– Что вы говорите, Зербинас! Как это может быть?
   – Красный канал означает смерть. Конечно, есть какая-то вероятность, что вошедший туда останется в живых – все-таки маг магу рознь, – но Эрвин всего лишь мальчишка-выпускник. Каким бы он ни был способным магом, нельзя ожидать от него слишком многого. А значит, Дантос, мы с вами можем возвращаться по домам.
   – Значит, нам незачем больше искать? – недоверчиво спросил архонт. – И леди Аринтия не по лучит преемника Гримальдуса?
   – Я очень сожалею, Дантос. Вы даже не представляете, как я сожалею.

Глава 22

   Он падал, падал, падал, падал…
   Ледяной поток воздуха рвал его волосы, слепил глаза, обжигал горло.
   Он может левитировать, может, может, может…
   Странное оцепенение охватило его, не давая вложить силу в заклинание.
   Он должен! У него за пазухой Дика, она убьется вместе с ним, когда он упадет!
   Падение замедлилось. Встречный поток воздуха, казалось, стал теплее. Эрвин глянул вниз, но слезящиеся глаза видели только смутные расплывчатые пятна. Будет ли когда-нибудь этому конец?
   Он протер глаза кулаками и снова глянул вниз. Немыслимо далеко внизу виднелась земля, едва различимая сквозь туманную дымку воздуха. Она медленно приближалась. Кое-где висели клочковатые белые облака, поднимающиеся навстречу Эрвину и уходящие вверх.
   Вскоре он уже мог разглядеть равнины и перелески, а затем и длинную полосу древнего горного хребта, казавшегося сверху почти плоским. Судя по направлению падения, приземление предстояло на склоне этого хребта.
   Завороженный падением, Эрвин позабыл смягчить удар и сильно стукнулся ногами о землю. Он упал на бок и оказался в теплой траве. Земля была сухой и твердой. Здесь давно не было дождя, но солнце не припекало. Видимо, он оказался где-то на Лирне, где зимой не бывает снега.
   Но где? Эрвин сел и огляделся. В невысокой подсохшей траве возвышались выветренные временем каменные глыбы, пологий склон уходил далеко вниз, создавая впечатление, что недавнее падение продолжалось. Чуть ниже рос одинокий ульм – могучее дерево с раскидистыми ветвями и кряжистым узловатым стволом, тысячелетнее, если не старше. Странно было видеть его посреди безлесного склона.
   Эрвин вспомнил, что не видел сверху человеческого жилья. Он мог, конечно, и пропустить его, поэтому обратился к своему чутью с вопросом, где здесь живут люди. Какое-то жилье чувствовалось ближе, какое-то дальше, но все находилось вдалеке и было неизвестно, в каком направлении лежит самый безопасный путь. Эрвин снова взглянул на ульм – может быть, это древнее дерево знало окрестности? Он встал и пошел вниз по склону, пока не оказался у дерева.
   – Здравствуй, старый ульм! – обратился он к дереву на даасе.
   – Древний ульм, – прошелестело оно в ответ. – Многие сотни сезонов смотрю я на мир с этого склона. А ты – маленькое двуногое существо из тех, что носят с собой смертельно острые железки. Но ты заговорил со мной, значит, ты не собираешься убивать меня. Трудно убить того, с кем заговорил.
   – Я пришел с миром, древний ульм, – подтвердил Эрвин. – Я хочу узнать, куда я попал и есть ли здесь такие же, как я.
   – Ты попал на склон горного хребта, который куда старше, чем я сам, – ответил ульм. – А такие же, как ты, – их нет уже несколько сотен сезонов. Когда-то они жили здесь и растили на склоне одних из нашего племени, а других беспощадно срезали. Своими острыми железками они убили всех моих ровесников, и я остался один. Но затем сюда пришли другие маленькие двуногие существа, и они уничтожили друг друга, а те, кто остался, взяли свои пожитки и ушли отсюда.
   – Куда? – спросил Эрвин.
   – Зачем они тебе, маленькое существо, говорящее на нашем языке? Не ходи к ним, они убьют тебя. Оставайся здесь – склон теплый, он укрыт от северного ветра, почва скудная, но прочная, в ней хорошо корням. Оставайся здесь, маленькое существо, наше племя поможет тебе прокормиться.
   – Я как-то уже привык к своим, – с неловкостью в голосе сказал Эрвин.
   – Это пройдет.
   – Нет, – покачал головой Эрвин. – Может, когда-нибудь я и останусь здесь, но не сейчас. Как мне найти их, древний ульм?
   – Птицы рассказали мне, что там, где восходит солнце, есть большая вода. Большая, но соленая, мы не можем ее пить. Там, за большой водой, и живут эти маленькие двуногие существа. Еще они живут далеко за хребтом, но птицы говорят, что никто, кроме них, не переберется через хребет, да и они сами не все возвращаются оттуда. Лучше всего тебе искать своих за большой водой.
   – Спасибо, древний ульм, – поблагодарил дерево Эрвин.
   – Пустяки, маленькое существо. Я многие сотни сезонов гляжу на этот мир, но еще не видел маленького двуногого существа, говорящего на нашем языке. Отдохни здесь, в моей тени.
   – Я лучше пойду, пока не стемнело.
   – Тогда возьми орешков в дорогу. – Ветви ульма вздрогнули, и с них посыпались орешки. Эрвин набил ими карманы и направился туда, где восходит солнце.
 
   * * *
 
   Дни походили один на другой, и Эрвин перестал их считать. Погода становилась жарче, сухой зимний сезон сменялся дождливым весенним. Неизвестно откуда налетали круглые темные тучки, проливались бурным ливнем и неслись дальше, оставляя на своем пути размокшую полосу земли. Воздух во время дождя остывал, но этот холод казался пустяковым по сравнению с холодами Сурдского нагорья. Эрвин не прятался от ливней, он снимал с себя одежду, заворачивал ее в куртку вместе с Дикой и шел под водяными потоками в одних трусах и очередной многострадальной паре ботинок, хлюпающих по намокшей траве. Обсохнув после дождя, он снова одевался, чтобы прикрыть себя от жгучего солнца, с удвоенной силой светившего сквозь промытый воздух.
   Еды было немного, но хватало. По пути встречались прошлогодние орехи и засохшие на ветвях ягоды; попадались съедобные корневища и молодые травы, дружно вылезающие после ливней из-под земли. Вечерами Дика ловила мелких зверюшек и уснувших на кустах птиц. Она приносила добычу Эрвину на стоянку, а он обмазывал тушки глиной и укладывал под угли, чтобы испечь. Кикимора, как ни странно, тоже предпочитала печеное мясо, хотя до встречи с Эрвином ела свою добычу только сырой – ведь кикиморы не знают огня.
   Эрвин больше не боялся погибнуть в пути. Мир, казавшийся прежде враждебным, был просто равнодушным, ему не было дела до маленького двуногого существа, одиноко бредущего сквозь него. В нем можно было выжить. Иногда Эрвина охватывало чувство покинутости, затерянности, и он начинал расспрашивать дорогу у деревьев и пролетающих птиц – не потому, что не знал ее, а чтобы услышать ответ живого существа. Но такие приступы случались все реже и реже, Эрвин привык обходиться без людей.
   Наступил день, когда он вышел к большой соленой воде, о которой говорил древний ульм. С воды дул легкий ветер, океанская волна лениво плескала в песок, а на ней покачивался небольшой корабль, бросивший якорь невдалеке от берега. Красивый и нарядный, благородных очертаний, этот корабль явно принадлежал не обычному купцу или рыбопромышленнику.
   Эрвин не помчался на берег и не замахал кораблю руками, чтобы его взяли на борт, – жизнь научила его осторожности. Едва завидев корабельную мачту, он шарахнулся в кусты и, укрываясь за ними, подобрался к береговой кромке. Раздвинув руками куст, он стал наблюдать за средством передвижения по морю, так удачно попавшимся на пути и так необходимым ему. Ведь люди жили по ту сторону большой соленой воды, а на этом берегу никого не было – так говорил древний ульм и так подтверждало чутье Эрвина. Человеческие поселения ощущались за водой, но поблизости, в двух-трех днях пути. Вдруг это нарядное судно в конце концов отправится туда?
   С корабля спускали шлюпку. Фигуры матросов показались Эрвину странными. Приглядевшись, он вдруг понял почему – это были не люди, а архонты. Вот, значит, в какую даль забросила его судьба!
   Выходит, корабль принадлежал кому-то из архонтов. Эрвин взглянул на флаг на верхушке мачты, но желтое полотнище обвисло, не позволяя увидеть родовой герб. Матросы погрузили в шлюпку бочонки и поплыли к берегу. Там они высадились и понесли бочонки к речушке, вдоль которой Эрвин шел последние несколько дней.
   Наполнив бочонки водой, матросы отвезли груз на корабль, затем сделали еще один рейс, а сидевший в кустах Эрвин так и не отважился заговорить с ними. Не похоже, чтобы на судне готовились к отплытию, и он продолжал наблюдать, оттягивая решение. На палубе началась суета, затем оттуда раздалась музыка, возвещавшая о празднестве или гулянье.
   Порыв ветра развернул флаг на мачте, и Эрвин наконец увидел герб – летящего сокола с зеленой ветвью в когтях. Геральдику в академии изучали наравне с магией, и каждый из выпускников знал наперечет все гербы Лирна, в том числе и архонтские. Этот, символика которого означала девиз “Победа и процветание”, принадлежал роду Иру – одному из самых знатных архонтских родов.
   Эрвину стало понятно, что здесь не станут помогать нищему бродяге. Значит, нужно было самому позаботиться о себе. Он просидел в кустах до поздней ночи, пока на корабле не закончилось гулянье и на палубе не затихла беготня. Подождав еще немного, он вышел на берег, разделся, связал одежду в узелок и привязал за спину. Дика уселась сверху, а он вошел в воду и поплыл к кораблю, стараясь загребать без всплесков.
   Доплыв до якорной цепи, Эрвин выждал, когда расхаживающий по палубе стражник уйдет на корму. С ловкостью кикиморы он взобрался по цепи наверх и затаился в тени палубной надстройки, пропуская возвращавшегося на нос стражника. В Кейтангуре Эрвин побывал на нескольких судах, куда его приглашали изгонять духов или вылавливать экзотических вредителей, поэтому ему было известно внутреннее устройство кораблей и он не боялся угодить вместо трюма прямо в капитанскую каюту. Вход в трюм был на кормовой палубе, и прошедший вдоль борта стражник не заметил осторожную тень, бесшумно приподнявшую крышку люка и юркнувшую внутрь.
   Почувствовав себя в безопасности, Эрвин засветил магический огонек и оглядел трюм. У самого люка стояли бочонки, погруженные сюда днем, так что проблем с питьевой водой не было. За бочонками с водой нашелся початый бочонок с солониной, еще несколько плотно закрытых, видимо, содержали то же самое. Дальше, вдоль бортов, друг на дружке громоздились ящики, расставленные так, чтобы посередине оставался узкий проход, и закрепленные досками. Часть из них оказалась с овощами и фруктами, уже начавшими закисать и издававшими сладкий запах, остальные были пустыми.
   Итак, с провизией дело обстояло хорошо. В крайнем случае у Эрвина была Дика, которая ночью могла пробраться куда угодно и стащить что угодно, но необходимости в этом пока не было. Нужно было устроить себе надежное укрытие на день, когда сюда будут спускаться за припасами, и Эрвин занялся этим. Он оторвал доску, зашел поглубже в трюм и там, пользуясь ею как рычагом, раздвинул несколько ящиков так, чтобы между ними оказалось узкое пространство. Прихватив еще пару досок, он забрался внутрь и задвинул за собой наружные ящики, а внутренние закрепил досками как распорками, чтобы его не задавило во время качки.
   Закончив с обустройством, Эрвин постелил на пол куртку и улегся на нее. Припасов было немного, некоторые из них были скоропортящимися – значит, плавание предстояло недолгое. Наверное, это был прогулочный корабль, отправившийся в развлекательное путешествие. Эрвин вспомнил карту этой части Лирна – там действительно было такое место, где четвертый и пятый континент разделялись узким проливом.
   Значит, канал перенес его на восточный край четвертого континента – в глухие необитаемые места, которые не успели освоить лирнские поселенцы, а на противоположном берегу начинались земли архонтов, и этот корабль, разумеется, поплывет туда. Земли рода Иру находились севернее, но корабль наверняка сделает промежуточную остановку, чтобы пополнить запасы воды и провизии. Тогда эти пустые ящики понадобятся, и его убежище могут обнаружить, но Эрвин надеялся, что в случае чего сумеет изловчиться и прыгнуть в воду, а там – кому он нужен? Он успокоенно опустил голову на куртку и уснул.
   Его разбудил грохот откинутого люка. Матросские башмаки затопали по железной лестнице, а затем по проходу. Раздался скрежет стаскиваемого ящика и стук бочонка об пол. Тяжелые шаги нагруженных матросов простучали по проходу, по лестнице, и крышка люка захлопнулась. В глубь трюма, где стояла пустая тара, никто не пошел, и Эрвин удостоверился в безопасности своего убежища.
   В течение дня матросы еще несколько раз приходили в трюм за припасами. С палубы изредка доносились громкие голоса отдаваемых команд, а ближе к вечеру послышалась отдаленная музыка, но звуки плохо проникали сюда сквозь толстые палубные доски. Эрвин сначала прислушивался к каждому звуку, но постепенно перестал обращать на них внимание.
   Он не умел определять по качке, отчалили они или все еще стоят на якоре у берега, но по обрывкам разговоров приходивших в трюм матросов догадался, что корабль поднял паруса и плывет через пролив. Еще ему показалось, что на корабле чего-то опасаются, потому что один из матросов обронил замечание вроде “с тех пор, как нам удалось укрыться на этой стороне”, но было непонятно, зачем и от чего им понадобилось укрываться.
   Ночью Эрвин вылез из своего убежища, нашел воду и пищу, побродил немного по проходу, чтобы размять затекшие ноги. Хотя здесь у него имелось все необходимое, ему было неприятно жить корабельной крысой. Он предпочитал простор и свежий воздух, поэтому решил сбежать отсюда в первую же ночь, как только корабль встанет у берега. Ближе к утру он вернулся на свое место и снова спрятался за пустыми ящиками. Жилье на другой стороне пролива чувствовалось ближе, в сутках пути, значит, ему предстояло недолгое заточение.
   Прошел еще день, а затем еще ночь. По расчетам Эрвина, корабль переправился на другую сторону пролива. Жилье было совсем рядом – Эрвин ощущал его как небольшое поселение. В течение следующего дня он заметил, что оно перестало приближаться и начало смещаться в сторону. Видимо, оно располагалось глубже на суше, а корабль достиг противоположного берега пролива и теперь плыл вдоль него. Этой ночью Эрвин решил выпустить на палубу Дику, чтобы та посмотрела, близко ли берег. Если близко, тогда – прыжок в воду, и никто его не разыщет в полуночной тьме, даже если и услышит всплеск.
   Эрвин с нетерпением дожидался ночи. После долгих дней пути по просторам четвертого континента ему опротивел тесный трюм, наполненный душным запахом гниющих фруктов. Хорошо еще, что не гниющего мяса, но и этого запаха ему было более чем достаточно. Кроме того, сидеть здесь было невыносимо скучно – в кромешной тьме, куда почти не доносились звуки…
   Звуки словно каким-то образом прознали об его недовольстве. Эрвин, почти не прислушивавшийся к происходящему на палубе, вдруг поймал себя на том, что настороженно вздрагивает от раздающихся оттуда возгласов. Они звучали слишком громко, слишком часто и слишком тревожно. Над самой головой простучали бегущие ноги, еще, еще… Неужели там что-то случилось?
   Корабль резко завалился набок. Застонали, заскрипели крепежные доски. Окружавшие Эрвина ящики медленно поползли с места, хрустнула распорка. Эрвин вздрогнул и вскочил на ноги – так недолго оказаться раздавленным. Он поспешно протиснулся из своего укрытия в проход и засветил магический огонек. Неужели там буря? Но почему так внезапно – он заметил бы, если бы волнение усилилось. Более того, он был магом и почуял бы приближение непогоды. Но у него не было такого предчувствия даже сейчас, когда он хватался за ящики, чтобы устоять на ногах.
   Корабль завалился на другую сторону. Доски прогнулись, удерживая ящики на месте, из-за спины послышался грохот покатившегося бочонка. Эрвин выбежал из прохода к люку и ухватился за железную лестницу под ним, не смея ни вернуться в глубь трюма, ни выскочить наружу. Дно выплясывало у него под ногами, корабль ложился то на один борт, то на другой, словно его вел пьяный или обезумевший рулевой. Над крышкой люка раздавались беготня и крики, слышались лихорадочно отдаваемые команды, по которым Эрвин понял, что вся эта отчаянная пляска происходит не сама по себе, а согласно приказам капитана.
   Еще один сумасшедший крен – ящики левого борта сорвались с креплений и рухнули, завалив проход. Сверху им ответил оглушительный грохот, заставив Эрвина испуганно присесть. Эрвин усилил магический огонек, чтобы лучше видеть происходящее вокруг. Судно швыряло как пьяное, ящики и бочонки словно ожили, гуляя по трюму и превращаясь в беспорядочную груду обломков, перемешанных с полусгнившими фруктами. Эрвин мертвой хваткой держался за лестницу, едва успевая уворачиваться от пролетающих рядом предметов, – он плюнул бы на всякую скрытность и выскочил отсюда, если бы у него была хоть малейшая возможность отцепить руки.
   Резкий толчок чуть не оторвал его от лестницы. Ящики и обломки дружно ринулись в носовую часть, донесся душераздирающий скрежет, треск наружной обшивки, а за ним еще один зловещий звук – не требовалось быть моряком, чтобы узнать в нем рокотание врывающейся в трюм воды.
   Судно вздрогнуло и остановилось. Эрвин кинулся вверх по лестнице, навалился на крышку люка, но она была намертво придавлена сверху чем-то тяжелым. Снаружи доносились звуки, похожие на лязг железа по железу, и крики, напоминавшие скорее боевой клич, чем вопли ужаса. Эрвин снова задергал крышку, но она не поддавалась.
   Вода в трюме быстро прибывала. Эрвину была видна от лестницы огромная пробоина в носовой части днища, в которую широким потоком хлестала вода. Помимо льющегося потока, в пробоине виднелась верхушка скалы, на которую наскочил корабль.
   Эрвин влез на лестницу повыше, потому что дно залила вода. Ящики и бочонки всплыли, наконец-то успокоившись после бешеной пляски. Положение было просто отчаянным, потому что единственный выход был завален, а воздуха под палубой оставалось все меньше и меньше. Эрвин глянул на пробоину – нельзя ли выбраться через нее, но нечего было и думать преодолеть встречный поток воды. Вот она, судьба корабельной крысы!
   Дика перебралась ему на плечо, тоже оглядывая происходящее. Может, хоть она сумеет спастись? Эрвин влез еще на одну ступеньку и уперся головой в люк. Еще раз навалился на крышку, но все было бесполезно. Вода быстро поднималась, затопляя его башмаки, колени, грудь…
   Внезапная мысль озарила Эрвина: уровень воды поднялся и, наверное, встречный поток в пробоине уже не так силен. Он отцепился от лестницы и поплыл к дыре, расталкивая ящики. Да, вода уже не так рвалась в трюм, и можно было попытаться преодолеть ее. Приказав Дике крепче держаться за его волосы, Эрвин выдохнул воздух и нырнул в широкую щель между скалой и краем выломанного борта. После нескольких мгновений борьбы с потоком, в течение которых было неясно, чья возьмет, он резким движением вывалился наружу. Его проволокло по борту и выбросило на поверхность.
   Он забил руками по воде и жадно глотнул воздуху. На его голове отфыркивалась Дика, цеплявшаяся за его волосы. Сообразив, что им удалось спастись, она выпустила волосы Эрвина и уселась ему на шею. Рядом оказался обломок выбитой из пробоины доски, и Эрвин ухватился за неге – он хорошо плавал, но намокшая обувь начинала тянуть его под воду.
   Теперь было можно осмотреться. День был ветреным и пасмурным, но не бурным. Корабль прочно засел на подводной скале, поднятая ветром волна била ему в борт, расширяя пробоину. Снизу ничего не было видно, но зато отчетливо доносились звуки сражения на палубе. Отплыв немного от борта, Эрвин увидел рядом еще два корабля, оба значительно больше того, откуда он только что спасся. Один стоял вплотную к атакованному судну, невзирая на риск тоже оказаться на скалах. Видимо, именно с него был высажен десант. Бой заканчивался полным разгромом защитников, чего и следовало ожидать, – неравенство сил было слишком велико.
   Решив, что это не его дело, Эрвин поискал глазами берег, оказавшийся невдалеке. Вдруг он услышал захлебывающийся вскрик – на волнах барахталась женщина, видимо упавшая в воду с потерпевшего судна. Конечно, это было и не ее дело – мужские драки, – и ей совершенно незачем было из-за них гибнуть. Эрвин подплыл к женщине и помог ей ухватиться за обломок своей доски. Держась за доску, он свободной рукой погреб к берегу.
   У него над ухом свистнула стрела. Эрвин запоздало отдернул голову и оглянулся.
   – Скорее, скорее, – заторопила его архонтка.
   Свистнула еще одна стрела. Эрвин поспешно произнес заклинание отводящего щита и только после этого удивился: с чего бы этим драчунам понадобилось стрелять в него?
   Стрелы посыпались одна за другой. Эрвин снова оглянулся: нападавшие столпились у борта и глядели им вслед. Один указывал рукой на Эрвина, остальные, казалось, решили перевести весь запас стрел на чужеземного бродягу и слабую женщину, словно у них не было целей получше. К счастью, отводящий щит действовал безотказно – вода вокруг кипела от стрел, но ни одна из них не достигала цели. Женщина не знала о заклинании, она испуганно вздрагивала при каждом выстреле и торопила Эрвина.
   Оказавшись в нескольких шагах от берега, Эрвин нащупал ногами дно и встал. Воды здесь было по пояс, прибой швырял обломок доски, норовивший пихнуть его в живот. Эрвин подхватил женщину под руку, оттолкнул обломок подальше, чтобы тот не мешался, и потащил ее на сушу. Стрелы уже не доставали их, но упорно свистели позади. Круглые камни скользили под башмаками, и Эрвин с трудом удерживался на ногах, таща за собой женщину. Она почти повисла на нем, едва перебирая ногами, которые подол тонкого голубого платья плотно облепил до самых щиколоток.
   Когда они выбрались на берег, Эрвин снова оглянулся на корабли. Маленький почти затонул, последние из победителей поспешно перескакивали с него на большой, где матросы уже разворачивали парус, чтобы отвести судно от опасного места.
   – Скорее бежим отсюда! – потребовала женщина, и он удивился тому, каким властным оказался ее мелодичный голос. – Они сейчас поплывут к нам!
   Она попыталась бежать, но не смогла ступить ни шагу в своем длинном намокшем платье. Эрвин нагнулся и разорвал тонкую ткань до колена, помогая женщине освободить ноги, затем подал ей руку, и они бросились прочь от берега. За полосой прибоя начинался скалистый подъем, где можно было спрятаться. Эрвин не понимал, почему она так уверена в погоне, – корабль погиб, весь его экипаж перебит, так зачем еще гнаться за двоими уцелевшими пассажирами? – но рассуждать было некогда, и он слепо подчинился требованию женщины. Он втащил ее на скалу, и там, за прикрытием скал, они оба остановились, чтобы перевести дух.
   Наконец у него выдалась возможность разглядеть спасенную женщину. Это была молодая архонтка, стройная и гибкая, с длинными темными волосами до пояса, с которых сейчас лила вода. Черные глаза с изящным разрезом, напоминающие листья дерева нури, тревожно сверкали, пухлые темно-розовые губы были упрямо закушены. Она выглянула из-за скалы, чтобы увидеть, что делается на море. Эрвин последовал ее примеру.
   С кораблей спускали шлюпки, в которые садились воины. Это не укладывалось в голове Эрвина: неужели вся эта армия собиралась преследовать их на суше? Он недоуменно глянул на женщину, она почувствовала это и взглянула на него, затем на оседлавшую его шею Дику.
   – Кто ты такой? – требовательно спросила она.
   – Я? – Эрвин растерялся от этого простого вопроса, словно забыл, что на свете существуют такие вопросы. – Никто. Скиталец. – Он с трудом вспомнил, что в таких случаях называют свое имя. – Эрвин.
   – Помоги мне, – потребовала женщина, и у него создалось впечатление, что она не умеет просить. – Помоги мне, – повторила она, – и весь род Иру будет благодарен тебе.
   Весь род Иру! Благодаря академии Эрвину было известно, кто сейчас является главой этого рода.
   – Аринтия Иру? – ошеломленно высказал он вслух свою догадку.
   – Леди Аринтия Иру! – гневно поправила его она. – Не забывайся, человек, или ты поплатишься за свою наглость!
   – Вот что, леди, – сказал он. – В таком случае нам лучше сразу пойти в разные стороны и никогда больше не встречаться. – Ему так не понравился ее тон, что он тут же повернулся к ней спиной и побрел прочь, собираясь исполнить свою угрозу. В конце концов, не все ли ему равно, что случится с этой надменной архонткой?
   – Нет! – услышал он сзади отчаянный возглас.
   Он обернулся. Леди Аринтия смотрела ему в спину с изумлением и ужасом. Выросшая среди всеобщего поклонения, она и помыслить не могла, что от нее могут вот так равнодушно отвернуться, как только что отвернулся этот странный парень с маленьким чудовищем на шее. Она и помыслить не могла, что может оказаться брошенной, словно ненужная вещь.
   Эрвин заколебался. Какой бы ни была эта леди Аринтия, сейчас он видел в ней только молодую, насмерть перепуганную женщину, совершенно беспомощную на диком берегу. Он вдруг понял, что, если не поможет ей, его до конца жизни будет преследовать этот изумленный, полный ужаса взгляд.
   Он вернулся к ней, и она поспешно ухватилась за его протянутую руку.

Глава 23

   Они бежали не разбирая дороги, только бы уйти подальше от берега. Местность была неровная и каменистая, вынуждавшая их петлять между скальными выступами. Теперь Эрвин понимал, что не нужен преследователям. Им была нужна только эта женщина, и, судя по посыпавшемуся ей вслед дождю стрел, она была не нужна им живой.