Страница:
– Постой, – говорю я. – Почему? Ты идиот? Не сказал ему тайный пароль охотников или что-то в этом духе?
– Группировки, – отвечает Райан, как будто я должна была это знать.
– Послушай, – заявляю я, как мне кажется, абсолютно разумно. – Ты никогда мне ничего не рассказываешь. Откуда я могу знать то, что ты не говоришь? Черт!
Райан фыркает. Он должен изнемогать от жары в кожаной одежде, но выглядит чертовски круто, как будто его ничто не волнует. Он даже не потеет, но все равно надо было одеться по-другому – джинсы? – и я вижу, что из дюжины кондиционеров на улице течет вода. Райан лишь сдвигает чуть назад шляпу и говорит:
– Ты никогда не замечала, что все охотники, приходящие в закусочную «У Салли», носят стетсоны?
– Да, но…
Я никогда не знала, что это обозначает. Зато я замечала, что они все чрезвычайно вежливы и обращаются со мной как с идиоткой и, когда я вхожу, они меняют тему и тут же начинают рассказывать причудливые истории о демонах, на которых они охотились и убили, – большая часть этих историй, как говорит Райан, чушь собачья.
– Есть три группировки… – Райан замолкает и вежливо кивает проходящей мимо пожилой паре, и я уже готова топать ногами от нетерпения, когда он решает, что они отошли достаточно далеко, и продолжает: – Некоторые охотники носят бейсболки. Другие – мягкие фетровые шляпы. Еще кто-то – стетсоны. Это связано с сайентологом и лоа…
Райан снова умолкает. На этот раз из-за девушки, которая подходит к автобусной остановке. На ней белые брюки-капри, белый топ на завязках и оранжевые босоножки на высоких каблуках. Сумочка у нее пурпурная и в буквальном смысле ослепительная. Ослепляющая, что уж тут сказать.
Наверняка у нее есть деньги. У меня они тоже были, до того как мама сбежала с инструктором по теннису. (Его зовут Рио. Они отправились в Рио. Я стараюсь не думать об этом – со времен Великой Депрессии я осознала, что сублимация – мой друг.)
– Вот почему мне больше нравятся «Бруклин Сайклонс», чем «Мете»[4], – быстро говорит Райан.
Я понятия не имею, о чем он, но девушка широко открывает глаза. О-о-о, время для флирта. Это вроде его автоматической защиты – «я обычный человек!». Он все время ведет себя так в закусочной. Я вздыхаю, когда она начинает говорить о бейсболе.
За десять минут, пока мы ждем автобус, Райан дарит ей больше улыбок, чем мне за последние несколько месяцев.
По крайней мере, в автобусе есть сидячие места. Девушка остается на улице с раздраженным видом. Слабое утешение. Райан стоит, потому что это Путь Могучего Говнюка-Охотника, но я падаю на сиденье рядом с ним. Я чувствую себя не очень хорошо из-за недосыпа.
Пока мы едем по улицам Бруклина, я смотрю в окно и беспокоюсь. Таков Путь Элли.
Девчонка со своими девчачьими защитными ужимками. Такой меня видят другие охотники? Такой меня увидит Оуэн? Что, если на самом деле я просто обычная противная девчонка, с которой возится Райан? Что, если он действительно нарушает всевозможные тайные правила охотников? Если да, ладно, тогда он был бы менее восприимчив к моему нытью, но что, если из-за меня он потеряет работу?
Маловероятно, но, как бы то ни было, я не так легко знакомлюсь с новыми людьми и не очень хорошо справляюсь со своими проблемами.
Фары автобуса мигают. Я на секунду отвожу взгляд и поэтому замечаю, что девушка напротив меня пялится на Райана. Райан стоит рядом со мной, глядя из-под полей шляпы с таким отстраненным, отсутствующим видом, словно читает надписи на потолке. Опять на него девица запала. Вторая за один день.
Я не собственница. Нет, нет, нет.
Я сползаю по сиденью и вытягиваю ноги так, чтобы икрой коснуться ее. Или стукнуть ее – сложно сделать это правильно, когда автобус собирается резко повернуть, ага, вот сейчас. Но это не имеет значения, потому что он смотрит на меня с действительно интересным выражением лица, которое я не могу разгадать, и отодвигается, но, как я заметила, не от меня.
Я бросаю очень короткий взгляд на девицу – она надувает губы. Ха! Съела, противная блондинка?
Райан замечает мое, может быть неподобающее, самодовольство. Закатывает глаза и отступает в сторону.
Еще два автобуса, и мы у больницы. Я никогда раньше не была здесь, но она похожа на другие больницы. За одним исключением – тут действительно много народу. Райан идет по вестибюлю с таким видом, словно бывает тут каждый день, мимо охраны, медсестер и толпы больных, которые незаинтересованно смотрят на меня. За пределами лобби нам попадаются еще люди, врачи, медсестры, вдоль стен стоят каталки, и я начинаю думать, что мы беспрепятственно доберемся до цели.
Я никогда не была в Маймонидах, потому что Райан предпочитает терпеть, но не обращаться к врачам. До сих пор нам везло: в большинстве случаев, когда мне приходилось его заштопывать, ему требовались всякие причудливые штуки – типа приложить розмарин и шалфей к ранам, или мне приходилось с помощью паяльника плавить зачарованное серебро в порезе, нанесенном когтями оборотня. К счастью, это случалось лишь пару раз, потому что я не очень хорошо обращаюсь с паяльником. Руки трясутся.
Обычно Райан сам оказывает себе медицинскую помощь. У него никогда не было таких ран, чтобы мне приходилось везти его в больницу. И за это я благодарна силе, противоположной Аду по ту сторону Двери.
Мне потребовалась минута, чтобы понять, что Райан ориентируется по знакам, – он останавливается на повороте и поворачивает налево, туда, где должен быть кафетерий. Тут тоже тьма-тьмущая народу, семьи едят странную пищу, доктора перелистывают страницы книг одной рукой, а второй механически отправляют еду в рот, и сидят несколько фельдшеров в хрустящей униформе. Один фельдшер как раз двигает стул за пустым столом, и Райан направляется к нему.
Оуэн, если это он, не похож на Райана, и это разочаровывает. Он здоровый и розовощекий. Еще не увидев, что мы двигаемся к нему, он обращается к соседнему столику, где сидят несколько медсестер после дежурства, и я слышу его акцент – у него жизнерадостное британское произношение. Он выше Райана, и это просто удивительно. Одет в темно-синюю форму, довольно симпатичную, если вам нравятся униформы. Мне – нет, но я вижу, что он может пользоваться успехом. Табличка на его груди гласит «Дэвид», но все охотники меняют имена. На голове темно-синяя бейсболка, мне интересно: она действительно так много значит, как говорил Райан.
Он как раз отодвинул свой стул, когда увидел, что мы приближаемся. Его лицо мрачнеет, и он снова придвигает стул. Он не заводит пустую беседу – Райан тоже никогда этого не делает, – он даже не здоровается и не представляется. Он кивает в сторону коридора и уводит нас в маленькую комнатку рядом с постом медсестры.
– Здесь спят интерны, когда у них ночные дежурства, – объясняет он коротко. – Комната, скорее всего, будет пуста минут двадцать по меньшей мере; на Парк-стрит произошла авария с участием четырех машин.
Райан прочищает горло. Оуэн немедленно начинает сердиться.
– Послушай, – говорит он, и его жизнерадостный акцент неожиданно становится грубым и злым, – у меня есть работа, и я не обязан говорить с тобой, стетсон. Так что либо говори, что тебе надо, либо убирайся к дьяволу из моей чертовой больницы.
Я хихикаю. В одной руке у него журнал с кроссвордами, в другой – стаканчик кофе.
Но я не виню его за раздражительность, выпендреж Райана – это нехороший признак.
– Мне надо взглянуть на твою Дверь, – говорит Райан, теперь он – сплошная учтивость и такт.
– Плохая мысль.
– Привет! – жизнерадостно вступаю я, потому что не умею держаться в стороне, да и ситуация явно не собирается налаживаться. В любом случае разве моя роль – не отвлекать? Вот именно. – Меня зовут Элли. У меня закусочная в другом конце города. Ты должен зайти к нам, мы делаем отличный кофе. Твою Дверь кто-то призвал или это была спонтанная вивификация? Могу принести тебе пирог, если хочешь.
Оуэн моргает и медленно улыбается.
– Чучело! – говорит он, и я думаю, что это он обо мне, пока он не продолжает: – Ты теперь используешь Двери, чтобы производить впечатление на девушек? – Он подмигивает мне, и тут мне хочется его убить. – Никогда не доверяй парню в стетсоне, – обращается он ко мне. – Они ненадежные.
Это меня раздражает. Я не хочу оказаться в центре глупой разборки между сайентологом и лоа… Кроме того, оскорблять Райана – это не путь к моему сердцу.
– Есть проблема. Серьезная, – нетерпеливо отвечает Райан. – Твоя Дверь еще здесь?
Самодовольная усмешка сползает с лица Оуэна. Теперь он похож на парня, которого ты ожидаешь встретить, попадая в скорую помощь. Уставший и не такой убедительный, как пытается быть.
– Да, – отвечает он. – Есть причина, по которой ее может не быть?
– Ты уверен?
Оуэн допивает кофе, выбрасывает стаканчик в мусорную корзину и кладет кроссворды на носилки. По-видимому, здесь недавно спал какой-то интерн, потому что в подушке осталась вмятина от головы.
– Пойдемте, – говорит он. – Нам надо в прачечную.
3
4
– Группировки, – отвечает Райан, как будто я должна была это знать.
– Послушай, – заявляю я, как мне кажется, абсолютно разумно. – Ты никогда мне ничего не рассказываешь. Откуда я могу знать то, что ты не говоришь? Черт!
Райан фыркает. Он должен изнемогать от жары в кожаной одежде, но выглядит чертовски круто, как будто его ничто не волнует. Он даже не потеет, но все равно надо было одеться по-другому – джинсы? – и я вижу, что из дюжины кондиционеров на улице течет вода. Райан лишь сдвигает чуть назад шляпу и говорит:
– Ты никогда не замечала, что все охотники, приходящие в закусочную «У Салли», носят стетсоны?
– Да, но…
Я никогда не знала, что это обозначает. Зато я замечала, что они все чрезвычайно вежливы и обращаются со мной как с идиоткой и, когда я вхожу, они меняют тему и тут же начинают рассказывать причудливые истории о демонах, на которых они охотились и убили, – большая часть этих историй, как говорит Райан, чушь собачья.
– Есть три группировки… – Райан замолкает и вежливо кивает проходящей мимо пожилой паре, и я уже готова топать ногами от нетерпения, когда он решает, что они отошли достаточно далеко, и продолжает: – Некоторые охотники носят бейсболки. Другие – мягкие фетровые шляпы. Еще кто-то – стетсоны. Это связано с сайентологом и лоа…
Райан снова умолкает. На этот раз из-за девушки, которая подходит к автобусной остановке. На ней белые брюки-капри, белый топ на завязках и оранжевые босоножки на высоких каблуках. Сумочка у нее пурпурная и в буквальном смысле ослепительная. Ослепляющая, что уж тут сказать.
Наверняка у нее есть деньги. У меня они тоже были, до того как мама сбежала с инструктором по теннису. (Его зовут Рио. Они отправились в Рио. Я стараюсь не думать об этом – со времен Великой Депрессии я осознала, что сублимация – мой друг.)
– Вот почему мне больше нравятся «Бруклин Сайклонс», чем «Мете»[4], – быстро говорит Райан.
Я понятия не имею, о чем он, но девушка широко открывает глаза. О-о-о, время для флирта. Это вроде его автоматической защиты – «я обычный человек!». Он все время ведет себя так в закусочной. Я вздыхаю, когда она начинает говорить о бейсболе.
За десять минут, пока мы ждем автобус, Райан дарит ей больше улыбок, чем мне за последние несколько месяцев.
По крайней мере, в автобусе есть сидячие места. Девушка остается на улице с раздраженным видом. Слабое утешение. Райан стоит, потому что это Путь Могучего Говнюка-Охотника, но я падаю на сиденье рядом с ним. Я чувствую себя не очень хорошо из-за недосыпа.
Пока мы едем по улицам Бруклина, я смотрю в окно и беспокоюсь. Таков Путь Элли.
Девчонка со своими девчачьими защитными ужимками. Такой меня видят другие охотники? Такой меня увидит Оуэн? Что, если на самом деле я просто обычная противная девчонка, с которой возится Райан? Что, если он действительно нарушает всевозможные тайные правила охотников? Если да, ладно, тогда он был бы менее восприимчив к моему нытью, но что, если из-за меня он потеряет работу?
Маловероятно, но, как бы то ни было, я не так легко знакомлюсь с новыми людьми и не очень хорошо справляюсь со своими проблемами.
Фары автобуса мигают. Я на секунду отвожу взгляд и поэтому замечаю, что девушка напротив меня пялится на Райана. Райан стоит рядом со мной, глядя из-под полей шляпы с таким отстраненным, отсутствующим видом, словно читает надписи на потолке. Опять на него девица запала. Вторая за один день.
Я не собственница. Нет, нет, нет.
Я сползаю по сиденью и вытягиваю ноги так, чтобы икрой коснуться ее. Или стукнуть ее – сложно сделать это правильно, когда автобус собирается резко повернуть, ага, вот сейчас. Но это не имеет значения, потому что он смотрит на меня с действительно интересным выражением лица, которое я не могу разгадать, и отодвигается, но, как я заметила, не от меня.
Я бросаю очень короткий взгляд на девицу – она надувает губы. Ха! Съела, противная блондинка?
Райан замечает мое, может быть неподобающее, самодовольство. Закатывает глаза и отступает в сторону.
Еще два автобуса, и мы у больницы. Я никогда раньше не была здесь, но она похожа на другие больницы. За одним исключением – тут действительно много народу. Райан идет по вестибюлю с таким видом, словно бывает тут каждый день, мимо охраны, медсестер и толпы больных, которые незаинтересованно смотрят на меня. За пределами лобби нам попадаются еще люди, врачи, медсестры, вдоль стен стоят каталки, и я начинаю думать, что мы беспрепятственно доберемся до цели.
Я никогда не была в Маймонидах, потому что Райан предпочитает терпеть, но не обращаться к врачам. До сих пор нам везло: в большинстве случаев, когда мне приходилось его заштопывать, ему требовались всякие причудливые штуки – типа приложить розмарин и шалфей к ранам, или мне приходилось с помощью паяльника плавить зачарованное серебро в порезе, нанесенном когтями оборотня. К счастью, это случалось лишь пару раз, потому что я не очень хорошо обращаюсь с паяльником. Руки трясутся.
Обычно Райан сам оказывает себе медицинскую помощь. У него никогда не было таких ран, чтобы мне приходилось везти его в больницу. И за это я благодарна силе, противоположной Аду по ту сторону Двери.
Мне потребовалась минута, чтобы понять, что Райан ориентируется по знакам, – он останавливается на повороте и поворачивает налево, туда, где должен быть кафетерий. Тут тоже тьма-тьмущая народу, семьи едят странную пищу, доктора перелистывают страницы книг одной рукой, а второй механически отправляют еду в рот, и сидят несколько фельдшеров в хрустящей униформе. Один фельдшер как раз двигает стул за пустым столом, и Райан направляется к нему.
Оуэн, если это он, не похож на Райана, и это разочаровывает. Он здоровый и розовощекий. Еще не увидев, что мы двигаемся к нему, он обращается к соседнему столику, где сидят несколько медсестер после дежурства, и я слышу его акцент – у него жизнерадостное британское произношение. Он выше Райана, и это просто удивительно. Одет в темно-синюю форму, довольно симпатичную, если вам нравятся униформы. Мне – нет, но я вижу, что он может пользоваться успехом. Табличка на его груди гласит «Дэвид», но все охотники меняют имена. На голове темно-синяя бейсболка, мне интересно: она действительно так много значит, как говорил Райан.
Он как раз отодвинул свой стул, когда увидел, что мы приближаемся. Его лицо мрачнеет, и он снова придвигает стул. Он не заводит пустую беседу – Райан тоже никогда этого не делает, – он даже не здоровается и не представляется. Он кивает в сторону коридора и уводит нас в маленькую комнатку рядом с постом медсестры.
– Здесь спят интерны, когда у них ночные дежурства, – объясняет он коротко. – Комната, скорее всего, будет пуста минут двадцать по меньшей мере; на Парк-стрит произошла авария с участием четырех машин.
Райан прочищает горло. Оуэн немедленно начинает сердиться.
– Послушай, – говорит он, и его жизнерадостный акцент неожиданно становится грубым и злым, – у меня есть работа, и я не обязан говорить с тобой, стетсон. Так что либо говори, что тебе надо, либо убирайся к дьяволу из моей чертовой больницы.
Я хихикаю. В одной руке у него журнал с кроссвордами, в другой – стаканчик кофе.
Но я не виню его за раздражительность, выпендреж Райана – это нехороший признак.
– Мне надо взглянуть на твою Дверь, – говорит Райан, теперь он – сплошная учтивость и такт.
– Плохая мысль.
– Привет! – жизнерадостно вступаю я, потому что не умею держаться в стороне, да и ситуация явно не собирается налаживаться. В любом случае разве моя роль – не отвлекать? Вот именно. – Меня зовут Элли. У меня закусочная в другом конце города. Ты должен зайти к нам, мы делаем отличный кофе. Твою Дверь кто-то призвал или это была спонтанная вивификация? Могу принести тебе пирог, если хочешь.
Оуэн моргает и медленно улыбается.
– Чучело! – говорит он, и я думаю, что это он обо мне, пока он не продолжает: – Ты теперь используешь Двери, чтобы производить впечатление на девушек? – Он подмигивает мне, и тут мне хочется его убить. – Никогда не доверяй парню в стетсоне, – обращается он ко мне. – Они ненадежные.
Это меня раздражает. Я не хочу оказаться в центре глупой разборки между сайентологом и лоа… Кроме того, оскорблять Райана – это не путь к моему сердцу.
– Есть проблема. Серьезная, – нетерпеливо отвечает Райан. – Твоя Дверь еще здесь?
Самодовольная усмешка сползает с лица Оуэна. Теперь он похож на парня, которого ты ожидаешь встретить, попадая в скорую помощь. Уставший и не такой убедительный, как пытается быть.
– Да, – отвечает он. – Есть причина, по которой ее может не быть?
– Ты уверен?
Оуэн допивает кофе, выбрасывает стаканчик в мусорную корзину и кладет кроссворды на носилки. По-видимому, здесь недавно спал какой-то интерн, потому что в подушке осталась вмятина от головы.
– Пойдемте, – говорит он. – Нам надо в прачечную.
3
Демоны могут прийти в наш мир тремя путями. Путь, не связанный с Дверью, – это когда они рождаются среди нас (вы думали, что «Омен» – это просто триллер?). В соответствующее время в соответствующем месте кошки, перепрыгивая через колыбель, превращают младенцев в вампиров. Голодные могут стать демонами-вендиго и сожрать свою семью. Прогулка под смоковницей может отдать человека во власть демона без лица. (И да, что касается последнего случая, смоковница должна быть на Гуаме, но принцип вы поняли.)
Второй путь – когда обычная дверь, или дыра, или что-то подобное проходит через вивификацию, то есть оживает сама по каким-то дурацким оккультным причинам; как с рождением, это тоже должно случиться в правильном месте в правильное время, и, кроме того, Дверь (дыра) должна быть правильной формы. Эти Двери сложно засечь, говорит Райан. Если охотник не доберется до них достаточно быстро, появятся горы трупов, и тогда черта с два проберешься туда мимо полиции.
Наконец, есть мой любимый способ вызывать демонов в наш мир: несколько пьяных идиотов думают, что совершают магический ритуал, и таки да, оказывается, они его действительно совершают.
Много водки, мой первый доллар из первых чаевых от первого клиента в закусочной лежит, скомканный, в центре мелового круга, дерьмовая попытка вспомнить строчки из «Колдовства». Вот как это было. А потом земля содрогнулась, и в стене чертовой закусочной открылся портал.
И он заговорил.
Через десять минут появился он, мужчина в длинном черном пальто, он ворвался в подвальную дверь с мечом в одной руке и обрезом – в другой.
После ряда убийств и кучи соли Райан в своей чудной манере, одновременно немногословной и саркастической, объяснил, как устроен мир: демоны реальны. Другие измерения реальны. Он добавил пару гадостей в адрес теории струн, но я была слишком пьяна, чтобы понять.
Дверь, на которую я смотрю сейчас, по-видимому, возникла спонтанно. Я говорю так, потому что никто со склонностью к готической драме в душе не станет открывать Дверь в промышленной стиральной машине.
– Я стараюсь, чтобы медсестры ничего не клали сюда, – оно просто сжирает все, – рассказывает Оуэн.
Эта Дверь просто светится багровым и зеленым, словно синяк. В прачечной оглушающий шум, гудят десять сушилок, пыхтят семь гигантских стиральных машин, воздух сырой и пахнет отбеливателем, старостью и слезами. Свет яркий, вдоль стен сложены стопки светлых простынь, одеял, халатов хирургов и пижам. Рядом с Оуэном ярко-красное ведро с надписью: «Только для экстренных случаев»; я уверена, что там соль.
Посреди этой нереально обычной обстановки стоит одна машина с наклейкой «Не работает» и маленьким иллюминатором в Ад в металлической дверце.
Хорошенькая Дверь в Ад.
– Моя Дверь выглядит не так, – бормочу я и протягиваю руку. Райан быстр – он сильно шлепает меня по руке, мне больно, и я выныриваю из странного оцепенения, охватившего меня. – Моя Дверь выглядит не так, – повторяю я громче, игнорируя тот факт, что я чуть не прикоснулась к Двери в Ад. Я дура? Возможно.
Оуэн либо не замечает, либо слишком вежлив, чтобы указать мне на это.
– Как выглядит ваша Дверь? – с любопытством спрашивает Оуэн.
– Я думала, они все одинаковые.
Я адресую эти слова Райану, который слегка покачивает головой:
– Большинство из них. Но некоторые отличаются.
– Очень полезная информация. – Я поворачиваюсь к Оуэну. – Моя Дверь – это большой портал. Наверху у него арка, наверное, в фут шириной, выложенная из камня. Низ тоже каменный, весь дверной проем, и он не выглядит так, словно туда можно войти и оказаться в Аду. Прямо за проемом кованая решетка. Ну или руки. Одно или другое. Оно распахивается, когда дверь открывается, чтобы выпустить демонов.
– Кованые руки? – скептически переспрашивает Оуэн.
Он скрещивает руки и прислоняется к стиральной машине-Двери. Его форма мило натягивается на бицепсах, но я делаю вид, что не замечаю. Я все еще возмущена, что он оскорблял Райана; только мне можно это делать.
– Элли была готом в юности, – сухо поясняет Райан.
Ничего не может быть дальше от истины. Подростком я была печальной серой мышью – слишком много денег и слишком мало вкуса и стиля. Я носила желтый кожаный жакет и шесть пар одинаковых туфель на каблуках, различающихся только цветом. И большую часть времени лак на ногтях соответствовал цвету туфель, а туфли соответствовали сумочке.
Не то чтобы Райан знал об этом, я полагаю. Когда мы разговаривали, мы говорили о Двери, демонах и о том, что мне надо попросить повара добавить в меню на следующую неделю. Не о нас. Тем не менее откуда он взял эту идею, что я гот?
Может быть, это все из-за того, что я вызвала Дверь? Готова поспорить, что так и есть.
– Вы можете сказать нам, почему она так мерцает? И почему не разговаривает? – спрашиваю я.
Странно… но мои уши зудят глубоко внутри. Как будто Дверь пытается говорить со мной, но не может. Хотя я уверена, что услышу, если подойду поближе.
– Эта Дверь никогда не говорит. И из нее ничего не выходит, хотя некоторым людям не следовало бы жить.
Не следовало бы потому, что от них слишком много беспорядка или потому, что они плохие? Оуэн говорит так, словно каждое слово из него вытягивают медленно и болезненно. И я придвигаюсь все ближе и ближе к Двери. Она пахнет… она пахнет пурпуром. Что это значит?
И не успевает Райан остановить меня, как я снова протягиваю руку и касаюсь Двери, прикасаюсь к крутящемуся пурпуру и зелени, прикасаюсь к этому синяку.
В моей голове раздаются вопли, крики ярости и боли. Я чувствую, что меня за талию хватают руки, но я хочу пройти сквозь Дверь. Я хочу забраться туда и свернуться в пурпуре. Он такой одинокий. Но руки неумолимо оттаскивают меня назад, мне холодно, грустно, и я плачу.
– Пустите меня, – говорю я и слышу свои слова, они звучат истерично. – Дайте мне пройти!
Меня швыряют на пол, и я слышу шум над собой. Когда я открываю глаза, Райан и Оуэн стоят надо мной и Оуэн сыплет соль мне на голову из ведра около Двери.
– Пустите меня, – всхлипываю я. – Он такой одинокий.
– Ты дура! – рычит Райан. – Долбаная дура!
– Это было абсолютно, чертовски глупо, – говорит Оуэн, но протягивает руку, чтобы помочь мне встать.
Я не беру его за руку, потому что в моей голове шепот: «Не прикасайся к нему».
– Я не буду, я не буду, я не буду, – говорю я вслух.
Чем больше соли Оуэн сыплет мне на голову, тем глупее я себя чувствую. Сколько соли может вместиться в ведро, кстати? Дышать легче, и слезы высыхают. Когда я бросаю взгляд на Дверь, вижу, что дверца машинки закрыта и пурпура с зеленью больше не заметно.
Я стряхиваю соль с головы и поднимаюсь. Мир вокруг меня кружится, кажется, меня сейчас стошнит.
– Наверное, мне надо снова лечь. – Что я и делаю, медленно и осторожно.
«Наверное, тебе не следует трогать чертовы Двери в Ад». Я знаю этот шепот. Это Райан. Я смотрю на него. Его рот искривлен гримасой.
– Я не собиралась трогать ее, – говорю я. – Она меня заставила.
– Я… – начинает Райан и заканчивает шепотом: – Ты слышишь это?
– Да. – Я закрываю глаза, чтобы прекратить головокружение, и все мое тело начинает вздрагивать.
Теперь, на этот раз громко, Райан спрашивает:
– Ты слышала это?
– Нет… – Я снова открываю глаза. Тошнота отступает.
– Вероятно, побочный эффект от прикосновения к Двери, – отвлеченно говорит Оуэн.
Он нравится мне все меньше и меньше с каждой секундой.
– Она меня заставила, – упорствую я.
Райан невозмутимо смотрит на меня. Он не выглядит раздраженным, он ведь чертовски сдержан. Он мог бы съесть шестерых младенцев и седьмого на десерт, я его знаю.
– Мы поговорим об этом позже, – наконец заявляет он.
Я подтягиваю колени ближе и опускаю голову между ними, делая глубокие вдохи, а он тем временем обращается к Оуэну.
– Спасибо, что показал нам свою Дверь, – нараспев говорит он.
Полагаю, это их ритуальная фраза. Охотники странные.
– Всегда пожалуйста, – отвечает Оуэн с такой же интонацией, потом добавляет: – Я никогда не делал этого раньше. – И вполголоса, словно я не могу его слышать: – Она никогда не притягивала меня.
– Что ж, Элли особенная, – говорит Райан.
Я ущипнула бы его, но пока что с трудом даже дышу.
– Мы уходим? – спрашиваю я. – Я хотела бы убраться отсюда. Не обижайся, Оуэн.
– Не принято! – Жизнерадостный британский акцент возвращается. – Оставляю это на ваше усмотрение. Вы знаете, что Нарния снова в городе, верно?
Райан моргает:
– Нет. Но…
Оуэн перебивает его:
– Она в обычном месте. И ты, моя милая, – говорит он мне, – должна мне пирог.
Потом он разворачивается и уходит, даже не попрощавшись. Я наблюдаю, как он поправляет бейсболку по пути. Понимаю, почему Райан не любит охотников в бейсболках. И я не принесу ему вкусный пирог. Испеку персиковый. Персиковые пироги всегда кашеобразные.
– Ты в порядке? – Райан садится на корточки рядом со мной.
– Если нет, это имеет какое-то значение? – спрашиваю я, продолжая держать голову между коленей. Жаль, что я надела такие тесные джинсы, но других чистых не было.
– Нет, – отвечает Райан и тащит меня за руку.
Несмотря на то что Райан поддерживает меня, я шатаюсь. Я измучена. И когда мы проходим мимо стиральной машины с Дверью, я снова чувствую боль, плач, одиночество. Я вздрагиваю.
Я теперь сомневаюсь насчет теории, что молодые охотники сексуальны, но Райан в любом случае самый привлекательный из тех, кого я видела. Пока мы движемся по направлению к выходу из больницы – он следит за указателями, а я спотыкаюсь, – я украдкой разглядываю его; его профиль – сплошные прямые линии и резкие впадины, эти контуры так и хочешь облизать. Его лицо слегка затенено полями шляпы, и мне ужасно хочется сорвать с него шляпу и прикоснуться к нему.
По всей видимости, я делаю это не настолько незаметно. Он косится на меня и улыбается, как будто не собирался этого делать.
Боже мой, мне это нравится. Он не часто так делает. Улыбка и то, что он продолжает бережно меня поддерживать, не позволяя мне упасть, его теплая, обнимающая меня рука – этого мне достаточно. Думаю, я удержу его. С учетом моей слабости, это действительно сильное решение. Я хихикаю.
Но…
Какая-то часть меня, глубоко внутри, вздрагивает. Нехорошо. Что-то происходит.
Вас когда-нибудь охватывала дрожь, непонятно от чего, и в мозг проникала странная мысль, непонятно почему? Такая мысль сейчас пришла в голову мне, прервав глупые грезы. Коридор подозрительно пуст.
– Рай?
Я пытаюсь сосредоточиться. В коридоре тихо, слышны только звуки наших шагов, и вместо людей я вижу двери, двери и черноту.
– Мм?
Это неправильно. Райан… растерян? Имею в виду, что я сама ужасна, но у меня было достаточно подтверждений тому, что Райан этому неподвластен. Так что либо мной завладел суккуб и мне светит самое приятное времяпрепровождение в жизни, перед тем как я взорвусь и умру (однажды это случилось с одним типом, попытавшимся стащить бутылку холодного чая, пока мы с Райаном были наверху, и мне на лицо капала вода с кровью, пока я отмывала типа с подвального потолка), либо что-то не так.
– Мы все еще в больнице? – спрашиваю я, потому что, судя по тому, что я вижу, это закономерный вопрос.
Он моргает, глядя на меня, поворачивается и смотрит, потом осторожно отпускает мою руку и говорит:
– Открой дверь рядом с собой.
Я очень, очень не хочу, чтобы он отпускал меня. Это желание чуть ли не сильнее нежелания открывать дверь. В стеклянный глазок я вижу, что это крошечная кухня, где стоят буфет и кофемашина. Я хватаюсь за край его плаща – Райан морщится, но, наверное, он тоже рад, что мы вместе, – и поворачиваю ручку.
Кухонная дверь распахивается, и – это чертова кухня, просто кухня! – тут вдруг шляпа Райана падает мне на голову. Райан натягивает ее мне на глаза, видимо, для того, чтобы полностью ее испортить, и тут он говорит:
– Не смотри. Не вздумай.
В голове я слышу его шепот: «Пожалуйста».
Я ничего не вижу, хочу я сказать. С этой огромной тяжелой шляпой, закрывающей глаза. Но я ничего не говорю, потому что внезапно раздаются голоса.
Голоса тихие, еле слышные, далекие – шляпа отчасти закрывает мне уши, я замечаю это, когда пытаюсь потереть их, чтобы избавиться от звуков. Голоса одинокие и печальные, и я сказала, что они одинокие? Черный мир внутри шляпы превращается в пурпур. Где-то здесь, рядом, мир боли, и все, что я хочу, – это протянуть руки и обнять…
– Ради бога, Элли, не сейчас. – Я слышу Райана.
Он шевелится прямо рядом со мной, я обнимаюсь не с испуганными голосами, а с Райаном, и, кажется, я его удерживаю.
Что, черт побери, я творю?
Я опускаю руки, и он благодарит довольно высокомерным тоном, и я слышу металлический свист его меча, пронзающего что-то вязкое. Голоса внезапно прекращаются, и я чувствую, как что-то влажное и мешковатое падает мне на туфли. Я очень, очень растеряна, и мне так плохо, как никогда не было.
Я чувствую руку на шее – это Райан. Его большой палец скользит по моему горлу один раз, и потом внезапно он сдергивает шляпу у меня с головы, и мои волосы, и без того спутанные из-за того, что меня ни свет ни заря разбудил некий охотник, теперь выглядят как одуванчик, который собирается вот-вот выбросить семена. Я приглаживаю их, уставясь на него; надо будет повязать волосы банданой, если они не прекратят буянить. Он смотрит на меня, пытаясь придать своей шляпе, теперь напоминающей дамскую шляпку, прежний вид.
Позади него валяется здоровенный пурпурный монстр с массой щупалец, из него торчит меч. Одно щупальце лежит на моих туфлях. На самом кончике щупальца расположены волосинки, и я вдруг вспоминаю о воображаемом любимце-кролике, который у меня был в шесть лет.
– Гм, – произношу я. – Откуда это взялось?
Он смотрит назад, потом снова поворачивается ко мне. Осторожно надевает стетсон и поправляет поля.
– Оно шло за тобой, – отвечает он.
Он отворачивается и вытаскивает меч из этой штуки. Из раны выплескивается немного пурпурной жидкости, жирной, как жареное масло. Райан кривится и направляется в кухню, дверь в которую я открыла немногим ранее. Вытирает клинок бумажными полотенцами.
– Как? – спрашиваю я.
Он пожимает плечами:
– Ты прикоснулась к Двери. Что-то с той стороны захотело тебя – или ты захотела его. Оно пошло за тобой.
Райан прячет меч в роскошных полах плаща. Но я не настолько умудрена опытом.
– Я ничего такого не хотела, – возражаю я.
Он выходит обратно в коридор, я следую за ним.
Труп демона начинает исчезать. Мы ждем, пока он не испаряется полностью. Райан говорит:
– Я не знаю, в чем дело, но что-то в тебе привлекло его внимание, Элли. – Он печально смотрит на меня. – Взгляни.
Он снова берет меня за руку и тащит к следующему повороту коридора – там полно людей, глядящих на нас с болью, – потом мы оказываемся в вестибюле отеля, выходим через крутящуюся дверь, на улице в ряд стоят такси, готовые отвезти вас куда угодно. Он пихает меня в одну машину и просит таксиста отвезти нас в Бруклинскую публичную библиотеку.
Что-то во мне? Потрясающе.
Я прислоняюсь головой к окну и закрываю глаза.
Второй путь – когда обычная дверь, или дыра, или что-то подобное проходит через вивификацию, то есть оживает сама по каким-то дурацким оккультным причинам; как с рождением, это тоже должно случиться в правильном месте в правильное время, и, кроме того, Дверь (дыра) должна быть правильной формы. Эти Двери сложно засечь, говорит Райан. Если охотник не доберется до них достаточно быстро, появятся горы трупов, и тогда черта с два проберешься туда мимо полиции.
Наконец, есть мой любимый способ вызывать демонов в наш мир: несколько пьяных идиотов думают, что совершают магический ритуал, и таки да, оказывается, они его действительно совершают.
Много водки, мой первый доллар из первых чаевых от первого клиента в закусочной лежит, скомканный, в центре мелового круга, дерьмовая попытка вспомнить строчки из «Колдовства». Вот как это было. А потом земля содрогнулась, и в стене чертовой закусочной открылся портал.
И он заговорил.
Через десять минут появился он, мужчина в длинном черном пальто, он ворвался в подвальную дверь с мечом в одной руке и обрезом – в другой.
После ряда убийств и кучи соли Райан в своей чудной манере, одновременно немногословной и саркастической, объяснил, как устроен мир: демоны реальны. Другие измерения реальны. Он добавил пару гадостей в адрес теории струн, но я была слишком пьяна, чтобы понять.
Дверь, на которую я смотрю сейчас, по-видимому, возникла спонтанно. Я говорю так, потому что никто со склонностью к готической драме в душе не станет открывать Дверь в промышленной стиральной машине.
– Я стараюсь, чтобы медсестры ничего не клали сюда, – оно просто сжирает все, – рассказывает Оуэн.
Эта Дверь просто светится багровым и зеленым, словно синяк. В прачечной оглушающий шум, гудят десять сушилок, пыхтят семь гигантских стиральных машин, воздух сырой и пахнет отбеливателем, старостью и слезами. Свет яркий, вдоль стен сложены стопки светлых простынь, одеял, халатов хирургов и пижам. Рядом с Оуэном ярко-красное ведро с надписью: «Только для экстренных случаев»; я уверена, что там соль.
Посреди этой нереально обычной обстановки стоит одна машина с наклейкой «Не работает» и маленьким иллюминатором в Ад в металлической дверце.
Хорошенькая Дверь в Ад.
– Моя Дверь выглядит не так, – бормочу я и протягиваю руку. Райан быстр – он сильно шлепает меня по руке, мне больно, и я выныриваю из странного оцепенения, охватившего меня. – Моя Дверь выглядит не так, – повторяю я громче, игнорируя тот факт, что я чуть не прикоснулась к Двери в Ад. Я дура? Возможно.
Оуэн либо не замечает, либо слишком вежлив, чтобы указать мне на это.
– Как выглядит ваша Дверь? – с любопытством спрашивает Оуэн.
– Я думала, они все одинаковые.
Я адресую эти слова Райану, который слегка покачивает головой:
– Большинство из них. Но некоторые отличаются.
– Очень полезная информация. – Я поворачиваюсь к Оуэну. – Моя Дверь – это большой портал. Наверху у него арка, наверное, в фут шириной, выложенная из камня. Низ тоже каменный, весь дверной проем, и он не выглядит так, словно туда можно войти и оказаться в Аду. Прямо за проемом кованая решетка. Ну или руки. Одно или другое. Оно распахивается, когда дверь открывается, чтобы выпустить демонов.
– Кованые руки? – скептически переспрашивает Оуэн.
Он скрещивает руки и прислоняется к стиральной машине-Двери. Его форма мило натягивается на бицепсах, но я делаю вид, что не замечаю. Я все еще возмущена, что он оскорблял Райана; только мне можно это делать.
– Элли была готом в юности, – сухо поясняет Райан.
Ничего не может быть дальше от истины. Подростком я была печальной серой мышью – слишком много денег и слишком мало вкуса и стиля. Я носила желтый кожаный жакет и шесть пар одинаковых туфель на каблуках, различающихся только цветом. И большую часть времени лак на ногтях соответствовал цвету туфель, а туфли соответствовали сумочке.
Не то чтобы Райан знал об этом, я полагаю. Когда мы разговаривали, мы говорили о Двери, демонах и о том, что мне надо попросить повара добавить в меню на следующую неделю. Не о нас. Тем не менее откуда он взял эту идею, что я гот?
Может быть, это все из-за того, что я вызвала Дверь? Готова поспорить, что так и есть.
– Вы можете сказать нам, почему она так мерцает? И почему не разговаривает? – спрашиваю я.
Странно… но мои уши зудят глубоко внутри. Как будто Дверь пытается говорить со мной, но не может. Хотя я уверена, что услышу, если подойду поближе.
– Эта Дверь никогда не говорит. И из нее ничего не выходит, хотя некоторым людям не следовало бы жить.
Не следовало бы потому, что от них слишком много беспорядка или потому, что они плохие? Оуэн говорит так, словно каждое слово из него вытягивают медленно и болезненно. И я придвигаюсь все ближе и ближе к Двери. Она пахнет… она пахнет пурпуром. Что это значит?
И не успевает Райан остановить меня, как я снова протягиваю руку и касаюсь Двери, прикасаюсь к крутящемуся пурпуру и зелени, прикасаюсь к этому синяку.
В моей голове раздаются вопли, крики ярости и боли. Я чувствую, что меня за талию хватают руки, но я хочу пройти сквозь Дверь. Я хочу забраться туда и свернуться в пурпуре. Он такой одинокий. Но руки неумолимо оттаскивают меня назад, мне холодно, грустно, и я плачу.
– Пустите меня, – говорю я и слышу свои слова, они звучат истерично. – Дайте мне пройти!
Меня швыряют на пол, и я слышу шум над собой. Когда я открываю глаза, Райан и Оуэн стоят надо мной и Оуэн сыплет соль мне на голову из ведра около Двери.
– Пустите меня, – всхлипываю я. – Он такой одинокий.
– Ты дура! – рычит Райан. – Долбаная дура!
– Это было абсолютно, чертовски глупо, – говорит Оуэн, но протягивает руку, чтобы помочь мне встать.
Я не беру его за руку, потому что в моей голове шепот: «Не прикасайся к нему».
– Я не буду, я не буду, я не буду, – говорю я вслух.
Чем больше соли Оуэн сыплет мне на голову, тем глупее я себя чувствую. Сколько соли может вместиться в ведро, кстати? Дышать легче, и слезы высыхают. Когда я бросаю взгляд на Дверь, вижу, что дверца машинки закрыта и пурпура с зеленью больше не заметно.
Я стряхиваю соль с головы и поднимаюсь. Мир вокруг меня кружится, кажется, меня сейчас стошнит.
– Наверное, мне надо снова лечь. – Что я и делаю, медленно и осторожно.
«Наверное, тебе не следует трогать чертовы Двери в Ад». Я знаю этот шепот. Это Райан. Я смотрю на него. Его рот искривлен гримасой.
– Я не собиралась трогать ее, – говорю я. – Она меня заставила.
– Я… – начинает Райан и заканчивает шепотом: – Ты слышишь это?
– Да. – Я закрываю глаза, чтобы прекратить головокружение, и все мое тело начинает вздрагивать.
Теперь, на этот раз громко, Райан спрашивает:
– Ты слышала это?
– Нет… – Я снова открываю глаза. Тошнота отступает.
– Вероятно, побочный эффект от прикосновения к Двери, – отвлеченно говорит Оуэн.
Он нравится мне все меньше и меньше с каждой секундой.
– Она меня заставила, – упорствую я.
Райан невозмутимо смотрит на меня. Он не выглядит раздраженным, он ведь чертовски сдержан. Он мог бы съесть шестерых младенцев и седьмого на десерт, я его знаю.
– Мы поговорим об этом позже, – наконец заявляет он.
Я подтягиваю колени ближе и опускаю голову между ними, делая глубокие вдохи, а он тем временем обращается к Оуэну.
– Спасибо, что показал нам свою Дверь, – нараспев говорит он.
Полагаю, это их ритуальная фраза. Охотники странные.
– Всегда пожалуйста, – отвечает Оуэн с такой же интонацией, потом добавляет: – Я никогда не делал этого раньше. – И вполголоса, словно я не могу его слышать: – Она никогда не притягивала меня.
– Что ж, Элли особенная, – говорит Райан.
Я ущипнула бы его, но пока что с трудом даже дышу.
– Мы уходим? – спрашиваю я. – Я хотела бы убраться отсюда. Не обижайся, Оуэн.
– Не принято! – Жизнерадостный британский акцент возвращается. – Оставляю это на ваше усмотрение. Вы знаете, что Нарния снова в городе, верно?
Райан моргает:
– Нет. Но…
Оуэн перебивает его:
– Она в обычном месте. И ты, моя милая, – говорит он мне, – должна мне пирог.
Потом он разворачивается и уходит, даже не попрощавшись. Я наблюдаю, как он поправляет бейсболку по пути. Понимаю, почему Райан не любит охотников в бейсболках. И я не принесу ему вкусный пирог. Испеку персиковый. Персиковые пироги всегда кашеобразные.
– Ты в порядке? – Райан садится на корточки рядом со мной.
– Если нет, это имеет какое-то значение? – спрашиваю я, продолжая держать голову между коленей. Жаль, что я надела такие тесные джинсы, но других чистых не было.
– Нет, – отвечает Райан и тащит меня за руку.
Несмотря на то что Райан поддерживает меня, я шатаюсь. Я измучена. И когда мы проходим мимо стиральной машины с Дверью, я снова чувствую боль, плач, одиночество. Я вздрагиваю.
Я теперь сомневаюсь насчет теории, что молодые охотники сексуальны, но Райан в любом случае самый привлекательный из тех, кого я видела. Пока мы движемся по направлению к выходу из больницы – он следит за указателями, а я спотыкаюсь, – я украдкой разглядываю его; его профиль – сплошные прямые линии и резкие впадины, эти контуры так и хочешь облизать. Его лицо слегка затенено полями шляпы, и мне ужасно хочется сорвать с него шляпу и прикоснуться к нему.
По всей видимости, я делаю это не настолько незаметно. Он косится на меня и улыбается, как будто не собирался этого делать.
Боже мой, мне это нравится. Он не часто так делает. Улыбка и то, что он продолжает бережно меня поддерживать, не позволяя мне упасть, его теплая, обнимающая меня рука – этого мне достаточно. Думаю, я удержу его. С учетом моей слабости, это действительно сильное решение. Я хихикаю.
Но…
Какая-то часть меня, глубоко внутри, вздрагивает. Нехорошо. Что-то происходит.
Вас когда-нибудь охватывала дрожь, непонятно от чего, и в мозг проникала странная мысль, непонятно почему? Такая мысль сейчас пришла в голову мне, прервав глупые грезы. Коридор подозрительно пуст.
– Рай?
Я пытаюсь сосредоточиться. В коридоре тихо, слышны только звуки наших шагов, и вместо людей я вижу двери, двери и черноту.
– Мм?
Это неправильно. Райан… растерян? Имею в виду, что я сама ужасна, но у меня было достаточно подтверждений тому, что Райан этому неподвластен. Так что либо мной завладел суккуб и мне светит самое приятное времяпрепровождение в жизни, перед тем как я взорвусь и умру (однажды это случилось с одним типом, попытавшимся стащить бутылку холодного чая, пока мы с Райаном были наверху, и мне на лицо капала вода с кровью, пока я отмывала типа с подвального потолка), либо что-то не так.
– Мы все еще в больнице? – спрашиваю я, потому что, судя по тому, что я вижу, это закономерный вопрос.
Он моргает, глядя на меня, поворачивается и смотрит, потом осторожно отпускает мою руку и говорит:
– Открой дверь рядом с собой.
Я очень, очень не хочу, чтобы он отпускал меня. Это желание чуть ли не сильнее нежелания открывать дверь. В стеклянный глазок я вижу, что это крошечная кухня, где стоят буфет и кофемашина. Я хватаюсь за край его плаща – Райан морщится, но, наверное, он тоже рад, что мы вместе, – и поворачиваю ручку.
Кухонная дверь распахивается, и – это чертова кухня, просто кухня! – тут вдруг шляпа Райана падает мне на голову. Райан натягивает ее мне на глаза, видимо, для того, чтобы полностью ее испортить, и тут он говорит:
– Не смотри. Не вздумай.
В голове я слышу его шепот: «Пожалуйста».
Я ничего не вижу, хочу я сказать. С этой огромной тяжелой шляпой, закрывающей глаза. Но я ничего не говорю, потому что внезапно раздаются голоса.
Голоса тихие, еле слышные, далекие – шляпа отчасти закрывает мне уши, я замечаю это, когда пытаюсь потереть их, чтобы избавиться от звуков. Голоса одинокие и печальные, и я сказала, что они одинокие? Черный мир внутри шляпы превращается в пурпур. Где-то здесь, рядом, мир боли, и все, что я хочу, – это протянуть руки и обнять…
– Ради бога, Элли, не сейчас. – Я слышу Райана.
Он шевелится прямо рядом со мной, я обнимаюсь не с испуганными голосами, а с Райаном, и, кажется, я его удерживаю.
Что, черт побери, я творю?
Я опускаю руки, и он благодарит довольно высокомерным тоном, и я слышу металлический свист его меча, пронзающего что-то вязкое. Голоса внезапно прекращаются, и я чувствую, как что-то влажное и мешковатое падает мне на туфли. Я очень, очень растеряна, и мне так плохо, как никогда не было.
Я чувствую руку на шее – это Райан. Его большой палец скользит по моему горлу один раз, и потом внезапно он сдергивает шляпу у меня с головы, и мои волосы, и без того спутанные из-за того, что меня ни свет ни заря разбудил некий охотник, теперь выглядят как одуванчик, который собирается вот-вот выбросить семена. Я приглаживаю их, уставясь на него; надо будет повязать волосы банданой, если они не прекратят буянить. Он смотрит на меня, пытаясь придать своей шляпе, теперь напоминающей дамскую шляпку, прежний вид.
Позади него валяется здоровенный пурпурный монстр с массой щупалец, из него торчит меч. Одно щупальце лежит на моих туфлях. На самом кончике щупальца расположены волосинки, и я вдруг вспоминаю о воображаемом любимце-кролике, который у меня был в шесть лет.
– Гм, – произношу я. – Откуда это взялось?
Он смотрит назад, потом снова поворачивается ко мне. Осторожно надевает стетсон и поправляет поля.
– Оно шло за тобой, – отвечает он.
Он отворачивается и вытаскивает меч из этой штуки. Из раны выплескивается немного пурпурной жидкости, жирной, как жареное масло. Райан кривится и направляется в кухню, дверь в которую я открыла немногим ранее. Вытирает клинок бумажными полотенцами.
– Как? – спрашиваю я.
Он пожимает плечами:
– Ты прикоснулась к Двери. Что-то с той стороны захотело тебя – или ты захотела его. Оно пошло за тобой.
Райан прячет меч в роскошных полах плаща. Но я не настолько умудрена опытом.
– Я ничего такого не хотела, – возражаю я.
Он выходит обратно в коридор, я следую за ним.
Труп демона начинает исчезать. Мы ждем, пока он не испаряется полностью. Райан говорит:
– Я не знаю, в чем дело, но что-то в тебе привлекло его внимание, Элли. – Он печально смотрит на меня. – Взгляни.
Он снова берет меня за руку и тащит к следующему повороту коридора – там полно людей, глядящих на нас с болью, – потом мы оказываемся в вестибюле отеля, выходим через крутящуюся дверь, на улице в ряд стоят такси, готовые отвезти вас куда угодно. Он пихает меня в одну машину и просит таксиста отвезти нас в Бруклинскую публичную библиотеку.
Что-то во мне? Потрясающе.
Я прислоняюсь головой к окну и закрываю глаза.
4
Библиотека огромна, она расположена в центре Бруклина. Прямо рядом с парком и ботаническим садом. Однако соседям не позавидуешь; я не хотела бы гулять здесь вечерами без сопровождения охотника.
Хорошо ехать на такси. Даже без монстров со щупальцами улицы кажутся нереальными. Я люблю этот город. Я провела большую часть жизни на Лонг-Айленде, который тоже весьма нереальный. Это даже не остров – это полуостров. Ложь, везде ложь! Я даже не знала, что это не остров, пока мне не исполнилось двадцать пять и я не посмотрела на карте. В школе нас этому не учили. Зачем учить географию, когда вместо нее мы можем узнать о… ну, о других вещах, я считаю. Я даже не помню, чему меня учили в школе. Большую часть времени я потратила на маникюр, укладку и шопинг.
По существу, я была самой обыкновенной, типичной жительницей Нью-Йорка. У меня было чересчур много времени и чересчур много денег. Я жила в доме, который явно был слишком велик для троих человек, – там было шесть гостевых спален, огромный подогреваемый бассейн на заднем дворе, где можно было купаться зимой, и у нас даже были слуги. Это не совсем то, что люди представляют себе, когда думают о Нью-Йорке, но любой ньюайлендец поспешит вас заверить, что Лонг-Айленд – это не часть Нью-Йорка. Нью-Йорк состоит из пяти районов, и все. Большинство жителей Лонг-Айленда даже не смогут их все вспомнить и все время забывают Бронкс.
Хорошо ехать на такси. Даже без монстров со щупальцами улицы кажутся нереальными. Я люблю этот город. Я провела большую часть жизни на Лонг-Айленде, который тоже весьма нереальный. Это даже не остров – это полуостров. Ложь, везде ложь! Я даже не знала, что это не остров, пока мне не исполнилось двадцать пять и я не посмотрела на карте. В школе нас этому не учили. Зачем учить географию, когда вместо нее мы можем узнать о… ну, о других вещах, я считаю. Я даже не помню, чему меня учили в школе. Большую часть времени я потратила на маникюр, укладку и шопинг.
По существу, я была самой обыкновенной, типичной жительницей Нью-Йорка. У меня было чересчур много времени и чересчур много денег. Я жила в доме, который явно был слишком велик для троих человек, – там было шесть гостевых спален, огромный подогреваемый бассейн на заднем дворе, где можно было купаться зимой, и у нас даже были слуги. Это не совсем то, что люди представляют себе, когда думают о Нью-Йорке, но любой ньюайлендец поспешит вас заверить, что Лонг-Айленд – это не часть Нью-Йорка. Нью-Йорк состоит из пяти районов, и все. Большинство жителей Лонг-Айленда даже не смогут их все вспомнить и все время забывают Бронкс.