У каждого семья, у тебя дочь. Не парься!» Однажды она появилась на одной из утренних планёрок, её представил Пред, и она засмущалась, часто-часто моргая длинными ресницами. Звонарёв стал бороться с ощущением, что где-то раньше уже её видел. Или даже был знаком?! И, когда Алексей вернулся на рабочее место, натренированная в детской художественной школе память на лица всё-таки сработала. Где и когда.
   За пару недель до того дня сильный мороз обрушился на Москву, внезапно сделав залитый жидкой грязью город чистым и обезлюдевшим. Машин стало меньше, потому что многие не завелись, и Звонарёв запомнил тот день потому, что впервые в жизни ему удалось припарковаться прямо у входа в банк. Застигнутые жгучим морозом, снежинки не таяли, когда порывы ветра сметали их с крыш, и весело искрились на солнце. Словно дразнили своей мельтешащей игрой мрачные громады офисных зданий, закопчённых выхлопными газами по четвёртый этаж. Вечером Звонарёв мчался из подъезда к машине, боясь впустить в грудь обжигающий холод. Быстрее, быстрее, включить сразу на максимальную температуру и кондиционер, и обогрев сидений – и только потом задышать, кутаясь в дублёнку, шапку и рукавицы. Но даже в ночном тёмном небе сдуваемые снежинки продолжали искриться и заворожили Алексея. Магия. Он задержался дольше положенного, всё же захлебнулся от стужи – и только потом сел в машину. Зная, что на ходу «эмэлька» прогреется быстрее, скользнул в поток. Роскошный тёмнозелёный «Мерседес» поравнялся слева с Алексеем. И среди клубов белого пара, извергаемых на мороз трубами глушителей многочисленных автомобилей, он увидел на пассажирском сидении, чуть ли не в метре от себя, женщину с обнажёнными плечами. Ей было тепло. Она даже не повернула головы в его сторону, «мерс» продвинулся дальше, унося незнакомку с изящным профилем и пухлыми губками в «прекрасное далёко». Но воспоминание у Алексея сохранилось. Сила контраста: стужа в груди, пар отовсюду, игра снежинок и её голые плечи – всё покрытое белым светом фонарей и офисных окон.
   «Девочка симпатичная, но коленки толстоваты», – заключил Звонарёв после представления на планёрке и выбросил её из головы.
   Потом, сойдясь по работе, он напомнил ей этот эпизод, и они оба смеялись над его первыми впечатлениями о ней. «Мерс» был её знакомого, который по пути на вечеринку согласился показать ей окрестности будущей работы, изучить подъезды, «кирпичи» и потенциальные парковки. О знакомом Звонарёв деликатно расспрашивать не стал.
 
   Впереди справа сквозь боковое стекло «Акцента» Звонарёв увидел, как точёная женская ручка эротично сжимает руль. Интригует! Пока поток неподвижен, полюбовался наманикюренными пальчиками. Продвинулись на метр – Лёша прижался к бамперу идущего впереди «Ниссана». «Фуу!» Хозяйка очаровательных ручек оказалась ужасна. Заплывшие щёки, выпяченная вперёд верхняя челюсть. «Ой!» Звонарёв отвернулся. «Чем же ещё заняться?» Посмотрел в заднее зеркальце. На передних сидениях – пара. Он – угрюмо вцепился в руль, на лице – отчаянное желание отвернуться от попутчицы. Та что-то выговаривала ему, глядя прямо перед собой. Что именно, догадаться, конечно, невозможно. Но вот она повернулась к мужу и принялась выковыривать из его уха, видимо, засохший крем от бритья. Примиряющий жест собственности. «Чем только люди в пробках не занимаются!» Взгляд Алексея упал на буковки номера впереди идущей машины: к***ов. «Хм».
 
   Карпова Ольга Викторовна. «Новая метла». Первый месяц она играла простушку, такая наивная дурочка с переулочка, способная удивлять коллектив новыми причёсками каждую неделю, и только. Но в её несерьёзности просматривалось обыкновенное нежелание работать. А потом у неё состоялась длинная беседа с владельцем банка Кирюхиным и председателем правления Романенко. Кирюхин происходил из «малиновых пиджаков», хрестоматийных «новых русских». «Поднявшись» в начале 90-х годов на волне шальных денег, основная масса героев бесчисленных анекдотов по-быстренькому растеряла все свои активы. Приобретя банк, Кирюхин проявил незаурядную способность учить-с я, он понимал, что ему не хватает умения управлять этим усложнявшимся с каждым годом бизнесом. Тем более что у него за спиной не было нефтяных скважин и прочих сладких мест, способных поддерживать штаны русским олигархам даже во время самых серьёзных «залётов». Цену возможной ошибки Кирюхин предвидел со всей ясностью. Но он хорошо разбирался в людях и делал ставку на молодых профессионалов, голодных до карьеры и денег. Выявляя в сотрудниках таланты, он охотно давал им карт-бланш, щедро вознаграждая их за дополнительную ответственность. Так было с Алексеем, так было и с Карповой. Будучи реалистом, Кирюхин понимал, что однажды ему придётся уйти, так как бесконечно наращивать требуемую ЦБ[8] капитализацию он не имел никакой возможности. Хотя тема продажи банка никем никогда не обсуждалась, фактически Карповой предстояло начать его предпродажную подготовку. К концу квартала выяснилось, что Ольге удалось консолидировать оба баланса – и белый и чёрный – чего в банке отродясь не было. Впервые стала возможна эффективная аналитика, и негативная динамика «проедания» клиентских денег напугала хозяина. Но должность начальника службы внутреннего контроля прошла мимо Ольги – теперь ей предстояло навести порядок в бизнес-планировании. Здесь оказалось сложнее: с точки зрения процедур и формальностей она всё отрегулировала, но у банка отсутствовала внятная стратегия развития. У Кирюхина регулярно случались заскоки, в том числе и на тему будущего. То ему вдруг хотелось создавать филиальную сеть, и на двух разномастных региональных филиалах это увлечение заканчивалось. То на него нападал «бзик» экономии, и он долго и скрупулёзно торговался на собеседованиях с будущими уборщицами, пытаясь отстоять оклад пониже. Маленький, круглый, с рыжими курчавыми волосками на пухлых ручках, он стремительно появлялся в самых разных местах банка, удерживая подчинённых «в тонусе». Романенко был наёмным служащим, в банке появился недавно и был осторожен, в нём Кирюхин выращивал CEO[9] в западном понимании этой аббревиатуры.
   Звонарёв регулярно общался с Карповой по е-мэйлу, встречался на совещаниях и планёрках. Их обоих отличали конкретность суждений и конструктивность инициатив. Ольга ему нравилось тем, что с ней можно решить любой вопрос без бабской суетливости и личных намёков. Она в нём ценила обязательность и бесстрашие. В самом деле, Звонарёв относился к тем немногим в банке людям, которые не боялись спорить (и даже шутить) с боссами на любые темы. Он рано ощутил себя курицей, несущей золотые яйца, которую не так-то просто «зарезать» Дальше официальных отношения Алексея и Ольги не шли. Алексею нередко строили глазки незамужние симпатяшки из бэк-офиса[10], но репутация верного мужа его полностью устраивала.
 
   Причина затора стала понятна. Гаишная машина перегородила Электродную, направляя весь поток из-под «кирпича» направо, в сторону Плеханова. Здесь нужно перебраться в правый ряд – тот обычно двигался быстрее. «Хотя всё это – иллюзия». В машине справа появилась новая толстушка, теперь очаровательная. Смешно размахивая обеими руками, она увлечённо разговаривала. «Сама с собой?» Блютус не был виден.
 
   В то утро после пережитого личного краха, оставшегося неизвестным для всех коллег, он появился на работе «тенью отца Гамлета». Разобрав ящик от накопившихся электронных писем, он собрался было утешиться текучкой, как вдруг получил е-мэйл от Ольги:
   «ты прости… но больно смотреть у тебя умер любимый кролик? хчшь персик? еще немного и я лопну помоги»[11].
   Звонарёв также вдруг взял и ответил: «ХОЧУ!»
   Вот и начали они сближаться, неспешно набирая скорость, как два тяжёлых локомотива. В неслужебном общении Ольга оказалась хохотушкой, чрезвычайно лёгкой в своей задиристости. Её фантастическая работоспособность, напрягавшая подчинённых, имела продолжение и за пределами офиса. Оля почему-то избегала шумных официальных мероприятий, но среди своих бесчисленных друзей легко становилась душой компании. Она была мудрой утешающей подругой для женщин, а ко всем мужчинам обращалась, как бы щёлкая их по носу, стимулируя их брутальность. «Кто тут из нас мужчина?» – лукаво спрашивала она, подталкивая собеседника к нужному ей подвигу, и почти всегда окрылённая жертва коварства мчалась в указанном направлении. Оле хватало четырёх часов сна в сутки. Ей ничего не стоило запрыгнуть после рабочей недели в машину, «пропилить к маме» несколько сот километров и так же стремительно вернуться обратно в Москву, чтобы с утра в понедельник улыбаться пухленькими губками, сиять глазками и расшевеливать болотистую мешанину невыспавшихся управлений и отделов. Ольга жила с мужем уже десять лет, из которых семь была замужем официально. Её возраст приближался к «тридцатнику», а далее предполагался декрет.
   «И чего я в ней нашёл?» – сам себя спросил Звонарёв. Черты лица правильные и только. У Светы, например, тоньше. Губки пухлые – улыбаясь, Ольга стеснялась показывать зубы. Чуть выдающиеся скулы. Носик изящный, правильный. Ушки обычно не видны». Звонарёв попытался вспомнить причёску, но вспомнил только Олину коротенькую стрижку из своего сна. «Весь шарм в чём? В улыбке? В глазах? В мимике? Те рожицы, которые она строит, завлекают?» И сам себе ответил: «Видимо, да». Вспомнил её фигурку. За несколько месяцев знакомства Оля похудела. Видимо… По крайней мере, её коленки уже не казались Алёше толстенькими. Ручки точёные, при каждом удобном случае она стремилась приоткрыть их по плечи, шея тоненькая. «Ой-ой. Так и нафантазирую себе что-нибудь возбуждающее. Интересно, мой сон стал бы эротическим, не разбуди меня Капелька?»
 
   Звонарёв посмотрел на часы: «Час сорок минут до светофора на перекрёстке Плеханова – шоссе Энтузиастов. Озвереть можно от такого трафика. Почему? Понятно. Гений в милицейской форме управляет светофором». Утренняя планёрка уже началась, но включать мобильник Алексею по-прежнему не хотелось. «Разве новость о том, что я безнадёжно опаздываю, что-то изменит на работе? Только нервы будут трепать». Слева в BMW – снова девушка. Симпатичная, короткая стрижка с мелированием («как у Олечки!»), солнечные очки на лбу. Полулежала за рулём, свободно раскинув ножки, мини-юбка задралась – она же, ничего не замечая, читала книгу. Ножки красивые. Коленки изящные. Встретился взглядом с пассажиром «газельки» через ряд, тот любовался тем же зрелищем. «Ну, куда нам с ним до водительницы BMW?»
   И вот, наигравшись с бизнес-планированием, Карпова добралась до казначейства. Центробанк в последнее время принялся внедрять среди своих подопечных «Базельские рекомендации» по риск-менеджменту. Ольга окончила соответствующие курсы (Алексею пришлось последовать её примеру, чтобы уметь поддержать дискуссию) и приступила. Она не стала парить себе мозг кредитными рисками, труднопонимаемыми и как угодно вольно интерпретируемыми. Проще опробовать международные стандарты для портфеля ценных бумаг и открытой валютной позиции казначейства. Эти инструменты были более-менее ликвидны, и их рыночная цена легче просчитывалась[12]. И вот уже пару месяцев весь маленький коллектив Алексея с трепетным ужасом ждал оргвыводов.
   Алексею же всё было пофиг. Он не верил, что такая замечательная, начавшая сниться Оленька способна ему напакостить по работе. Но объяснить собственное спокойствие своим людям он не мог. Отвечавшая за МБК[13] Наташка, будучи старше начальника лет на пять, деликатно молчала. Отвечавший за форекс Карен горячился, подстёгивая Алексея к борьбе. И, как замечал Алексей, он нередко говорил словами Натальи, то есть между собой они явно обсуждали проблемы. Чук и Гек – два совсем юных трейдера по ценным бумагам, которых совместная работа сделала настолько похожими, что никто не помнил их настоящих имён – увлечённо строили «пирамиду»[14] из векселей и облигаций и сгущавшихся над ними туч не замечали. Звонарёв мысленно полюбовался своей способностью выполнять любую работу в казначействе лучше и быстрее любого из своих подчинённых. Себе он выделил фронт работ между ними всеми, осуществлял сделки «репо»[15], регулируя потоки ликвидности[16] между Наташкой и трейдерами, помогал Карену со «свопами»[17], следил за открытой валютной позицией. И снова пожалел, что не может быть дома таким же решительным. Вспомнив, как Карен сердился в пятницу, Звонарёв начал мысленно готовиться к совещанию, перебирая аргументы, которыми надеялся сдержать порыв Ольги Викторовны. «А чего теперь совещание? Оно небось уже началось. Кирюхин будет корчить из себя обиженного: мол, топ-менеджеры не только не поддерживают дисциплины в подчинённых, но и сами опаздывают. За три опоздания полагается штраф в сто долларов, хотя что мне эти сто долларов при таких-то доходах? А ведь взыщет», – Звонарёв с раздражением включил мобильник. Тот пропиликал эсэмэской «Вам звонили…». Глянул на номер – друг Игорёк. Перезвонил.
   – Привет, звонил?
   – Привет, не отвлекаю? – Игорь слышал шум дороги.
   – Нет!
   – Короче, с меня причитается – с первой зарплаты проставлюсь. Найдёшь время со мной выпить?
   – Конечно, Ник-Ник тебя взял-таки?
   – Да, на днях собеседовали. Возить буду, – Звонарёв понял, что речь шла об обязанностях инкассатора возить «чёрный нал» и что Игорь не хотел говорить об этом по телефону.
   – Ну, я рад. Всё лучше, чем детский садик сторожить. В прошлый раз некогда было пообщаться, но ты так и не рассказал, за что тебя из органов выперли? – времени прошло достаточно, и Звонарёв уже не боялся задеть свежую рану в душе собеседника фамильярностью.
   – Да всё получилось как в анекдоте. У нас же показатели раскрываемости, знаешь? В прошлом году отловили три самогонных аппарата, а в этом только два. План горит! Что делать? Решили собрать третий самостоятельно. Умельцы ещё те. Мозгов же нету. Собрали – решили испытать во дворе райотдела. А агрегат взял и взорвался. Случился пожар, ЧП скрыть не смогли, в общем, я стал крайним. И смех и грех!
   Оба друга долго ржали, прежде чем попрощаться. Когда-то они вместе поступали в один институт, но Игорёк не поступил.
 
   Выбрался кое-как на шоссе Энтузиастов. Разглядев на идущих впереди «Жигулях» чёрные советские номера, Звонарёв привычным жестом отключил подачу наружного воздуха в салон. Угадывать едкий выхлоп древнего двигателя он уже наловчился. Очередная маршрутка остановилась в третьем ряду, чтобы высадить пассажиров. Те протискивались между автобусом и троллейбусом, стоящими во втором ряду, и терялись среди припаркованных у бордюра крайнего правого ряда легковушек. Перебрался в крайний левый ряд. До светофора на улице Буракова тот будет ползти быстрее.
   Во встречной пробке две девушки на заднем сидении красной «Киа» с оторванным бампером разглядели Алексея и демонстративно принялись смотреть куда-то вверх над его крышей, а потом и показывать туда пальцами. Звонарёв повёлся, посмотрел в люк, но ничего, кроме проводов, не увидел. Девушки искренне захохотали, показывая пальцами теперь на него. «Развели!» – Звонарёв беззлобно улыбнулся им во все тридцать два зуба. Тронувшиеся навстречу друг другу пробки разлучили его с хохотушками. Алёша устал от тишины и включил радио.
 
   «Конечно же, у неё есть повод избегать вечеринок!» – Звонарёв вспомнил, как банк снял для «корпоратива» клуб «Мираж» на Новом Арбате. Ольга была в брючках золотистого цвета и в не то маечке, не то кофточке, демонстрировавшей гладкий животик вокруг идеального пупка. Звонарёв избегал быстрых танцев, потому что двигаться совершенно не умел. Но разгорячённая Оля нимфой вытащила его за руку в центр зала – и, в бликах света, он послушно задёргал конечностями, стараясь не отводить глаз от её сияющего взгляда и опасаясь возможных комментариев коллег, отплясывавших рядом. Олины глаза в полутьме были как у ангела. Она так же, не отрываясь, смотрела на него, и толпа сближала их в танце. И иногда девушка касалась его, чаще всего – руками… Наконец, Звонарёв преодолел своё смущение, он буквально тонул в её глазах. Казалось, что её дыхание передалось ему, захватило и гипнотизировало. Низ живота вдруг охватило томной тяжестью, и Лёша чётко понял, что хочет эту женщину. Быстрый ритм хаос-музыки сменился каким-то «медляком» 80-х годов, и Алёша просто схватил её за талию, прижав к своему животу. Этим движением он придал своему вожделению вертикальное положение, не мешая ему складками одежды возбуждаться дальше. Больше Алексей не боялся испугать торчком окружающих, но Оля-то всё поняла! Теперь Алёша реагировал на тепло её животика, и она ощущала его железобетонное возбуждение. Её глаза лучились радостью и пониманием своей роли. Звонарёв заметил, как участилось Олино дыхание. «Будь что будет!» – решил он. Ему совершенно не хотелось смущаться, стесняться и мямлить какие-то оправдания. «Пусть знает, как она влияет на меня!» – Алёша совсем успокоился и именно тогда решил, что роману быть! Он утолит эти ищущие, ждущие волшебства глаза страстью, пройдёт по дороге влюблённости столько, сколько Она позволит!
 
   Девушка, поющая Moonlight Shadow Майка Олдфилда, понизила голос, и атмосфера в салоне сразу стала торжественной.
   «Будь что будет», – Звонарёв повторил мысль из воспоминаний. «Шоссе пессимистов» всё-таки разогналось, но смотреть на среднюю скорость движения не хотелось. Это шоссе, как и многие в этом ненавистном Алексею городе, стоило переименовать в шоссе Сантехников. «Ну зачем же так злиться? Да, в СССР дороги проектировали не для водителей, а для удобства ремонтников. Ну и… что теперь-то изменишь? В конце концов, я уже выучил расположение самых глубоких люков и научился их объезжать. Ну, пугаю иногда водителей в соседнем ряду, ну и что? Ну да ну».
   Метро «Авиамоторная». На встречной полосе стукнулись лбами две букашечки Hyundai Gets и Skoda Fabia. Столкновение несильное, хозяйки машинок суетились вокруг них в ожидании ДПС. «Интересно посмотреть, как в таких случаях между собой разбираются женщины? Но не сегодня». С моста перед светофором Лёша увидел длинную, уходящую за горизонт колонну горящих красным «стопов». «Всё! Сдаюсь!» Ушёл направо на Красноказарменную, звонко ударился обоими передними колёсами о трамвайные рельсы: «Ещё пару таких ударов – и колёса придётся балансировать». И принялся искать место, где бросить машину. В последнее время это удавалось всё реже. Но сегодня повезло.
   Идя к метро, Звонарёв заранее вытащил книжку из сумки: в вагоне достать, может, и не получится. Встал в очередь за проездным. Читать не хотелось. «У неё ведь тоже букашечка. «Пыжик»». Звонарёв с удовольствием начал вспоминать, как познакомился с Олиной машиной. «Бывают же такие дни. Когда в память врезается каждая мелочь!»
 
   В тот день он вышел на улицу, направляясь на рынок у Выхино с радостным весенним предвкушением чего-то весёлого и светлого. Его взгляд вдруг стал свежим, он как-то по-новому цеплялся за все мелкие детали, словно разыскивая что-то. Пьяная бомжиха валялась на тротуаре, ныла и качалась туда-сюда. Молодая бомжиха, с разбитой переносицей и в восточной яркосиней с серебряными узорами юбке до земли прошла навстречу по грязи. На дороге выставлялись товары: видеокассеты десятилетней давности, пустая бутылка из-под виски. «Тоже продаётся?» Поношенные детские колготы, шубы, обувь со стёртыми каблуками. Подшивка журнала «Юный художник» за 1984 год. «Я ещё тогда учился рисовать, но журнал этот не помню». Наконец, появились соленья, варенья, грибы. Это был ещё не рынок. У всех закутанных баб одинаково настороженный взгляд: «Менты? Где?» Те вальяжно вылезли из своей машины и теперь неспешно двигались сквозь толпу. «Ещё далеко».
   Но готовность бабок в один момент всё свернуть в узел и смыться просто висела в воздухе. Заразившись ею, Звонарёв тоже оглянулся и в ряду припаркованных машин заметил красное пятнышко «Пежо», показавшееся знакомым. Про Ольгу Звонарёв в тот момент не подумал, прошёл в рынок.
   Торговые ряды разделяла трещина на тротуаре, заполненная грязью. На прилавки смотреть было сложно – взгляд притягивал этот ров: «Как бы не вляпаться». Грязь жидкая, Звонарёв вспомнил, как боялся почувствовать её запах. Вспомнил голоса:
   – Народ, я готова! Вы где?
   В спину Алексею со смехом, уточняя:
   – Готова! На всё!
   Груда мяса на прилавке, с самой вершины упал сгусток рёбрышек с ценником. В грязь.
   – Девушка, у вас мясо упало.
   – Вот бессовестноё!
   Смешная надпись на ценнике гласила: «Вичина».
   Маленький, старый, весь сморщенный азербайджанец в колоритной кепке, плохо выбритый, с плохими зубами, тыкал вверх огромной тонкой морковкой – там в сетке застрял пакет с чьим-то мусором – прямо над его прилавком.
   У выхода с рынка Звонарёв остановился, привычным жестом выкинул два-три гнилых помидора, так же привычно всунутых продавщицей, и, подняв глаза, снова заметил Её. Чей-то дремучего года выпуска «хач-мобиль» припарковался во втором ряду и запер «пыжик». Хозяина не было. Ольга беспомощно суетилась возле машин. Рядом кучковалась толпа восточных брюнетов разных возрастов. Одинаково беззвучно смеялись, поглядывали исподтишка: что дэлать-то будэт дэвушка? Наверняка хозяин запершей машины или здесь, или недалеко. Но помогать никто не спешил.
   Алёша подошёл, поздоровался.
   – Помоги, пожалуйста, – Олин взгляд был испуганным. – Я мужу уже позвонила, но он без машины – пока доедет…
   «А к этим я боюсь обращаться», – не стала говорить она, но Звонарёв и так понял её растерянность.
   Несколько раз он изо всех сил пнул «Жигули». Прохрюкала еле слышно сигнализация. Народ вокруг не отреагировал. Южане продолжали смеяться между собой, но не приближались. Звонарёв попробовал выковырять треугольник бокового стекла. Безрезультатно. Но приступ ярости прошёл. Подёргал подряд все ручки. Задняя дверь открылась. Из салона Звонарёв отпёр водительскую дверь, снял «Жигули» с «ручника», включил «нейтралку». Мощным рывком, упираясь плечом в стойку, просто выкатил машину на середину дороги. А когда Ольга выбралась из капкана, таким же рывком закатил «Жигули» назад. Толпа зрителей уважительно притихла. И Звонарёв вдруг ощутил к ним даже что-то вроде симпатии, вместе с ними наблюдая, как Ольга уехала.
   Следом пришла эсэмэска, хотя Алёша совершенно не помнил, когда давал ей свой номер. Эту эсэмэску он почему-то долго хранил в мобильнике, не удалял. Что-то было личное в задиристых Олиных буковках.
   – Леша! Спасибо тебе большое! Тебе не идет эта шапка! Совсем…
   – Почему?
   – В куртке за 500 баксов носить этот задрипанный вязаный чепчик – фу!
   – За 700… А по мне, нормальная шапка. Рекламные агенты у метро не пристают… Да и толпа пьяных подростков у подъезд а, когда я приближаюсь, расступается.
   Весеннее солнце изо всех сил старалось согреть непослушную апрельскую Москву, и пронизывающий северный ветер весело гонял между домами прошлогоднюю пыль. Прохожие, потоком выплёскиваясь из метро, зябко поёживались, одинаково удивляясь такому несоответствию света и температуры… и запаха свежей краски, источавшегося с бордюров, оград – отовсюду.
   Ольга на выходе из метро сразу заметила знакомую долговязую фигуру. Звонарёв, не обращая внимания на прохожих, читал книгу. «Моё!» – эта мысль импульсивно охватила Олю целиком. Сопротивляться ощущению эйфории не хотелось. Но и нагонять Алёшу она тоже не стала. «Интересно, он тогда заметил?»
   Оля вспомнила, как однажды весной, зайдя к Алексею что-то подписать, она увидела в качестве обоев на рабочем столе его монитора свою любимую фотографию. Нет, не изображение её милой физиономии. Это был пейзаж. Точно такая же фотография стояла в рамке на столе Ольги, и она не без оснований считала себя автором. Присмотревшись, она уловила незаметные сходу отличия. Фотография была та и всё-таки не та. Стоял март, но зима игнорировала календари. Москва была чёрно-белой от грязи, сырости и прогорклого снега на обочинах. Проезжая утром по Новогиреевской эстакаде, она вдруг увидала Чудо. Забыв о работе, она кинула машину на первом попавшемся свободном бордюре, который смог осилить её «пыжик», и, отыскав под сидением пылившийся с Нового года фотоаппарат, бегом понеслась к тому месту, где она видела его. Чудо. С высоты эстакады открывался вид на Кусковский парк. Местами таявший снег, голые чёрные деревья, дорожки – всё тонуло в белом мареве зимнего тумана. Ольга никогда не видела тумана зимой, и виденная ею картина требовала сравнения с мультфильмом. Опостылевшая, скучная в это время года, Москва вдруг обернулась прекрасной сказкой, фантастическим видением. Ольга коллекционировала разные пейзажи, но чтобы в городе? Москва словно пообещала Ольге волшебную весну этим невозможно красивым видом. И она понеслась на работу, ожидая следующего чудесного знака.