---------------------------------------------------------------
"The Graveyard Heart", 1964
---------------------------------------------------------------


Они танцевали...
... На Балу Столетия...
... На Балу Тысячелетия...
... На самом волшебном из всех Балов...
... И ему хотелось сокрушить ее, разорвать на куски...
Мур не видел павильона, по которому он двигался в танце, не
замечал сотен безликих теней, скользящих вокруг, не удостаивал
вниманием разноцветные светящиеся шары, проплывающие над головой.
Он не ощущал запахов, кроме одного - первобытного запаха
вечнозеленого реликта Рождественских времен, который медленно вращался
на пьедестале в центре зала, роняя несгораемые иголки.
Все казалось далеким, отстраненным, пережитым. Ушедшим.
Еще несколько минут, и наступит Двухтысячный...
Леота трепетала на сгибе его руки, как стрела на сгибе туго
натянутого лука, и ему хотелось сломать эту стрелу или выпустить - не
целясь, наугад, лишь бы из глаз - прекрасных зеленовато-серых глаз -
исчезло самадхи, или близорукость, или что бы там ни было... Она
следовала его неуклюжим движениям столь совершенно, что ему казалось,
будто, соприкасаясь с ним, она читает его мысли. Особенно его сводило с
ума ее дыхание - жарким влажным обручем охватывая шею, оно проникало
под смокинг, словно невидимая инфекция, - каждый раз, когда Леота
приближала к нему лицо и говорила что-то по-французски. Этого языка он
еще не знал, а потому отвечал невпопад: "C'est vrai", или "Черт!", или
и то, и другое, - и пытался сокрушить ее девственную белизну под черным
шелком, и она снова превращалась в трепещущую стрелу. Но она танцевала
с ним, и это был самый большой его успех за минувший год, равный одному
ее дню.

До наступления Двухтысячного оставались считанные секунды. И
вот... Музыка раскололась надвое и срослась воедино, а шары засияли
дневным светом.
"Все как тогда", - вспомнил Мур и усмехнулся.
Огни погасли. Чей-то голос произнес ему и всем остальным чуть ли
не в самое ухо:
- С Новым Годом! С Новым Тысячелетием!

... И он сокрушил ее...


Никому не было дела до того, что происходило на Таймс-сквер. А там
огромная толпа смотрела трансляцию Бала на экране размером с футбольное
поле. Даже темнота в павильоне не была помехой для веселящихся
зрителей - в инфракрасном свете они отлично видели прижимающихся друг к
другу танцоров. "Может быть, именно мы сейчас - причина неистовства
этой переполненной "чашки Петри" за океаном", - подумал Мур. Это было
вполне возможно, если учесть, с кем он танцует. Его не беспокоило,
смеются они над ним или нет; слишком близка была цель, чтобы
беспокоиться о пустяках. "Я люблю тебя!" - мысленно произнес он. (Чтобы
предугадывать ее ответы, он проигрывал диалог в уме, и это делало его
чуточку счастливей.) Шары замерцали, и Мур снова вспомнил прошлогодний
Бал. Пошел снег; снежинки, будто крошечные осколки радуги, падали на
танцующих; медленно тая, между шарами проплывали рулончики серпантина;
под сводами павильона, ухмыляясь, кружились воздушные змеи,
разукрашенные под китайских драконов.
Танец возобновился, и Мур попросил ее, как год назад:
- Пойдем куда-нибудь. Хоть минуту побудем наедине.
Леота подавила зевок.
- Нет. Мне скучно. Еще полчаса, и я ухожу.
У нее был красивый грудной голос. Самый красивый из всех женских
голосов.
- Почему бы нам не провести эти полчаса в одном из здешних
буфетов?
- Спасибо, я не хочу есть. Я хочу быть на виду.
Мур Первобытный, почти всю жизнь продремавший в затылочной доле
мозга Мура Цивилизованного, с рычанием встал на дыбы. Но Мур
Цивилизованный, боясь, что он все испортит, надел на него намордник.
- Когда мы увидимся? - мрачно спросил он.
- Может быть, в День Штурма Бастилии, - прошептала она. -
Liberte, Egalite, Fraternite...
- Где?
- Под куполом Нового Версаля, в девять. Если нужно, я устрою тебе
приглашение.
- Буду весьма признателен. ("Она заставляет тебя унижаться!" -
злобно вставил Мур Первобытный.)
- Хорошо, в мае ты его получишь.
- А сейчас ты не уделишь мне денек-другой?
Она отрицательно покачала головой. Голубовато-белый локон обжег
его щеку.
- Время слишком дорого, - прошептала она с пафосом и вместе с тем
иронически, - а дни без Балов - бесконечны. Ты хочешь, чтобы я отдала
тебе годы своей жизни.
- Да.
- Ты слишком многого хочешь.
Его подмывало послать ее к черту и уйти, но вместе с тем ему
хотелось быть с нею. Ему было двадцать семь, и весь 1999 год он прожил
в мечтах о ней. Два года назад он решил, что пора жениться - его
достаток вполне это позволял. Не найдя невесты, которая сочетала бы в
себе лучшие черты Афродиты и цифровой вычислительной машины, он
направил свое честолюбие в другое русло. Ему удалось получить
приглашение на "Новый Год на Орбите". Для этого ему пришлось объездить
весь свет, не раз пересекая Международную демаркационную линию, и
расстаться с месячным заработком. Но на Балу он встретил Леоту
Матильду Мэйсон, Принцессу Спящих. Стоило ему увидеть ее наяву - и он
напрочь забыл о цифровой машине. Он влюбился. Вернее, позволил себе
влюбиться. Во многих отношениях он был старомоден. Разговор между ними
длился ровно девяносто семь секунд, из них первые двадцать ушли на
обмен холодными стандартными фразами. Но он все же добился от нее
обещания потанцевать с ним на Балу Тысячелетия в Стокгольме. Весь год
он сгорал от нетерпения, браня себя за то, что чересчур поддался ее
чарам. И вот теперь он услышал, что ей скучно в самом красивом городе
мира и что она намерена удалиться в свой "бункер" до Дня Штурма
Бастилии. Вот когда Мур Первобытный осознал то, что Мур
Цивилизованный, возможно, знал уже давно: когда они встретятся снова,
Леота будет старше на два дня, а он - на полгода. Для Круга время
застыло: "холодный сон" позволил сбыться мечте нарциссов. Но старение
так и осталось ценой полнокровной жизни. А у Мура не было ни малейшего
шанса. Легче стокгольмской снежинке сохраниться в Конго, чем ему
остаться с Леотой наедине, в стороне от глаз членов "Клуба ледяных
гробов". (Лауреат Круга Уэйн Юнгер,похожий на профессионального игрока
в гольф, собирающегося преподать урок зеленому юнцу, уже двигался
наперехват.)
- Привет, Леота. Пардон, мистер как-вас-там.
Мур Первобытный зарычал и замахнулся дубиной, но Мур
Цивилизованный послушно уступил дерзкому богу Круга самую недосягаемую
красавицу в мире. Леота улыбнулась. Юнгер тоже. На всем пути до
Сан-Франциско, в баре стратокрейсера, в году Двухтысячном от Рождества
Христова (два-ноль-ноль-ноль), у Мура крутилось в голове: порвалась
цепь времен...


Через два дня он принял решение.
Стоя на балконе, похожем на огромный мыльный пузырь, прилипший к
стене одной из Ста Башен комплекса Хилтон-Фриско, он спросил себя:
"Та ли это девушка, которую мне хотелось бы взять в жены?"
И ответил, рассеянно глядя на залив и на транспортные капилляры
под носками своих туфель:
"Да. Я знаю: меня ждет большое будущее. И я хочу, чтобы в этом
будущем у меня была красавица жена. Леота".
Он дал себе клятву вступить в Круг.
Он понимал, что замыслил подвиг. Чтобы попасть на Олимп,
во-первых, требовались деньги. Много денег. Широкие ковры зеленых
"Президентов", расстеленные в нужное время и в нужном месте.
Во-вторых, необходима была известность. Но инженеров-электриков -
талантливых, компетентных, даже вдохновенных - в мире было более чем
достаточно. Мур знал: добиться признания будет нелегко.
Он с головой ушел в работу и учебу. Бывало, по шестьдесят, а то и
по восемьдесят часов в неделю он читал, конструировал, прослушивал
записи лекций по предметам, которые прежде ему были не нужны.
В мае он получил приглашение на Бал и долго рассматривал
прямоугольник настоящей атласной бумаги с настоящим тиснением. К тому
времени он запатентовал девять изобретений, еще три "дозревали". Один
патент он продал, и теперь вел переговоры с фирмой "Аква Майнинг"
насчет своей технологии очистки воды. "Если выдержу такой темп, -
решил он, - у меня будут деньги".
А может быть, и известность. Теперь все целиком зависело от
внедрения его технологии и от того, как он распорядится деньгами. Леота
скрывалась в страницах формул, в листах эскизов; она сгорала, пока он
спал, и спала, пока он сгорал.
В июне он решил отдохнуть.
"Ассистент начальника отдела Мур, - обратился он к своему
отражению в зеркале парикмахерской (его похвальное рвение на службе
"Отделу герметической укупорки выходных отверстий аппаратуры высокого
давления" обеспечило ему значительное повышение в должности), - не
мешало бы тебе получше знать французский и научиться танцевать как
следует".
Однако отдых оказался не менее утомительным, чем работа. У него
гудели мышцы, когда он летел через Трамплинный Зал молодежной
христианской организации Сателлита-3; его движения обрели грацию, после
того как он станцевал с сотней роботесс и с десятками женщин; он прошел
ускоренный (с применением наркотиков) курс обучения французскому по
системе Берлица (на более скоростной "церебрально-
электростимуляционный" метод он не решился, опасаясь пресловутого
замедления рефлексов). И хотя он спал на взятой напрокат "говорящей
кушетке", твердившей ему по ночам формулы расслабления, в канун Fete он
чувствовал себя так, как чувствовал себя после бурной ночи какой-нибудь
придворный повеса эпохи Возрождения.
"Интересно, на сколько его хватит?" - думал Мур Первобытный,
поглядывая из своей пещеры на Мура Цивилизованного.
За два дня до праздника он покрыл свое тело равномерным загаром и
решил, что на этот раз скажет Леоте:
"Я люблю тебя!"
"О, черт! - спохватился он. - Только не это!"
"Скажи, ты могла бы ради меня выйти из Круга?"
"Хо-хо, - мысленно рассмеялся он. - Размечтался!"
"Если я вступлю в Круг, ты будешь со мной?"
"А что?! Пожалуй, ничего лучше не придумаешь".


Третья встреча Мура и Леоты была совершенно непохожа на
предыдущие. Никаких прощупываний - охотник готовился решительно
шагнуть в заросли. "Вперед! - скомандовал себе Мур. - И не
оглядываться!"
На ней было бледно-голубое платье с орхидеей на корсаже. Купол
дворца с поющим зодиакальным кругом вращался, бросая на пол и стены
ведьмины огни. У Мура возникла неприятная иллюзия, будто цветок растет
прямо из левой груди Леоты, этакий экзотический паразит. Он приревновал
ее к орхидее - а ревность, он знал, не была свойственна повесам эпохи
Ренессанса. И тем не менее...
- Добрый вечер. Как поживает ваш цветок?
- Еле дышит, - ответила она, потягивая зеленый напиток через
соломинку. - Но цепляется за жизнь.
- Со страстью, которую я вполне могу понять, - подхватил он, взяв
ее за руку. - Ответь мне, королева просопопеи, куда ты держишь путь?
На ее лице промелькнул интерес и угнездился в глазах.
- А вы немного лучше говорите по-французски, Адам... Кадмон? -
заметила она. - Я иду только вперед. А вы?
- Туда же.
- Увы, я сомневаюсь в этом.
- Сомневайтесь в чем хотите, но мы с вами теперь - параллельные
потоки.
- Что это? Самомнение изобретателя, почивающего на лаврах?
- Куда моим лаврам до лавров того, кто изобрел "холодный бункер".
Она окинула его пронизывающим взглядом.
- Вижу, вы что-то затеяли. Это серьезно?
- Если падшим душам суждено соединиться только в этом Аиде, то да,
это серьезно. - Он кашлянул и спросил напрямик: - Можем мы остаться
вдвоем хотя бы на время танца? Я не хочу, чтобы на нас пялился Юнгер.
- Хорошо.
Она поставила бокал на летающий поднос и проследовала за Муром под
вращающийся зодиакальный круг. Тотчас лабиринт человеческих тел
отгородил их от Юнгера. Мур усмехнулся.
- На некостюмированном балу все похожи друг на друга, как две
капли воды.
Она улыбнулась.
- Знаешь, а ты танцуешь гораздо лучше, чем в прошлый раз.
- Знаю. Скажи, как бы и мне получить ключик к вашему милому
айсбергу? Мне кажется, это было бы занятно. Я понимаю, одних денег и
происхождения недостаточно, чтобы попасть к вам, хотя они не помеха. Я
прочел все, что написано о Круге, но хотел бы получить практический
совет.
Ее рука чуть дрогнула в его ладони.
- Ты знаешь Дуэнью?
- Понаслышке, - ответил он. - Говорят, это старая горгулья. Ее
специально заморозили, чтобы отпугнуть Зверя, когда наступит час
Армагеддона.
Леота не улыбнулась. Она снова превратилась в стрелу.
- Тут есть доля правды, - холодно сказала она. - Дуэнья не
пускает в Круг звероподобные личности.
Мур Цивилизованный прикусил язык.
- И хотя многим она не нравится, - продолжала Леота, оживляясь, -
мне она кажется забавной статуэткой китайского фарфора. Будь у меня
дом, я бы поставила ее на каминную полку.
- А я слыхал, ей место в Викторианском зале галереи НАП, -
возразил Мур.
- Она родилась в эпоху Вики, - кивнула Леота. - Когда появился
первый "холодный бункер", ей было за восемьдесят. Но я смело могу
сказать, что с тех пор она ничуть не постарела.
- И она собирается флиртовать в этом возрасте целую вечность?
- Вот именно, - холодно ответила Леота. - Ибо ей угодно быть
бессмертным вершителем наших судеб.
- В сто лет человек превращается в клубок архетипов, - заметил
Мур. - Не потому ли так трудно пройти у нее собеседование?
- Это одна из проблем, - согласилась Леота. - Но есть и другие.
Если ты сейчас же подашь прошение о приеме в Круг, тебе придется ждать
собеседования до лета. Если, конечно, тебя к нему допустят.
- А много ли претендентов?
Она закрыла глаза.
- Не могу сказать. Наверное, тысячи. На собеседование пригласят
несколько десятков, остальных отбракуют Управляющие. Решающее слово,
естественно, будет за Дуэньей.
Внезапно зеленый светлый зал (благодаря изменению музыки,
освещения, тональности ультразвука, состава наркотических добавок в
воздухе) превратился в холодный, темный колодец на дне моря, бурного и
ностальгического, как думы русалки, глядящей на руины Атлантиды.
Элегическому гению зала удалось создать почти осязаемое притяжение
между танцорами, и кожа Леоты была холодной и влажной.
- В чем тайна ее власти? Я много читал и слышал о ней, и знаю,
что она держит большой пакет акций. Ну и что с того? Почему я не могу
договориться с Управляющими напрямик? Я бы мог заплатить...
- Ничего не выйдет, - перебила Леота. - Акции тут ни при чем.
Она - символ Круга, без нее ничто не решается. Круг остается Кругом
только благодаря его исключительности. Подражателей ожидает полный
провал, так как им будет недоставать Дуэньи с ее удивительной
проницательностью. Если бы не она, в Круг мог бы вступить любой бурбон
с толстым кошельком. Вот почему Те, Кто Считает, - добавила она,
выделив заглавные буквы, - обязаны ее слушаться. И это не чей-то
каприз, а жестокая необходимость. Если Круг опустит знамена, Земля
лишится своего главного достояния - элиты.
- Деньги не пахнут, - возразил Мур. - Если найдутся другие
желающие устраивать Балы и хорошо за это платить...
- То люди, посмевшие взять у них деньги, перестанут быть Теми, Кто
Считает. Они лишатся многих привилегий и приобретут репутацию торгашей.
- Хм... Вывернутая какая-то логика. Ни дать, ни взять - лента
Мебиуса.
- Что поделаешь. Круг - это кастовая система с ревизиями и
бухгалтерским балансом. Никто не желает, чтобы его не стало.
- Даже "отбракованные"?
- Глупо! Они - в первую очередь. Кто им запрещает приобрести
собственные "бункеры", если им это по карману, и лет через пять
совершить новую попытку? За эти годы можно даже разбогатеть, если с
умом распорядиться своим имуществом. Некоторые ждут десятилетиями, но
все равно не отступают. Кое-кому удача в конце концов улыбается.
Ожидание и борьба скрашивают жизнь, делают победу более сладостной. В
обществе свободы, высокого уровня жизни, жесткого равенства перед
законом и одинаковых стартовых возможностей самой желанной целью
индивидуума становится приобщение к элите. И добиться этого, имея за
душой только деньги, невозможно. Попробуй - и убедишься в моей правоте.
Его мысли приняли более конкретное направление:
- Каковы же плоды долгожданной победы?
- Они стоят того, чтобы за них сражаться. Победитель имеет право
пользоваться личным "бункером" и бесплатно посещать Балы, до тех пор,
пока доходы с его имущества компенсируют затраты на его содержание.
Если он небогат, он не будет чувствовать себя ущербным среди нас, ведь
мы дорожим нашими демократическими идеалами.
Она посмотрела по сторонам и добавила:
- Как правило, доходы члена Круга предопределены изначально, так
как опытные консультанты помогают ему распорядиться имуществом. Они
подсказывают, куда выгоднее всего вложить деньги.
- Наверное, Круг неплохо наживается на вас.
- Certainement. Бизнес есть бизнес, да и Балы обходятся недешево.
Но ведь мы и сами - члены Круга; имея акции какой-либо из его
корпораций, мы получаем высокие дивиденды. Даже если через месяц тебя
исключат, ты успеешь разбогатеть - ведь один объективный месяц равен
примерно двенадцати календарным годам.
- Куда мне обратиться, чтобы мое имя внесли в список?
Он знал, куда, но надеялся, что она предложит свою помощь.
- Список будут составлять здесь, сегодня вечером. На Балу всегда
присутствует кто-нибудь из офиса. За неделю-другую о тебе наведут
справки, и тогда к тебе кого-нибудь пришлют.
- Наведут справки?
- Не о чем беспокоиться. Или у тебя биография не в порядке?
Судимость? Психическое заболевание? Неоплаченные долги?
Мур отрицательно покачал головой.
- Нет, нет и нет.
- Тогда тебе не о чем беспокоиться, - повторила она.
- Неужели у меня действительно есть шанс выиграть?
- Да, - ответила Леота, прижимаясь щекой к ложбинке на его шее,
чтобы он не видел ее лица. - До собеседования с Мэри Мод Муллен у тебя
будет поддержка члена Круга. Но конечный результат целиком зависит от
нее.
- Тогда мне действительно не о чем беспокоиться.
- Собеседование может продлиться всего несколько секунд. Но Дуэнье
их будет достаточно. Она принимает решения мгновенно и никогда не
ошибается.
- Я выиграю, - твердо произнес Мур.
Над ними мерцал зодиак.


Мур нашел Дэррила Уилсона в одном из баров городка Поконо-Пайнс.
Актер, что называется, вышел в тираж: он почти ничем не напоминал героя
знаменитого многосерийного вестерна. Тот был крутолобым, бородатым
викингом прерий; у этого, казалось, по лицу прошел ледник, оставив за
собой глубокие рытвины. Обрюзгший и поседевший за четыре года, он
сохранил из своего облика только дорогостоящую насупленность. В кино он
больше не снимался, а досуг проводил в баре, прижигая зоб огненной
водой, в которой раньше ежедневно отказывал краснокожим. Ходили слухи,
что он успешно "сажает" вторую печень.
Мур сел за его столик, опустил кредитную карточку в прорезь
терминала, набрал на клавиатуре мартини и стал ждать. Заметив, что
сидящий напротив человек не обращает на него внимания, он сказал:
- Вы - Дэррил Уилсон, а я - Элвин Мур. Хочу задать вам несколько
вопросов.
"Самый меткий стрелок Запада" устремил на него мутный взгляд.
- Репортер?
- Нет. Ваш старый поклонник.
- Как же, рассказывай, - произнес хорошо знакомый Муру голос. - Я
же вижу - репортер. Давай, вали отсюда.
- Мэри Мод Муллен, - отчетливо произнес Мур. - Старая стерва,
богиня Круга. Что ты о ней думаешь?
Взгляд Уилсона наконец сфокусировался.
- А, претендент. Хочешь в этом сезоне взойти на Олимп?
- Угадал.
- Ну, и какие у тебя мысли?
Не дождавшись пояснения, Мур спросил:
- Насчет чего?
- Того самого.
Мур сделал глоток. "Хорошо, - подумал он, - поиграем в твою игру,
если это сделает тебя более разговорчивым".
- Похоже, мне нравится мартини, - сказал он. - Ну, так...
- Почему?
Мур побагровел. Похоже, Уилсон слишком пьян, чтобы от него был
прок. Ладно, последняя попытка...
- Потому что он расслабляет и вместе с тем бодрит, а мне именно
это и требуется.
- А почему тебе надо быть расслабленным и вместе с тем бодрым?
- По-твоему, это лучше, чем быть напряженным и сонным?
- Почему лучше?
- Слушай, какого черта...
- Ты проиграл. Ступай домой.
Мур встал.
- Давай так: я выйду, вернусь и мы начнем по новой. Идет?
- Сядь. Колеса моего фургона крутятся медленно, но они все-таки
крутятся. Мы оба говорим об одном и том же. Ты хочешь знать, что
такое Мэри Мод? Я скажу тебе. Это такой большой вопросительный знак.
Перед ней бесполезно надевать маску. За две минуты Дуэнья разденет
тебя догола, и твои ответы будут зависеть от биохимии да от погоды.
Как и ее решение. Мне нечем тебя утешить. Дуэнья - это каприз в чистом
виде. И еще она уродлива, как сама жизнь.
- И это все?
- Тем, кто не годится для Круга, она дает от ворот поворот. И
этого достаточно. Все, ступай.
Мур допил мартини и ушел.

    - - -



За ту зиму Мур сколотил состояние. Правда, довольно скромное. Он
перешел из "Отдела герметической укупорки" в исследовательскую
лабораторию фирмы "Аква Майнинг". Лаборатория находилась на Оаху,
поэтому ежедневные затраты времени на транспорт увеличились на десять
минут, зато "главный технолог" звучало солиднее, чем "ассистент
начальника отдела". Мур трудился в поте лица, и одним из результатов
стремительного роста его состояния и положения в обществе был судебный
процесс в январе.
Он выяснил, что почти все мужчины, принятые в Круг, были
разведены. Обратившись в престижную фирму по оформлению браков и
разводов, он подписал брачный контракт сроком на три месяца с Дианой
Деметрикс, безработной манекенщицей греко-ливанского происхождения.
Контракт мог быть расторгнут по желанию одной из сторон и продлен с
согласия обоих супругов.
Позже Мур пришел к выводу, что вина за безработицу среди
манекенщиц лежит в основном на прогрессе в медицине. Хирургия заполнила
мир женщинами с идеальной внешностью. Манекенщице было трудно найти
работу и еще труднее - удержаться на ней. Новообретенное благосостояние
Мура и явилось тем стимулом, который заставил Диану обратиться в суд,
обвинив бывшего мужа в нарушении устного соглашения, якобы заключенного
между ними, о продлении контракта по желанию одной из сторон.
Разумеется, "Бюро оформления браков и разводов Берджесса" помогло
Муру уладить конфликт, оплатив судебные издержки и хирургическую
операцию (Диана сломала ему нос "Пособием по демонстрации готового
платья" - тяжелым иллюстрированным справочником в пластиковом футляре).
В марте Мур был уже готов сразиться с пережитком девятнадцатого
века, невесть что о себе возомнившим. В мае, однако, сказалось
переутомление. Но, вспомнив вопрос Леоты о психическом заболевании, он
(чем черт не шутит!) поборол искушение пройти в психиатрической клинике
месячный курс реабилитации. Он собрал волю в кулак, сосредоточась на
мыслях о Леоте. Ведь он совсем забыл о ней. Постоянная учеба, заботы о
карьере и женитьба на Диане Деметрикс не оставляли ему времени на
воспоминания о Принцессе Круга, его любви.
Любви?
Он усмехнулся.
"Суета, - решил он. - Я хочу Леоту, потому что все хотят ее".
Но это было не совсем так.
Он задумался о своих подлинных желаниях и целях.
Он понял: его цели расплывчаты. Действие опережает замысел. Если
не кривить душой, он хочет только одного: лететь на роскошном
стратокрейсере, проносясь сквозь завтра и послезавтра, сквозь годы и
века, - и не старея, как те древние боги, что дремали в заоблачной
выси, просыпаясь только в праздники равноденствия, чтобы снизойти к
смертным, влачащим жалкое, томительное существование на земле.
Обладать Леотой значило принадлежать Кругу; именно этого он и
добивался. Так что, действительно, то была суета. То была любовь.
Он громко рассмеялся. Его автосерф как алмаз резал голубую линзу
Тихого океана, осыпая наездника холодным крошевом брызг.


"Возвращаясь из царства абсолютного нуля, подобный Лазарю, ты
поначалу не испытываешь ни боли, ни замешательства. Ты вообще ничего не
чувствуешь, пока твое тело не нагреется до температуры сравнительно
теплого трупа.
Лишь в самом конце, когда просыпается разум, - думала миссис
Муллен, стараясь окончательно прийти в сознание, - и ты понимаешь, что
вино простояло в погребе еще один сезон, и урожай стал еще ценнее, -
только тогда привычная обстановка комнаты принимает вдруг уродливые,
пугающие черты. Наверное, это всего лишь суеверный страх, психический
шок при мысли, что материя жизни - твоей собственной жизни - каким-то
непостижимым образом изменена. Но проходит микросекунда, и страх
исчезает".
Миссис Муллен содрогнулась, как будто холод еще не покинул ее
старческое тело, и выбросила из головы воспоминание о кошмаре.
Она посмотрела на человека в белом халате, стоявшего возле ее
ложа.
- Какое сегодня число?
Он был горсткой пыли, несомой ветром времени...
- Восемнадцатое августа две тысячи второго года, - ответила
горстка пыли. - Как ваше самочувствие?
- Спасибо, превосходное, - решила она. - Я только что вступила в
новое столетие. На моем счету это уже третье. Почему бы моему
самочувствию не быть прекрасным? Я собираюсь прожить еще не один век.
- Обязательно проживете, мэм.
Две крошечные географические карты - ее ладони - поправили
стеганое покрывало. Дуэнья подняла голову.
- Что нового в мире?
В ее глазах вспыхнуло ацетиленовое пламя. Врач отвел взгляд.