– Это он куда? – спрашивает у меня Глафира. – И зачем вы вообще к нам приехали ?
   – Точно и сам не знаю, – отвечаю. – Хозяин говорит: по какой-то научной надобности. Изыскания проводить.
   Тут у нас кругом болота. Как бы твой изыскатель не потоп.
   – Не потопнет, – говорю. – Человек он обстоятельный и осторожный.
   По лесу Венедикт Никитич бродил до обеда, я уже беспокоиться начал. Пришел грязный и злой, однако, когда поел, вроде успокоился. Отдохнул малость и спрашивает хозяйку: «Где тут у вас кладбище находится?» А та: «И чего оке вам там нужно?» – «Это уж мое дело».
   Хозяйка вроде как напряглась, однако довольно толково рассказала, как туда добраться. Венедикт Никитич опять собрался и ушел. Вернулся он под вечер. По лицу видать, довольный. На другое утро опять в лес пошел. Меня с собой не зовет, я и рад. В лес идти – никакого желания. С машиной возился, потом с хозяйкой болтал о том о сем. Рассказывал, как воевал, расспрашивал: чем здесь люди живут, как пропитаются. Оказалось, народ в деревеньке в основном пожилой. Живут своим хозяйством, ни в колхоз, ни в совхоз не записаны, да и нет поблизости данных организаций. Словом, Венедикт Никитич оказался прав. Действительно, «...молятся колесу». До ближайшей «чирквы» (церкви то есть), сказала Глафира, полета верст, а до города все сто. Мимо хаты, где мы остановились, несколько раз проходил давешний старец, который от нас в первый день припустил. Я спросил: кто он такой? Оказалось, нечто вроде местного старосты.
   Венедикт на этот раз явился под вечер, опять в очень хорошем настроении. Он с аппетитом поужинал, шутил со мной, хозяйкой и ребятишками, рассказывал о своем детстве, которое, по его словам, провел в городе Кинешме, на Волге. На следующий день в лес он с утране пошел. Бродил по деревне, пытался завести знакомство с местными жителями, но, похоже, неудачно. После обеда сказал мне, что, скорее всего, сегодня ночью мы уедем. Собирайся, говорит, потихоньку, но хозяйке пока ничего не говори. Часов в девять вечера Венедикт вновь отправился на прогулку в лес. На этот раз, кроме планшетки, взял с собой электрический фонарик и монтировку, с помощью которой я разбортовываю колеса. Монтировку он завернул в старую газету, а потом засунул в объемистый пустой рюкзак.
   Я, стараясь не привлекать внимания, сложил вещи, подтянул кое-какие узлы в автомобиле и, не дождавшись Венедикта Никитича, лег спать.
   Когда утром проснулся, его в доме не было. Я спросил Глафиру, куда он делся. Она ответила, что так с вечера и не приходил. Я встревожился. Нужно, говорю, идти искать. Она пожала плечами, но идти на поиски желания не выказала. Тогда я, предварительно спросив, в каком направлении он гулял, отправился на поиски. Примерно через час ходьбы я наткнулся на старинное кладбище. К нему вела еле заметная тропинка. Кладбище больше похоже на городское, чем на деревенское. Солидные мраморные памятники, несколько склепов. Если судить по надписям на надгробиях, некогда здесь погребали окрестных помещиков. На краю кладбища имелась полуразрушенная церквуха. Я зашел в нее и обнаружил на захламленном полу рюкзак Венедикта Никитича, его же планшетку и свою монтировку. Тут у меня и вовсе душа ушла в пятки. Подобрав вещи, я бросил их в рюкзак, накинул его на одно плечо и выскочил из церквухи. Тут же стал кричать, звать хозяина, однако кругом царила тоскливая тишина. Несколько больших черных птиц, по виду вороны, только крупнее, взлетели в воздух и принялись летать над моей головой, противно каркая. На меня нашло нечто вроде помрачения разума. Я стал бессмысленно бегать по кладбищу, непрерывно крича. Но тщетно. Венедикт Никитич пропал.
   Наконец я немного опомнился и пришел в себя. Что делать дальше? Где искать хозяина? И как понимать брошенные на пол вещи? Неужели с ним что-то случилось ?!
   Я методично обшарил все кладбище, но никаких следов хозяина, кроме вещей, найденных в церквухе, не обнаружил. Тогда я пошел, вернее, побежал дальше. Примерно через полчаса все такая же едва заметная тропа вывела меня к краю болота. Я пошел по топкому берегу и очень скоро увидел среди осоки и камышей плававшую на поверхности воды соломенную шляпу Венедикта Никитича. Тут сердце мое упало куда-то вниз, и я без сил сел на землю. Неужели хозяин утонул?! Спустя какое-то время я разулся, разделся догола и полез в болото. Однако же сразу возле берега увяз по колено и дальше идти не смог. Кое-как выбравшись, я вновь оделся и побежал в деревню.
   На мои крики, что нужно спасать Венедикта Никитича, Глафира довольно равнодушно отвечала, что поскольку он, видать по всему, утоп, то как его теперь спасешь. И даже труп достать никак невозможно. Во-первых, некому. Народ в деревушке хилый, на ноги-то встает еле-еле. Да и не отыщешь его. Засосало в самую глубь. И скотина тонула, и люди, случалось. Никого не отыскивали. Прорва!
   Положение мое оказалось пиковым. Я совершенно не знал, что делать дальше. Походил по деревне, постучал в хаты. Но все словно вымерли. Ни одна дверь не открылась. Я достал планшетку Венедикта Никитича. Там были его документы, а также какой-то древний документ вроде пергамента. Я решил ехать в город за помощью. Быстро собрался и отбыл.
   К моему сбивчивому рассказу в областном управлении милиции отнеслись с большим недоверием. Что это за профессор такой? С чего это он вдруг приехал сюда? С какой целью? На отдых? Ах, на исследование! Чего именно?
   Ни про какую Лиходеевку в милиции никто и не слыхивал. Позвонили в Москву в университет. Там сообщили: Венедикт Никитич Кудрявцев находится в календарном отпуске. Все же выделили троих сотрудников, двух милиционеров и одного спасателя, и мы вновь отправились в деревушку на нашей «эмке», хорошо хоть заправили ее. Милиционеры восприняли поездку на поиски тела как увеселительную прогулку. Они взяли с собой водку и закуску и начали пить, как только мы выехали из города. Когда поздней ночью добрались до Лиходеевки, мои спутники лыка не вязали. Нужно заметить, выпил с горя и я. На другое утро повел их к болоту. Шляпа по-прежнему плавала в мутной воде среди осоки. Спасатель попробовал войти в воду, но его, как и меня, тут же начало засасывать. Он стал бросать в топь кошку, но, сколько ни старался, кошка вытягивала одну лишь тину. Проковырявшись часа два, он плюнул и сказал, что никакого профессора тут и близко нет. Злые с похмелья милиционеры стали поглядывать на меня с подозрением. «А не ты ли сам, братец, прикончил своего хозяина, а теперь выдумал, что он утонул? – спросил старший милиционер. – Какой дурак по собственной воле залезет в эту топь». Я возмутился: «С какой стати мне его убивать?!» Тут они стали допытываться: зачем все-таки приехал в эту глушь Венедикт Никитич, за шестьсот верст, аж из самой Москвы. Ничего конкретного ответить я не смог. Мы вернулись в город...»
   Дальше в тетради шло описание перипетий следствия, судебного разбирательства и взаимоотношений несчастного водилы с семейством исчезнувшего профессора. Эту часть Жора пролистал довольно бегло. Единственное, на что он обратил внимание: автора дневника Ивана Кривых все-таки не посадили. Повезло! Времена были суровые!
   Последние записи в тетради были, видимо, сделаны спустя несколько лет после описанных событий.
   «Вновь возвращаюсь к той давней истории. Что жепроизошло в злосчастной Лиходеевке и зачем туда вообще приехал Венедикт Никитич? Теперь, после внимательного изучения сохранившегося у меня манускрипта, все стало ясно. Несомненно, Кудрявцев направился в Лиходеевку на поиски клада. Нашел ли он его? Скорее всего, да. Во всяком случае, добрался до места, где клад закопан, и даже видел его. Что с ним стало потом ? Утонул? Вряд ли. Мог ли он, находясь в добром здравии, пусть даже ночью, нечаянно забрести в болото? Сомнительно. Тем более что у него имелся электрический фонарь, который, кстати, так и не был найден. Значит, его убили? Но кто, а главное, зачем? Ну, отобрали бы клад. Хотя кому отбирать? Ветхим старичкам? Не стыкуется. Да и если допустить такое, выходит, за ним следили? Одни вопросы... Иногда меня так и подмывает вновь съездить в Лиходеевку и разобраться во всем окончательно, а возможно, и поискать клад».
   На этом месте дневник обрывался.
   – Занятно, – произнес вслух Георгий. – Весьма.
   Он отложил тетрадь в сторону, пошел на кухню и, налив стакан молока, открыл коробку с печеньем. Когда наш герой был взволнован, на него нападал неуемный жор.
   Итак, что он выяснил? Судя по всему, имеется клад, и клад весьма приличный. Известно место, где он захоронен. На кладбище, находящемся вблизи деревни Лиходеевки, на расстоянии примерно часа ходьбы от нее. Это, так сказать, то, что в плюсе. А в минусе?
   Неизвестно, в какой части страны находится эта Лиходеевка. Автор дневника упорно не называет областной центр, только пишет: «Ехать пришлось за шестьсот верст». Можно также допустить: территория, на которой стоит Лиходеевка, не находилась в оккупации. Дело происходило года через два-три после войны, и, если бы немцы были там, автор бы обязательно об этом упомянул. Почему все-таки он не называет города? Опасается, что кто-то может вычислить местонахождение деревушки? Но дневник – вещь сугубо личная. Кто его может прочитать, кроме автора? Хотя почему бы нет? Ну, допустим, обнаружится эта Лиходеевка. А если нет? Как утверждает статистика, десятки тысяч деревень исчезли с лица нашей земли за последние сто лет и продолжают исчезать. Но ведь она, так или иначе, существовала? Значит, зафиксирована на картах, планах, в ревизских сказках. Покопаться в архивах, наверняка найдутся концы. Это не проблема. Наоборот, только добавляет интереса. Но вот другое... А лежит ли там клад и сегодня? Вот вопрос! Сокровища были закопаны в самом начале восемнадцатого века в фамильном склепе. А, собственно, существовали ли в это время фамильные склепы? В аристократических усадьбах, скорее всего, но вот в отдаленном поместье?.. Ладно, допустим, имелся и там. Но ведь прошло уйма времени! Склепы расширялись, перестраивались, в конце концов, уничтожались. Клад спрятан в нише, заложенной камнем. Давным-давно нашли! Но ведь этот Иван Кривых утверждает, что профессор Кудрявцев клад таки отыскал. Вот только не сумел унести. А отыскал ли? Ведь он прихватил с собой инструмент только в последнюю ночь перед тем, как исчезнуть. Нет! Наверное, все-таки нашел. Поэтому его и.. Вот тут начинается самая сомнительная часть. Кто-то выследил профессора, грохнул его, а сокровища забрал себе. Автор дневника тоже высказывает подобное предположение, хотя и сомневается в нем. Мол, в деревушке, кроме ветхих стариков, никого не было. Откуда он знает? Да и сам себе противоречит. Бабенка, у которой они останавливались, как раз средних лет. Может, это она и прикончила Венедикта? Очень даже запросто. Одна жила, без мужа. Двое мальцов на руках. Кормиться как-то нужно. Или тот старик, который им попался в первый день приезда... Тоже вполне мог долбануть этого Венедикта.
   И, наконец, последний, самый фантастический вариант, однако тоже возможный. Венедикт все же достал клад. Достал и подумал: «А кой черт мне опять возвращаться к постылой семье и скучной работе? Не лучше ли будет с такими бабками уехать к теплому морю, купить домик на берегу и жить в свое удовольствие?» Хотя, опять же, времена были не те. Это сейчас подобный вариант – вполне обычный, а тогда... И все же отбрасывать его не стоит. Однако главное сейчас – разобраться, где же находится эта самая Лиходеевка. Самое простое – обозначить хотя бы приблизительный район поисков. Сделать это очень просто. Нужно взять обычную карту России и циркуль. Отложить по линейке масштаб, равный шестистам километрам, и провести круг. Потом отсечь те территории, которые были «под немцем».
   Он так и сделал. Однако картина вырисовывалась самая приблизительная. В зону охвата попадал чуть ли не десяток областей.
   Стоп! – осенило Жору. Ведь в почтовом ведомстве существует перечень всех населенных пунктов страны и их индексов. Чего уж проще пролистать его. А если нет там никакой Лиходеевки? Ладно, завтра попытаемся разобраться, а теперь спать.

ГЛАВА 3

   Однако на почте его ждало разочарование. В современном справочнике Лиходееки не значилось, более же ранних изданий в отделении не имелось. Пришлось тащиться в Ленинку. После долгих поисков и просматривания пыльных томов Жора все же выяснил, что деревушка с таким названием имелась в N-ской области в сороковые-пятидесятые годы. Сейчас же на ее месте стоит город Светлый, построенный в шестидесятые.
   «Ну вот и все, – разочарованно размышлял наш герой. – Какой уж теперь клад. Если он и существовал, то либо был выкопан в период строительства города, либо просто завален, забетонирован, и на его месте возведен какой-нибудь объект».
   Пару дней Жора ходил в раздумьях. С одной стороны, перспектив почти никаких, с другой – мысли о кладе не покидали его. Если уж взялся за гуж... Нужно выяснить все до конца. И он решил съездить в областной центр, посетить местный краеведческий музей, в надежде, если возможно, хотя бы прояснить ситуацию. Оформив командировку, Жора сел в свой джип и двинул в N-CK.
   В этом городе прежде ему бывать не доводилось. Впрочем, ничем примечательным N-ск на памяти Жоры не славился. По его мнению, это была большая деревня, несмотря на областной статус. Ну, центр более или менее современный. Хотя слово «современный» определяет его характеристику с большой натяжкой. Дома в основном дореволюционной постройки – одно – и двухэтажные особнячки, трехэтажные присутственные здания. Довольно миленькие на вид и даже в некоторых случаях умело отреставрированы. Кроме «уездного ампира», имелись здесь и тяжеловесные хоромы сталинского стиля: театр оперы, здание бывшего обкома и прочие очаги власти и культуры. Более поздние времена были представлены в основном хрущевскими пятиэтажками, брежневскими девятиэтажками, а также зданиями на первый взгляд непонятного назначения, построенными из стекла и бетона. В них могло находиться все, что угодно: ресторан, цирк, кинотеатр или даже планетарий. Однако наш герой не особенно рассматривал местные достопримечательности. Ему было не до экскурсий.
   Краеведческий музей размещался в одном из вышеупомянутых ампирных особнячков и выглядел со стороны весьма уютно. Немного портила впечатление большая стройка, раскинувшаяся непосредственно возле особнячка. Стройке, видать, не менее десятка лет, поскольку она успела порасти чахлым кустарником. Черные проемы окон и дверей недостроенного здания напоминали о войне и разрухе. Из-за угла выбежала собачонка и боязливо уставилась на Жору. От нагретого апрельским солнцем асфальта поднимался пар, в небесах суетились недавно объявившиеся грачи. Они облепили высоченные голые тополя и громко галдели, видимо, радуясь прилету на историческую родину. Стекла особнячка сверкали безумным светом.
   Жора потянул на себя тяжелую дубовую дверь, которой на вид никак не меньше ста лет, вошел в полукруглый вестибюль. Пахло здесь, как, наверное, во всех музеях мира, мастикой для натирания паркета, мышами, но больше всего пылью. Жоре приходилось бывать в Британском музее, и даже там, пускай и не столь отчетливо, присутствовал подобный запах. Основа запаха была всюду одна и та же, а вот составляющие, так сказать, флюиды, отличались. Например, в музее, где работал Жора, мышами пахло значительно слабее, а в Британском музее вообще не пахло. Запах мастики в Жориной обители бил в нос не столь резко, а в английском учреждении казался более благородным. Но вот запах древней пыли всюду был одинаков.
   В графе «Цель командировки» Жора проставил: «Ознакомление с результатами раскопок средневекового городища». Он где-то читал, что в области было найдено что-то подобное. Поэтому, войдя, он поинтересовался у смотрительницы, где найти директора, получил подробное разъяснение и двинул на поиски. Впрочем, искать пришлось недолго. На высокой белой двери со старинной латунной, начищенной до золотого блеска ручкой имелась табличка, поясняющая, кто является хозяином кабинета. Жора постучался и, не дожидаясь приглашения, вошел.
   Кабинет директора музея практически не выдавал должности своего сидельца. Он мог принадлежать директору ЖКО или начальнику похоронной конторы. На стенах висели графики и таблицы, непонятно о чем повествующие, на тумбочке у окна стоял графин с водой. Единственными украшениями кабинета были два чучела: глухаря и гигантской щуки. Хотя они больше бы подошли председателю общества охотников и рыболовов. За письменным столом сидел маленький кругленький человечек неопределенных лет в тяжелых роговых очках и с увлечением играл в «Тетрис».
   Жора представился и сообщил о цели своего визита.
   Появление москвича, казалось, не произвело на человечка никакого впечатления. Не отрывая напряженного взгляда от дисплея и не снимая правой руки с «мыши», левой он нажал кнопку селектора и проговорил жестяным голосом: «Роза Марковна, зайдите!»
   Через минуту в кабинете появилась миловидная брюнетка средних лет с весьма кислым выражением лица.
   – Вот, – сказал директор, указывая свободной дланью на Жору, но от экрана глаз не оторвал. – Приехал товарищ к нам из столицы. Покажите ему... В общем, все, что он захочет.
   – Так-таки и все? – саркастически спросила брюнетка.
   – Что сочтете нужным, – поправился директор.
   – Ну, пойдемте, товарищ из столицы, – сказала брюнетка и, взяв Жору, как младенца, за руку, потащила за собой. – Так что вы хотели? – спросила она, усадив его на весьма потрепанный стул в заставленном разнообразным старьем закутке и включив стоявший на плитке древний чайник.
   «Наверное, следует сказать прямо», – подумал Жора.
   – Итак?.. – вновь спросила Роза Марковна.
   – Меня интересуют сведения о деревне Лиходеевке.
   – О Лиходеевке?! Извините, не слышала.
   – Маленькая такая деревушка существовала в здешних местах. На ее месте город нынче построен. Светлый...
   – Ах да! Что-то такое припоминается. Там еще издревле некий сатанинский культ процветал. Дремучее было место. И, судя по рассказам, в этой Лиходеевке некогда имели место весьма странные события. Какие-то там подземелья, старинные захоронения... Подробностей, увы, не помню. Что-то там искали...
   – А именно?
   – Ну не помню! Дела давно минувших лет. Ученые, кажется, приезжали... Да отправляйтесь туда. Там тоже краеведческий музей имеется. Довольно неплохой, между прочим. Заведует им некий Сергей Белоярое, весьма толковый господин. Не то, что наш тютя. Энергичный и компетентный мужик, а главное – молодой. Правда, он там недавно. Года два или чуть больше. Собственно, я могу ему сейчас позвонить.
   Жора, естественно, не возражал.
   – Сергей Александрович? Здравствуй, дорогой. Это Гражданкина. Как поживаешь? Ну, понятно. Я чего звоню. Тут к нам из Первопрестольной человек прибыл. Из Исторического музея. Ага. Так вот, он интересуется Лиходеевкой. Чем конкретно? А вот сам с ним поговори.
   Брюнетка сунула трубку Жоре.
   – Приветствую, Сергей Александрович. Извините, что беспокою, но у меня к вам ряд вопросов. Нельзя ли подъехать?
   Голос на другом конце провода звучал как будто весьма доброжелательно. Они договорились о встрече. Жора записал адрес музея в Светлом, попрощался с любезной Розой Марковной. Плюхнулся в джип и порулил в Светлый.
   Вспомнив прочитанные недавно дневниковые записи, Жора предположил, что дорога в неведомый Светлый будет ужасна, в лучшем случае терпима. Но оказалось, что за полстолетия все кардинально изменилось. В город вело вполне приличное шоссе, и весь путь занял чуть больше часа. Заблудиться тоже было невозможно. На каждом перекрестке имелись указатели.
   Вдоль дороги стеной стояли леса. На березах еще не распустилась листва, зато громадные сосны высились во всем своем нарядном великолепии. Хотелось съехать с высокого полотна шоссе и улечься на чуть влажную, пружинящую хвою под такой вот сосной и полежать в первозданном покое, ни о чем не думая, хотя бы полчаса. Однако Жора не поддался собственным фантазиям, а продолжал мчаться навстречу приключениям. Скоро машина приблизилась к монументу, напоминающему треугольник с раструбом на вершине. Рядом высились бетонные литеры, складывающиеся в название города. Жора некоторое время недоуменно размышлял, что означает сей треугольный монстр, но вскоре понял: этот детеныш египетских пирамид, очевидно, лабораторная колба, долженствующая символизировать наличие химической промышленности в данном регионе.
   Светлый, вопреки названию, выглядел довольно угрюмо. Даже яркое весеннее солнце не приносило хотя бы относительного благолепия. Скорее оно обличало бездарность архитекторов, некомпетентность строителей и бестолковость городских властей. Просторные, вычерченные по линейке улицы и высокие однотипные здания придавали облику города некую унылую схематичность, словно это был не настоящий город, а лишь его макет, выполненный из картона и пенопласта. Заблудиться здесь невозможно.
   Жора ехал прямым, как стрела, проспектом Химиков. Движение, хоть и не такое напряженное, как в Москве, оказалось достаточно интенсивным. Жора только головой успевал вертеть. Однако он довольно быстро отыскал нужный дом, приземистый, как огромный коробок спичек. На вывеске значилось: «Краеведческий музей».
   Жора взглянул на часы. Время приближалось к шести вечера. В желудке внезапно засосало. Нужно было подумать об ужине. Однако он решил довести дело до конца.
   Парадная дверь музея оказалась запертой. Исследователь обошел здание с торца и увидел еще один вход, как видно, служебный. Толкнул дверь. Открыто. Впереди имелся небольшой коридор с двумя парами дверей по обеим сторонам. Все они оказались заперты. Но ведь в здании определенно кто-то есть, иначе входная дверь была бы на замке!
   Жора завернул за угол и оказался непосредственно в экспозиционном зале. Здесь царил полумрак, и никого из живых не наблюдалось. По сторонам стояли чучела животных, а над головой застыли в последнем движении многочисленные птицы. Прямо перед ним замер огромный волк. Он смотрел на Жору стеклянным взглядом, ощерив клыкастую пасть. В сумраке зверь выглядел уж слишком живым. Жора невольно отступил на шаг, но тут же опомнился. Перед ним, словно грибы после дождя, вырастало всевозможное зверье. Вот косуля, лось, барсук, заяц... Все они не спускали внимательных глаз с нежданного посетителя. Казалось, еще секунда, и они оживут, затрясут мордами, забьют копытами, стряхнут пыль с крыльев. У Жоры возникло странное чувство, что лесные звери собрались здесь на некую тайную сходку и только притворяются чучелами. Он усмехнулся собственным фантазиям и двинул дальше.
   Следующий зал, куда попал наш герой, иллюстрировал отрасли промышленности, имеющиеся в Светлом. Здесь имелся макет установки крекингования в разрезе, а также небольшая диорама медеплавильного цеха с электропечами и маленькими фигурками рабочих, суетящихся возле них. Все это Жоре было совсем неинтересно.
   – Эй?! – крикнул он во все горло. – Есть тут кто живой?!
   – Есть, – раздалось в ответ откуда-то из музейных глубин. – Идите сюда.
   Жора направился в сторону зова и скоро увидел плотного, белобрысого молодца, стоявшего перед манекеном, облаченным в доспехи древнерусского воина, и прилаживающего к его плечу какую-то цапку.
   – Привет, – поздоровался он. – Я тот, кто вам звонил пару часов назад. Зовусь Георгием Лесковым. Можно просто Жора.
   – Сергей, – представился белобрысый. – Вот, довожу до ума. – Он кивнул на воина. – Ребята из механического цеха сработали доспехи: кольчугу, шлем... – Он запнулся, словно припоминая, что еще изготовили ребята. – Меч также... А щит вот я сам сделал.
   – А одежда откуда? – в тон новому знакомому спросил Жора. – Рубаха, штаны, сапоги?..
   – Рубаху со штанами школьницы сшили на уроках труда, а сапоги я на базаре купил. Хромовые. Видать, какому-то офицеру раньше принадлежали. Не нравятся мне они. Не соответствуют облику витязя.
   – Это точно, – со знанием дела подтвердил Жора. – Больно блестят. Я, кстати, немного разбираюсь в русском Средневековье.
   – Неужели?!
   – И смею вас уверить: обуви подобной формы в ту пору еще не существовало. Согласно данным раскопок, древние русы носили нечто вроде кожаных обмоток, перевязанных кожаными же ремешками, а на ногах мягкие, выражаясь современным языком, полуботинки из лосиной шкуры, на щиколотках опять же привязанные к ноге кожаными ремешками.