Нина подошла к нему, и Саша усадил ее к себе на колени.
   - Дом, катер? Ты представляешь, сколько это стоит?
   - Я знаю, сколько это стоит. Я уже все рассчитал. Шиковать в казино мы не сможем. Но жить будем спокойно. Как все. Как нормальный средний класс средней европейской страны.
   - Я никогда не спрашивала, чем ты занимаешься, откуда у тебя огромные деньги. Но через пять часов у нас самолет. Мы улетим навсегда. Саша, мне это важно. Скажи, мы улетаем из-за него?
   Она кивнула на экран телевизора, и Саша беззаботно рассмеялся.
   - Ну что ты! При чем тут мы?
   Нина облегченно вздохнула и обняла его.
   - Ты действительно закончил со своим бизнесом? Ты больше не вернешься к нему?
   - Да. Никогда.
   - А Иван говорил, что ты со своим бизнесом так просто не развяжешься.
   - Он просто трепло. Дешевка и карьерист. Нинуля, приготовь чемоданы. Мне надо еще позвонить.
   Чемоданы были давно готовы, их осталось только закрыть. Нину снова кольнула обида. В такую важную минуту Саша мог бы уделить ей больше внимания. Ему легче. Он не оставляет здесь ничего, что было бы ему по-настоящему дорого. И наверное, он бы рассмеялся, узнав, что Нина хотела бы увезти с собой всю свою посуду. Сколько раз сегодня она уже укладывала и перекладывала свои вещи!
   Нина вышла в кухню. Протирая и укладывая свои любимые китайские чашки, она прислушивалась к голосу мужа.
   - Это я, Ветер. Кто нас повезет? Хорошо. Пусть выезжают уже сейчас. Ничего, просто я хочу пораньше. Дом по Рублевке. Когда выедут за кольцо, пусть позвонят Нине на мобильный. Она расскажет, как ехать дальше.
   "Как он назвал себя? Ветер? Что еще за партийная кличка", - удивилась Нина. Ей показалось, что кто-то совсем недавно именно так назвал Сашу. Но кто, когда? От этих мыслей ее отвлек звонок в дверь.
   Это пришел Егор. Он обнялся с Сашей и протянул ему пухлый конверт.
   - Классно устроились, - он оглядел гостиную, уважительно покачивая головой. - Жаль только, ненадолго. Здорово, Нинок.
   - Добрый вечер, Егор, - сухо ответила Нина. - Ты так и не позвонил мне, а ведь обещал.
   - Падла буду, не забыл, а просто не мог. Крутился с вашими делами, как белка, еле успел.
   Саша достал из конверта один паспорт, потом другой. Внимательно рассматривая документы, он отошел под люстру.
   - Шампанское будешь?
   - Не откажусь. Типа, на посошок.
   Нина достала из серванта третий фужер, и Егор сам налил себе.
   - Ну, Ветер, за ваш счастливый отъезд. За то, чтобы все обошлось.
   - Все уже обошлось.
   Егор залпом выпил шампанское и вытер губы ладонью.
   - Мне будет тебя не хватать. Ты сама прикинь, Нинок, он мой самый крутой друг и учитель. Он стрелять меня научил, на лошади научил, машину по-настоящему водить научил, от хвоста уходить научил.
   - Хватит болтать, - оборвал его Саша. - Отвези нас в аэропорт.
   - Так ведь... рано еще, - растерялся Егор. - Ветер, у вас самолет еще через пять часов.
   - Отвези. Посидим в ресторане.
   - Ветер, ну не в падлу... меня баба ждет. В натуре, я ж не знал, я с бабой договорился. А за вами Шепель джип высылает. Мы ж вроде так договорились.
   Саша недоверчиво глянул на приятеля:
   - Что за свидания по ночам? Ты вроде не мальчик.
   - Да сам понимаешь, типа любовь... У нас с ней серьезно. Она тоже модель, как Нина. Я ее три недели клеил, уговаривал, чтобы в ночной клуб пойти. Она только сегодня согласилась... Вероника Ефимова. Нинок, ты, может, знаешь?
   - Да, знаю. Хорошая девочка.
   - Ладно, - с сожалением сказал Саша. - Если хорошая девочка, то я мешать не стану.
   Егор радостно закивал и снова обнял Сашу:
   - Ну, Ветер, давай. Готовь хату, я к вам летом приеду загорать.
   - Я тебя провожу.
   Стоя у окна, Нина видела, как они спустились с крыльца и остановились перед черной "девяткой" Егора. Ей не было слышно, о чем они говорят. Но она видела, что Егор оправдывается и виновато разводит руками. "Опять секреты, - подумала Нина. - Наверно, Саша выговаривает ему за то, что случилось в Питере. Конкуренты подставили под бандитов, так он сказал? Еще неизвестно, кто там больше похож на бандита. Нет, очень хорошо, что нас не повезет этот Егор. Не хотелось бы последние часы на родине провести в такой компании".
   Нина закрыла оба чемодана и поставила их поближе к выходу. Саша, войдя, ободряюще улыбнулся ей и снова сел в кресло перед телевизором.
   - Не нравится мне твой Егор, - сказала Нина. - Я понимаю, что он твой друг, но...
   - Мой друг - это ты, - сказал Саша. - Никаких иных друзей у меня нет и быть не может. Ну, еще Петька. И всё.
   Теплая волна благодарности чуть не заставила Нину расплакаться. На счастье, снова зазвонил телефон. Саша взял трубку, но тут же, приложив палец к губам, отдал ее Нине. Она услышала голос Ивана Бобровского.
   - Старуха, ты где, на фазенде? Саша приехал?
   - Привет, Ванька! Да, Саша приехал. Ванька, ты знаешь, мы ведь улетаем! Сегодня, уже скоро. В Грецию.
   - Как так? С чего бы это?
   - Ну как, я сама не знала, так получилось. За нами заедут, уже через час.
   - Через час? - переспросил Иван. - Постой, мы что, даже не попрощаемся? Старуха, погоди, ты сейчас дома будешь? Не уйдешь никуда?
   - Нет, мы никуда до отъезда выходить не будем.
   - Никто вас не провожает, вы вдвоем?
   - Вдвоем, конечно, с кем же нам быть? Петька спит. А ты что спрашиваешь, надумал приехать? Слушай, Вань, присмотри за нашей квартирой. Алло! Ваня!
   Связь оборвалась. Саша сказал, не отрывая взгляда от экрана:
   - Урод он, этот твой Ваня. Все эти журналисты - уроды. Вот, глянь. Там человека убили, а для них - праздник. Сенсация. Надо срочно бабки на этом заколотить. Уроды.
   Он прибавил звук. На экране милицейский чин говорил, важно поглядывая на окруживших его людей с микрофонами и камерами: "Преступник работал один, без помощников. С места преступления ушел пешком, через проходные дворы. Оружие выбросил, приведя в негодность. Случай довольно редкий. Объяснить это можно тем, что он - профессионал экстра класса. Но, как говорят, и на старушку бывает прорушка. Мы тоже хлеб не зря едим. В интересах следствия больше ничего сказать не могу. Могу добавить только..." Нина встала перед телевизором, заслонив экран.
   - Я не могу больше слушать про это. Нас это больше не касается. И у тебя больше нет дел в России. Считай, что мы уже там.
   Саша покачал головой.
   - До отлета еще почти пять часов. И мы еще здесь.
   - Все равно. Лучше пойдем погуляем. Здесь совсем рядом река.
   - А Петька если проснется? Не испугается?
   - Еще часа два он будет спать как убитый.
   Саша достал сигарету, прикурил, ласково погладил Нину по щеке.
   - Пойдем, пожалуй.
   Внезапно мирную тишину разорвал грохот в прихожей. Зазвенели выбитые стекла. Нина испуганно обернулась, но Саша схватил ее за плечи и с силой толкнул в угол.
   Она потеряла равновесие и схватилась за спинку кресла. Но не удержалась и повалилась на ковер вместе с ним.
   Все дальнейшее казалось ей страшным сном.
   В комнату ворвались люди в черных масках. На них пятнистое обмундирование, в руках автоматы. Они кричат страшными голосами: "На пол! Всем на пол!" Кому они кричат? Ведь здесь никого нет.
   Лежа за креслом, Нина вдруг увидела, как Саша с размаху бьет стулом по люстре. Звон, треск! Свет гаснет. Оглушительно гремят выстрелы. Словно огромные барабанные палочки простучали по стене над головой Нины.
   Она забилась в угол, закрыв голову руками. Все ее тело сковал смертельный холод, она не могла пошевелиться от ужаса и желала только одного - чтобы этот кошмар скорее кончился...
   9
   Кажется, она надолго потеряла сознание. Нина не помнила, как снова оказалась в кресле и откуда у нее в руке мокрая тряпка, которую она прикладывала к ушибленному виску.
   Придя в себя, она услышала чье-то бормотание, которое становилось все отчетливее и в конце концов превратилось в голос Ивана.
   - ...киллер, известный под прозвищем Саша Ветер... оперативная группа блестяще провела молниеносный захват... должен был покинуть... тщательно разработать операцию времени не было...
   Нина зажмурилась от яркого света, который вспыхнул так близко, что мокрые щеки мгновенно высохли. Иван продолжал диктовать:
   - Задержание преступника стало возможным благодаря вовремя полученной оперативной информации. Саша Ветер укрывался на даче, которую специально для этого сняла его любовница, известная модель Нина Силакова...
   Нина приоткрыла глаза и тут же заслонила их ладонью. Прямо перед ее лицом ярко пылал переносной софит. Оператор водил переносной камерой по углам комнаты, усеянным сверкающими осколками. За его спиной Нина увидела Ивана с микрофоном в руке и почему-то в бронежилете. В комнате мелькали фигуры милицейских офицеров в форме и людей в штатском.
   А мрачный голос Ивана с болезненной резкостью отдавался в ее сознании:
   - ...При задержании киллер оказал серьезное сопротивление. Он открыл ураганный огонь из двух пистолетов, и бойцы группы захвата были вынуждены применить оружие. Ветер был убит на месте. Так закончилась жизнь и карьера бывшего офицера-десантника и самого жестокого убийцы в новейшей истории нашей страны.
   Иван выдержал эффектную паузу и весело скомандовал оператору:
   - Все, стоп машина!
   Софит погас. Следя за тем, как Иван сматывает шнур микрофона, Нина попыталась встать, однако ноги еще не слушались ее.
   - Иван! - позвала она, почти не слыша собственного голоса. - Что ты несешь? Ты все наврал... Он не убийца.
   Бобровский застегнул кожаную сумку и похлопал оператора по спине.
   - Серж, подожди меня в автобусе, я еще должен договориться с ребятами из убойного отдела.
   - Ты все наврал, - громче повторила Нина. - Зачем ты это? Я не любовница, я жена.
   Иван, наконец, обратил на нее внимание. Он присел на корточки, заглядывая в ее глаза.
   - Ну, положим, уже не жена, а вдова. Но теперь-то какая разница? Тебе уже все равно. Все это дурной сон, старуха. Выброси и забудь.
   "Вдова? Почему вдова? Что значит вдова?" - хотела спросить Нина, но все слова жестким комком застряли в горле. Все помутилось перед ней, и щеки снова стали мокрыми. Нина вытерла их кулаком.
   - Послушай, - Иван похлопал ее по коленке. - Ты должна дать мне интервью. Эксклюзивное. Только мне. Мы же с тобой друзья. И ты там все расскажешь. Все, что сочтешь нужным.
   "Я вдова. Саша умер. Саши больше нет", - думала Нина, слушая голос Ивана, доходящий до нее как будто из-за глухой стены.
   - Алло!.. Нина! - Бобровский, порывшись в карманах, достал смятый листок и что-то написал на нем, а потом вложил в руку Нины. - Вот мой мобильник. Когда оклемаешься, обязательно позвони. Договоримся о встрече и все такое.
   "Саши нет. Мы никуда не уезжаем. Мы остаемся здесь. - Нина оглянулась. - Как грязно. Надо убрать. Что здесь делают все эти люди? Почему они шатаются туда-сюда по моему дому?"
   Еще одно лицо появилось перед ней, и еще чей-то голос пробился сквозь ее навязчивые мысли.
   - Я старший следователь Сергеев, я веду уголовное дело, возбужденное против вашего мужа. Хочу задать вам несколько вопросов. Вы меня слышите?
   Нина молча смотрела на седого человека в очках с толстыми стеклами. "Какая ужасная оправа, - подумала она. - Это он специально носит такую ужасную оправу, чтобы вызывать страх и отвращение. Как они все отвратительны в этих своих мундирах цвета грязного асфальта, с дурацкими звездочками, и в этих нелепых фуражках с такой высокой тульей, как у гитлеровцев. Саша умер. Они убили его".
   Следователь придвинул второе кресло к Нине и сел рядом. Раскрыл на коленях папку, приготовился записывать.
   - Предупреждаю, что за дачу ложных показаний следует уголовная ответственность. Зачем вы сняли этот дом?
   Нина молча разглядывала его оправу. "Он похож в ней на странное насекомое. Вроде стрекоза, но без крыльев. Ядовитое насекомое. Паук. Тарантул. Укус смертелен. Саша умер. Они убили его".
   - Зачем вы сняли этот дом? Силакова, вы меня слышите?
   Нина попыталась ответить, с трудом разлепив онемевшие губы.
   - Что? Говорите, прошу вас, громче, - он наклонился к ней. - Что вы сказали? Зачем вы сняли дом?
   - Чтобы жить...
   - Что? Не слышу. Зачем?
   - Чтобы жить...
   - Так, ладно. Давайте так. Вы сейчас отдыхайте, приходите в себя. А я вызову вас повесткой, дня через три. Договорились? Идите отдыхать.
   К ним подошел низкорослый полковник в милицейской форме. Круглый живот выпирал из-под расстегнутого кителя.
   - Куда ты ее отправляешь?
   - Наверх, товарищ полковник. Пусть поспит.
   - Не надо. Нечего ей здесь делать. Пусть заберет личные вещи и валит отсюда. Бандитская подстилка. Она здесь не прописана, и договор аренды не на нее.
   - Я вас не понял, товарищ полковник.
   - Гнать, гнать отсюда, что тут непонятного, Сергеев? Личные вещи собрать под присмотром. Чтобы ничего отсюда не вынесла.
   "Личные вещи, - отозвалось в голове у Нины. - Надо собрать личные вещи. Опять собирать вещи".
   - Вот они, все мои вещи, - неожиданно для себя выговорила Нина. - Два чемодана и ребенок.
   - Я вам помогу, - сказал следователь в толстых очках. - Я отнесу вещи, не надрывайтесь. Где стоит ваша машина?
   - Машины больше нет. Не надо мне помогать. Вы убили моего мужа, ровным, равнодушным голосом сказала Нина.
   Следователь все же не отстал от нее и помог донести чемоданы до обочины дороги. Петька спал у Нины на руках. Она долго сидела на чемоданах, боясь разбудить сына.
   По шоссе пролетали редкие автомобили. Старенький грузовик, проехав мимо нее, остановился и сдал назад. Водитель спросил только:
   - В Москву, дочка?
   Нина кивнула, и он подхватил чемоданы, а потом подсадил ее в кабину.
   Петька проснулся, когда грузовик уже свернул с кольцевой.
   - Приехали? - он протер глаза кулаком и прилип носом к окну. - А где море?
   Водитель рассмеялся:
   - Море в другой стороне.
   Нина прижала Петькину голову к своей груди, словно хотела, чтобы он ничего не увидел. Никогда уже не будет в их жизни моря и солнца. Никогда не будет Саши. Все кончилось.
   Она не помнила, как доехала до дома. Кажется, Петька назвал водителю адрес. Дом тринадцать, квартира восемь, второй этаж.
   В дверях торчала записка: "Ключи в 9-й кв. Варя".
   "Кто такая Варя? Почему мои ключи в чужой квартире?" - равнодушно подумала Нина и позвонила в дверь соседки. Та открыла спустя несколько минут. Кутаясь в халат и зевая, протянула ключи:
   - Ни свет ни заря ходят, будят, спать не дают. Ты чего, Нин, как в воду опущенная? Девчонка твоя ключи оставила, тоже вся такая кислая была. Вы чего, молодежь? Красивые, богатые, чего вам еще надо? Нин, да что с тобой?
   Она говорила что-то еще, но Нина уже не понимала ее. Чужие слова казались таким же шумом, как рокот улицы за окном. Сейчас ей хотелось одного - забраться в постель и укрыться с головой. Никого не видеть и не слышать. Никогда больше не видеть, не слышать, не вставать...
   Она едва-едва успела захлопнуть за собой дверь и упала на кровать. Петька прикорнул рядом, прижавшись к ней. Не вставая, она подтянула к себе плед, укрыла Петьку, укрыла себя и наконец-то закрыла глаза, провалившись в пустоту...
   Когда Нина проснулась, в комнате было темно и тихо. В мертвой тишине тикали настенные часы. Прогудел лифт. За стенкой у соседей слышалась бравурная заставка к программе "Время".
   - Уже вечер, мама, - не открывая глаз, произнес Петька. - Мы встаем или спим дальше?
   Нина не ответила, погладив его мягкие волосы.
   Зазвенел телефон. "Нас нет дома, - мысленно ответила Нина. - Нас нет нигде".
   Сработал автоответчик, и в комнате раздался голос администратора Пестровой:
   - Госпожа Силакова, агентству стали известны некоторые моменты вашей личной жизни. Вы позорите... люди, подобные вам, позорят образ модели. Вы дискредитировали наше агентство. Контракт с вами расторгнут. И в агентстве просим больше не появляться. Это коллективное решение всех девушек и приказ Натальи Ашотовны.
   "Кто такая Наталья Ашотовна? Не знаю, - подумала Нина. - Наверно, ошиблись номером".
   Петька под боком зашевелился и выпутался из-под пледа. Нина попыталась его придержать, но он спрыгнул на пол и прошлепал в туалет. Оттуда его легкие шаги - шлеп-шлеп-шлеп - направились на кухню. Нина слышала, как открывается и закрывается холодильник, как гремят тарелки и чашки. Она помнила, что ребенка надо покормить. Но у нее не было сил подняться.
   У нее не было сил жить.
   После длинного, требовательного звонка снова сработал автоответчик. На этот раз Нина услышала голос матери:
   - Ниночка, доченька, родная моя... я сама не видела, мне рассказали... Вас по телевизору показывали... Я им не верю, они всегда врут, по телевизору... про Сашу врут! Я вас всех очень люблю. Саша был не такой! Горе у нас, доченька, горе у нас великое... но держись, слышишь! Вы приезжайте ко мне! Я от тети Нюры звоню, она передает привет. Говорит, мы все - за тебя. У нас все тебя тут любят, и все передают привет.
   В комнату вошел Петька с подносом в руках. На подносе Нина разглядела криво и косо нарезанный сыр, хлеб, замерзшее масло в бумажке, отдельно на блюдце несколько кусков рафинада.
   - Бабушка звонила, да?
   Нина опустила голову, не отвечая. Петька подвинул стул к постели, поставил на него поднос, сам сел на краешек кровати.
   - Я конфет не нашел. Кушай, мама. Это вкусный сыр, только горький.
   Нина закрыла глаза. Она почувствовала, как Петька касается бутербродом ее губ.
   - Ну, не хочешь, тогда и я не буду, - сказал сын и лег, положив голову к ней на живот. - У бабушки в деревне такого сыра нет. Там сейчас хорошо, в деревне, слякоть... Все в резиновых сапогах ходят. В сапогах хорошо, ноги не промокают. Где хочешь, можно ходить. Санька, наверное, костер в овраге жгет...
   В квартире сгустилась темнота. Нина лежала неподвижно, и голос сына доносился словно издалека...
   - Мы бы с бабушкой сейчас пошли бы доить Кляксу, а потом я бы попросил, мы бы сепаратором сделали сливки... а потом пришла бы тетя Нюра, принесла бы плюшек... Они бы смотрели свой сериал, а я бы нарисовал ветер...
   "Ветер, - подумала Нина. - Киллер по кличке Ветер. Те подонки в гостинице, они испугались, когда увидели его фотокарточку. И сказали Ветер. Даже они знали, кто такой Саша. Все это знали. Кроме меня".
   Нет, этого не может быть. Это сон, страшный сон. В жизни не может быть такого - чтобы все рухнуло в один миг.
   Она лежала с открытыми глазами, но ничего не видела. Чернота окружала ее, вливалась внутрь через зрачки, заполняла душу. Даже мыслей никаких не осталось. Только ощущение пустоты. Саша умер, и в жизни не осталось ничего. Как хорошо было бы заснуть и не проснуться больше никогда...
   Утро пришло неожиданно. Нина вдруг услышала, как Петька возится на кухне. Потолок из черного стал белым, и в окне виднелся кусочек голубого неба над кроной тополя. Ночь прошла, но ничего не изменилось. Саши нет, и нет сил жить дальше...
   Уснуть и не проснуться. Где-то должно быть снотворное. Она почти никогда им не пользовалась, в упаковке должно оставаться еще много таблеток. Достаточно много...
   Она нашла снотворное в аптечке, в ванной. Не узнавая себя, посмотрела в зеркало: скулы торчат, нос заострился, под глазами черные круги. В гроб краше кладут.
   Сколько надо принять таблеток, чтобы - наверняка?
   На кухне что-то упало, и сразу же Петька вскрикнул от боли и испуга.
   Нина, уронив таблетки, бросилась на кухню. Петька стоял, подняв вверх порезанный палец, и горько плакал. По руке двумя извилистыми струйками стекала кровь. Увидев маму, Петька, чтобы сдержать плач, зажал себе рот здоровой рукой.
   Ахнув, Нина кинулась к сыну.
   - Порезался, маленький? Как же ты так? - приговаривала она, быстро затащив его в ванную, к аптечке. Ватка, йод, бинт - в аптечке есть все, что нужно. - Вот и все, вот и завязали пальчик. Ну, как же ты так?
   - А у нас сыр кончился, - всхлипывая, говорил Петька. - Я хотел колбасу для взрослых порезать. А она твердая, как деревяшка. Ножик как соскочил, меня как ударил! Мамочка, ну не плачь! Это же я порезался, а не ты. Ну почему ты плачешь, мамочка! Ну я больше не буду! Только ты не плачь, мам!
   - Я не плачу, - шептала Нина, стоя перед сынишкой на коленях и прижимая его к себе. - Сокровище мое, прости меня, пожалуйста.
   - Да чего там, прощаю, - сказал Петька и погладил забинтованной ладошкой ее по щеке, вытирая слезы.
   От этого заботливого жеста Нину словно взорвало изнутри. Она зарыдала, трясясь всем телом, то прижимаясь к сыну, то отворачиваясь от него, чтобы вытереть мокрое лицо.
   В какой-то момент Петька вывернулся из ее рук и подал Нине полотенце:
   - У тебя уже все лицо черное, в полоску. Мама, ну чего ты так расстроилась? Ну опять проспали, ну ничего. Поедем в Грецию в другой раз. Она ведь никуда не денется. А нам и тут хорошо, правда? Ты только вытри лицо, а то я тебя боюсь.
   10
   Выйдя из дома, Нина с удивлением обнаружила, что вокруг ничего не изменилось. Так же, как и всегда, светило солнце, и проносились коптящие машины, и толкались покупатели в магазине. И никто ее не спрашивал ни о чем. Никому не было дела до ее горя. Раньше чужое равнодушие могло бы обидеть ее, но сейчас она даже была благодарна этим людям. Никто не приставал к ней, не бередил душу. И даже когда старушка в очереди обозвала ее сонной тетерей, Нина не обиделась, не разозлилась, а, наоборот, извинилась так искренне, словно каялась в смертном грехе.
   Когда она вернулась домой с продуктами, Петька сидел у телевизора.
   - Мам, дядю Ваню показывают! И папу!
   "Какого еще дядю Ваню?" - заторможенно подумала Нина, переливая молоко из пакета в кастрюльку для кипячения. Но голос, донесшийся из комнаты, заставил ее сразу все вспомнить.
   На экране красовался Иван Бобровский, в строгом костюме, при галстуке, в тонких очках. Он уже не был похож на криминального репортера. Весь его вид, и голос, и жесты, - все говорило об основательности и добропорядочности.
   - ...в задачи журналиста не входит осуждение. В мои задачи входит только подача информации. А судить уже будете вы.
   Нина увидела на экране телевизора свои любимые семейные фотографии. Лучшие моменты их жизни. Их свадьба. С Петькой у роддома. На лыжах в лесу...
   Голос Ивана звучал проникновенно:
   - Таким он был раньше... веселым и честным парнем. Жена любила его, сын обожал. Почему он предал их, их любовь? Ведь то, чем занимался знаменитый киллер по прозвищу Ветер, прямо противоположно любви.
   Нина кинулась к шкафу, достала альбомы с фотографиями, лихорадочно перелистала - и обнаружила несколько опустевших страниц. "Вор, - подумала она почти равнодушно. - Он просто вор. Забрался в мою квартиру. Украл мои вещи. Мелкий грязный воришка".
   А Бобровский продолжал вещать:
   - В итоге его карьера закончилась вот так: бесславно и позорно. У кого осталась о нем добрая память? У его сослуживцев - офицеров-десантников? У его семьи, жены и ребенка, которые ничего не знали о том, чем занимается их муж и отец? Или может, у семей расстрелянных и взорванных им людей?
   Нина переключила телевизор на другой канал. Петька спросил:
   - Ты не хочешь смотреть про папу? Что сказал дядя Иван? Папа скоро приедет?
   - Нет. Он уехал от нас навсегда. Хочешь молока?
   - Давай, - Петька спрыгнул с кресла. - А как уезжают навсегда? Туда какой самолет летит? С большими-большими крыльями, да?
   Поставив кастрюльку с молоком на плиту, Нина обнаружила, что в коробке кончились спички. Беспомощно оглядываясь, она увидела свою сумочку. Там должна быть зажигалка. Вот она, на самом дне. А это что за бумажка? Чего только не найдешь в дамской сумочке.
   На сложенном листке она увидела телефонный номер и надпись, сделанную незнакомым почерком - "Иван".
   Если бы не эта бумажка, Нина смогла бы просто вычеркнуть Бобровского из своей жизни, как уже вычеркнула Пестрову со своим агентством. Но четкие, жирные цифры и важная подпись смотрели на нее нагло, с вызовом.
   И Нина приняла вызов.
   Она набрала номер и услышала, как Иван говорит кому-то рядом с собой:
   - ...Извините, важный звонок. Да, слушаю, Бобровский.
   - Это Нина. Ты просил позвонить. Я хочу знать, как ты...
   - Кто это? А, это ты. Мне сейчас некогда. У меня важные гости. Позвони мне примерно так через неделю, через две.
   - Иван, нам надо поговорить. Срочно.
   - Это тебе срочно надо, а у меня есть дела поважнее. Сама понимаешь, новая должность, целая армия персонала, миллион разных заморочек. Через недельку созвонимся.
   Он первым положил трубку, и Нина еще с минуту слушала короткие гудки. Новая должность? Пошел на повышение? А вчера еще плакался, что его вот-вот пинком под зад вышвырнут с телестудии?
   Что же такого сделал журналист Бобровский, чтобы поправить свои дела?
   Он снял репортаж о задержании знаменитого киллера. Да, он так и сказал - "знаменитый киллер".
   Журналист Иван Бобровский оказался в нужное время в нужном месте, вот и все. Теперь он будет процветать, и его самодовольная физиономия будет каждый день маячить на экране.
   Неужели все так просто? Обычное везение, случайность? Почему везет именно таким, как Бобровский? Почему именно он был вместе с группой захвата, когда она набросилась на Сашу?
   И вдруг Нина с болезненной ясностью снова вспомнила всю эту жуткую картину - разгромленный дом, чужие люди роются в ее вещах, и Иван Бобровский в бронежилете, с микрофоном стоит перед камерой и софитами. Она задала себе вопрос, который почему-то до сих пор не приходил на ум - а откуда группа захвата знала, где находится Саша?
   Ведь никто на свете не знал о его новом адресе.
   Никто, кроме Ивана Бобровского.
   Она почувствовала себя так, словно после блужданий в темных коридорах вдруг попала в ярко освещенный зал. Теперь ей все было ясно, и она знала, что надо делать.