Появление Томазиуса на кафедре в Галле продемонстрировало еще одну положительную сторону основания нового университета в Галле – сознательный отбор профессоров. В приглашаемых искали именно те качества, которые должны были удовлетворять задуманному образу университета. Неудивительно, что среди первых профессоров оказались еще несколько ученых, составивших впоследствии славу немецкого Просвещения: так, для медицинского факультета это Фридрих Гофман (один из самых известных немецких врачей конца XVII – первой четверти XVIII в., естествоиспытатель, член многих ученых обществ, в том числе Петербургской Академии наук, возглавивший в Галле медицинское преподавание и читавший лекции по анатомии, хирургии и химии[414]), для философского – Кристоф Целлариус (филолог и историк, предложивший разделение мировой истории на античную, средневековую и новую[415]), для богословского – Август Герман Франке.
Последний являлся ревностным пиетистом – сторонником религиозного течения, возникшего в последней четверти XVII в. и отделившегося от ортодоксального лютеранства. Пиетисты призывали своих последователей к активным делам милосердия, особенно ревностному следованию всем христианским добродетелям. Приглашенный в качестве профессора восточных языков в Галле, Франке одновременно получил место пастора в деревушке Глаухе, расположенной у самых южных ворот города, и именно там им был основан в 1695 г. Дом для сирот (Waisenhaus), ставший первым в череде знаменитых «учреждений Франке» (Frankesche Stiftungen), существующих до сих пор[416]. Это был крупнейший в Германии XVIII в. опыт создания образовательных учреждений нового типа, основанных на сплаве идей пиетизма и Просвещения. Каждая деталь воспитания, как умственного, так и религиозного, была продумана Франке до мелочей, и учителя, проводя с воспитанниками круглые сутки, ни на минуту не спускали с них глаз. Наряду с начальными школами-интернатами, открытыми Франке как для мальчиков, так и для девочек, во Franckesche Stiftungen активно действовала Учительская гимназия (Pädagogium), представлявшая собой школу для детей дворянства и состоятельных горожан. Учительскую гимназию в Галле посещали перед вступлением в университет и русские студенты начала XVIII в.[417] Уделяя огромное внимание воспитанию личности, Франке постоянно поощрял в своем кругу и научную деятельность, особенно изучение языков, надеясь их применять во время миссионерских путешествий. Он собрал огромную библиотеку, содержавшую издания на разнообразных языках народов мира (так, например, из Индии в Галле были доставлены книги на пальмовых листьях, а сам Франке выучил и преподавал тамильский язык).
Пиетисты и лично сам Франке первоначально находили полное взаимопонимание с юристами из круга Томазиуса, признавая общую просветительскую основу своей деятельности. Но через несколько десятилетий после основания университета пиетисты, почувствовав здесь свою силу, начали претендовать на «контроль за умами» так же, как это раньше осуществляли другие представители богословских факультетов. Это ярко выразилось в их известном конфликте с Христианом Вольфом, профессором в Галле в 1706–1723 гг.
Как уже упоминалось в первой главе, революция, произведенная Вольфом в философии XVIII в., превратила ее из мертвой догматической схемы в развивающуюся научную дисциплину, впервые в немецких университетах четко поставив проблему метода философского познания мира. «Вольфианский» метод, основывавшийся на точности определений и логичности доказательств в духе математических построений, удержался в университетском преподавании до начала XIX в. Если с его помощью и нельзя было решить любую философскую проблему, то этот метод превосходно объяснял, что означает – решить проблему.
Именно в Галле Христиан Вольф добился своей преподавательской славы и почетных прозвищ «Magister Germaniae» и даже «Professor generis humani».[418] Будучи, как и большинство просветителей, ученым-энциклопедистом, Вольф оставил после себя огромное наследие, исчисляющееся десятками томов, целые своды знаний в различных областях, систематизированные и приведенные ученым к «математическому» порядку и ясности. Созданная философом картина мира во всем была призвана доказать всемогущество и благость Бога-творца, взаимную обусловленность всех частей и предметов тварного мира. Однако рационализм Вольфа имел подчеркнуто внеконфессиональный характер, и это послужило причиной его конфликта с пиетистами, а те, используя свое влияние при дворе, добились от короля Фридриха Вильгельма I указа об изгнании Вольфа из Галле. Семнадцать лет он провел в Марбургском университете, но затем вернулся, приглашенный новым прусским королем Фридрихом II, и это возвращение было встречено не только университетом, но и всеми жителями города как грандиозный триумф. За милю до городских ворот ученого ожидала торжественная колесница; на улицах и на площадях собрались толпы народа, и Вольф въехал в Галле при громогласных приветствиях, звуках труб и литавр.[419]
Таким образом, прокламированный в Галле принцип веротерпимости все же мог нарушаться, и притом самим государством, что лишний раз демонстрировало двойственные последствия его вмешательства в университетскую жизнь. Государственный контроль в Галле впервые был распространен на такие области, которые раньше относились лишь к ведению корпорации. В системе университетского управления, которая была установлена рядом указов курфюрста и утвержденным им 1 июля 1694 г. уставом университета Галле и его факультетов,[420] заметно своеобразное сочетание корпоративных обычаев и новых тенденций подчинения государству.
Так, университет получил традиционные привилегии12, в том числе судебный иммунитет (Gerichtbarkeit) для всех своих членов, которые освобождались от привлечения в местные городские суды, а судебные издержки и штрафы выплачивали непосредственно университету. Но при этом университетский суд был подчинен тайному советнику юстиции при берлинском дворе, выступавшему в качестве высшей инстанции, и в этом смысле лишен прежней автономии.[421]
Особенно ярко новые тенденции заметны в организации высших административных постов в университете. Должность и компетенции ректора были переданы в исключительное ведение основателя – курфюрста Бранденбурга, который по своей воле мог передавать звание Rector Magnificentissimus одному из членов своей семьи (наследному принцу или его брату). Полномочный представитель ректора в университете получал название проректора, выбираемого из профессоров. Звание Rector Magnificentissimus члены прусского королевского дома принимали до 1718 г., но характерно, что и после этого срока право выборов ректора университету возвращено не было (он получил его только в XIX в.), а дело ограничивалось, как и раньше, выборами проректора. Причины этого коренились, очевидно, еще в средневековых представлениях о компетенциях ректорской власти, наделенной высоким званием и почетом в имперской иерархии, обладавшей особыми регалиями и т. д. (см. главу 1) – все эти традиционные полномочия, по мнению основателей университета, должны оставаться в руках правящего княжеского дома, а не передаваться профессорам. Избрание же в качестве главы университетской корпорации проректора делало акцент лишь на его административной компетенции в университете.
Выборы проректора происходили раз в год и передавались от факультета к факультету в порядке очереди, на факультете же, как правило, останавливались на профессоре с наибольшей выслугой лет. Но для окончательного вступления проректора в должность требовалось его специальное утверждение указом курфюрста. К обязанностям проректора относились общий контроль за исполнением профессорами своих обязанностей, прием студентов, выдача дипломов, поддержание порядка в университете и, в особенности, в студенческой среде. Проректор имел право своей властью накладывать наказания – до четырех дней карцера (или штраф в 20 талеров), в более серьезных случаях требовалось решение собрания деканов («конвента») или всего университетского совета (Сената), который по уставу включал всех ординарных профессоров[422].
В уставе указывалось, что при принятии решений проректор должен обращаться за советом к одному из профессоров-юристов, имевшему звание «ординария» (Ordinarius der juristischen Fakultät). В этом пункте можно усмотреть особое предпочтение, которое отдавалось в Галле юристам, но, как оказывается, вопрос был поставлен еще шире. Обязанности «ординария» устав трактовал очень обтекаемо – «заботиться о благополучии университета вообще», и это позволило уже с первого года существования университета наделить назначенного туда ординарием профессора И. Стрыка полномочиями директора университета (хотя последняя должность вообще не упоминалась в уставе). Как директор, Стрык и его преемники, авторитетные профессора-юристы (в 1710–1728 гг. это был X. Томазиус, в 1731–1749 гг. И. Бёмер) являлся непосредственным помощником проректора и нес ответственность за все хозяйственные дела университета, в которых, очевидно, как юрист, имел больше опыта.
Назначение из числа профессоров директора в качестве, фактически, пожизненной должности, противопоставленной сменявшемуся ежегодно проректору, имело непосредственную связь с желанием контролировать бюджет университета. В отличие от своих предшественников, университет Галле не получил в собственность недвижимых имений, с которых собирал бы ренту, но его финансирование поступало напрямую из казны курфюрста (хотя, благодаря привилегиям, у университета оставались некоторые собственные источники доходов). Директор отвечал за расходование этих средств не только перед проректором, но и перед вышестоящими властями – канцлером и кураторами. Больше того, после студенческих беспорядков в 1721 г. была сделана попытка вообще отменить пост проректора, сделав директора (а им тогда был Томазиус) пожизненным главой корпорации. Лишь сопротивление большей части университета, да и самого Томазиуса, заставило восстановить традиционные выборы.[423]
Последний являлся ревностным пиетистом – сторонником религиозного течения, возникшего в последней четверти XVII в. и отделившегося от ортодоксального лютеранства. Пиетисты призывали своих последователей к активным делам милосердия, особенно ревностному следованию всем христианским добродетелям. Приглашенный в качестве профессора восточных языков в Галле, Франке одновременно получил место пастора в деревушке Глаухе, расположенной у самых южных ворот города, и именно там им был основан в 1695 г. Дом для сирот (Waisenhaus), ставший первым в череде знаменитых «учреждений Франке» (Frankesche Stiftungen), существующих до сих пор[416]. Это был крупнейший в Германии XVIII в. опыт создания образовательных учреждений нового типа, основанных на сплаве идей пиетизма и Просвещения. Каждая деталь воспитания, как умственного, так и религиозного, была продумана Франке до мелочей, и учителя, проводя с воспитанниками круглые сутки, ни на минуту не спускали с них глаз. Наряду с начальными школами-интернатами, открытыми Франке как для мальчиков, так и для девочек, во Franckesche Stiftungen активно действовала Учительская гимназия (Pädagogium), представлявшая собой школу для детей дворянства и состоятельных горожан. Учительскую гимназию в Галле посещали перед вступлением в университет и русские студенты начала XVIII в.[417] Уделяя огромное внимание воспитанию личности, Франке постоянно поощрял в своем кругу и научную деятельность, особенно изучение языков, надеясь их применять во время миссионерских путешествий. Он собрал огромную библиотеку, содержавшую издания на разнообразных языках народов мира (так, например, из Индии в Галле были доставлены книги на пальмовых листьях, а сам Франке выучил и преподавал тамильский язык).
Пиетисты и лично сам Франке первоначально находили полное взаимопонимание с юристами из круга Томазиуса, признавая общую просветительскую основу своей деятельности. Но через несколько десятилетий после основания университета пиетисты, почувствовав здесь свою силу, начали претендовать на «контроль за умами» так же, как это раньше осуществляли другие представители богословских факультетов. Это ярко выразилось в их известном конфликте с Христианом Вольфом, профессором в Галле в 1706–1723 гг.
Как уже упоминалось в первой главе, революция, произведенная Вольфом в философии XVIII в., превратила ее из мертвой догматической схемы в развивающуюся научную дисциплину, впервые в немецких университетах четко поставив проблему метода философского познания мира. «Вольфианский» метод, основывавшийся на точности определений и логичности доказательств в духе математических построений, удержался в университетском преподавании до начала XIX в. Если с его помощью и нельзя было решить любую философскую проблему, то этот метод превосходно объяснял, что означает – решить проблему.
Именно в Галле Христиан Вольф добился своей преподавательской славы и почетных прозвищ «Magister Germaniae» и даже «Professor generis humani».[418] Будучи, как и большинство просветителей, ученым-энциклопедистом, Вольф оставил после себя огромное наследие, исчисляющееся десятками томов, целые своды знаний в различных областях, систематизированные и приведенные ученым к «математическому» порядку и ясности. Созданная философом картина мира во всем была призвана доказать всемогущество и благость Бога-творца, взаимную обусловленность всех частей и предметов тварного мира. Однако рационализм Вольфа имел подчеркнуто внеконфессиональный характер, и это послужило причиной его конфликта с пиетистами, а те, используя свое влияние при дворе, добились от короля Фридриха Вильгельма I указа об изгнании Вольфа из Галле. Семнадцать лет он провел в Марбургском университете, но затем вернулся, приглашенный новым прусским королем Фридрихом II, и это возвращение было встречено не только университетом, но и всеми жителями города как грандиозный триумф. За милю до городских ворот ученого ожидала торжественная колесница; на улицах и на площадях собрались толпы народа, и Вольф въехал в Галле при громогласных приветствиях, звуках труб и литавр.[419]
Таким образом, прокламированный в Галле принцип веротерпимости все же мог нарушаться, и притом самим государством, что лишний раз демонстрировало двойственные последствия его вмешательства в университетскую жизнь. Государственный контроль в Галле впервые был распространен на такие области, которые раньше относились лишь к ведению корпорации. В системе университетского управления, которая была установлена рядом указов курфюрста и утвержденным им 1 июля 1694 г. уставом университета Галле и его факультетов,[420] заметно своеобразное сочетание корпоративных обычаев и новых тенденций подчинения государству.
Так, университет получил традиционные привилегии12, в том числе судебный иммунитет (Gerichtbarkeit) для всех своих членов, которые освобождались от привлечения в местные городские суды, а судебные издержки и штрафы выплачивали непосредственно университету. Но при этом университетский суд был подчинен тайному советнику юстиции при берлинском дворе, выступавшему в качестве высшей инстанции, и в этом смысле лишен прежней автономии.[421]
Особенно ярко новые тенденции заметны в организации высших административных постов в университете. Должность и компетенции ректора были переданы в исключительное ведение основателя – курфюрста Бранденбурга, который по своей воле мог передавать звание Rector Magnificentissimus одному из членов своей семьи (наследному принцу или его брату). Полномочный представитель ректора в университете получал название проректора, выбираемого из профессоров. Звание Rector Magnificentissimus члены прусского королевского дома принимали до 1718 г., но характерно, что и после этого срока право выборов ректора университету возвращено не было (он получил его только в XIX в.), а дело ограничивалось, как и раньше, выборами проректора. Причины этого коренились, очевидно, еще в средневековых представлениях о компетенциях ректорской власти, наделенной высоким званием и почетом в имперской иерархии, обладавшей особыми регалиями и т. д. (см. главу 1) – все эти традиционные полномочия, по мнению основателей университета, должны оставаться в руках правящего княжеского дома, а не передаваться профессорам. Избрание же в качестве главы университетской корпорации проректора делало акцент лишь на его административной компетенции в университете.
Выборы проректора происходили раз в год и передавались от факультета к факультету в порядке очереди, на факультете же, как правило, останавливались на профессоре с наибольшей выслугой лет. Но для окончательного вступления проректора в должность требовалось его специальное утверждение указом курфюрста. К обязанностям проректора относились общий контроль за исполнением профессорами своих обязанностей, прием студентов, выдача дипломов, поддержание порядка в университете и, в особенности, в студенческой среде. Проректор имел право своей властью накладывать наказания – до четырех дней карцера (или штраф в 20 талеров), в более серьезных случаях требовалось решение собрания деканов («конвента») или всего университетского совета (Сената), который по уставу включал всех ординарных профессоров[422].
В уставе указывалось, что при принятии решений проректор должен обращаться за советом к одному из профессоров-юристов, имевшему звание «ординария» (Ordinarius der juristischen Fakultät). В этом пункте можно усмотреть особое предпочтение, которое отдавалось в Галле юристам, но, как оказывается, вопрос был поставлен еще шире. Обязанности «ординария» устав трактовал очень обтекаемо – «заботиться о благополучии университета вообще», и это позволило уже с первого года существования университета наделить назначенного туда ординарием профессора И. Стрыка полномочиями директора университета (хотя последняя должность вообще не упоминалась в уставе). Как директор, Стрык и его преемники, авторитетные профессора-юристы (в 1710–1728 гг. это был X. Томазиус, в 1731–1749 гг. И. Бёмер) являлся непосредственным помощником проректора и нес ответственность за все хозяйственные дела университета, в которых, очевидно, как юрист, имел больше опыта.
Назначение из числа профессоров директора в качестве, фактически, пожизненной должности, противопоставленной сменявшемуся ежегодно проректору, имело непосредственную связь с желанием контролировать бюджет университета. В отличие от своих предшественников, университет Галле не получил в собственность недвижимых имений, с которых собирал бы ренту, но его финансирование поступало напрямую из казны курфюрста (хотя, благодаря привилегиям, у университета оставались некоторые собственные источники доходов). Директор отвечал за расходование этих средств не только перед проректором, но и перед вышестоящими властями – канцлером и кураторами. Больше того, после студенческих беспорядков в 1721 г. была сделана попытка вообще отменить пост проректора, сделав директора (а им тогда был Томазиус) пожизненным главой корпорации. Лишь сопротивление большей части университета, да и самого Томазиуса, заставило восстановить традиционные выборы.[423]
Конец бесплатного ознакомительного фрагмента