Асприн Роберт Линн. Воровское небо

   Это было именно представление: сам любовный акт был лишь последней сценой, которой предшествовали прекрасные костюмы, изысканные ароматы, отточенные движения, двусмысленные воспламеняющие беседы, подходящее музыкальное сопровождение и тонко продуманные детали интерьера. Визит в Дом Сладострастия сулил великолепное представление с неизменным сюжетом, но постоянно сменяющимися персонажами. В этом-то и состояло различие между элегантными куртизанками Миртис и измученными женщинами, дефилирующими вечером по Обещанию Рая.
   - Готово! - заявила девушка, вытирая руки надушенной салфеткой. - Ваши руки чисты, господин Фелтерин. Сейчас я вытру стол, и вы сможете поговорить с мадам. Знаете, как пройти к ее комнате?
   - Боюсь, мне еще не выпадало такого счастья, - ответил Фелтерин самым любезным тоном, вставая из-за стола.
   - Тогда я попрошу кого-нибудь вас проводить, - сказала она, быстро приведя столик в порядок. - Шами! Шами, будь золотцем, проводи господина Фелтерина в комнату Миртис. Я уже сообщила ей, что он пришел.
   Шами, почти дитя, с голубыми глазами, светящимися от гордости, улыбнулась актеру и повела его вверх по лестнице. Уже через минуту он сидел в маленькой гостиной Миртис, хозяйки Дома Сладострастия, прихлебывая смородиновый чай и объясняя цель своего прихода.
   - ..Как видите, милая леди, - закончил он, - она должна обладать талантом и желанием учиться, быть красавицей и с такой фигурой, чтобы свободно могла носить мужское платье.
   Почти всю пьесу она будет переодета мальчиком, и это должно выглядеть естественно. Зрители примут хорошенькую девочку в узких лосинах, но женщину с пышными формами в подобном одеянии они просто поднимут на смех. Мне очень хочется поставить эту пьесу, но без вашей помощи, боюсь, мне не обойтись.
   Миртис засмеялась.
   - Мой дорогой Фелтерин! В городе полным-полно женщин, которые носят одежду противоположного пола. По каким-то одним им понятным причинам они считают, что переодевание - единственный способ защитить свою добродетель. Нет, я вовсе не одобряю мужчин, которые обижают женщин, но ведь существует масса других, более действенных способов избежать насилия! К примеру, вы нигде не встретите столь нежных и женственных созданий, как мои девушки, но любая из них поведает вам множество способов удержать в узде мужчину, который сует руки куда не следует. Те же, кто постоянно думает о такой опасности, которой иногда действительно следует опасаться, далеко не так милы, нежны и женственны. Это грубые и нетерпимые бабы, они только и ждут, как бы ввязаться в драку. Хотя и считают, что просто неотразимы для всех, кто носит штаны. Ха! Им бы поработать у меня, ублажая какого-нибудь мелкого купчика, который думает не об удовольствии, а о том, не выбросил ли он деньги на ветер.
   Кроме того, эти телки идут на любые ухищрения, чтобы сделаться незаметнее для мужчин. Зачастую страх заставляет их заниматься каким-нибудь видом боевых искусств, в результате чего они перенимают такие манеры, что их и близко не подпустили бы к моему дому, будь они мужчинами. И все равно они идут по жизни, уверенные, что за каждым углом прячется насильник.
   А когда они переодеваются мужчинами, то просто трясутся от страха - а вдруг обман раскроется? Обнять и плакать, честное слово! Женщина должна жить полнокровной жизнью, а не прятаться по закоулкам из-за боязни того, что может никогда и не произойти.
   - Но, Миртис, - заметил Фелтерин, - иногда случается и так, что женщин насилуют.
   - Понятное дело, - сказала мадам. - Так же как иногда убивают, грабят, калечат, а некоторых до полусмерти забивают их мужья - такая себе пыточная под фасадом добродетельной семьи.
   А сколько женщин умирает при родах! Но жизнь должна продолжаться, господин Фелтерин. Жизнь - это бытие, а не мимолетное мгновение в конце ее, когда приходит смерть. Ох, некоторые из этих трусих приходятся мне подругами, и я изо всех сил стараюсь их понять. Но ведь глупо так бояться изнасилования в этом городе, где тебя скорее зашибут до смерти или обдерут до нитки.
   То, что нужно насильнику, он никогда не получит, если только сама женщина не отдаст это ему. Не тело, а чувство собственного достоинства. Ей может не понравиться физическая сторона, она может вспоминать об этом с отвращением до самой смерти. Но, честно говоря, никто не смог бы унизить меня через мое тело!
   Я - это не только мое тело, но и кое-что еще. Я женщина, и чрезвычайно горжусь этим, и ни боль, ни унижение не могут отнять эту гордость. К тому же мужчины тоже подвергаются насилию, а значит, переодевание мало что меняет. Собственно, в Санктуарии нельзя чувствовать себя в безопасности, даже натянув личину козы!
   - А я слышал, что козы уже не котируются, - заметил Фелтерин.
   - С тех пор, как город наводнили пришельцы, прибывшие на строительство, - усмехнулась Миртис. - Но вернемся к делу.
   Думаю, я могу предложить вам подходящую кандидатуру. Ее зовут Сашана. Племя рагги вырезало в пустыне всю ее семью. Она спряталась в барханах, хотя была совсем девочкой, а потом прибилась к первому проходящему каравану, прикинувшись мальчиком.
   Весьма разумно в данных обстоятельствах. Но сейчас она одевается, как женщина. Признаться, она так очаровательна, что я частенько жалею, что она была очень добродетельна, когда прибыла в Санктуарий. Она бы могла озолотить мое заведение! Я дам вам ее адрес и рекомендательное письмо. Она больше не носит мужское платье, но ведь у нее пока не было подходящего случая, не так ли?
   ***
   Когда Фелтерин покинул стены Дома Сладострастия, идти к Сашане было уже поздно. Вечером ему предстоял спектакль, и нужно было наложить грим, а перед этим хоть немного отдохнуть Да, он уже не мальчик. Шагая по Улице Красных Фонарей, Фелтерин отметил, что листки с рецензией если и не сняты со стен, то хотя бы ободраны до такой степени, что едва ли могли привлечь внимание прохожих. Актер вернулся в театр, поднялся наверх, в их совместную с Глиссельранд спальню, и прилег рядом с женой на кровать.
   На мгновение впечатление от посещения волнующего дома Миртис навело его на мысль разбудить супругу и предаться послеобеденному отдыху более активно, но эта идея быстро перешла в мечты, в которых он вытворял такое, что простому мужчине обычно недоступно. С возрастом он открыл истину, которой не смеет взглянуть в глаза молодежь: мечты всегда лучше реальности.
   Леди - именно леди - Сашана проживала в небольшом, но уютном домике, расположенном в лучшем районе Санктуария.
   У нее было несколько слуг, пышущих силой и здоровьем. Ожидающий в гостиной Фелтерин заподозрил, что они, кроме того, выполняют роль телохранителей. В комнате было множество полок, на которых громоздились манускрипты - прекрасные тома, обтянутые кожей превосходного качества. Читая названия, Фелтерин понял, почему Миртис отослала его именно к Сашане.
   В основном это были пьесы, а остальное - волшебные сказки и сборники рассказов и повествований о дальних землях. Некоторые из них даже он не читал!
   Леди Сашана вошла в комнату грациозной, но уверенной поступью. Гордо очерченный подбородок свидетельствовал об уверенности в себе, а зеленые глаза светились умом и сообразительностью. У нее были каштановые волосы, не слишком длинные, но слегка завитые на кончиках, что придавало ее облику впечатление тщательно рассчитанной изысканности. Одета она была в темно-зеленое атласное платье и розовую шифоновую накидку, которая выгодно подчеркивала ее красоту, особенно в окружении мебели красного дерева, кожаной обивки и драпировок розового бархата.
   - Меня заинтересовало письмо Миртис, - произнесла она, усаживаясь в одно из кресел и жестом приглашая Фелтерина присесть в соседнее.
   У Сашаны был густой, богатый оттенками голос. Трагик уже не сомневался, что она как нельзя лучше подходит для данной роли, если только ему удастся ее уговорить.
   - Я очень рад, - ответил он, - поскольку вижу, что похвалы Миртис не смогли передать и половины ваших достоинств. Буду краток. Я заметил в вашей библиотеке "Венчание горничной" и сделал вывод, что вам знаком такой персонаж, как Серафина.
   Именно эту роль я хотел бы предложить вам сыграть, если вы, конечно, не против того, чтобы появиться перед публикой на сцене театра.
   Леди Сашана рассмеялась звонким, заразительным смехом, похожим на трель лесной птички.
   - Господин Фелтерин, вы не представляете себе, какой скандал поднялся бы в Рэнке, если бы женщина моего положения и моего воспитания вышла на сцену! О, меня перестали бы принимать во всех приличных домах и не подпустили бы ко двору на расстояние выстрела! Но мы не в Рэнке, господин Фелтерин, мы в Санктуарии. И все, что грозит мне здесь, это опасность прожить скучную и замкнутую жизнь, какую вела моя мама до самой своей безвременной кончины.
   Она остановилась и всплеснула руками с силой и точностью гончара, который мнет кусок глины на новый горшок.
   - Конечно, я согласна, если вы обещаете научить меня всему, что мне необходимо знать!
   Она подошла к полкам, и Фелтерин не без удовольствия отметил, что ее походка и телодвижения начали изменяться, приспосабливаясь к новой роли. Ей нужно немного порепетировать, подумал он, когда она сняла с полки голубой том. Сашана повернулась, прижимая обеими руками к груди книгу, словно бесценное сокровище.
   - Как я люблю этот город! - воскликнула она. Ее глаза горели восторгом.
   ***
   На следующее утро критические статьи появились на стенах Санктуария снова, вот только клей был другой, получше.
   Та дрянь, которую Фелтерин никак не мог отмыть с рук, не шла ни в какое сравнение с новым клеем. Лемпчин вернулся в театр в слезах. Его лицо, руки и одежда были облеплены клочками бумаги, на которых можно было Прочесть оскорбительные фразы.
   Менее чем за час несчастный юноша превратился в ходячую доску объявлений. Клей смыть было невозможно.
   - Да-а, - заметил Раунснуф за завтраком, пережевывая кусок дичи, ничто так не липнет к актеру, как критика!
   - Раунснуф, в этом нет ничего смешного! - упрекнула его Глиссельранд, переодевшаяся в свой самый нарядный костюм - ей предстояло собирать пожертвования. - Бедный мальчик напуган, разве ты не видишь?
   - Было бы куда хуже, если бы клеем намазали его ночной горшок, - изрек Раунснуф. - А поскольку он не потрудился опорожнить горшки сегодня утром, ему пришлось бы несладко!
   Лемпчин взвыл еще громче и бросился к Глиссельранд за утешением. Но Глиссельранд ловко увернулась, парень налетел на Раунснуфа и намертво прилип к толстенькому веселому комику.
   Получилось нечто вроде большой круглой чаши.
   - Хватит! - прикрикнул Фелтерин. Эта суматоха окончательно отвлекла его от завтрака и бумаг. - Лемпчин, прекрати свой кошачий концерт! А тебе, Раунснуф, поделом: нечего было дразнить парня! Теперь так и будешь ходить с ним в обнимку, по крайней мере, до тех пор, пока я не выберу время отвести вас на Кожевенную улицу. Клей, конечно, мерзкий, но вряд ли он клеит намертво. Наверняка его готовил мастер Чолландер, думаю, у него должен найтись нужный растворитель. Конечно, на это потребуется время, но это не продлится долго, скоро вы оба окажетесь на свободе и сможете вновь причинять мне головную боль.
   Кстати, авось Чолландер даст нам достаточно растворителя, чтобы смыть со стен эти проклятые листки!
   - Ну, слава богам! - Глиссельранд вздохнула с облегчением - по крайней мере, ей самой не придется никого вести на Кожевенную улицу. - Если с этим улажено, я, пожалуй, побегу. Пока, моя радость! Не беспокойся за меня. Если я задержусь, ложись спать без меня.
   Она чмокнула Фелтерина в щеку.
   - Слишком-то уж не задерживайся, любовь моя, - сказал актер, возвращая ей поцелуй. - Отдых тебе нужен не меньше моего - особенно перед этим ужасным прыжком в третьем акте.
   И смотри, избегай улиц, которые выглядят опаснее прочих.
   Помни, что из всех жителей Санктуария пожертвовать деньги могут только те, кто действительно богат.
   - Знаю, знаю, мой дорогой, - усмехнулась Глиссельранд. - Но осталось еще много богатых и знатных людей, у которых я пока не побывала. И я намерена исправить эту оплошность. Ну, пока. Береги себя.
   И удалилась через кухонную дверь.
   Глиссельранд никогда не выходила из комнаты просто так.
   Она именно удалялась.
   ***
   Если бы Лемпчин прилип к кому-то другому, путешествие по улицам Санктуария было бы ужасным испытанием для парня. Но Раунснуф был великий комик. Он сумел превратить этот унылый поход в развлечение. Люди смеялись и показывали на них пальцем, но Раунснуф не оставался в долгу.
   - А вы-то что смеетесь, госпожа? Посмотрите на то, как она липнет к тому мужику!
   - Вы думаете, мне плохо? Ха! Видели бы вы меня вчера вечером, пока я еще не протрезвел!
   - Я сказал портному, что в этом платье хватит места на двоих, и он посадил сюда кого-то еще!
   - Это совсем не то, что вы подумали! На самом деле я брат-близнец Инаса Йорла! Точнее, мы оба.
   Таким манером они окунулись в миазмы Кожевенной улицы, миновали дубильню Зандуласа и подошли к лавке клеевара Чолландера. Долговязый парнишка с копной золотистых волос попросил их подождать, и минутой позже сам клеевар вынырнул из задней части лавки, стирая с рук кровь.
   Фелтерин, не тратя времени, объяснил, что приключилось с его комиком и слугой, и под конец добавил:
   - А еще эти листки! Мне придется купить растворитель, чтобы отмыть эту дрянь не только с Раунснуфа и Лемпчина, но и со стен нашего прекрасного города.
   Чолландер поморщился и облокотился на прилавок.
   - Мастер Фелтерин, вы, конечно, хороший клиент, покупаете у меня уйму клея и мастики для грима, но... Боюсь, я не смогу продать вам растворитель для этого клея.
   - Это почему? - осведомился Фелтерин.
   - Потому что Вомистритус заплатил мне уйму денег за то, чтобы я его никому не продавал. Заключая с ним сделку, я не предвидел, что могут возникнуть подобные проблемы, - он кивнул на слипшихся в один ком Лемпчина и Раунснуфа. - Но контракт был совершенно недвусмысленным. Вомистритус сказал, что у него возникли проблемы с вандалами, и я решил, что он намерен использовать мой клей для какой-то защиты. Этот клей годится для дерева, металла - всего, чего угодно, - конечно, человеческую кожу он тоже склеивает, хотя я не думал...
   Клеевар погрузился в неловкое молчание, уткнувшись взглядом в прилавок.
   - Быть может, я могу аннулировать этот контракт, предложив вам большую сумму? - предположил Фелтерин.
   Чолландер рассмеялся.
   - Ну, это вряд ли! Он предложил мне такую сумму, что сперва я подумал, не шутит ли он. Тогда он предложил мне проверить его счет у Ренна. Я проверил. И, честно говоря, мастер Фелтерин, задумался, а остались ли в Рэнке вообще деньги. Такое впечатление, что новый император вздумал опустошить казну и набить золотом карманы своих родственников. Сперва сюда приезжает благородный Адабас, бог весть зачем нанимает дом, полный слугилсигов, и дает всем понять, что у императора есть очень славные родственники. А теперь сюда заявился вовсе не благородный Вомистритус, словно затем, чтобы показать, что родственники императора могут быть очень неприятными. На месте императора Терона я отозвал бы домой Адабаса со всем его семейством и срезал бы кошелек старому Отрыжке, как прозвали его слуги. Но я - не император. И я не в том положении, чтобы рискнуть расторгнуть соглашение с родственником императора. Однако было бы жестоко оставить этих бедолаг...
   Тут его рассуждения были прерваны шумом, донесшимся с улицы, и в комнату влетел парнишка, такой же пухлый и маленький, как Лемпчин, но с оливковой кожей.
   - Хозяин, хозяин! - крикнул он. - Сюда валит целая армия!
   - В самом деле, Замбар? - спокойно спросил Чолландер. - Ну что, мастер Лицедей, будем защищать крепость?
   Они вышли из лавки и увидели если не армию, то, по крайней мере, весьма разъяренный военный отряд. Он состоял из пажей, пехотинцев и, что особенно неприятно, немалого числа гладиаторов. Во главе колонны шагал пожилой мужчина с лицом как грозовая туча. Восемь гладиаторов, шагающих в середине отряда, несли занавешенные носилки, откуда слышались испуганные женские вопли. Женщина, похоже, была в истерике.
   - Силы небесные! - тихо сказал Раунснуф. - Это Лован Вигедьс. И он, похоже, не в духе.
   - А кто такой Лован Вигельс? - так же тихо спросил Фелтерин.
   - Сводный брат Молина Факельщика, - пояснил Раунснуф.
   - Тогда почему же мы не видели его в театре? - спросил Фелтерин.
   - Может, оттого, что они не в ладах, - сказал Раунснуф, - а может, оттого, что он живет за городом в своем поместье Край Земли, где натаскивает гладиаторов, может, также...
   Раунснуф не договорил: Лован Вигельс остановился прямо напротив лавки клеевара.
   - А, клеевар! Судя по твоим спутникам, ты уже нарвался на неприятности из-за своего замечательного клея!
   Чолландер тяжело вздохнул и снова принялся объяснять, какую сделку он заключил с Вомистритусом, родичем императора Терона. Но знатный ранканец оборвал его на полуслове.
   - Плевать мне на то, сколько там заплатил тебе родич этого самозванца! Я знаю одно: моя свояченица, леди Розанда, влипла в эту пакость, так же, как эти двое!
   Он откинул занавеску, и взорам собравшихся предстала леди Розанда. Она не была так облеплена бумагой, как Лемпчин с Раунснуфом, но все же достаточно, чтобы дама ударилась в истерику.
   - Так вот, клеевар, сперва ты принесешь бутылку растворителя и мы избавим леди Розанду от этого унизительного положения, а уж потом потолкуем об условиях твоего контракта с Вомистритусом.
   Чолландер развел руками - жест, знакомый купцам всего мира, применяемый в безвыходном положении и указующий на то, что весь барыш пошел коту под хвост. Он направился в свою лавку. Лован Вигельс жестом направил за ним двоих гладиаторов - на случай, если клеевар вдруг вздумает решить проблему каким-то иным способом.
   Не прошло и нескольких минут, как леди Розанда освободилась от клея и бумаги и снова забралась в свои закрытые носилки.
   Чолландер израсходовал некоторое количество растворителя и на Лемпчина с Раунснуфом, освободив их от оскорбительных листков, а также друг от друга.
   Потом произошла длительная дискуссия между Лованом Вигельсом, Чолландером и Фелтерином. Они обсуждали судьбу, постигшую Санктуарий с появлением Вомистритуса. Оказалось, леди Розанда просто хотела сорвать один из листков, чтобы почитать его дома, в кругу семьи. Ранее она была категорически против всех начинаний, которые поддерживал ее бывший муж. Но после этого печального происшествия целиком перешла на сторону театра. Оказалось также, что Лован Вигельс - весьма толковый и трезвый человек, когда его не отвлекают вопли свояченицы, и к тому же неплохо разбирается в законах.
   Увы, тщательно рассмотрев сложившееся положение, Лован Вигельс так и не сумел придумать законного способа расторгнуть контракт Чолландера с Вомистритусом. По крайней мере, такого, который позволил бы клеевару остаться в живых и не в убытке.
   Вопрос о возможном убийстве обсудили с большой деликатностью и наконец решили оставить на крайний случай.
   - В конце концов, - вздохнул Лован Вигельс, - этот узурпатор, Терон, только и ждет повода, чтобы отправить в Санктуарий свои войска, сровнять город с землей и засыпать место солью.
   Ну, довольно. Мне надо отвезти Розанду домой. Чолландер, я позабочусь о том, чтобы всем стало ясно, что у вас не было другого выхода, кроме как предоставить мне растворитель. И все же нам всем стоит подумать - и хорошенько подумать! - о том, как извести Вомистритуса, прежде чем он изведет нас.
   - Быть может, нам стоит еще раз обсудить этот вопрос после представления - возможно, за ужином? - предположил Фелтерин. - Я надеюсь увидеть вас с леди Розандой у себя в театре в самом скором времени!
   - Да, разумеется! - сказал Лован Вигельс. - Всенепременно!
   ***
   Вернувшись в театр, Фелтерин уже собирался вздремнуть перед спектаклем. Но Эвенита напомнила ему, что он пригласил Лало-Живописца обсудить декорации к "Венчанию горничной".
   Так что Фелтерину пришлось отправиться за своими записями и грубыми набросками, которые он успел сделать. Художник превратит эти наброски в изящные эскизы, а потом в декорации.
   Эвенита также взяла на себя труд в отсутствие Глиссельранд приготовить обед для Фелтерина и Лало. Когда девушка подавала на стол, трагик еще раз поздравил себя с тем, что они с Глиссельранд согласились взять ее в труппу.
   Многие, очень многие юноши и девушки просились к ним в труппу за эти годы. Были среди них и менее красивые, чем Эвенита, и такие же красивые, и даже покрасивее ее. И очень многие хотели поступить в труппу по тем же причинам, что и она: стремились расстаться с невыносимой жизнью и надеялись обрести славу. Но большинство было отвергнуто. Молодым людям хватало амбиций, но в них не было дара, который делает человека актером. А идти работать в театр из одних амбиций так же глупо, как вступать брак по той же причине.
   Но история Эвениты оказалась такой жалостной, и жизнь ее была так хрупка, что Фелтерин и Глиссельранд сдались, приняли ее в труппу и благополучно увезли девушку из родного городка, надеясь, что как-нибудь сумеют ее пристроить. Эвенита отплатила им за доброту добросовестным трудом и неожиданным проблеском таланта. Теперь она сделалась одним из малых алмазов в их скромном венце. Ее темные волосы и теплые карие глаза, круглое личико и полные губы резко контрастировали с аристократическими чертами и золотисто-каштановыми кудрями Глиссельранд. К тому же Эвенита превосходно готовила. Моллюски со специями, которые она подала сегодня, служили лучшим тому подтверждением.
   Лало забрасывал Фелтерина язвительными вопросами и замечаниями (с большей частью замечаний актер согласился). Наконец он убрал свой альбом и попрощался. Фелтерин подумал о постели, ожидавшей его наверху, потом вспомнил про деталь декораций, про которую он забыл сказать Лало - дверь должна быть настоящей, открываться и закрываться! - и побежал догонять художника. К тому времени, как он нашел Лало в "Распутном Единороге", уладил дело и вернулся обратно, пришло время накладывать грим.
   И словно всех тревог этого дня оказалось мало, Глиссельранд задерживалась! Фелтерин продолжал гримироваться и одеваться, но когда начало смеркаться, встревожился. Актер готов уже был отменить спектакль и послать людей на ее розыски, когда дверь отворилась, и его ведущая актриса вбежала в комнату и кинулась к шифоньеру.
   - Дорогой мой, ты себе просто представить не можешь, какой это был удивительный день! - весело сказала она, ныряя в платье.
   - Догадываюсь, - ответил Фелтерин, нанося румяна тонкой кисточкой из верблюжьего волоса.
   - Знаешь, - возбужденно продолжала Глиссельранд, - мне все говорили, чтобы я держалась подальше от того убогого домика на берегу Белой Лошади, но что-то внутри меня, какое-то чутье, говорило мне, что человек, который выращивает такие дивные цветы - ты ведь их видел, эти черные розы? - должен быть очень приятным человеком! Ну так вот, я зашла в три дома. У хозяев явно денег куры не клюют, но вкуса - никакого. Мне никто не дал ни гроша. И тогда я решила послушаться своего чутья!
   Фелтерин прекратил накладывать грим. Его кисточка зависла в воздухе. Он-то прекрасно знал, кто живет в домике на берегу Белой Лошади! Волосы у него на затылке начали вставать дыбом.
   - Ну, естественно, - продолжала Глиссельранд, - я была не настолько глупа, чтобы попытаться одолеть охранные заклятия на железных воротах. Охранные заклятия ведь просто так не ставят! Вместо этого я подошла понюхать розы. Пахнут они изумительно! Этого оказалось достаточно, чтобы привлечь внимание хозяйки дома, не создавая у нее впечатления, что я собираюсь нарушить ее уединение. Когда она увидела, что я не ухожу, но и не пытаюсь сорвать цветок, это возбудило ее любопытство, и она вышла на крыльцо. Я помахала ей рукой, похвалила розы и спросила, не знает ли она, где можно купить черенки. Она улыбнулась - чуточку презрительно, но я не позволила себе обидеться.
   Я сказала, что эти розы напоминают мне те бумажные цветы, которые мы делаем к спектаклю "Дочь Рокалли", и таким образом дала ей понять, что я актриса. Дорогой, ты не поможешь мне застегнуть корсет? Так вот, ворота распахнулись и она пригласила меня выпить чаю! Неплохо все-таки быть актером, верно, Фелтерин? Тебя почти везде принимают с радостью. Должно быть, людям приятно общаться со знаменитостью. Ну, если, конечно, не считать того случая в Софрельдо, когда весь город объявил бойкот барону с баронессой за то, что они пригласили на завтрак - подумать только! простую актрису! Но, в конце концов, Софрельдо - пограничный городишко. Но к делу! Ты и представить себе не можешь, как я рада была побывать у нее в доме! Фелтерин, у меня было такое чувство, словно я вернулась домой! Какое буйство красок! Шелк, атлас, бархат - и все это расстелено так весело и небрежно! Я показала ей свое вязанье - по-моему, ей очень понравилось. И подарила ей пакетик своего ячменного сахара - знаешь, из тех, что я дарю людям, которые жертвуют на театр больше обычного. Бедняжка кажется такой робкой! Похоже, у нее очень мало подруг. Она сказочно прекрасна, а это обычно заставляет женщин ревновать, знаешь ли. Я от этого сама немало настрадалась. Ну вот, похоже, я готова!
   Фелтерин судорожно сглотнул.
   - И что, она внесла пожертвование? - спросил он, отворяя дверь гримерной и вознося про себя молитву неведомому божеству, которое позволило его супруге вернуться целой и невредимой.