- Иисусе, мальчик! Так ты почитал ее суженой только до той поры, как увидал? Что тебя напугало? Ее огненные патлы?
   - Да нет же, стар.., то есть.., государь! Я хотел сказать, что увидел ее с Лан... Лан... - Бард умолк, сжал кулаки и прижал к вискам.
   Лири увел Корса Канта подальше от входа во дворец и усадил на холодную каменную скамью со спинкой в форме треугольника. Ближе к вершине треугольника в камне был вырезан глаз. Король Эйра уселся рядом с бардом.
   - Ну, юноша, поведай мне свои печали. Расскажи мне, что стряслось.
   Бард открыл было рот, чтобы возразить, сказать, что ничего не случилось, но вместо этого слова потоком сорвались с его губ. Корс Кант рассказал королю все-все об Анлодде, начиная с того дня, когда они вдвоем отправились на прогулку верхом и побывали в чудесной пещере, до того мгновения, как он застал принцессу в покоях Ланселота.
   Холодный камень скамьи леденил ноги Корса Канта. Он наклонился, протер глаза. Ему так хотелось избавиться от видения обнаженной Анлодды на ложе с Ланселотом.
   - Что же мне делать? - спросил он короля. - Я потерял ее. Она не...
   - Больше не принцесса?
   - Нет... Я хотел сказать, что она больше не...
   - Больше не воительница?
   - Да нет! Не прерывай меня, прошу! Она не...
   - Она больше не Анлодда?
   Корс Кант простонал, но сдержал ругательство. Оскорблять короля Эйра не следовало ни в коем случае.
   - Но помилуй, ты ведь как раз это пытаешься мне втолковать! У тебя выходит, что раз твоя милашка Анлодда, пусть и не слишком охотно, позволила герою Камланна обладать ею, она уже больше не твоя суженая, не та, кого ты обожал, не та, кого ты полюбил.
   Корс Кант дрожал, ему было холодно, как самой лютой зимой, а ведь и до конца осени еще далеко.
   - Она - та, кто она есть, - пробормотал он. - Она сказала мне об этом давным-давно. Надо было послушать ее.
   - А может, ты и послушал, как знать? Бард уныло усмехнулся.
   - Тогда спрашивается - кто я такой?
   - А разве ты не всегда задаешь себе этот вопрос?
   - Я мог бы ответить: я - тот, кто я есть.
   - Ну, а я тогда вопрошу: кто такой - ты, и мы вернемся к началу.
   Корс Кант наклонился вперед, уставился на землю, ища хоть какие-нибудь признаки жизни. Но нет, трава умерла. У его ног свернулись жухлые коричневые стебельки. Даже муравьи, и те уползли поглубже под землю - так было холодно.
   - Я теперь не знаю, как верить ей. Она сказала, что она - принцесса, дочь принца Горманта, изменника! Но Кей сказал, что Гормант отрекся от нее. Как же я могу верить всему, что она говорит или делает, если не верю даже тому, кто она такая?
   Лири хмыкнул, - Ну нет, она принцесса, это точно. Она высокого рода, ты уж мне поверь. Повыше, чем принц Гормант. Знаешь, бывает, при дворе, где еще действует право гостя, появляется персона знатного рода - король, к примеру...
   Корс Кант вздрогнул.
   - Государь.., не хочешь ли ты сказать, что Анлодда - дочь некоего короля, навестившего некогда Харлек? От этого мужчины ее зачала супруга Горманта, да упокоится ее душа в мире?
   - Что сказал, то сказал.
   - Гм. Тогда понятно, почему Гормант так себя повел. И почему он вообще не жаловал Анлодду. Государь, прошу, скажи, это так?
   - Я говорю тебе: я знаю, что она высокого рода, самого что ни на есть королевского.
   - Самого что ни на есть? - юноша обернулся, посмотрел на короля Лири, но тот только загадочно улыбался. - Господи Иисусе, - прошептал Корс Кант. Она.., тебе дочь?
   - Она выросла дочерью Горманта, принца Харлекского, вот все, что могу сказать. Она говорит правду, но и он не врет, все зависит от того, как посмотреть.
   - Стало быть, ты мне всего лишь сказал, - попытался резюмировать юноша, что она - та, кто она есть?
   - Вот-вот. Только что ты за это уцепился? На самом-то деле все гораздо серьезнее, юноша. Ты знаешь, кто она такая, но ты - это ты, и сможет ли она жить в твоем мире, а ты - в ее?
   - Но ведь она не изменится?
   - Еще как изменится! И ты тоже, куда бы ты ни пошел - налево, направо, вперед или назад. И гадать тут нечего. Я тебя не стану спрашивать про завтрашний день, его не видят даже боги. Я спрашиваю тебя про сегодняшний. Любишь ли ты ее, как прежде, или нет?
   - Да, - ответил Корс Кант, не задумываясь. - Погоди... Если бы она...
   - Нет-нет, не сворачивай! Хоть раз сказал верное слово, и тут же на попятную! Ты ведь ей как-то сказал, что любишь ее, но ведь тогда ты жаждал ее тела, а?
   "В ту ночь, когда приехал Меровий, в покоях Гвинифры!"
   - Откуда.., откуда ты знаешь?
   - А потом ты обратил ее в идола. Сначала ты ей поклонялся, как принцессе, потом - как Строительнице, потом - как богине. Ну и где же ей, бедняжке, быть самой собой посреди всех них?
   Корс Кант ковырял землю носком сандалии, призывая на помощь друидское благоразумие. "Спокойствие. Ничего нет у меня на сердце. Возможно, в этом и было все дело. Воительница - она, а я воюю с самим собой!"
   - Да, - проговорил он вновь. - Я мог бы смириться с этим. И жить с ней.
   Король положил руку на плечо барда.
   - Разыщи ее. Она - твое спасение, твой священный Грааль. Она изливает жизнь на тебя, наполняет до самых краев. Найди ее и скажи ей. Спой ей об этом, бард! Только не напевай ей тех виршей, что поешь на пирах, и не кричи военных песен, спой ей песнь своего сердца. Спой о любви, о сладких поцелуях, о теплом расставании и радостной встрече".
   "Она - та, кто она есть. Она - Анлодда. Не принцесса, не богиня, не вышивальщица, не убийца, она просто Анлодда".
   Какое простое решение! А ведь скажи ему об этом Лири или Меровий неделю назад, Корс Кант бы недоверчиво покачал головой.
   "Вот она - тайна, главная тайна Строителей... Ты не можешь никому раскрыть их тайн, покуда сам не поймешь, в чем их суть! Вот главная тайна всех посвящений!"
   Смех шибболов.
   Прекраснее мгновенья нет!
   Он наконец увидел свет!
   Увидел, коснулся, почувствовал жар, биение. "Гляди, как чаша глубока! А ты не сделал ни глотка! Не зря она тебе дана, скорее пей ее - до дна!" - пищали шибболы, прижавшись к барду с двух сторон. Их голоса и прикосновения прогоняли страх, вселяли уверенность и радость.
   "Шагай смелей, ты видишь свет! Конца у посвященья нет!"
   - Пойдем со мной, - сказал король Лири. - Пора тебе стать истинным членом Братства. Должен сказать, ты быстро продвигаешься. Не всем удается так скоро достичь права взойти на новую ступень.
   Лири протянул руку. Корс Кант сжал ее. Они, словно собратья по видению, прошли под величественной аркой Каэр Камланна, пересекли дворик за триклинием, где стояла зеленая сосна - островок жизни посреди моря смерти. Они вошли в Старые Палаты, что стояли здесь еще в те времена, когда божественный Юлий послал в Придейн свои первые легионы. Лири подвел Корса Канта Эвина к полуразрушенной лестнице, что вела в кладовую, где хранились запасы вина.
   Еще мгновение - и сильные руки обхватили барда и завязали ему глаза. Корс Кант, не сопротивляясь, дал уложить себя на пол. "Пусть будет, что будет, думал он, - но я хочу остаться самим собой. Так и будет, потому что иначе быть не может".
   Он вдруг услышал знакомый голос вышивальщицы:
   - И не смей называть меня больше госпожой, мальчишка!
   Корс Кант рассмеялся, а невидимые руки сорвали с него правую сандалию и обнажили правое плечо.
   Глава 41
   Питер опустился на скамью, стоявшую около стола - низкого, словно столики в японском ресторане. Dux BeIIorum он слушал вполуха.
   В основном он занимался тем, что пытался усмирить разбушевавшегося Зверя, то бишь Ланселота.
   Ланселот пробуждался четырежды за время после возвращения из Харлека. С тех пор, как Питер оказался в артуровских временах, Ланселот окреп и брал власть над сознанием Питера с пугающей уверенностью. "Что со мной случилось? гадал Питер. - Что стряслось? Неужели я теряю мою душу?"
   Он решил, что должен как можно скорее завершить задуманное, в надежде на то, что к тому времени, когда Ланселот окончательно овладеет собственным телом, Смит уже вернется обратно, в лабораторию Уиллса.
   "Селли. Я должен думать только о треклятой Селли Корвин. Надо забыть о всяких там сражениях, об Артусе, о мальчишке и его принцессе! Селли..."
   Dux Bellorum продолжал свою речь, и к его спокойному, гипнотически завораживающему голосу невозможно было не прислушаться.
   - Империя не похожа на белые утесы южных краев. Она не стоит одиноко, сама по себе, открытая всем ветрам.
   Нет, империя напоминает величественный дворец. Ее возводят люди, ее надо укреплять и поддерживать, иначе она падет с громоподобным шумом и развалится останутся только камни и куски дерева.
   Кей, сенешаль Каэр Камланна, скажи, что крепит мою империю?
   - Да? - Кей часто заморгал. Он явно не был готов к вопросу. - Милосердное правление.
   Артус насмешливо улыбнулся.
   - Ланселот?
   А вот Питер к вопросу приготовился.
   - Войско, государь. Меч и копье крепят твою империю.
   - Ответ близок к истине, друг мой, но позволь я задам тот же вопрос твоему соотечественнику.
   Король Меровий не пошевелился и даже не оторвал взгляда от собственных рук, которые разглядывал с пристальным вниманием.
   - Вера, - отозвался он.
   - Rem acu tetigisti <Букв.: "коснулся иглой" (лат.) - попал в точку. Изречение Плавта.>, - кивнул Артус. - Вот это верно сказано, государь.
   - Вера, рыцари мои. Вера держит легионера рядом с его центурионом, горожанина - с сенатом, даже раба - рядом с хозяином. Кей! Я приказываю тебе немедленно отсечь мне голову!
   Кей выпучил глаза, нахмурился, едва заметно усмехнулся. Он и не подумал потянуться за оружием.
   - Вот видите, друзья мои! - воскликнул Dux Bellorum. - Я не пользуюсь волшебством, я не вкладываю его в мои слова. Любой приказ, какой бы я ни произнес, заставляет вас подумать, и только потом принять решение. Как поступить - послушаться мудреца или пропустить мимо ушей болтовню старого болтуна?
   Поймите.., нет ни королей, ни принцев - нет никаких правителей. Всякий человек сам себе король, он сам для себя решает, когда повиноваться, а когда взбунтоваться. Итак: моя империя, как любая империя, крепка верой - верой людей, от принца до раба, в справедливость, правду, в неограниченную силу правителя, в его способность защитить свой народ и принести ему процветание.
   Полководцы, принцы и рыцари, сидевшие вокруг стола, смотрели на Артуса непонимающе и, похоже, не задумывались над тем философским смыслом, который Артус вкладывал в свои речи. Однако голос владыки они были способны слушать часами. Голос его ласкал слух, словно руки куртизанки - тело.
   Даже Питер расслабился, хотя понимал, что в конце концов Артус должен заговорить о Харлеке и необходимости освободительной войны. Только Меровий улыбался, но молчал, руку не поднимал, слова не просил.
   - Эта вера поколебалась, - объявил Dux Bellorum.
   - Не может этого быть! - воскликнул Бедивир, по обыкновению не возлежавший на скамье, а сидевший.
   Артус заговорил громче, выплеснул в голосе переполнявший его гнев:
   - Долго ли ждать, пока каждый варвар к северу от Лондиниума услышит о захвате Харлека и об измене Горманта? Римские легионы ушли из Британии, так долго ли пришлось ждать, пока Аларих и вестготы захватят Рим? Прошло всего три года. Теперь Галлии угрожает гунн Аттила, а Флавий Пласидий Валентиниан только потрясает кулаками и молит папу Льва дать ему войско.
   Артус опустил руки на стол.
   - Мы не можем позволить себе поражений, мы не можем лишиться ни одной провинции, ибо если мы позволим это, тогда все саксы, юты, гунны и прочие варвары, имеющие по две ноги и боевые топоры, пронесутся над нами, словно туча саранчи.., ибо тогда народ - и воины, и горожане, утратят веру в Pax Britannicus.
   А без веры, соратники мои, мои приказы - всего лишь бормотание дряхлого законника.
   Артус спустился на скамью, поднял руку и осенил крестом собравшихся. Питер вздрогнул. Такого проявления богохульства он не ожидал от Dux Bellorum. Разве он имеет право благословлять? Ведь он не священник! Но с другой стороны, так ли уж богохульно было поведение Артуса?
   Рукоположен Артус или нет, но по сути - разве он не был отцом-исповедником для всех здесь присутствующих?
   - Восстановите мою империю, - сказал Артус. - Верните мне Харлек, дети мои. Я возьму четыре легиона и лично возглавлю поход. Легионами Орла и Дракона я буду командовать сам. Кей и Ланселот - своими легионами. Ланселот, безусловно, будет главнокомандующим. А теперь, Кей, расскажи о том, как ты собираешься снабдить войско на походе всем необходимым.
   Сенешаль принялся перечислять затраты на провиант и прочие нужные вещи. Питер лихорадочно соображал. Что бы ни задумала Селли, она почти наверняка нанесет удар во время этой военной акции. Состояние войны - прекрасное прикрытие для всего, что бы там ни таилось в глубинах ее черного сердца.
   Но Питеру предстояло разлучиться с тем, на кого обрушится этот удар - с Артусом Dux Bellorum. Кроме того, Кей и Бедивир того и гляди могли начать открытый бунт. Питер чувствовал себя несколько виновато. Ведь он нарушил те соглашения, которые заключил с Кеем и Бедивиром настоящий Ланселот. Между тем Кей получал под командование целый легион!
   Все рассыпалось. Питеру не удалось разыскать Селли, он потерял Харлек, предал Кея и Бедивира, а теперь терял контроль над рвущимся на волю Ланселотом. Им овладело безотчетное желание броситься к Меровию, исповедоваться в своих неудачах и умолять короля подсказать, как быть! Но Питер не смог бы этого сделать, как не смог в свое время удрать из Сэндхерста и попросить совета у отца.
   "Это Медраут. Это должен быть он.
   Нет. Это не может быть Медраут... Мальчишка - не убийца из ИРА!"
   Питер стиснул зубы. Как он злился на себя! Гамлетовская нерешительность, будь она трижды проклята!
   Кей продолжал болтать о затратах, продовольствии, фураже, количестве дротиков и стрел - как раз о том, что Питер всегда так ненавидел в военных делах. Он старался слушать внимательнее, но разум его работал в другом направлении. Питер пытался мыслить логически четко, как профессор.., профессор...
   Ну вот, опять он не мог вспомнить фамилию человека из прошлой жизни. Она растаяла, словно предутренний сон. Питер со злости ударил себя по ноге. От этой встряски фамилия Уиллкс вспомнилась.
   Кей запнулся. Все собравшиеся за столом, как один, повернули головы к Питеру, а у того покраснели уши.
   - М-м-м. Блоха укусила, - смущенно объяснил он свое поведение.
   "Мой разум должен работать, как один из "Макинтошей" Уиллкса", - думал Питер, укореняя каждое слово в недрах собственного мозга, не давая ускользнуть. - Задача: как удалить А (Артуса) от Б (Бедивира) и К (Кея) так, чтобы предложение П (Питера) было высказано А наедине, дабы тот узнал, что он не должен доверять ни Б, ни К".
   Кей наконец умолк, и Аргус распустил Совет. Все разошлись, кроме Бедивира и Кея. Эти прилипли к Артусу и Питеру, как репьи. Питер дважды пытался увести Артуса в сторону, дабы переговорить с ним наедине, но оба раза Кей вспоминал какие-то архиважные мелочи и вновь задавал королю вопросы или делал какие-то предложения. В тот миг, когда Питер предпринял вторую попытку, Артус внимательно рассматривал карту, а Кей скорчил Питеру гримасу, означавшую: "Нет, голубчик, ничего у тебя не выйдет, не останешься ты с Dux Bellorum с глазу на глаз, мы с братцем тебе этого не позволим!"
   Артуса, видимо, серьезно волновали перипетии будущего похода. В конце концов, расстроенный и озабоченный, Питер учтиво попрощался и отправился в свою комнату.
   Задернув занавес, он самым внимательным образом перечел все свои записи. Покончив с чтением, он покачал головой, изумленный тем, сколько в "бортжурнале" оказалось повторов, топтания на месте. Постаравшись сосредоточиться, он снова засел за записки.
   "Двадцать один день.
   Разгадка головоломки состоит в том, что разгадки нет. Я не могу выкурить Селли из норы, ожидая, что она допустит промах.
   Когда фехтуешь, старайся предвидеть атаку противника. Он будет скакать влево, вправо, и снова влево, и ты в конце концов не выдержишь, раскроешься, а он нанесет тебе удар в незащищенное место. Но нет, ты должен ждать, быть настороже, ибо когда он будет атаковать, он и сам раскроется. Сун-Цзы: "Неуязвимость в тебе, уязвимость - в противнике. Ловкие воины могут быть неуязвимы, но не могут заставить своих соперников стать уязвимыми".
   Когда она решит нанести удар, она должна будет покинуть то место, где чувствует себя уверенно и станет уязвимой. Все как в фехтовании на саблях. Отступай, отступай, а когда она ударит, жди до последней секунды, парируй и наноси ответный удар.
   Я найду ее тогда, когда она решит раскрыться.., а если не решит, я выиграю по очкам".
   Питер отложил угольный карандаш, спрятал записи, а потом полночи просидел, стараясь мысленно проникнуть под маску Селли Корвин, забыв о тех мудрых советах, которые дал сам себе.
   В конце концов перед рассветом он задремал в неудобной позе, проснулся и ударился головой о стену, от чего от стены отвалился здоровенный кусок штукатурки. Голове тоже досталось порядочно.
   Питер прислушался - не разбудил ли он кого-нибудь по соседству этим грохотом.
   Стук повторился, но тихий, робкий. Кто-то стучал в стену рядом с дверью.
   Чья-то невидимая рука откинула занавес. Питер таращил глаза, он еще не вполне очнулся от дремоты. Сердце его похолодело, будто кто-то сжал его холодной рукой.
   В комнату вошел.., бигфут, снежный человек, гуманоид семифутового роста, заросший шерстью с ног до головы. Питер медленно поднял сжатую в кулак руку так, словно сжимал в ней боевой топор.
   Моргнув, он увидел старого идиота, Мирддина, маразматика и шарлатана с бородой а-ля Уолт Уитмэн и глазами, мутными из-за катаракты. Питер ахнул, постарался усмирить бешено бьющееся сердце.
   - Прости, что потревожил тебя, - сказал старикашка. - Но дело, видишь ли, безотлагательное. Найдется у тебя немного времени, принц Ланселот?
   - Какого черта тебе надо, вонючий старый ублюдок? Мирддин промычал что-то нечленораздельное, зашаркал на месте, потеребил ворот рубахи.
   - Скажи, - изрек он в виде преамбулы, - позволит ли новый поход на Харлек перейти, так сказать, на новую ступень?
   "Матерь Божья! - изумился Питер. - Еще один треклятый масон!"
   - Уходи, Мирддин. Ступай прочь! Учти: если ты протянешь мне свою обезьянью лапу, чтобы я ее пожал, я тебе ее просто оторву, и все!
   Друид промолчал, но не ушел. Выждав, сколько положено, он возобновил попытку втянуть Ланселота в разговор.
   - Все защищаешь овец, а, сэр Ланселот?
   - Это тебя я скормлю вонючим овцам, если ты не... - Питер запнулся. Он ведь с кем-то уже разговаривал про овец, был такой разговор, и притом сравнительно недавно. А точнее - три недели назад. Вспоминал, вспоминал - и вспомнил.
   - Ты когда-нибудь читал три Евангелия - от Матфея, от Луки и от Иоанна?
   Мирддин медленно улыбнулся.
   - Только не говори, что ты забыл про старину Марка, ладно? - - Господи! Матерь Божья! Марк, неужели это правда ты? Старый волшебник облегченно вздохнул и опустился на колени.
   - Хвала небесам - я нашел тебя, Питер.
   - Господи, что случилось? Почему ты здесь? Где Селли? Она все еще там, в лаборатории?
   - Гм-м-м, ты исчез надолго, а потом явился твой начальник... Купер.
   - Полковник Купер?
   - Он самый. Явился, и когда все узнал, решил свалить на Уиллкса.
   - Угу. Куп никогда особо не жаловал ученых. Да и вообще всех, кто учился в университете.
   - Ну, я и уговорил старину Уиллкса позволить мне отправиться следом за тобой. И, Питер.., я нашел ее!
   - Ее? Селли? - Питер склонился вперед. Он с трудом удержался от того, чтобы схватить старика за плечи и не потрясти так, как трясут подозреваемых на допросах.
   - Ну.., на самом деле я не знаю, в чье тело она вселилась, но я знаю, что она задумала.
   Питер сжал кулаки, а Мирддин облизнул пересохшие губы. Глубоко вздохнув, он продолжал:
   - Не забывай, это только мои предположения.., но они вполне обоснованные. Я почти уверен, что Селли собирается убить короля Артура во время предстоящего похода.
   Питер недоверчиво смотрел на Мирддина.
   - Почему ты так думаешь? Зачем ей...
   - Питер, - прервал его Мирддин. - Мы.., вернее, Купер, выяснил что Селли получает приказы непосредственно из Белфаста. Приказ был, естественно, закодирован и частично сгорел. Она бросила бумагу в камин в своей комнате, но листок упал за решетку и сгорел не целиком. Текст расшифрован не окончательно - с ним еще копаются декодировщики, но кое-что Куперу удалось разобрать самолично. Этого вполне достаточно, чтобы понять: ее удар будет направлен на Артура - или на Артуса, как его тут называют.
   - Артуса? Она собирается убить Артуса?
   - Так было сказано в приказе. Уверен, ИРАшники привыкли исполнять приказы. Ты же знаешь, какие они.
   Питер поскреб подбородок. Что-то было не так, что-то в словах старого волшебника вызывало у него недоверие.
   - Но.., разве Артус... Артур не погиб так или иначе? Все древние предания говорят об этом. В сражении с Моргаузой и Мордредом. "Или история уже изменена? Быть может, на самом деле Артур не погиб тогда, а это я теперь думаю, что погиб, потому что Селли удалось что-то изменить?"
   Мирддин буркнул что-то неразборчивое, потянул себя за бороду.
   - Гм. Ты прав. Он погиб. По крайней мере мне так помнится сейчас.
   - Ты думаешь о том же, о чем и я?
   - О том, что она уже ухитрилась изменить прошлое? Не исключено. Но для того, чтобы выполнить стоящую перед нами задачу, в такие дебри залезать не стоит.
   Питер, Артур должен выиграть эту кампанию. Если этого не произойдет, история изменится - и не в лучшую сторону.
   - Значит.., ты думаешь, что Селли собирается совершить покушение на жизнь Артуса до того, как он изгонит ютов из Харлека?
   Мирддин кивнул.
   - Я в этом почти не сомневаюсь. Она должна поступить так! В противном случае ее путешествие сюда совершенно бессмысленно. После победы его убивать уже не нужно. Тем более что, как ты подчеркнул, он так или иначе скоро умрет.
   Питер сам не знал, верить Марку или нет, что-то ему не нравилось, но что он пока не понимал. Он решил продолжить беседу, а проанализировать потом.
   - Когда она попытается это сделать? Мирддин пожал плечами.
   - Можно только гадать. Видишь ли, мне, как верховному друиду, поступает масса информации, предназначенной, так сказать, для служебного пользования. Я знаю много такого, чего не знает даже сэр Ланселот.
   Питер поморщился. Его уже в рыцари произвели!
   - Принц, принц Ланселот. А вообще - не важно.
   - Принц, - согласно кивнул Мирддин. - Вести о начале атаки могут дойти до меня скорее, чем до тебя. Если это будет именно так, я немедленно извещу тебя.
   - Благодарю, - кивнул Питер. - А теперь мне нужно хотя бы немного вздремнуть, пока не задули в волынки и не ударили в цимбалы.
   Он знаком попросил Мирддина удалиться. Тот понял намек и быстро ретировался. Через мгновение Питер остался наедине со своими мыслями. Наконец представилась возможность проанализировать случившееся и услышанное.
   К тому времени, когда волынки и цимбалы возвестили о начале нового дня, он пришел к выводу: он никак не мог быть уверен, что беседовал с Марком Бланделлом. Вполне вероятно, что он провел содержательную беседу с самой Селли Корвин. От этой мысли Питера бросило в дрожь.
   "Получается, что я вернулся к тому, с чего начал, - думал он. - Я должен терпеливо ожидать удара - неделю и чуть дольше до начала похода, а потом нужно приготовиться к тому, чтобы парировать и нанести контрудар".
   Издав глубокий стон, Питер, совершенно не выспавшийся, поднялся с кровати и отправился муштровать своих воинов.
   Глава 42
   Корс Кант не слишком ловко сидел верхом на пони. Всякий раз, когда невысокая лошадка приближалась к скользкому склону или к ледяному осеннему ручью, бард судорожно вцеплялся в косматую гриву. Неделю после возвращения из Харлека у юноши ныла спина, а его снова усадили верхом на лошадь!
   "В одном она права. Я не родился героем - это точно".
   Он вздохнул. Ее - Анлодду - отправили с другим легионом по приказу Артуса. Что еще хуже - подружка племянника той рабыни, что прибирала в покоях Морга-узы, сказала, будто бы Артус проговорил со своей сводной сестрой почти весь день, и вроде бы она подслушала, что Анлодда сама попросила, чтобы ее отправили в поход отдельно от Корса Канта.
   Бард ехал молча. Только изредка Dux Bellorum просил развлечь его песней или повествованием. "Наверное, гадает, - с горечью думал Корс Кант, - не брошусь ли я с первой попавшейся высокой скалы: ведь все песни, какие я выбираю нынче, звучат, словно вопли тысяч троянских жен".
   За семь дней Корсу Канту ни разу не удалось поговорить с Анлоддой. Он знал, что сказать ей, но его гордыня не давала ему попросить прощения за то, что он повел себя так, как повел бы цивилизованный римлянин.
   Анлодда же с ним не разговаривала - и на этот раз по-настоящему.
   Только один-единственный раз они случайно встретились с Анлоддой, и она сказала: "Мы оба живем каждый в своем мире, Корс Кант, и, быть может, наши миры даже не граничат". А потом добавила самую жестокую фразу: "Возможно, нам стоит оставаться просто друзьями".
   Через два дня после этой встречи Корс Кант позвал рабыню и отдал ей записку. "Я люблю тебя", - было там написано по-кимрски, и велел передать эту записку принцессе-вышивальщице. А потом.., потом рабыня не могла вспомнить, отдала ли записку Анлодде, а если отдала, что та сказала в ответ. Ответа не было, и Корс Кант стал просить, чтобы еду ему приносили в его комнату, если только Артус не настаивал на присутствии барда в триклинии.
   Когда же после недельных приготовлений войско наконец выступило в поход, Анлодда даже не пожелала юноше удачи.