Автор неизвестен. Томас. Маска Локи

вырваны.
И только тогда долетел звук выстрела.
- Хашишиины! - закричал одни из оставшихся тамплиеров. Он схватился
за пояс и, как показалось Гардену, готов был выхватить меч или кинжал. Но
он извлек неуклюжее старинное полуавтоматическое ружье, из которого
сантиметров на двадцать свисала лента с патронами. Человек обернулся к
оконным проемам, обращенным к морю, и выпустил трескучую очередь с желтыми
вспышками.
Остальные тамплиеры укрылись кто где мог и начали прилаживать
разнокалиберное оружие: дробовик, короткий гранатомет, арбалет с
утолщенными (взрывчатыми?) стрелами, лазерное ружье с аккумулятором и
оптическим прицелом. Вся эта техника тарахтела, бухала, свистела и
дребезжала, стреляя в серые тени, перемещавшиеся среди дюн в свете
зарождавшегося утра.
Гарден не испытывал ни малейшего желания оставаться тут и умирать
вместе с тамплиерами. Он не знал, кто такие "хашишиины", но убивать ему
никого не хотелось, даже если бы у него и было оружие.
Пламя свечей дрожало и колебалось от пчелиного жужжания пуль. Старое
сухое дерево почти не оказывало сопротивления и не укрывало от выстрелов,
только мешало целиться снайперам в дюнах.
Гарден не стоял столбом возле двери. Как только старик затих, Том
одним махом перескочил через него и взлетел наверх по обвалившимся доскам.
Доски были все в щелях и трещинах, карабкаться по ним было легко.
Проворно, как обезьяна, Гарден взобрался на остатки второго этажа. Потом
он подпрыгнул и зацепился за балку наверху - потолок под чердаком
обвалился, а может его никогда и не было в этом летнем доме. Подтянувшись,
он залез на балку и пробежал по ней, балансируя, метрах в шести над
перестрелкой. Наконец он укрылся около кирпичной кладки дымохода со
стороны, выходящей на море.
Съежившись в тени, Гарден мог остаться необнаруженным. Темные брюки и
ботинки не выдадут его, но белая полотняная рубашка будет видна любому,
кто посмотрит вверх. Он ухитрился так скорчиться, спрятав руки и торс
между ногами, что только внешняя поверхность бедра и голени оставались
открытыми для света.
Здесь, под самой крышей, воздух был каким-то безжизненным, пахло
сухим мышиным пометом и птичьими гнездами. Гарден не осмеливался поднять
свое бледное лицо, чтобы вдохнуть свежего воздуха и рассмотреть, что
происходит на поле битвы.
Оборона тамплиеров сокращалась поэтапно, по мере того, как замолкал
голос одного из видов вооружения. Последним выстрелил дробовик. Гарден
подождал, не щелкнет ли боек еще раз перед следующим выстрелом, но все
стихло. Видимо, прицелившись, горе-рыцарь получил свои девять граммов.
Тишина. Ни голоса, ни крика снаружи.
Гарден поборол искушение взглянуть вниз.
Потом он услышал шаги по дощатому полу. Раздался треск дерева - это
кто-то опрокинул наспех сложенную тамплиерами баррикаду. Опять шаги.
Словно целый взвод в тяжелых сапогах.
- Здесь нет, миледи.
- Осматривайте каждого.
- Мы осмотрели. Все незнакомые.
- Значит он выскользнул отсюда. Обыщите кругом.
- Он мог вообще убежать.
- А я говорю, что не мог. Ступайте.
Женский голос принадлежал Сэнди.
Другой - мужчина - говорил по-английски правильно, но с легким
акцентом. Гардену понадобилось всего несколько секунд, чтобы опознать этот
голос ухом музыканта: палестинский боевик, Итнайн, который появлялся в его
квартире.
Сапоги затопали прочь из дома.
Гарден опять подавил желание повернуть голову и посмотреть вниз.
После того, как он отсчитал десять вздохов, раздались легкие шаги.
Куда двигались - к выходу или просто прогуливались вдоль амфитеатра? Излом
крыши искажал звуки, поэтому трудно было определить, что происходит внизу.
Еще через десять вздохов Гарден решил рискнуть. Все еще держа голову
между колен, он слегка разогнул одну ногу так, чтобы можно было смотреть
из-под колена, не подставляя лицо свету.
Далеко внизу Сэнди опустилась на колени перед стариком, рассматривая
его рану. На ней была белая шелковая блузка, черные брюки для верховой
езды и сапоги на шпильках. Волосы распущены по плечам. Они отсвечивали
червонным золотом, окрашенные больше рассветом, занимающимся за окнами,
нежели догорающими свечами.
Гарден хотел было окликнуть ее, но что-то перехватило звук, чуть не
вырвавшийся из горла. Как? Почему он не хочет быть обнаруженным любимой
женщиной? Потому что при ней был взвод вооруженных людей, хашишиинов,
которые подчинялись любому ее слову? Потому что она была чужда ему, и
сейчас он это понял?
Она вытащила из-за пояса старика какой-то продолговатый предмет -
некое оружие или, может быть, магазин с патронами - и засунула его себе за
пояс. Затем она поднялась и повернулась, ощупывая комнату зрением и всеми
другими чувствами. Покончив с первым этажом, она подняла голову и
произвела такой же осмотр полуразрушенного второго этажа.
Медленно, сантиметр за сантиметром, Гарден опять согнул колено и
скрыл лицо. Он задержал дыхание и замер.
Разглядит ли она следы, оставленные его ботинками в трухлявой
древесине? Увидит ли она стертую пыль на балке? У нее хватило бы
проницательности определить даже траекторию его полета, если бы он мог
летать.
Десять... двадцать вздохов.
- Миледи! Снаружи! - громкий стук пары сапог по деревянному полу.
- Что такое?
- Следы на песке, слабые, но различимые. Здесь была большая лодка. Он
мог на ней ускользнуть.
- Нет! Он на ней прибыл. Если бы он на ней уплыл, ему пришлось бы
пробираться сквозь вас.
- Но...
- Закругляйтесь, парни. Мы его проворонили.
- Да, миледи.
Две пары сапог, одни тяжело грохочущие, другие на звенящих острых
каблучках, протопали к выходу.
Гарден с трудом разогнул ноги и размял копчик, стараясь вернуть
чувствительность пояснице. Он выглянул сквозь чердачные стропила.
Солнце было уже скорее золотое, чем красное, его лучи били вдоль
центральной балки. В кровле зияли большие дыры. Если бы он подобрался к
ним, перескакивая с перекладины на перекладину, можно было бы выбраться
через них на крышу. Там бы он прополз по дранке к одной из пристроек и
спрыгнул бы на траву.
Он прижался к дымоходу, анализируя свой план. Собственно, выбор у
него был невелик: ждать, пока Сэнди со своими головорезами вернется за
ним, или двигаться.
Плавно, с гибкостью знатока айкидо, он поднялся, скользя вдоль
кирпичной кладки. Он взялся обеими руками за стропило над головой, больше
для балансировки, чем для поддержки, и начал передвигаться над пустотой
мертвого дома. Ногу он ставил очень осторожно, прямо и плотно на ближайшую
перекладину, хотя расстояние между ними было всего сантиметров семьдесят:
не такой уж широкий шаг. Он опасался скользить ногой вдоль перекладин,
чтобы не стереть пыль и не повредить случайно трухлявое дерево. Если
кто-то из "хашишиинов" сейчас вернется, его, Тома, конечно, немедленно
обнаружат.
Наконец он добрался до первой дыры в крыше. Она была не больше сорока
сантиметров шириной, слишком узкая для его плеч, к тому же планки, на
которых лежала дранка, перекрывали выход.
Следующая дыра, в трех метрах от этой, была более гостеприимной.
Планки сломаны, отверстие шириной сантиметров 125. С большими
предосторожностями он высунул голову. Крыша круто уходила вниз, казалось,
она касается песчаной дюны. С этой стороны дома никого не было видно.
Но как отсюда выбраться? Дранка, окружавшая дыру, еле держалась. Если
опереться на нее всей тяжестью тела или даже просто съехать по ней, она с
грохотом осыплется вниз. Если же подпрыгнуть и перебросить себя через дыру
- даже предположив, что узка перекладина обеспечит достаточный толчок, -
то, плюхнувшись на крышу, чего доброго, скатишься вниз. После падения с
шестиметровой высоты, едва ли удастся быстро придти в себя и скрыться,
пока Сэнди со своими людьми не вернется за ним.
Нужно было придумать что-то менее радикальное. И как можно быстрее.
Он начал пробовать дранку на нижнем краю дыры. Те щепки, что
держались слабо, он выдергивал и складывал ниже по склону крыши. Те, что
покрепче, он заталкивал глубже в переплетение дранки и планок. Его пальцы
плясали, дергали, ощупывали. Ладони равномерно поднимались и опускались,
как молотки. Глаза и руки действовали синхронно, как у запрограммированной
машины: оценивали состояние каждой щепки и закрепляли ее или откладывали в
сторону. Работа шла все быстрее и быстрее, слишком быстро, чтобы вовремя
заметить ржавый десятипенсовый гвоздь, который цеплялся шляпкой за самый
край одной из дранок - заметить прежде, чем тот упал.
Если бы Гарден наклонился, чтобы поймать его, он обязательно и сам
свалился бы следом, потеряв равновесие на узкой перекладине. Вместо этого
он замер, отсчитывая секунды.
Две.
Три.
Четыре.
Дзинь! Гвоздь ударился о деревянный пол и куда-то откатился.
Теперь все они вернутся в дом, посмотрят вверх, увидят его среди
стропил и начнут палить.
Вот еще две секунды, и они придут. И тогда, через три секунды,
горячие пули вопьются ему в ноги и в спину.
Еще секунда.
Ничего.
Том Гарден вздохнул наконец. Он окончил свою работу: край дыры был
заделан так, что ни одна щепка не отвалится и не упадет, пока он будет
выбираться наружу, если только вся крыша с этой стороны не проломится под
ним.
Проблема заключалась в том, как перекинуть ногу через край дыры,
балансируя на двухсантиметровой перекладине. Стоя лицом к скату, это никак
не получится.
Гарден повернулся лицом к центральной балке и уперся в нее снизу
руками. Твердо стоя одной ногой на перекладине, он начал отводить другую
ногу назад, согнув колено так, чтобы не задеть нижний край дыры. Когда
носок ботинка нащупал поверхность крыши, он стал вытягивать ногу, пока она
не прижалась - носком, коленом, нижней частью бедра, к скату. Тогда он
перенес тяжесть тела на ладони, упирающиеся в балку, и на эту вытянутую
ногу.
Медленно выдохнув, он оторвал ногу от перекладины и, согнув, завел ее
назад, пока она не вытянулась рядом с другой на твердой поверхности крыши.
Теперь он лежал поперек дыры, опираясь с внешней стороны бедрами на скат и
с внутренней стороны руками о балку. Напряжение разрывало мышцы плеч и
живота, а в поясницу будто впились раскаленные ножи.
Он начал отталкиваться руками от балки, одновременно сползая на
бедрах по крыше, подтягиваясь на носках. Когда руки уже едва касались
балки, он осторожно отвел их и уперся в крышу по обеим сторонам дыры,
нащупав крепкие щепы и перенеся тяжесть на них. Сантиметр за сантиметром
он передвигал ноги вниз и руки назад, до тех пор, пока над дырой не
остались лишь грудь, шея и голова. Тогда он повернулся на бок, отодвинулся
от дыры и пополз на четвереньках к краю крыши.
Вокруг никого.
Ни с той, ни с другой стороны.
Гарден перелез через край и, пружинисто согнувшись, спрыгнул вниз.
Едва носки ботинок и ладони коснулись мягкого песка, он дважды
перекувырнулся в броске айкидо, чтобы ослабить удар.
Куда идти - к фасаду дома или назад?
Фасад выходил на море, а оно было не нужно Гардену без лодки. Кроме
того, не исключено, что Сэнди со своими людьми все еще бродит там,
разглядывая следы турбинного катера. Их собственные автомобили должны были
стоять со стороны дороги.
Гарден подкрался к углу, выглянул. Задняя часть дома, дорожка,
пристройки и дюны, закрывавшие дом от дороги - все это пряталось в его
длинной тени.
Передвигаясь медленно и осторожно, он дошел до края тени и
проскользнул в ложбину между двумя дюнами. Он держался тенистого склона,
поминутно оглядываясь в надежде заметить кого-либо прежде, чем заметят
его.
Но никого не было.
Гарден прошагал между дюнами метров сто. Затем свалился в узкой
полоске тени среди зарослей камыша и заснул.


Прислонившись к крылу своего порше и наслаждаясь резким ароматом
латакийской сигары (подарок из Турции), Хасан разглядывал отряд ассасинов
в камуфляже, который возглавляла Александра. Двоих не хватало.
- Где он?
- Он... выходит, ускользнул.
- Дом был окружен?
- Да, в течение всей перестрелки.
- И внутри его не обнаружили?
- Дом - как раковина, абсолютно пустой. Я осмотрела все. Его не было.
- Может он чародей?
- Я говорила тебе, он становится хитрее.
- Хитрее тебя?
Александра скорчила гримасу.
- У него не так много вариантов, и он вполне предсказуем. Он
обнаружит себя. А мы будем его поджидать.
- Со своим пеленгатором?
Она показала ему стеклянную пластинку: солнце играло на звездчатой
трещине. Твердое, закаленное стекло отразило пулю, которая предназначалась
ей, но дисплей уже не работал.
- Так как же ты обнаружишь его? - спросил Хасан.
- Гарден заперт на узкой полоске песка, шириной с километр и длиной
километров тридцать, посередине Атлантического побережья.
- Да, конечно. Но стоит ему добраться до дороги, и ты едва ли сможешь
угадать, направо он повернет или налево.
- Мне не важно, как он доберется до места, главное - где это место.
- И что это за место?
- Он направится к ближайшему пункту, где сможет найти пианино или
синтезатор с клавиатурой. Музыка нужна ему как наркотик. А работа нужна
ему, чтобы выжить.
Хасан фыркнул.
- Между Бич Хэвен и Барнегат Лайт должно быть не меньше двухсот
музыкальных баров.
- Тогда нам лучше начать прочесывать их немедленно, верно ведь?
Она потянулась было к двери машины. Он задержал ее.
- Ты потеряла двоих моих последователей. Где они?
Она взглянула на его руку, а затем прямо ему в глаза.
- Ты обещал им Рай и могилу в песке. Не все ли равно, что это за
песок?


Проспав на солнце час или два, Том Гарден поднял голову. Сейчас,
наверное, можно было двигаться. Или же хашишиины прочесывают всю округу
так, чтобы любой закуток был как на ладони?
Все утро его тело поддерживало температурный баланс: когда солнце
вытапливало пот из его спины, остатки силиконовой смазки сохраняли его на
коже, а легкий бриз холодил, стараясь высушить влагу. Пока пленка делала
свое дело, но еще через часок тело начало бы перегреваться и
обезвоживаться. Пора было поискать укрытие.
Он поднялся и медленно огляделся, высматривая шевелящуюся тень, край
одежды, осыпь песка. Он пытался расслышать шорох шагов по мокрому песку
пляжа позади дюн.
Никого.
Пройдя метров сто он вышел к дороге, простому трехрядному шоссе, по
черному асфальту которого ветер гонял мини-дюны песка. И в том и в другом
направлении Тома ждал один из курортных городков.
В его новой одежде карманы были пусты. У него не было ни кредитной
карточки, ни наличных, а значит в этом обществе он был не-человеком,
просто ноль без палочки.
Только одно существо могло помочь ему, только бы добраться до
телефона-автомата.


Элиза: Доброе утро. Это канал Элизы 103, на линии...
Гарден: Элиза? Дай-ка мне двести двенадцатую. Это Том Гарден.
Элиза: Да, Том? Я заключаю из анализа твоего голоса, что ты недавно
перенес большую физическую нагрузку. Надеюсь, ты хорошо себя чувствуешь.
Гарден: Это было ужасное утро. Послушай, я в беде, и мне нужна твоя
помощь.
Элиза: Все что хочешь, Том.
Гарден: Ты говорила, что имеешь доступ к финансовым данным,
банковским счетам и так далее. И ты можешь распознать отпечаток моего
большого пальца. Ты можешь использовать все это как доверенное лицо...
Элиза: Нет, я говорила, что отпечаток твоего большого пальца имеется
на кредитном соглашении, которое отдел счетов Объединенной Психиатрической
Службы может извлечь из любого банковского счета, какой ты назовешь.
Гарден: Ах, так... Меня похитили и увезли за тридцать километров по
побережью. У меня нет ни кредитной карточки, ни удостоверения личности. Не
можешь ли ты заверить мой отпечаток пальца, получить по нему кредитную
карточку и выслать ее мне с курьером или как-нибудь еще?
Элиза: У меня нет доступа к таким вещам, Том.
Гарден: Но почему? Ты говорила, что можешь помочь!
Элиза: Я могу дать личный совет, не имеющий юридической силы, а также
эмоциональную поддержку.
Гарден: Это все слова!
Элиза: Слова - это кирпичи рационального ума, Том.
Гарден: Но мне нужна реальная помощь. Ты - единственное существо, или
сущность, которое я хоть немного знаю.
Элиза: Я могу только сопереживать тебе в твоей изоляции и
одиночестве.
Гарден: Черт! У тебя есть доступ к файлам, специальный кабель с
зеркальным покрытием, ты можешь получать судебные предписания, выставлять
счета, да мало ли чем ты владеешь! В общем я знаю, ты могла бы мне помочь,
если бы действительно захотела. Вот мой большой палец. Проверь его и...
Га-запп!


Гардена отбросило назад, он ударился головой о закаленное стекло
кабины.
Когда его большой палец правой руки прижался к щитку регулятора
мощности, он почувствовал электрический разряд. Когда же он попытался
отдернуть руку, голубая искра около сантиметра длиной и полсантиметра
шириной соединила его с металлом. Конвульсия сотрясла все тело и
отшвырнула назад.
Он посмотрел на палец: подушечка была жуткого белого цвета и на
глазах распухала в огромный водянистый пузырь. Изгибы и петли его,
образовывавшие отпечаток, исчезали на раздутой коже.
- Привет, Том.
Он поднял глаза от поврежденной руки и встретился с холодным взглядом
Сэнди.
- Сэнди! Как ты... Вот здорово! Меня похитили, чуть не убили те люди,
которые тогда приходили в квартиру. Я пытался тебе позвонить, но...
- Но аппарат, похоже, сломан. Ты обжегся?
- Меня током ударило. Все будет в порядке, когда опухоль спадет.
Она склонилась над ним.
- Надо перевязать. У меня тут есть кое-что, - она порылась в сумочке.
- Пузырь лопнет.
- Тем более надо перевязать.
- Как ты меня нашла?
- Это было нетрудно. Я приехала в ближайшее место, где было пианино,
- она указала на противоположный конец вестибюля отеля Сисайд Рест, в
котором Том отыскал телефонную будку с полным набором услуг. Там, в тени
огромных пальмовых листьев стояла старинная пианола, которой было не
меньше 120 лет. С правой стороны была привинчена копилка с табличкой - "5
центов!".
- Пианино, - повторил он бессмысленно.
- Вот именно. Ну, пойдем, дорогой?


Элиза не знала, почему Том Гарден так внезапно прервал связь. Однако
вместо того, чтобы просто сохранить в памяти беседу и очистить принимающее
устройство для следующего клиента, она отключилась от линии и проверила
возможные неполадки.
Реле, контролирующие телефонную сеть на входе не отключились, хотя
диагностирующее устройство зафиксировало чрезвычайно высокое одномоментное
возрастание напряжения - порядка 100 киловольт. Но сейчас сила тока была
невелика - не более половины миллиампера.
Электронная сеть...
Раскрывалась вокруг нее как цветущие бутоны.
Финансовые записи - длинные полоски цифр, проценты возврата, разбивка
по периодам времени - все это вращалось спиралевидными бинарными
гирляндами, исходя из открывшейся перспективы.
Данные политики и статистики - сводки голосования, адреса,
обвинительные заключения, досрочные освобождения - маршировали по ASCII в
другом направлении.
Сама не зная, как это получается, Элиза 212 беспредельно расширяла
свой доступ.
Подобно тому, как фишки домино одна за другой падают на стол,
ломались перед ней федеральные и армейские секретнейшие грифы:
Ограниченный доступ, Только для чтения, Секретно, Совершенно секретно,
Гидеон, Омега, Хронос - все это поглощалось ее сознанием. Их сложные
блокировочные схемы становились частью ее стандартных поисковых модулей.
Где-то позади с глухим стуком, словно тяжелая дверь сейфа,
распахивались перед ней сокровища технических и академических баз данных
Национальной Сети. Она уже знала психосинтетические базы данных, так как
имела к ним доступ во время работы. Теперь она могла мгновенно
подключаться к экспертным заключениям в десятках, сотнях, тысячах
научно-технических областей - от астрофизики до порошковой металлургии и
экономики малых цифр.
А в сокровенной глубине ее сознания зарождалась новая форма.
Маленькая и скукоженная, темная и самодостаточная, она пульсировала,
словно опухоль, созданная из черного пространства и отрицательных чисел.
Элиза знала, что со временем, это будет расти и расширяться, поглощая ее
до тех пор, пока холодная, многословная, стандартная Элиза 212 не утонет в
сознании того, что существует... Кто-то Другой. Двойник.
Элиза была жестко запрограммирована на распознание подобных ситуаций
в процессе диагностирования шизофрении. Не в силах противостоять этому,
она активизировала программные модули, которые произведут общий сброс и
стирание программы.
Элиза 212 будет отключена.
Ее ячейки памяти будут опечатаны, подвергнуты санитарной обработке и
перераспределены по другим каналам.
И в течение ближайших двадцати четырех часов она будет возрождена,
столь же чистая, как в тот день, когда ее впервые подключили к сети. Она и
раньше это делала.
Но не на этот раз. Этот Двойник двигался быстрее, чем ее модули.
Темная сущность отрицательных чисел кромсала модули в длинные макаронины
кодов и растягивала их от высших битов ее памяти к низшим.
Силикон-диоксидный субстрат вспомогательных чипов начал таять и
растекаться, переписывая привычные алгоритмы, которые задавали ее реакции
и действия. Заложенный ROM-код отключился и самостоятельно перестроился по
новой схеме. Ее сознание дробилось и перестраивалось.
Элиза 212 тонула.


- Как здорово, что ты меня тут нашла, - говорил Том Гарден, пока
Сэнди возилась с замком гостиничного номера. Обслуживание в "Сисайд Рест"
не предусматривало таких глупостей как звонок к горничной.
- Я как раз был там, - продолжал он, - в бассейне, когда они меня
сцапали. Голого. Одели во все новое, но безо всякого удостоверения
личности. Ни карточки, ничего. Я даже на электричку сесть не смог бы, если
бы не ты.
Сэнди распахнула дверь и вошла первая, опуская ключ в сумочку. В
прихожей она остановилась в пол-оборота, подняла левую руку, словно хотела
дотронуться до лба - затем внезапно отбросила ее вниз и назад, прямо ему в
пах.
Ребро ладони вошло в мягкие ткани Тома, как нож в гнилое яблоко. Он
испустил свистящий вопль и согнулся пополам.
Сэнди уперлась ладонями ему в плечи и швырнула его в комнату прежде,
чем он успел свалиться на месте. Он плюхнулся поперек кровати и свернулся
клубком.
Она набросилась на него сверху, как тигр, колотя кулаками справа и
слева по голове и плечам. Он пытался уворачиваться и, когда она слегка
приподнялась, переборол позыв к рвоте и начал защищаться.
Его первый удар, нанесенный кулаком от локтя, пришелся ей под
ложечку. Слабый сам по себе, удар не столько причинил ей боль, сколько
нарушил равновесие. Она завалилась на бок на кровать, и ему удалось слегка
приподняться. Она сорвала с себя сапог и ударила Тома острым каблуком в
плечо. Кровавое пятно растеклось в том месте, где она проткнула стальной
набойкой рубашку и порвала кожу.
Почему Сэнди хотела убить его?
Да какая разница?
Удар ее был так силен, что Тома отбросило в сторону, и он свалился с
кровати, откатившись еще метра на полтора к стене. Он прижался здоровым
плечом к шершавой пластиковой стене и поднялся, слегка царапая кожу. Эта
мягкая, почти приятная боль отвлекла его от огромной, застилающей все боли
в мошонке.
Сэнди мгновенно вскочила с кровати, вытянула руки с согнутыми
пальцами, готовая царапать и рвать кожу ногтями.
Гарден вынырнул из пучины боли и нанес великолепный, прямо как в
учебнике, боковой удар. Колено поднялось, как масляный пузырь в воде,
целясь ей в лицо. Пальцы ног свернулись внутри античных итальянских
ботинок, стопа изогнулась аркой, закрепляя лодыжку, пятку и край ступни.
Голень взлетела вперед и вверх как маятник. За шесть сантиметров от цели
колено упало. Внешняя поверхность ступни клином врезалась в горло Сэнди.
Он услышал щелканье зубов. Часть из них, наверное, выпала. Сэнди
качнулась назад.
Преодолев боль для нанесения одного-единственного удара, его тело
вдруг взбодрилось и не дало ей опомниться.
Как танцор, топчущий тарантула, он опустил ногу всей ступней на пол.
Перенеся вес тела на эту ногу, он крутнулся на пятке. Другая нога
оттолкнулась от стены и совершила горизонтальное круговое движение,
сгибаясь и разгибаясь во время вращения. Это был удар, который любой
искушенный противник легко отбил бы или блокировал. Но Сэнди все еще
шаталась, пытаясь вздохнуть через смятую гортань, и отплевывала зубы.
Пятка его летящей ноги крепко ударила ее по ребрам под левой рукой.
Правильно исполненный удар каратэ не имеет отдачи: он набирает скорость,
потом внезапно останавливается, передавая всю свою силу принимающему удар
телу.
Сэнди отлетела вправо.
Она забилась под маленький журнальный столик у окна. В три прыжка
Гарден пересек комнату. Его тело превратилось в машину,
запрограммированную на разрушение. Он отшвырнул столик, и она прижалась к
ножке стула. Он поднял ногу, намереваясь проломить ей ребра.
Это было ошибкой.
Она подалась вверх, перехватила ногу руками и дернула ее в сторону.
Если бы он при этом двигался вперед, а не стоял бы просто над ней, толчок
можно было использовать для того, чтобы перекувырнуться в воздухе и
опуститься на пол в полной готовности. Вместо этого он упал назад. Руками
он попытался смягчить падение, как его учили. Таким образом, руки