Страница:
Строительство канала началось еще в четвертом году, но к собственно земляным работам приступили только восемь месяцев назад. До этого мы завозили оборудование и строили опорные пункты для обороны от беспредельствущих в районе будущего канала мамелюков. Когда-то очень давно это была привилегированная египетская гвардия, но к началу восемнадцатого века она основательно выродилась. Теперь мамелюки развлекались периодическими бунтами, в промежутках между которыми просто грабили кого ни попадя. Гарнизоны опорных пунктов состояли из эфиопских добровольцев, вооруженных барабанными винтовками, легкими пятидесятимиллиметровыми пушками и пулеметами. Тоже барабанными, но все же не такой кошмарной конструкции, что мы поставляли европейцам. С воздуха им оказывал поддержку дирижабль «Йон Тихий», базирующийся в городке Асмара, которому, может быть, когда-то придется стать столицей независимого государства Эритрея. А может, и не придется, сейчас уже ничего утверждать нельзя.
В общем, эфиопы успешно обороняли трассу канала от мамелюков, а мы завезли взрывчатки и в прошлом году начали земляные работы. Проводка шла от Красного моря, и к настоящему моменту было прорыто около шести километров.
Что интересно, почти половину работающих на канале составляли негры с западного побережья Африки.
Если кто помнит, лет шесть назад мы повстречали в океане интересных людей, которые сразу показались мне идейными борцами с рабством. Я донес до них свое видение ситуации, и они, осознав, о каких суммах может идти речь, тут же согласились, что рабство – это ужасно и борьба с ним есть долг всякого уважающего себя джентльмена. И приступили к его искоренению. Но почти сразу проявилась несколько осложнившая дело тонкость. Выяснилось, что далеко не все освобожденные рабы горят желанием вернуться в Африку, куда их доставляли корабли тогда еще капитана Даути! Ведь только небольшая часть из них являлась военнопленными, а основную массу продали свои же, как лишних и ни к чему не пригодных. И они сильно подозревали, что в родных местах их просто сожрут, причем в самом что ни на есть прямом смысле слова. Или в лучшем случае снова продадут кому-нибудь, предварительно сильно побив, в чем потенциальные объекты подобных действий тоже не видели ничего хорошего.
Так что многие из них предпочли катать тачку на Суэцком перешейке – ведь там почти не бьют и неплохо кормят. Кроме того, было обещано, что по окончании строительства некоторым будет разрешено перебраться на жительство в сказочную страну Австралию. Где никто никого не ест, работать надо всего по девять часов в сутки, а платят за эту работу столько, что оставшиеся в тех сутках пятнадцать часов можно будет только жрать, не отвлекаясь ни на что другое. Но разумеется, такое будет позволено далеко не всем, а только тем, кто продемонстрирует на рытье канала должный трудовой героизм.
Ну а Даути к настоящему времени уже именовал себя адмиралом, имел под командованием эскадру из пяти кораблей и оперировал не только в Атлантике, но и в Индийском океане, где ему тоже нашлось немало работы. Кроме того, у борцов за права человека имелась база на небольшом островке Европа, расположенном между Мадагаскаром и Африкой.
Вечером вдохновленный грядущими перспективами капитан Абдулла нас покинул, и эскадра продолжила свой путь на восток. Причем если в первую половину пути мы вообще никого не встретили, то теперь в море стало довольно людно. И весь этот народ увлеченно собачился друг с другом при помощи не только огнестрельного, но временами даже холодного оружия. Например, как-то раз я долго и с немалым изумлением рассматривал в бинокль небольшое гребное суденышко, вооруженное совершенно явной катапультой. Или баллистой, я не силен в средневековых швырятельных приспособлениях. У меня даже была мысль свернуть и поближе познакомиться с этим чудом техники, но от нее пришлось с некоторым сожалением отказаться: все-таки нехорошо опаздывать на свадьбу.
В Мальтийском проливе я с интересом понаблюдал за боем цезарцев с французами. Но понять, кто кого, так и не удалось, ибо место сражения вскоре скрылось за горизонтом – шли мы довольно быстро.
То есть по мере удаления от Испании, трон которой и являлся причиной текущей свары, интенсивность боевых действий заметно нарастала. Но подобное вообще являлось отличительной особенностью этой войны. Например, сейчас французы воевали с австрийцами вроде бы за испанское наследство, но делали это в Северной Италии. А с англичанами дрались не только в Германии, но и вообще в Америке. Впрочем, два участника этой чуть ли не мировой войны все-таки предпочитали грызться, не особенно удаляясь от родных берегов.
Так, на границе Ионического моря прямо у нас по курсу снова обнаружилось морское сражение. Правда, тут не возникало вопросов типа «кто кого». И так было совершенно ясно, что турки учат жизни венецианцев, причем делают это от души, с размахом и огоньком. Но мне показалось, что они совершенно зря занимаются подобными делами там, где мы собираемся пройти, так что в воздух была поднята наша летающая модель орла. И где-то минут пятнадцать она кружила над местом битвы, завывая: «А ну разойдись на хрен, пока всех не утопили! В стороны, в стороны, и поживее, не видите, люди спешат?!» Причем при записи фонограммы я даже не утруждал себя переводом, ибо к середине семьсот шестого года в Европе уже неплохо знали австралийский язык.
Между прочим, на этом деле слегка подзаработал царь Петр, и без моих подсказок.
Где-то после нашего третьего визита среди европейской знати начала распространяться мода на австралийский язык. И сразу возник вопрос – где брать учителей? Позволить себе нанять австралийцев не имели финансовой возможности даже многие королевские дворы, не говоря уж о каком-нибудь мелком генуэзском доже или германском князьке. Но тут вдруг выяснилось, что русский язык очень похож на австралийский, а подданные московского царя обходятся не в пример дешевле учителей из-за океана. Так что Петру оставалось только объявить государственную монополию на выезд из России с целью занятий преподавательской деятельностью, что он и сделал. А также по-быстрому учредил Академию Языков Заморских, где кандидаты в педагоги за месяц уясняли различие русского и австралийского алфавитов, зазубривали пару десятков специфических слов и, получив диплом установленного образца, отправлялись зарабатывать валюту для России. Естественно, не забывая при этом и себя.
Еще одно связанное с нами модное поветрие коснулось хомяков.
Вообще-то великий визирь Хусейн-паша Кёпрелю после взрыва на острове горел желанием под корень истребить этих ни в чем не повинных животных, но судьба распорядилась иначе.
Подданные султана оказались довольно несдержанными на язык людьми, да и при демонстрации крылатой ракеты присутствовал еще и Ицхак Хамон, так что слухи о показе австралийцами какого-то ужасного оружия на острове Андикитира расползлись довольно быстро. Туда устремились любопытствующие, но здесь почтенный Ицхак продемонстрировал недюжинную деловую хватку. Экскурсантов уже ждали очевидцы, которые за умеренную плату рассказывали, что до этого кошмарного взрыва остров был в два раза больше, простираясь оттуда аж вон дотуда. И, закатив глаза, трагическим полушепотом описывали нашу ракету, причем, разумеется, все время врали. Самый же отъявленный и наиболее дорогой из свидетелей за отдельную плату делился тем ужасом, который он испытал на «Чайке», где ему удалось перехватить леденящий душу взгляд боевого хомяка, когда тот занимал свое место в ракете.
В результате хомяки оказались очень востребованным товаром, и теперь превозмогший свои кровожадные устремления визирь при посредничестве все того же Ицхака клал в карман немалые суммы, а в лучших домах Европы появились клетки с этими пушистиками. Быстро выяснилось, что они действительно хорошо поддаются дрессировке, и теперь для полного счастья оставалось только понять, что же представляет собой взахлеб упоминаемая очевидцами крылатая ракета. Но тут особых прорывов как-то не получалось. Правда, Вильгельм организовал нечто вроде лаборатории – она работала почти год и достигла определенных успехов. Во всяком случае, взрыв был такой силы, что разнес по кирпичику весь флигель, где производились эксперименты, и основательно повредил примерно треть Виндзорского замка. Так что работы по ракетам сами собой прекратились за исчезновением специалистов. Но Вильгельм не пал духом и организовал новую группу, задачей которой было выяснить, что же все-таки так взорвалось в Виндзоре и как это можно использовать во вред противнику, а не себе. Однако, имея перед глазами печальную судьбу предшественников, эта группа работала крайне осторожно и поэтому была далека от хоть какого-нибудь результата.
Если кто-нибудь подумал, что мы имели отношение к произошедшей трагедии, то он ошибся. Англичане прекрасно справились и сами. Впрочем, я не ожидал ничего другого после доклада из посольства, где говорилось, что исследователи заказали пятьдесят галлонов азотной кислоты, сто – серной и полтонны китового жира. Судя по всему, отважным экспериментаторам удалось получить нитроглицерин, причем сразу во вполне достаточных количествах.
При получении известия об этом прискорбном событии мне вспомнилась юность. Тогда, прочитав «Таинственный остров», я сразу обратил внимание, что в описании изготовления нитроглицерина Жюль Верн допустил приличных размеров неточность – не указал, что для нитрования должна применяться смесь азотной и серной кислот. И на уроке литературы поделился своим наблюдением с учительницей.
Несколько даже снисходительно она ответила, что Жюль Верн знал химию уж всяко не хуже меня, а неточность ввел сознательно, дабы кто-нибудь не подорвался, решив повторить описанное в романе.
Так как я тогда усиленно интересовался химией, особенно в смысле чего-нибудь взорвать, то задумался, а потом взял да и повторил процесс Сайруса Смита, но с гораздо меньшими количествами. Кстати, я не ошибся, назвав инженера именно так. В более поздних переводах он стал Сайресом, но те переводы были гораздо хуже.
И вот, значит, сразу после вливания глицерина в пробирку с азотной кислотой процесс пошел с выделением тепла, содержимое вскипело, из пробирки полезли резко пахнущие рыжие пузыри. Глядя на реакцию, я понял, что на самом деле замысел великого французского романиста был куда глубже, чем это казалось его невнимательным и не очень грамотным исследователям. Ведь что вышло бы, опиши он это получение так, чтобы на выходе образовался какой-нибудь безвредный продукт? Идиот, возмечтавший синтезировать нитроглицерин, вздохнул бы и отправился на поиски каких-нибудь более достоверных источников. А их найти нетрудно, как и предсказать последовавшее за этим.
Тут же все получится просто замечательно. У меня-то реагировало несколько граммов и в стеклянной пробирке, а при реакции с килограммами, да еще в глиняной посуде, теплопроводность которой намного меньше, фухнуло бы от души. У горе-химика не оставалось шансов выжить – даже если ожоги кипящей кислотой и окажутся не смертельными, ядовитые окислы азота все равно довершат картину. Но при этом не то что квартал, но даже и дом, где производился эксперимент, останется целым! Во славу Дарвина и его закона естественного отбора.
Жаль, что здешние химики не имели возможности прочитать Жюля Верна, подумал я. Ибо бывал в Виндзорском замке, и он мне весьма понравился, а теперь еще неизвестно, когда и как его отремонтируют.
Глава 4
Дальнейший путь получился быстрым и без приключений, так что двадцать первого августа наша эскадра благополучно прибыла в Таганрог. Свадьба русского царя и австралийской принцессы состоится пятого сентября, но тут следовало учесть, что в России пока продолжал действовать юлианский календарь, и сейчас там было только десятое число, так что особых причин для спешки не наблюдалось.
Разгрузка кораблей, а потом погрузка поезда заняли три дня. А потом я, как какой-нибудь Троцкий или Ким Чен Ир, то есть на персональном поезде с личным салон-вагоном, двумя паровозами и взводом охраны, двинулся к Донецку.
Все-таки железная дорога, даже такая ублюдочная, – это вещь, подумал я. Выехали из Таганрога сразу после обеда, а в восемь вечера уже прибыли в столицу земель Ост-Австралийской компании город Донецк. А у нас, в передовой и технически развитой Австралии, пока всего сто двадцать километров чугунки! Правда, есть еще семьдесят железно-деревянной дороги, по которой ходят составы на лошадиной тяге. Но зато мы имеем целых три паровоза, а в России их пока ни одного, а будет два, когда при отъезде я оставлю те, что сейчас везут мой состав.
В Донецке я пробыл четыре дня. За это время успел пройтись по всем его промышленным предприятиям общим числом пять, дать указания по установке только что привезенного оборудования, главным образом большого токарного станка и прокатного стана. Этот был доставлен частично: станину для него предстояло отливать здесь. А потом занялся армейскими делами. Ведь, как ни крути, самый большой стаж на офицерской должности из всех австралийцев был именно у меня.
По поводу нашей армии, кстати, некоторые могут слегка удивиться. Зачем мы тащили сюда еще и арауканов общим числом триста с небольшим человек, когда здесь и так есть войско численностью в две с половиной тысячи? Вроде бы процент прибавки получается не очень большим.
Но то-то и оно, что это были очень разные войска.
Разумеется, крестьянина можно научить более или менее терпимо обращаться с ружьем. Навыки штыкового боя он тоже освоит, причем довольно легко, потому как приемы там те же самые, что и при работе с вилами, а при случае поднять кого-нибудь на этот сельхозинвентарь русские мужики умели всегда. Но вот более сложные вещи у них получались хуже. То есть такие войска очень неплохо подходили для обороны крепостей и опорных пунктов вдоль железной дороги, однако проводить глубокие операции против ногайцев на их территории солдатские полки Ост-Австралийской компании не годились. А одной обороной, сколь бы успешной она ни была, войну не выиграешь.
Правда, кроме двух обычных полков компания имела и батальон особого назначения. Главным отличием было то, что туда брали с четырнадцати лет. Вот из этих парней со временем можно будет сделать нормальных солдат, способных воевать в любых условиях, но данный батальон был организован всего два года назад и пока считался условно боеспособной частью.
Арауканы же прекрасно справлялись с возложенными на них задачами, и боевые действия на землях компании проходили примерно по такому сценарию.
Начиналось все обычно с нападения ногайцев на станцию или крепость. Задачей гарнизона было вызвать помощь и продержаться до ее прихода. Кроме того, желательно было взять пленных в пригодном для допроса состоянии. Обычно так и получалось, потому как за пленного полагалась премия от рубля до червонца, в зависимости от его информированности. Это если пленного брали солдаты или казаки – про легионеров будет чуть позже. С разговорчивостью же захваченных проблем не возникало, потому как арауканы оказались большими мастерами по части интенсивных допросов. Настолько, что сейчас у них стажировалось несколько человек из Преображенского приказа, посланных Ромодановским для повышения квалификации.
Так вот, пленные рассказывали, что за род совершил нападение, под чьим предводительством, по чьему наущению, где их стойбища и так далее. После чего начиналась операция по зачистке, обычно кончавшаяся тем, что у ногайцев становилось на один род меньше, – все-таки против винтовок и минометов в степи с саблями и луками не больно-то повоюешь. Особенно если сверху постоянно висит дирижабль, от которого не спрячешься и не уйдешь оврагом или балкой.
Разумеется, арауканы воевали в конном строю, и лошадей для них поставляла русская сторона. Но смотреть подготовленных для прибывших с эскадрой легионеров я не стал, ибо не специалист по копытным. Этим занялись три сержанта из приехавшего со мной взвода и вскоре вынесли вердикт – лошади нормальные.
Так как теперь численность Иностранного легиона на землях компании существенно выросла, то круг стоящих перед ними задач тоже расширялся. Отныне не следовало ограничиваться уничтожением рода, совершившего очередное нападение. А, оставив несколько его представителей в живых, выяснить, кто занимался такими делами раньше, то есть устраивал набеги на русских до появления тут австралийцев. И поступить с ними аналогично.
Если бы подобное происходило в двадцать первом веке и занимались им не Штаты и их подпевалы, а кто угодно кроме, это обязательно назвали бы геноцидом. Сейчас никто, кроме меня, просто не знал такого слова, но суть от этого не менялась – разворачивалась и набирала обороты война на полное уничтожение ногайцев как народа. Потому как спокон веку этот народ не признавал никаких источников дохода, кроме грабежа русских поселений и захвата там невольников с целью продажи. И значит, должен был исчезнуть именно как народ, а перед каждым его представителем стоял абсолютно свободный выбор.
Или забыть свои бандитские замашки, сдать оружие и отправиться на жительство в специальную резервацию, которую Петр недавно выделил на Северном Урале. При этом их дети будут уже нормальными российскими подданными в статусе посадских людей.
Или, если подобное почему-то не устраивает, умереть.
Как я уже говорил, во время моего отсутствия главным в Ост-Австралийской компании был Вася Баринов. И он подошел к вопросу взаимоотношений с ногайцами по всем правилам дипломатического искусства, а также с учетом достигнутых старшим братом результатов в Патагонии.
Итак, если перед нами есть враг, то следует первым делом уточнить, с кем он дружит, а с кем враждует. Затем прикинуть, какова ожидаемая динамика этого процесса – будет ли враг врага таковым и оставаться или возможны подвижки к замирению вплоть до союза? Если нет, то такого врага надо всячески поддерживать. Если же замирение возможно, то тоже, но не всячески, а только таким образом, который сильно уронит его в глазах будущих друзей.
В докладе Василия на эту тему обстановка вокруг земель компании выглядела следующим образом.
Ногайцы – враги совершенно явные. Во-первых, они считают земли компании своими. Во-вторых, все живущие на этих землях рассматриваются ими только в качестве потенциальных невольников, и никак иначе.
Крымский хан официально является сюзереном ногайцев. Кроме того, поведенческие стереотипы крымчаков ничем не отличаются. Значит, надо смотреть, с кем враждуют крымчаки и ногайцы – кроме русских, про которых и так ясно.
К таковым относились калмыки и донские казаки. Однако хоть калмыцкий хан Аюка и выдал примерно пятнадцать лет назад свою дочь за сына крымского владыки Султан-Гирея, никаких особых последствий это не имело. В исторической перспективе калмыкам было не суждено стать союзниками крымцев, и Василий это знал. Кроме того, калмыки совершенно не претендовали на земли компании.
С донским же казаками ситуация была несколько сложнее. Во-первых, они хоть пока и не очень нагло, но все же успели несколько раз заявить, что это их земли. Вот интересно, где они были до нашего прихода и сразу после него? Ногайцев тут видели постоянно и иногда с огромным трудом от них отбивались, а донцов – ни разу до лета четвертого года, когда обстановка вокруг Донецка уже нормализовалась. А во-вторых, Василий знал, что скоро начнется Булавинское восстание, в процессе которого донцы смогут привлечь на свою сторону ногайцев. И, так сказать, в порядке профилактики начал принимать их отряды на службу, причем за довольно большие деньги. Эти отряды тоже участвовали в зачистке территории, но оружие им не поставлялось. Никакое, а не только австралийской разработки. Кроме того, задача уничтожения воинов противника ставилась легионерам. А вот вырезать после этого беззащитное стойбище – донцам. Впрочем, они не протестовали.
С точки зрения араукан всякий, воющий за золото, был достоин презрения. Кроме того, они считали, что убийство беззащитных не приносит славы, хотя и понимали, что иногда это необходимо. Сами же они служили за оружие, которое позволит их племенам окончательно выгнать со своих земель испанцев, а также закончить завоевание южной оконечности южноамериканского материка. Они получали жалованье, но все одинаковое и небольшое, относясь к золотым монетам просто как к кружочкам, которые иногда можно обменять на что-нибудь вкусное или интересное.
Предложить араукану денежную премию за подвиг в бою – это значило его оскорбить. А вот, например, длинноствольный револьвер или нож из хорошей стали – совсем другое дело. Кроме того, среди них пользовалась большим авторитетом недавно введенная медаль «За отвагу», но получить ее было очень непросто.
В общем, благодаря политике Василия ногайцы считали своими главными врагами вовсе не араукан, про которых почти ничего не знали, и даже не компанию, а донских казаков.
А вот к калмыкам Василий отнесся совсем по-другому. Он предложил им практически те же условия, что и арауканским легионерам, так что незадолго до моего приезда в Донецк прибыли первые пятьдесят волонтеров из мест, где через пару с небольшим веков и в другой истории появится город Энгельс.
Прослушав доклад Василия, я ненадолго задумался. Правильно ли, что компания натравливает друг на друга будущих подданных Российской империи? Это приведет к значительному сокращению их численности. Но потом сообразил, что вопрос так не стоит. И от ногайцев, и от донских казаков даже без нас довольно скоро остались бы только те немногие, кто лояльно относился к России – ну или по крайней мере делал вид, что это так. Прочих один черт так или иначе уничтожат. Но этот процесс будет растянут во времени, что приведет к лишним жертвам среди тех, кто здесь вовсе ни при чем, да и русских солдат поляжет немало. Василий же просто пытался перевести на самообслуживание неизбежную зачистку мешающих экспансии России, вот и все дела.
– Кстати, – вспомнил я, – дало ли результат прикомандирование некоторых легионеров к батальону осназа?
Выяснилось, что да, и весьма заметный, но теперь Василий собирался делать это наоборот, то есть направлять лучших осназовцев на стажировку в легион.
– У араукан есть что-то вроде звания «наставник», и оно очень почетное, – объяснил он. – Но кому попало его не дают, а только неоднократно отличившимся в боях. Так вот, наставник обычно курирует группу человек из пяти. И для него считаются позором потери в этой группе! Арауканы уверены, что ученики сначала должны стать воинами, а только потом умирать в боях. И если с кем-то вдруг получилось не так – значит, у него был плохой наставник. И мне удалось договориться со старшим предыдущего призыва, что теперь наставниками будут считаться и те, кто воспитал воинов из ребят-осназовцев. Кстати, полувзвод таких, прошедших обучение, поедет с вами в Орел в качестве экипажа пулеметного вагона. Магазинный пулемет они уже освоили.
Дальше младший Баринов поведал, что недавно начавшие производиться в Донецке противопехотные мины оказались не очень эффективными в борьбе с ногайцами.
– Так ведь не для них и делалось! – объяснил я. – Всю продукцию надо устанавливать на Перекопе. Для этого, наверное, придется создавать какие-то мобильные группы глубокого проникновения. Пусть крымчаки привыкают к мысли, что, покидая родной полуостров, можно ненароком раскидать кишки по окрестным степям.
– Страдают-то в основном лошади, – уточнил Василий.
– А что может крымчак без коня? Кроме того, я привез чертежи и оснастку для производства прыгучих мин – от этих и всадникам тоже достанется.
Под конец беседы Василий показал мне кавалерийский револьвер своей конструкции, который около года назад начал производить Донецкий оружейный завод. Конструктивно это изделие не представляло собой ничего выдающегося, разве что ствол был длиной двадцать пять сантиметров, но, по-моему, у ранних моделей Кольта встречались и подлиннее. Перед выстрелом надо было взвести курок, этим же движением осуществлялся поворот барабана, как у русского нагана для нижних чинов. Отличия были в технологии.
Итак, представьте себе, что перед вами стоит задача – изготовить барабан для револьвера. Имеющие хоть какой-то опыт в работе с фрезерно-сверлильным станком сразу скажут, что для этого нужен поворотный стол. Он в Донецке имелся, но всего один из двух, захваченных мной из будущего, а местной промышленности такое изделие было пока не по силам. И на этом столе без перерыва обрабатывали барабаны для винтовок и пулеметов.
Разумеется, рабочий достаточно высокой квалификации сможет сделать барабан и в обычных тисках, но сколько времени он убьет на это! Причем, понятное дело, таких рабочих в Донецке можно было сосчитать по пальцам одной руки, и им хватало работы без всяких барабанов.
А вот с токарными станками тут было получше, так что Василий просто придумал, как делать барабан целиком на них и силами не очень умелых токарей.
Итак, вытачивается пруток диаметром двадцать миллиметров и длиной полметра, после чего вручную распиливается на семь примерно равных кусков. Они торцуются до семидесяти миллиметров, далее в них сверлится сквозное отверстие диаметром пять с половиной. Затем в шести заготовках оно рассверливается до десяти, но не до конца, а седьмая остается как была. Следующая операция – они на ровной поверхности ставятся вокруг нерассверленной, и конструкция скрепляется напрессованным кольцом. Все, барабан почти готов, осталось только для очистки совести пропаять стыки. А выступающие из-под скрепляющего кольца концы цилиндриков-камор образуют идеальной точности выемки для фиксатора.
Разгрузка кораблей, а потом погрузка поезда заняли три дня. А потом я, как какой-нибудь Троцкий или Ким Чен Ир, то есть на персональном поезде с личным салон-вагоном, двумя паровозами и взводом охраны, двинулся к Донецку.
Все-таки железная дорога, даже такая ублюдочная, – это вещь, подумал я. Выехали из Таганрога сразу после обеда, а в восемь вечера уже прибыли в столицу земель Ост-Австралийской компании город Донецк. А у нас, в передовой и технически развитой Австралии, пока всего сто двадцать километров чугунки! Правда, есть еще семьдесят железно-деревянной дороги, по которой ходят составы на лошадиной тяге. Но зато мы имеем целых три паровоза, а в России их пока ни одного, а будет два, когда при отъезде я оставлю те, что сейчас везут мой состав.
В Донецке я пробыл четыре дня. За это время успел пройтись по всем его промышленным предприятиям общим числом пять, дать указания по установке только что привезенного оборудования, главным образом большого токарного станка и прокатного стана. Этот был доставлен частично: станину для него предстояло отливать здесь. А потом занялся армейскими делами. Ведь, как ни крути, самый большой стаж на офицерской должности из всех австралийцев был именно у меня.
По поводу нашей армии, кстати, некоторые могут слегка удивиться. Зачем мы тащили сюда еще и арауканов общим числом триста с небольшим человек, когда здесь и так есть войско численностью в две с половиной тысячи? Вроде бы процент прибавки получается не очень большим.
Но то-то и оно, что это были очень разные войска.
Разумеется, крестьянина можно научить более или менее терпимо обращаться с ружьем. Навыки штыкового боя он тоже освоит, причем довольно легко, потому как приемы там те же самые, что и при работе с вилами, а при случае поднять кого-нибудь на этот сельхозинвентарь русские мужики умели всегда. Но вот более сложные вещи у них получались хуже. То есть такие войска очень неплохо подходили для обороны крепостей и опорных пунктов вдоль железной дороги, однако проводить глубокие операции против ногайцев на их территории солдатские полки Ост-Австралийской компании не годились. А одной обороной, сколь бы успешной она ни была, войну не выиграешь.
Правда, кроме двух обычных полков компания имела и батальон особого назначения. Главным отличием было то, что туда брали с четырнадцати лет. Вот из этих парней со временем можно будет сделать нормальных солдат, способных воевать в любых условиях, но данный батальон был организован всего два года назад и пока считался условно боеспособной частью.
Арауканы же прекрасно справлялись с возложенными на них задачами, и боевые действия на землях компании проходили примерно по такому сценарию.
Начиналось все обычно с нападения ногайцев на станцию или крепость. Задачей гарнизона было вызвать помощь и продержаться до ее прихода. Кроме того, желательно было взять пленных в пригодном для допроса состоянии. Обычно так и получалось, потому как за пленного полагалась премия от рубля до червонца, в зависимости от его информированности. Это если пленного брали солдаты или казаки – про легионеров будет чуть позже. С разговорчивостью же захваченных проблем не возникало, потому как арауканы оказались большими мастерами по части интенсивных допросов. Настолько, что сейчас у них стажировалось несколько человек из Преображенского приказа, посланных Ромодановским для повышения квалификации.
Так вот, пленные рассказывали, что за род совершил нападение, под чьим предводительством, по чьему наущению, где их стойбища и так далее. После чего начиналась операция по зачистке, обычно кончавшаяся тем, что у ногайцев становилось на один род меньше, – все-таки против винтовок и минометов в степи с саблями и луками не больно-то повоюешь. Особенно если сверху постоянно висит дирижабль, от которого не спрячешься и не уйдешь оврагом или балкой.
Разумеется, арауканы воевали в конном строю, и лошадей для них поставляла русская сторона. Но смотреть подготовленных для прибывших с эскадрой легионеров я не стал, ибо не специалист по копытным. Этим занялись три сержанта из приехавшего со мной взвода и вскоре вынесли вердикт – лошади нормальные.
Так как теперь численность Иностранного легиона на землях компании существенно выросла, то круг стоящих перед ними задач тоже расширялся. Отныне не следовало ограничиваться уничтожением рода, совершившего очередное нападение. А, оставив несколько его представителей в живых, выяснить, кто занимался такими делами раньше, то есть устраивал набеги на русских до появления тут австралийцев. И поступить с ними аналогично.
Если бы подобное происходило в двадцать первом веке и занимались им не Штаты и их подпевалы, а кто угодно кроме, это обязательно назвали бы геноцидом. Сейчас никто, кроме меня, просто не знал такого слова, но суть от этого не менялась – разворачивалась и набирала обороты война на полное уничтожение ногайцев как народа. Потому как спокон веку этот народ не признавал никаких источников дохода, кроме грабежа русских поселений и захвата там невольников с целью продажи. И значит, должен был исчезнуть именно как народ, а перед каждым его представителем стоял абсолютно свободный выбор.
Или забыть свои бандитские замашки, сдать оружие и отправиться на жительство в специальную резервацию, которую Петр недавно выделил на Северном Урале. При этом их дети будут уже нормальными российскими подданными в статусе посадских людей.
Или, если подобное почему-то не устраивает, умереть.
Как я уже говорил, во время моего отсутствия главным в Ост-Австралийской компании был Вася Баринов. И он подошел к вопросу взаимоотношений с ногайцами по всем правилам дипломатического искусства, а также с учетом достигнутых старшим братом результатов в Патагонии.
Итак, если перед нами есть враг, то следует первым делом уточнить, с кем он дружит, а с кем враждует. Затем прикинуть, какова ожидаемая динамика этого процесса – будет ли враг врага таковым и оставаться или возможны подвижки к замирению вплоть до союза? Если нет, то такого врага надо всячески поддерживать. Если же замирение возможно, то тоже, но не всячески, а только таким образом, который сильно уронит его в глазах будущих друзей.
В докладе Василия на эту тему обстановка вокруг земель компании выглядела следующим образом.
Ногайцы – враги совершенно явные. Во-первых, они считают земли компании своими. Во-вторых, все живущие на этих землях рассматриваются ими только в качестве потенциальных невольников, и никак иначе.
Крымский хан официально является сюзереном ногайцев. Кроме того, поведенческие стереотипы крымчаков ничем не отличаются. Значит, надо смотреть, с кем враждуют крымчаки и ногайцы – кроме русских, про которых и так ясно.
К таковым относились калмыки и донские казаки. Однако хоть калмыцкий хан Аюка и выдал примерно пятнадцать лет назад свою дочь за сына крымского владыки Султан-Гирея, никаких особых последствий это не имело. В исторической перспективе калмыкам было не суждено стать союзниками крымцев, и Василий это знал. Кроме того, калмыки совершенно не претендовали на земли компании.
С донским же казаками ситуация была несколько сложнее. Во-первых, они хоть пока и не очень нагло, но все же успели несколько раз заявить, что это их земли. Вот интересно, где они были до нашего прихода и сразу после него? Ногайцев тут видели постоянно и иногда с огромным трудом от них отбивались, а донцов – ни разу до лета четвертого года, когда обстановка вокруг Донецка уже нормализовалась. А во-вторых, Василий знал, что скоро начнется Булавинское восстание, в процессе которого донцы смогут привлечь на свою сторону ногайцев. И, так сказать, в порядке профилактики начал принимать их отряды на службу, причем за довольно большие деньги. Эти отряды тоже участвовали в зачистке территории, но оружие им не поставлялось. Никакое, а не только австралийской разработки. Кроме того, задача уничтожения воинов противника ставилась легионерам. А вот вырезать после этого беззащитное стойбище – донцам. Впрочем, они не протестовали.
С точки зрения араукан всякий, воющий за золото, был достоин презрения. Кроме того, они считали, что убийство беззащитных не приносит славы, хотя и понимали, что иногда это необходимо. Сами же они служили за оружие, которое позволит их племенам окончательно выгнать со своих земель испанцев, а также закончить завоевание южной оконечности южноамериканского материка. Они получали жалованье, но все одинаковое и небольшое, относясь к золотым монетам просто как к кружочкам, которые иногда можно обменять на что-нибудь вкусное или интересное.
Предложить араукану денежную премию за подвиг в бою – это значило его оскорбить. А вот, например, длинноствольный револьвер или нож из хорошей стали – совсем другое дело. Кроме того, среди них пользовалась большим авторитетом недавно введенная медаль «За отвагу», но получить ее было очень непросто.
В общем, благодаря политике Василия ногайцы считали своими главными врагами вовсе не араукан, про которых почти ничего не знали, и даже не компанию, а донских казаков.
А вот к калмыкам Василий отнесся совсем по-другому. Он предложил им практически те же условия, что и арауканским легионерам, так что незадолго до моего приезда в Донецк прибыли первые пятьдесят волонтеров из мест, где через пару с небольшим веков и в другой истории появится город Энгельс.
Прослушав доклад Василия, я ненадолго задумался. Правильно ли, что компания натравливает друг на друга будущих подданных Российской империи? Это приведет к значительному сокращению их численности. Но потом сообразил, что вопрос так не стоит. И от ногайцев, и от донских казаков даже без нас довольно скоро остались бы только те немногие, кто лояльно относился к России – ну или по крайней мере делал вид, что это так. Прочих один черт так или иначе уничтожат. Но этот процесс будет растянут во времени, что приведет к лишним жертвам среди тех, кто здесь вовсе ни при чем, да и русских солдат поляжет немало. Василий же просто пытался перевести на самообслуживание неизбежную зачистку мешающих экспансии России, вот и все дела.
– Кстати, – вспомнил я, – дало ли результат прикомандирование некоторых легионеров к батальону осназа?
Выяснилось, что да, и весьма заметный, но теперь Василий собирался делать это наоборот, то есть направлять лучших осназовцев на стажировку в легион.
– У араукан есть что-то вроде звания «наставник», и оно очень почетное, – объяснил он. – Но кому попало его не дают, а только неоднократно отличившимся в боях. Так вот, наставник обычно курирует группу человек из пяти. И для него считаются позором потери в этой группе! Арауканы уверены, что ученики сначала должны стать воинами, а только потом умирать в боях. И если с кем-то вдруг получилось не так – значит, у него был плохой наставник. И мне удалось договориться со старшим предыдущего призыва, что теперь наставниками будут считаться и те, кто воспитал воинов из ребят-осназовцев. Кстати, полувзвод таких, прошедших обучение, поедет с вами в Орел в качестве экипажа пулеметного вагона. Магазинный пулемет они уже освоили.
Дальше младший Баринов поведал, что недавно начавшие производиться в Донецке противопехотные мины оказались не очень эффективными в борьбе с ногайцами.
– Так ведь не для них и делалось! – объяснил я. – Всю продукцию надо устанавливать на Перекопе. Для этого, наверное, придется создавать какие-то мобильные группы глубокого проникновения. Пусть крымчаки привыкают к мысли, что, покидая родной полуостров, можно ненароком раскидать кишки по окрестным степям.
– Страдают-то в основном лошади, – уточнил Василий.
– А что может крымчак без коня? Кроме того, я привез чертежи и оснастку для производства прыгучих мин – от этих и всадникам тоже достанется.
Под конец беседы Василий показал мне кавалерийский револьвер своей конструкции, который около года назад начал производить Донецкий оружейный завод. Конструктивно это изделие не представляло собой ничего выдающегося, разве что ствол был длиной двадцать пять сантиметров, но, по-моему, у ранних моделей Кольта встречались и подлиннее. Перед выстрелом надо было взвести курок, этим же движением осуществлялся поворот барабана, как у русского нагана для нижних чинов. Отличия были в технологии.
Итак, представьте себе, что перед вами стоит задача – изготовить барабан для револьвера. Имеющие хоть какой-то опыт в работе с фрезерно-сверлильным станком сразу скажут, что для этого нужен поворотный стол. Он в Донецке имелся, но всего один из двух, захваченных мной из будущего, а местной промышленности такое изделие было пока не по силам. И на этом столе без перерыва обрабатывали барабаны для винтовок и пулеметов.
Разумеется, рабочий достаточно высокой квалификации сможет сделать барабан и в обычных тисках, но сколько времени он убьет на это! Причем, понятное дело, таких рабочих в Донецке можно было сосчитать по пальцам одной руки, и им хватало работы без всяких барабанов.
А вот с токарными станками тут было получше, так что Василий просто придумал, как делать барабан целиком на них и силами не очень умелых токарей.
Итак, вытачивается пруток диаметром двадцать миллиметров и длиной полметра, после чего вручную распиливается на семь примерно равных кусков. Они торцуются до семидесяти миллиметров, далее в них сверлится сквозное отверстие диаметром пять с половиной. Затем в шести заготовках оно рассверливается до десяти, но не до конца, а седьмая остается как была. Следующая операция – они на ровной поверхности ставятся вокруг нерассверленной, и конструкция скрепляется напрессованным кольцом. Все, барабан почти готов, осталось только для очистки совести пропаять стыки. А выступающие из-под скрепляющего кольца концы цилиндриков-камор образуют идеальной точности выемки для фиксатора.