Страница:
– Хорошо же. – Оррант кивнул. Эфесты негромко взроптали, но царь бросил на них взгляд, и они замолкли. Темар опять хрюкнул. – Я первый сниму лук, а остальные, – он чуть дольше посмотрел на спутников, – последуют моему примеру.
Оррант и его люди сняли луки, а подоспевший служитель сгреб их в охапку и унес. Председатель Джонар широким жестом пригласил гостей к столу. Амфитеатр был все так же полон людей, державших свечи, но теперь они, как будто расслабившись, начали говорить. Если бы Оррант на секунду задумался, он бы понял, что поступил очень неосмотрительно. В самом деле, эфестов было шестнадцать, они были безоружны, находились в неизвестном и замкнутом помещении, а потенциальных противников – безусловно, очень хорошо знакомых с географией Санганда, – только здесь были сотни.
Молчаливое пиршество (общались только Оррант с Джонаром) продолжалось достаточно долго, пока наконец некоторые эфесты, опьянев от вина, не стали терять контроль над собой – опрокидывать посуду и цепляться за стол. Оррант сразу заметил это, как и то, что подозрительный Калэрн почти ничего не ел и не пил. Но почему-то вместо того, чтобы насторожиться, Орранту захотелось смеяться. Голова его шла кругом – он не чувствовал себя захмелевшим, из разума как будто убрали мысли, заместив их теплым воздухом. Весело смеялся и Джонар.
– А правда ли, – сквозь приступы веселья говорил он Орранту, – что у вас два сердца?
– Откуда вам это известно? – радостно спрашивал эфест.
– Так мы уже посмотрели одного из ваших! – ответил Джонар.
– Что? – продолжал смеяться царь.
Внезапно Оррант замер, осознав, что не понимает собеседника. Он посмотрел туда, где несколько минут назад сидел Темар, но птицы не было. Тогда царь оглядел стол – и, о ужас! – из всех эфестов увидел одного лишь Калэрна, сидевшего с идиотской ухмылкой на лице. Оррант повернулся к Джонару… но там сидел кто-то другой – человек с взъерошенными волосами и перебинтованной правой рукой.
– Привет, – сказал он Орранту с неприятным торжеством в голосе. – Узнаешь меня, мореплаватель? Я Темар.
Оррант огляделся. Никогда раньше он не чувствовал себя загнанным в угол зверем и лишь теперь понял, каково это – предчувствовать, что скоро прольется кровь. Твоя кровь.
– Что тебе нужно? – спросил Оррант, чтобы потянуть время.
– Ничего, – ответил Темар. – Только вы и ваш корабль.
– Ты думаешь, эфесты уйдут из-под стен Санганда, если вы убьете нас? – спросил Оррант. Вопрос был совершенно лишен смысла: в отсутствие царя никто не стал бы штурмовать цитадель. Рука его тем временем медленно поднималась к фляжке с отваром, который все эфесты носят между сердец – он позволяет им войти в состояние «чистой войны», мидр.
– Во-первых, почему «если»? – осведомился Темар. – Большая часть твоего отряда и так мертва, а мои люди сейчас тщательно изучают их – не так, как ты оглядел представителя моего народа, а досконально. А во-вторых, вы можете находиться у Больших Ворот хоть до скончания моря – у Санганда достаточно запасов, чтоб простоять закрытым тысячу лет.
– Я рад за вас, – ответил Оррант. Затем что было сил он вскричал: – HephÆsti, a Røk!! – и выпил отвар. Слуги Темара уже связывали Калэрна и оттаскивали его куда-то во тьму. Царь кричал одному себе.
Секунду, необходимую отвару, чтоб ударить по той части мозга Орранта, которой у людей соответствует locus coeruleus[15], и подавить ее активность, эфест потратил на то, чтобы понять все и посмеяться над своей наивностью. Ведь рассуждая, что заманивать в ловушку пятнадцать человек из семисот не имеет смысла, Оррант исходил из того, что сангандцы хотят уничтожить его войско, чтобы снять осаду. Теперь стало ясно: эскадра не доставляла жителям замка никакого неудобства[16]. Именно эти жители, каким-то образом перевоплотившись в птиц, приманили эфестов к воротам и оказали показное сопротивление, чтобы имитировать военный конфликт. Зачем? Все дело было в гиптских кораблях и в самих эфестах – в их изучении. Обитателей мрачного острова интересовала анатомия врагов, их технологические достижения – словом, то, что вкупе с таинственными умениями сангандцев могло бы сделать их непобедимыми. Что ж, Орранту оставалось сражаться. Он не боялся смерти, но не хотел погибать глупо.
Читатель готов сравнить эфестов, входивших в мидр, с знакомыми всем берсерками («одетыми в медвежью рубашку», а вероятнее, сражавшимися обнаженными) или ассасинами (по распространенному поверью, творившими свои мрачные дела, отведав гашиша). Сравнение уместно лишь постольку, поскольку с человеком, принимающим внутрь нечто особенное, происходит нечто неожиданное – и только. Те же берсерки, как ведал певец варяжской древности Снорри Стурлусон, были довольно суровыми мужчинами, имели обыкновение в нетерпении грызть край щита, и не взять их было ни огнем, ни железом. В длительных плаваниях воеводы часто отпускали берсерков на берег, чтоб те могли дать этой ярости выход. Эфесты не могли похвастаться ничем подобным: щитов не грызли (если б Оррант и захотел, он бы не смог – щита у него не было), а главное, не становились неуязвимыми, хотя их немалый болевой порог и повышался.
Дети Мирны владели более ценным даром. И без того очень быстрые, под воздействием мидра эфесты перемещались молниеносно. В состоянии «чистой войны» их разум освобождался от других мыслей и служил исполнению одной оптимизационной задачи: уничтожить максимальное количество противников и выжить. Итак, читатель, представь – время замедлилось специально для тебя. Ты окружен врагами. Они хотят тебя убить. Надо выжить. Что ты сделаешь? Что делает Оррант?
Перегибается через стол. Хватает Темара за руку – когда она была крылом, он перебил ее стрелой. Оррант с силой дергает сломанную руку на себя. Темар теряет сознание и заваливается набок. Оррант замечает далеко за спиной Темара проход. Оррант перепрыгивает через стол, опрокидывая Темара, на лету выхватывает его меч, ногой ломает ему шею. Оррант с легкостью вспарывает мягкие тела медленно нападающих людей. Оррант уворачивается от стрел – правда, одна из них попадает ему в плечо (он обламывает ее). Он оценивает, что делают остальные противники, и видит людей с непонятным оружием. Это арбалетчики. Оррант не встречался с арбалетами, но знает, что это мощное оружие. Оррант видит в углу груду луков. Размахнувшись, Оррант бросает неправильный меч Темара в вазу со странным светящимся составом – она раскачивается, расплескивая жидкий огонь на пол и людей внизу. Оррант вспрыгивает на плечи ближайшего противника и, пробежав у него по спине (тот падает), перекатывается к груде луков, выхватывая первый попавшийся. Что ж – уже неплохо: он вернул лук. Сангандцы не знают: чтобы вывести эфеста из строя, надо поразить как минимум одно из его сердец, желательно – левое.
Оррант выхватывает из голенища стрелы и поражает арбалетчиков. Всего у него двадцать стрел, каждая достигает цели. В него попадает еще одна стрела – совсем близко к левому сердцу, Оррант обламывает и ее. Когда стрелы заканчиваются, Оррант разделяет лук. Зажав в каждой руке по мечу, он исполняет «фонтан смерти», willжd mor, и пробивается к двери. Но Оррант все-таки слабеет, а время ускоряется – и вот удар очередного нападающего глубоко рассекает ему грудь, задевая правое сердце. Оррант убивает атакующего и высаживает дверь могучим ударом. Он оказывается в узком проходе под амфитеатром, но нападающих не становится меньше. Отступая по темному коридору, Оррант убивает всех, кто бросается на него. Один из нападающих отсекает ему левую кисть, и Оррант роняет меч. Значит, он потерял лук. Действие мидра почти закончилось. Оррант пропустил все ответвления коридора и чувствует, что сзади пустота. Он оборачивается: позади пропасть – заполненный морской водой колодец внутри острова, на котором стоит Санганд. Все еще быстро движущийся Оррант одним ударом срубает двоим из нападающих головы и, пользуясь замешательством остальных, попавших под кровавый душ, затыкает оставшийся меч за пояс и, сгруппировавшись, прыгает вниз. Когда он входит в воду шестьюдесятью футами ниже, даже ему ужасно больно – эффект мидра выветрился, а обрубок руки ударился о воду. Оррант потерял левую кисть (эфесты – амбидекстры, а потому для него это не меньшая потеря, чем если бы ему отрубили правую руку). В нем сидят два наконечника стрелы. У него в груди открытая рана; плывя, он оставляет за собой кровавый след. Но во-первых, сам он убил не менее сорока человек, а во-вторых, он все-таки царь эфестов – самый лучший воин.
Мы верим, что Оррант останется жив.
…Мальчики, выросшие на берегах Гибралтара – «Скалы Тарика», не боятся нырять с отвесных камней в море, вот и эфесты с берегов Мирны чувствуют себя в воде как дома. У них огромные легкие, и они хорошо ими пользуются. В совокупности с замечательной аэробной выносливостью в лучшие времена это позволяло Орранту проводить под водой до получаса. Но сейчас у него, израненного и уставшего, оставалось не больше десяти минут. Вода была очень соленой, и хотя такая дезинфекция хороша для ранений, глаза он мог открывать лишь ненадолго. Оррант не представлял, можно ли выплыть из внутреннего «двора» Санганда наружу, и устремлялся все глубже, ведомый призрачной надеждой найти подводный тоннель. Злокозненная твердыня, однако, вырастала будто прямо из тела утесов – нигде не было ни пещер, ни сквозных отверстий. Оррант задумался. Рука продолжала кровоточить – она восстанавливалась очень медленно: организм в первую очередь регенерировал ткани сердца; опускаться ниже было очень сложно. «Ведь отсюда должен быть выход? – спросил себя Оррант чуть не в отчаянии. – Откуда-то же берется здесь эта вода!» Море жгло ему глаза так, что, казалось, еще чуть-чуть, и он ослепнет.
Перед тем как в очередной раз зажмуриться, царь все-таки увидел выход. Шахта в центре каменного острова наполнялась морской водой через гигантское отверстие в породе, расположенное еще тридцатью футами ниже. Из последних сил опустившись на девяносто футов под водой, Оррант доплыл до хода и, проскользнув сквозь него, выплыл с внешней стороны острова. Там, осторожно поднявшись на поверхность, он направился к эскадре (плыть по поверхности он мог, практически не прикладывая усилий). На лице его играла недавно выученная гримаса – улыбка, и она была куда красноречивей, чем если бы он дал команду немедленно эвакуировать Санганд.
О, жители твердыни недооценили своих гостей. Конечно, они обстреливали Орранта сверху… но кто мог подумать, что израненный противник спасется из-под столь внушительной толщи воды? Сангандцы толком не умели нырять, совсем не понимали физиологии эфестов и, конечно, не могли предположить, на что способен царь. Поэтому, убедившись, что беглец не всплывает, они выставили охрану и приняли решение атаковать по воде, как раньше. Но Оррант, в одиночку расправившийся с несколькими десятками противников, уже знал, что делать.
Достигнув флагмана, царь поднялся на палубу и без долгих разговоров приказал половине остававшегося войска готовиться к атаке на Санганд; всего там было около шестисот пятидесяти человек. Тремстам пятидесяти эфестам было приказано отплыть на максимальное расстояние от цитадели, не выпуская ее из виду, и приготовиться к защите с помощью гиптского состава, аналог которого известен нам как греческий огонь[17]. Таким образом Оррант предусмотрел две вещи: подготовился к атаке бегающих по воде поджигателей (предположив, что носиться среди чужого огня существам из плоти и крови не так-то приятно) и в буквальном смысле слова сжег корабли за воинами, взятыми в атаку. Теперь они должны были победить.
И тогда триста солдат холодной реки погрузились в воду и последовали за своим военачальником. Нырнув в пещеру, где еще недавно плыл их истекающий кровью предводитель, они проникли во внутренние воды Санганда. Там, без труда сняв стрелами часовых, воины Орранта на крючьях поднялись по камням к входу, из которого он бежал лишь час назад (так эфесты испокон веку карабкались по скалистым отрогам Мирны). Они прошли коридором, где отступал их царь, в гигантскую залу, где бесславно погибли их товарищи. Там уже скопилось войско поднятых по тревоге сангандцев. Паника, возникшая при столь неожиданном нарушении девственных пределов Санганда, помешала хозяевам растащить эфестов по укромным ловушкам – и закончить на этом экспедицию Орранта. Вместо этого полторы тысячи боеспособных сангандцев облачились в сияющие доспехи и выстроились в церемониальном зале, надеясь эффектно разобрать чужаков по косточкам. Воины Мирны, ошеломленные и озлобленные коварством врага, не стали этого ждать: они выпили мидр и развернули «фонтан смерти». Сангандцы сопротивлялись мужественно, но шансов у них уже не было.
Эфесты истребили всех.
4. Ehr’quán. Начало истории
Оррант и его люди сняли луки, а подоспевший служитель сгреб их в охапку и унес. Председатель Джонар широким жестом пригласил гостей к столу. Амфитеатр был все так же полон людей, державших свечи, но теперь они, как будто расслабившись, начали говорить. Если бы Оррант на секунду задумался, он бы понял, что поступил очень неосмотрительно. В самом деле, эфестов было шестнадцать, они были безоружны, находились в неизвестном и замкнутом помещении, а потенциальных противников – безусловно, очень хорошо знакомых с географией Санганда, – только здесь были сотни.
Молчаливое пиршество (общались только Оррант с Джонаром) продолжалось достаточно долго, пока наконец некоторые эфесты, опьянев от вина, не стали терять контроль над собой – опрокидывать посуду и цепляться за стол. Оррант сразу заметил это, как и то, что подозрительный Калэрн почти ничего не ел и не пил. Но почему-то вместо того, чтобы насторожиться, Орранту захотелось смеяться. Голова его шла кругом – он не чувствовал себя захмелевшим, из разума как будто убрали мысли, заместив их теплым воздухом. Весело смеялся и Джонар.
– А правда ли, – сквозь приступы веселья говорил он Орранту, – что у вас два сердца?
– Откуда вам это известно? – радостно спрашивал эфест.
– Так мы уже посмотрели одного из ваших! – ответил Джонар.
– Что? – продолжал смеяться царь.
Внезапно Оррант замер, осознав, что не понимает собеседника. Он посмотрел туда, где несколько минут назад сидел Темар, но птицы не было. Тогда царь оглядел стол – и, о ужас! – из всех эфестов увидел одного лишь Калэрна, сидевшего с идиотской ухмылкой на лице. Оррант повернулся к Джонару… но там сидел кто-то другой – человек с взъерошенными волосами и перебинтованной правой рукой.
– Привет, – сказал он Орранту с неприятным торжеством в голосе. – Узнаешь меня, мореплаватель? Я Темар.
Оррант огляделся. Никогда раньше он не чувствовал себя загнанным в угол зверем и лишь теперь понял, каково это – предчувствовать, что скоро прольется кровь. Твоя кровь.
– Что тебе нужно? – спросил Оррант, чтобы потянуть время.
– Ничего, – ответил Темар. – Только вы и ваш корабль.
– Ты думаешь, эфесты уйдут из-под стен Санганда, если вы убьете нас? – спросил Оррант. Вопрос был совершенно лишен смысла: в отсутствие царя никто не стал бы штурмовать цитадель. Рука его тем временем медленно поднималась к фляжке с отваром, который все эфесты носят между сердец – он позволяет им войти в состояние «чистой войны», мидр.
– Во-первых, почему «если»? – осведомился Темар. – Большая часть твоего отряда и так мертва, а мои люди сейчас тщательно изучают их – не так, как ты оглядел представителя моего народа, а досконально. А во-вторых, вы можете находиться у Больших Ворот хоть до скончания моря – у Санганда достаточно запасов, чтоб простоять закрытым тысячу лет.
– Я рад за вас, – ответил Оррант. Затем что было сил он вскричал: – HephÆsti, a Røk!! – и выпил отвар. Слуги Темара уже связывали Калэрна и оттаскивали его куда-то во тьму. Царь кричал одному себе.
Секунду, необходимую отвару, чтоб ударить по той части мозга Орранта, которой у людей соответствует locus coeruleus[15], и подавить ее активность, эфест потратил на то, чтобы понять все и посмеяться над своей наивностью. Ведь рассуждая, что заманивать в ловушку пятнадцать человек из семисот не имеет смысла, Оррант исходил из того, что сангандцы хотят уничтожить его войско, чтобы снять осаду. Теперь стало ясно: эскадра не доставляла жителям замка никакого неудобства[16]. Именно эти жители, каким-то образом перевоплотившись в птиц, приманили эфестов к воротам и оказали показное сопротивление, чтобы имитировать военный конфликт. Зачем? Все дело было в гиптских кораблях и в самих эфестах – в их изучении. Обитателей мрачного острова интересовала анатомия врагов, их технологические достижения – словом, то, что вкупе с таинственными умениями сангандцев могло бы сделать их непобедимыми. Что ж, Орранту оставалось сражаться. Он не боялся смерти, но не хотел погибать глупо.
Читатель готов сравнить эфестов, входивших в мидр, с знакомыми всем берсерками («одетыми в медвежью рубашку», а вероятнее, сражавшимися обнаженными) или ассасинами (по распространенному поверью, творившими свои мрачные дела, отведав гашиша). Сравнение уместно лишь постольку, поскольку с человеком, принимающим внутрь нечто особенное, происходит нечто неожиданное – и только. Те же берсерки, как ведал певец варяжской древности Снорри Стурлусон, были довольно суровыми мужчинами, имели обыкновение в нетерпении грызть край щита, и не взять их было ни огнем, ни железом. В длительных плаваниях воеводы часто отпускали берсерков на берег, чтоб те могли дать этой ярости выход. Эфесты не могли похвастаться ничем подобным: щитов не грызли (если б Оррант и захотел, он бы не смог – щита у него не было), а главное, не становились неуязвимыми, хотя их немалый болевой порог и повышался.
Дети Мирны владели более ценным даром. И без того очень быстрые, под воздействием мидра эфесты перемещались молниеносно. В состоянии «чистой войны» их разум освобождался от других мыслей и служил исполнению одной оптимизационной задачи: уничтожить максимальное количество противников и выжить. Итак, читатель, представь – время замедлилось специально для тебя. Ты окружен врагами. Они хотят тебя убить. Надо выжить. Что ты сделаешь? Что делает Оррант?
Перегибается через стол. Хватает Темара за руку – когда она была крылом, он перебил ее стрелой. Оррант с силой дергает сломанную руку на себя. Темар теряет сознание и заваливается набок. Оррант замечает далеко за спиной Темара проход. Оррант перепрыгивает через стол, опрокидывая Темара, на лету выхватывает его меч, ногой ломает ему шею. Оррант с легкостью вспарывает мягкие тела медленно нападающих людей. Оррант уворачивается от стрел – правда, одна из них попадает ему в плечо (он обламывает ее). Он оценивает, что делают остальные противники, и видит людей с непонятным оружием. Это арбалетчики. Оррант не встречался с арбалетами, но знает, что это мощное оружие. Оррант видит в углу груду луков. Размахнувшись, Оррант бросает неправильный меч Темара в вазу со странным светящимся составом – она раскачивается, расплескивая жидкий огонь на пол и людей внизу. Оррант вспрыгивает на плечи ближайшего противника и, пробежав у него по спине (тот падает), перекатывается к груде луков, выхватывая первый попавшийся. Что ж – уже неплохо: он вернул лук. Сангандцы не знают: чтобы вывести эфеста из строя, надо поразить как минимум одно из его сердец, желательно – левое.
Оррант выхватывает из голенища стрелы и поражает арбалетчиков. Всего у него двадцать стрел, каждая достигает цели. В него попадает еще одна стрела – совсем близко к левому сердцу, Оррант обламывает и ее. Когда стрелы заканчиваются, Оррант разделяет лук. Зажав в каждой руке по мечу, он исполняет «фонтан смерти», willжd mor, и пробивается к двери. Но Оррант все-таки слабеет, а время ускоряется – и вот удар очередного нападающего глубоко рассекает ему грудь, задевая правое сердце. Оррант убивает атакующего и высаживает дверь могучим ударом. Он оказывается в узком проходе под амфитеатром, но нападающих не становится меньше. Отступая по темному коридору, Оррант убивает всех, кто бросается на него. Один из нападающих отсекает ему левую кисть, и Оррант роняет меч. Значит, он потерял лук. Действие мидра почти закончилось. Оррант пропустил все ответвления коридора и чувствует, что сзади пустота. Он оборачивается: позади пропасть – заполненный морской водой колодец внутри острова, на котором стоит Санганд. Все еще быстро движущийся Оррант одним ударом срубает двоим из нападающих головы и, пользуясь замешательством остальных, попавших под кровавый душ, затыкает оставшийся меч за пояс и, сгруппировавшись, прыгает вниз. Когда он входит в воду шестьюдесятью футами ниже, даже ему ужасно больно – эффект мидра выветрился, а обрубок руки ударился о воду. Оррант потерял левую кисть (эфесты – амбидекстры, а потому для него это не меньшая потеря, чем если бы ему отрубили правую руку). В нем сидят два наконечника стрелы. У него в груди открытая рана; плывя, он оставляет за собой кровавый след. Но во-первых, сам он убил не менее сорока человек, а во-вторых, он все-таки царь эфестов – самый лучший воин.
Мы верим, что Оррант останется жив.
…Мальчики, выросшие на берегах Гибралтара – «Скалы Тарика», не боятся нырять с отвесных камней в море, вот и эфесты с берегов Мирны чувствуют себя в воде как дома. У них огромные легкие, и они хорошо ими пользуются. В совокупности с замечательной аэробной выносливостью в лучшие времена это позволяло Орранту проводить под водой до получаса. Но сейчас у него, израненного и уставшего, оставалось не больше десяти минут. Вода была очень соленой, и хотя такая дезинфекция хороша для ранений, глаза он мог открывать лишь ненадолго. Оррант не представлял, можно ли выплыть из внутреннего «двора» Санганда наружу, и устремлялся все глубже, ведомый призрачной надеждой найти подводный тоннель. Злокозненная твердыня, однако, вырастала будто прямо из тела утесов – нигде не было ни пещер, ни сквозных отверстий. Оррант задумался. Рука продолжала кровоточить – она восстанавливалась очень медленно: организм в первую очередь регенерировал ткани сердца; опускаться ниже было очень сложно. «Ведь отсюда должен быть выход? – спросил себя Оррант чуть не в отчаянии. – Откуда-то же берется здесь эта вода!» Море жгло ему глаза так, что, казалось, еще чуть-чуть, и он ослепнет.
Перед тем как в очередной раз зажмуриться, царь все-таки увидел выход. Шахта в центре каменного острова наполнялась морской водой через гигантское отверстие в породе, расположенное еще тридцатью футами ниже. Из последних сил опустившись на девяносто футов под водой, Оррант доплыл до хода и, проскользнув сквозь него, выплыл с внешней стороны острова. Там, осторожно поднявшись на поверхность, он направился к эскадре (плыть по поверхности он мог, практически не прикладывая усилий). На лице его играла недавно выученная гримаса – улыбка, и она была куда красноречивей, чем если бы он дал команду немедленно эвакуировать Санганд.
О, жители твердыни недооценили своих гостей. Конечно, они обстреливали Орранта сверху… но кто мог подумать, что израненный противник спасется из-под столь внушительной толщи воды? Сангандцы толком не умели нырять, совсем не понимали физиологии эфестов и, конечно, не могли предположить, на что способен царь. Поэтому, убедившись, что беглец не всплывает, они выставили охрану и приняли решение атаковать по воде, как раньше. Но Оррант, в одиночку расправившийся с несколькими десятками противников, уже знал, что делать.
Достигнув флагмана, царь поднялся на палубу и без долгих разговоров приказал половине остававшегося войска готовиться к атаке на Санганд; всего там было около шестисот пятидесяти человек. Тремстам пятидесяти эфестам было приказано отплыть на максимальное расстояние от цитадели, не выпуская ее из виду, и приготовиться к защите с помощью гиптского состава, аналог которого известен нам как греческий огонь[17]. Таким образом Оррант предусмотрел две вещи: подготовился к атаке бегающих по воде поджигателей (предположив, что носиться среди чужого огня существам из плоти и крови не так-то приятно) и в буквальном смысле слова сжег корабли за воинами, взятыми в атаку. Теперь они должны были победить.
И тогда триста солдат холодной реки погрузились в воду и последовали за своим военачальником. Нырнув в пещеру, где еще недавно плыл их истекающий кровью предводитель, они проникли во внутренние воды Санганда. Там, без труда сняв стрелами часовых, воины Орранта на крючьях поднялись по камням к входу, из которого он бежал лишь час назад (так эфесты испокон веку карабкались по скалистым отрогам Мирны). Они прошли коридором, где отступал их царь, в гигантскую залу, где бесславно погибли их товарищи. Там уже скопилось войско поднятых по тревоге сангандцев. Паника, возникшая при столь неожиданном нарушении девственных пределов Санганда, помешала хозяевам растащить эфестов по укромным ловушкам – и закончить на этом экспедицию Орранта. Вместо этого полторы тысячи боеспособных сангандцев облачились в сияющие доспехи и выстроились в церемониальном зале, надеясь эффектно разобрать чужаков по косточкам. Воины Мирны, ошеломленные и озлобленные коварством врага, не стали этого ждать: они выпили мидр и развернули «фонтан смерти». Сангандцы сопротивлялись мужественно, но шансов у них уже не было.
Эфесты истребили всех.
4. Ehr’quán. Начало истории
«Встречать» гостей вышло не все население замка. Санганд был велик и, подобно любому большому поселению, глубоко уходил корнями в подсобную инфраструктуру. В военном столкновении нет толка от поваров и прачек, а резать мирное население эфесты считали ниже своего достоинства. После решающей битвы в зале они группами разошлись по замку, окончательно санируя помещения и разыскивая отряды, рассчитывавшие использовать против захватчиков знание местности. Оррант взял на себя ту часть замка, что показалась ему укрепленной лучше всего. Еще во время осады гипты заметили: внутри основного замка располагался еще один, поменьше. Возможно, в нем находился некий фортификационный центр водного города? Ведо`мый пылом битвы, Оррант отправился на штурм загадочного сооружения.
Штурм не понадобился. Эфесты более не встречали сопротивления – Санганд как будто вымер. Они достигли малого замка, прошли внутрь и рассредоточились, обнаружив, что защитники отошли и отсюда на охрану дальних подступов. Тщательно обследовав помещения, воины выстроились у высоких – в три роста – деревянных дверей с искусной резьбой, изображающей битвы, странных животных и людей. «Здесь скрываются легкие зла, отсюда оно дышит», – понял Оррант. Он толкнул створку плечом, и она плавно отворилась, будто приглашая войти в недобрую причудливую сказку. За дверью было темно, лишь свечи горели по стенам. Оррант собирался уже сделать шаг вперед, но двое воинов остановили его. Он развернулся:
– В чем дело?
– Ты ранен, царь, – отвечали эфесты. – Ты сделал многое. Теперь пойдем мы.
– Вы не можете ослушаться меня, – сказал Оррант. – Я пойду первым.
Тогда один воин возразил Орранту старинной формулой, которую проще всего передать так:
– Ægnan is before Command, – то есть «Существование Эгнана, воплощенного в военачальнике, важнее, чем приказания этого военачальника». Оррант отошел в сторону.
Несколько эфестов вошли в двери и пропали. Вначале их голоса были слышны, но постепенно они становились все глуше и глуше, словно на них наваливалась гигантская подушка, а затем раздался звон, и мимо Орранта пролетело несколько крупных осколков, как будто кто-то ударил молотом по гигантскому зеркалу. Оррант дернулся было вперед, повинуясь военным инстинктам, но вовремя остановился.
– О Мирна! – вздохнул кто-то за его спиной.
Оррант подобрал осколок. На нем запечатлелась часть лица воина, который остановил его. Перед смертью его что-то очень испугало.
– Санганд так и будет забирать наших лучших людей? – пробормотал царь. – Они раскололи зеркало… или сами превратились в зеркала!
Орранту было интересно войти в таинственные двери, но оказаться на полу в буквально разбитом состоянии после всего, что он перенес, – нет. В сокрушенной задумчивости царь стоял над тем, что осталось от погибшего товарища, когда его осенила странная идея. Он закрыл двери и принялся изучать резьбу. Слова, вившиеся по поверхности узором, были ему непонятны, но изображения выглядели весьма красноречиво, в особенности фигура входящего в высокую арку человека с выраставшими из спины крыльями. Оррант приказал воинам ждать и отправился назад. Он вбежал в зал торжеств, где еще недавно его войско посекло упорно, но бессмысленно сопротивлявшихся сангандцев, и оглядел трупы врагов, которых эфесты, по обыкновению, сложили аккуратными грудами. Ему понадобилось некоторое время, чтобы найти Темара, и пришлось приложить немалые усилия, чтоб вытащить тело наружу. Взвалив его на плечи здоровой рукой, Оррант все так же бегом вернулся к высоким дверям, раскрыл их… и кинул Темара в тьму. Они подождали.
Постепенно комната осветилась. Внутри круглой залы не оказалось ничего, кроме осколков эфестов-разведчиков, да еще – прямо посередине – выраставшего из пола массивного зеркала в каменной оправе, инкрустированного драгоценными камнями. Обойдя человека-птицу с неестественно свернутой шеей, эфесты осторожно приблизились. Они ожидали атаки, но комната была безмолвна, хотя зеркало отражало их перемещения с некоторым запозданием, будто наблюдая. Оррантом овладели смешанные чувства. Он устал и был рад, что больше не придется ни с кем биться на незнакомой территории (он уже расплатился за наивность всеми командирами и кистью, которая никак не могла отрасти). Но вдруг Оррант понял: он ожидал, что их плавание закончится чем-то более значительным, чем захват замка в далекой неприветливой земле. «В конце концов, – подумал царь невесело, – что мы получили? Гигантский дом посреди гигантской лужи. Зачем? Потратить остаток жизни и основать здесь новое поселение? Санганд слишком далек от Эгнана, чтоб стать нашим форпостом». Царь решил отступать. И тут зеркало помутнело. Прямо в его центре открылись алые глаза и рот.
– Эй, ты! – обратилось зеркало к Орранту. Оррант резко обернулся. – Как тебя зовут?
– Я Оррант, – ответил военачальник. Охваченный любопытством, он подошел ближе к говорящему предмету. – А ты?
– Хм, – пробормотал предмет. Красные глаза закрылись, и некоторое время зеркало как будто пережевывало имя эфеста. – Оррант. Понятно. А я… ну, скажем, Speculum Sacramentum[18]. Что ты здесь делаешь, Оррант? Зачем ты приволок сюда Темара?
– На дверях был изображен человек, похожий на него, и я решил, что только таким, как он, разрешен доступ к тебе, – сказал Оррант немного растерянно.
– Остроумно, – ухмыльнулось зеркало. – Таким, как он, только живым. А этот недостаточно жив. Скорее мертв.
– Так это я его и убил, – пробормотал Оррант. – Но почему тогда ты… разрешил нам войти? И как ты понимаешь меня?
– Вам очень хотелось внутрь, – ответило зеркало с ленцой. – Иначе ты не стал бы лично таскать труп и жертвовать своими людьми. Вот я и решило вас побаловать. Я понимаю все языки, а ваш слишком прост. Да и сами вы, похоже, довольно недалекие.
– Что?! – вскричал Оррант, хватаясь за меч. – Замолчи, или я тебя уничтожу! Не для того я приплыл сюда за сотни лиг, чтоб слушать оскорбления от каменной поделки!
– Во-первых, – хладнокровно возразило словоохотливое зеркало, – ты не знаешь, как меня уничтожить, а вот мне разрушить тебя, как и твоих приятелей, не составит труда. Во-вторых, не в твоих интересах вредить мне – ведь я единственный шанс разнообразить безрадостную и бессмысленную жизнь твоего рыболовецкого народа.
– Это ложь! – горячо возразил царь. – У эфестов нет недостатка в радости… и в смысле.
– Да неужто? – поинтересовалось зеркало и усмехнулось, довольное собой. – То-то ты поплыл черт знает куда искать на свою селезенку приключений. Знаю я этот ваш смысл. Побегать наперегонки, пострелять из лука, поплавать, побороться. Одна сублимация.
– Что? – не понял Оррант.
– Ничего, – отмахнулось зеркало. Внезапно оно стало прозрачным, как листок чистейшей слюды, и сквозь него эфесты увидели – с высоты птичьего полета – гигантский бурлящий город, не похожий ни на что виденное ими до этого. Затем изображение исчезло.
– Что это? – спросил царь эфестов тихо.
– Это Камарг, – ответило зеркало с таинственным лукавством, явно довольное произведенным эффектом. – Великая метрополия людей, самый большой город мира. Пройдя через меня, вы выйдете в Камарге.
– Почему мы должны тебе верить? – спросил Оррант с прочувствованным подозрением. – Люди оказались лживыми и подлыми, а уж вещи, созданными их чародеями, тем более таковы.
– Все верно, – с удовлетворением согласилось зеркало. – Но мне интересно, что получится, если ты со своими людьми попадешь туда.
Оррант отступил.
– Но ведь мы враги, – сказал он, не веря своим ушам. – Ты должно охранять столицу.
– Пожалуй, – ответило зеркало, подумав. – Но мне скучно, эфест. В быстром убийстве нет удовлетворения – куда интереснее открыть дорогу будущему, чтоб оно, как скорпион, убило себя само, ужалив в спину. Прощай, Оррант.
Красные глаза погасли, и перед Оррантом открылась дорога в великий Камарг. Этот день эфесты называют Ehr’quán, словом, заимствованным у гиптов и означающим «Начало истории». С этого дня начнется летосчисление Ура. Камаргиты принесут его в изуродованные человеческой хитростью колонии, эфесты вернут в Эгнан, а ничего не понимающие гипты добавят в свои хронологические системы. Конечно, и дотоле у народа холодной реки, как и у стражей подземных богатств и у людей, были способы отмечать время[19]. Эфесты отсчитывали историю от объединения и основания Эгнана, гипты – от дня завершения последнего Великого дворца, ну а люди – от даты, записанной на красном камне библиотеки Камарга (именно поэтому их история начинается сразу с 1500 года). Но именно Ehr’quán – дата, с которой судьбы всех этих народов связаны нераздельно. В истории Ура будет еще один такой день; его назовут – правда, ненадолго, – Dath’quán.
…Что ж, Оррант повернулся к отряду и выговорил:
– Я не знаю, что ждет нас. Возможно, зеркало лжет и впереди нет ничего, кроме гибели, пустоты и забвения. Но я пойду вперед.
– И я, – сразу же ответил каждый из эфестов.
– Один из вас останется уведомить остальных, – сказал Оррант, не ожидавший другой реакции. Он почему-то почувствовал, что странная гримаса, впервые увиденная на лице сангандского парламентера, помимо воли появилась на его лице.
На этот раз все эфесты молчали. Оставаться не хотелось никому. Тогда Оррант выбрал самого младшего, приказал ему вернуться и сообщить, что царь ушел, но непременно вернется, что в течение пяти лет распоряжения будет отдавать Борани, а если царь не вернется по истечении пяти лет – пусть Борани назначит по своему усмотрению наместника, пока сын Орранта не войдет в возраст. Кроме того, Оррант переименовал Санганд на эфестский манер (это название – «Cairn-ha-thyrvaet», «Дом среди предательской воды», не прижилось) и велел двум третям членов экспедиции остаться в нем навсегда. В подтверждение своих слов Оррант отдал юному эфесту свою пустую фляжку из-под мидра и, вознеся слова надежды Мирне, вошел в сумрачное зеркало. Остальные последовали за ним. Сердца Орранта бились в тревожном ожидании, но Speculum Sacramentum не обмануло. Они вышли на центральную площадь Камарга.
Штурм не понадобился. Эфесты более не встречали сопротивления – Санганд как будто вымер. Они достигли малого замка, прошли внутрь и рассредоточились, обнаружив, что защитники отошли и отсюда на охрану дальних подступов. Тщательно обследовав помещения, воины выстроились у высоких – в три роста – деревянных дверей с искусной резьбой, изображающей битвы, странных животных и людей. «Здесь скрываются легкие зла, отсюда оно дышит», – понял Оррант. Он толкнул створку плечом, и она плавно отворилась, будто приглашая войти в недобрую причудливую сказку. За дверью было темно, лишь свечи горели по стенам. Оррант собирался уже сделать шаг вперед, но двое воинов остановили его. Он развернулся:
– В чем дело?
– Ты ранен, царь, – отвечали эфесты. – Ты сделал многое. Теперь пойдем мы.
– Вы не можете ослушаться меня, – сказал Оррант. – Я пойду первым.
Тогда один воин возразил Орранту старинной формулой, которую проще всего передать так:
– Ægnan is before Command, – то есть «Существование Эгнана, воплощенного в военачальнике, важнее, чем приказания этого военачальника». Оррант отошел в сторону.
Несколько эфестов вошли в двери и пропали. Вначале их голоса были слышны, но постепенно они становились все глуше и глуше, словно на них наваливалась гигантская подушка, а затем раздался звон, и мимо Орранта пролетело несколько крупных осколков, как будто кто-то ударил молотом по гигантскому зеркалу. Оррант дернулся было вперед, повинуясь военным инстинктам, но вовремя остановился.
– О Мирна! – вздохнул кто-то за его спиной.
Оррант подобрал осколок. На нем запечатлелась часть лица воина, который остановил его. Перед смертью его что-то очень испугало.
– Санганд так и будет забирать наших лучших людей? – пробормотал царь. – Они раскололи зеркало… или сами превратились в зеркала!
Орранту было интересно войти в таинственные двери, но оказаться на полу в буквально разбитом состоянии после всего, что он перенес, – нет. В сокрушенной задумчивости царь стоял над тем, что осталось от погибшего товарища, когда его осенила странная идея. Он закрыл двери и принялся изучать резьбу. Слова, вившиеся по поверхности узором, были ему непонятны, но изображения выглядели весьма красноречиво, в особенности фигура входящего в высокую арку человека с выраставшими из спины крыльями. Оррант приказал воинам ждать и отправился назад. Он вбежал в зал торжеств, где еще недавно его войско посекло упорно, но бессмысленно сопротивлявшихся сангандцев, и оглядел трупы врагов, которых эфесты, по обыкновению, сложили аккуратными грудами. Ему понадобилось некоторое время, чтобы найти Темара, и пришлось приложить немалые усилия, чтоб вытащить тело наружу. Взвалив его на плечи здоровой рукой, Оррант все так же бегом вернулся к высоким дверям, раскрыл их… и кинул Темара в тьму. Они подождали.
Постепенно комната осветилась. Внутри круглой залы не оказалось ничего, кроме осколков эфестов-разведчиков, да еще – прямо посередине – выраставшего из пола массивного зеркала в каменной оправе, инкрустированного драгоценными камнями. Обойдя человека-птицу с неестественно свернутой шеей, эфесты осторожно приблизились. Они ожидали атаки, но комната была безмолвна, хотя зеркало отражало их перемещения с некоторым запозданием, будто наблюдая. Оррантом овладели смешанные чувства. Он устал и был рад, что больше не придется ни с кем биться на незнакомой территории (он уже расплатился за наивность всеми командирами и кистью, которая никак не могла отрасти). Но вдруг Оррант понял: он ожидал, что их плавание закончится чем-то более значительным, чем захват замка в далекой неприветливой земле. «В конце концов, – подумал царь невесело, – что мы получили? Гигантский дом посреди гигантской лужи. Зачем? Потратить остаток жизни и основать здесь новое поселение? Санганд слишком далек от Эгнана, чтоб стать нашим форпостом». Царь решил отступать. И тут зеркало помутнело. Прямо в его центре открылись алые глаза и рот.
– Эй, ты! – обратилось зеркало к Орранту. Оррант резко обернулся. – Как тебя зовут?
– Я Оррант, – ответил военачальник. Охваченный любопытством, он подошел ближе к говорящему предмету. – А ты?
– Хм, – пробормотал предмет. Красные глаза закрылись, и некоторое время зеркало как будто пережевывало имя эфеста. – Оррант. Понятно. А я… ну, скажем, Speculum Sacramentum[18]. Что ты здесь делаешь, Оррант? Зачем ты приволок сюда Темара?
– На дверях был изображен человек, похожий на него, и я решил, что только таким, как он, разрешен доступ к тебе, – сказал Оррант немного растерянно.
– Остроумно, – ухмыльнулось зеркало. – Таким, как он, только живым. А этот недостаточно жив. Скорее мертв.
– Так это я его и убил, – пробормотал Оррант. – Но почему тогда ты… разрешил нам войти? И как ты понимаешь меня?
– Вам очень хотелось внутрь, – ответило зеркало с ленцой. – Иначе ты не стал бы лично таскать труп и жертвовать своими людьми. Вот я и решило вас побаловать. Я понимаю все языки, а ваш слишком прост. Да и сами вы, похоже, довольно недалекие.
– Что?! – вскричал Оррант, хватаясь за меч. – Замолчи, или я тебя уничтожу! Не для того я приплыл сюда за сотни лиг, чтоб слушать оскорбления от каменной поделки!
– Во-первых, – хладнокровно возразило словоохотливое зеркало, – ты не знаешь, как меня уничтожить, а вот мне разрушить тебя, как и твоих приятелей, не составит труда. Во-вторых, не в твоих интересах вредить мне – ведь я единственный шанс разнообразить безрадостную и бессмысленную жизнь твоего рыболовецкого народа.
– Это ложь! – горячо возразил царь. – У эфестов нет недостатка в радости… и в смысле.
– Да неужто? – поинтересовалось зеркало и усмехнулось, довольное собой. – То-то ты поплыл черт знает куда искать на свою селезенку приключений. Знаю я этот ваш смысл. Побегать наперегонки, пострелять из лука, поплавать, побороться. Одна сублимация.
– Что? – не понял Оррант.
– Ничего, – отмахнулось зеркало. Внезапно оно стало прозрачным, как листок чистейшей слюды, и сквозь него эфесты увидели – с высоты птичьего полета – гигантский бурлящий город, не похожий ни на что виденное ими до этого. Затем изображение исчезло.
– Что это? – спросил царь эфестов тихо.
– Это Камарг, – ответило зеркало с таинственным лукавством, явно довольное произведенным эффектом. – Великая метрополия людей, самый большой город мира. Пройдя через меня, вы выйдете в Камарге.
– Почему мы должны тебе верить? – спросил Оррант с прочувствованным подозрением. – Люди оказались лживыми и подлыми, а уж вещи, созданными их чародеями, тем более таковы.
– Все верно, – с удовлетворением согласилось зеркало. – Но мне интересно, что получится, если ты со своими людьми попадешь туда.
Оррант отступил.
– Но ведь мы враги, – сказал он, не веря своим ушам. – Ты должно охранять столицу.
– Пожалуй, – ответило зеркало, подумав. – Но мне скучно, эфест. В быстром убийстве нет удовлетворения – куда интереснее открыть дорогу будущему, чтоб оно, как скорпион, убило себя само, ужалив в спину. Прощай, Оррант.
Красные глаза погасли, и перед Оррантом открылась дорога в великий Камарг. Этот день эфесты называют Ehr’quán, словом, заимствованным у гиптов и означающим «Начало истории». С этого дня начнется летосчисление Ура. Камаргиты принесут его в изуродованные человеческой хитростью колонии, эфесты вернут в Эгнан, а ничего не понимающие гипты добавят в свои хронологические системы. Конечно, и дотоле у народа холодной реки, как и у стражей подземных богатств и у людей, были способы отмечать время[19]. Эфесты отсчитывали историю от объединения и основания Эгнана, гипты – от дня завершения последнего Великого дворца, ну а люди – от даты, записанной на красном камне библиотеки Камарга (именно поэтому их история начинается сразу с 1500 года). Но именно Ehr’quán – дата, с которой судьбы всех этих народов связаны нераздельно. В истории Ура будет еще один такой день; его назовут – правда, ненадолго, – Dath’quán.
…Что ж, Оррант повернулся к отряду и выговорил:
– Я не знаю, что ждет нас. Возможно, зеркало лжет и впереди нет ничего, кроме гибели, пустоты и забвения. Но я пойду вперед.
– И я, – сразу же ответил каждый из эфестов.
– Один из вас останется уведомить остальных, – сказал Оррант, не ожидавший другой реакции. Он почему-то почувствовал, что странная гримаса, впервые увиденная на лице сангандского парламентера, помимо воли появилась на его лице.
На этот раз все эфесты молчали. Оставаться не хотелось никому. Тогда Оррант выбрал самого младшего, приказал ему вернуться и сообщить, что царь ушел, но непременно вернется, что в течение пяти лет распоряжения будет отдавать Борани, а если царь не вернется по истечении пяти лет – пусть Борани назначит по своему усмотрению наместника, пока сын Орранта не войдет в возраст. Кроме того, Оррант переименовал Санганд на эфестский манер (это название – «Cairn-ha-thyrvaet», «Дом среди предательской воды», не прижилось) и велел двум третям членов экспедиции остаться в нем навсегда. В подтверждение своих слов Оррант отдал юному эфесту свою пустую фляжку из-под мидра и, вознеся слова надежды Мирне, вошел в сумрачное зеркало. Остальные последовали за ним. Сердца Орранта бились в тревожном ожидании, но Speculum Sacramentum не обмануло. Они вышли на центральную площадь Камарга.