Это была украшенная восточными коврами комната, посреди которой стоял огромный письменный стол, похожий на тот, за которым в голливудских фильмах работает над проектом Декларации Независимости президент Джефферсон. Возле окна, в окружении трех красных кожаных кресел стоял второй стол – раз в пять меньше первого. Комната утопала в клубах табачного дыма, производимого атлетически сложенным усатым мужчиной в сером костюме, сидевшим на краю письменного стола. В правой руке он держал сигару, а левой потирал мочку уха.
   – Заваливай, не стесняйся, – с открытой улыбкой кивнул посетителю хозяин кабинета.
   – Могу я увидеть Рэнди? – вежливо спросил Чувак.
   – Я и есть Рэнди! – ответил серый костюм и добавил: – Не стой в дверях, проходи.
   – Я насчет работы в баре… – с надеждой в голосе произнес Чувак, закрывая за собой дверь.
   – О, я так и думал! – оживился Рэнди.
   Он спрыгнул со стола, раздавил сигару в пепельнице, подошел к одному из кресел, уселся в него и жестом предложил Чуваку занять соседнее.
   – Кажется, тебя видели в «Розовом лисе», или я ошибаюсь? – с видом заговорщика спросил он.
   – Навряд ли, – улыбнулся Чувак, которому понравились и кабинет, и его хозяин. – К тому же я совсем недавно в вашем городе.
   – Так ты натурал? Это здорово! – восхитился Рэнди, хлопая Чувака по плечу.
   Рука у него была как железная – плечо тут же заныло.
   – Нам нужны парни такие, как ты, как легкий свежий воздух.
   Мысль эта очень понравилась Чуваку, он несколько раз повторил ее про себя, чтобы не забыть.
   – Раньше работал барменом?
   Этого вопроса Чувак опасался больше всего.
   – Нет, не приходилось, – ответил он.
   – Сними очки! – вдруг потребовал Рэнди.
   Чувак снял очки.
   – Так и есть, – подтвердил Рэнди. – У тебя глаза честного человека. Если ты действительно никогда не работал барменом, то не умеешь мухлевать с напитками и подсовывать пьяным клиентам ослиную мочу под видом двадцатилетнего шотландского виски.
   – Если надо, я бы мог научиться, – несмело предположил Чувак.
   Ему совсем не хотелось подсовывать захмелевшим клиентам ослиную мочу под видом двадцатилетнего шотландского виски, но ему позарез нужны были деньги. По меньшей мере – три сотни долларов. Двести пятьдесят на ремонт трейлера и пятьдесят на закупку провизии.
   – Не надо! – в притворном ужасе замахал руками Рэнди. – Наоборот – я сторонник честного бизнеса! Никаких махинаций с напитками, никакого обсчета! Твоего предшественника я уволил за то, что, прибавляя к пяти долларам десять, он всегда получал пятьдесят!
   – А как с чаевыми? – Чувак решил внести ясность и в этот вопрос, чтобы сразу расставить точки над i.
   – Чаевые – можно! – великодушно разрешил Рэнди. – Без чаевых бар – не бар. Ты можешь выйти на работу сегодня к пяти часам вечера, чтобы тебя успели ввести в курс дела? Я уже неделю сам торчу за стойкой, и, признаюсь, мне это сильно надоело. Да, вот еще – у вас есть черные брюки и белая шелковая рубашка?
   – Шелковой нет… И брюк тоже.
   Рэнди просканировал Чувака взглядом с ног до головы и улыбнулся:
   – Ладно, так и быть, пока подберу тебе что-нибудь из своих запасов, а там видно будет…
   – Так я принят? – Чувака немного насторожило, что Рэнди ни словом не обмолвился о том, сколько он намерен платить своему новому бармену.
   – Да, – подтвердил Рэнди.
   – А сколько я стою?
   – Совсем забыл, – Рэнди звонко хлопнул себя по лбу. – Пятьдесят долларов в день, точнее – в ночь, плюс чаевые и возможность набить желудок за счет заведения перед уходом домой. Скоропортящейся еды у нас всегда остается много. Понедельник – выходной. Ну что – мы договорились?
   – Договорились!
   Не помня себя от счастья, Чувак потратил все оставшиеся у него деньги на хот-доги и пиво, полагая, что теперь уже нет нужды трястись над каждым центом. И помчался в свою нору на колесах, чтобы поскорее обрадовать Чампа. Ему надо было, если удастся, немного поспать впрок. Подумать только – пятьдесят долларов и чаевые! На чаевые можно жить, им с Чампом много не надо, а пятьдесят долларов откладывать на ремонт трейлера! И тогда через каких-то шесть дней, да-да – через шесть дней – можно будет сказать гудбай этому гадкому городу!
   Впрочем, может, и не стоит так торопиться? Если откладывать по три сотни в неделю, то за полгода можно скопить на новый трейлер, точнее – на трейлер поновее и получше нынешнего. Три сотни умножаем на двадцать шесть – это семь тысяч восемьсот, без малого восемь тысяч. Черт возьми, это настоящие деньги! Катарсис уже не казался Чуваку таким противным. Город как город, можно подумать, что Парадайз чем-то был лучше…
 
   В курс дела Чувака ввел Стив, администратор клуба. Он же выдал Чуваку униформу, обещанную Рэнди. Чувак подумал, что долговязому, прямому, как жердь, и унылому, как благотворительный утренник, Стиву больше подошла бы работа в похоронном бюро, а не в клубе, куда люди приходят, чтобы весело и приятно провести время.
   Спустя час после открытия клуба Чувак понял, что он немного ошибся с работой. В «Черную дыру» люди приходили не только для того, чтобы весело и приятно провести время, но и чтобы найти себе партнера для интима.
   Первый же клиент, подошедший к барной стойке, бесцеремонно похлопал Чувака по щеке и сказал:
   – Обожаю масиков с бородкой. Она так приятно щекочет!
   – Желаете выпить? – сухо спросил Чувак.
   Он не любил, когда посторонние вторгались в его личное пространство, да еще и столь бесцеремонно. К тому же у наглеца были потные руки.
   – Тоник без джина! – ответил клиент, бросая на прилавок десятку. – Сдачи не надо.
   Следующий клиент, лысый, зверского вида здоровяк, с ног до головы покрытый татуировками, представился как Грег. Он перегнулся через стойку и ткнул Чувака пальцем в живот.
   – Хороший пресс! Где качаешься?
   – Дома! – ответил Чувак. – Что будете пить?
   – Двойной «Чивас» без содовой!
   Клиент швырнул на стойку двадцатку и предложил:
   – Познакомимся поближе? Друзья обычно зовут меня Джюс.
   – А я – бармен, и все зовут меня барменом, – представился с недовольной миной на лице Чувак. – И на работе я ни с кем не знакомлюсь!
   – А после?
   – Тем более!
   Грег пожал плечами, не прикоснувшись к сдаче, взял свой виски и уселся за ближайший столик, продолжая пялиться оттуда на Чувака.
   К полуночи у Чувака уже не осталось иллюзий относительно «Черной дыры»: это было месторождение содомитов. Он получил не менее полусотни предложений самого откровенного характера. Пятеро клиентов пообещали пристрелить его, если он не ответит взаимностью, а один белобрысый юноша пригрозил облить серной кислотой, если тот вздумает упрямиться.
   В полночь началось «Огненное шоу». Под звуки бравурного марша Стив вынес в зал массивный старинный подсвечник с огромной зажженной свечой, установил его на одном из столов, трижды хлопнул в ладоши и объявил:
   – Желающие участвовать вносят по пятьдесят долларов. Собранные деньги делятся пополам между победителем и заведением!
   От желающих не было отбоя – в забаве решили поучаствовать чуть ли не все собравшиеся. Каждый передавал Стиву полтинник, взбирался на стул, приставленный к столу, обнажал задницу и, повернувшись к свече, пускал ветры, тут же превращавшиеся в огненный выхлоп. В упорном соревновании победил белобрысый юноша, обещавший расправиться столь радикальным образом с Чуваком. Перед тем как покинуть клуб, он подошел к Чуваку и прошипел:
   – Ставлю на счетчик до завтра; если не согласишься, то пеняй на себя…
   Многозначительный взгляд свидетельствовал о том, что он готов привести свою угрозу в действие, не раздумывая. Грег, тот самый, которого друзья называли Джюс, под утро напился в стельку и поклялся, что наймет мексиканских бандитов для того, чтобы они выкрали Чувака.
   – Я посажу тебя на цепь в моем гараже. Посмотрим, насколько у тебя хватит упорства, – предупредил он.
   Бармен окинул тоскливым взглядом помещение и встретился взглядом с Грегом. Тот шутливо погрозил ему огромным кулаком.
   «Это место не для меня, – с горечью подумал Чувак. – Слишком много агрессивных педиков на одного».
   За первый и, как оказалось, последний день за стойкой он, особо не напрягаясь, набрал шестьдесят пять долларов чаевых. Неплохое начало, но продолжать не хотелось. Будущее за стойкой в «Черной дыре» сулило сплошные неприятности, а неприятностей Чувак предпочитал избегать из принципа.
   После того как клуб закрылся, Чувак навел порядок за стойкой, переоделся, вернул униформу Стиву, позавтракал сэндвичами с ветчиной и сыром, не забыв прихватить несколько штук для Чампа. Затем уселся на подоконник в холле и стал дожидаться прихода Рэнди. Когда тот появился, Чувак сообщил ему о своем решении отказаться от этой работы.
   – Как знаешь, – с явным сожалением в голосе сказал Рэнди.
   Достал бумажник, пошелестел купюрами и протянул бывшему бармену его заработок. Чувак поблагодарил, надел любимый плащ и поспешил домой, намереваясь после двух-трех часов сна снова отправиться на поиски работы. «Пятьдесят и шестьдесят пять – это будет сто пятнадцать долларов, – прикидывал он. – Для того чтобы убраться из Катарсиса, этих денег все равно мало, но с такими деньгами можно позволить себе сегодня отдохнуть».
   Дверь трейлера была открыта. Чамп сидел на пороге и флегматично обозревал окрестности.
   – Привет, Чампи, дружище, я принес тебе завтрак!
   Выложив перед псиной сэндвичи, Чувак вошел внутрь, снял плащ, разулся и рухнул на диван. Чамп недовольно фыркнул. Словно прочитав его мысли Чувак, не открывая глаз, прошептал:
   – Проклятый город. Его следовало бы назвать не Катарсисом, а Тартаросом!

Глава 5
Лобовое столкновение

   Чувак проспал до вечера. Стоило ему открыть глаза, как Чамп принялся радостно скакать по трейлеру.
   – Хочешь размяться? – догадался Чувак. – Устал сидеть взаперти, охраняя мой покой?
   – Ав! Ав! Ав! – ответил Чамп и, подбежав к двери, сделал стойку.
   – Я не против.
   Хоть Катарсис и не нравился обоим, но иногда все же надо размять кости. Друзья вышли из трейлера и двинулись по направлению к центру Катарсиса. Чувак рассказал Чампу о том, что ему пришлось испытать в «Черной дыре».
   Чернокожий мальчишка в черной бейсболке с красной надписью «Талибанинганс» вручил Чуваку рекламный проспект, обещавший сытный обед всего за пять долларов девяносто девять центов, со словами:
   – Сэр, ресторан «Талибанинганс» приглашает вас приятно провести время и насладиться радостями арабской кухни!
   – А это и впрямь сытный обед? – уточнил Чувак, не раз попадавшийся на рекламные уловки.
   – Сэр, одним таким обедом можно накормить четверых! Ах, что это за обед! Какое ароматное нежное мясо по-бедуински, поджаренное на углях. А сладости! Тающие во рту и наполняющие душу радостью! Посетите один раз «Талибанинганс», и вы непременно станете его постоянным клиентом!
   – Хватит свистеть, парень, – остановил его Чувак. – Лучше подскажи, как нам найти этот твой «Талибанинганс».
   – А что его искать, сэр! Сверните вон за тот угол и сразу же увидите вывеску. Такую же, как на моей бейсболке, только покрупнее. Совсем рядом! Когда будете делать заказ, не забудьте показать эту бумажку, и получите бесплатный кофе!
   – Спасибо, – поблагодарил Чувак.
   Пять долларов девяносто девять центов – небольшие деньги за сытный обед, да еще с восточными сладостями. Вполне можно себе позволить.
   Мальчишка не соврал. За углом Чувак и Чамп сразу же наткнулись на ресторан «Талибанинганс». Ресторан выглядел оригинально – никаких стеклянных витрин, дающих прохожим возможность оценить великолепие заведения, а клиентам наслаждаться видом уличной суеты. Глухая стена, массивная дверь и цепочки узеньких треугольных окон, забранных решетками, протянувшиеся по обе стороны от черной вывески с названием ресторана.
   – Потерпишь, Чамп? – спросил Чувак. – Я быстро.
   Чамп молча кивнул и послушно уселся на тротуар. Он давно уже понял, что Катарсис не терпит самодеятельности.
   Дверь подалась на удивление легко, впустив Чувака в обычный ресторанный зал. Стандартные стулья, стандартные столы, стойка вдоль дальней стены. И ни одного посетителя. В кабинете Рэнди было гораздо больше восточной экзотики, чем здесь.
   – Салам! – К Чуваку подошел горбоносый официант, одетый в черную рубаху, доходящую почти до пола, со все той же красной надписью «Талибанинганс» на левой стороне груди. – Садитесь и наслаждайтесь! – Официант говорил по-английски почти без акцента, но с заметным напряжением.
   То ли ему с трудом давались английские слова, то ли ему было противно их произносить.
   – Привет! – поздоровался Чувак, не спеша усаживаясь за стол. – Я хотел спросить насчет собаки.
   – Нет-нет! – Официант так резво замахал руками, что по залу пролетел небольшой ветерок. – Никаких собак! Только баранина и телятина! Никаких собак! Мы не китайцы.
   – Я имел в виду мою собаку, – пояснил Чувак. – Сюда можно войти с собакой?
   – Понял, – расплылся в улыбке официант. – Собака у нас нечистое животное, можно оскверниться.
   Делать нечего. Чувак велел псу ждать у входа, уселся за стол и попросил принести обед за пять долларов девяносто девять центов и бесплатный кофе.
   Официант кивнул, забрал у Чувака рекламный проспект и удалился. Для того чтобы принести сытный обед, ему пришлось подойти к столу трижды. В первый раз он принес несколько маленьких тарелочек с соусами и закусками, во второй – большое блюдо с жареной бараниной и овощами, а в последний раз принес тарелку с восточными сладостями и кофе.
   – А пиво у вас есть? – Чувак увидел, что на столе чего-то не хватает.
   – Пиво – плохой напиток, – покачал головой официант. – Могу принести колу или минеральную воду. Но это за отдельную цену.
   – Пока не надо.
   Чувак начал с баранины, действительно оказавшейся очень вкусной, обмакивая ее поочередно в разные соусы. Съел половину порции и перешел к закускам. Потом настал черед сладостей. Кофе был отличный. Вдруг откуда-то из недр заведения донесся шум. Несколько человек громко спорили, затем раздался звон разбиваемой посуды, и спор стал еще громче…
   Он хотел было положить на стол семь долларов и уйти, но сделать это мешали два обстоятельства. Во-первых, Чувак намеревался попросить у официанта пакет, чтобы сложить туда оставшуюся еду и накормить Чампа на улице, а во-вторых, у него не было семи долларов, а оставлять десятку не хотелось. Четыре доллара чаевых – это слишком, достаточно и одного.
   Официанта не пришлось долго ждать, вскоре он появился. Вид у него был немного возбужденный.
   – Я хотел бы попросить упаковать оставшуюся еду для моей собаки и принести счет. Кстати, мне показалось, что я слышал какой-то шум…
   – А, пустяки, – пренебрежительно скривился официант. – Джамаль отказывается мыть посуду. Мустафа хотел заставить меня, но я уже мыл посуду и больше не собираюсь этого делать.
   – А в чем, собственно, проблема?
   – Мужчине не пристало мыть посуду, его предназначение… не мыть эту проклятую посуду, – сверкнул глазами официант.
   – Но ведь можно нанять кого-то, – предположил Чувак.
   – Мустафа пытался. Нанимал женщин. Но от женщин одни неприятности. Братья сразу же начинают ссориться между собой.
   – Какие братья? – не понял Чувак.
   – Ну, мы все, – официант обвел руками зал. – Джамаль, Садык, Аминулла, Максуд, Селим…
   – Я понял, это семейный бизнес, – поспешил с догадкой Чувак.
   – Типа того, – подтвердил официант. – Плохо получается с этой проклятой посудой, а с женщинами еще хуже. От них исходит соблазн, и мужчина лишается ума…
   – Мне кажется, что я могу вам помочь… – неуверенно начал Чувак. – У вас некому мыть посуду, а я как раз ищу работу… Если бы мы договорились…
   – Мустафа! – Официант заорал так громко, что Чувак подпрыгнул на стуле.
   В зал вбежал полный мужчина в такой же черной рубахе, как и у официанта. Между ним и официантом произошло бурное объяснение на арабском. Затем официант ушел, а Мустафа подсел за стол к Чуваку.
   – Меня зовут Мустафа, я менеджер этого ресторана, – представился он, сверкнув восточным глазом. – Али сказал, что ты хочешь мыть посуду у нас?
   Говорил он так чисто, словно был уроженцем Хьюстона или Чикаго. Во всем остальном Мустафа походил на своих соотечественников – смуглая кожа, шапка жестких черных волос, карие, глубоко посаженные глаза.
   – Я хочу мыть посуду за деньги, – уточнил Чувак.
   В Катарсисе надо стараться избегать неясности и недомолвок, это он уже усвоил.
   – И какую плату ты потребуешь? – прищурил глаза Мустафа и стал похож на хищную птицу.
   – Тридцать долларов в день, бесплатный обед и немного еды для моей собаки, – вырвалось у Чувака.
   Мустафа щелкнул пальцами и предложил:
   – Десять долларов и обед.
   – Двадцать девять долларов, обед и немного еды для моей собаки.
   – Пятнадцать долларов и обед!
   – Двадцать восемь долларов, обед и немного еды для моей собаки.
   – Послушай, так нельзя, – замахал руками Мустафа. – Ты торгуешься не по правилам. Я набавляю по пять долларов, и ты должен скидывать по пятерке. Тогда бы мы уже сошлись на двадцати!
   – Двадцать пять! – уперся Чувак.
   – Двадцать, и можешь не только есть до отвала, но и забирать еду для своей собаки. Это мое последнее слово.
   – Мало, – скривился Чувак, хотя в глубине души был рад удаче.
   – У тебя будет возможность подзаработать, – принялся соблазнять Мустафа. – Например, протрешь стекла на машине клиента и получишь пятерку. Чем плохо?
   – Как я, сидя на кухне возле немытой посуды, узнаю, что на чьей-то машине надо протирать стекла?
   – Я скажу ребятам, чтобы они звали тебя в таких случаях. Согласен?
   – А у вас нет никаких факторов, которые могут неблагоприятно сказаться…
   – Говори проще, – потребовал Мустафа. – В отличие от нашего красивого языка, английский не годится для длинных фраз.
   – Ну, работать у вас не опасно? Вас не громят фанатики или, к примеру, посетители не пристают к мойщикам посуды, не хватают их за задницу?
   – Ничего такого никогда не было! – В подтверждение своих слов Мустафа веско покачал головой. – У нас спокойно и тихо. Пока ты не начнешь воровать, твоя задница в полной безопасности. Хотя, одна особенность у нас есть – мы не пьем спиртного, поэтому сюда нельзя приходить пьяным или же с банкой пива в руках.
   – Я согласен.
   Чувак был страшно доволен, что нашел новую работу. Однако длинный балахон работников ресторана вызвал у него внутренний протест.
   – Мне тоже придется носить такой наряд? – спросил он, кинув подбородком на рабочую одежду Мустафы.
   – Нет, это носят только те, кто выходит к клиентам. Ты можешь работать в своей одежде. Надеюсь, твоего пса ты оставишь дома?
   – О’кей, – коротко ответил Чувак.
   К столу подошел Али с коричневым бумажным пакетом в руках и начал стряхивать туда остатки еды с тарелок. Закончив, он поставил пакет перед Чуваком и выжидательно посмотрел на Мустафу. Тот еле заметно покачал головой. Али ушел.
   – Приходи завтра с утра, – вставая из-за стола, сказал Мустафа.
   – Хорошо. Напомните Али, чтобы он принес счет…
   – Счета не будет. Я угощаю, – величественно ответил Мустафа.
   – Спасибо, – поблагодарил Чувак.
   На улице он поставил пакет на тротуар перед Чампом.
   – Официант свалил все в одну кучу, но ведь это не страшно, правда? В желудке все равно еда смешивается.
   – Ав! – ответил Чамп и в одну минуту расправился с содержимым пакета.
   Судя по довольному виду, еда ему понравилась.
   – Считай, что мне повезло…
   – Ав!
   – Да, конечно, и тебе тоже. За две-три недели мы скопим достаточно денег, чтобы убраться отсюда. Всего-то две-три недели, это такая мелочь!
   – Ав!
   – Это спокойная работа. Все будет о’кей…
   – У-у-у?
   – Ты сомневаешься? Ну хорошо, я буду осторожен! Пожалуй, нам пора поворачивать обратно, Чамп. Скоро начинается «Колесо Фортуны». Это передача для тех, кому везет…
 
   Поначалу Чувак держался на новом месте настороженно, но к обеду совершенно освоился и даже стал понемногу переговариваться с официантами. Их имен Чувак пока не успел запомнить, да и к тому же все официанты были похожи друг на друга, лишь один Мустафа выделялся своей полнотой. Чувак, во избежание недоразумений, обращался ко всем, кроме Мустафы, «Эй, приятель», а Мустафу называл боссом.
   Грязной посуды было немного. В минуты отдыха Чувак выходил из душной кухоньки через служебный выход во двор – подышать свежим воздухом. Когда пришло время обеда, повар, единственный из персонала одетый в белую куртку и белые же брюки, окликнул Чувака и указал ему на большое блюдо, стоявшее на краю разделочного стола. На блюде в окружении томатов и жареной картошки лежало два больших куска мяса. Напитков повар не предложил, но можно было сколько угодно подходить к кулеру с водой, который стоял у входа на кухню. Чувак объелся настолько, что его потянуло в сон, и он поспешил выйти на воздух, чтобы освежиться.
   «При такой кормежке ужин становится ненужной роскошью, впрочем, как и завтрак, – подумал он. – Если еще и Чампу обломится такая же порция, то нам придется тратиться только на пиво. Надеюсь, чаевые покроют этот расход, чтобы мы могли откладывать по двадцатке ежедневно».
   К восьми часам вечера, когда поток посетителей, а вместе с ним и наплыв грязной посуды спал, к Чуваку подошел официант, которого, как оказалось, звали Селимом.
   – Мустафа сказал чистить стекла черный машина быстро, – с трудом выдал он фразу на ломаном английском.
   «Вот и первые чаевые!» – обрадовался Чувак.
   Он поискал в шкафчике со всякой всячиной жидкость для чистки стекол, не нашел таковой и решил взять жидкость для полированных поверхностей.
   «Это ведь почти одно и то же», – рассудил он.
   Вытянув из стопки чистых салфеток парочку, Чувак поспешил на улицу. Вначале он хотел пройти через зал, ведь так было короче, но передумал и пошел кружным путем через двор.
   У дверей ресторана стояла всего одна машина – огромный черный внедорожник с затемненными стеклами, так что ошибиться было невозможно. Насвистывая «O! say can you see by the dawn’s early light…»[4], Чувак начал протирать изрядно запылившиеся окна.
   Протер переднее стекло, затем перешел на левую сторону, быстро расправился с задним, на котором было меньше всего пыли, затем протер фары и напоследок занялся стеклами справа. Он уже наводил последний глянец, когда услышал за спиной знакомую фразу:
   – Элиф аир аб тизак!
   – Хинзир! – вдруг вспомнил и машинально ответил Чувак, оборачиваясь.
   Перед ним стоял тот самый бородач в белой галабии, слегка подмоченный недавно Чампом.
   – Хадидж! – взревел бородач, выхватывая из-за пазухи револьвер «питон».
   Чувак понял, что ему пришел конец. На этой дистанции трудно промахнуться. Спасая свою жизнь, Чувак выстрелил первым – нажал на головку распылителя и направил в налившиеся кровью глаза бородача струю самого эффективного средства для чистки полированных поверхностей. Тот взревел страшнее прежнего и, выронив оружие, схватился за глаза.
   Выигрыш во времени следовало использовать с максимальной эффективностью. Чувак сорвался с места и в считаные минуты добежал до своего трейлера, удивляясь, почему за ним никто не гонится. К счастью, на этот раз он был без любимого плаща, благодаря этому ему и удалось развить максимальную скорость.
   Чувак не знал, что сеть ресторанов, в которой он имел счастье мыть посуду, принадлежала не кому-нибудь, а самому Усаме, правой рукой которого был Мустафа. Вначале все помогали Усаме промыть глаза холодной водой, да так услужливо, что чуть не выдавили оба глаза. Придя в себя, Усама узнал, что Чувак ухитрился устроиться в «Талибанинганс» мойщиком посуды, и впал в истерику.
   – Чем ты думал, когда нанимал его, сын шакала? – вопил Усама, усердно нахлестывая Мустафу по толстым щекам. – А вдруг он агент ФБР? Неверные провели тебя, как мальчишку!
   Мустафа молчал и считал удары. Он верил, что настанет день, когда ему удастся поквитаться с Усамой за все свои унижения.
   Изрядно утомившись воспитанием нерадивого подчиненного, Усама приказал:
   – Оставь здесь двух человек, а остальные пусть едут следом за нами.
   – Слушаюсь, мой господин, – ответил Мустафа. – Прикажешь закрыть заведение?
   – Зачем лишаться доходов? – снова начал вскипать Усама. – Только мы с тобой здесь больше появляться не будем. Я присмотрел нам новую базу. Там смогут разместиться все наши люди…

Глава 6
Собачьи дела

   В трейлере было неимоверно душно, жара действовала расслабляюще, однако это не помешало Чуваку впасть в состояние тихого бешенства.
   – Проклятье! – крикнул он, впечатав кулак в стену своего автодома, да так, что тот загудел, словно дека гитары. – Как же меня достал этот чертов Катарсис! Ни одного нормального человека. Собаку выпустить страшно, того и гляди урод набросится! Как здесь можно заработать? Может, грабануть кого-нибудь и свалить отсюда, не прощаясь?