Асс Павел Николаевич. Литераторы Дамкин и Стрекозов

   – Пропили небось? - предположил главный редактор.
   – Пропили, - миролюбиво согласился Стрекозов. - Вчера водки не хватило, пришлось кое-что из вещей продать.
   Главный редактор был старшим братом одноклассника Дамкина. Они дружили с незапамятных времен. Лет пятнадцать назад старший Однодневный учил ребятишек стрелять из рогатки, лазить в чужие сады и приставать к соседским девочкам. Сейчас он уже был лысеющим и женатым, но Дамкин и Стрекозов не давали ему забыть о золотом детстве.
   – За три часа, - вещал Однодневный голосом диктора программы "Время", - страна выплавила 213 тысяч тонн чугуна, добыла 545 тысяч тонн угля...
   – Выпила 33 миллиона литров пива, - прокомментировал Дамкин.
   – Я вами недоволен. Садитесь.
   Литераторы сели в глубокие кожаные кресла. Однодневный прошелся по кабинету и остановился напротив них, заложив руки за спину.
   – Я всегда относился к вам хорошо, но всему есть свой разумный предел. Из-за ваших выходок я сам скоро вылечу из этого кресла. Вот, - он помахал пачкой бумаги, - жалобы на вас из отделений милиции, медвытрезвителей и других организаций. Вы очень плохо работаете. Возьмем ваши последние статьи. Я не хочу рассматривать их стилистические особенности, хотя и на эту тему можно много говорить, но хоть факты-то надо проверять! Вот тут вы написали: "Завод имени Ильича перевыполнил план в счет будущей пятилетки на 53 процента". А с завода пришло очень обиженное письмо, что они перевыполнили план на 54 процента! Или вот: "Империалисты неуклонно наращивают". Что наращивают?
   – Неуклонно, - сказал Дамкин.
   – Ох, - тяжко вздохнул главный. - Журналист может быть глупым и бездарным. Но самое главное - у каждого работника пера должна быть четкая гражданская позиция. А у вас? Вот вы пишите о женщине, у которой трое детей от трех мужей, а мужья ей не платят алименты. Кому вы симпатизируете? Почему злостный алиментщик вызывает у читателя симпатию, а алкоголик оказывается умнее и добрее добросовестного участкового? А описание быта рабочих и крестьян? Нет на заводе имени Ильича мраморного бассейна! Нет в колхозе имени Ленина пивного бара с американским джазом и голыми девочками! Создается впечатление, что вы это все из пальца высасываете и пишете свои статьи, не выходя из комнаты!
   – Выходя! - возразил до глубины души обиженный Стрекозов. - За пивом.
   – Не смешно, - поморщился Однодневный. - Ваши шутки у меня уже во где сидят! В общем так. Или вы пишете то, что нужно нашей газете, или занимаетесь своим творчеством где-либо в другом месте! Я вам даю последний шанс остаться в моей газете. Посылаю вас в такую...
   – Задницу, - подсказал Стрекозов.
   – Нет! В такую глушь, о которой вы не сможете написать, не съездив туда! На Сахалин!
   – Зачем?
   – В Южно-Сахалинске состоится открытие памятника Павлику Морозову. В вашем репортаже должно быть...
   Стрекозов достал блокнот с грязными потрепанными краями и, взяв с редакторского стола японскую ручку, начал записывать.
   – Первое, - говорил Однодневный, - отчет с места открытия памятника. Речи профсоюзных и коммунистических деятелей. Немного об окружающей памятник природе. Второе, о жизни простых тружеников в этом суровом северном краю... нет, крае... нет... в общем, на Сахалине. И написать это надо так, чтобы каждому человеку, прочитавшему вашу статью, захотелось поехать на Сахалин работать, строить в дружном многонациональном коллективе светлое будущее и коммунизм!
   – Разве наше светлое будущее и коммунизм не одно и то же? - уточнил Стрекозов.
   – Для данного репортажа это не существенно, - в тон ему отозвался Однодневный.
   – Все? - спросил Дамкин.
   – Все, - ответил редактор.
   – Отдай, а то сломаешь, - сказал Дамкин и, отняв у Стрекозова ручку, сунул ее в свой карман.
   – Так вот, - молвил Однодневный. - А чтобы вы не продинамили этот репортаж с места событий, билеты на самолет для вас уже куплены. Вот они. Командировочные для вас я тоже получил. Вот они. Я изъял из них двадцать рублей, которые вы мне были должны. Ваш самолет в одиннадцать вечера. Не опаздывайте. Самолет - не главный редактор, ждать не будет. Задание понятно? Вольно. Разойдись.
   Друзья вышли из кабинета.
   – Досталось? - язвительно спросила секретарша.
   – Да нет, - отмахнулся Дамкин. - Когда нам доставалось от Однодневного? Это же наш друг детства. Только вчера у меня на дне рождения говорил тост, что я - цвет советской журналистики, что меня надо наградить орденом имени Дружбы Народов, дать премию Ленинского комсомола...
   – Ладно врать-то! - Люся отвернулась от Дамкина.
   – Попросил слетать на Сахалин, - сказал Стрекозов. - Там сейчас проводится выставка парижской моды и японского икебанного искусства.
   – Так это для вас билеты на самолет заказывались?
   – Вот они! - Стрекозов помахал билетами. - Специально заказывались, чтобы нас не утруждать беготней по кассам Аэрофлота. Выставка парижской моды не ждет, в очередях за билетами стоять некогда!
   – Вот это да! - затаила дыхание Люся. - Может духи французские привезете? И чулочки?
   – Отчего ж не привезти, - согласился галантный Дамкин. - Для такой красивой девушки можно даже презервативы с усиками достать... Только денег нет, а французские духи не меньше полтинника стоят.
   Люся открыла сумочку, покопавшись, достала семьдесят рублей и протянула Дамкину.
   – Только не спутайте: французских духов, а не корейской жень-шеневой водки!
   – При чем тут корейцы?
   – Так они же на Сахалине живут! Тут недавно к Однодневному приезжал какой-то кореец и привез жень-шеневой водки. Такая мерзость! Жуть!
   – Спасибо за информацию, - поблагодарил Дамкин и протянул ей редакторскую ручку. - Это тебе подарок. Японская!
   – Вот здорово! - обрадовалась девушка. - Ручка совсем как у редактора! Большое спасибо!
   – Было бы за что! - ответил Стрекозов, и друзья скрылись за дверью.
   По дороге вниз между третьим и вторым этажом мимо них пробежал запыхавшийся бородач с рожей научного сотрудника и большим глиняным горшком в руках. Из горшка торчал похожий на ёжика кактус.
   По привычке отсалютовав вахтеру проездным, Дамкин и Стрекозов вышли на улицу. У парадного все так же сиротливо курил милиционер Хибабулин.
   – Все стоишь? - спросил Стрекозов.
   – А чо еще делать? - отозвался Хибабулин.
   – Мог бы мусор убрать!
   – Чего мне делать больше нечего?! - пожал могучими плечами милиционер.
   – Тоже правильно, - сказал Дамкин, и, неторопливо перешагивая через лужи, литераторы скрылись за углом.
   Тут с верхнего этажа со свистом упал горшок с кактусом. И опять мимо.

Глава следующая
О том, как литераторы решили отложить поездку на Сахалин

   Билл Штофф притянул к себе Мэгги, обнаружив, что она уже на все согласна.

Дамкин, Стрекозов "Похождения Билла Штоффа"

   – Слушай, Дамкин, - сказал Стрекозов, шагая по улице вместе с уныло молчащим соавтором. - Что-то мне сегодня абсолютно не хочется лететь ни на какой Сахалин.
   – Какое к черту "сегодня"! - горестно всплеснул руками Дамкин. - Мне туда вообще лететь не хочется!
   – Да нет, слетать-то, конечно, надо, - рассудительно произнес Стрекозов. - Во-первых, на Сахалин посмотрим, а во-вторых, про него нам не написать, если не съездим. Это редактор правильно заметил. Но сегодня нас лететь никто не заставляет. Сдадим билеты, отдохнем от твоего дня рождения, потом в ресторан сходим - благо, деньги у нас есть!
   – Да? - обрадовался Дамкин. - Это ты грамотно придумал. Давай, ты съездишь в какую-нибудь кассу Аэрофлота, сдашь билеты. Я в это время посмотрю, в каком свинском состоянии наша квартира.
   – Карамелькину позвони, пусть приезжает и выключатель чинит.
   – А вечерком возьмем Светку, а то она обиделась, и сводим в ресторан.
   – В "Прагу", - порекомендовал Стрекозов. - Очень приличный ресторан. Кстати, давай в туалет зайдем.
   Литераторы завернули в туалет, на двери которого красовалась табличка с синей буквой "М". Спустившись по лестнице в вонючий полумрак, они неожиданно обнаружили почтенную толстую женщину в цветастом ситцевом платье, сидевшую за небольшим столиком при входе. Над ее верхней губой росли усы, и она была удивительно похожа на мужика грузинской национальности. Литераторы вполне могли бы принять эту мадам за мужчину, если бы не наличие необъятной груди и больших сережек в ушах. Зачарованные ее образом, соавторы остановились, а женщина посмотрела на них мутными глазками и тяжело засопела.
   – Это точно мужской туалет? - на всякий случай спросил Дамкин.
   – Туалет платный, - заявила женщина басом. - Десять копеек.
   – Что? - поразился Дамкин. - За что десять копеек?
   – За услуги.
   – Какие тут услуги? Сексуальные? Я от вас никаких услуг не хочу! А других дам здесь не видно.
   – Пошел отсюда! - дама угрожающе привстала из-за стола и попыталась преградить Дамкину путь.
   – Что значит "пошел отсюда"? - возмутился Стрекозов. - Мы зашли в общественный туалет, а вы нас гоните! Это безобразие! Я буду жаловаться в райком партии, горком комсомола и еще в три организации! Меня там хорошо знают!
   – Хватит безобразничать! - женщина села на место. - Платите десять копеек, делайте свое дело и отваливайте!
   – Десять копеек - это по-маленькому или по-большому? - деловито осведомился Дамкин.
   – Как хочешь, - сказала толстуха.
   – Хоть по-среднему, - добавил Стрекозов. - Советский сервис! Полное самообслуживание. Убирать, надеюсь, нас тут не заставят?
   – Будем надеяться! Содрали десять копеек, обругали, на "ты" назвали, а сортир все тот же самый! Да еще и справлять нужду, извиняюсь, придется под присмотром этой милой дамы. Вот засада!
   "Милая дама" опять открыла рот, чтобы ответить наглому посетителю, но тут в туалет вошел старичок, а литераторы поспешно скрылись в кабинках.
   Через несколько минут они снова встретились возле двух желтых потрескавшихся раковин.
   – Десять копеек, - ворчал Дамкин, застегивая ширинку, - а даже сортирной бумаги нет! Да если за каждый заход в сортир платить, никакой нашей зарплаты не хватит! Уж лучше тогда найти подворотню и там сделать свое черное дело.
   – А что, - сказал Стрекозов, стоя перед зеркалом и пытаясь пригладить торчащие в разные стороны волосы. - Скоро, я думаю, так и будет. Туалеты будут платными, а все подворотни и подъезды станут туалетами. Эволюция, как у Дарвина.
   – Что вы здесь все ходите? - снова надвинулась на литераторов туалетная вахтерша. - Справили нужду и идите на выход!
   – Мы деньги заплатили? - спросил Дамкин. - Заплатили. Сеанс указан? Не указан. Сколько хотим, столько и ходим. Может я еще не до конца справил нужду. Может мне надо еще пива попить, а потом еще раз справить!
   – Ну ее, Дамкин, пошли отсюда. Клозет платный, а вонь в нем, как в любом другом советском сортире. Чего тут задерживаться?
   – Хороший образ, - сказал Дамкин. - Страж туалета. Обязательно вставлю в какой-нибудь роман.
   Литераторы прошли мимо потной и злой женщины, Дамкин приветливо помахал ей рукой, и они, поднявшись по лестнице, вышли на свежий воздух. Около выхода, прямо на ступеньках справлял нужду мужичок в рваном пиджачке.
   – Вот, - молвил Стрекозов. - Что я говорил? Зачем платить, когда можно и так!
   – Ты, как всегда, прав. Да ничего, будем считать, что на экскурсию сходили, - подтвердил Дамкин. - Ну, ладно. Пора делами заниматься! Ты знаешь, где есть кассы Аэрофлота?
   – Еще бы! Каждый год провожу отпуск на Таити!
   Друзья пожали друг другу руки и разошлись.
   Дамкин доехал на троллейбусе до дома и подошел к подъезду. Только он протянул руку, чтобы открыть дверь, как вдруг от удара чьей-то ноги дверь распахнулась сама, едва не ударив Дамкина по носу. Из подъезда лихо выскочил пионер Максим Иванов. Мировая скорбь была написана на его лице.
   – Привет, Максим! Что ты такой грустный? - спросил Дамкин.
   – Обстановка в мире напряженная, - хмуро ответил пионер Максим Иванов. - Империалисты-гады чего творят, а!
   Дамкин был абсолютно аполитичен и совершенно не представлял, чего же такое творят неизвестные ему империалисты. Но на всякий случай поддакнул:
   – В натуре, забурели солобоны!
   – Ладно, дядя Дамкин, - сказал Максим. - Мне в школу надо бежать. На собрание вызывают.
   – Натворил что ли чего-нибудь?
   – Да нет, - махнул рукой пионер. - Октябрята тут недавно интересовались, как скворечники делать, я их научил. А они, козлы, когда доски со стройки таскали, попались. А на меня теперь баллоны катят!
   – Дак ведь не ты же попался!
   – Эти комсомольские крысы, наши шефы, говорят, я научил, значит, я и виноват!
   – А ты что же, их учил доски на стройке воровать?
   – Не воровать, а брать! Если плохо лежит, значит, никому не нужно. Я же замки никакие не взламываю! Там у них даже забора нет!
   – Ну, комсомольским крысам ты это не докажешь.
   – Да, - вздохнул Максим. - Могут и исключить...
   – Ты не волнуйся. Если станет совсем худо, мы со Стрекозовым статью в газете напишем, что ты - пионер-герой, который бдительно следит за сохранностью социалистической собственности. Пусть тогда попробуют тебя исключить!
   – Правда напишете?
   – Когда я тебя обманывал?
   – Вот здорово! Спасибо, дядя Дамкин! Ну, теперь я им покажу! вскричал пионер Максим Иванов и помчался по улице.
   – Эх, детство золотое, - вздохнул литератор и открыл дверь.
   В комнате за столом сидел дед Пахом. Читая газету, дед доедал остатки вчерашнего пиршества, прихлебывая при этом самогон прямо из горлышка трехлитровой банки.
   – Здорово, робята! - поздоровался дед хриплым голосом. - Принимайте гостя дорогого!
   – Дед Пахом! - обрадовался Дамкин, бросаясь обнимать своего деревенского друга, у которого литераторы часто отдыхали летом. Знакомым они сообщали, что едут отдыхать в свое деревенское поместье, а приезжая к деду Пахому, говорили, что приехали поработать над новым романом.
   – Осторожно, не опрокинь, - добродушно усмехнулся дед Пахом.
   – А что такое?
   – Дык, самогончика вам привез. Первоклассный первач!
   – Ну, дедуля, ты - орёл! - уважительно протянул Дамкин.
   – Да, я - орёл, - согласился дед. - Садись, налью. Бабахнем по одной! Или по две.
   – Нет, дед Пахом, не хочу, - сказал Дамкин, оглядывая квартиру.
   Бронштейн отлично прибрался в квартире, даже полы помыл. Подаренные накануне утюги красовались на серванте, поблескивая металлом, как старинные рыцари перед турниром.
   – Ты слышь, чего пишут... - усмехнулся дед Пахом, тыкая в газету пальцем. - Леонид Ильич тут вот сказал...
   – Дед Пахом, так это ж прошлогодняя газета. В этом году мы газет не выписывали.
   – Да, дерьмо это все, - согласился дед. - Ты мне лучше скажи, где тут у вас колбасы можно купить?
   – Да где угодно, - Дамкин залез в холодильник. - Дед, а где пиво, ты не в курсе?
   – Я когда приехал, тут под столом у вас такой лохматый спал...
   – Шлезинский, что ли?
   – Ну. Он-то мне и открыл. Душевный парень! Пусть он тоже ко мне в деревню приезжает огород копать...
   – Дед, а пиво-то где?
   – Так вот. Этот ваш Шлезинский разбудил еще одного, лохматого. Мы решили выпить за встречу. От самогонки, правда, они отказались, но половину пива выпили, а вторую половину с собой унесли. А зачем тебе пиво, если самогонка есть?
   – Вот сволочи! - рассердился Дамкин. - Ни бутылки не оставили!
   Дамкин подошел к телефону и набрал номер.
   – Шлезинский? - спросил он в трубку.
   – Ну, - ответил недовольный сонный голос.
   – Некто Дамкин беспокоит. Тебе там случайно не стыдно?
   – С какой стати? - спросил Шлезинский после минутной паузы.
   – Утащил у нас все пиво и еще спрашивает! Ну, наглец!
   – Пошел ты на фиг, Дамкин! - возмутился Шлезинский. - Во-первых, я утром у вашего деда спросил, нужно вам пиво или нет, он меня заверил, что раз есть самогон, то пиво ни к чему. Во-вторых, вспомни-ка, как две недели назад вы со Стрекозовым приперлись в гости к Карамелькину и выжрали мой ящик пива! Но я не такая сволочь, как вы! Я вам две бутылки оставил!
   – И где же они, интересно?
   – Я спрятал их за холодильником, чтобы никто случайно не выжрал. Так что нечего меня тут голословно обвинять!
   – Ладно, ладно, - примирительно сказал Дамкин. - Карамелькин там проснулся?
   – Да вот, рядом сидит.
   – Позови-ка.
   – Да? Я у телефона! - возник в трубке вежливый Карамелькин.
   – Здравствуй, Карамелькин. Это некто Дамкин тобой интересуется.
   – Здравствуй, Дамкин, - задумчиво сказал Карамелькин. - Хорошо, что ты позвонил, я как раз хотел у тебя кое-что спросить.
   – Слушаю тебя, Карамелькин, - так же задумчиво сказал Дамкин.
   – Дамкин, у вас столько знакомых, нет ли у них книжек по культуризму или по каким-нибудь восточным единоборствам?
   – Я в этом очень жестоко сомневаюсь, - ответил Дамкин.
   – Жаль... Ну ты все равно поинтересуйся.
   – Поинтересуюсь. Кстати, Арнольд ты наш ненаглядный, а когда ты собираешься чинить наш выключатель?
   – Какой выключатель? - удивился Карамелькин. - Ах, выключатель...
   – Да, выключатель! - раздраженно передразнил Дамкин. - Уже успел забыть? Кокнул нам выключатель! Я свет боюсь включать! А ну, как током долбанет?
   – Ладно, вы пока посидите без света, я сейчас приеду, - пообещал Карамелькин. - А у вас запасной выключатель есть?
   – Почему он у нас должен быть? Мы же не знали, что ты его расколотишь! Сам купи в магазине. Или, на худой конец, у себя скрути.
   – Ладно, что-нибудь придумаю, - Карамелькин тяжело вздохнул и положил трубку.
   – Анафема! - неизвестно к чему вымолвил дед Пахом, доев салат и запив его тремя большими глотками самогона.
   После трехминутного раздумья Дамкин снова взялся за трубку.
   – Светочка?
   – Кто это? - спросила секретарша литераторов, сделав вид, что не узнала Дамкина.
   – Это Дамкин, - виновато сказал литератор.
   – Какой Дамкин? Ах, Дамкин...
   – Слушай, Светка, ты прям как Арнольд Карамелькин. "Какой Дамкин? Ах, Дамкин..."! У тебя что, много Дамкиных? Дамкин, девочка моя, он единственный и неповторимый в своем роде...
   – Дамкин, а иди-ка ты...
   – Тихо! Тихо! - перебил Дамкин. - Успокойся! Ты чего такая сердитая?
   – Я сердитая? Я всегда такая! А вот вы сволочи со Стрекозовым. Ушли в ресторан, а меня с собой не взяли! А еще секретаршей своей называют!
   – С чего ты взяла, что мы ушли в ресторан?
   – Сократов сказал.
   – Нашла кого слушать! Сократова! Он ни фига не понял, а только дезинформацию навел! Вчера мы ушли проводить иностранца, с которым хотели договориться об издании книжки. А тот и так напился в задницу. Куда ему еще было в ресторан идти, ты сама подумай? А Сократов случайно услышал, что мы сегодня хотели сходить с тобой в ресторан, но по своему обыкновению все перепутал!
   – Дамкин, ты меня опять обманываешь!
   – Вот те крест! - перекрестился Дамкин. - Чтоб мне сдохнуть на помойке, как самому последнему бродячему музыканту! Можешь у Стрекозова спросить, он мне не даст соврать!
   Секретарша молчала.
   – Мы тебя сегодня приглашаем в "Прагу"! Приходи часов в семь, мы будем ждать тебя у входа.
   – А деньги у вас есть? - спросила наконец Света.
   – Денег навалом!
   – Откуда?
   – Гонорар получили! И... Да чего там! Что мы денег не найдем, чтобы с любимой секретаршей в ресторан сходить?
   – Значит, в семь? - растаяла Света.
   – Ну, конечно! И не опаздывай! Ты же знаешь, как я не люблю, когда кто-то опаздывает!
   – Постараюсь, - прошептала секретарша и чмокнула в трубку.
   Дамкин как можно громче чмокнул несколько раз в ответ и нажал на рычаг. Телефон тут же зазвонил опять.
   – Дамкин? - спросила трубка.
   – Ну!
   – Это Карамелькин, - трубка задумалась и, наконец, сказала: - Извини, у меня тут вышла накладка, я сегодня не смогу подъехать. Давай перенесем починку вашего выключателя на завтра.
   – Если меня тряхнет током и я стану инвалидом, это будет на твоей совести! - сказал Дамкин. - Но сегодня я добрый. Ладно, приезжай завтра. Только не забудь!
   – Не забуду, - заверил Карамелькин. - Я в записную книжку записал, что надо обязательно починить вам выключатель.
   – Ну, ну, - Дамкин бросил трубку.
   – Дамкин, - позвал дед Пахом. - Ты мне обещал магазин с колбасой показать.
   – Дед, а может завтра? Мне еще к ресторану надо приготовиться, брюки погладить...
   – Можно и завтра, - согласился дед Пахом. - Стрекозов тоже в ресторан идет?
   – Конечно! У него должны быть деньги за билеты на самолет.
   – Жаль, не с кем будет поговорить, - сокрушился дед Пахом.
   – А ты в кино сходи. Или в парк. Пообщаешься там с пенсионерами, а завтра мы с тобой колбасы купим. Тут недалеко есть один магазинчик, где очереди почти никогда не бывает. Магазин "Стекляшка". Там обычно есть "Останкинская" колбаса из останков и "Докторская", которую врачи кушают. "Докторская" тебя устроит?
   – Да мне по-фигу, лишь бы полный рюкзак набить.
   – Зачем тебе так много? - удивился Дамкин. - Она же испортится!
   – Ты ничего не понимаешь в жизни, - усмехнулся дед. - У нас в деревне почитай с семнадцатого года колбасы не бывало! Я ее с полпинка продам!
   – Бизнесмен! - уважительно отозвался Дамкин.
   Отворилась дверь и вошел Стрекозов.
   – Сдал билеты? - кинулся к нему Дамкин.
   – Сдал, - сказал сияющий Стрекозов. - О, привет, дед Пахом!
   – Здорово, голубь! - отвечал дед, обнимая литератора. - Мы тут с Дамкиным поговорили, жду вас в этот... в творческий отпуск! Так что приезжайте в любой момент, старуху я к сестре отправил, воротится нескоро...
   – Спасибо, дед, обязательно приедем, - поблагодарил Стрекозов. Дамкин, ты как относишься к "Наполеону"?
   – Наполеон Бонапарт был величайшим полководцем, - четко сказал Дамкин, - но романов о нем написана целая куча.
   – А к коньяку?
   – Положительно!
   – Принимай! - Стрекозов вынул из-за спины пузатую бутылку с красивой этикеткой. - Настоящий. Прямо из Франции. У спекулянта купил. Бешеные деньги отдал.
   – Отлично! - возрадовался Дамкин. - А я со Светкой помирился. Она нас будет ждать около "Праги" в семь часов.
   – Дамкин, так ведь уже шесть!
   – Ну и что? Мне только штаны погладить, и я готов.
   – Опять ты за свое! Почему у меня всегда приличные джинсы, а у тебя штаны вечно мятые? - недовольно пробурчал Стрекозов. - Скажи мне спасибо, что теперь у нас хоть утюги есть. Гладь свои штаны и пошли!
   Дамкин подошел к шеренге утюгов, выбрал самый блестящий и, декламируя стихотворение, включил его в сеть.

 
– Беру утюг я нежно в руки,
Он нагревается в момент.
Утюг горячий гладит брюки,
Я в этих брюках - джентльмент...
 

Глава следующая,
в которой Дамкин и Стрекозов ухаживают за собственной секретаршей

   Секретарши были второй страстью Бормана. Он то и дело увольнял одних и нанимал других, менялся секретаршами с Гиммлером, Шелленбергом, просил Мюллера подарить секретаршу, но Мюллер отказал.

П. Асс, Н. Бегемотов "Штирлиц, или Как размножаются ёжики"

   Несмотря на отлично выглаженные брюки Дамкина, в ресторан "Прага" литераторов и их секретаршу не пустили. Напрасно Дамкин размахивал руками и кричал, что он корреспондент газеты "Путь к социализму", известный советский писатель, что он тоже имеет право посидеть в ресторане. Надменный швейцар даже не открыл перед ними дверь. Стрекозов показал сквозь стекло сначала пятерку, потом червонец, потом фигу, наконец, отвернулся и сказал:
   – Больше я ему не дам.
   – Я бы вообще ему ни копейки не дал, - проворчал злой Дамкин. - Разве что по морде!
   – Ну, что вы, ребята! - Света взяла их под руки. - Пошли они все, куда подальше, проживем и без них. Все равно в этих мажорных ресторанах противно сидеть, там одни спекулянты пьянствуют. Давайте лучше сходим в какое-нибудь приятное кафе, где есть кофе и мороженое.
   – Ты у нас умница, - литераторы чмокнули ее в щечки. - Веди нас, куда хочешь! Денег у нас много, хватит на любое кафе.
   – Я знаю тут недалеко отличное местечко. У меня там школьная подруга работает.
   – О! - воскликнул Дамкин. - Она такая же красивая, как ты? Меня с ней познакомишь?
   Света шутливо стукнула его в живот, Дамкин сделал вид, что ему больно, согнулся и замычал.
   Они прогулялись по вечерним улицам и зашли в приятное заведение, где Света быстро переговорила с тощей брюнеткой. Хихикая, брюнетка провела литераторов к столику в тихом уголке и подала меню.
   – А тут недурно, - заметил Стрекозов, доставая бутылку коньяка. Элвис Пресли, опять же, поет... В старых песнях есть свое очарование.
   – Обожаю Пресли! - сказала Света, двигаясь в такт музыке.
   – Еще бы! Под эту музыку негры в пампасах считают и пересчитывают деньги, - сострил Дамкин. - Светка, а знаешь, как господин Пресли стал кумиром миллионов?
   – Ну как?
   – В молодости Элвис Пресли никому не был нужен, его не узнавали на улице и даже не брали интервью. Но как только Пресли стал наркоманом, эгоцентристом и гомосексуалистом, к нему сразу же пришла всемирная известность и офигительные деньги.
   – Какие Дамкин умные слова знает, - покачал головой Стрекозов. Эгосексуалист, гомоцентрист... Бедный Элвис!
   – А знаешь, какая в его биографии мораль?
   – Какая?
   – Надо уметь пользоваться своими недостатками, - всхрапнул Дамкин.
   – Светку эта мораль не касается, - отозвался Стрекозов, - у нее нет недостатков!
   Секретарша улыбнулась. Из динамиков послышалась медленная музыка, в полумраке зала стали танцевать парочки. Туда-сюда сновали официантки в белых передничках. Кафе было очень уютным.