Страница:
Егор – под турецкой чадрой – скорчил кислую гримасу, обозначающую сильнейшую степень досады, но, всё же, решил остаться на прежнем месте и дослушать до конца эту абсолютно скучную и пресную беседу.
Неожиданно Пётр вытянул правую руку вверх, призывая собеседников к тишине, и произнёс – совершенно бесцветным голосом:
– Спасибо, господа, за подробный доклад. Всё было очень дельно, вы проделали большую и серьёзную работу. Готовьте тексты новых мирных и торговых Соглашений, я потом их внимательно просмотрю и подправлю – ежели что… Высокородный Медзоморт-паша, у вас же есть необходимые полномочия для подписания таких важных и судьбоносных документов? Отлично! Не утруждайте себя – прямо сейчас – поиском соответствующих бумаг, передадите мне ваши верительные грамоты через несколько дней, так сказать, в торжественной и официальной обстановке. С нашей же стороны все необходимые документы подпишет царевич Алексей. Вести все южные дела – от имени России – я поручаю именно ему… (Царевич – в знак благодарности и признательности за оказанное доверие – коротко, с чувством собственного достоинства кивнул головой). Да, вот ещё, любезный мой Медзоморт-паша… Я приглашаю вас – вместе с вашими прекрасными жёнами, естественно – провести три-четыре дня, оставшиеся до официального приёма, в моём Преображенском дворце. Поболтаем немного в спокойной обстановке о делах земных и небесных, поиграем в шахматы, в нарды, в русское домино… Вы же, надеюсь, не будете против?
Медзоморт-паша – бывший забубённый пират, опытный и битый лис, дипломат до мозга костей – только невозмутимо погладил седую, аккуратно подстриженную бороду и забормотал вежливые слова благодарности.
«Вот, пожалуйста, ещё одна неожиданность!», – обречённо поморщился внутренний голос. – «Хотя, может быть, после предстоящих пожаров Пётр Алексеевич передумает и отменит это решение?».
Пётр, тем временем, вежливо попрощался с царевичем Алексеем и турецким посланником, а адмирала Бровкина (с незабываемыми интонациями Мюллера – из телевизионного сериала про разведчика Штирлица) попросил задержаться.
Ещё через полторы-две минуты, дождавшись, когда царевич и Медзоморт-паша отойдут подальше, царь властно обратился к темноте, окружавшей беседку:
– Эй, дядя, подходи-ка к нам!
По песчано-гравийной дорожке, ведущей от двустворчатых дверей дворца, послушался негромкий скрип-треск. Это послушно перекатывался под подошвами чьих-то сапог мелкий гравий. Жалобно скрипнули деревянные ступени беседки под грузными и уверенными шагами…
В желтовато-призрачных отблесках горящих свечей возле стола появился князь-кесарь Фёдор Юрьевич Ромодановский собственной персоной, ведущий за руку маленького, светленького и – визуально – очень шустрого мальчишку.
«Это же Шурик! Вырос-то как, родненький, кровиночка наша…», – зачарованно выдохнул растроганный внутренний голос. – «Что же теперь делать? Совсем скоро в казарме охранной Службы начнётся неслабый пожар. Дальше-то что? Операция уже сорвана, сто один процент! А после пожара царь, наверняка, решит отправить Сашутку в совершенно другое место. Отправит обязательно, гнида осторожная…».
Адмирал удивлённо охнул, а мальчишка, ловко вырвав крохотную ладошку из огромной лапищи князя-кесаря, бросился к Бровкину, восторженно вопя:
– Дядя Алёша, ура, ура! А где мои папа и мама? Где Катенька, Петька, дедушка Иван Артёмич и Лизок? Где они?
– Они немного задерживаются, племяш, извини. Но ты их всех ещё увидишь. Обязательно увидишь, обещаю…, – смущённо, растроганно и очень неуверенно забормотал Алёшка.
Дождавшись, когда порыв родственных чувств слегка утихнет, Пётр вновь забрал нить разговора в свои сильные и уверенные руки:
– Ладно вам, дядя и племянник, угомонитесь! Кому я сказал? Ну? У вас очень скоро будет в достатке времени для общения. Ещё – непременно – успеете надоесть друг другу… Я могу говорить? Вот, спасибо, уважили! Итак, Алексей Иванович Бровкин, вице-адмирал, маркиз де Бровки, я принял окончательное и бесповоротное решение. Причём, принял его под беспрецедентным давлением – практически со всех сторон… Ну, и на основании собственных долгих и муторных размышлений… Итак, адмирал Бровкин, забирай племянника и прямо завтра выезжай – через Урал и Сибирь-матушку – к славному российскому городу Охотску. Там уже хваткие ребятки построили крепкий двухмачтовый ял, заложили трёхмачтовый фрегат. Короче говоря, достраивай тот фрегат, иди на нём к этой тайной Аляске и отыщи там Алексашку.… Только сперва, Алексей Иванович, дай мне честное слово, что после этого ты – вместе с дочкой Лизой – сразу же вернёшься назад, в Питербурх!
– Государь, да я…
– Ну, адмирал, слово?
– Вернусь, государь! – обречённо выдохнул Алёшка. – Честное благородное слово!
– То-то же! – довольно, словно сытый кот, своровавший с хозяйского стола кусок парного мяса, усмехнулся в реденькие кошачьи усики царь. – Продолжаю… Найди на Аляске лагерь нашего Данилыча и хорошенько запомни это место. Не просто запомни, но постарайся и карту – какую-никакую – составить. Понял меня? Потом отдай бывшему Светлейшему князю его отпрыска, забери свою дочь и поспешай назад… Ах, да, ещё же выкуп… Похоже, что со ста пудами – я погорячился немного. Забери у Алексашки золото, которое у него будет в наличии. Будет половина запрашиваемого – отлично. Только треть? Да, и чёрт с ним! Так и быть, верни ему сына… Я ведь царь, а не жадный лавочник! Что смотришь так удивлённо, как будто узрел чудо чудное? Интересуешься, наверное, с каких таких вкусных и сочных пирожков я заделался слюнявым мизантропом? Да, просто всё, верный соратник! Во-первых, пока Шурик здесь проживает, то и Александр Данилович будет неустанно вертеться вокруг Москвы, а его фрегаты – тупо курсировать по седой Балтике туда-сюда. Азбука… Это может очень долго продолжаться. Опять же, и кровушка русская, наверняка, прольётся – звонкими ручьями… А так Алексашке, хочет он того или нет, придётся-таки плыть к Аляске, благо это совсем недалеко от Охотска, и золотишко там добывать усердно. Во-вторых, некие прекрасные и нежные наяды – после вашего отъезда – перестанут, надеюсь, на меня дуться и изображать из себя холодную февральскую льдинку. В-третьих, и с моей души (с царской души!) спадёт тяжёлый камень… Так что, собирайся в дорогу, адмирал! Подробности отъезда мы не будем держать в секрете, а нужные бумаги тебе с самого утра князь-кесарь выправит… Да, место-то «золотое», секретное, не забудь хорошенько запомнить и старательно нанести на карту…
«Какая-то шарада неразрешимая! Что теперь делать, а?», – искренне возмутился окончательно сбитый с толка внутренний голос. – «Медзоморт-паша с жёнами должен трое-четверо суток находится в Преображенском дворце, а Алёшка с Шуриком уже завтра отбывают на Охотск… Если улизнуть из дворца, взять у маркиза Сашутку и рвануть к Кёнигсбергу, то, что у нас получается? Во-первых, это откровенная подстава – и в отношении Медзоморта, и в отношении адмирала. Любой здравомыслящий индивидуум всё это легко сопоставит и сразу же поймёт, что к чему. Во-вторых, если Алёшку взять с собой, то это очень плохо отразится на судьбе остальных Бровкиных – и Гаврюшки, и тестя нашего, Ивана Артемича… И, наконец, в-третьих, Антошка Девиер и князь-кесарь всё сразу и однозначно просекут и тут же перекроют дороги – большие и малые – ведущие на запад. Однако, дела… Может, пусть всё будет, как предлагает Пётр Алексеевич? Для четырёхлетнего пацана так будет гораздо безопасней – не придётся пересекать два безбрежных океана, что сопряжено с серьёзными опасностями. Тем более что Шурик очень плохо переносит качку… Да, и стоит ли нарушать очередной приказ царя, который, в принципе, всех устраивает? Пётр же может разозлиться уже и по-настоящему, тогда только держись, половина страны – между делом – кровью умоется.… А так, Шурёнок – в сопровождении родного и любимого дяди – прокатится по всей России с запада на восток, увидит много чего любопытного, полезного и познавательного. А к Охотску мы и сами, братец, подплывём, чего уж там…».
Где-то за Преображенским дворцом неожиданно полыхнуло, к небу взметнулись оранжевые всполохи, тут же со всех сторон предсказуемо зазвучало:
– Пожар! Пожар! Горим!
В темноте – с подсвечниками и факелами в руках – бестолково забегали-засуетились какие-то непонятные фигуры, зазвучали резкие и отрывистые команды офицеров.
Пётр на это безобразие отреагировал неожиданно и совершенно непредсказуемо:
– Вот, понимаешь, не успел! Ну, надо же, а… Голову даю на отсечение, что данный пожар – это Алексашкина работа! Он у меня такой…, – в голосе царя послышались нотки нежной гордости, впрочем, он очень быстро взял себя в руки и громко проорал в темноту: – Девиер, Антон, мать твою голландскую! Быстро ко мне!
Через две-три минуты бледный Антошка был уже в беседке и уверенно докладывал:
– Ничего страшного, государь! Это просто горит казарма охранной Службы. Сейчас ветра нет, поэтому пожар не сможет перекинуться на дворец. Совершенно ничего опасного, высокородные гости могут безбоязненно оставаться за столами…
– Хватит, господин подполковник! Помолол языком – чушь свинячью – и тут же остановился! – сердито прервал Девиера царь. – Я тебя позвал совершенно по другому поводу. Выдели-ка два десятка надёжных драгун – для охраны адмирала Бровкина и сего мальца. Прямо сейчас выдели! Чтобы из дворца они отправились уже под надёжным эскортом. Ну, и дальше пусть драгуны сопровождают моих добрых друзей, то бишь, до самого Охотска. Дальнего такого городка… Озаботься, чтобы все служивые людишки уже завтра поутру были экипированы знатно и получили все нужные бумаги, довольствие денежное и продовольственное. Командира им самолично подбери – надёжного и весьма дельного…
Наконец, Пётр остался в беседке один. Нерешительно покряхтев, он сердито откашлялся и объявил:
– Выходи-ка, Алексашка, на свет Божий! Я же знаю, что ты где-то рядом, сучий потрох… Выходи, не трону! С каких это пор – ты стал труса праздновать, а?
Егор, недовольно поморщившись под чадрой, покорно поднялся по ступенькам лесенки в беседку.
– Ха-ха-ха! – молодым жеребцом заржал царь. – Смотри-ка ты, он чадру напялил! Ай, молодец! Сообразительный, сукин кот… Ну-ка, высунь личико из-под этой накидки. Хочу удостоверится в твоей личности… Ага, молодец, прячься снова. Бледный ты какой-то, Алексашка. Наверное, от переживаний избыточных. Ладно, пошли в мой тайный кабинет, поболтаем немного – о делах наших непростых…
Через двустворчатые, распахнутые настежь двери дворцовых покоев безостановочно и бестолково сновали туда-сюда растрёпанные и испуганные люди обоих полов, поэтому на бесформенную фигуру в тёмной чадре, покорно семенящую за царём, никто особого внимания и не обратил. Пётр уверенно прошёл по широкому коридору, свернул в узкий, снова – в широкий, вновь – в узкий…
Наконец, он дошагал до заветного тупичка: деревянные тёмно-фиолетовые планки морёного дуба, между планками – изумрудно-зелёный бархат. Царь, тревожно оглядевшись по сторонам, зашёл в нишу, уверенно нажал на нужную планку. Лицевая сторона тупика послушно и почти бесшумно отошла в сторону.
– Заходи, Алексашка, – вполголоса предложил Пётр. – Располагайся, как в прежние времена…
Егор, сбросив чадру на пол, уверенно нащупал на маленьком столике коробок со спичками конструкции Меньшикова-Брюса, поджёг одну.
«Ничего не изменилось в тайном кабинете нашего Петра Алексеевича, такой же несусветный бардак, как и прежде», – недовольно поморщился внутренний голос, обожающий порядок во всём. – «Вон же, братец, подсвечник с толстыми огарками. Зажигай свечи быстрее, а то, не дай Бог, пальцы обожжёшь…».
Царь расположился в видавшем виды кресле с прожжёнными подлокотниками и, небрежно указав правой рукой на стул, предложил:
– Присаживайся, Алексашка, присаживайся.… Давай, я буду говорить, а ты, соответственно, будешь молчать и слушать?
– Как скажешь, мин херц…
– Серый тамбовский волк тебе, вражине, «мин херц»! Ладно, проехали… Погорячился я, короче говоря. Вспылил, вот, и издал Указишко этот. Бывает… А теперь уже ничего не попишешь. Не отменять же, в самом деле… Опять-таки, и тебе, морде наглой, так будет спокойней и безопасней. Вот, сам посуди. Допустим, что Указ, наплевав на все правила, я отменю. А потом как-нибудь – по приличному поводу – напьюсь в дымину. При этом, естественно, вспомню все былые обиды, да и велю – в пьяном угаре – отрубить тебе буйну голову… Может такое случиться?
– Запросто, – подтвердил Егор.
– Не сметь – так ехидно ухмыляться! – вспылил Пётр. – Деятель из Будущего, понимаешь! Кем ты там был-то? Военным телохранителем? Оно и видно… Слушай сюда, господин Охранитель! Поплывёшь на свою Аляску и добудешь там золота – сколько сможешь. В Охотске сто пудов сдашь в казну. Там тебя будет ждать мой новый Указ, мол, старые грехи прощаются, и Александр Данилович Меньшиков назначается…, э-э-э, ещё не придумал кем… Воеводой восточных русских земель? Топорно как-то звучит… Восточным Наместником? Чести много. Ладно, потом решу… Живи в тех краях, Алексашка, властвуй. Прибирай под российскую корону новые земли… Чтобы ещё полезного извлечь из твоего плавания? Ага, ага… Ты же, небось, планируешь посетить шведский Стокгольм? Мол, с друзьями старинными надо повидаться, то, да сё…
– Были такие мысли, – честно признался Егор. – Хотел я у Карлуса попросить пару дельных кораблей. Так, на всякий случай. Для усиления экспедиционной мощи.
– Молодец! – одобрил царь. – А не подарить ли шведскому королю – по поводу встречи – русскую рогатину для охоты на медведя?
– Зачем, мин херц?
– Затем, что очень надо! Рогатина-то будет непростой… Умельцы Антошки Девиера её древко подпилят – где надо, а после замажут специальным клеем, чтобы надпил был полностью незаметен. Карл – юноша отважный и сумасбродный. Зимой обязательно отправится на медведя… Понимаешь, о чём я толкую? Высокая политика, как ты сам меня учил, дама грязная и коварная…
Уже в самом конце разговора, Егор поинтересовался:
– Государь, а почему ты ничего не спрашиваешь про Будущее?
– Ну, его – в одно неприглядное место! – помрачнел Пётр. – Не хочу я этих знаний. Вернее, опасаюсь. Ничего хорошего это мне не даст, кроме головной боли и душевных терзаний…
Глава пятая
Неожиданно Пётр вытянул правую руку вверх, призывая собеседников к тишине, и произнёс – совершенно бесцветным голосом:
– Спасибо, господа, за подробный доклад. Всё было очень дельно, вы проделали большую и серьёзную работу. Готовьте тексты новых мирных и торговых Соглашений, я потом их внимательно просмотрю и подправлю – ежели что… Высокородный Медзоморт-паша, у вас же есть необходимые полномочия для подписания таких важных и судьбоносных документов? Отлично! Не утруждайте себя – прямо сейчас – поиском соответствующих бумаг, передадите мне ваши верительные грамоты через несколько дней, так сказать, в торжественной и официальной обстановке. С нашей же стороны все необходимые документы подпишет царевич Алексей. Вести все южные дела – от имени России – я поручаю именно ему… (Царевич – в знак благодарности и признательности за оказанное доверие – коротко, с чувством собственного достоинства кивнул головой). Да, вот ещё, любезный мой Медзоморт-паша… Я приглашаю вас – вместе с вашими прекрасными жёнами, естественно – провести три-четыре дня, оставшиеся до официального приёма, в моём Преображенском дворце. Поболтаем немного в спокойной обстановке о делах земных и небесных, поиграем в шахматы, в нарды, в русское домино… Вы же, надеюсь, не будете против?
Медзоморт-паша – бывший забубённый пират, опытный и битый лис, дипломат до мозга костей – только невозмутимо погладил седую, аккуратно подстриженную бороду и забормотал вежливые слова благодарности.
«Вот, пожалуйста, ещё одна неожиданность!», – обречённо поморщился внутренний голос. – «Хотя, может быть, после предстоящих пожаров Пётр Алексеевич передумает и отменит это решение?».
Пётр, тем временем, вежливо попрощался с царевичем Алексеем и турецким посланником, а адмирала Бровкина (с незабываемыми интонациями Мюллера – из телевизионного сериала про разведчика Штирлица) попросил задержаться.
Ещё через полторы-две минуты, дождавшись, когда царевич и Медзоморт-паша отойдут подальше, царь властно обратился к темноте, окружавшей беседку:
– Эй, дядя, подходи-ка к нам!
По песчано-гравийной дорожке, ведущей от двустворчатых дверей дворца, послушался негромкий скрип-треск. Это послушно перекатывался под подошвами чьих-то сапог мелкий гравий. Жалобно скрипнули деревянные ступени беседки под грузными и уверенными шагами…
В желтовато-призрачных отблесках горящих свечей возле стола появился князь-кесарь Фёдор Юрьевич Ромодановский собственной персоной, ведущий за руку маленького, светленького и – визуально – очень шустрого мальчишку.
«Это же Шурик! Вырос-то как, родненький, кровиночка наша…», – зачарованно выдохнул растроганный внутренний голос. – «Что же теперь делать? Совсем скоро в казарме охранной Службы начнётся неслабый пожар. Дальше-то что? Операция уже сорвана, сто один процент! А после пожара царь, наверняка, решит отправить Сашутку в совершенно другое место. Отправит обязательно, гнида осторожная…».
Адмирал удивлённо охнул, а мальчишка, ловко вырвав крохотную ладошку из огромной лапищи князя-кесаря, бросился к Бровкину, восторженно вопя:
– Дядя Алёша, ура, ура! А где мои папа и мама? Где Катенька, Петька, дедушка Иван Артёмич и Лизок? Где они?
– Они немного задерживаются, племяш, извини. Но ты их всех ещё увидишь. Обязательно увидишь, обещаю…, – смущённо, растроганно и очень неуверенно забормотал Алёшка.
Дождавшись, когда порыв родственных чувств слегка утихнет, Пётр вновь забрал нить разговора в свои сильные и уверенные руки:
– Ладно вам, дядя и племянник, угомонитесь! Кому я сказал? Ну? У вас очень скоро будет в достатке времени для общения. Ещё – непременно – успеете надоесть друг другу… Я могу говорить? Вот, спасибо, уважили! Итак, Алексей Иванович Бровкин, вице-адмирал, маркиз де Бровки, я принял окончательное и бесповоротное решение. Причём, принял его под беспрецедентным давлением – практически со всех сторон… Ну, и на основании собственных долгих и муторных размышлений… Итак, адмирал Бровкин, забирай племянника и прямо завтра выезжай – через Урал и Сибирь-матушку – к славному российскому городу Охотску. Там уже хваткие ребятки построили крепкий двухмачтовый ял, заложили трёхмачтовый фрегат. Короче говоря, достраивай тот фрегат, иди на нём к этой тайной Аляске и отыщи там Алексашку.… Только сперва, Алексей Иванович, дай мне честное слово, что после этого ты – вместе с дочкой Лизой – сразу же вернёшься назад, в Питербурх!
– Государь, да я…
– Ну, адмирал, слово?
– Вернусь, государь! – обречённо выдохнул Алёшка. – Честное благородное слово!
– То-то же! – довольно, словно сытый кот, своровавший с хозяйского стола кусок парного мяса, усмехнулся в реденькие кошачьи усики царь. – Продолжаю… Найди на Аляске лагерь нашего Данилыча и хорошенько запомни это место. Не просто запомни, но постарайся и карту – какую-никакую – составить. Понял меня? Потом отдай бывшему Светлейшему князю его отпрыска, забери свою дочь и поспешай назад… Ах, да, ещё же выкуп… Похоже, что со ста пудами – я погорячился немного. Забери у Алексашки золото, которое у него будет в наличии. Будет половина запрашиваемого – отлично. Только треть? Да, и чёрт с ним! Так и быть, верни ему сына… Я ведь царь, а не жадный лавочник! Что смотришь так удивлённо, как будто узрел чудо чудное? Интересуешься, наверное, с каких таких вкусных и сочных пирожков я заделался слюнявым мизантропом? Да, просто всё, верный соратник! Во-первых, пока Шурик здесь проживает, то и Александр Данилович будет неустанно вертеться вокруг Москвы, а его фрегаты – тупо курсировать по седой Балтике туда-сюда. Азбука… Это может очень долго продолжаться. Опять же, и кровушка русская, наверняка, прольётся – звонкими ручьями… А так Алексашке, хочет он того или нет, придётся-таки плыть к Аляске, благо это совсем недалеко от Охотска, и золотишко там добывать усердно. Во-вторых, некие прекрасные и нежные наяды – после вашего отъезда – перестанут, надеюсь, на меня дуться и изображать из себя холодную февральскую льдинку. В-третьих, и с моей души (с царской души!) спадёт тяжёлый камень… Так что, собирайся в дорогу, адмирал! Подробности отъезда мы не будем держать в секрете, а нужные бумаги тебе с самого утра князь-кесарь выправит… Да, место-то «золотое», секретное, не забудь хорошенько запомнить и старательно нанести на карту…
«Какая-то шарада неразрешимая! Что теперь делать, а?», – искренне возмутился окончательно сбитый с толка внутренний голос. – «Медзоморт-паша с жёнами должен трое-четверо суток находится в Преображенском дворце, а Алёшка с Шуриком уже завтра отбывают на Охотск… Если улизнуть из дворца, взять у маркиза Сашутку и рвануть к Кёнигсбергу, то, что у нас получается? Во-первых, это откровенная подстава – и в отношении Медзоморта, и в отношении адмирала. Любой здравомыслящий индивидуум всё это легко сопоставит и сразу же поймёт, что к чему. Во-вторых, если Алёшку взять с собой, то это очень плохо отразится на судьбе остальных Бровкиных – и Гаврюшки, и тестя нашего, Ивана Артемича… И, наконец, в-третьих, Антошка Девиер и князь-кесарь всё сразу и однозначно просекут и тут же перекроют дороги – большие и малые – ведущие на запад. Однако, дела… Может, пусть всё будет, как предлагает Пётр Алексеевич? Для четырёхлетнего пацана так будет гораздо безопасней – не придётся пересекать два безбрежных океана, что сопряжено с серьёзными опасностями. Тем более что Шурик очень плохо переносит качку… Да, и стоит ли нарушать очередной приказ царя, который, в принципе, всех устраивает? Пётр же может разозлиться уже и по-настоящему, тогда только держись, половина страны – между делом – кровью умоется.… А так, Шурёнок – в сопровождении родного и любимого дяди – прокатится по всей России с запада на восток, увидит много чего любопытного, полезного и познавательного. А к Охотску мы и сами, братец, подплывём, чего уж там…».
Где-то за Преображенским дворцом неожиданно полыхнуло, к небу взметнулись оранжевые всполохи, тут же со всех сторон предсказуемо зазвучало:
– Пожар! Пожар! Горим!
В темноте – с подсвечниками и факелами в руках – бестолково забегали-засуетились какие-то непонятные фигуры, зазвучали резкие и отрывистые команды офицеров.
Пётр на это безобразие отреагировал неожиданно и совершенно непредсказуемо:
– Вот, понимаешь, не успел! Ну, надо же, а… Голову даю на отсечение, что данный пожар – это Алексашкина работа! Он у меня такой…, – в голосе царя послышались нотки нежной гордости, впрочем, он очень быстро взял себя в руки и громко проорал в темноту: – Девиер, Антон, мать твою голландскую! Быстро ко мне!
Через две-три минуты бледный Антошка был уже в беседке и уверенно докладывал:
– Ничего страшного, государь! Это просто горит казарма охранной Службы. Сейчас ветра нет, поэтому пожар не сможет перекинуться на дворец. Совершенно ничего опасного, высокородные гости могут безбоязненно оставаться за столами…
– Хватит, господин подполковник! Помолол языком – чушь свинячью – и тут же остановился! – сердито прервал Девиера царь. – Я тебя позвал совершенно по другому поводу. Выдели-ка два десятка надёжных драгун – для охраны адмирала Бровкина и сего мальца. Прямо сейчас выдели! Чтобы из дворца они отправились уже под надёжным эскортом. Ну, и дальше пусть драгуны сопровождают моих добрых друзей, то бишь, до самого Охотска. Дальнего такого городка… Озаботься, чтобы все служивые людишки уже завтра поутру были экипированы знатно и получили все нужные бумаги, довольствие денежное и продовольственное. Командира им самолично подбери – надёжного и весьма дельного…
Наконец, Пётр остался в беседке один. Нерешительно покряхтев, он сердито откашлялся и объявил:
– Выходи-ка, Алексашка, на свет Божий! Я же знаю, что ты где-то рядом, сучий потрох… Выходи, не трону! С каких это пор – ты стал труса праздновать, а?
Егор, недовольно поморщившись под чадрой, покорно поднялся по ступенькам лесенки в беседку.
– Ха-ха-ха! – молодым жеребцом заржал царь. – Смотри-ка ты, он чадру напялил! Ай, молодец! Сообразительный, сукин кот… Ну-ка, высунь личико из-под этой накидки. Хочу удостоверится в твоей личности… Ага, молодец, прячься снова. Бледный ты какой-то, Алексашка. Наверное, от переживаний избыточных. Ладно, пошли в мой тайный кабинет, поболтаем немного – о делах наших непростых…
Через двустворчатые, распахнутые настежь двери дворцовых покоев безостановочно и бестолково сновали туда-сюда растрёпанные и испуганные люди обоих полов, поэтому на бесформенную фигуру в тёмной чадре, покорно семенящую за царём, никто особого внимания и не обратил. Пётр уверенно прошёл по широкому коридору, свернул в узкий, снова – в широкий, вновь – в узкий…
Наконец, он дошагал до заветного тупичка: деревянные тёмно-фиолетовые планки морёного дуба, между планками – изумрудно-зелёный бархат. Царь, тревожно оглядевшись по сторонам, зашёл в нишу, уверенно нажал на нужную планку. Лицевая сторона тупика послушно и почти бесшумно отошла в сторону.
– Заходи, Алексашка, – вполголоса предложил Пётр. – Располагайся, как в прежние времена…
Егор, сбросив чадру на пол, уверенно нащупал на маленьком столике коробок со спичками конструкции Меньшикова-Брюса, поджёг одну.
«Ничего не изменилось в тайном кабинете нашего Петра Алексеевича, такой же несусветный бардак, как и прежде», – недовольно поморщился внутренний голос, обожающий порядок во всём. – «Вон же, братец, подсвечник с толстыми огарками. Зажигай свечи быстрее, а то, не дай Бог, пальцы обожжёшь…».
Царь расположился в видавшем виды кресле с прожжёнными подлокотниками и, небрежно указав правой рукой на стул, предложил:
– Присаживайся, Алексашка, присаживайся.… Давай, я буду говорить, а ты, соответственно, будешь молчать и слушать?
– Как скажешь, мин херц…
– Серый тамбовский волк тебе, вражине, «мин херц»! Ладно, проехали… Погорячился я, короче говоря. Вспылил, вот, и издал Указишко этот. Бывает… А теперь уже ничего не попишешь. Не отменять же, в самом деле… Опять-таки, и тебе, морде наглой, так будет спокойней и безопасней. Вот, сам посуди. Допустим, что Указ, наплевав на все правила, я отменю. А потом как-нибудь – по приличному поводу – напьюсь в дымину. При этом, естественно, вспомню все былые обиды, да и велю – в пьяном угаре – отрубить тебе буйну голову… Может такое случиться?
– Запросто, – подтвердил Егор.
– Не сметь – так ехидно ухмыляться! – вспылил Пётр. – Деятель из Будущего, понимаешь! Кем ты там был-то? Военным телохранителем? Оно и видно… Слушай сюда, господин Охранитель! Поплывёшь на свою Аляску и добудешь там золота – сколько сможешь. В Охотске сто пудов сдашь в казну. Там тебя будет ждать мой новый Указ, мол, старые грехи прощаются, и Александр Данилович Меньшиков назначается…, э-э-э, ещё не придумал кем… Воеводой восточных русских земель? Топорно как-то звучит… Восточным Наместником? Чести много. Ладно, потом решу… Живи в тех краях, Алексашка, властвуй. Прибирай под российскую корону новые земли… Чтобы ещё полезного извлечь из твоего плавания? Ага, ага… Ты же, небось, планируешь посетить шведский Стокгольм? Мол, с друзьями старинными надо повидаться, то, да сё…
– Были такие мысли, – честно признался Егор. – Хотел я у Карлуса попросить пару дельных кораблей. Так, на всякий случай. Для усиления экспедиционной мощи.
– Молодец! – одобрил царь. – А не подарить ли шведскому королю – по поводу встречи – русскую рогатину для охоты на медведя?
– Зачем, мин херц?
– Затем, что очень надо! Рогатина-то будет непростой… Умельцы Антошки Девиера её древко подпилят – где надо, а после замажут специальным клеем, чтобы надпил был полностью незаметен. Карл – юноша отважный и сумасбродный. Зимой обязательно отправится на медведя… Понимаешь, о чём я толкую? Высокая политика, как ты сам меня учил, дама грязная и коварная…
Уже в самом конце разговора, Егор поинтересовался:
– Государь, а почему ты ничего не спрашиваешь про Будущее?
– Ну, его – в одно неприглядное место! – помрачнел Пётр. – Не хочу я этих знаний. Вернее, опасаюсь. Ничего хорошего это мне не даст, кроме головной боли и душевных терзаний…
Глава пятая
Стойкие оловянные солдатики в Стокгольме
От Кёнигсберга они отчалили только во второй декаде августа. Так, уж, получилось, качество русских дорог никогда не способствовало быстрому передвижению по ним…
А Медзоморт-паша решил на недельку задержаться в славном немецком городке.
– Хочу осмотреть местные артиллерийские новшества, вдруг, что и закуплю для нужд армии и флота Небеснородного султана, – заявил турок. – Вот, ещё, сэр Александэр. Тут – перед самым нашим отъездом из Москвы – ко мне подошёл брат маркиза де Бровки, который назвался Гаврилой. Не знаю, стоит ли ему верить, больно, уж, лицо такое – чрезмерно серьёзное и умное… Он велел передать, мол, на твоём фрегате есть один человек, который представлен наблюдать Небеснородным царём. За всем происходящим усердно наблюдать и докладывать – с любой оказией. Русское имя тому любопытному человеку…
– Не говори, паша, не надо! – прервал турка Егор.
– Хорошо, не буду. Но, собственно, почему?
– Пётр мог и соврать, чтобы внести разлад в мою команду. Человек, который передавал имя, тоже мог соврать…
– Не продолжай, сэр Александэр, я всё понял…
Трёхмачтовый бриг «Король», заложенный почти тринадцать с половиной лет назад на лондонских королевских верфях, считался уже стареньким. Кроме того, он строился сугубо как торговое судно, поэтому был очень широким и внешне неуклюжим, слегка напоминая Егору приземистого английского бульдога.
– Ничего, зато мой «Король» очень устойчив на сильной боковой волне и всегда послушен рулю! – искренне нахваливал бриг Людвиг Лаудруп. – Правда, пушек маловато, всего-то двенадцать. Да, ничего страшного! Бог, как известно, он всенепременно помогает смелым и отважным…
На борт «Короля», кроме корабельной команды и рядового состава экспедиции, поднялись: Лаудрупы, Меньшиковы, Лиза Бровкина, горничная Лукерья, Илья Солев и молчаливый Фрол Иванов, сразу же удалившийся на корму брига.
– Что, подполковник, осталась на берегу твоя прекрасная Матильда? – Егор по-дружески положил руку на широкое плечо Иванова.
– Почему – на берегу? – подчёркнуто невозмутимо ответил Фролка. – Она ещё тогда, на Васильевском острове, поднялась на борт «Апостола Петра». Опираясь на локоток этого, – чуть слышно скрипнул зубами, – прыща голландского, Антона Девиера.
– Так и ты оставался бы с ней! Чего с нами-то попёрся, спрашивается? Личное счастье, поверь мне, оно всего дороже на этом свете. Как, впрочем, и на всех прочих…
– Нет, Александр Данилович, ничего бы не получилось! Матти, она же очень умная, рассудительная и расчётливая. Сразу же сообразила, что я – уже далеко неблестящая партия. Как это – почему? Понятно, что сейчас все люди, которые с тобой, Данилыч, водили дружбу, навсегда лишатся карьерного роста. А за любую малейшую промашку – обеспечена пожизненная каторга. Диалектика, как ты сам любишь говаривать… Матильда тут же всё смекнула, меня стала старательно избегать и сторониться, а этому Антошке голландскому, наоборот, начала строить глазки… Так что, может, оно всё и к лучшему. Вдруг, да и встречу в дальних заморских странах настоящую любовь…
Оставив Фролку наедине с его разбитым сердцем, Егор прошёл на капитанский помост и спросил у Лаудрупа:
– Людвиг, а почему ты не поднимаешь на мачте «Короля» адмиральского вымпела? Раз командор всего похода, то бишь, я нахожусь на борту, значит, и твой бриг теперь является флагманским судном.
– Честно говоря, российский адмиральский вымпел мне теперь как-то неудобно поднимать, – задумчиво пощипывая длинный пиратский ус, сообщил датчанин. – Как ни крути, а я в это плавание отправился без высочайшего одобрения Петра Алексеевича, государя русского. Есть у меня и личный вымпел, оставшийся ещё со старых времён. Но, только, рановато его пока поднимать. Вот, когда выплывем в благословенную Атлантику, тогда и подниму… Кстати, командор Александэр! Мы, ведь, так и не оговорили предстоящий маршрут. Куда, в конце концов, мы следуем, а? Дальние восточные земли… Неужели ты говорил про арабские страны? Или же про загадочную Индию? Какие у нас будут промежуточные остановки?
Егор нервно подёргал щекой. Лаудруп, конечно же, был моряком опытным – плавал в Балтийском, Северном и Средиземных морях, ходил к Исландии и Шпицбергену, посещал Канарские острова и португальский остров Мадейру. Но всё это – даже и вместе взятое – являлось сущей ерундой перед предстоящим маршрутом. Не испугается ли шкипер, не раздумает ли, часом?
– Проходим проливом Ла-Манш, – осторожно начал Егор. – Доходим до южной оконечности Португалии, после чего пересекаем Атлантический океан. Далее – вдоль южно-американского побережья – идём на юг, проходим Магеллановым проливом…
– Ничего себе! – присвистнул Лаудруп. – Потом – что? Между делом проходим – с востока на запад – Тихий океан?
– Зачем? Такой необходимости нет. Мы идём вдоль американского берега строго на север. Пока не упрёмся в холодные полярные льды. Вот, там и остановимся на годик-другой, построим крепкий стационарный посёлок, будем усердно добывать золото.
– Красивый и замечательный маршрут! – насмешливо одобрил Лаудруп. – Шансов, что в конечном итоге останемся живыми, совсем мало. Впрочем… Золота много в тех дальних краях, сэр Александер? Это, конечно, хорошо… Обратно пойдём тем же путём?
– Золота там хватит на всех! – пообещал Егор. – И русской казне отсыплем, и про себя не забудем. А с обратным маршрутом определимся позже. Уже на месте.
– Если я правильно понял, сэр Александэр, то наша первая остановка будет в порту моего родного Копенгагена?
– Нет, шкипер, держим курс на древний город Стокгольм! – огорошил Лаудрупа Егор.
– Как – на Стокгольм? – густые брови датчанина поползли вверх. – Но там же шведы! А на подходе к Стокгольму дежурит их многопушечная эскадра…
– Ничего страшного, Людвиг! В 1699-ом году на Митаве я встречался со шведским королём, и у меня имеется бессрочная путевая охранная грамота за его подписью. При предъявлении этой бумаги все подданные Карла обязаны незамедлительно сопроводить меня – до столицы Швеции.
Утренний туман рассеялся, и балтийская водная гладь, покрытая лёгкой рябью, весело заискрилась под лучами ласкового августовского солнышка. Корабли, подгоняемые лёгким бризом, обогнув длинный мыс, ограничивающий кёнигсбергскую бухту с севера, взяли курс на шведскую столицу. На северо-западе из вод залива гордо выступали одиночные голые скалы, над которыми кружили беспокойные белые чайки. За тёмно-серыми скалами угадывались смутные очертания неизвестного парусника.
– Неужели мы больше никогда не увидим России? Как там наш Шурочка? Как мой папенька, Иван Артёмыч, переживёт всё это? – крепко прижимаясь к его плечу, горестно спросила Санька, и Егор почувствовал, как на кисть его правой руки упала крохотная горячая капелька, за ней – вторая…
Егор бережно обнял жену за нежные плечи, осторожно коснулся губами её светло-льняных, почти платиновых волос.
– Ничего, ничего. Я сейчас успокоюсь, – пообещала Санька и неожиданно сменила тему: – Саша, а ничего, что мы плывём в Стокгольм? Ну, Швеция, ведь, воюет с нашей Россией, а мы направляемся в гости к их Карлосу. Нехорошо это как-то…
– Во-первых, мы не собираемся выдавать шведам никаких русских государственных и военных тайн, – после непродолжительного молчания ответил Егор. – Просто попросим предоставить нам – на взаимовыгодных условиях – пару крепких кораблей. Для такого серьёзного путешествия нужна и соответствующая эскадра. Во-вторых, в Северное море предстоит выходить датскими проливами – Каттегатом и Эресунном – где дежурит шведская эскадра, поэтому в любом случае нам не миновать Стокгольма. И, в-третьих, какой из Карла Двенадцатого – полноценный враг? Враг, это тот, который планирует отнять у тебя что-либо и получить финансовую выгоду – в случае воинской победы. А Карлус – обычный самовлюблённый мальчишка, дерзкий, но недалёкий и простодушный. Его интересует только сам процесс войны, а вовсе не её результаты. Пострелять, помахать шпагой, закатить шумный бал в случае успеха, потом двинуться дальше – на поиск новых приключений на свой тощий шведский зад… Поверь, душа моя, с таким несерьёзным и легкомысленным королём – вечным юношей – Швеция очень скоро перестанет играть в Европе роль первой скрипки. Да и второй, и третьей… Вот, Германия, Франция и Англия – это да. Там у власти находятся ребята серьёзные и совсем непростые…
Ветер – час от часа – крепчал. Старенький «Король», словно подвыпивший русский мужик, начал раскачиваться с одного борта на другой, скрипя и постанывая при этом тоненько и жалобно. Багровое вечернее солнце испуганно спряталось в сизых грозовых тучах, появившихся невесть откуда.
– Енсен, морда ленивая! Живо убрать топселя! – прикрываясь рукавом камзола от солёных брызг забортной воды, скомандовал Лаудруп и пояснил Егору. – До Стокгольма осталось миль пятнадцать-семнадцать. По такому ветру, да на ночь глядя, не будем рисковать лишний раз. Встанем на траверсе столичной гавани, рядов со шведскими сторожевыми фрегатами. А в порт зайдём уже завтра, если ветер стихнет, и разрешение получим надлежащее…
На капитанском помосте появился Томас Лаудруп, требовательно постучал Егора по спине, строгим голосом («В матушку Герду пошёл!», – насмешливо отметил внутренний голос), сообщил:
– Дядя Саша! Вам непременно надо спуститься вниз, в кают-компанию! Непременно и незамедлительно!
В кают-компании царил вязкий полумрак, с которым настойчиво боролись два масляных фонаря, оснащённых высокими стеклянными колпаками. Санька обессилено откинулась в широком кожаном кресле, ножки которого были намертво приколочены к палубе. Глаза жены были закрыты, голова обессилено моталась из стороны в сторону, побелевшие кисти рук отчаянно сжимали подлокотники кресла. Из дальней части помещения неожиданно раздавались булькающие звуки: это, забившись в угол и крепко сжимая в руках медный тазик, хрипло и безостановочно блевала горничная Луша. Герда же держалась на удивление спокойно, тихонько покачивая на руках уснувшую Лизу Бровкину.
Егор повернул голову в другую сторону, старательно высматривая в сером полумраке своих детей.
Катенька скорчилась на узкой кровати, плотно завернувшись в одеяло, из-под которого высовывалось её испуганное личико, вернее – создавалось такое впечатление – только остренький носик и голубые испуганные глазёнки.
– Папочка, мне очень страшно! – отчаянно выдохнула дочка. – Мы, что же, скоро утонем? Тётя Герда говорит, что нет. Но кораблик так стонет и плачет, жалуется, что очень сильно устал, что не может больше… Папочка, мы не утонем?
– Нет, конечно же, родная! – заверил Егор, бережно целуя девочку в бледный лобик.
На второй кровати, стоящей у противоположной стены узкого помещения, сидел, сложив ноги по-турецки, его сын Петруша. Мальчик, крепко зажмурив глаза, плавно раскачивался из стороны в сторону, его светло-русые, почти платиновые волосы («И этот – копия своей мамы!», – одобрительно высказался внутренний голос), были нещадно растрёпаны, подбородок предательски дрожал, по щеке сползала одинокая слезинка.
А Медзоморт-паша решил на недельку задержаться в славном немецком городке.
– Хочу осмотреть местные артиллерийские новшества, вдруг, что и закуплю для нужд армии и флота Небеснородного султана, – заявил турок. – Вот, ещё, сэр Александэр. Тут – перед самым нашим отъездом из Москвы – ко мне подошёл брат маркиза де Бровки, который назвался Гаврилой. Не знаю, стоит ли ему верить, больно, уж, лицо такое – чрезмерно серьёзное и умное… Он велел передать, мол, на твоём фрегате есть один человек, который представлен наблюдать Небеснородным царём. За всем происходящим усердно наблюдать и докладывать – с любой оказией. Русское имя тому любопытному человеку…
– Не говори, паша, не надо! – прервал турка Егор.
– Хорошо, не буду. Но, собственно, почему?
– Пётр мог и соврать, чтобы внести разлад в мою команду. Человек, который передавал имя, тоже мог соврать…
– Не продолжай, сэр Александэр, я всё понял…
Трёхмачтовый бриг «Король», заложенный почти тринадцать с половиной лет назад на лондонских королевских верфях, считался уже стареньким. Кроме того, он строился сугубо как торговое судно, поэтому был очень широким и внешне неуклюжим, слегка напоминая Егору приземистого английского бульдога.
– Ничего, зато мой «Король» очень устойчив на сильной боковой волне и всегда послушен рулю! – искренне нахваливал бриг Людвиг Лаудруп. – Правда, пушек маловато, всего-то двенадцать. Да, ничего страшного! Бог, как известно, он всенепременно помогает смелым и отважным…
На борт «Короля», кроме корабельной команды и рядового состава экспедиции, поднялись: Лаудрупы, Меньшиковы, Лиза Бровкина, горничная Лукерья, Илья Солев и молчаливый Фрол Иванов, сразу же удалившийся на корму брига.
– Что, подполковник, осталась на берегу твоя прекрасная Матильда? – Егор по-дружески положил руку на широкое плечо Иванова.
– Почему – на берегу? – подчёркнуто невозмутимо ответил Фролка. – Она ещё тогда, на Васильевском острове, поднялась на борт «Апостола Петра». Опираясь на локоток этого, – чуть слышно скрипнул зубами, – прыща голландского, Антона Девиера.
– Так и ты оставался бы с ней! Чего с нами-то попёрся, спрашивается? Личное счастье, поверь мне, оно всего дороже на этом свете. Как, впрочем, и на всех прочих…
– Нет, Александр Данилович, ничего бы не получилось! Матти, она же очень умная, рассудительная и расчётливая. Сразу же сообразила, что я – уже далеко неблестящая партия. Как это – почему? Понятно, что сейчас все люди, которые с тобой, Данилыч, водили дружбу, навсегда лишатся карьерного роста. А за любую малейшую промашку – обеспечена пожизненная каторга. Диалектика, как ты сам любишь говаривать… Матильда тут же всё смекнула, меня стала старательно избегать и сторониться, а этому Антошке голландскому, наоборот, начала строить глазки… Так что, может, оно всё и к лучшему. Вдруг, да и встречу в дальних заморских странах настоящую любовь…
Оставив Фролку наедине с его разбитым сердцем, Егор прошёл на капитанский помост и спросил у Лаудрупа:
– Людвиг, а почему ты не поднимаешь на мачте «Короля» адмиральского вымпела? Раз командор всего похода, то бишь, я нахожусь на борту, значит, и твой бриг теперь является флагманским судном.
– Честно говоря, российский адмиральский вымпел мне теперь как-то неудобно поднимать, – задумчиво пощипывая длинный пиратский ус, сообщил датчанин. – Как ни крути, а я в это плавание отправился без высочайшего одобрения Петра Алексеевича, государя русского. Есть у меня и личный вымпел, оставшийся ещё со старых времён. Но, только, рановато его пока поднимать. Вот, когда выплывем в благословенную Атлантику, тогда и подниму… Кстати, командор Александэр! Мы, ведь, так и не оговорили предстоящий маршрут. Куда, в конце концов, мы следуем, а? Дальние восточные земли… Неужели ты говорил про арабские страны? Или же про загадочную Индию? Какие у нас будут промежуточные остановки?
Егор нервно подёргал щекой. Лаудруп, конечно же, был моряком опытным – плавал в Балтийском, Северном и Средиземных морях, ходил к Исландии и Шпицбергену, посещал Канарские острова и португальский остров Мадейру. Но всё это – даже и вместе взятое – являлось сущей ерундой перед предстоящим маршрутом. Не испугается ли шкипер, не раздумает ли, часом?
– Проходим проливом Ла-Манш, – осторожно начал Егор. – Доходим до южной оконечности Португалии, после чего пересекаем Атлантический океан. Далее – вдоль южно-американского побережья – идём на юг, проходим Магеллановым проливом…
– Ничего себе! – присвистнул Лаудруп. – Потом – что? Между делом проходим – с востока на запад – Тихий океан?
– Зачем? Такой необходимости нет. Мы идём вдоль американского берега строго на север. Пока не упрёмся в холодные полярные льды. Вот, там и остановимся на годик-другой, построим крепкий стационарный посёлок, будем усердно добывать золото.
– Красивый и замечательный маршрут! – насмешливо одобрил Лаудруп. – Шансов, что в конечном итоге останемся живыми, совсем мало. Впрочем… Золота много в тех дальних краях, сэр Александер? Это, конечно, хорошо… Обратно пойдём тем же путём?
– Золота там хватит на всех! – пообещал Егор. – И русской казне отсыплем, и про себя не забудем. А с обратным маршрутом определимся позже. Уже на месте.
– Если я правильно понял, сэр Александэр, то наша первая остановка будет в порту моего родного Копенгагена?
– Нет, шкипер, держим курс на древний город Стокгольм! – огорошил Лаудрупа Егор.
– Как – на Стокгольм? – густые брови датчанина поползли вверх. – Но там же шведы! А на подходе к Стокгольму дежурит их многопушечная эскадра…
– Ничего страшного, Людвиг! В 1699-ом году на Митаве я встречался со шведским королём, и у меня имеется бессрочная путевая охранная грамота за его подписью. При предъявлении этой бумаги все подданные Карла обязаны незамедлительно сопроводить меня – до столицы Швеции.
Утренний туман рассеялся, и балтийская водная гладь, покрытая лёгкой рябью, весело заискрилась под лучами ласкового августовского солнышка. Корабли, подгоняемые лёгким бризом, обогнув длинный мыс, ограничивающий кёнигсбергскую бухту с севера, взяли курс на шведскую столицу. На северо-западе из вод залива гордо выступали одиночные голые скалы, над которыми кружили беспокойные белые чайки. За тёмно-серыми скалами угадывались смутные очертания неизвестного парусника.
– Неужели мы больше никогда не увидим России? Как там наш Шурочка? Как мой папенька, Иван Артёмыч, переживёт всё это? – крепко прижимаясь к его плечу, горестно спросила Санька, и Егор почувствовал, как на кисть его правой руки упала крохотная горячая капелька, за ней – вторая…
Егор бережно обнял жену за нежные плечи, осторожно коснулся губами её светло-льняных, почти платиновых волос.
– Ничего, ничего. Я сейчас успокоюсь, – пообещала Санька и неожиданно сменила тему: – Саша, а ничего, что мы плывём в Стокгольм? Ну, Швеция, ведь, воюет с нашей Россией, а мы направляемся в гости к их Карлосу. Нехорошо это как-то…
– Во-первых, мы не собираемся выдавать шведам никаких русских государственных и военных тайн, – после непродолжительного молчания ответил Егор. – Просто попросим предоставить нам – на взаимовыгодных условиях – пару крепких кораблей. Для такого серьёзного путешествия нужна и соответствующая эскадра. Во-вторых, в Северное море предстоит выходить датскими проливами – Каттегатом и Эресунном – где дежурит шведская эскадра, поэтому в любом случае нам не миновать Стокгольма. И, в-третьих, какой из Карла Двенадцатого – полноценный враг? Враг, это тот, который планирует отнять у тебя что-либо и получить финансовую выгоду – в случае воинской победы. А Карлус – обычный самовлюблённый мальчишка, дерзкий, но недалёкий и простодушный. Его интересует только сам процесс войны, а вовсе не её результаты. Пострелять, помахать шпагой, закатить шумный бал в случае успеха, потом двинуться дальше – на поиск новых приключений на свой тощий шведский зад… Поверь, душа моя, с таким несерьёзным и легкомысленным королём – вечным юношей – Швеция очень скоро перестанет играть в Европе роль первой скрипки. Да и второй, и третьей… Вот, Германия, Франция и Англия – это да. Там у власти находятся ребята серьёзные и совсем непростые…
Ветер – час от часа – крепчал. Старенький «Король», словно подвыпивший русский мужик, начал раскачиваться с одного борта на другой, скрипя и постанывая при этом тоненько и жалобно. Багровое вечернее солнце испуганно спряталось в сизых грозовых тучах, появившихся невесть откуда.
– Енсен, морда ленивая! Живо убрать топселя! – прикрываясь рукавом камзола от солёных брызг забортной воды, скомандовал Лаудруп и пояснил Егору. – До Стокгольма осталось миль пятнадцать-семнадцать. По такому ветру, да на ночь глядя, не будем рисковать лишний раз. Встанем на траверсе столичной гавани, рядов со шведскими сторожевыми фрегатами. А в порт зайдём уже завтра, если ветер стихнет, и разрешение получим надлежащее…
На капитанском помосте появился Томас Лаудруп, требовательно постучал Егора по спине, строгим голосом («В матушку Герду пошёл!», – насмешливо отметил внутренний голос), сообщил:
– Дядя Саша! Вам непременно надо спуститься вниз, в кают-компанию! Непременно и незамедлительно!
В кают-компании царил вязкий полумрак, с которым настойчиво боролись два масляных фонаря, оснащённых высокими стеклянными колпаками. Санька обессилено откинулась в широком кожаном кресле, ножки которого были намертво приколочены к палубе. Глаза жены были закрыты, голова обессилено моталась из стороны в сторону, побелевшие кисти рук отчаянно сжимали подлокотники кресла. Из дальней части помещения неожиданно раздавались булькающие звуки: это, забившись в угол и крепко сжимая в руках медный тазик, хрипло и безостановочно блевала горничная Луша. Герда же держалась на удивление спокойно, тихонько покачивая на руках уснувшую Лизу Бровкину.
Егор повернул голову в другую сторону, старательно высматривая в сером полумраке своих детей.
Катенька скорчилась на узкой кровати, плотно завернувшись в одеяло, из-под которого высовывалось её испуганное личико, вернее – создавалось такое впечатление – только остренький носик и голубые испуганные глазёнки.
– Папочка, мне очень страшно! – отчаянно выдохнула дочка. – Мы, что же, скоро утонем? Тётя Герда говорит, что нет. Но кораблик так стонет и плачет, жалуется, что очень сильно устал, что не может больше… Папочка, мы не утонем?
– Нет, конечно же, родная! – заверил Егор, бережно целуя девочку в бледный лобик.
На второй кровати, стоящей у противоположной стены узкого помещения, сидел, сложив ноги по-турецки, его сын Петруша. Мальчик, крепко зажмурив глаза, плавно раскачивался из стороны в сторону, его светло-русые, почти платиновые волосы («И этот – копия своей мамы!», – одобрительно высказался внутренний голос), были нещадно растрёпаны, подбородок предательски дрожал, по щеке сползала одинокая слезинка.