— Эй, Фрэд! — говорит голос. — Включи свет, я его сделал.
На потолке зажигается электрическая лампа, затмевающая мой личный фонарь. Передо мной стоит толстяк, которого я видел в Везине.
— Так это ты, Том?
Он смотрит на меня и, кажется, ничего не понимает.
— Разрази меня гром! Ну и крепкая же голова у этого парня! — восклицает он.
— И не говори, — отвечаю. — Это оттого, что моя мать, когда была беременна мною, ела одни камни…
— Сейчас проверим!
Он подходит.
— Оставь его, — приказывает спокойный голос Фрэда.
— Оставить?! Сначала я ему так навешаю, как его еще никто не обрабатывал.
— Оставь! — настаивает Фрэд.
Фрэд стоит в дверях. Он элегантно одет в домашнюю куртку, его шею охватывает желтый шелковый платок.
— Еще чего! — протестует. Том. — Этот гад замочил Фенфена! — И добавляет: — Фенфен был моим корешком, и я очень любил этого клопа!
Я понимаю, что Фенфен — прозвище карлика. Понимаю я и еще много разных вещей. Например, то, что милашка Грета в очередной раз обвела меня вокруг пальца. Вне всяких сомнений, она позвонила этим типам, раз они знают о смерти карлика. Не могут же они из его отсутствия сделать вывод, что его убили, да еще именно я, тем более что пресса не писала о его смерти по той простой причине, что он еще лежит в шкафу моей комнаты, в чемодане. Если Грета им позвонила, то затем, чтобы отменить свою записку. Очевидно, она поручила этим двоим заставить меня признаться, где находятся компрометирующие ее пластинки, а потом свести со мной счеты… Неплохо придумано. У нее редкая для женщины быстрота реакции.
Обо всем этом я успел подумать за долю секунды. Серым веществом я не обделен в отличие от некоторых. Толстый Том не теряет зря времени. Он закатывает рукава и отвешивает мне удар кулаком. Фрэд протестует.
— Не волнуйся, — говорю я Фрэду. — Раз твоему бульдогу хочется, чтобы я его сделал, он это получит… Позволь мне показать ему два-три забавных трюка, которые удачно дополнят красоту этого дебила.
Я становлюсь в боевую стойку и жду, когда Том возьмет на себя инициативу пойти в атаку. Он не тянет и выбрасывает прямой правой, который я парирую, как чемпион. Он злится и пытается провести серию ударов в лицо, но я выдерживаю натиск, надежно укрывшись за кулаками. Этот амбал здоров как бык, но быстро выдыхается. Я дожидаюсь, пока он немного устанет, а тогда отступаю на шаг. Его хук левой попадает в лестничные перила. Быстрый, словно молния, я дарю ему прямой в печенку, от которого он складывается пополам. Я поднимаю его новым прямым — левой под подбородок. Он пытается перехватить инициативу, но лучше бы ему пойти записаться в библиотеку. Теперь он мой, и я устраиваю себе маленький праздник.
Я гашу одну его зенку, потом разбиваю бровь. Течет кровь. Он ослеплен, и его кулачищи грузчика колотят воздух. Я жестоко смеюсь.
— Что ты на это скажешь, малыш? Разве я не чемпион?
Он выкрикивает ругательство. Я влепляю ему удар по губам — он выплевывает три зуба и валится на пол.
Массируя костяшки пальцев, я обращаюсь к Фрэду:
— Как думаешь, с него достаточно?
— На сегодня хватит, — соглашается длинный Фрэд. — Эй, Том, поднимайся!
Но Том не отвечает.
— Ему придется зашивать морду, если он соберется получить в Голливуде роль героя-любовника.
— Иди сюда! — приказывает мой собеседник.
Мы входим в маленькую комнату, скромно меблированную кроватью, столом и двумя стульями.
— Значит, ты умудрился выкрутиться, старина Фрэд?
— Как видишь…
— Как это тебе удалось?
— Представь себе, по ту сторону дыры в заборе стояли два солдата. Они открыли по нам огонь, но благодаря Тому мы прорвались… Он влез на стену, сиганул оттуда на одного фрица, оглушил его и отобрал автомат Второго он застрелил, и мы прошли. Остальных немцы положили, но карлику, Тому и мне повезло. Представь себе, мы выбежали на мост над железной дорогой в тот самый момент, когда проходил товарняк, и прыгнули в открытый вагон. Фрицы нас не заметили. А как выкарабкался ты?
Я рассказываю об автогонке.
— Поздравляю! — восклицает он.
— Оставь свои поздравления пока при себе, Фрэд. Еще не время бросать победителю цветы. Есть работенка.
Он усмехается.
— Какая работенка?
Вижу, он достает из кармана пистолет, здоровый, как дальнобойная пушка.
— Собрался поохотиться на верблюдов? — спрашиваю я.
— Если ты относишься к этой породе млекопитающих, то да, на верблюда.
Кажется, пора разобраться, кто за кого.
— Эй, приятель, без шуток! Прежде чем играть в охотника, дай мне высказаться!
Я сажусь на кровать и начинаю:
— Я знаю все дело, а ты только половину. Ты и Том кажетесь мне умными, как спагетти… Даете собой вертеть какой-то бабе… Есть чокнутые, мечтающие поглазеть на Неаполь, перед тем как окочуриться. Моя мечта — увидеть в ваших железобетонных башках хоть пять граммов мозгов. Вы нанялись убийцами к людям, о которых ничего не знаете… Тебе известно, что большой босс — женщина, да еще сотрудница гестапо?
Кажется, его это очень заинтересовало.
— Я просвещу тебя до конца и дам доказательства того, что говорю. Несколько минут назад тебе позвонили от имени большого босса, так, да? Так вот, говорившая с тобой девица и держит в своих руках все нити. Смелости этой киске не занимать… Она тебе сказала, что я явлюсь с рекомендательным письмом, но на него не следует обращать внимания Вы должны любыми средствами заставить меня признаться, где спрятаны некие пластинки, а как только завладеете ими — шлепнуть меня.
— Точно! — удивленно бормочет он.
В этот момент открывается дверь и входит Том. Он превратился в картошку, и нужен тщательный осмотр, чтобы установить, с какой стороны у него лицо. Он делает несколько шагов и падает на стул.
— Ты неотразим, — говорю я ему. — Можно подумать, что ты поспорил со стадом слонов…
Фрэд тоже веселится. Том еще не совсем пришел в себя.
— Это первый раз, когда меня так обработали, — признается он. — Ты здорово дерешься.
Мне его слова нравятся, потому что такие громилы понимают только силу. Этот нашел своего хозяина и честно в этом признается. Он больше не пытается выпендриваться…
— Я рад, что ты очухался, — говорю я ему. — Я как раз рассказывал вещи, которые заинтересуют и тебя тоже…
Тут я излагаю все дело от А до площади Насьон. Они разевают моргалы с водосточную воронку. В заключение я им говорю:
— Я позвоню моему приятелю, у которого запись, и попрошу дать вам ее прослушать. Где тут телефон?
Фрэд показывает, и я звоню Бравару.
В ожидании моего друга мы курим.
Через час Фрэд и его подручный в курсе. Наконец-то они полностью переубеждены. То, что они узнали, им совершенно не нравится. Если бы Грета оказалась сейчас здесь, я бы стал зрителем очень милого спектакля “Расчленение живьем”.
— Ну, ребята, согласны работать со мной?
Еще как согласны! Готовы пройтись по потолку, если я их об этом попрошу.
— Из этой девки ничего не вытянешь. Я вам предлагаю сыграть с ней одну шутку. Теперь о лампе речь больше не идет, значит, вы теряете всякую надежду наварить на ней бабки. Но если вы будете работать со мной и согласитесь рискнуть, слово Сан-Антонио, я возьму вас в Англию и там велю выплатить вам кругленькую сумму.
Они не сомневаются.
— Командуй, мы идем с тобой! — заявляет Фрэд.
— Будет жарко…
— Тем хуже для нас. Все равно нам тут оставаться нельзя, да, Том?
Том издает ворчание больного насморком кабана.
— Точно!
— О'кей. Тогда вот что я вам предлагаю: когда Грета позвонит узнать, как дела, вы ей скажете, что диски у вас, а я мертв. Если она вас попросит их куда-нибудь принести, отвечайте, что боитесь и лучше, чтобы за ними прислали сюда. Для нее слишком рискованно поручать это другому. Так что она явится сама, нравится ей это или нет. Это ее единственный шанс. А мы тогда устроим в ее честь небольшую вечеринку.
Мне отвечает двойной взрыв хохота.
На потолке зажигается электрическая лампа, затмевающая мой личный фонарь. Передо мной стоит толстяк, которого я видел в Везине.
— Так это ты, Том?
Он смотрит на меня и, кажется, ничего не понимает.
— Разрази меня гром! Ну и крепкая же голова у этого парня! — восклицает он.
— И не говори, — отвечаю. — Это оттого, что моя мать, когда была беременна мною, ела одни камни…
— Сейчас проверим!
Он подходит.
— Оставь его, — приказывает спокойный голос Фрэда.
— Оставить?! Сначала я ему так навешаю, как его еще никто не обрабатывал.
— Оставь! — настаивает Фрэд.
Фрэд стоит в дверях. Он элегантно одет в домашнюю куртку, его шею охватывает желтый шелковый платок.
— Еще чего! — протестует. Том. — Этот гад замочил Фенфена! — И добавляет: — Фенфен был моим корешком, и я очень любил этого клопа!
Я понимаю, что Фенфен — прозвище карлика. Понимаю я и еще много разных вещей. Например, то, что милашка Грета в очередной раз обвела меня вокруг пальца. Вне всяких сомнений, она позвонила этим типам, раз они знают о смерти карлика. Не могут же они из его отсутствия сделать вывод, что его убили, да еще именно я, тем более что пресса не писала о его смерти по той простой причине, что он еще лежит в шкафу моей комнаты, в чемодане. Если Грета им позвонила, то затем, чтобы отменить свою записку. Очевидно, она поручила этим двоим заставить меня признаться, где находятся компрометирующие ее пластинки, а потом свести со мной счеты… Неплохо придумано. У нее редкая для женщины быстрота реакции.
Обо всем этом я успел подумать за долю секунды. Серым веществом я не обделен в отличие от некоторых. Толстый Том не теряет зря времени. Он закатывает рукава и отвешивает мне удар кулаком. Фрэд протестует.
— Не волнуйся, — говорю я Фрэду. — Раз твоему бульдогу хочется, чтобы я его сделал, он это получит… Позволь мне показать ему два-три забавных трюка, которые удачно дополнят красоту этого дебила.
Я становлюсь в боевую стойку и жду, когда Том возьмет на себя инициативу пойти в атаку. Он не тянет и выбрасывает прямой правой, который я парирую, как чемпион. Он злится и пытается провести серию ударов в лицо, но я выдерживаю натиск, надежно укрывшись за кулаками. Этот амбал здоров как бык, но быстро выдыхается. Я дожидаюсь, пока он немного устанет, а тогда отступаю на шаг. Его хук левой попадает в лестничные перила. Быстрый, словно молния, я дарю ему прямой в печенку, от которого он складывается пополам. Я поднимаю его новым прямым — левой под подбородок. Он пытается перехватить инициативу, но лучше бы ему пойти записаться в библиотеку. Теперь он мой, и я устраиваю себе маленький праздник.
Я гашу одну его зенку, потом разбиваю бровь. Течет кровь. Он ослеплен, и его кулачищи грузчика колотят воздух. Я жестоко смеюсь.
— Что ты на это скажешь, малыш? Разве я не чемпион?
Он выкрикивает ругательство. Я влепляю ему удар по губам — он выплевывает три зуба и валится на пол.
Массируя костяшки пальцев, я обращаюсь к Фрэду:
— Как думаешь, с него достаточно?
— На сегодня хватит, — соглашается длинный Фрэд. — Эй, Том, поднимайся!
Но Том не отвечает.
— Ему придется зашивать морду, если он соберется получить в Голливуде роль героя-любовника.
— Иди сюда! — приказывает мой собеседник.
Мы входим в маленькую комнату, скромно меблированную кроватью, столом и двумя стульями.
— Значит, ты умудрился выкрутиться, старина Фрэд?
— Как видишь…
— Как это тебе удалось?
— Представь себе, по ту сторону дыры в заборе стояли два солдата. Они открыли по нам огонь, но благодаря Тому мы прорвались… Он влез на стену, сиганул оттуда на одного фрица, оглушил его и отобрал автомат Второго он застрелил, и мы прошли. Остальных немцы положили, но карлику, Тому и мне повезло. Представь себе, мы выбежали на мост над железной дорогой в тот самый момент, когда проходил товарняк, и прыгнули в открытый вагон. Фрицы нас не заметили. А как выкарабкался ты?
Я рассказываю об автогонке.
— Поздравляю! — восклицает он.
— Оставь свои поздравления пока при себе, Фрэд. Еще не время бросать победителю цветы. Есть работенка.
Он усмехается.
— Какая работенка?
Вижу, он достает из кармана пистолет, здоровый, как дальнобойная пушка.
— Собрался поохотиться на верблюдов? — спрашиваю я.
— Если ты относишься к этой породе млекопитающих, то да, на верблюда.
Кажется, пора разобраться, кто за кого.
— Эй, приятель, без шуток! Прежде чем играть в охотника, дай мне высказаться!
Я сажусь на кровать и начинаю:
— Я знаю все дело, а ты только половину. Ты и Том кажетесь мне умными, как спагетти… Даете собой вертеть какой-то бабе… Есть чокнутые, мечтающие поглазеть на Неаполь, перед тем как окочуриться. Моя мечта — увидеть в ваших железобетонных башках хоть пять граммов мозгов. Вы нанялись убийцами к людям, о которых ничего не знаете… Тебе известно, что большой босс — женщина, да еще сотрудница гестапо?
Кажется, его это очень заинтересовало.
— Я просвещу тебя до конца и дам доказательства того, что говорю. Несколько минут назад тебе позвонили от имени большого босса, так, да? Так вот, говорившая с тобой девица и держит в своих руках все нити. Смелости этой киске не занимать… Она тебе сказала, что я явлюсь с рекомендательным письмом, но на него не следует обращать внимания Вы должны любыми средствами заставить меня признаться, где спрятаны некие пластинки, а как только завладеете ими — шлепнуть меня.
— Точно! — удивленно бормочет он.
В этот момент открывается дверь и входит Том. Он превратился в картошку, и нужен тщательный осмотр, чтобы установить, с какой стороны у него лицо. Он делает несколько шагов и падает на стул.
— Ты неотразим, — говорю я ему. — Можно подумать, что ты поспорил со стадом слонов…
Фрэд тоже веселится. Том еще не совсем пришел в себя.
— Это первый раз, когда меня так обработали, — признается он. — Ты здорово дерешься.
Мне его слова нравятся, потому что такие громилы понимают только силу. Этот нашел своего хозяина и честно в этом признается. Он больше не пытается выпендриваться…
— Я рад, что ты очухался, — говорю я ему. — Я как раз рассказывал вещи, которые заинтересуют и тебя тоже…
Тут я излагаю все дело от А до площади Насьон. Они разевают моргалы с водосточную воронку. В заключение я им говорю:
— Я позвоню моему приятелю, у которого запись, и попрошу дать вам ее прослушать. Где тут телефон?
Фрэд показывает, и я звоню Бравару.
В ожидании моего друга мы курим.
Через час Фрэд и его подручный в курсе. Наконец-то они полностью переубеждены. То, что они узнали, им совершенно не нравится. Если бы Грета оказалась сейчас здесь, я бы стал зрителем очень милого спектакля “Расчленение живьем”.
— Ну, ребята, согласны работать со мной?
Еще как согласны! Готовы пройтись по потолку, если я их об этом попрошу.
— Из этой девки ничего не вытянешь. Я вам предлагаю сыграть с ней одну шутку. Теперь о лампе речь больше не идет, значит, вы теряете всякую надежду наварить на ней бабки. Но если вы будете работать со мной и согласитесь рискнуть, слово Сан-Антонио, я возьму вас в Англию и там велю выплатить вам кругленькую сумму.
Они не сомневаются.
— Командуй, мы идем с тобой! — заявляет Фрэд.
— Будет жарко…
— Тем хуже для нас. Все равно нам тут оставаться нельзя, да, Том?
Том издает ворчание больного насморком кабана.
— Точно!
— О'кей. Тогда вот что я вам предлагаю: когда Грета позвонит узнать, как дела, вы ей скажете, что диски у вас, а я мертв. Если она вас попросит их куда-нибудь принести, отвечайте, что боитесь и лучше, чтобы за ними прислали сюда. Для нее слишком рискованно поручать это другому. Так что она явится сама, нравится ей это или нет. Это ее единственный шанс. А мы тогда устроим в ее честь небольшую вечеринку.
Мне отвечает двойной взрыв хохота.
Глава 22
На следующий день, с утра пораньше, звонит Грета. Девочка жутко взволнована. Я слушаю разговор через отводной наушник и веселюсь от души… Фрэд играет свой скетч мастерски. Он рассказывает, что справился, как король, что диски у него, и спрашивает, что с ними делать. Грета отвечает, что большой босс пришлет за ними человека еще до обеда. Эта малышка неподражаема. Как она говорит! Голос равнодушный. Простая посредница, да и только. Надо знать ее, как я, чтобы уловить в тоне беспокойство, а потом облегчение.
Старая продавщица газет — мать одного кореша Тома — приносит нам теплое вино. Отличная идея! Мы выпиваем несколько рюмашек. С ломтиком лимона это самое лучшее средство привести нас в форму зимним утром…
В десять старуха кричит нам сверху лестницы:
— К вам пришли!
Это сигнал. Я встаю за дверь. Том растягивается на кровати в лучшем стиле американских фильмов. Длинный Фрэд садится за стол.
Входит Грета. Она одета неброско, на голове широкополая шляпа, на глазах черные очки.
— Привет, — говорит она. — Я пришла за известным вам товаром.
Меня она не замечает. Я подкрадываюсь сзади на цыпочках и вырываю у нее из руки сумочку.
Она вздрагивает.
— Что это значит?
— То, что ты слишком натянула веревку, она и лопнула. Не надо думать, Грета, что разрешены все удары.
— Почему вы не выполнили мой приказ? — спрашивает она Фрэда.
Фрэд не отвечает. Том усмехается и обращается ко мне:
— Слушай, Сан-Антонио, эта та самая потаскушка, что играет в Гитлера? Мне хочется надрать ей задницу. Дай мне повеселиться! Я так давно не лупил бабу!
Я, смеясь, смотрю на Грету.
— Ты, кажется, не пользуешься большим авторитетом у своих войск.
Она совершенно белая.
— Вы сильно рискуете! — говорит она. — Если вы, двое, не подчинитесь мне немедленно, я прикажу вас арестовать и расстрелять.
— Не утомляйся, — останавливает ее Фрэд. — Комиссар дал нам прослушать пластинку. Мы знаем, что ты из себя представляешь.
Том, на которого безделье давит, подходит и влепляет Грете пару звонких пощечин.
— Девкам, которые меня накалывают, — извиняется он, — я превращаю морду в кашу.
Мы его успокаиваем, потому что для успеха моего плана надо, чтобы красотка была не слишком попорчена.
Не теряя времени, я излагаю этот план моим собеседникам.
— Грета, тебе пора подумать о своей судьбе. Кончай делать глупости, если хочешь увидеть сегодня закат. Сейчас ты позвонишь Карлу и скажешь, чтобы он ехал с усиленной группой в район Фонтенбло. Скажи, что я нашел лампу. Он поедет. Главное, чтобы его не было в тюрьме, когда мы двинем освобождать Жизель.
— Ты хочешь ехать в гестапо! — изумленно вскрикивает она.
— Да, мы туда поедем все вчетвером.
— Вчетвером?
— Совершенно верно. У тебя есть машина?
— Да, но…
— Тогда все отлично. Мы возьмем пластинки под мышку, улавливаешь? Если мы попадемся, твои друзья получат вместе с нами и твою исповедь…
Ей это явно не нравится. Она поняла, что в этот раз выкрутиться не удастся.
— Ты прикажешь освободить Жизель, и мы отвалим. Если все пройдет без сучка без задоринки, я тебе обещаю, что мы разобьем пластинки у тебя на глазах и свяжем тебя, чтобы дать возможность убедить их, что ты действовала по принуждению. Время поджимает. Ты все поняла?
Чтобы поторопить ее, толстый Том залепляет ей новую оплеуху, от которой она отлетает к стене.
Мы ведем ее к телефону. Я достаю дудору, переданную мне Берлие, и приставляю ствол к ее желудку. — Если сваляешь дурака, голубка моя, получишь маслину прямо в то место, которое я сейчас щекочу. Это так же верно, как то, что меня зовут Сан-Антонио. Тебе потребуются минимум два часа, чтобы отдать душу дьяволу, а ощущения, которые ты будешь при этом испытывать, заставят тебя пожалеть, что ты родилась на свет…
Она набирает номер и начинает говорить по-немецки. О господи! Я потею, как кусок швейцарского сыра. Я не знаю ни единого слова на этом собачьем языке. Она может нести все, что ей придет в голову, даже сказать, что у меня рожа рогоносца, а я этого не пойму. Фрэд встает сзади Греты и шепчет ей несколько слов тоже по-немецки, потом поворачивается ко мне и подмигивает.
— Лучше подстраховаться, — шепчет он.
Телефонный разговор оказывается коротким.
— Прошло? — спрашиваю я Фрэда, не упустившего ни единого слова, сказанного говорившими.
— Кажется, да…
— Ладно, поехали!
Грета ведет машину и жмет на всю катушку. Чувствуется, что она спешит закончить, хотя нам этого хочется куда больше. Через полчаса мы подъезжаем к зданию гестапо.
— Вы в форме?
Фрэд и толстый Том утвердительно бурчат.
— Тогда вперед!
Подъехав к воротам, Грета подает условный сигнал клаксоном. Ворота открываются. Часовой подходит к машине, и. после коротких переговоров мы въезжаем в широкий мощеный двор, по которому ходят несколько офицеров.
Грета описывает широкий вираж и останавливается перед крыльцом. Мы выходим следом за ней. Никто у нас ничего не спрашивает. Мы нормальным шагом идем по широким коридорам здания. Еще несколько метров, и караулка. Грета открывает дверь. Игравшие в карты солдаты вскакивают и отдают честь.
Грета приказывает им привести Жизель. Она разговаривает сухо. Эта стерва умеет заставить себя слушаться. Фрицы выполняют приказ. На лестнице появляется малышка. Она так ослабла, что вся трясется, а цвет кожи напоминает картофельное пюре. Я прикладываю палец к губам, чтобы приказать ей молчать. Сейчас было бы совсем некстати, если бы она бросилась мне на шею. Хоть эти солдафоны глупы, как табуретки, они все-таки поймут, что происходит что-то не то…
Мы выходим из караулки, следуем в обратном направлении по тому же коридору и выходим на крыльцо. Там нас ждет небольшой сюрприз: десятка два солдат с автоматами наизготовку стоят полукругом во дворе. Перед ними стоит Карл. Его честное лицо освещено доброй улыбкой.
— Собрались на прогулку? — спрашивает он.
Старая продавщица газет — мать одного кореша Тома — приносит нам теплое вино. Отличная идея! Мы выпиваем несколько рюмашек. С ломтиком лимона это самое лучшее средство привести нас в форму зимним утром…
В десять старуха кричит нам сверху лестницы:
— К вам пришли!
Это сигнал. Я встаю за дверь. Том растягивается на кровати в лучшем стиле американских фильмов. Длинный Фрэд садится за стол.
Входит Грета. Она одета неброско, на голове широкополая шляпа, на глазах черные очки.
— Привет, — говорит она. — Я пришла за известным вам товаром.
Меня она не замечает. Я подкрадываюсь сзади на цыпочках и вырываю у нее из руки сумочку.
Она вздрагивает.
— Что это значит?
— То, что ты слишком натянула веревку, она и лопнула. Не надо думать, Грета, что разрешены все удары.
— Почему вы не выполнили мой приказ? — спрашивает она Фрэда.
Фрэд не отвечает. Том усмехается и обращается ко мне:
— Слушай, Сан-Антонио, эта та самая потаскушка, что играет в Гитлера? Мне хочется надрать ей задницу. Дай мне повеселиться! Я так давно не лупил бабу!
Я, смеясь, смотрю на Грету.
— Ты, кажется, не пользуешься большим авторитетом у своих войск.
Она совершенно белая.
— Вы сильно рискуете! — говорит она. — Если вы, двое, не подчинитесь мне немедленно, я прикажу вас арестовать и расстрелять.
— Не утомляйся, — останавливает ее Фрэд. — Комиссар дал нам прослушать пластинку. Мы знаем, что ты из себя представляешь.
Том, на которого безделье давит, подходит и влепляет Грете пару звонких пощечин.
— Девкам, которые меня накалывают, — извиняется он, — я превращаю морду в кашу.
Мы его успокаиваем, потому что для успеха моего плана надо, чтобы красотка была не слишком попорчена.
Не теряя времени, я излагаю этот план моим собеседникам.
— Грета, тебе пора подумать о своей судьбе. Кончай делать глупости, если хочешь увидеть сегодня закат. Сейчас ты позвонишь Карлу и скажешь, чтобы он ехал с усиленной группой в район Фонтенбло. Скажи, что я нашел лампу. Он поедет. Главное, чтобы его не было в тюрьме, когда мы двинем освобождать Жизель.
— Ты хочешь ехать в гестапо! — изумленно вскрикивает она.
— Да, мы туда поедем все вчетвером.
— Вчетвером?
— Совершенно верно. У тебя есть машина?
— Да, но…
— Тогда все отлично. Мы возьмем пластинки под мышку, улавливаешь? Если мы попадемся, твои друзья получат вместе с нами и твою исповедь…
Ей это явно не нравится. Она поняла, что в этот раз выкрутиться не удастся.
— Ты прикажешь освободить Жизель, и мы отвалим. Если все пройдет без сучка без задоринки, я тебе обещаю, что мы разобьем пластинки у тебя на глазах и свяжем тебя, чтобы дать возможность убедить их, что ты действовала по принуждению. Время поджимает. Ты все поняла?
Чтобы поторопить ее, толстый Том залепляет ей новую оплеуху, от которой она отлетает к стене.
Мы ведем ее к телефону. Я достаю дудору, переданную мне Берлие, и приставляю ствол к ее желудку. — Если сваляешь дурака, голубка моя, получишь маслину прямо в то место, которое я сейчас щекочу. Это так же верно, как то, что меня зовут Сан-Антонио. Тебе потребуются минимум два часа, чтобы отдать душу дьяволу, а ощущения, которые ты будешь при этом испытывать, заставят тебя пожалеть, что ты родилась на свет…
Она набирает номер и начинает говорить по-немецки. О господи! Я потею, как кусок швейцарского сыра. Я не знаю ни единого слова на этом собачьем языке. Она может нести все, что ей придет в голову, даже сказать, что у меня рожа рогоносца, а я этого не пойму. Фрэд встает сзади Греты и шепчет ей несколько слов тоже по-немецки, потом поворачивается ко мне и подмигивает.
— Лучше подстраховаться, — шепчет он.
Телефонный разговор оказывается коротким.
— Прошло? — спрашиваю я Фрэда, не упустившего ни единого слова, сказанного говорившими.
— Кажется, да…
— Ладно, поехали!
Грета ведет машину и жмет на всю катушку. Чувствуется, что она спешит закончить, хотя нам этого хочется куда больше. Через полчаса мы подъезжаем к зданию гестапо.
— Вы в форме?
Фрэд и толстый Том утвердительно бурчат.
— Тогда вперед!
Подъехав к воротам, Грета подает условный сигнал клаксоном. Ворота открываются. Часовой подходит к машине, и. после коротких переговоров мы въезжаем в широкий мощеный двор, по которому ходят несколько офицеров.
Грета описывает широкий вираж и останавливается перед крыльцом. Мы выходим следом за ней. Никто у нас ничего не спрашивает. Мы нормальным шагом идем по широким коридорам здания. Еще несколько метров, и караулка. Грета открывает дверь. Игравшие в карты солдаты вскакивают и отдают честь.
Грета приказывает им привести Жизель. Она разговаривает сухо. Эта стерва умеет заставить себя слушаться. Фрицы выполняют приказ. На лестнице появляется малышка. Она так ослабла, что вся трясется, а цвет кожи напоминает картофельное пюре. Я прикладываю палец к губам, чтобы приказать ей молчать. Сейчас было бы совсем некстати, если бы она бросилась мне на шею. Хоть эти солдафоны глупы, как табуретки, они все-таки поймут, что происходит что-то не то…
Мы выходим из караулки, следуем в обратном направлении по тому же коридору и выходим на крыльцо. Там нас ждет небольшой сюрприз: десятка два солдат с автоматами наизготовку стоят полукругом во дворе. Перед ними стоит Карл. Его честное лицо освещено доброй улыбкой.
— Собрались на прогулку? — спрашивает он.
Глава 23
Мы в изумлении останавливаемся. Такого я не ожидал.
Я стараюсь понять, что к чему, но в моем сером веществе образовалась большая воронка. Если бы мне показали двухфунтовую буханку хлеба и спросили, что это такое, я вполне мог заявить, что это лифчик Греты Гарбо.
Карл в офицерской форме. В руке он держит стек и постукивает им по своим начищенным сапогам.
— Вы, кажется, удивлены, — говорит он.
Грета подходит к нему.
— Позвольте вам объяснить. Карл.
— Это бессмысленно!
— Но…
— Замолчите!
Он выпячивает грудь.
— Грета Монхейстер, вы изменили нашей родине!
— Послушайте, Карл. Я провел свое собственное расследование и узнал, что вы по своей инициативе произвели обыск в полицейском комиссариате. Капрал мне рассказал, что Сан-Антонио оставил там сверток. Тогда я вспомнил его удивление, когда мы открыли при нем коробку, где должен был лежать BZ 22. Это вы завладели лампой и переправили ее в Англию.
— Это ложь! — вопит она.
На малышке не осталось ни единого сухого волоска. Она поняла, что продолжение будет не таким веселым, как фильм Лорела и Харди. Вот что значит пытаться наколоть всех сразу! Думала, что умнее всех, и так по-королевски фраернулась…
— Я вам приказываю молчать! Мы знаем, что BZ 22 находится у англичан. Наши службы радиоперехвата поймали передачу Интеллидженс Сервис, в которой сообщалось о получении лампы.
Он делает паузу.
— Из-за вас я потерпел самый тяжелый провал за всю мою карьеру. Никогда не думал, Грета, что придется использовать мою крысу на вас…
Малышка начинает выть, как тюлень в истерике.
— Нет, нет! Только не это, Карл! Сжальтесь!
Она падает на колени, но он поднимает ее ударом сапога.
— Сука! — скрежещет он сквозь зубы.
Тогда она бросается к воротам.
Карл выкрикивает приказ, и несколько солдат бросаются за ней вдогонку. Один из них хватает ее за талию. Тут начинается самое смешное. Грета в отчаянии выхватывает у него из кобуры пистолет и начинает палить. Изумленные солдаты на секунду замирают в полном замешательстве, а Грета, как фурия, продолжает стрелять. Странная вещь, несмотря на ужас, стреляет она метко. Положив двух фрицев, она делает шаг вперед и выпускает остаток магазина в кишки Карлу. Он роняет стек и валится следом за ним. Какое удовольствие видеть его извивающимся на земле, словно разрубленная пополам змея.
Далее следует минута полной неразберихи. Солдаты все разом стреляют в Грету. За короткое время, меньше, чем требуется, чтобы проглотить устрицу, они превращают ее в решето.
Фрэд делает мне знак.
Я сразу все понимаю. Просто невероятно, каким сообразительным я становлюсь в трудные минуты.
Мы в два прыжка оказываемся у машины, по-прежнему стоящей перед зданием. Я вталкиваю Жизель внутрь, Фрэд садится за руль, а Том рядом с ним. Разумеется, все происходит гораздо быстрее, чем я вам рассказываю. Я сую Тому две гранаты.
— Используй их как можно лучше, сокровище мое.
Он держится на высоте. Ловким броском отправляет первую гранату в группу солдат, а вторую внутрь здания, потому что оттуда спешит подкрепление. Тем временем я пускаю в ход мой пистолет-пулемет. Фрэд описывает широкий вираж и выскакивает из ворот. Перед тюрьмой стоят несколько машин. По дороге я выпускаю очередь по шинам, чтобы задержать погоню.
Дорога широка, а воздух свеж! Фрэд, отчаянно вцепившись в руль, мчит сквозь туман.
Он прибавляет скорость и сворачивает на все боковые улицы, попадающиеся на пути. Через некоторое время он останавливает машину на пустыре.
— Дальше пойдем пешком! — говорит он. — Нас уже ищут, и на этой машине мы далеко не уйдем. Через десять минут из Парижа не выскочит даже мышь…
Он прав.
— У тебя есть идея, как удрать в Лондон? — спрашивает он.
— Да. Мой коллега сказал, что сегодня вечером рядом с Версалем приземлится самолет.
— Туда еще надо добраться. При том шухере, что мы устроили, они объявят комендантский час с восьми и на каждом углу будут патрули!
Мы идем в сторону Версальской заставы. Чтобы не образовывать кортеж, шагаем двумя парами, каждая по своей стороне тротуара.
Вдруг на улицу поворачивает немецкая машина. В ней четверо военных. Мы продолжаем идти, как ни в чем не бывало, но машина останавливается, и военные окликают нас.
— Милый… — шепчет Жизель.
— Не пугайся! — отвечаю я.
Пассажиры автомобиля выставляют из окон автоматы и держат нас под прицелом.
— Подойдите! — кричит один из них.
Мы подчиняемся, потому что ничего другого не остается. Когда мы подходим к машине, раздаются два выстрела. Мы с удивлением видим, как два фрица падают на сиденье. Двое других оборачиваются. Воспользовавшись этим, я проламываю третьему затылок рукояткой пистолета. Четвертый стреляет в наших друзей. Вижу, толстяк Том падает. Фрэд стреляет снова, и последний фриц валится тоже.
Длинный Фрэд подбегает.
— А Том? — спрашивает Жизель.
— Убит! Эта свинья почти разрубил его из своей дудоры.
Смотрю по сторонам и констатирую, что мы на спокойной узкой улочке, зажатой между заборами двух заводов. Нас никто не видел.
— Слушай, Фрэд…
Он понял и улыбается.
— Да, отличная идея…
Мы засовываем трупы, в том числе и толстого Тома, на заднее сиденье, но с двух солдат снимаем кители и каски.
— Ты клево говоришь по-немецки, — заявляю я Фрэду.
— Ты сказал, посадочная площадка где-то около Версаля?
На этот раз, если не будет никаких загвоздок, мы, возможно, дойдем до конца наших страданий.
Я стараюсь понять, что к чему, но в моем сером веществе образовалась большая воронка. Если бы мне показали двухфунтовую буханку хлеба и спросили, что это такое, я вполне мог заявить, что это лифчик Греты Гарбо.
Карл в офицерской форме. В руке он держит стек и постукивает им по своим начищенным сапогам.
— Вы, кажется, удивлены, — говорит он.
Грета подходит к нему.
— Позвольте вам объяснить. Карл.
— Это бессмысленно!
— Но…
— Замолчите!
Он выпячивает грудь.
— Грета Монхейстер, вы изменили нашей родине!
— Послушайте, Карл. Я провел свое собственное расследование и узнал, что вы по своей инициативе произвели обыск в полицейском комиссариате. Капрал мне рассказал, что Сан-Антонио оставил там сверток. Тогда я вспомнил его удивление, когда мы открыли при нем коробку, где должен был лежать BZ 22. Это вы завладели лампой и переправили ее в Англию.
— Это ложь! — вопит она.
На малышке не осталось ни единого сухого волоска. Она поняла, что продолжение будет не таким веселым, как фильм Лорела и Харди. Вот что значит пытаться наколоть всех сразу! Думала, что умнее всех, и так по-королевски фраернулась…
— Я вам приказываю молчать! Мы знаем, что BZ 22 находится у англичан. Наши службы радиоперехвата поймали передачу Интеллидженс Сервис, в которой сообщалось о получении лампы.
Он делает паузу.
— Из-за вас я потерпел самый тяжелый провал за всю мою карьеру. Никогда не думал, Грета, что придется использовать мою крысу на вас…
Малышка начинает выть, как тюлень в истерике.
— Нет, нет! Только не это, Карл! Сжальтесь!
Она падает на колени, но он поднимает ее ударом сапога.
— Сука! — скрежещет он сквозь зубы.
Тогда она бросается к воротам.
Карл выкрикивает приказ, и несколько солдат бросаются за ней вдогонку. Один из них хватает ее за талию. Тут начинается самое смешное. Грета в отчаянии выхватывает у него из кобуры пистолет и начинает палить. Изумленные солдаты на секунду замирают в полном замешательстве, а Грета, как фурия, продолжает стрелять. Странная вещь, несмотря на ужас, стреляет она метко. Положив двух фрицев, она делает шаг вперед и выпускает остаток магазина в кишки Карлу. Он роняет стек и валится следом за ним. Какое удовольствие видеть его извивающимся на земле, словно разрубленная пополам змея.
Далее следует минута полной неразберихи. Солдаты все разом стреляют в Грету. За короткое время, меньше, чем требуется, чтобы проглотить устрицу, они превращают ее в решето.
Фрэд делает мне знак.
Я сразу все понимаю. Просто невероятно, каким сообразительным я становлюсь в трудные минуты.
Мы в два прыжка оказываемся у машины, по-прежнему стоящей перед зданием. Я вталкиваю Жизель внутрь, Фрэд садится за руль, а Том рядом с ним. Разумеется, все происходит гораздо быстрее, чем я вам рассказываю. Я сую Тому две гранаты.
— Используй их как можно лучше, сокровище мое.
Он держится на высоте. Ловким броском отправляет первую гранату в группу солдат, а вторую внутрь здания, потому что оттуда спешит подкрепление. Тем временем я пускаю в ход мой пистолет-пулемет. Фрэд описывает широкий вираж и выскакивает из ворот. Перед тюрьмой стоят несколько машин. По дороге я выпускаю очередь по шинам, чтобы задержать погоню.
Дорога широка, а воздух свеж! Фрэд, отчаянно вцепившись в руль, мчит сквозь туман.
Он прибавляет скорость и сворачивает на все боковые улицы, попадающиеся на пути. Через некоторое время он останавливает машину на пустыре.
— Дальше пойдем пешком! — говорит он. — Нас уже ищут, и на этой машине мы далеко не уйдем. Через десять минут из Парижа не выскочит даже мышь…
Он прав.
— У тебя есть идея, как удрать в Лондон? — спрашивает он.
— Да. Мой коллега сказал, что сегодня вечером рядом с Версалем приземлится самолет.
— Туда еще надо добраться. При том шухере, что мы устроили, они объявят комендантский час с восьми и на каждом углу будут патрули!
Мы идем в сторону Версальской заставы. Чтобы не образовывать кортеж, шагаем двумя парами, каждая по своей стороне тротуара.
Вдруг на улицу поворачивает немецкая машина. В ней четверо военных. Мы продолжаем идти, как ни в чем не бывало, но машина останавливается, и военные окликают нас.
— Милый… — шепчет Жизель.
— Не пугайся! — отвечаю я.
Пассажиры автомобиля выставляют из окон автоматы и держат нас под прицелом.
— Подойдите! — кричит один из них.
Мы подчиняемся, потому что ничего другого не остается. Когда мы подходим к машине, раздаются два выстрела. Мы с удивлением видим, как два фрица падают на сиденье. Двое других оборачиваются. Воспользовавшись этим, я проламываю третьему затылок рукояткой пистолета. Четвертый стреляет в наших друзей. Вижу, толстяк Том падает. Фрэд стреляет снова, и последний фриц валится тоже.
Длинный Фрэд подбегает.
— А Том? — спрашивает Жизель.
— Убит! Эта свинья почти разрубил его из своей дудоры.
Смотрю по сторонам и констатирую, что мы на спокойной узкой улочке, зажатой между заборами двух заводов. Нас никто не видел.
— Слушай, Фрэд…
Он понял и улыбается.
— Да, отличная идея…
Мы засовываем трупы, в том числе и толстого Тома, на заднее сиденье, но с двух солдат снимаем кители и каски.
— Ты клево говоришь по-немецки, — заявляю я Фрэду.
— Ты сказал, посадочная площадка где-то около Версаля?
На этот раз, если не будет никаких загвоздок, мы, возможно, дойдем до конца наших страданий.
Глава 24
Пилот поворачивается к нам и что-то говорит.
— Ты понял, что он сказал? — спрашиваю я Фрэда.
Фрэд отвечает:
— Он просит пристегнуть ремни, потому что мы сейчас будем заходить на посадку.
— Серьезно? Ты и по-английски говоришь тоже?
На тонких губах длинного Фрэда появляется улыбка.
— Тоже! Ха-ха!
Жизель мечтает.
— Ну, куколка моя, — спрашиваю я ее, — рада, что попала в страну пудинга? Новый год мы отпразднуем лучше, чем Рождество. Эй, Фрэд, как насчет того, чтобы встретить его вместе?
— С удовольствием!
— Ребята, я устрою вам такой пир, который вы не забудете никогда! Я знаю одно отличное место на Трафальгар-сквер… Называется “Коронованный Лев”. До войны там подавали такие бифштексы!
— Этот ресторан больше не существует, — заявляет Фрэд. — Армия реквизировала его, чтобы устроить там клуб для янки…
— А!..
Я тут же подскакиваю на метр.
— Не хочешь ли ты сказать, что знаешь Лондон?
— Я там родился, — спокойно отвечает Фрэд.
— Родился?
— Именно… Надо же где-то родиться. Я жил там до того момента, когда поступил в Интеллидженс Сервис.
Тут моя крыша поехала.
Я и Жизель так поражены, что даже не заметили посадку.
Мы вздрагиваем, когда дверца самолета открывается и мой друг Монтлью просовывает внутрь голову и говорит:
— Привет, ребята, хорошо долетели?
Он помогает нам выйти.
— Счастлив вас видеть на нашем острове, комиссар, и рад познакомиться с вами, мадемуазель.
Потом поворачивается к Фрэду.
— Значит, вы дали этому чертяке Сан-Антонио обойти вас? BZ 22 у нас… Но, — добавляет он, хлопая его по спине, — мой палец мне подсказывает, что вы все-таки неплохо поработали, лейтенант.
Если вы не обалдели, значит, бесчувственны, как кусок вареной колбасы. В этом случае вам надо сунуть в трусы красных муравьев, чтобы разбудить в вас хоть какие-то эмоции!
— Ты понял, что он сказал? — спрашиваю я Фрэда.
Фрэд отвечает:
— Он просит пристегнуть ремни, потому что мы сейчас будем заходить на посадку.
— Серьезно? Ты и по-английски говоришь тоже?
На тонких губах длинного Фрэда появляется улыбка.
— Тоже! Ха-ха!
Жизель мечтает.
— Ну, куколка моя, — спрашиваю я ее, — рада, что попала в страну пудинга? Новый год мы отпразднуем лучше, чем Рождество. Эй, Фрэд, как насчет того, чтобы встретить его вместе?
— С удовольствием!
— Ребята, я устрою вам такой пир, который вы не забудете никогда! Я знаю одно отличное место на Трафальгар-сквер… Называется “Коронованный Лев”. До войны там подавали такие бифштексы!
— Этот ресторан больше не существует, — заявляет Фрэд. — Армия реквизировала его, чтобы устроить там клуб для янки…
— А!..
Я тут же подскакиваю на метр.
— Не хочешь ли ты сказать, что знаешь Лондон?
— Я там родился, — спокойно отвечает Фрэд.
— Родился?
— Именно… Надо же где-то родиться. Я жил там до того момента, когда поступил в Интеллидженс Сервис.
Тут моя крыша поехала.
Я и Жизель так поражены, что даже не заметили посадку.
Мы вздрагиваем, когда дверца самолета открывается и мой друг Монтлью просовывает внутрь голову и говорит:
— Привет, ребята, хорошо долетели?
Он помогает нам выйти.
— Счастлив вас видеть на нашем острове, комиссар, и рад познакомиться с вами, мадемуазель.
Потом поворачивается к Фрэду.
— Значит, вы дали этому чертяке Сан-Антонио обойти вас? BZ 22 у нас… Но, — добавляет он, хлопая его по спине, — мой палец мне подсказывает, что вы все-таки неплохо поработали, лейтенант.
Если вы не обалдели, значит, бесчувственны, как кусок вареной колбасы. В этом случае вам надо сунуть в трусы красных муравьев, чтобы разбудить в вас хоть какие-то эмоции!