– Да-да. Конечно. До свидания. Спасибовам.
Врач ничего не ответила, и Вика поспешила покинуть кабинет.
Пятница – это послезавтра. Ей осталось страдать еще два дня. Потом все закончится. В выходные она отлежится дома, а с понедельника начнет рассылать резюме. Надо искать новую работу. Между увольнением из “Оптимы” и началом работы на новом месте у нее наверняка выпадут свободные две-три недельки. Нужно будет куда-нибудь поехать. Отдохнуть. Лето выдалось очень тяжелым, и Вика как никогда нуждалась в отдыхе. Вика начала строить планы: куда можно махнуть в сентябре. Шиковать она не может в связи с ограниченными финансовыми средствами, а хочется поехать на море. Да хотя бы в Турцию. Море, оно и в Турции море.
В коридорах “Оптимы” было тихо-тихо. Казалось, что компанию уже закрыли, зайди в кабинет, и он окажется пуст. Вика открыла дверь своей комнаты. Обе ее сотрудницы были на местах и, более того, работали. Фролова составляла опросники к тренингу менеджеров по продажам, а Капустина говорила по телефону с одним из кандидатов на имевшиеся вакансии. Правильно, они же не знали, что все это уже не понадобится. Возможно, чувствовали, но наверняка не знали. Большое колесо под названием телекоммуникационная компания “Оптима” все еще по инерции крутило свои шестеренки. Из-за визита к врачу Вика пришла на работу на два часа позже, и ей было жаль, что ее никто не искал. Ей даже хотелось быть вызванной к Дедушке и услышать его традиционное: “Опять опаздываешь, Виктория. Ты, это, туды-сюды, пример коллективу должна подавать”. Но она знала, что при сегодняшнем положении дел в компании ее опоздания уже никого не волнуют.
– Вика, тебе звонила Светлана Королькова. Два раза. Просила перезвонить, – сообщила Капустина.
– Королькова? А что же она на мобильный не позвонила? Странно. – Вика достала из сумочки телефон и обнаружила, что он отключен. – А, понятно. – Вика набрала номер Корольковой. – Свет, привет. Ты звонила? Яутром у врача была, а мобильник включить забыла.
– Я так и поняла. Слушай, я кратко. Я почти всю ночь не спала, о тебе думала. Скажи, ты с абортом уже точно решила?
– Да.
– А что, твой мужик, он совсем нулевой вариант?
– Совсем. Свет, я на работе и не очень могу говорить на такие темы. Давай ближе к делу.
– Понимаешь, ты меня вчера спрашивала, страшно ли делать аборт. Я вот что тебе должна сказать: аборт делать не страшно. Сейчас везде делают с обезболиванием, ты ничего не почувствуешь. Потом тебе, конечно, будет хреново, не столько физически, сколько морально. Потом все забудется. Но проблема не в этом.
– А в чем?
– В последствиях, Вика. Я вот три сделала и думала, что это все ерунда, что врачи пугают последствиями. А сейчас забеременеть не могу. – Вике показалось, что Светка всхлипнула.
– Да ты только месяц замужем. У тебя еще все впереди.
– Ничего подобного. Мы с Пузиком целый год пытаемся. Врачи уже поставили диагноз: бесплодие. Все из-за моих абортов. А Гриша ничего не знает. – Светка уже недвусмысленно хлюпала носом.
– Ой, Свет. Не раскисай. Я уверена, все образуется. Сейчас это все лечится.
– Вика, я тоже так раньше думала. Думала, сейчас сделаю аборт, а потом когда-нибудь встречу Его, заведу семью и рожу двоих детей. Мальчика и девочку. А если будут сложности, то разберемся. С деньгами все можно вылечить, а за бедного я выходить не собиралась. Оказывается, нет, Вика, не все. Сейчас я расплачиваюсь за то, что совершила.
– Но у меня нет другого выхода, Свет. Ты же прекрасно знаешь мою ситуацию.
– Вика, я не хочу тебя учить. Я прекрасно могу представить себя на твоем месте. Это непростой выбор. Но он есть. Ты подумай еще. Хорошо? А если тебя больше всего волнуют финансовые проблемы, то можешь ко мне обращаться, я помогу, чем смогу.
– Спасибо, Свет, но я постараюсь справиться сама. Ты давай не грусти. Все образуется, вот увидишь. – Вика чувствовала, что сама близка к тому, чтобы расплакаться. Она произносила стандартные фразы утешения, но не верила им. И поспешила закончить разговор: – Извини, Свет, мне надо работать. Созвонимся попозже.
Этот разговор подействовал на Вику угнетающе. Она никак не предполагала, что подруга, от которой она ждала ободряющих слов, поступит с точностью до наоборот. Это все равно что говорить больному, которого кладут на операцию, что шансы выжить у него минимальны. Кому от этого лучше, если операция неизбежна?
– Э-э, нет, дорогая, не ври сама себе. Операция может быть неизбежной, а здесь решение принимаешь ты, и только ты. Просто ты делаешь выбор в пользу легкой жизни и не хочешь себе в этом признаться, – проворчал ангел Вика.
В глубине раскрытой сумки виднелась брошюра. Вика достала ее и положила на стол. “Что должна знать женщина об аборте” – гласило название. Вика хотела было выбросить буклет в мусорное ведро, но подумала, что оставлять такие улики на рабочем месте неразумно, и сунула его обратно в сумку. Надо было срочно отвлечься от этих мыслей, надо было чем-то себя занять. Вика открыла свою записную книжку и посмотрела список дел на работе, запланированных на этот месяц. Восемнадцать пунктов, отмеченных специальными значками, обозначающими срочность и важность каждого из них. Вика любила расставлять приоритеты. Так получилось, что сейчас расставлять приоритеты было абсолютно алогично. Это все равно что расписывать меню на неделю вперед для человека, который решил сегодня вечером покончить жизнь самоубийством. Делать эти дела, собственно, тоже бессмысленно, но только так можно пережить эти два дня. Погрузиться в дела. Пусть бессмысленные, но уж какие есть. Вика решила, что раз уж на то пошло, она выберет самое бессмысленное занятие и посвятит ближайшие часы его исполнению. В списке таковым был пункт седьмой: составить оргструктуру компании со штатным расписанием до 2011 года.
В направлении на аборт стояло: 11 августа, 10.30. Вика вышла из дома в девять утра. Она старалась не думать о том, куда и зачем направляется. Она представляла, как через каких-нибудь четыре-пять часов окажется дома. Ляжет спать, а завтра утром начнет новую жизнь. На работу Вика сегодня идти не планировала, врач предупредила ее, что после наркоза возможны слабость и головокружение. Выдавая направление, врач вела себя абсолютно нейтрально и даже не спросила, прочла ли Вика данную ей брошюру. Так что врать Вике не пришлось. Осталось пережить сегодняшнее утро. Не сдаться, не удариться в слезы или истерику. Пройти этот путь, а потом вызвать такси и приехать домой. Вике так хотелось, чтобы ее кто-нибудь пожалел. Но жалеть ее было некому. Королькова и та проявила себя не с лучшей стороны. Может быть, завести себе кошку? Или собаку? Нет, с собакой надо гулять, лучше кошку. Такую толстую и пушистую. Перса. Вика будет приходить домой, а перс будет встречать ее приятным грудным мурлыканьем и тереться о Викины ноги. Вика будет рассказывать ему, что произошло с ней за день, а перс будет сидеть у нее на коленях и внимательно слушать. Отличная идея! Надо будет в самое ближайшее время съездить на птичий рынок.
Во дворе дома гуляла Полинина Моня. Она умела гулять самостоятельно. Тетушка Поли выпускала ее из квартиры, Моня выбегала на улицу и прогуливалась там в гордом одиночестве, сколько хотела. Потом она заходила в подъезд с кем-нибудь из жильцов, поднималась на свой этаж и тявканьем требовала у тетушки Поли открыть ей дверь.
Вика подошла к гуляющей Моне поближе. Она никак не могла запомнить породу этой смешной неуклюжей собачки. Мопс, кажется?
– Привет, Монька. Гуляешь? Не скучно тебе?
Обычно Моня в ответ на приветствия начинала смешно пыхтеть.
Сейчас она тоже запыхтела, приветственно помахала Вике обрубком хвоста и вдруг, как-то неестественно подпрыгнув, приземлилась всей своей внушительной тушкой на Викину ногу и вцепилась в нее зубами.
Вика закричала и попробовала вырвать свою лодыжку из Мониной пасти. Моня зубы не разжимала и рычала при этом, как голодный тигр, увидевший кусок мяса.
На шум сбежались прохожие. Минут через пять совместными усилиями Викина нога была освобождена из плена собачьих зубов, но лодыжка была прокушена до крови и очень болела. Наступать на эту ногу Вика не могла.
– Боже, какой ужас! – причитала старушка из соседнего подъезда. – Ей же теперь сорок уколов от бешенства надо будет делать.
– Да нет, – уверял другой жилец этого дома, – это домашняя собака. Она вот с этого подъезда.
– А чего же она тогда кусается, раз домашняя? – вопрошала старушка.
– А хрен ее знает.
– Вот я и говорю, сбесилась. Все равно девушке теперь уколы надо делать.
Незнакомый мужчина на “жигулях” предложил отвезти Вику в травмпункт. Нога болела так, что Вика, не раздумывая, согласилась.
В травмпункте промыли рану, вкололи какое-то лекарство и наложили швы. Когда все закончилось, часы показывали десять. Вику бил озноб.
– О, да у вас температура подскочила. Вы вся горите, – сказал врач травмпункта. – Прилягте у нас в ординаторской. Куда вы в таком состоянии поедете?
Вика хотела сказать, что не может лежать, что ей надо ехать, но вместо этого спросила:
– Это что, от бешенства?
– Нет, это скорее от стресса, – ответил врач. – По поводу бешенства пока не беспокойтесь. Раз собака домашняя, вам нужно попросить ее хозяйку отвезти животное на обследование. Если у нее найдут вирус бешенства, придется делать уколы. Но будем надеяться, что этого не случится.
Врач вколол Вике еще одно лекарство, и она проспала в ординаторской до трех часов дня. Потом вызвала такси и поехала домой. В двери была записка: “Вика, зайди ко мне, когда приедешь. Полина”.
Тетушке Поли рассказали о неадекватном поведении Мони, и она очень переживала. Раньше с Моней такого никогда не случалось. Моня и сама переживала, она была испугана тем страшным видением, которое предстало перед ее собачьими очами этим утром. Кроме зрительных галлюцинаций Моню беспокоили еще и тактильные: она явственно помнила пинок под зад, который и заставил ее очутиться на Викиной ноге.
“Что со мной было?” – думала Моня, пролежавшая остаток дня на коврике в коридоре. Хвостик ее до сих пор дрожал.
– Ну прости, собачка. Прости. Мне жаль, что пришлось использовать тебя в качестве орудия Судьбы. Зато ты послужила благому делу. – Ангел Вика присел на корточки рядом с Мониным ковриком и погладил ее по голове.
Сентябрь
Врач ничего не ответила, и Вика поспешила покинуть кабинет.
Пятница – это послезавтра. Ей осталось страдать еще два дня. Потом все закончится. В выходные она отлежится дома, а с понедельника начнет рассылать резюме. Надо искать новую работу. Между увольнением из “Оптимы” и началом работы на новом месте у нее наверняка выпадут свободные две-три недельки. Нужно будет куда-нибудь поехать. Отдохнуть. Лето выдалось очень тяжелым, и Вика как никогда нуждалась в отдыхе. Вика начала строить планы: куда можно махнуть в сентябре. Шиковать она не может в связи с ограниченными финансовыми средствами, а хочется поехать на море. Да хотя бы в Турцию. Море, оно и в Турции море.
В коридорах “Оптимы” было тихо-тихо. Казалось, что компанию уже закрыли, зайди в кабинет, и он окажется пуст. Вика открыла дверь своей комнаты. Обе ее сотрудницы были на местах и, более того, работали. Фролова составляла опросники к тренингу менеджеров по продажам, а Капустина говорила по телефону с одним из кандидатов на имевшиеся вакансии. Правильно, они же не знали, что все это уже не понадобится. Возможно, чувствовали, но наверняка не знали. Большое колесо под названием телекоммуникационная компания “Оптима” все еще по инерции крутило свои шестеренки. Из-за визита к врачу Вика пришла на работу на два часа позже, и ей было жаль, что ее никто не искал. Ей даже хотелось быть вызванной к Дедушке и услышать его традиционное: “Опять опаздываешь, Виктория. Ты, это, туды-сюды, пример коллективу должна подавать”. Но она знала, что при сегодняшнем положении дел в компании ее опоздания уже никого не волнуют.
– Вика, тебе звонила Светлана Королькова. Два раза. Просила перезвонить, – сообщила Капустина.
– Королькова? А что же она на мобильный не позвонила? Странно. – Вика достала из сумочки телефон и обнаружила, что он отключен. – А, понятно. – Вика набрала номер Корольковой. – Свет, привет. Ты звонила? Яутром у врача была, а мобильник включить забыла.
– Я так и поняла. Слушай, я кратко. Я почти всю ночь не спала, о тебе думала. Скажи, ты с абортом уже точно решила?
– Да.
– А что, твой мужик, он совсем нулевой вариант?
– Совсем. Свет, я на работе и не очень могу говорить на такие темы. Давай ближе к делу.
– Понимаешь, ты меня вчера спрашивала, страшно ли делать аборт. Я вот что тебе должна сказать: аборт делать не страшно. Сейчас везде делают с обезболиванием, ты ничего не почувствуешь. Потом тебе, конечно, будет хреново, не столько физически, сколько морально. Потом все забудется. Но проблема не в этом.
– А в чем?
– В последствиях, Вика. Я вот три сделала и думала, что это все ерунда, что врачи пугают последствиями. А сейчас забеременеть не могу. – Вике показалось, что Светка всхлипнула.
– Да ты только месяц замужем. У тебя еще все впереди.
– Ничего подобного. Мы с Пузиком целый год пытаемся. Врачи уже поставили диагноз: бесплодие. Все из-за моих абортов. А Гриша ничего не знает. – Светка уже недвусмысленно хлюпала носом.
– Ой, Свет. Не раскисай. Я уверена, все образуется. Сейчас это все лечится.
– Вика, я тоже так раньше думала. Думала, сейчас сделаю аборт, а потом когда-нибудь встречу Его, заведу семью и рожу двоих детей. Мальчика и девочку. А если будут сложности, то разберемся. С деньгами все можно вылечить, а за бедного я выходить не собиралась. Оказывается, нет, Вика, не все. Сейчас я расплачиваюсь за то, что совершила.
– Но у меня нет другого выхода, Свет. Ты же прекрасно знаешь мою ситуацию.
– Вика, я не хочу тебя учить. Я прекрасно могу представить себя на твоем месте. Это непростой выбор. Но он есть. Ты подумай еще. Хорошо? А если тебя больше всего волнуют финансовые проблемы, то можешь ко мне обращаться, я помогу, чем смогу.
– Спасибо, Свет, но я постараюсь справиться сама. Ты давай не грусти. Все образуется, вот увидишь. – Вика чувствовала, что сама близка к тому, чтобы расплакаться. Она произносила стандартные фразы утешения, но не верила им. И поспешила закончить разговор: – Извини, Свет, мне надо работать. Созвонимся попозже.
Этот разговор подействовал на Вику угнетающе. Она никак не предполагала, что подруга, от которой она ждала ободряющих слов, поступит с точностью до наоборот. Это все равно что говорить больному, которого кладут на операцию, что шансы выжить у него минимальны. Кому от этого лучше, если операция неизбежна?
– Э-э, нет, дорогая, не ври сама себе. Операция может быть неизбежной, а здесь решение принимаешь ты, и только ты. Просто ты делаешь выбор в пользу легкой жизни и не хочешь себе в этом признаться, – проворчал ангел Вика.
В глубине раскрытой сумки виднелась брошюра. Вика достала ее и положила на стол. “Что должна знать женщина об аборте” – гласило название. Вика хотела было выбросить буклет в мусорное ведро, но подумала, что оставлять такие улики на рабочем месте неразумно, и сунула его обратно в сумку. Надо было срочно отвлечься от этих мыслей, надо было чем-то себя занять. Вика открыла свою записную книжку и посмотрела список дел на работе, запланированных на этот месяц. Восемнадцать пунктов, отмеченных специальными значками, обозначающими срочность и важность каждого из них. Вика любила расставлять приоритеты. Так получилось, что сейчас расставлять приоритеты было абсолютно алогично. Это все равно что расписывать меню на неделю вперед для человека, который решил сегодня вечером покончить жизнь самоубийством. Делать эти дела, собственно, тоже бессмысленно, но только так можно пережить эти два дня. Погрузиться в дела. Пусть бессмысленные, но уж какие есть. Вика решила, что раз уж на то пошло, она выберет самое бессмысленное занятие и посвятит ближайшие часы его исполнению. В списке таковым был пункт седьмой: составить оргструктуру компании со штатным расписанием до 2011 года.
В направлении на аборт стояло: 11 августа, 10.30. Вика вышла из дома в девять утра. Она старалась не думать о том, куда и зачем направляется. Она представляла, как через каких-нибудь четыре-пять часов окажется дома. Ляжет спать, а завтра утром начнет новую жизнь. На работу Вика сегодня идти не планировала, врач предупредила ее, что после наркоза возможны слабость и головокружение. Выдавая направление, врач вела себя абсолютно нейтрально и даже не спросила, прочла ли Вика данную ей брошюру. Так что врать Вике не пришлось. Осталось пережить сегодняшнее утро. Не сдаться, не удариться в слезы или истерику. Пройти этот путь, а потом вызвать такси и приехать домой. Вике так хотелось, чтобы ее кто-нибудь пожалел. Но жалеть ее было некому. Королькова и та проявила себя не с лучшей стороны. Может быть, завести себе кошку? Или собаку? Нет, с собакой надо гулять, лучше кошку. Такую толстую и пушистую. Перса. Вика будет приходить домой, а перс будет встречать ее приятным грудным мурлыканьем и тереться о Викины ноги. Вика будет рассказывать ему, что произошло с ней за день, а перс будет сидеть у нее на коленях и внимательно слушать. Отличная идея! Надо будет в самое ближайшее время съездить на птичий рынок.
Во дворе дома гуляла Полинина Моня. Она умела гулять самостоятельно. Тетушка Поли выпускала ее из квартиры, Моня выбегала на улицу и прогуливалась там в гордом одиночестве, сколько хотела. Потом она заходила в подъезд с кем-нибудь из жильцов, поднималась на свой этаж и тявканьем требовала у тетушки Поли открыть ей дверь.
Вика подошла к гуляющей Моне поближе. Она никак не могла запомнить породу этой смешной неуклюжей собачки. Мопс, кажется?
– Привет, Монька. Гуляешь? Не скучно тебе?
Обычно Моня в ответ на приветствия начинала смешно пыхтеть.
Сейчас она тоже запыхтела, приветственно помахала Вике обрубком хвоста и вдруг, как-то неестественно подпрыгнув, приземлилась всей своей внушительной тушкой на Викину ногу и вцепилась в нее зубами.
Вика закричала и попробовала вырвать свою лодыжку из Мониной пасти. Моня зубы не разжимала и рычала при этом, как голодный тигр, увидевший кусок мяса.
На шум сбежались прохожие. Минут через пять совместными усилиями Викина нога была освобождена из плена собачьих зубов, но лодыжка была прокушена до крови и очень болела. Наступать на эту ногу Вика не могла.
– Боже, какой ужас! – причитала старушка из соседнего подъезда. – Ей же теперь сорок уколов от бешенства надо будет делать.
– Да нет, – уверял другой жилец этого дома, – это домашняя собака. Она вот с этого подъезда.
– А чего же она тогда кусается, раз домашняя? – вопрошала старушка.
– А хрен ее знает.
– Вот я и говорю, сбесилась. Все равно девушке теперь уколы надо делать.
Незнакомый мужчина на “жигулях” предложил отвезти Вику в травмпункт. Нога болела так, что Вика, не раздумывая, согласилась.
В травмпункте промыли рану, вкололи какое-то лекарство и наложили швы. Когда все закончилось, часы показывали десять. Вику бил озноб.
– О, да у вас температура подскочила. Вы вся горите, – сказал врач травмпункта. – Прилягте у нас в ординаторской. Куда вы в таком состоянии поедете?
Вика хотела сказать, что не может лежать, что ей надо ехать, но вместо этого спросила:
– Это что, от бешенства?
– Нет, это скорее от стресса, – ответил врач. – По поводу бешенства пока не беспокойтесь. Раз собака домашняя, вам нужно попросить ее хозяйку отвезти животное на обследование. Если у нее найдут вирус бешенства, придется делать уколы. Но будем надеяться, что этого не случится.
Врач вколол Вике еще одно лекарство, и она проспала в ординаторской до трех часов дня. Потом вызвала такси и поехала домой. В двери была записка: “Вика, зайди ко мне, когда приедешь. Полина”.
Тетушке Поли рассказали о неадекватном поведении Мони, и она очень переживала. Раньше с Моней такого никогда не случалось. Моня и сама переживала, она была испугана тем страшным видением, которое предстало перед ее собачьими очами этим утром. Кроме зрительных галлюцинаций Моню беспокоили еще и тактильные: она явственно помнила пинок под зад, который и заставил ее очутиться на Викиной ноге.
“Что со мной было?” – думала Моня, пролежавшая остаток дня на коврике в коридоре. Хвостик ее до сих пор дрожал.
– Ну прости, собачка. Прости. Мне жаль, что пришлось использовать тебя в качестве орудия Судьбы. Зато ты послужила благому делу. – Ангел Вика присел на корточки рядом с Мониным ковриком и погладил ее по голове.
Сентябрь
Первое сентября, когда все дети пошли в школу, а те, кто до школы не дорос, отправились в детский сад, Вика встретила в постели. Погода в этот день выдалась отвратительная, но дело было не в погоде. Вика пролежала так последние две недели, вставая только по крайней необходимости: туалет, душ, поесть. Тетушка Поли, уверенная в том, что Вика заболела по их с Моней вине, приходила к соседке несколько раз на дню. Приносила съестное и старалась развлечь Вику разного рода нелепыми разговорами. Главным козырем тетушка Поли считала то обстоятельство, что Моня все-таки не взбесилась и Вике не придется делать уколы. Однако козырь этот был выложен в самом начале Викиной болезни, и теперь тетушка Поли не знала, что делать. Она приводила к Вике своих дочек, те читали стишки и пели песенки, но помогало это мало, а один раз даже привело к противоположному эффекту. Ее Катюша читала Вике стишок Агнии Барто про зайку:
С работы Вике последнюю неделю совсем не звонили. Сотрудникам “Оптимы” объявили о роспуске компании еще в середине августа, и с тех пор все усиленно занимались собственным трудоустройством, а оставшиеся две недели до официального увольнения просто досиживали.
Несколько раз звонил Чебурашкин, но Вика не брала трубку, потому что он был последним, кого она хотела бы сейчас видеть. Она не брала трубку, даже когда звонила Королькова. В последнее время она просто отключила мобильный и совсем перестала подходить к домашнему телефону. Вика лежала под одеялом лицом к стенке, как в классической сцене из кинофильма “Москва слезам не верит”. “Ребенка не будет”, – говорит там глухим голосом Алентова, а в следующей сцене выходит с младенцем на руках из роддома. Телезрители облегченно вздыхают. Вику преследовала эта сцена. Она представляла себя на месте главной героини, а встречающими Королькову с Пузиком. Пузик будет играть роль ее мужа перед персоналом роддома. Потом они поедут в какой-нибудь ресторан праздновать это событие. “Как дочку-то назвала?” – спросит Пузик. “Чебурашка”, – ответит Вика.И заплачет. Потом будут все эти ужасные двадцать лет, которые так ловко оставили в фильме за кадром. Детский плач, работа на износ, случайные любовники, женатые мужчины. Наконец, лет в сорок пять, когда “жизнь только начинается”, она встретит какого-нибудь разведенного мастера цеха, или кем там был этот Гоша, и будет безумно счастлива. Достойный финал ее романтических грез и надежд на светлое будущее.
Из приоткрытого окна слышалась песня “Сестренка Наташка теперь первоклашка”. Эту же песню всегда ставили на первосентябрьской линейке в ее кувшиновской школе. Дежавю. Она уехала из провинции в столицу в погоне за лучшей долей и вот опять оказалась в месте старта. “Все приборы врут. Кольцевые дороги никуда не ведут”. Не имеет никакого значения, что территориально Вика находится в бутинской многоэтажке, на самом деле она никуда не уехала из той дыры, в которой родилась и провела первые семнадцать лет своей жизни. Только здесь ее ждет счет за квартиру каждый месяц, трудовая книжка с записью “уволена в связи с закрытием предприятия” и растущий как надрожжах живот. В Кувшиново про таких шепотом говорят: “Нагуляла”.
Второй триместр беременности. Вика не могла поверить, что это словосочетание имеет к ней непосредственное отношение. Она и правда стала чувствовать себя лучше, как и обещали авторы “Интерактивного календаря беременности”. Лучше физически, но не морально.
В дверь позвонили.
“Опять Поли”, – поморщилась Вика. Если бы она могла себе позволить не впускать на порог тетушку Поли, она непременно бы это сделала. Но, зная активную жизненную позицию соседки, Вика не сомневалась, что, не открой она ей хоть раз дверь, та вызовет милицию, пожарных, МЧС и убедит их всех, что дверь надо взломать, потому что ее соседка умирает.
– Ну ты даешь, мать! – В открытой двери вместо ожидаемой тетушки Поли маячила стройная фигура Корольковой. – Я уже хотела Гришиных ЧОПовцев подключать, чтобы тебя искать. У тебя телефон отключили? – Королькова сняла туфли и порулила в комнату.
– Не знаю. Может, и отключили.
Королькова подняла телефонную трубку:
– Не ври. Все работает. Ты просто лежишь тут две недели, рефлексируешь. Не стыдно?
– Нет.
– Ты же психфак окончила. Тебя же учили, что человеческая психика после потрясения проходит фазы отрицания, агрессии и апатии. И учили, кстати, как с ними справляться и переходить на следующие ступеньки: принятие ситуации, поиск выхода. Пузик, между прочим, тебя в солидную контору рекомендовал. Они заинтересовались, а ты себя так непрофессионально ведешь.
– Спасибо. Боюсь, мне уже не понадобится, – сказала Вика.
– Что-то нашла?
– Нет. Я просто на аборт не попала. Не думаю, что друзей Пузика заинтересует киндер-сюрприз в роли директора по персоналу.
Королькова несколько секунд молчала, потом села на диван, достала из сумочки сигарету и, щелкнув зажигалкой, велела:
– Рассказывай.
Вика рассказала про Моню, травмпункт, державшийся неделю жар и пришедшие ему на смену апатию и нежелание что-либо делать.
Только в конце ее рассказа Королькова, спохватившись, затушила сигарету:
– Извини, я как-то не подумала, что тебя теперь обкуривать нельзя. – И после небольшой паузы продолжила: – Знаешь, Вика, что ни делается, все к лучшему. Тебе уже тридцатник, возможно, это последний шанс родить ребенка.
– Умная ты какая, – разозлилась Вика, – родить – дело нехитрое. Потом-то что с ним делать?
– Не скажи. У меня вот детей никогда не будет. Во всяком случае, врачи так говорят.
– Усыновите.
– Я бы усыновила, да Пузик против. Он же не подозревает о масштабе проблемы. Думает, что еще может получиться. Хочет свои гены передать.
– Лысину и маленький рост? – не удержалась Вика.
– Не угадала. Пузико и аналитический склад ума.
– А-а, вот видишь, ему есть что передавать. А нам по папиной линии чудес ждать не приходится.
– Не говори так, Вика. Я не верю, что мужчина, с которым ты пошла на интимные отношения, такое уж ничтожество. Ты, как всегда, преувеличиваешь.
– Он не ничтожество, Свет. Он просто никакой. Среднестатистический. Да еще и фамилия Чебурашкин. И уши большие.
– Вот! А ты говоришь – среднестатистический, – засмеялась Королькова.
Вика тоже улыбнулась, но буквально через секунду ее улыбка погасла, и она трагическим голосом обратилась к подруге:
– Свет, что мне делать? Может, можно где-нибудь аборт за деньги организовать?
– Ты что, с ума сошла? На пятнадцатой неделе беременности?
– А как я буду жить? Без работы, без мужа, на съемной квартире. Не в Кувшиново же мне возвращаться.
– Давай рассуждать конструктивно. Во-первых, в “Оптиме” тебе должны выплатить компенсацию.
– Ага, сейчас они мне принесут тяжеленький конвертик на блюдечке с голубой каемочкой. Размечталась!
– Хорошо. Давай так. Страховка медицинская у тебя до какого?
– До февраля, кажется.
– Хорошо. Большую часть беременности покрывает. Ты можешь начать искать работу, но такую, чтобы дала возможность спокойно ребенка родить и первые месяцы находиться с ним дома.
– Это что же за работа такая? – язвительно спросила Вика. – Подъезды мыть?
– Нет. Сейчас куча тренинго-консалтинговых фирм на рынке. Ты могла бы предложить им свой собственный тренинг. Это отличный вариант. В офис каждый день ходить не надо, сама регулируешь нагрузку, и деньги, я тебя уверяю, вполне приличные.
– Да, так они меня там и ждут. С распростертыми объятиями. Беременная тренерша без опыта соответствующей работы. Мечта работодателя.
– Вика, ты прекращай так думать. Ты же знаешь, что мысли материализуются. Объясняю: тренинг ты пишешь сама. Уверена, что ты в “Оптиме” и раньше их по сто раз проводила. Посмотри в Интернете, что предлагают на рынке. Найди свою нишу. Далее мы сочиняем тебе резюме, в котором указываем, что ты совмещала работу в “Оптиме” с консалтингом как индивидуальный тренер. Мой ресторан, холдинг Пузика – ну и еще кого-нибудь подтянем – дают тебе рекомендации. И все, вуаля, рассылай по адресам.
– Не знаю. Может, ты и права…
– Но главное, Вика, – продолжала воодушевленная успехом Светка, – помни о ребенке. Не перегружай себя и старайся мыслить позитивно. Он же не виноват, что его мама впала в депрессию.
– Нет, он как раз и виноват, – перебила Вика.
– Нет, Вика. Он не виноват. И ты сама это поймешь, если постараешься взглянуть на вещи объективно. И кстати, я бы на твоем месте рассказала обо всем Чебурашкину. Он должен тоже принять участие в общем деле.
– “Зло должно быть наказано”, – процитировала Вика, и они обе рассмеялись.
– Пообещай мне, что, если тебе будут нужны деньги, ты обязательно ко мне обратишься, – потребовала на прощанье Королькова.
– Торжественно клянусь, – произнесла Вика.
– И еще.
– Ну?
– Крестной маленького Чебурашкина, чур, буду я! Договорились?
– Договорились. Спасибо тебе, Светка.
После ухода Корольковой Вике впервые за последние две недели полегчало. Она поймала позитивный импульс, посланный ей подругой, и постаралась взглянуть на ситуацию под другим углом. Может быть, все действительно не так уж плохо. Сколько женщин рожают детей без мужа, и ничего. Может быть, лучше так, чем всю жизнь прожить без ребенка? И на работу она сможет устроиться, права Королькова в том, что можно найти подходящий вариант. Надо только захотеть. У Вики неожиданно проснулся аппетит. “Что-то Поли сегодня запаздывает”, – с неудовольствием подумала она, заглянув в пустой холодильник.
Примерно через полчаса Вика решила, что надо выйти на улицу. В магазин. Неудобно продолжать пользоваться добротой тетушки Поли, пора, как говорится, и честь знать. Только она влезла в узкие джинсы, с удовольствием отметив, что практически не прибавила в весе да и живот все еще не виден, как в дверь позвонили.
“А вот и тетушка Поли. Наконец-то”, – обрадовалась Вика.
В дверях стояла не Поли, а Полинин муж. Он сбивчиво объяснил, что Поли забрали на “скорой” с гипертоническим кризом и ему надо поехать к ней в больницу оценить ситуацию. Вика понимала, что он подразумевает под фразой “оценить ситуацию”. Поли наверняка пыталась избежать госпитализации, мотивируя это тем, что муж, дети, собака и хомячок без нее не выживут. Было ясно, что из больницы она будет рваться назад и еще, чего доброго, сбежит. Муж Полины просил Вику посидеть с детьми, пока он съездит в больницу. По его словам выходило, что это займет часа два-три, не больше.
Отказать Вика не могла, и через пять минут, сменив джинсы и рубашку на домашний спортивный костюм, она появилась в квартире тетушки Поли. Самым неприятным моментом было пересечение коридора, в котором, как обычно, дислоцировалась Моня. Викина нога до сих пор побаливала, а в памяти еще не стерлась картина того ужасного утра: Монины челюсти, сомкнувшиеся на Викиной ноге. Моня, увидев Вику, а точнее, уловив ее запах, жалобно заскулила и начала пятиться назад, пока не уперлась своим широким задом в стенку.
– Ты не бойся, – приободрила Вику одна из Полининых дочек, – она тебя не тронет. Мама ее тогда знаешь как ругала!
– А где наша мама? – запищала вторая, выбежав в коридор. – Когда она придет?
– Ваша мама у доктора. Придет, когда доктор ее отпустит, – объяснила Вика.
– У Айболита? – заинтересовалась младшая.
– Да, – сказала Вика, – у Айболита.
– А почему она нас с собой не взяла? – продолжала допрос младшая.
– Потому что это взрослый Айболит. К нему детей не пускают.
– Он что, их ест?
– Кого? – не поняла Вика.
– Детей, – пояснила девочка.
Через десять минут этого бессмысленного и, что самое ужасное, бесконечного диалога Вика почувствовала, что у нее начинает болеть голова.
– Хватит вопросов! – сказала она девочкам. – Теперь я буду спрашивать, а вы отвечать.
– Хорошо, – закивали они.
– Для начала напомните-ка мне, как вас зовут.
– А ты что, не знаешь? – удивилась старшая.
– По-моему, мы договорились, что я спрашиваю, а вы отвечаете.
– Меня зовут Катя, – представилась старшая.
– Я Маша, – сказала младшая.
– Сколько вам лет? – спросила Вика.
– Мне вот сколько. – Старшая подняла вверх четыре пальца правой руки.
– А мне вот. – Младшая подняла два.
– Не ври, Машка, тебе вот сколько. – Катя показала три пальца.
– Нет, – заупрямилась Маша, – это ты врешь. Мне не столько, а столько.
– Ты врушка, я все маме расскажу, – пригрозила Катя.
– Это ты врушка, – захныкала Маша.
– Хватит ссориться, а то я от вас уйду, – пригрозила Вика.
– Не уйдешь, тебя папа попросил с нами посидеть, и ты ему пообещала, а обещания нужно выполнять, – логично заключила Катя.
– Ой, я, кажется, какать хочу, – сказала Маша.
– Тащи ее скорее на горшок, – посоветовала Вике Катя, – а то она обкакается и тебе придется ее штанишки стирать.
Дальше все было как в страшном сне. Когда одна хотела есть, другая просилась пописать. Одна включала музыкальный центр и требовала танцев, другая хотела, чтобы ей почитали книжку. Пока Вика включала Кате мультик, Маша открыла клетку с Узбеком, и тот куда-то смылся.
– Давай скорей его искать, а то Моня найдет его первой и съест, – возбужденно заверещала Катя, тут же потеряв интерес к мультику.
Самое ужасное, что они не хотели и минутку поиграть сами, поочередно сестры подходили к Вике и в ультимативной форме требовали развлечений.
“Боже, как же Поли с ними справляется? Это просто ужас. Хуже, чем ходить на работу”.
– Девочки, вы меня замучили. – К концу второго часа Вика со стоном опустилась на софу. – Дайте мне отдохнуть хоть пять минут. Поиграйте сами, пожалуйста.
– Это с непривычки, – произнесла Катя, отличавшаяся поистине недетской логикой. – Хочешь, мы тебе стишки почитаем?
– Давайте, – согласилась Вика. – Только знаете что? Вот тот стишок про зайку. Его читать не надо.
– Какой? – уточнила Маша. – “Зайку бросила хозяйка”?
– Нет, – сказала Катя, – другой. Про зайку в витрине.
Почему Вика разрыдалась, прослушав этостихотворение, Поли так и не поняла. Но больше девочек не приводила. Она считала, что Викина болезнь – от нервов. Конечно, стрессы на работе, ужасное происшествие в аэропорту и Монин укус – все вместе нанесло существенный удар по Викиной психике, и она заболела. Да и вызванный Поли врач не мог поставить никакого четкого диагноза. Выслушав сбивчивые объяснения тетушки Поли, он заявил, что у Вики нервное истощение, но в больничном на всякий случай написал: ОРВИ.
Зайка сидит в витрине,
Он в серенькой шубке из плюша.
Сделали серому зайцу
Слишком длинные уши.
В плюшевой шубке серой
Сидит он, прижавшись к раме,
Ну как тут казаться храбрым
С такими большими ушами?
С работы Вике последнюю неделю совсем не звонили. Сотрудникам “Оптимы” объявили о роспуске компании еще в середине августа, и с тех пор все усиленно занимались собственным трудоустройством, а оставшиеся две недели до официального увольнения просто досиживали.
Несколько раз звонил Чебурашкин, но Вика не брала трубку, потому что он был последним, кого она хотела бы сейчас видеть. Она не брала трубку, даже когда звонила Королькова. В последнее время она просто отключила мобильный и совсем перестала подходить к домашнему телефону. Вика лежала под одеялом лицом к стенке, как в классической сцене из кинофильма “Москва слезам не верит”. “Ребенка не будет”, – говорит там глухим голосом Алентова, а в следующей сцене выходит с младенцем на руках из роддома. Телезрители облегченно вздыхают. Вику преследовала эта сцена. Она представляла себя на месте главной героини, а встречающими Королькову с Пузиком. Пузик будет играть роль ее мужа перед персоналом роддома. Потом они поедут в какой-нибудь ресторан праздновать это событие. “Как дочку-то назвала?” – спросит Пузик. “Чебурашка”, – ответит Вика.И заплачет. Потом будут все эти ужасные двадцать лет, которые так ловко оставили в фильме за кадром. Детский плач, работа на износ, случайные любовники, женатые мужчины. Наконец, лет в сорок пять, когда “жизнь только начинается”, она встретит какого-нибудь разведенного мастера цеха, или кем там был этот Гоша, и будет безумно счастлива. Достойный финал ее романтических грез и надежд на светлое будущее.
Из приоткрытого окна слышалась песня “Сестренка Наташка теперь первоклашка”. Эту же песню всегда ставили на первосентябрьской линейке в ее кувшиновской школе. Дежавю. Она уехала из провинции в столицу в погоне за лучшей долей и вот опять оказалась в месте старта. “Все приборы врут. Кольцевые дороги никуда не ведут”. Не имеет никакого значения, что территориально Вика находится в бутинской многоэтажке, на самом деле она никуда не уехала из той дыры, в которой родилась и провела первые семнадцать лет своей жизни. Только здесь ее ждет счет за квартиру каждый месяц, трудовая книжка с записью “уволена в связи с закрытием предприятия” и растущий как надрожжах живот. В Кувшиново про таких шепотом говорят: “Нагуляла”.
Второй триместр беременности. Вика не могла поверить, что это словосочетание имеет к ней непосредственное отношение. Она и правда стала чувствовать себя лучше, как и обещали авторы “Интерактивного календаря беременности”. Лучше физически, но не морально.
В дверь позвонили.
“Опять Поли”, – поморщилась Вика. Если бы она могла себе позволить не впускать на порог тетушку Поли, она непременно бы это сделала. Но, зная активную жизненную позицию соседки, Вика не сомневалась, что, не открой она ей хоть раз дверь, та вызовет милицию, пожарных, МЧС и убедит их всех, что дверь надо взломать, потому что ее соседка умирает.
– Ну ты даешь, мать! – В открытой двери вместо ожидаемой тетушки Поли маячила стройная фигура Корольковой. – Я уже хотела Гришиных ЧОПовцев подключать, чтобы тебя искать. У тебя телефон отключили? – Королькова сняла туфли и порулила в комнату.
– Не знаю. Может, и отключили.
Королькова подняла телефонную трубку:
– Не ври. Все работает. Ты просто лежишь тут две недели, рефлексируешь. Не стыдно?
– Нет.
– Ты же психфак окончила. Тебя же учили, что человеческая психика после потрясения проходит фазы отрицания, агрессии и апатии. И учили, кстати, как с ними справляться и переходить на следующие ступеньки: принятие ситуации, поиск выхода. Пузик, между прочим, тебя в солидную контору рекомендовал. Они заинтересовались, а ты себя так непрофессионально ведешь.
– Спасибо. Боюсь, мне уже не понадобится, – сказала Вика.
– Что-то нашла?
– Нет. Я просто на аборт не попала. Не думаю, что друзей Пузика заинтересует киндер-сюрприз в роли директора по персоналу.
Королькова несколько секунд молчала, потом села на диван, достала из сумочки сигарету и, щелкнув зажигалкой, велела:
– Рассказывай.
Вика рассказала про Моню, травмпункт, державшийся неделю жар и пришедшие ему на смену апатию и нежелание что-либо делать.
Только в конце ее рассказа Королькова, спохватившись, затушила сигарету:
– Извини, я как-то не подумала, что тебя теперь обкуривать нельзя. – И после небольшой паузы продолжила: – Знаешь, Вика, что ни делается, все к лучшему. Тебе уже тридцатник, возможно, это последний шанс родить ребенка.
– Умная ты какая, – разозлилась Вика, – родить – дело нехитрое. Потом-то что с ним делать?
– Не скажи. У меня вот детей никогда не будет. Во всяком случае, врачи так говорят.
– Усыновите.
– Я бы усыновила, да Пузик против. Он же не подозревает о масштабе проблемы. Думает, что еще может получиться. Хочет свои гены передать.
– Лысину и маленький рост? – не удержалась Вика.
– Не угадала. Пузико и аналитический склад ума.
– А-а, вот видишь, ему есть что передавать. А нам по папиной линии чудес ждать не приходится.
– Не говори так, Вика. Я не верю, что мужчина, с которым ты пошла на интимные отношения, такое уж ничтожество. Ты, как всегда, преувеличиваешь.
– Он не ничтожество, Свет. Он просто никакой. Среднестатистический. Да еще и фамилия Чебурашкин. И уши большие.
– Вот! А ты говоришь – среднестатистический, – засмеялась Королькова.
Вика тоже улыбнулась, но буквально через секунду ее улыбка погасла, и она трагическим голосом обратилась к подруге:
– Свет, что мне делать? Может, можно где-нибудь аборт за деньги организовать?
– Ты что, с ума сошла? На пятнадцатой неделе беременности?
– А как я буду жить? Без работы, без мужа, на съемной квартире. Не в Кувшиново же мне возвращаться.
– Давай рассуждать конструктивно. Во-первых, в “Оптиме” тебе должны выплатить компенсацию.
– Ага, сейчас они мне принесут тяжеленький конвертик на блюдечке с голубой каемочкой. Размечталась!
– Хорошо. Давай так. Страховка медицинская у тебя до какого?
– До февраля, кажется.
– Хорошо. Большую часть беременности покрывает. Ты можешь начать искать работу, но такую, чтобы дала возможность спокойно ребенка родить и первые месяцы находиться с ним дома.
– Это что же за работа такая? – язвительно спросила Вика. – Подъезды мыть?
– Нет. Сейчас куча тренинго-консалтинговых фирм на рынке. Ты могла бы предложить им свой собственный тренинг. Это отличный вариант. В офис каждый день ходить не надо, сама регулируешь нагрузку, и деньги, я тебя уверяю, вполне приличные.
– Да, так они меня там и ждут. С распростертыми объятиями. Беременная тренерша без опыта соответствующей работы. Мечта работодателя.
– Вика, ты прекращай так думать. Ты же знаешь, что мысли материализуются. Объясняю: тренинг ты пишешь сама. Уверена, что ты в “Оптиме” и раньше их по сто раз проводила. Посмотри в Интернете, что предлагают на рынке. Найди свою нишу. Далее мы сочиняем тебе резюме, в котором указываем, что ты совмещала работу в “Оптиме” с консалтингом как индивидуальный тренер. Мой ресторан, холдинг Пузика – ну и еще кого-нибудь подтянем – дают тебе рекомендации. И все, вуаля, рассылай по адресам.
– Не знаю. Может, ты и права…
– Но главное, Вика, – продолжала воодушевленная успехом Светка, – помни о ребенке. Не перегружай себя и старайся мыслить позитивно. Он же не виноват, что его мама впала в депрессию.
– Нет, он как раз и виноват, – перебила Вика.
– Нет, Вика. Он не виноват. И ты сама это поймешь, если постараешься взглянуть на вещи объективно. И кстати, я бы на твоем месте рассказала обо всем Чебурашкину. Он должен тоже принять участие в общем деле.
– “Зло должно быть наказано”, – процитировала Вика, и они обе рассмеялись.
– Пообещай мне, что, если тебе будут нужны деньги, ты обязательно ко мне обратишься, – потребовала на прощанье Королькова.
– Торжественно клянусь, – произнесла Вика.
– И еще.
– Ну?
– Крестной маленького Чебурашкина, чур, буду я! Договорились?
– Договорились. Спасибо тебе, Светка.
После ухода Корольковой Вике впервые за последние две недели полегчало. Она поймала позитивный импульс, посланный ей подругой, и постаралась взглянуть на ситуацию под другим углом. Может быть, все действительно не так уж плохо. Сколько женщин рожают детей без мужа, и ничего. Может быть, лучше так, чем всю жизнь прожить без ребенка? И на работу она сможет устроиться, права Королькова в том, что можно найти подходящий вариант. Надо только захотеть. У Вики неожиданно проснулся аппетит. “Что-то Поли сегодня запаздывает”, – с неудовольствием подумала она, заглянув в пустой холодильник.
Примерно через полчаса Вика решила, что надо выйти на улицу. В магазин. Неудобно продолжать пользоваться добротой тетушки Поли, пора, как говорится, и честь знать. Только она влезла в узкие джинсы, с удовольствием отметив, что практически не прибавила в весе да и живот все еще не виден, как в дверь позвонили.
“А вот и тетушка Поли. Наконец-то”, – обрадовалась Вика.
В дверях стояла не Поли, а Полинин муж. Он сбивчиво объяснил, что Поли забрали на “скорой” с гипертоническим кризом и ему надо поехать к ней в больницу оценить ситуацию. Вика понимала, что он подразумевает под фразой “оценить ситуацию”. Поли наверняка пыталась избежать госпитализации, мотивируя это тем, что муж, дети, собака и хомячок без нее не выживут. Было ясно, что из больницы она будет рваться назад и еще, чего доброго, сбежит. Муж Полины просил Вику посидеть с детьми, пока он съездит в больницу. По его словам выходило, что это займет часа два-три, не больше.
Отказать Вика не могла, и через пять минут, сменив джинсы и рубашку на домашний спортивный костюм, она появилась в квартире тетушки Поли. Самым неприятным моментом было пересечение коридора, в котором, как обычно, дислоцировалась Моня. Викина нога до сих пор побаливала, а в памяти еще не стерлась картина того ужасного утра: Монины челюсти, сомкнувшиеся на Викиной ноге. Моня, увидев Вику, а точнее, уловив ее запах, жалобно заскулила и начала пятиться назад, пока не уперлась своим широким задом в стенку.
– Ты не бойся, – приободрила Вику одна из Полининых дочек, – она тебя не тронет. Мама ее тогда знаешь как ругала!
– А где наша мама? – запищала вторая, выбежав в коридор. – Когда она придет?
– Ваша мама у доктора. Придет, когда доктор ее отпустит, – объяснила Вика.
– У Айболита? – заинтересовалась младшая.
– Да, – сказала Вика, – у Айболита.
– А почему она нас с собой не взяла? – продолжала допрос младшая.
– Потому что это взрослый Айболит. К нему детей не пускают.
– Он что, их ест?
– Кого? – не поняла Вика.
– Детей, – пояснила девочка.
Через десять минут этого бессмысленного и, что самое ужасное, бесконечного диалога Вика почувствовала, что у нее начинает болеть голова.
– Хватит вопросов! – сказала она девочкам. – Теперь я буду спрашивать, а вы отвечать.
– Хорошо, – закивали они.
– Для начала напомните-ка мне, как вас зовут.
– А ты что, не знаешь? – удивилась старшая.
– По-моему, мы договорились, что я спрашиваю, а вы отвечаете.
– Меня зовут Катя, – представилась старшая.
– Я Маша, – сказала младшая.
– Сколько вам лет? – спросила Вика.
– Мне вот сколько. – Старшая подняла вверх четыре пальца правой руки.
– А мне вот. – Младшая подняла два.
– Не ври, Машка, тебе вот сколько. – Катя показала три пальца.
– Нет, – заупрямилась Маша, – это ты врешь. Мне не столько, а столько.
– Ты врушка, я все маме расскажу, – пригрозила Катя.
– Это ты врушка, – захныкала Маша.
– Хватит ссориться, а то я от вас уйду, – пригрозила Вика.
– Не уйдешь, тебя папа попросил с нами посидеть, и ты ему пообещала, а обещания нужно выполнять, – логично заключила Катя.
– Ой, я, кажется, какать хочу, – сказала Маша.
– Тащи ее скорее на горшок, – посоветовала Вике Катя, – а то она обкакается и тебе придется ее штанишки стирать.
Дальше все было как в страшном сне. Когда одна хотела есть, другая просилась пописать. Одна включала музыкальный центр и требовала танцев, другая хотела, чтобы ей почитали книжку. Пока Вика включала Кате мультик, Маша открыла клетку с Узбеком, и тот куда-то смылся.
– Давай скорей его искать, а то Моня найдет его первой и съест, – возбужденно заверещала Катя, тут же потеряв интерес к мультику.
Самое ужасное, что они не хотели и минутку поиграть сами, поочередно сестры подходили к Вике и в ультимативной форме требовали развлечений.
“Боже, как же Поли с ними справляется? Это просто ужас. Хуже, чем ходить на работу”.
– Девочки, вы меня замучили. – К концу второго часа Вика со стоном опустилась на софу. – Дайте мне отдохнуть хоть пять минут. Поиграйте сами, пожалуйста.
– Это с непривычки, – произнесла Катя, отличавшаяся поистине недетской логикой. – Хочешь, мы тебе стишки почитаем?
– Давайте, – согласилась Вика. – Только знаете что? Вот тот стишок про зайку. Его читать не надо.
– Какой? – уточнила Маша. – “Зайку бросила хозяйка”?
– Нет, – сказала Катя, – другой. Про зайку в витрине.