решение не смотреть в торец коридора, когда обстановка позволяет. С трудом подавила желание пройтись по нему туда и обратно легко и безмятежно, назло своему собственному страху. Не приведи Господь, «обратно» получится по-другому, осложненному варианту. Чего доброго, лампочки возьмут и разом перегорят.
   Распахнув дверь на лестничную площадку, я убедилась, что праздник пошел на убыль. Надрывался только телевизор. Утомленные обжорством зрители устали от хохота и собственных шуток, позволив себе ленивое созерцание телевизионных развлекательных программ. На комментарии, очевидно, ни у кого уже сил не было. Да-а-а… Мой личный вклад в собственное веселье мизерный. А вот в общее!.. Наверняка не раз поминали добрым словом мою измученную алкоголем персону.
   Я поправила волосы, подхватила полы халата из натурального шелка и начала решительный спуск царицы вниз. Вернее, только подняла ногу, намереваясь ступить на первую ступеньку. Но передумала, замыслив разбудить все сонное царство своим внезапным появлением в дверях и громким криком: «С Новым годом!!!» Есть надежда, что кто-нибудь от неожиданности свалится под стол. Или поперхнется фруктами. Полы халата перекочевали в одну руку, шлепанцы на каблучках – в другую, и я на цыпочках начала осторожно пересчитывать ступеньки ногами. На втором этаже едва не перешла на новый способ отсчета – лбом или носом, как повезет. Непонятно откуда выскочил Бармалей, метнулся под ноги, заставив меня пошатнуться, отпустить халат и вцепиться в перила. Недовольно ворча, он взлетел вверх, открыв дверь на мансарду передними лапами. Кот ученый! Все бродит без цепи кругом!

7

   Мое внезапное появление никого не удивило. А некого было удивлять. Телевизор, похоже, развлекал только самого себя. Едва ли единственный экс-зритель Ренат мог помочь популярной музыкальной группе найти ответ на мучающий каждого из певцов вопрос – то ли это ветерок его губы тронул, то ли еще что… Ренат, похрапывая, спал. Не важно, что головой в тарелке, зато крепко и один, то есть не изменяя жене. И также не важно, что ошметки съестного частично вылетели на скатерть. Довольно противно, конечно, но ведь мне с ним за одним столом не спать… В смысле, не сидеть. Очухается и все за собой подлижет, не сходя с места.
   Я натянула шлепки, решив пройти на кухню. Компания Рената с телевизором меня совершенно не устраивала. Устраивало быстренько отужинать, ну, или позавтракать. Кто-то остановил маятник часов, устав от их хриплого вещания каждые полчаса. Мне, собственно говоря, не важно, как обозвать трапезу, главное, что проведу ее в своем тесном коллективе, то бишь наедине с собой. А потом, почувствовав прилив сил и здоровый энтузиазм, отправлюсь поздравлять с Новым годом мужа. Уж я постараюсь найти для него теплые слова, если, конечно, найду его самого. Надеюсь, не в чужой постели… То есть, как «надеюсь»? Я слегка притормозила. Не «надеюсь», а «уверена»!
   Едва я вошла в кухню, плотно закрыла за собой дверь и включила свет, как смолк телевизор. Это меня не удивило. Притомился, бедняга. Сколько ж можно развлекать одного-единственного, к тому же бездарного зрителя? Выпив залпом два стакана сока и прислушавшись к своим ощущениям, нашла их положительными. Организм принял «взятку» без возмущения. Немного порадовалась жизни, затем, слепив из того, что было в холодильнике, некое подобие бутерброда, шлепнула это месиво на тарелку, прихватила остатки сока и направилась к выходу, не по-царскому этикету облизывая пальцы. Тащиться за салфетками к столу, служившему огромной подушкой Ренату, не хотелось. Вернусь к себе в ссылку, подкреплюсь и примусь за реализацию плана отмщения бросившим меня родным и близким. Поздравления мужу подождут. Зачем портить себе праздник?
   Спокойно перешагнуть порог кухни мне не удалось. Едва я немного приоткрыла дверь, в холле неожиданно погас свет. Я совершенно не испугалась, решив, что Ренату наскучило лежать головой в односпальной тарелке, и он решил устроиться поудобнее. Скорее всего, этот ловелас по собственной инициативе принял ударную дозу «лекарственного средства» и благотворное действие снадобья уже на исходе. Но если оно не до конца у него выветрилось, мне лучше из кухни не показываться. Я торопливо прикрыла дверь, поставила тарелку на столик и выключила свет. Не люблю пьяных и пьяные откровения. Будем считать, что в кухне никого нет и не было. В тот момент я не подумала, что «последний герой» в поисках дополнительной дозы спиртного вполне может затесаться на кухню.
   Через пару минут где-то скрипнула дверь, раздался характерный щелчок, свидетельствующий о том, что Ренат вышел на улицу или еще куда… Я плохо ориентируюсь в темноте. Если на улицу – это замечательно. Пусть проветрит мозги.
   Я попыталась взять тарелку на ощупь, но неудачно – влезла пальцами в ее содержимое. Ничего! Деньке хуже приходится. Лапы-то шерстяные. Включать свет не стала. Вдруг Ренат вокруг дома бегает? Заметит с улицы освещение, решит, что специально прячусь. В принципе так оно и есть, только зачем это знать кому-то, кроме меня? А чтобы не терять времени зря, с удовольствием принялась за свой бутерброд, запивая его соком. Тащиться с тарелкой и пакетом наверх расхотелось. По пути еще следовало найти мужа.
   Снова заскрипела и хлопнула какая-то дверь. Я чуть не подавилась, от неожиданности откусив слишком большой кусок торта, за которым на досуге успела слазить в холодильник: гулять – так гулять! В щели недостаточно плотно закрытой двери показалась полоска света. Раздался шумный топот ног и веселые голоса, среди которых игриво звучал Димкин. Он пытался петь что-то про маленькую елочку, которой холодно зимой. Ему подпевал Борис, одновременно ухитряясь вести собственную партию про «елки-палки, лес густой!». Обоим подвывала Денька.
   – Антракт! – загубив песню почти на корню, объявила Наташка. – Кто требует продолжения банкета, прошу заткнуться и проследовать к столу. Напомню, все нормальные люди уже спят. Я из их числа, просто вынужденно подзадержалась с вами. Прогулка отняла последние силы. Денька, у тебя тоже. Будешь моим поводырем. Мы идем спать! И не дай Бог вам переорать телевизор! А он, как все слышат, молчит. Где Славка?
   – Кажется, он собирался на лыжах кататься… – В голосе мужа читалось сомнение. – И я с ним… собирался. Кажется…
   – В четыре часа ночи?!
   – Утра-а-а! Три часа – еще ночь, а четыре – уже утро.
   – Ефимов, я знаю, что ты трезвенник. В таком случае, у меня только одно объяснение твоим бредням: ты сделал своей семье оригинальный новогодний подарок – свихнулся. Боря, будь добр, сходи за сыном своего отца…
   – Сходил, – покорно отозвался Борис. – Вот он я, дорогая.
   – Да что ж все так резко с ума посходили? – Наташка начинала сердиться. – Ирке определенно повезло. Напилась сразу после двенадцати, валяется в свое удовольствие… Или без него, не важно, зато на кровати, даже не осознавая, какое счастье ей привалило. А я, как последняя дура, с вами два часа по лесу шастала.
   Дверь скрипнула очередной раз, и я услышала запыхавшийся голос сына:
   – Слушайте, там…
   – Ничего не желаю слушать. «Там» может быть и замечательно, но я не собираюсь навострять свои лыжи в неурочное время. Так! Все в сборе, я отправляюсь спать. Со стола скоропортящееся лично убирала. Возьмете из холодильника сами. – Привыкшая к порядку подруга прошлепала в каминный зал, и уже оттуда раздался ее звонкий голос:
   – Ба! Знакомые все морды! Братцы, тут заснул Ренат. Пьяный полуфабрикат. Господи, стихами заговорила! Странная тема меня вдохновляет.
   Толпа притихла. Непонятно зачем. После Наташкиных виршей спящий просто обязан был проснуться. И тут меня, что называется, мороз пробрал. Кто тогда вышел из дома, предварительно выключив свет? Тишину прорезал отчаянный Наташкин визг и последующие причитания. Громко взвыла и залаяла Денька. Борис и Славка пытались утихомирить одну и другую. Я пулей вылетела из кухни и застала в каминном зале следующую картину: голова Рената по-прежнему лежала в тарелке, над ним склонился Димка, пытаясь определить, на каком Ренат свете. Наташка сидела на полу рядом с перевернутым стулом, поджав под себя ноги и, не отрываясь, смотрела на Димкину спину. Время от времени подруга пыталась ухватиться за скатерть, чтобы с ее помощью встать. Борис ритмично шлепал жену по рукам, пресекая эти попытки. Удивило то, что он сам не помог ей подняться. Наверное, решил, что в таком положении она более безопасна. Для всех. Собака испуганно жалась к его ногам.
   Мое появление отметил только сын, пробкой застрявший в дверях, мне невольно пришлось его вытолкнуть. Он оглянулся, молча поприветствовал меня кивком, взял с моей тарелки надкусанный кусок торта и, не раздумывая, предложил его Наталье Николаевне. Наташка отвлеклась от скатерти и Димкиной спины, сосредоточенно посмотрела на торт, протянула к нему руку, но тут же испуганно отдернула. Славка пожал плечами и собрался отправить кусок в рот.
   – «Скорую», милицию, быстро!!! – проорал Димка, и Славка, шмякнув торт на стол, вместе с Борисом моментально вылетел из комнаты. Следом поскакала Денька. Наташка мигом пришла в себя и вскочила без помощи скатерти. Но тут же плюхнулась на кресло и, горестно качая головой, произнесла:
   – Я была не права. Не все скоропортящееся убрали со стола. Но тогда трупа еще не было. Он пришел позднее. Это я точно помню. Иначе бы заметила.
   – Здесь нет скоропортящихся трупов! – отрезал Димка. – Человек потерял сознание.
   – Разве ж это человек? – простонала Наташка. – Упиться до потери сознания, а?! Да я чуть коньки со страху не откинула. Думала, еще один кандидат в привидения.
   – У него проникающее ножевое ранение в спину! – повысил голос муж. – Кто-то попытался намертво пришпилить мешок для подарков к Ренату. – И, заметив произведенное впечатление – я сползла к Наташкиным ногам, добавил: – Нож не трогать! Во-первых, откроется сильное кровотечение, во-вторых, заляпаете своими отпечатками всю рукоятку.
   Наташка в волнении поднялась, стряхнув меня со своих ног, как придорожную пыль, и, вытянув шею, уставилась на Рената.
   – Мама дорогая! На этом ноже и так полно моих отпечатков. Я им недоеденные котярой остатки гуся для собаки кромсала. Надеюсь, убийца позаботился о том, чтобы их стереть. За компанию со своими. Возражать не буду. Я, например, протираю общий коридор от начала до конца. Не считаясь с тем, кто по какой половине ходит. Ир, следующий месяц – твой. По справедливости.
   – Что ты хочешь этим сказать? – задрала я вверх голову, но тут послышался дробный топот ног по лестнице и взволнованные голоса, пытавшиеся определить, что случилось.
   Первыми в каминном зале появились супруги Гусевы. Папа Карло был в одних спортивных штанах, надетых наизнанку, и «топлес» – не успел натянуть махровую белую маечку. Пытаясь прийти в себя после сна, он усиленно тер глаза. Василиса Михайловна с головы до пят являла собой образец целомудренной женщины. Поверх длинной ночной сорочки надела линялую шерстяную кофту непонятного – то ли темно-коричневого, то ли бордового – цвета и прикрыла все это накинутым на плечи теплым байковым халатом. На голове свободно болталось желтое махровое полотенце.
   – Что этот тип себе позволяет?! – возмущенно ткнула она наманикюренным пальцем в сторону Рената.
   – Пока ничего, – спокойно ответил мой Дмитрий Николаевич, стоя на страже жизненных интересов несчастного. – А чуть раньше позволил себе вольность быть убитым, только убийца оказался плохо подготовленным. Не профессионал.
   – Да что вы городите?! Он же просто пьян! – Василиса, не очень прекрасная в своем возмущениии, потеснив своего супруга, вырвалась на передний план и там, задержанная Димкой, притормозила: – Что это у него? – хватаясь двумя руками за руку Димки и повисая на нем, громким шепотом вопросила она. – Зачем это у него в спине наш нож? И голова в тарелке… Дурацкая шутка. Карлуша, скажи ему, пусть он все положит на место.