– Дух, ты здесь?
   – Да-а-а… – подтвердил Юрка.
   Наш медиум на реплику не отреагировала и вновь поинтересовалась:
   – Дух, ты здесь?
   Дикий, невообразимый вопль сковал мою душу ужасом. Задетая локтем свеча упала, и комната погрузилась в полный мрак. Когда глаза привыкли к темноте, стало заметно слабое свечение, исходившее из угла, в котором сидел Юрка Петренко. Внезапно безжизненный тусклый свет озарил искаженное лицо Юрки – по нему скакали крошечные сероватые язычки пламени! И вновь комнату поглотила тьма.
   В дверь что есть силы ломилась Танькина мама, напуганная донесшимся криком. Перескакивая через чьи – то ноги и опрокинутые стулья, я бросилась к выключателю. Нащупав кнопку, помедлила, раздумывая о том, какая жуткая картина откроется собравшимся. Решительно зажгла свет. Помню эту сцену, как «стоп-кадр» – испуганные лица, стол, залитый красным, похожим на кровь, парафином, перевернутую мебель. Все взгляды устремились на застеленную гобеленовым покрывалом тахту. Юрки там не было, как не было и следов бледного серо-голубого пламени, испепелившего его. Кто – то додумался отодвинуть защелку, и в комнату ворвалась перепуганная Панкратова-старшая:
   – Что случилось?
   Обнаружить Юрку не удалось. Зато Светка Акулиничева заметила крохотную горстку пепла.
   – Ну и игры у вас, ребята… – натянуто улыбнулась мать Таньки, – придумано неплохо, но недостаточно правдоподобно – от сгоревшего человека остается значительно больше пепла, и дымом в комнате почему – то не пахнет. А вот орать дурными голосами вам, молодые люди, не следовало – это уже не смешно.
   – Но, Анна Петровна, – попытался возразить Мишка Воронов, сосед и приятель Таньки, – дверь заперта, Петренко исчез, а квартира расположена на четвертом этаже.
   – Исчезновение из запертого помещения – классический сюжет. Позволю себе предположить, наш юный друг незаметно выскользнул на лестницу, и только затем вы закрыли дверь.
   Она не поверила нам. И не верила до тех пор, пока на следующее утро не позвонила мать Юрки Петренко – ее сын так и не вернулся домой… Поиски Юрки в точности повторили историю с расследованием исчезновения Логиновой и Ивойлова и не дали никаких результатов.
   Время проходило незаметно и бездарно. Я много думала, пытаясь понять логику таинственных и жутких событий, обрушившихся на мою голову, но то ли не хватало интеллекта, то ли знаний, мои размышления оставались совершенно бесплодными. Очередная подсказка пришла неожиданно и со стороны. Иногда мне кажется, кто – то пытается направить мои мысли в правильное русло, но, как говорится, «шпаргалка двоечнику не поможет», и усилия таинственного советчика пропадали впустую. А произошло следующее…
   Наша неутомимая «классная», историчка Галина Ивановна, не давала расслабляться своим подопечным даже на каникулах. Этой осенью все желающие могли на пару дней отправиться в Алексино, райцентр в трех часах езды от города. Целью поездки было знакомство со знаменитой усадьбой графов Вольских, чтобы затем подготовить доклад на одну из предложенных Галиной Ивановной тем. Я решила ехать – такие путешествия сближают, а сблизиться с историчкой мне было очень даже необходимо – за первую четверть я сильно «скатилась» по всем предметам, даже по истории и литературе.
   Первую короткую лекцию я прослушала уже в электричке. Оказалось, что Алексино издавна славилось залежами особой, пригодной для изготовления фарфора глины. Промысел этот возник при графах Вольских, то есть в далекие дореволюционные времена. Современное Алексино, отстроенный в пятидесятые годы поселок городского типа, также обслуживал фарфоровый завод, единственное крупное предприятие, кормившее его жителей.
   Остальное я увидела. Городишко производил унылое впечатление – ряды пятиэтажек из красного кирпича, чахлые деревца, громада пропыленного завода. Характерная примета – на станции и вдоль шоссе толпились тетки, распродававшие с рук посуду и керамические безделушки. Я купила забавную собачку и хотела приобрести позолоченную чашку – подарок на папин день рождения, но передумала – при моей рассеянности она бы разбилась еще по дороге домой. Оставив свои вещи в местной школе, расположенной неподалеку от станции, мы на специальном экскурсионном автобусе отправились в усадьбу Вольских.
   Галина Ивановна оказалась права – на это стоило посмотреть собственными глазами – средневековый замок на просторах нашей среднерусской полосы производил незабываемое впечатление. Впрочем, в виде замка был выстроен только один из флигелей барского дома, но именно он и привлекал наибольшее внимание посетителей. Сторож, подметавший аллеи парка, поделился с нашей группой интереснейшей информацией. Оказывается, во флигеле было множество потайных комнат и даже самый настоящий подземный ход, ведущий к реке, а идея постройки столь необычного сооружения принадлежала одной из хозяек поместья, сумасбродной особе, прожившей короткую, но бурную жизнь. Рассказ заинтересовал нас, зато, когда началась настоящая экскурсия и речь зашла о «характерных особенностях помещичьего быта» и «архитектуре эпохи классицизма», мы поняли, что такое настоящая скука. Я незаметно отстала от приунывших одноклассников, решив осмотреть все в одиночестве, а если повезет, то и побывать в необычном флигеле. Вскоре голоса и шаги стихли. К сожалению, у двери сидела старушка-смотрительница, которая никогда бы не позволила трогать руками экспонаты, и мне оставалось только смотреть на них. Я обошла просторную комнату, разглядывая стулья с гнутыми ножками, замысловато отделанную мебель, зеркала и картины на стенах.
   Темно-синие глаза смотрели на меня внимательно и строго – женщина, чей портрет я впервые увидела в заколдованной башне, вышла из – за тяжелой портьеры… Иллюзия рассеялась – стала заметна сеточка трещин, покрывавших лицо и руки, край овальной резной рамы. Передо мной висело еще одно изображение таинственной красавицы – и только! Роскошный наряд из шелка и кружев, нитка жемчуга, заменившая серебряный талисман, тщательно прорисованное лицо, но менее выразительные глаза – вот, пожалуй, и все, что отличало этот портрет от первого. Подпись под рамой гласила: «Неизвестный художник середины XIX века. Портрет графини Софии Вольской». Подойдя к дремлющей смотрительнице, я кашлянула – она вздрогнула и открыла глаза.
   – Извините за беспокойство, – в надежде расположить собеседницу я старалась выражаться как можно любезнее, – экскурсовод, как мне кажется, уделил недостаточное внимание биографии Софии Вольской, не могли бы вы…
   – Могу, деточка. О ней никогда ничего не говорят – это правда. Молчат потому, что с жизнью и смертью Софии связана страшная тайна.
   Я не люблю, когда меня называют «деточкой», но столь многообещающее вступление кого угодно сделает покладистым.
   – Говорят о других, – смотрительница указала рукой в неопределенном направлении, – о тех, чьи портреты висят в парадном зале. История несчастной девочки, заблудившейся в темном лесу, не интересна авторам диссертаций и монографий. Скорее это страшная сказка, и я расскажу ее до конца. До самого конца. Ты готова?
   Я молча кивнула. Необычное возбуждение пожилой женщины меня несколько удивило.
   – Слушай же… Граф Владимир Львович прожил с женой почти двадцать лет. Большую часть времени они проводили здесь, здесь родились и умерли оба их ребенка. Горе матери облегчала только маленькая Сонечка, осиротевшая в пятилетнем возрасте племянница графа. Скоропостижная смерть супруги сделала пребывание Владимира Львовича в усадьбе невозможным, и он отправился в долгое путешествие по Европе. Годы летели незаметно. Вдали от городской суеты, под кровом дома, дремавшего в ожидании хозяина, подрастала, казалось, всеми забытая Сонечка. Со временем она превратилась в застенчивую милую девушку с чудесным голосом – эти стены еще помнят его хрустальные переливы. Прошло почти десять лет, прежде чем завершились странствия графа. Летом 1831 года Владимир Львович Вольский вернулся в свое родовое имение.
   Они встретились здесь, в этой самой гостиной. Удивлению и восторгу графа не было предела – за фортепиано сидела прекрасная незнакомка, и чарующие мелодии струились из – под ее пальцев. Но каким образом неизвестная красавица оказалась в его опустевшем доме? Граф не мог и предположить, что встретил Сонечку, ту самую малышку, чей звонкий голосок нередко тревожил его во время послеобеденного отдыха. Судьба Софии была предрешена – через полгода ее стали называть графиней Вольской. Многие не одобряли этот брак, но страсть графа оказалась сильнее разума и морали. София покорно приняла выпавший жребий, стала хорошей женой, но разве о таком муже мечтала она в девичестве? И только рождение первенца вернуло счастливый блеск ее глазам. Увы, это счастье было недолгим – мальчик умер от скоротечной болезни. Ее душа не вынесла такого удара. София переменилась, исчезли ее кротость и доброта, и старый граф удивлялся, как еще недавно он мог называть эту женщину светлым ангелом. О графине Вольской ходило множество слухов. Говорили, что она познала все тайны ада. Говорили, что ночами она приходила в фамильный склеп Вольских, и предки графа покидали свои могилы, выполняя любую ее волю. Говорили, что когда на небе сияла полная луна и старинное венецианское зеркало, которое ты видишь у себя за спиной, отражало ее холодный лик, София, сбросив одежды… – старушка, спохватилась и, сочтя меня малолеткой, виновато добавила: – В общем, деточка, разное про нее рассказывали. Но граф по – прежнему любил свою жену. Он хотел видеть ее такой, как прежде, хотел вернуть прошлое и не придумал ничего лучшего, как заказать ее портрет. Вот тогда и появился в барской усадьбе некий молодой художник, чье имя, увы, не сохранилось в людской памяти. Он был талантлив, хорош собой и умел покорять женские сердца. Не искушенная в любви София поддалась его чарам. Казалось, это была окончательная победа дьявола – запретные чувства бросили влюбленных в самую бездну. Но любовь поборола демонов, терзавших смятенные души, указала путь к свету, и София попыталась исправить содеянное. Она не знала, что зло не отпускает тех, кто попал в его сети. София Вольская погибла загадочной и ужасной смертью. Тело, найденное неподалеку от реки, было обезображено настолько, что его долго не решались показать старому графу. А когда Владимир Львович все же настоял на своем и увидел останки жены, его хватил удар и он утратил дар речи. Софию не хотели хоронить на освященной земле, но Вольский, несмотря на свою тяжелую болезнь, добился подобающих христианке похорон. Это все, что он мог сделать для своей несчастной жены.
   – А что стало с художником?
   – Этот непутевый парень покинул владения Вольских примерно за полгода до гибели Софии – граф больше не пожелал терпеть его присутствие в своем доме. Он сгинул без следа. Кое-кто говорит, что надгробие Софии – прощальный дар ее возлюбленного, но скорее всего это не так – мальчишка не посмел бы вновь встретиться с графом Вольским.
   – Могила графини, наверное, не сохранилась?
   – Отнюдь. Когда выйдешь из дома, слева увидишь колокольню. Ступай туда – там кладбище. По его главной аллее пройдешь до склепа Вольских, позади увидишь неприметную тропинку – она приведет к надгробью с плачущим ангелом, обойдя его справа, иди вперед, до тех пор, пока не увидишь нечто необычное. Подойди к этому месту – София ждет тебя там в полночь…
   Последние слова смотрительница произнесла странным, свистящим шепотом. Сперва я не осознала смысла сказанного и только немного испугалась за самочувствие старушки. Зато когда поняла, о чем идет речь, захотела переспросить, но было уже поздно – закатив глаза, она медленно сползала со стула… В венецианском зеркале промелькнула какая – то тень, нервы мои не выдержали, и я завизжала. На шум сбежалась толпа, старушку стали приводить в чувство, а я, так ничего не разузнав, отправилась на поиски своей группы.
   Вернувшись в здешнюю школу, мы стали готовиться к ночлегу. Оккупировав пару классов, расстелили на полу привезенные из дома одеяла и спальные мешки, а затем отправились в столовую. После ужина я отвела Толкачева в сторону:
   – Помнишь, ты обещал помогать мне?
   – Барышева, я не подписывал контракт, это была единовременная поддержка.
   – На картине из нашей башни изображена графиня Вольская. Я видела почти такой же портрет во время экскурсии.
   – Случайное совпадение.
   – Нет. Мне про нее многое рассказала смотрительница, старушка.
   Петька вновь поддался уговорам и согласился участвовать в этой рискованной затее. Наверное, Толкачев просто прикидывался трезвомыслящим скептиком, а на самом деле тоже сгорал от любопытства. Как бы то ни было, мы вновь встретились в темном холле школы около одиннадцати вечера. Это было самое обычное типовое здание, но в тусклом свете запыленной лампочки ее вестибюль превратился в жуткое подземелье. Казалось, из темноты за нами следят холодные мертвые глаза, а по углам затаились чудовища с гибкими щупальцами.
   Дверь удерживал громадный деревянный засов, отодвинуть который, не наделав шуму, оказалось довольно сложно. Но мы с честью справились с этим делом и, никем не замеченные, выскользнули на улицу. Вокруг не было ни души – в рабочем городке рано ложились спать. Мы зашагали по узким, пересекающимся под прямыми углами улицам к расположенной на окраине Алексина графской усадьбе.
   Ворота кладбища были закрыты. Я растерялась, не зная, что предпринять, но Петька, как всегда, действовал быстро и умело. Отойдя в тень, подальше от фонаря, он перемахнул через ограду и протянул мне руку. Я кое – как вскарабкалась следом. В темноте кресты и надгробья были почти неразличимы, и казалось, что мы проникли в обычный парк.
   – Надо выйти на центральную аллею, иначе заблудимся.
   Я не возражала. В ответственных случаях Толкачев всегда брал руководство на себя. Склеп Вольских мы обнаружили довольно быстро. Увидев наглухо закрытую, припорошенную мусором дверь, я невольно вспомнила о тех опытах, что графиня проделывала с мертвецами. И в этот миг мне стало так страшно, так невыносимо страшно… Толкачев, который, к счастью, не слышал рассказа старушки о несчастной Софии Вольской, дернул меня за рукав:
   – Виктория, не спи. Куда теперь?
   – К плачущему ангелу. Здесь должна быть тропинка.
   Вскоре из темноты возникла рыдающая над могильной плитой фигура.
   – Это он. Обойдем его справа. Теперь, Толкачев, смотри во все глаза – мы должны увидеть что – то необычное.
   – Самое необычное здесь – мы. Нормальные люди не ходят на кладбища по ночам.
   – Смотри!
   Кроны деревьев расступились, и на фоне звездного неба мы увидели силуэт пальмы с развесистыми, похожими на опахала листьями. Внезапный порыв ветерка не нарушил оцепенения тропической гостьи, будто она принадлежала к иному, не подвластному нашей стихии миру.
   – Надгробие необычное, с этим нельзя не согласиться, – констатировал Петька. Приблизившись, он зажег фонарик, – но кто сказал, что вокруг него должны бродить призраки?
   Низкая кованая ограда, серые шершавые плиты, уложенные ступенями, могильная плита, бронзовая пальма в изголовье, невысокая женская фигура, закутанная в покрывало. Скульптура, должно быть, изображала Софию Вольскую, но трещины и сколы обезобразили ее лицо до неузнаваемости. Зоркий Петька разглядел в складках накидки еще одну физиономию, точнее, морду чудовищного зверя, но, возможно, это нам показалось – неровный свет фонарика и напряжение нервов могли творить и не такие «чудеса». Но все эти странности не шли ни в какое сравнение со свежей, сделанной губной помадой надписью на постаменте. Она гласила: «Возвращайся, Соня, мы тебя ждем!» Видимо, спутавшаяся с чертом графиня имела поклонников и в наши дни.
   – Петька, погаси фонарь, иначе она не придет.
   Толкачев усмехнулся и выключил свет. Примостившись на скамье соседней могилы, мы ожидали появления призрака. Становилось все холоднее и все скучнее. Как всегда, присутствие Толкачева действовало на меня отрезвляюще, и я начала подумывать, что вновь попала в глупое положение. Но на этот раз неладное почувствовал именно Петька.
   – Сейчас начнется, – прошептал он, указывая на прозрачное, едва различимое сияние, поднимавшееся над могилой графини.
   И точно – началось. Стоявший в ее изголовье деревянный крест наклонился, послышался шелест осыпающейся земли. После такого начала ни один нормальный человек не стал бы дожидаться дальнейшего развития событий. Мы со всех ног рванули к выходу. Проносясь между шатающимися крестами и проваливающимися могилами, я краем глаза заметила серебристое облачко, похожее на женскую фигуру. Но нам было уже не до болтовни с призраками.
   Остановились мы только посреди пустынной, залитой светом фонарей улице. Уверенно пошли вперед, свернули за угол, вновь зашагали прямо по проезжей части, потом притормозили – унылые баракообразные дома, неотличимые один от другого, лишали возможности сориентироваться. Даже Петька был вынужден признать, что заблудился. Мы бродили по улочкам Алексино до тех пор, пока вышедший на работу дворник не объяснил нам, как пройти к средней школе № 5.
   Наверное, со стороны это выглядело забавно – два школьника еще до рассвета изо всех сил стремятся проникнуть в любимое учебное заведение… А мне и Петьке было не до смеха, события развивались по худшему сценарию, и в вестибюле нас встретила разгневанная Галина Ивановна. Оставшиеся до отъезда из Алексино часы мы провели под домашним арестом, разбирая старые карты в кабинете географии и гадая, скажется ли ночной побег на оценке по поведению.
   Разборка залежей бумаг и старых рекламных буклетов дала мыслям новое направление, напомнив о брошюре в яркой обложке, той самой, с которой и начались наши злоключения. Логинова утверждала, что в «Путеводителе по геопатогенным зонам» дом с башенкой не упоминался, но я – то знала, как Зизи знакомилась с книгами. Обычно она открывала том на первой попавшейся странице, тыкала пальцем в текст и читала до тех пор, пока ее не отвлекало какое – нибудь другое, более интересное занятие. При таком подходе вполне можно упустить многое, в том числе и сведения о доме с башней. Вся проблема заключалась в том, что у меня не было «Путеводителя» – он исчез в тот роковой вечер вместе с Зизи и Сергеем.
   Возвращение из Алексино оказалось не слишком радостным – записка Галины Ивановны сильно испортила настроение и мне, и маме. А на следующий день после маленькой домашней бури я взялась за поиски «Путеводителя по геопатогенным зонам». Самые крупные книжные магазины разочаровали – среди множества изданий искомой брошюрки не обнаружилось. Тогда, без особой надежды, я отправилась в киоск у железнодорожного вокзала. Если не ошибаюсь, Логинова приобрела «Путеводитель» именно там, но с момента покупки прошло почти полгода.
   Девушка в очках с чрезвычайно толстыми стеклами разложила перед покупателем несколько книг по ведению приусадебного хозяйства.
   – Скажите, пожалуйста, – обратилась я к продавщице, едва привередливый дяденька, так и не купивший ни одной книги, отошел от прилавка, – в начале лета моя подруга приобрела здесь «Путеводитель по геопатогенным зонам», вы не подскажете, где можно его найти?
   Девушка подняла голову. Вероятно, толстые очки обладали какими – то необычными свойствами, казалось, в ее глазах сияли крошечные красные искорки. Помедлив, она ответила:
   – Здесь. Он прямо перед вами. Правда, это бракованный экземпляр, последний. Обложка немного помята, мы его даже уценили. Возьмете?
   Конечно же, я взяла. Сев на лавочку в привокзальном сквере и не обращая внимания на постепенно пробиравший холод, я погрузилась в чтение:
   «…было замечено, что в определенных районах регулярно из года в год, из века в век случаются несчастья, беды и настоящие трагедии. Давайте возьмем карту нашего родного города, отметим на ней наиболее известные «нехорошие места» и соединим их прямыми линиями. Присмотритесь внимательнее – чертеж напоминает перевернутую пентаграмму, нижний луч которой указывает на самую высокую точку нашего города – холм у реки. По свидетельству археологов, именно на этом месте совершались языческие ритуалы, связанные с человеческими жертвоприношениями. Выбор древних не был случаен. Опираясь на тайные знания, жрецы умели отыскивать на местности так называемые Проходы – точки соприкосновения с другой реальностью, которую условно можно назвать Вселенной Зла. Именно в этих точках обретали силу языческие божества, подчинявшие своей воле души поклонявшихся им людей. Необходимо с особой осторожностью относиться к подобным местам, избегая длительного пребывания в опасной зоне. Классическим примером негативного воздействия Прохода может служить дальнейшая история холма у реки. Интересно отметить, что на протяжении длительного времени это удобное с точки зрения градостроительства место не застраивалось, а одно время даже использовалось для захоронения самоубийц. Только в начале XIX века на холме был воздвигнут приют для умалишенных. Спустя десять лет после постройки пожар страшной силы уничтожил само здание и унес жизни почти всех обитателей приюта. Позже на холме был разбит парк. По свидетельству дошедших до наших дней документов, на его территории регулярно происходили несчастные случаи и бесследно исчезали люди. Октябрьский переворот положил конец «суевериям», и на месте заброшенного парка был воздвигнут жилой район. В Великую Отечественную войну эта часть города очень сильно пострадала от бомбардировок. Заметная трагедия того времени – прямое попадание бомбы в подвал одного из расположенных на холме домов. Тогда погибло 64 человека, среди которых было 23 ребенка и две беременные женщины. Сейчас на месте многочисленных трагедий стоит так называемый «дом с башенкой», характерный образец сталинской архитектуры, построенный в конце сороковых годов. Последние годы не отмечены какими – либо негативными явлениями, происходившими в данной аномальной зоне. Однако всегда остается опасность, что люди, привлеченные иллюзией получения неограниченной власти, могут попытаться открыть Проход и разбудить дремлющих демонов…»
   «Ничего себе, – подумала я, захлопывая книгу, – как Зизи ухитрилась пропустить эти страницы? Или, наоборот, она все прекрасно знала и потому с такой настойчивостью стремилась в башню, придумывала глупые истории про охоту за привидениями? Неужели Логинова хотела разбудить демонов? Неужели она нас подставила? Впрочем, больше всех она подставила себя…»
   Тем временем начал накрапывать дождичек, и я заторопилась домой. Вынырнувший из – за угла красный, весело позвякивающий трамвай появился очень кстати… Вошедший на следующей остановке контролер заставил «зайцев» зашевелиться. В кармашке моей сумочки всегда лежал неиспользованный билет, и, кажется, настало время его прокомпостировать. Билет, кошелек, ключи, все находилось на своих местах, все, кроме «Путеводителя». Он исчез таинственно и бесследно. Возможно, забытая книга осталась на скамейке, но скорее всего просто растворилась в воздухе. Этот вестник потустороннего мира уже сослужил свою службу – заманил в ловушку Зизи, а теперь поведал мне о страшном Проходе…
   – Ваш билет, девушка.
   Я засуетилась, делая вид, что ищу проездной. Карман куртки оказался подозрительно оттопырен, и из него виднелся краешек яркой обложки. Опять мои рассуждения оказались далекими от истины, а тут еще надо было объясниться с контролером!
   Говорят, что перед Новым годом случаются чудеса, и появление бесследно сгинувших Сережки, Зизи и Юрки вполне могло сойти за доброе новогоднее чудо. Впрочем, их возвращение только добавило загадок. Все трое помнили только то, как, стоя у дверей своих квартир, нажимали на кнопку звонка, а события, произошедшие до этого момента, по – прежнему скрывал туман забвения.
   В канун католического Рождества Зинаида Логинова уезжала в Москву. Несмотря на то, что поезд отходил в 22.20, мы расставались на вокзале. Петькин отец привез нас на машине и обещал подбросить меня до дома. Мы болтали ни о чем, глазели по сторонам и уже собирались пройти на перрон, когда Зизи неожиданно переменилась в лице и пробормотала:
   – Мы на минуточку. – После чего оттащила меня за руку в сторонку.
   Честно говоря, я подумала, что у нее разболелся живот, но все оказалось намного сложнее.
   – Поздравь меня, Виктория, я сошла с ума! Не перебивай, пожалуйста. Я не врала, когда говорила, что ничего не помню о своих похождениях. Чистая правда – все из башки вылетело. И вот, пока мы с тобой болтали здесь о погоде, вдруг перед глазами фейерверк, будто звезданули кирпичом по макушке. Чувствую – все, конец, подыхаю. Как же! Пришла в себя, как миленькая, будто ничего и не было. Вы мне что – то говорите, я вам что – то отвечаю… И тут возникает совершенно отчетливая мысль – я же отлично помню, что произошло в башенке. А потом, еще одна – кажется, я свихнулась.
   – Почему?
   – Мои воспоминания похожи на бред, в жизни такого не происходит. Могу рассказать в качестве рождественской сказочки. Начну с того момента, когда заполыхали голубые ленты и с натюрморта посыпались яблоки.