Арно Сергей. Право на жизнь

   Илья с Сергеем подняли вверх руки – убедительность пистолетов в руках охранников не имела альтернативы. Илья не испугался и руки поднял лишь затем, чтобы не нервировать молодых людей. Ситуация была скорее комическая, чем пугающая.
   – Кто вы?! – глухо донесся из-под лежащего громилы придавленный голос. – Что вам нужно?!
   – У нас кет оружия! – повысив голос, сказал Сергей, справедливо полагая, что под громилой слышно его не так хорошо. – Мы пришли к вам по делу, по важному делу.
   Охранник, стоявший сзади, пугливо подкрался к Илье с Сергеем и осторожно ощупал их тела сквозь одежду, глаза его были велики от страха.
   – Нет оружия, – сказал он громко. – Чисто.
   Второй охранник опустил пистолет.
   Громила нехотя поднимался с охраняемого тела.
   – О-о-х… – тяжело вздохнуло освобожденное тело. – Так что вы хотели? Только излагайте быстрее – мне некогда.
   Лицо его было неразборчиво в полумраке, но не было заметно, что он куда-то спешит.
   – Когда-то вы вели одно дело. Это было завещание. Я бы хотел получить копию.
   – В контору, в контору!.. У меня здесь ничего нет. Никаких документов. Приходите в контору, все там. Проводите! – крикнул он охранникам.
   – А какой адрес вашей конторы?
   – Дайте им карточку! – распорядился с кровати адвокат.
   Охранник сунул Сергею и Илье по визитной карточке, и им ничего не оставалось, как повернуться и под бдительными взглядами охранников больного адвоката удалиться. Уже у двери человек с кровати остановил их:
   – Какого года?! В каком году оглашалось завещание?
   – В восемьдесят четвертом, – бросил через плечо Сергей, и они с Ильей вышли в прихожую.
   Вновь сделавшийся вежливым молодой человек услужливо открыл перед ними входную дверь…
   – Стойте! – донесся из комнаты знакомый голос. – Остановите! Остановите их!! Любой ценой!..
   Молодой человек сразу переменился в лице, мгновенно превратившись в недоброжелателя, тут же захлопнул перед носом Ильи дверь и потянулся рукой к оружию, хранимому на поясе.
   – Оставь, браток, – махнул рукой Сергей и повернул обратно в комнату.
   Когда они вошли, адвокат уже, отбросив одеяло, старался встать с постели.
   Двое хранителей его тела бережно помогали ему в этом. Подняться ему оказалось несложно, – несмотря на его еще совсем недавно такой немощный вид, у него оказалась только нога в гипсе, и то по колено. Одет он был в спортивный костюм и встать с кровати не мог с первого раза не из-за немочи, а скорее от волнения. Непонятно было, что могло так переполошить адвоката.
   Наконец он, опираясь на услужливо поданные костыли, поднялся и, поджимая загипсованную ногу, подошел к ожидавшим его друзьям.
   Теперь, когда адвокат оказался в поле их зрения, удалось разглядеть его лицо. Было ему около сорока, под левым глазом темнел синяк, на губе то ли простуда, то ли болячка от побоя.
   – Вы сказали, в восемьдесят четвертом! – тут же спросил он, прикостыляв достаточно близко.
   – Да, – кивнул Сергей.
   – Ну тогда пойдемте в кабинет, там мы сможем соответственно поговорить.
   В сопровождении телохранителя адвокат прошел через прихожую в другое помещение, друзья последовали за ним.
   Кабинет его занимал обширную комнату с тремя книжными шкафами и огромным столом, на котором стоял компьютер. Охранник удалился. Адвокат указал посетителям на два стула, сам же уселся за стол сразу, несмотря на побитый и взлохмаченный вид, приобретя представительность.
   – Ну расскажите, расскажите скорее, – потер он маленькие ручки.
   – А нам, собственно, рассказывать нечего, Михаил Иосифович, – сказал Сергей. – Нам хотелось бы получить дубликат завещания моего отца. И все.
   – Давайте, драгоценнейший, определимся по существу. Вас зовут?.. – Он указал на Сергея, тог назвался. – А вас соответственно?.. – Илья тоже назвался. – Меня можете называть Александр Михайлович.
   Сергей улыбнулся.
   – Стало быть, у меня имя неправильно записано.
   – Правильно, правильно, – замахал на него руками адвокат. – Все дело, господа, в том, что дела в восемьдесят четвертом году вел не я, а мой папочка. Я тогда был начинающим адвокатом. В тот год отец вел пять, всего лишь пять дел.
   Небритое и побитое лицо адвоката напоминало мордочку обезьянки, и все движения его были такими же скорыми, непредсказуемыми, так что было трудно уследить за его руками. Он то хватал ручку, но тут же бросал, нажимал попавшуюся под палец клавишу на компьютере, вертел в руках, но не надевал очки в роговой оправе.
   – А завещание? Что в нем было? Что было?.. – сдвинул он брови, словно стараясь вспомнить.
   – В завещании говорилось о захоронении в Китае.
   – Точно-точно! Было! Я все папочкины дела того периода помню… Но дела того года – какие-то особенные дела. – Он наклонился к столу и понизил голос: – Скажу вам по секрету, драгоценнейшие мои, документы, все документы восемьдесят четвертого года, были похищены.
   Адвокат, отчего-то чрезвычайно довольный, откинулся на спинку стула и вдруг закашлялся, застонал и погладил себя по груди, должно быть, там у него было больное место. Боль, напомнившая о недавних увечьях, вдруг изменила его настроение. Он уже подозрительно посмотрел на сидящих перед ним посетителей.
   – Доверчивый, от доверчивости страдаю, – он осторожно пальцем потрогал синяк под глазом. – Прошу извинить, но фамилию вы своего батюшки носить изволите или переменили?
   – Да нет, не переменил.
   Сергей достал из нагрудного кармана куртки паспорт и протянул адвокату.
   – Прошу простить за бдительность. Прошу простить, – бормотал он, разглядывая паспорт и даже, вынув из ящика стола лупу, какими пользуются часовых дел мастера, и вставив в глаз, стал внимательно разглядывать фотокарточку в документе. – Страдаю соответственно доверчивости. Ведь три ножевых, знаете ли, ранения. Две пули… – говорил он, пристально разглядывая документ. – Ну все. Благодарю вас.
   Он широко улыбнулся, но тут же страдальчески сморщил лицо и потрогал поврежденное место на губе.
   – Так вы говорите, что документы похитили? – спросил Сергей, пряча паспорт в карман.
   – Да, драгоценный вы мой, похитили. Но папочка был изумительный человек!.. – Александр Михайлович остановился, словно бы выжидая, и вдруг низко наклонился к столу и прошептал: – Он сделал копии. – Он собрался улыбнуться снова, но вовремя одумался. – И сейчас вы увидите завещание своего отца.
   Адвокат открыл дверцу стола, достал крохотный старинный сундучок, обитый медными полосками, открыл его замочек медным ключиком и извлек оттуда несколько бумаг. Выбрав нужную, протянул Сергею.
   – Вот ваше завещание. Это было предпоследнее дело моего папочки.
   Сергей взял документ и, прочитав его, хмыкнул.
   – Это все?
   – Вы хотите сказать, что почерк не вашего отца? – Адвокат внимательно глядел ему в глаза.
   Это только с виду он казался вертлявым и распущенным типом, на самом же деле замечал всякое изменение в лице клиента и был не так прост, как казался поначалу.
   – Я не хочу ничего сказать.
   Сергей посмотрел на него бесстрастным взглядом. Адвокат чуть заметно улыбнулся.
   – Послушайте, драгоценный Сергей Васильевич, я буду с вами откровенен. Откровенен до конца, хотя это не свойственно людям моей профессии. Но это дело касается меня. Лично меня и моего папочки. Суть дела такова, – начал адвокат наконец, надев очки и от этого мгновенно преобразившись в очень солидного и представительного человека, – что завещание вашего отца было предпоследним документом, с которым имел дело мой папочка. Я так и знал, что вы когда-нибудь объявитесь. Я чувствовал, что, возможно, в этом странном завещании имеется разгадка.
   Адвокат замолчал, глядя на Сергея сквозь затемненные стекла очков.
   – А что стало с вашим отцом? – спросил Сергей.
   Адвокат некоторое время не отвечал, выдерживая паузу, потом снял очки и положил их на стол.
   – Он исчез. Исчез бесследно. – Адвокат помолчал. – Теперь вы понимаете, почему я так заинтересовался завещанием вашего родителя. Я всегда чувствовал, что в нем кроется разгадка. Когда-то я даже пытался вас разыскать, но мне сказали, что вы погибли, исполняя интернациональный долг. Вы были в Афганистане?
   – Да, но не погиб. Там произошла путаница – погиб мой однофамилец.
   – Тогда, в восемьдесят четвертом, после исчезновения моего папочки пропали и документы. Скажите, Сергей Васильевич, вы подозреваете, что вашего отца убили?
   – Я не знаю, – неуверенно проговорил Сергей. – Многие годы я не верил в его смерть, но сегодня…
   – Я тоже не верил. Вот посмотрите, что я нашел в кабинете отца после его исчезновения.
   Адвокат вынул из стоящего перед ним сундучка коробку из-под монпансье, пластмассовую куклу в ситцевом платьице с оторванной рукой. Лицо ее было разрисовано красной краской.
   – Эти предметы не принадлежали моему отцу, их не мог забыть никто из клиентов, я всех опросил. Кроме того, на стене карандашом явно детской рукой была нарисована рожица. Знаете? Точка, точка, запятая…
   – Странно, – сказал Илья.
   – Очень, очень странно. Вы правы, Илья Николаевич. А вообще у вас есть какие-нибудь соображения? – обратился он к Сергею.
   – Пока нет. Но есть люди, с которыми стоит поговорить… А теперь нам пора.
   Сергей поднялся. Адвокат тоже, видно, по своей привычке, опережающей мысли, вскочил, но загипсованная нога напомнила о себе, и он снова сел.
   – Вас проводят, – сказал он. – Но если, потребуется моя помощь, всегда можете на нее рассчитывать. У меня есть предчувствие, что вы на правильном пути. У адвокатов предчувствие часто играет решающую роль. Желаю вам удачи. И хочу попросить вас держать меня в курсе дела. Ведь я так любил папочку…
 
   Сергей был задумчив. Когда сели в машину, он вставил в магнитолу кассету с органной музыкой Баха, которую всегда слушал в машине, закурил и пустил три кольца, потом вынул из кармана документ, прочитал его два раза и, сложив, снова спрятал в карман.
   – Ну как, почерк похож?! – наконец решился спросить Илья.
   Некоторое время Сергей не отвечал, задумчиво пуская кольца из дыма, потом сделал звук магнитофона потише и сказал:
   – Если бы экспертиза подтвердила, что это его почерк, и если бы даже нашлись свидетели того, что писал мой отец, то я все равно бы не поверил. Помнишь иероглиф, выколотый на его руке? На этом документе его, что характерно, не хватает. В конце каждого сколько-нибудь значительного документа рядом со своей подписью он ставил иероглиф, означавший свое имя на китайском языке. В письмах тоже. Только он умел писать его так красиво. Он говорил мне: «Ты всегда узнаешь меня по этому знаку».
   Сергей в воздухе начертил пальцем иероглиф.
   – Так нужно Марину искать, – сказал Илья. – Может, она что-нибудь знает.
   – Это завтра, – вздохнул Сергей. – А сейчас поедем домой. На обед мы уже опоздали.
 
   Карина встретила их чрезвычайно встревоженная. Басурман жался к ней и казался перепуганным больше своей невесты, вздрагивая от каждого уличного шума.
   – Что у вас здесь случилось? – заметив состояние Карины, спросил Сергей, входя в кухню и внимательно оглядывая обстановку. – Вас как будто привидение посетило…
   – Ой, слушайте, мужики. Я до сих пор дрожу, – Карина присела на табуретку. – Час назад звонок. Я, как дура, подхожу к двери – «кого», спрашиваю. Мне говорит мужик: «Илью». Ну я, как культурная, открываю. Начинаю объяснять, что тебя, Илья, нет. Он страшенный такой, косматый, меня отпихнул, и в комнату. Всю квартиру осмотрел, в туалете защелку сломал, там как раз Басурман сидел. Так он его с толчка поднял, лицо рассмотрел и по квартире как начал метаться! Словно полоумный. Я уж думала, конец. Силищи необыкновенной! Ежели бы обычный мужик, я б ему в пах ногой съездила – и дело с концом. А этот не-ет! Совсем не такой. Глаза пустые, похоже, ничего не соображает, как наркоман обторченный. В трансе как будто… Ну у тебя, Илюха, и друзья!
   – Что-то я таких не знаю. – пожал Илья плечами.
   – Нечего дверь было открывать, – сказал Сергей, сев за стол. – Сколько раз тебе говорил.
   – Да ты не врубаешься, что ли?! Я же дверь твою спасла. Если бы я ему не открыла, он бы сломал твою дверь к чертовой матери. Знаешь, силищи какой?! И глаза пустые. Транс – одно слово. Басурманчик у меня от страха чуть не помер.
   Басурман стоял рядом, всем своим перепуганным видом подтверждая рассказ Карины.
   – Еще один такой, ешки-матрешки, стресс – и в ящик, – Карина положила ладонь на массивную левую грудь. – Я ведь даже обед не приготовила.
   Вечером, когда Карина с Басурманом немного поуспокоились, Сергей позвонил своей тетушке, у которой обнаружился адрес адвоката, и попросил вспомнить, где живет друг отца. Тетя Люся не вспомнила. Потом позвонила через два часа и сказала, что живет он в Красном Селе, на Таллинском шоссе, что зовут его Марк Анатольевич, что у него свой дом и огород. А через час позвонила снова и сказала, что дом его – не доезжая Красного Села по правую сторону шоссе.
   – Завтра поедем искать Марка Анатольевича, – вечером сказал Сергей. – Может быть, он что-нибудь знает.
   – А Марина? – спросил Илья.
   – Успеется. Она от нас никуда не денется, что характерно.

Глава 4
ЭТА ЖЕНЩИНА ПОГУБИЛА ЕЮ!

   Утром, когда Сергей сказал Карине о том, что они уезжают с Ильей по делам, Карина опечалилась – по ней это было заметно сразу: она перестала разговаривать и весь завтрак просидела хмурая. И только уже в конце завтрака, убирая посуду, бросила, как бы ни к кому не обращаясь:
   – А этот трансформер опять припрется, чего с ним делать-то?
   – Лучше двери никому не открывайте, – посоветовал Сергей.
   Карина в ответ только хмыкнула.
   – Нам предстоит, что характерно, большая работа, – сказал Сергей, выруливая из двора. – У меня предчувствие, что мы сегодня узнаем что-то важное.
   Район, в котором нужно было разыскивать товарища отца Сергея, протянулся на четыре километра в виде разнокалиберных деревянных домиков с крохотными шестисоточными участками по обе стороны шоссе.
   Для начала они проехали до самого Красного Села, обозревая объем работ, и это угнетало: за день обойти все домики представлялось маловероятным. Тем более, что было известно только имя и отчество нужного им человека.
   У первого дома в огороде копалась скрюченная старуха. Она много раз переспросила, кто им требуется, после чего надолго задумалась. Но вразумительного ответа от нее так и не дождались. В следующем доме мужчина пилил дрова, но в разговоре с ним тоже зря потеряли время… Потом деревянные домики слились в единое целое представление, и их уже трудно было запомнить и различить. Встречались в них чаще других одинокие старухи и престарелые мужчины. У всех друзья спрашивали только одно: «Не здесь ли живет Марк Анатольевич?»
   В бесплодных поисках прошло четыре часа. Изрядно устав и потеряв всякую надежду отыскать нужного человека, Сергей уже с какой-то безнадежностью смотрел на унылое однообразие домиков и их жителей.
   – Эй, бабуля, – остановил он печально бредущую старуху.
   Но бабка, не остановившись, прошла мимо – то ли не услышав, то ли не обратив внимания на мужика.
   Возле стареньких «жигулей» на другой стороне шоссе возился пузатый мужчина в свитере лет сорока пяти. У него были черные сросшиеся над переносицей брови. Потому как больше живых людей в поле их зрения не было, Сергей с Ильей не поленились и перешли на другую сторону.
   – Извините, пожалуйста, вы не знаете, где живет Марк Анатольевич? А то адрес, знаете ли, потеряли…
   Бровастый пузан перестал протирать машину и, подняв глаза, посмотрел на Илью с Сергеем. У него были жесткие, неприятные глаза.
   – А вам он зачем? – неожиданно спросил он.
   – Нужен, – ответил Сергей не очень-то довольным тоном. Он терпеть не мог, когда совали нос в его дела.
   Мужик молчал, глядя на них сумрачно.
   – Не знаете, так бы и сказали, – бросил Сергей и повернулся, чтобы уходить.
   – Вон в этом доме он живет, – глухо сказал пузан и закашлялся. – А вон сынок его воду домой тащит.
   Слово «сынок» у него вышло как-то издевательски, вероятно он не любил детей.
   И они, перейдя шоссе, подошли к двухэтажному домишке, выкрашенному темно-синей краской.
   Мальчик лет восьми нес в дом два ведра с водой.
   – Эй, мальчик! – окликнул его из-за забора Сергей. – Эй!
   – Чего? – отозвался тот, бросив мимолетный взгляд в сторону калитки, за которой остановились Сергей с Ильей, и поставил ведра на дорожку.
   – Марк Анатольевич здесь живет?
   Не ответив, мальчик поднял ведра и пошел к дому.
   – Эй, пацан! – снова окликнул Сергей удаляющегося подростка.
   Но мальчик, больше не обращая никакого внимания, исчез за дверью дома.
   – Ну-ка пойдем, – сказал Сергей.
   Они прошли в калитку и по выложенной плиткой дорожке между высокими растущими вдоль нее деревьями подошли к дверям веранды и, постучав, но не дождавшись ответа, вошли.
   На веранде никого не было. Посредине стоял круглый покрытый клеенкой стол, три табуретки, в углу оттоманка. Сергей и Илья подошли к двери, ведущей в дом. Дверь была приотворена, из-за нее слышались голоса.
   – …Нет, я выйду!.. – мужской со скандальными нотками голос.
   – Не нужно. Я боюсь!.. Мы боимся за тебя, – тоненький, вероятно, принадлежащий мальчику.
   – Я пойду!
   – Нет! Я запрещаю. Мы запрещаем! Мы не пустим тебя. Без тебя мы пропадем…
   Сергей деликатно покашлял. Разговор за дверью мгновенно смолк.
   Дверь медленно, со скрипом приоткрылась, образовав щель, и в эту щель высунулась голова мужчины с длинными волосами и большим носом, кончик которого был уныло приопущен. Было в этом лице что-то с виду парадоксальное, смешное, но по сути грустное. Голова с любопытством оглядывала гостей, но вдруг дернулась, выражение глаз переменилось на испуганное. Голова снова дернулась. Было такое впечатление, что между этим человеком и еще кем-то, находящимся за дверью, происходит борьба. Внезапно голова исчезла с глаз, должно быть, пересилив, его все-таки втащили обратно в комнату. Дверь захлопнулась.
   Сергей, уже было открывший рот, так и не успел ничего спросить.
   – Ну вот, я же говорил, что это ко мне, – донесся из-за двери тот самый мужской голос со скандальными нотками.
   – Нет, я не пущу тебя. Мы боимся за тебя, – тот же тоненький голосок.
   Где-то, казалось, Илья уже слышал эти голоса. Но где?!
   – Эй, уважаемые, Марк Анатольевич здесь живет?
   Сергею надоело слушать пререкания хозяев дома. Разговор тут же смолк. За дверью воцарилась тишина.
   – Вы кто такие? – донесся из-за двери тонкий голосок.
   – Как только Марк Анатольевич появится, я ему сразу скажу, что характерно.
   За дверью опять заспорили только уже шепотом, и разобрать было абсолютно невозможно ни слова. После некоторых пререканий дверь наконец открылась, и на веранду медленно и осторожно вышел тот самый выглядывавший в щель носатый мужчина.
   – Я и есть Марк Анатольевич, – сказал он и, оглядев друзей, как-то обреченно уселся на табуретку возле стола.
   Жестом он предложил друзьям сесть на оттоманку. Лицо этого человека сразу расположило к себе Илью: было в нем что-то привлекательное, смешное и в то же время грустное. Сразу было видно, что это добряк и за доброту свою страдает, от этого глаза его всегда печальные.
   – Я, Марк Анатольевич, сын вашего старого друга Василия Александровича Родионова.
   – Ах, вот оно, вот оно что! – воскликнул обрадованный Марк Анатольевич, – его грустные глаза прослезились.
   Он поднялся на ноги. Судя по его виду, встреча с сыном своего старого друга растрогала его.
   – Да как же ты меня нашел?! – обнимая поднявшегося ему навстречу Сергея, спросил он.
   – Случайно.
   Сергей вкратце рассказал, что у его тетушки нашелся приблизительный адрес и что у них на поиски ушло полдня.
   Марк Анатольевич поставил на плиту чайник и, пока тот подогревался, слушал рассказ Сергея о поддельном завещании, об исчезнувшем адвокате, о дочери женщины, с которой встречался его отец… Марк Анатольевич слушал, изредка только изумляясь рассказам Сергея.
   – Это какой-то детектив получается, – сказал он, позабыв о стоящем на плите чайнике.
   – Теперь вы понимаете, почему я хотел поговорить с вами? – сказал Сергей.
   – Да, дружок. Конечно, конечно, понимаю.
   Он встал, снял чайник с плиты, заварил чай.
   – Я рад был бы тебе что-нибудь рассказать. Но поверь. Ничего мне не известно.
   – Но ведь вы были дружны с отцом.
   – Да, дружен, – почему-то испугался Марк Анатольевич, словно его могут заподозрить в лицемерии. – Конечно, дружен. Твой отец мне говорил, что он хотел бы умереть в Китае. Но мне решительно неизвестно, уехал он туда или нет. Так что вот, дружочек. И потом в последнее время мы были не очень близки – он обиделся на меня… Впрочем, это уже не имеет значения. Эта ужасная женщина, с которой он имел близкие отношения. Ты знаешь, это ведь действительно была ужасная женщина… И если все так, как ты говоришь, если все так! То это она погубила Василия…
   За дверью в том помещении, откуда так странно появился Марк Анатольевич, что-то звякнуло. Было такое чувство, что кто-то стоит тихонько за дверью и, приложив ухо к щели, слушает… Наверное, тот противный, злой мальчишка. Звякнуло снова, вслед за тем раздался тяжелый стук, словно что-то большое обрушилось на пол. Марк Анатольевич прислушался, виновато улыбнулся и, извинившись, вышел в соседнюю комнату. Некоторое время через дверь доносились перешептывания, но слов было не разобрать. Несколько минут спустя Марк Анатольевич вернулся. Судя по лицу, он был чем-то расстроен. Но быстро взял себя в руки.
   – Так что вот, дружочек, ничего я тебе нового сказать не могу.
   Он разлил по чашкам чай.
   – Жаль. Я надеялся все-таки узнать у вас хотя бы адрес женщины, с которой встречался отец.
   – Даже этого сказать не могу. Единственное, что я могу утверждать наверняка, это то, что она была как бы не в себе слегка… Но самое главное – у отца твоего было слабое сердце. Возможно, ты даже об этом не знаешь, но это, дружочек, так. Он скрывал от всех этот свой недуг.
   – Странно. Я всегда был уверен, что у отца прекрасное здоровье, – Сергей задумчиво покачал головой.
   – Да, дружочек, больное сердце. Это он скрывал от всех.
   Марк Анатольевич поил друзей чаем с малиновым вареньем. Но за весь последующий разговор Сергей не узнал ничего нового.
   Марк Анатольевич проводил друзей до калитки, на прощание обнял Сергея, протянул руку Илье.
   – Если ты что-нибудь узнаешь, обещай, что обязательно сообщишь мне! Ведь тебе известно, как я любил твоего отца. – Марк Анатольевич еще долго стоял на дороге, глядя вслед удаляющейся машине.
   – Какой добрый человек, – сказал Илья, когда они отъехали от дома Марка Анатольевича.
   – Да, удивительный добряк с виду, по-моему, только его дети над ним издеваются, что характерно. Таким всегда не везет. Но, честно говоря, я ожидал от него узнать хоть какую-нибудь подробность последних дней жизни отца… Теперь у нас остается последняя надежда: вытрясти хоть что-нибудь из этой девицы.
   – Вытрясем, – уверенно сказал Илья.
 
   Было уже семь часов вечера, когда друзья доехали до гаража.
   – Теперь давай другую тактику изберем, – сказал Сергей. – Через гараж проникнем и прижмем кочегара к теплому боку котла. Пусть попробует что-нибудь скрыть.
   Оставив машину во дворе, они прошли в гараж, а оттуда уже по знакомому пути спустились под пол. На Илью тут же нахлынули приятные воспоминания. Он вспомнил, что перед уходом не позвонил Жанне, и расстроился.
   – Ну, полезем, что ли? – Сергей заглянул за шкаф. – Слушай-ка, я ведь здесь пистолет Чукчин спрятал, – вспомнил он.
   Сергей присел на корточки и, засунув руку в щель между шкафом и лазом, стал во тьме шарить там рукой. Илья стоял рядом.
   – А-а… вот он! – Сергей извлек сверток и, размотав тряпку, с любовью посмотрел на пистолет. – Красавец. Давай-ка я его перепрячу подальше от этого места.
   Он снова замотал пистолет в тряпку и прошел в дальний угол, где был душ, там, отодвинув какой-то ящик, сунул пистолет в щель.
   – Запомни, что характерно, может пригодиться, – улыбнулся он Илье и вдруг насторожился, поднял кверху палец. – Будто шебаршение какое-то. Слышал? – проговорил он шепотом.
   – Может, крыса? – предположил Илья, ему сделалось не по себе, на память пришли, конечно же, не маленькие безобидные грызуны, а огромные крысищи, которых он видел под кладбищем. Шорох повторился. Сергей сделал Илье знак не двигаться, сам же, произведя несколько бесшумных шагов, неслышно выключил свет.
   Илья покрылся липкой испариной. Он никак не мог предположить, что Сергей догадается выключить свет, ведь теперь они оказались бессильными перед жуткими подземными грызунами, даже если эти звуки издает ползущая под землей чудь, это тоже не сулит ничего приятного.