Жужжание то приближалось, то удалялось. То вдруг смолкало вовсе, то, напротив, становилось таким громким и яростным, что Сеня, подпрыгнув, разворачивался на сто восемьдесят градусов, ожидая увидеть муху прямо над своей головой. Но где она была на самом деле, он так и не узнал.
   – Эта сволочь словно в прятки со мной играла, – сквозь зубы процедил Сеня, приканчивая пиво.
   А потом ей надоело играть. Сеня в тот миг как раз стоял в холле, напротив большого круглого окна, сквозь которое лился в комнату яркий солнечный свет. Свет совершенно не радовал Арсения. Как и то, что он увидел на фоне окна – маленькая черная точка, которая, гудя, понеслась прямо на него, метя в лицо. Это была она – муха. Сеня в ужасе замахал руками и рефлекторно сделал шаг назад. Оступился и выронил распятие.
   Платонов обреченно наблюдал, как его единственная защита летит вниз, на твердый деревянный пол. Он помнил, что распятие было сделано из фарфора. Достигнув пола, крест разлетелся вдребезги. Муха продолжала стремительно приближаться. Происходящее уложилось в доли секунды, но Платонову показалось, что прошла целая вечность. Муха подлетела совсем близко и вдруг исчезла в нескольких миллиметрах от его лица. Сеня при этом вновь ощутил что-то похожее на удар и… услышал хриплый голос, рявкнувший ему сразу в оба уха: «Попался, придурок!». Арсений не выдержал и свалился без чувств. Очнулся он от прикосновений к лицу чего-то влажного и горячего. То был, конечно же, собачий язык. Боб поддержал хозяина в трудную минуту.
 
   – Я оделся, взял собаку и поехал к любовнице, – Сеня выглядел уже совершенно спокойным, но вряд ли чувствовал себя так же. – Боб, кстати, до сих пор у нее. Дома я больше не появлялся. Мотаюсь по городу, снимаю деньги с карточки, периодически на работу заскакиваю. Ночую в разных местах. Полный мрак, – тут его губы тронуло некое подобие улыбки.
   – А муха? Она больше не появлялась?
   – Если бы… – Платонов горестно вздохнул. – Она повсюду следует за мной. Проходит полдня, и я вновь слышу это сводящее с ума жужжание. И вижу…
   – Видишь что?
   – Картинки. Те самые мерзкие картинки из тупика. Я словно проваливаюсь куда-то и вижу их. Снова и снова.
   – Проваливаешься?
   – Да. Стоит мне сесть или лечь, как я будто бы падаю в глубокую черную шахту. Но на дне ее стоит мягкое кресло, в котором я и оказываюсь. Перед глазами темнеет, и я вижу их… Все, что было нарисовано там, в тупике, и многое другое – в той же манере. Это ужасные вещи. Если бы мне снились такие сны, я, наверное, перестал бы спать.
   – Выглядишь так, будто уже перестал.
   – Почти, – махнул рукой Сеня. – Это все из-за мухи. Боюсь, что если я усну, она заползет мне в нос или в ухо, и все, кердык, – Платонов провел ребром ладони по горлу. – Не знаю, как дальше быть. Серьезно, не знаю.
   Несколько долгих минут никто из нас не проронил ни слова. Потом я встал, подошел к холодильнику и достал еще несколько бутылок пива.
   – Вот что, Арсений, – сказал я, ставя их на стол. – Я тебе верю. Но не на сто процентов.
   – А на сколько? – тотчас отреагировал он.
   – Ну, скажем так, на семьдесят. Все это слишком неожиданно. Кусочек Ада в центре Москвы… инфернальная муха, которая гоняется за человеком по всему мегаполису – такое хорошо для Голливуда, но не для обычной жизни в России.
   – А кто сказал, что все и всегда должно быть хорошо? – ледяным голосом проговорил вдруг Сеня. – Это мы хотим, чтобы было так, но жизни – плевать, понимаешь? Скажи мне, Костя – ты видел когда-нибудь живого сумчатого дьявола?
   Я призадумался. Если не считать собственного папаши – старого жмота-челночника, мне не доводилось встречать никого, кто подходил бы под это определение.
   – Нет.
   – Вот видишь. А ведь он существует.
   Я не стал возражать против такой логики. В конце концов, мне и самому приходилось несколько раз сталкиваться с вещами, не поддающимися рациональному объяснению. Не столь пугающими, конечно, но этого было достаточно, чтобы не отвергать с порога возможность существования сверхъестественного.
   – Сумчатый дьявол и дьявольская муха – совершенно разные вещи. Первый – всего лишь животное, хоть и очень гнусное на вид. А вторая…
   – Гнусна по сути, – прервал меня Арсений. – Костя, определись, ты веришь мне или нет?
   – Верю, – сказал я, отрезав себе пути к отступлению. – Давай подумаем, что будем делать дальше.
 
   Думали мы, впрочем, недолго – всего минут сорок, а потом разошлись по кроватям. Мне было интересно – что будет утром. Услышу я жужжание адского насекомого, или все же выяснится, что черт не так уж назойлив? И поначалу мне (да если честно, и Сене тоже) показалось, что пережитый Платоновым кошмар остался в прошлом и уже не вернется.
   Все было тихо. Мы лежали на соседних кроватях – Платонов не захотел ложиться в отдельной комнате – и наслаждались безмятежным покоем. Мухи, конечно же, не было.
   И если она существовала в принципе (на тот момент я еще слегка сомневался в этом), можно себе представить, какое облегчение испытал Арсений, осознав, что тварь перестала его преследовать.
   Мы даже почти ни о чем не говорили. Именно в то утро я понял – наркотики ни при чем. Наркоман и выглядел бы и вел себя совсем иначе.
   Некоторое время спустя Арсений собрался и поехал домой. А я передохнул еще немного и занялся уборкой. Могу, конечно, позволить себе нанять домработницу, но предпочитаю делать все самостоятельно.
 
   Сказать, что на Платонове не было лица, когда он вернулся, – значило бы не сказать ничего… Его самого не было. Перед тем, как войти в квартиру, Сеня, словно безумный клоун, скакал по лестничной площадке, осеняя воздух над собой крестным знамением. Мухи не было, – я это видел. Но Сеня не замечал.
   Потом он ввалился в коридор, едва не опрокинув стойку с обувью. Я уже понял, что стоит сразу же закрыть дверь.
   Очутившись в более-менее безопасном месте, каким тогда еще была моя квартира, Сеня успокоился и отдышался. Мы прошли в гостиную, где друг рассказал мне о том, что случилось незадолго до его приезда. И предъявил доказательство.
   Ему удалось снять муху на встроенную камеру своего мобильного телефона. Я видел ее. Слышал дьявольское жужжание. Я поверил в существование Ада на Земле. Сложно было не поверить, учитывая некоторые обстоятельства.
   За то время, что Сеня не появлялся дома, в его квартире произошли некоторые изменения. Весьма серьезные. Настолько серьезные, что впору было ехать за священником. За целым отрядом священников, осведомленных, ко всему прочему, в вопросах экзорцизма.
   Можно прийти домой и увидеть следы погрома, свидетельствующие о том, что в квартире произошла кража или несанкционированный обыск. Но едва ли вы точно так же отнеслись бы к тому, что по стенам вашего жилища струится черная слизь, потолочные своды затянуты соплеобразной паутиной, а по углам выросли на полу алые грибы, поросшие жесткими черными волосами, и эти грибы то и дело вздымаются и опадают – дышат! Именно это я видел на сделанной Арсением записи. Это – и ту тварь, что занесла в его дом всю эту инфернальную заразу. И это именно я, а не Сеня, первым обреченно прошептал: «Что же нам теперь делать?».
 
   Мы сделали именно то, о чем я первым делом подумал. Правда, священник, готовый поверить в Ад, нашелся далеко не сразу. Какая ирония…
   Звали его отец Никодим. Он был высоким, упитанным и, разумеется, бородатым. Найти Никодима помогла моя двоюродная сестра Алена. Ей мы не стали рассказывать всего, поведав лишь о том, что ищем служителя церкви, для которого его занятие является настоящим призванием, а не просто доходным делом.
   Никодим оказался единственным, кто отнесся к нашему рассказу серьезно. Предыдущие кандидаты на роль истребителя скверны скептически трясли бородами, даже после того, как посмотрели видеозапись. Они посчитали нас циничными кретинами, решившими вовлечь какого-нибудь священнослужителя в дурацкое шоу со скрытой камерой.
   – Я знаю, что это такое, – сразу сказал Никодим. – В подробности вдаваться не буду. Чем раньше мы начнем действовать, тем лучше.
   И уже через полчаса мой джип нес всю троицу по направлению к дому священника. Никодим попросил нас подождать в машине. Он вернулся через пятнадцать минут, держа в руке какой-то чемоданчик – на вид весьма древний, плюс к этому – явно не российского происхождения. Я не стал спрашивать священника, что в чемодане. Но когда я увидел сам этот предмет, мне стало окончательно ясно – структура нашего мироздания далеко не так проста, как мы себе представляем. И уж конечно – совершенно не такова, какой ее преподают в школах.
 
   Арсений не нашел в себе сил, чтобы самому открыть дверь собственной квартиры. Ключ повернул я. А первым шагнул на порог отец Никодим. За его широкой спиной мы сначала не видели, что происходит внутри. Потом священник сделал шаг в сторону, и стало ясно – нас адски развели.
   В квартире Платонова царил идеальный порядок. Потусторонняя гниль исчезла. Мухи, естественно, тоже не было. И даже фарфоровый крест, целый и невредимый, висел на своем обычном месте.
   Никодим, впрочем, не осерчал. Он повернулся к нам, развел руками и произнес следующее:
   – Думаю, парни, что этот раунд мы проиграли. Не знаю, стоит ли вам в дальнейшем обращаться ко мне. Она всегда будет на шаг впереди.
   В тот миг мы оба – и я, и Платонов, поняли, что конец нашей мирной жизни настал окончательно и бесповоротно. Началась война.
 
   Требовалось некоторое время, чтобы обдумать наши дальнейшие действия. Отца Никодима решили больше не беспокоить. Его участие только помешало бы. Тварь боялась этого священника настолько, что при его появлении мы просто не смогли бы ее обнаружить.
   От Сени в разработке стратегии толку было мало. Точнее сказать, вообще никакого. Его эмоциональное состояние было очень близко к помешательству. Остаться дома Платонов, конечно, не захотел. Я уговорил Алену позволить ему пожить на ее пустовавшей в то время даче. Сказал сестре, что Сеня скрывается от бывшей любовницы, угрожающей выжечь ему глаза кислотой. Продукты и свежую прессу привозил Платонову мой водитель.
   В том, что Сеня скрывался именно в этом доме, был еще один плюс. Аленка очень религиозна, и у нее на даче, равно, как и в городской квартире, было полно икон и крестов. Мы понадеялись, что их святой силы хватит на большее время, чем декоративного распятия Платонова.
   Покуда Сеня привыкал к своей новой «крепости», я занялся поисками людей, которые могли бы помочь нам в борьбе с порождением Ада. Я начал с эзотерических кружков и народных целителей – информацию о них можно найти даже в обычных газетах.
   Мне, конечно, нужны были другие. Те, чьи возможности простираются значительно дальше скромных способностей «потомственного знахаря Светозара». В том, что такие люди существуют, я не сомневался. Но вот удастся ли мне связаться с кем-то из них? Тут сомнения были. Ведь те, кто наделен истинной Силой, редко показываются на глаза обычным смертным.
   Результаты моего поиска оказались, впрочем, весьма обнадеживающими. Всего за несколько дней мне удалось выйти на человека, близкого к так называемому Ковену Малаха – тайной организации, бывшей чем-то сродни набившему всем оскомину Ночному Дозору.
   Точнее, если уж проводить параллели с литературой, – Дневному. Ибо люди, составлявшие Ковен Малаха, считали себя – или являлись на самом деле – могущественными Темными магами.
   Сей факт, конечно, насторожил меня, ведь бороться предстояло, как я это понимал, именно с Темными силами. Но знающие люди, помогавшие мне в поисках, объяснили, что Тьма и Зло далеко не всегда тождественны друг другу. И если еще за неделю до этого такая новость могла стать для меня своеобразным шоком, теперь я отнесся к услышанному спокойно. Да, благородный граф Дракула, или Саурон из «Властелина Колец» казались милыми компанейскими ребятами из соседнего подъезда в сравнении с тем, что увидел Арсений Платонов – сначала в центре Москвы, а после – в своей квартире.
   Меня обещали познакомить с одним из представителей Ковена – человеком со странным именем Гертес. Но тут случилось непредвиденное. Точнее, конечно, не такое уж непредвиденное, но… все равно ведь, все тогда пошло насмарку.
   Мне не удалось спасти Сеню.
   Не удалось изгнать муху.
   Осталось лишь рассказать, как это происходило.
 
   Ранним утром, около семи часов, меня разбудила серия телефонных звонков. Дойти до аппарата я не успел, но тот, кто столь остро желал меня услышать, позвонил снова. Стоило смолкнуть стационарному телефону, как тут же заверещал один из моих мобильных. Я думал, что звонит Платонов. Ошибся.
   – …глаза б мои не видали ублюдка этого! – в ярости кричала моя сестра. – Кто платить будет за это? Где такое, вообще, видано?!
   Далеко не сразу мне удалось успокоить Алену и выведать у нее, что же, все-таки произошло. Узнал я следующее.
   Накануне ночью Платонов поджег Аленкин загородный дом (к моменту нашего с ней разговора от дачи уже остались лишь дымящиеся руины), а сам исчез в неизвестном направлении. Впрочем, тогда, утром, было неизвестно, жив ли он вообще. Мог и сгореть, причем, весьма вероятно – по собственному желанию, не выдержав противоборства с ворвавшейся в его жизнь хтонической мерзостью.
   Я посочувствовал, конечно, сестре, но кто будет платить за ее сгоревшую дачу – последнее, что волновало меня в тот миг. Масштабы бедствия начинали выходить из-под контроля. Именно это, а не дымящаяся груда почерневших досок под Москвой, и даже не дальнейшая судьба Сени Платонова, обеспокоило меня сильнее всего. Из маленькой мерзкой мухи мог получиться беснующийся в центре города красноглазый инфернальный слон. Пообещав кузине в кратчайшие сроки разобраться со всеми проблемами, я позвонил человеку, обещавшему свести меня с Гертесом. Номер был заблокирован.
   «Атака проведена грамотно, по всем правилам». Не знаю, откуда взялась эта фраза, вспыхнувшая вдруг в моем сознании. В возможность благополучного исхода я больше не верил.
   Появление обезумевшего Арсения стало очередным штрихом к нарисованной моей интуицией безрадостной картине. Снова – судорожные метания по лифту, лестничной площадке и прихожей. Снова – сорванный голос и подернутый пленкой запредельной обреченности взгляд. Честно сказать, я смертельно устал от всего этого. Поэтому не стал выслушивать Сенин рассказ об очередном возвращении мухи. Положил руки ему на плечи и спросил:
   – Сеня, у тебя с собой загранпаспорт?
   К счастью, все важные документы были при нем. Сеня, правда, не понял, зачем это нужно.
   – Мы уезжаем, – пояснил я. – Сегодня же.
   – Куда?
   – В Иерусалим, на Святую землю. Домой заедешь?
   Платонов яростно замотал головой. Он был в отчаянии.
   – Ладно, все необходимое купим тебе по дороге, – сказал я и пошел собирать чемодан.
   Через полчаса мы с Сеней вышли на лестницу. Устоявшееся положение дел, уверенность в завтрашнем дне, планы на будущее, – все рухнуло в одночасье. Я больше не задумывался о том, что ждет впереди. Хотелось лишь как можно скорее избавиться от того, что дышало в затылок.
   И мы, разумеется, не успели.
   В тот миг, когда я нажал на кнопку вызова лифта, Платонов побледнел, развернулся и, указывая пальцем на площадку этажом ниже, прокричал что-то нечленораздельное. Объяснений не понадобилось.
   Она была там. Муха.
   Носилась на фоне окошка, так, что не заметить ее было невозможно. И не услышать – тоже. Она ведь жужжала. И если раньше я, слышавший этот звук только в записи, мог лишь безоговорочно верить в существование в мире такого зла, то теперь – явственно ощущал его присутствие, понимал, что это такое на самом деле.
   В самом по себе мушином жужжании не было ничего страшного. Но слыша его, я чувствовал, как в моей собственной душе просыпается что-то грязное и мерзкое, что-то предельно черное. Мне вдруг невероятно захотелось увидеть свою сестру и… откусить ей пальцы.
   Глаза застила алая пелена. На ее фоне начали разворачиваться те самые жуткие видения, о которых рассказывал Сеня. Не знаю, правда, видел ли я то же самое, что и он – оригинал ведь мне знаком не был. Но суть была той же самой. А самой пугающей была… необычайная притягательность увиденного. В этой предельной мерзости хотелось остаться навсегда, поскольку… именно пребывание в ней дарило непоколебимую уверенность – хуже уж точно ничего не будет. Ничего и никогда.
   Я стоял, блаженно глядя в никуда и улыбаясь. Сеня посмотрел на меня.
   – Нееееееееееееет! – я увидел, как он движется вперед и вниз. Сеня сбегал по ступеням туда, где летала муха. Это несказанно удивило меня, ведь он боялся даже мысли о том, чтобы соприкоснуться с ней.
   – Сдохни, мразь! – завопил Сеня и… прыгнул, выставив руки перед собой. Он хотел поймать муху. Я завороженно наблюдал, как Платонов плывет по воздуху, преодолевая расстояние, оставшееся до…
   Хрясь!
   … стены.
   Жужжание смолкло. Я слышал, как хрустнула шея Платонова. Видел, как разбилась его голова. Сеня был слишком измотан и не рассчитал свои силы. Он промахнулся. Не успел даже сомкнуть ладони, между которыми должна была погибнуть муха. Врезался головой в стену и, получив несовместимые с жизнью травмы, рухнул на серый бетон. Все это заняло секунд пять, не больше. Но мне, разумеется, показалось, что прошла целая вечность.
   Муха исчезла. Ее миссия была выполнена.
 
   – Сеня умер от удара о стену или вследствие перелома?
   Я стоял рядом с судмедэкспертом в коридоре больничного морга. Совсем рядом, через стену, лежал на столе мертвый Сеня. Мой лучший друг.
   Я сразу вызвал «скорую», но помочь Платонову врачи ничем не могли. Я ведь звонил, уже зная, что он мертв, но все еще надеясь на чудо.
   – Кем вы ему приходитесь? – спросил вместо ответа человек в белом халате. Узкое, желтое от никотина лицо. Длинный подбородок и впалые щеки покрыты густой рыжеватой щетиной.
   – Я его друг.
   – Друг? А родные у него есть? Семья?
   – Есть. Я постараюсь с ними связаться, – я достал пачку сигарет, закурил. – Доктор, скажите, пожалуйста, от чего именно он скончался?
   – Можно и мне одну? – пальцы врача ловко выудили из пачки сигарету. – Он задохнулся.
   – Что?
   – Задохнулся. Смерть наступила еще до удара. В полете.
   – Постойте, как это могло произойти? – я оторопело уставился на эксперта.
   – Очень странный случай, – пожал он плечами. – В горло к господину Платонову как-то попала муха.
   – Что?! Муха?! – я выронил сигарету. Могу представить, как я тогда выглядел. Но доктора моя реакция ничуть не удивила. И в самом деле – у человека друг погиб на глазах, а тут еще какой-то бред про муху.
   – Да, – сказал он. – Только что я ее извлек.
   – Покажите, – мне стоило огромных усилий, чтобы не оттолкнуть его и не ворваться в мертвецкую. – Если возможно.
   – Идемте.
   Врач бросил окурок в урну и открыл дверь, пропуская меня. Я на ватных шагах вошел в помещение, где лежали мой мертвый друг и убившая его потусторонняя тварь.
   К счастью, тело Платонова было накрыто простыней, и мне не пришлось лишний раз на него смотреть. Эксперт подошел к подоконнику, на котором стояло несколько эмалированных медицинских плошек. Мой взгляд неотступно следовал за ним.
   – Странно, – промолвил врач. – Она же была здесь.
   Ноги мои едва не подкосились окончательно.
   – Я не представляю себе, как она могла исчезнуть, – врач повернулся ко мне, держа в руках пустую плошку. – А вы?
   – Я – представляю, – я и сам удивился сквозившим в моем голосе безразличию и смертельной усталости. – Но это, думаю, из области фантастики.
 
   Я начал слышать ее в тот же день, как похоронили Арсения.
   Сначала – чуть вдалеке, словно она кружила где-то на расстоянии нескольких метров.
   То были странные похороны. Не менее странные, впрочем, чем сама его смерть. Поскольку единственным свидетелем оной являлся я, ко мне были обращены и все взгляды. И все вопросы. Только что же я мог ответить?
   Вот и не ответил ничего. Совсем ничего. Сам, мол, ни бельмеса не понимаю.
   Похороны закончились. Кладбище опустело. Остались только я и муха.
   Я стоял над свежей могилой и смотрел на улыбающееся Сенино лицо на надгробии. Муха жужжала где-то поблизости. Я не пытался ее увидеть.
   Я развернулся и пошел к машине. Муха летела следом.
   По дороге домой я вспомнил кое-что важное и развернул джип. Не знаю, где она была в это время.
   Боб встретил меня отрешенным взглядом – если, конечно, так можно сказать о глазах собаки. Он уже знал, что хозяина нет. Почувствовал это. Бобу было все равно, куда идти, и он пошел со мной.
   Она, вне всяких сомнений, наблюдала.
   Мне тоже было все равно, куда идти. Никаких мыслей, даже той, спасительной, самой нужной. Я, конечно, пробовал несколько раз дозвониться упомянутому уже посреднику, но уже по инерции, заранее зная, что услышу в ответ.
   Я взял на работе отпуск, оставив фирму на попечение заместителя. Вряд ли в эти дни я проявил бы себя хорошим руководителем. Наверняка допустил бы какую-нибудь непростительную оплошность.
   Вы, наверное, подумали, что я запил? Нет, хотя мог бы. Весьма вероятно, это помогло бы с еще большим безразличием принять неизбежное.
   Ведь правда? Правда же, что смерть неизбежна, когда за тобой охотится Ад?
   Гораздо легче мне стало бы, сумей я понять, почему все сложилось именно так. Мне было известно кое-что об истинной природе отношений между Светом и Тьмой, а за последние дни объем моих знаний на эту тему только прирос. Я знаю, к примеру, что Дьявол – вовсе не карикатурный рогатый пижон, что восседает на черном троне, скрипя зубами от злости и думая лишь о том, как бы сгубить побольше людей. Я даже уверен, что тварь, из-за которой погиб Платонов, и скоро погибну я, имеет к вышеозначенному персонажу весьма отдаленное отношение. А то и вовсе никакого.
   Так что же случилось? Чем, а главное, – перед кем провинились я и Платонов? За что нам решил отомстить этот, и без того не особо ласковый мир?
   В голове одна за другой возникают догадки. Роятся, прямо как мухи. Но ни одну из них нельзя назвать стопроцентно верной.
   А может, все это – бред? Может, я просто сошел с ума?
   Вы знаете, я посчитал бы такой расклад абсолютным счастьем.
   Я слышу муху почти постоянно и все чаще вижу ее. С каждым разом она подлетает все ближе. Думаю, что когда она сядет на меня, я сразу умру.
   Надеюсь на это.
   Вчера звонил отец Никодим. Спрашивал, как дела, не беспокоит ли муха. Я сказал ему, что Платонов умер. Этим и ограничился. Не хочу, чтобы цепочка продолжалась. Пусть лучше остановится на мне.
   А сегодня с утра я снова попытался докопаться до причин. Ездил туда, где все началось. Нашел тот проклятый дворик и захламленный тупик. Мне было страшно (хотя, куда уж страшнее), но я дошел до конца.
   Стоял и смотрел на стену. Вокруг, приближаясь с каждым новым витком, носилась муха.
   Впереди же ничего не было.
   Совсем ничего.
Интерлюдия первая
   Глаза Ангелины – и так чересчур большие для ее круглого личика – стали теперь поистине громадными и напоминали два сверкающих озера. Два озера интереса… и недоверия.
   – Это все правда? – облизнув губы, спросила девушка. – Про эту муху… Она действительно убивала людей?
   – Убивала не сама муха, – покачал головой Эйнари. – Гибель несли ужас и отвращение, которые внушают людям силы, стоящие за ней.
   – Это силы Ада? – очи девушки постепенно обретали свой обычный размер.
   – Говоря так, вы лишь пытаетесь все упростить, – улыбнулся Тойвонен.
   – Можно на «ты», – сказала готесса.
   – Хорошо, – кивнул финн. – Тебе тоже можно.
   – Ой, я, наверное, не смогу себе этого позволить, – смущенно улыбнулась девушка. – Вы же намного старше меня.
   – На самом деле я не такой уж старый. Всего полвека копчу дивное небо этой планеты.
   – Правда? – Ангелина вновь распахнула глаза. – Я бы накинула еще пятнадцать сверху. Ой! Кажется, я сейчас сморозила большую глупость…
   – Все ты правильно сказала, – ухмыльнулся Эйнари. – Я действительно выгляжу на шестьдесят пять. Все как раз потому, что последние двадцать лет часто имею дело с самыми разными силами. В том числе и с представителями Ада. Но в случае с мухой – давай все-таки к ней вернемся – дело совсем не в них.
   – А в чем же? – настороженно глядя на него через стол, спросила девушка. – Меня не раз передернуло, когда я слушала этот рассказ. Что это было… если не Ад?
   – Блуждающая Бездна, – тихо проговорил Эйнари. – Струпья скверны, просыпавшиеся из мира, что существует вплотную с нашим. Это не Ад, Ангелина. Это гораздо хуже… и страшнее.
   – Вы… ты тоже видел что-то подобное, – убежденно произнесла готесса.
   – Да, однажды я очень близко соприкоснулся, – кивнул седой скандинав. – С тех пор и собираю свидетельства.
   – Такие, как эта муха?
   – Есть и еще менее приятные.
   – Ох, не ожидала я такого. Выпить, что ли, еще один коктейль? – Ангелина посмотрела по сторонам, пытаясь отыскать свободного официанта.
   – Думаешь, наверное, сейчас о том, чтоб сбежать отсюда и никогда больше не ступать на порог моего заведения, – уверенно сказал Тойвонен.
   – Да нет, наоборот, – взгляд готессы вернулся к изрезанному морщинами лицу собеседника. – Я думаю о том, чтоб и завтра встретиться с тобой, чтобы выслушать еще одну историю. Можно?