Составитель: Валерий Хаит
Антология Сатиры и Юмора России XX века
Том 32
Одесский юмор
Одесситы. Фото на память
Об одесском юморе и не только о нем
Мы предчувствуем высоты, которых он может достигнуть: тирания вкуса должна царить на них.
Исаак Бабель об Утесове
Обычно подобные предисловия (ну чтобы подчеркнуть солидность и объективность составителя) начинаются словами: «Нам представляется…», «Мы полагаем…» либо совсем уж безлично – «Существует мнение…» В данном же случае, когда речь идет о такой зыбкой и ускользающей материи, как юмор, быть объективным и нейтральным крайне трудно. Ведь в юморе нет специалистов – в нем «разбираются» все. То есть отношение к юмору, восприятие его у каждого свое. Тем более если этот юмор «одесский». Одним (как правило, не одесситам) больше нравится его, так сказать, экзотическая часть – то есть жаргон, неправильности речи, утрирование интонации. Другим же – афористичность, естественность и соответствие нормам русской грамматики. Я отношу себя к последним. Словом, мое отношение к юмору, в особенности же к одесскому, крайне субъективно. Что, конечно, чревато. Поскольку я понимаю: отбирая нравящиеся тебе тексты, ты как бы навязываешь читателю свой вкус. Так вот, хочу заранее попросить прощения у ревнителей академизма, – как раз это я и собираюсь делать! А значит – никаких «мы», «нам» и прочих ухищрений, за которыми можно спрятаться. Все – только от первого лица.
Думаю, кстати, что такой подход оправдывают и мои более чем тридцатилетние занятия этим сомнительным делом. Ну, я имею в виду юмор. Пора уже вроде бы себе доверять…
У меня была нелегкая задача. Представляете – собрать в одном томе одесский юмор за сто лет! Нырнуть в это море, конечно, нетрудно, а вот выплыть…
И то, что я все же в нем вроде бы не утонул, объясняется только одним: у меня была отличная спасательная команда. Но о ней чуть позже…
Продолжая же мысль о необозримом море одесского юмора, произношу по ассоциации слово «компас». Так вот и с компасом оказалось не так плохо. Ведь за предыдущие годы одесские и другие исследователи проделали колоссальную работу по поиску и изучению литературного наследия одесских журналистов и писателей, работающих в жанре сатиры и юмора. В том числе и представителей так называемой южнорусской школы, в произведениях которых (даже и вполне серьезных) юмор и ирония присутствовали всегда.
Хочется поделиться и еще одним ощущением, связанным с морем. Когда при перечитывании огромного количества архивных текстов у составителя начинались явные признаки морской болезни, их тут же гасила мысль, что, если бы не труд предшественников, до желанного берега доплыть было бы вообще невозможно.
А чтобы закончить эту затянувшуюся метафору, добавлю только одно: вы обратили внимание, что у слов «море» и «юмор» один корень?
Ну хорошо, не корень, но все равно много общего.
Тут и соль, и блеск, и игра, и оттенки, и даже волны (скажем, волны хохота на вечерах юмора). Но, конечно, к сожалению, и пена с мусором…
Я как-то слышал в Москве замечательную фразу. Ее при мне сказал некий редактор надоедливому автору: «Помните, был такой журнал «Литература и жизнь»? Так вот в нем печатались авторы второго и третьего ряда». А теперь поставьте себя на мое место и попробуйте объяснить одесситу, особенно юмористу, что он «автор второго ряда»! Это я уже о некоторых своих современниках.
Словом, я отобрал из всего объема существующих и обнаруженных в процессе работы текстов лишь то, что нравится мне лично. Не исключено, кстати, что это и дало возможность уместить все в один том. Тем более что для одесских классиков – Ильфа и Петрова, а также Жванецкого – в антологии планируются отдельные тома. Нет-нет, в нашем случае они, конечно, тоже представлены. Как же без них? Ведь процесс накопления юмора в Одессе был непрерывным. А они, так сказать, столпы, устои, на которых слава Одессы как столицы юмора в значительной степени и держится.
А теперь о самом понятии «одесский юмор». Тем более что такое название присвоено нашему тому. За годы прошлого века вокруг этого определения было много сломано копий. М. М. Жванецкий, например, писал: «Нет специального одесского юмора. Есть юмор, вызывающий смех, и есть шутки, вызывающие улыбку сострадания». Ну что ж, я с Михал Михалычем, конечно, согласен. Правда, не совсем. Тем более что он сам своими блестящими текстами и феноменальным их исполнением одновременно и подтверждает, и опровергает эту мысль. Ибо без «одесской составляющей» в его текстах и, главное, в его интонациях не было бы, как мне кажется, такого уникального явления, как Жванецкий.
А вот против чего хочется категорически возразить, так это против жаргона и дурной языковой экзотики. И тут я полностью разделяю иронию короля одесских фельетонистов начала двадцатого века Власа Дорошевича, фельетон которого «Одесский язык» и открывает эту книгу. Главная мысль фельетона тоже состояла в том, что так называемый одесский колорит вполне можно выразить в пределах норм русской грамматики.
Правда, и тут бывают исключения. Вот Бабель, например. В рассказе «Король» читаем:
– Беня, – сказал папаша Крик, старый биндюжник, слывший между биндюжниками грубияном, – Беня, ты знаешь, что мине сдается? Мине сдается, что у нас горит сажа…
– Папаша, – ответил Король пьяному отцу, – пожалуйста, выпивайте и закусывайте, пусть вас не волнует этих глупостей…
Но это Бабель, многие фразы из рассказов которого не зря разошлись на цитаты. Поистине нужно было обладать уникальным бабелевским талантом и снайперским вкусом, чтобы сделать одесскую речь фактом высокой литературы. Словом, с так называемым одесским языком, а значит – и с одесским юмором, все не так просто…
И еще одно небольшое рассуждение. Точнее, его попытка.
Известно, что престиж остроумного человека очень высок. А все, что престижно, что имеет успех, рождает немедленное желание подражать. «И я так могу!..» Замечали? Достаточно кому-то произнести остроту или рассказать анекдот, как с ним тут же начинают соревноваться.
Но по-настоящему остроумных людей не так много. Вместе с тем вряд ли кто-нибудь согласится, что у него нет чувства юмора. Это все равно как признаться в том, что у тебя дурной вкус. Поэтому так много в этом деле безвкусицы.
Особенно же подобная опасность подстерегает одесский юмор. И прежде всего в силу его невероятной популярности. Благодаря Утесову, героям Бабеля, Ильфа и Петрова, персонажу Марка Бернеса из фильма «Два бойца» сформировался так называемый одесский канон – образ человека, у которого готовность шутить по любому поводу является определяющей. С тех пор стоит человеку сказать, что он одессит, он тут же становится центром внимания. К нему тянутся, от него ждут: «Вот сейчас он пошутит! Ну же, ну!..» На него смотрят во все глаза, его слушают во все уши. Причем независимо от того, какую пошлую ахинею он при этом несет. Он – одессит!..
Так культивируется то, что является, на мой взгляд, юмором псевдоодесским.
А теперь несколько слов о построении тома. В основе его – хронологический принцип. Как самый простой и естественный. И в то же время весьма условный. Ведь время неразрывно, оно свободно перетекает из одной эпохи в другую, и эта его неразрывность подтверждается еще и тем, что голоса перекликаются, аукаются, темы и сюжеты переходят из одного времени в другое. К тому же возникает вопрос: а что брать за основу – время написания текста или время, о котором он написан?… Словом, строгой хронологии в этом томе искать не нужно. Я, конечно, старался ей следовать, но когда какие-то соображения заставляли эту самую хронологию нарушать, не очень этому противился.
И что еще, как мне кажется, требует пояснения. Составляя том, я исходил из следующего простого соображения. Для меня «одесский юмор» – понятие очень широкое. Это, если можно так сказать, любой достойного уровня юмор, связанный с Одессой. Прежде всего, конечно, это произведения авторов, родившихся в ней. Причем независимо от того, о чем они писали и где к ним пришла литературная слава. Затем это не одесситы, но те, кто подолгу жил в Одессе и чья литературная деятельность начиналась именно здесь. Далее, это люди, не имевшие никаких одесских корней, но талантливо и весело писавшие об Одессе и одесситах. И наконец, я беру на себя смелость утверждать, что к «одесскому юмору» могут быть отнесены и тексты иногородних авторов, впервые увидевшие свет на страницах одесских изданий (случай «Крокодила» начала века и «Фонтана» – конца). Главное – во всех этих текстах, как я надеюсь, присутствует то, что я называю одесской составляющей, – живая интонация, парадоксальность и при этом особая легкость выражения.
Вот, скажем, миниатюра автора одесского журнала «Фонтан» Вячеслава Верховского из Донецка:
Бабушка оставалась женщиной до самого конца.
– Ба, тебя нужно немедленно показать доктору!
Подкрасила губки:
– Ты думаешь, я буду иметь успех?
И еще. Я глубоко убежден, что юмор должен вызывать добрые чувства. Более того: способствовать смягчению нравов. Так вот, настоящий одесский юмор, на мой взгляд, всегда отличался особой теплотой. Это, наверно, идет от одесского характера, от доброжелательности и открытости, с чем не раз сталкивались и о чем писали многие. Причины этого, думаю, в том, что Одесса всегда оставалась многонациональной. Ведь без открытости и взаимного доверия в такой ситуации было просто не выжить.
Участвовали в создании одесского характера, конечно, и уникальные местные условия. Те самые солнце и море, тот самый запах белой акации, волшебное действие которого так ярко описал в одноименном рассказе Александр Куприн. Не говоря уже об одесских песнях, лучшие из которых выражают суть не только одесского характера, но и одесского юмора. Поэтому, кстати, наиболее популярные из них тоже нашли место на этих страницах.
По этой же причине в том включены и так называемые «одесские анекдоты». Но, опять же, из тех, что по вкусу лично мне.
А теперь, как было обещано, о моей «спасательной команде». И к чему я лично приступаю с особым волнением. Я хочу искренне поблагодарить всех, кто помог мне в этой головоломной и невероятной по ответственности работе.
Я благодарю Алену Яворскую, Елену Каракину, Лилию Мельниченко и Машу Кнеллер – научных сотрудников славного Одесского литературного музея.
Я благодарю замечательных одесских собирателей и исследователей: Александра Розенбойма и Сергея Лущика, Михаила Пойзнера и Феликса Кохрихта, Валентина Крапиву и Анатолия Дроздовского, Аркадия Вайнера и его соавтора Эдуарда Кузнецова.
Моя дружеская признательность постоянным авторам и читателям журнала «Фонтан» Александре Ильф и Вячеславу Верховскому.
Наибольшую же помощь мне оказали известный одесский журналист и собиратель Евгений Голубовский и заведующая отделом искусств Одесской научной библиотеки имени Горького Татьяна Щурова. Им – моя особая благодарность.
Я благодарю и своих коллег по журналу «Фонтан» – Софью и Дмитрия Кобринских, Елену и Семена Лобач, Наталью Рогачко. Без их самоотверженной помощи я не смог бы подготовить рукопись в намеченные сроки.
И в заключение вновь о юморе и море. Вообще юмор (надеюсь, вы это заметили) – странно живучая вещь. Впрочем, как и море, которое, как вы знаете, имеет способность к самоочищению. Так вот, я очень надеюсь и верю, что одесский юмор тоже никогда такую способность не утратит…
Валерий Хаит
Сокращения в текстах помечены знаком ‹…›.
Подписи и псевдонимы некоторых авторов начала века расшифровать не удалось.
«Звонить в колокола бодрости»
1900–1920
…Поддерживая одних, бичуя других, осмеивая в легкой, дружеской шутке всю пошлость провинции, мы будем… будить спящих, вносить свет в непроглядную мглу, звонить в колокол бодрости… и напоминать, как хорошо жить, верить, творить, бороться и смеяться над пошлостью жизни.
Незнакомец (Борис Флит)
Наиболее заметным был в эти годы одесский «Крокодил», который на 10 лет опередил одноименный московский. В нем работал весь цвет одесского юмора тех лет: Ефим Зозуля, Эмиль Кроткий, Незнакомец (Борис Флит), Эскесс (Семен Кесельман), Тузини (Николай Топуз), Picador (Виктор Круковский) и многие другие. В эти же годы в одесских изданиях (и наиболее активно именно в «Крокодиле») работали замечательные художники: Борис Антоновский, Федор Сегаль, МАД (Михаил Дризо), Михаил Линский, Сандро Фазини (Александр Файнзильберг, старший брат Ильи Ильфа), Александр Цалюк, Лазарь Митницкий, Всеволод Никулин.
В «Крокодиле» печатались и иногородние авторы – петербургские, московские, киевские. Публиковаться в Одессе в те годы было весьма престижно…
В. Х.
Одесский «Крокодил» и другие издания
Влас Дорошевич
Одесский язык
Приступая к лекции об одесском языке, этом восьмом чуде в свете, мы прежде всего должны определить, что такое язык.
«Язык дан человеку, чтобы скрывать свои мысли», – говорят дипломаты.
«Язык дан человеку, чтоб говорить глупости», – утверждают философы.
Мы не знаем, как был создан одесский язык, но в нем вы найдете по кусочку любого языка. Это даже не язык, это винегрет из языка.
Северяне, приезжая в Одессу, утверждают, будто одесситы говорят на каком-то «китайском языке». Это не совсем верно. Одесситы говорят скорее на «китайско-японском языке».
Тут чего хочешь, того и просишь.
И мы удивляемся, как ни один предприимчивый издатель не выпустил до сих пор в свет «самоучителя одесского языка» на пользу приезжим.
– Позвольте! Но что же тут хорошего? Человек, который занимает деньги!
– Как! Человек, который занимает деньги, это такой милый, любезный!
– Ничего не вижу в этом ни милого, ни любезного.
– Это такой почтенный человек. Его за это любит и уважает весь город.
Но при первой же попытке «занять» вы поймете ошибку. В Одессе «занять» – значит дать взаймы.
«Я занял ему сто рублей».
– Зачем же я должен скучать непременно за театром? Я скучаю дома.
Вы удивлены, потому что за театром в Одессе находится «Северная» гостиница, где далеко не скучают.
На одесском воляпюке скучают обязательно «за чем-нибудь». Публика скучает «за театром», продавцы «за покупателями», жены скучают «за мужьями».
Вы будете страшно удивлены, когда услышите, что:
– Месье прокурор чудно говорил за этого мошенника.
На одесском языке не существует предлога «о». Здесь не говорят «о чем-нибудь», здесь говорят «за что-нибудь».
– Ах, я ужасно смеялась с него!
– Как?!
– Я смеялась с него. Что же тут удивительного? Он такой смешной!
В Одессе всегда смеются с кого-нибудь.
Гр. фельетонисты здесь очень много смеются, например, «с городской управы», но с городской управы это как с гуся вода.
Может быть, отсюда и взят этот предлог «с».
– Я сам хожу гулять!
– Да, мадам, но вы уж, кажется, в таком возрасте, что пора ходить «самой»!
Впрочем, иногда для ясности месье одесситы бывают так любезны, что прибавляют: сам один!
Затем вы услышите здесь не существующий ни на одном из европейских и азиатских языков глагол «ложить». Везде детей «кладут спать», и только в Одессе их «ложат спать». Вероятно, так одесским детям удобнее.
О добрые немцы, которые принесли в Одессу секрет великолепного приготовления колбас и глагол «иметь».
– Я имею гулять.
– Мы имеем кушать.
В Одессе все «имеют», кроме денег.
Когда вас спрашивают:
– С чем месье хочет чай: со сливками, с лимоном?
Вы должны ответить:
– Без ничего.
Вы должны говорить «тудою и сюдою», чтобы не быть осмеянным, если скажете «туда и сюда».
Таков одесский язык, начиненный языками всего мира, приготовленный по-гречески, с польским соусом. И одесситы при всем этом уверяют, будто они говорят «по-русски».
Нигде так не врут, как в Одессе!
1895
«Язык дан человеку, чтобы скрывать свои мысли», – говорят дипломаты.
«Язык дан человеку, чтоб говорить глупости», – утверждают философы.
Мы не знаем, как был создан одесский язык, но в нем вы найдете по кусочку любого языка. Это даже не язык, это винегрет из языка.
Северяне, приезжая в Одессу, утверждают, будто одесситы говорят на каком-то «китайском языке». Это не совсем верно. Одесситы говорят скорее на «китайско-японском языке».
Тут чего хочешь, того и просишь.
И мы удивляемся, как ни один предприимчивый издатель не выпустил до сих пор в свет «самоучителя одесского языка» на пользу приезжим.
* * *
– Советую вам познакомиться с месье Игрек: он всегда готов занять денег!– Позвольте! Но что же тут хорошего? Человек, который занимает деньги!
– Как! Человек, который занимает деньги, это такой милый, любезный!
– Ничего не вижу в этом ни милого, ни любезного.
– Это такой почтенный человек. Его за это любит и уважает весь город.
Но при первой же попытке «занять» вы поймете ошибку. В Одессе «занять» – значит дать взаймы.
«Я занял ему сто рублей».
* * *
– Месье не скучает за театром?– Зачем же я должен скучать непременно за театром? Я скучаю дома.
Вы удивлены, потому что за театром в Одессе находится «Северная» гостиница, где далеко не скучают.
На одесском воляпюке скучают обязательно «за чем-нибудь». Публика скучает «за театром», продавцы «за покупателями», жены скучают «за мужьями».
* * *
А чудное одесское выражение «говорить за кого-нибудь»!Вы будете страшно удивлены, когда услышите, что:
– Месье прокурор чудно говорил за этого мошенника.
На одесском языке не существует предлога «о». Здесь не говорят «о чем-нибудь», здесь говорят «за что-нибудь».
– Ах, я ужасно смеялась с него!
– Как?!
– Я смеялась с него. Что же тут удивительного? Он такой смешной!
В Одессе всегда смеются с кого-нибудь.
Гр. фельетонисты здесь очень много смеются, например, «с городской управы», но с городской управы это как с гуся вода.
Может быть, отсюда и взят этот предлог «с».
* * *
– Вообразите, – говорят вам, – я вчера сам обедал!– Я сам хожу гулять!
– Да, мадам, но вы уж, кажется, в таком возрасте, что пора ходить «самой»!
Впрочем, иногда для ясности месье одесситы бывают так любезны, что прибавляют: сам один!
Затем вы услышите здесь не существующий ни на одном из европейских и азиатских языков глагол «ложить». Везде детей «кладут спать», и только в Одессе их «ложат спать». Вероятно, так одесским детям удобнее.
* * *
Одесский язык не признает ни спряжений, ни склонений, ни согласований, ничего! Это язык настоящих болтунов – язык свободный, как ветер.О добрые немцы, которые принесли в Одессу секрет великолепного приготовления колбас и глагол «иметь».
– Я имею гулять.
– Мы имеем кушать.
В Одессе все «имеют», кроме денег.
Когда вас спрашивают:
– С чем месье хочет чай: со сливками, с лимоном?
Вы должны ответить:
– Без ничего.
Вы должны говорить «тудою и сюдою», чтобы не быть осмеянным, если скажете «туда и сюда».
Таков одесский язык, начиненный языками всего мира, приготовленный по-гречески, с польским соусом. И одесситы при всем этом уверяют, будто они говорят «по-русски».
Нигде так не врут, как в Одессе!
1895
Разговорчики
По зубам
– Скажи, как ты узнаешь, сколько курице лет?– По зубам.
– Позволь, но ведь у курицы нет зубов?
– Я по своим зубам.
Разница
– Почем эта колбаса?– Девять рублей фунт.
– А эта?
– Семнадцать.
– Семнадцать рублей?! Но между ними же нет никакой разницы!
– Как нет? Разница в восемь рублей, господин!
Наши мужья
Муж говорит жене:– Если меня сегодня задержат дела, то я пошлю тебе письмо с посыльным.
– Не трудись посылать, я его уже получила.
– Как?
– Горничная чистила пальто и нашла в кармане.
Одесситка
– Ах, какая чудесная страна эта Флоренция… Представьте себе, милая, там мне в полчаса вылепили бюст руки.Экспромт
– Яша, а ну-ка скажи что-нибудь остроумное экспромтом…– Одолжи мне пять рублей…
Щедрый
От Фанкони выходят два одессита. Швейцар подает им пальто. Один из одесситов достает два рубля и дает их на чай швейцару. Другой на улице уже с изумлением спрашивает «щедрого»:– Ты с ума сошел?! Кто же дает на чай два рубля!
– Эге! Зато посмотри, какое пальто он мне подал!
Меломаны
– Вы что больше любите: рояль или скрипку?– Я, собственно, скрипку!
– Нежнее, не правда ли?
– Нет, я не потому! А просто – скрипку легче за окно выбросить.
Между подругами
– Представь себе, Ирочка призналась мужу во всех своих неверностях…– Что ты?! Какое мужество!..
– Скажи лучше: какая память!..
Точный ответ
На экзамене истории профессор спрашивает студента:– Как древние славяне смотрели на женщин?
– С удовольствием! – отвечает тот.
Как молодеют женщины
Женщине 60 лет, мужчине 20 – женщина старше мужчины втрое.Через двадцать лет… Женщине 80, мужчине 40 лет – женщина старше мужчины всего вдвое.
Fatalite!
От чего зависит успех
– Пьеса, кажется, имеет успех: никто не свистит.– А ну попробуйте-ка одновременно зевать и свистеть!
Незнакомец (Борис Флит)
Болеют
В один прекрасный день певец Деригорло встал утром с левой ноги.
– Гм!.. Марья!.. А Марья! – рявкнул он во всю глотку. – Давай сапоги!
И с ужасом почувствовал, что в горле у него что-то дернуло и слегка кольнуло. «Болен!.. – мелькнуло в его голове. – Болен! Не буду сегодня петь «Евгения Онегина»!..»
И послал записку антрепренеру.
Антрепренер чуть не упал в обморок:
– Зарезал, каналья! У меня уже афиши выпущены… Что я буду делать?
Поехали к Деригорле. Тот сидел завязанный во все теплое и производил себе ингаляцию. Знаками он показал, что петь не будет.
– Мамочка! – сказал антрепренер. – Я было уже и подарочек вам приготовил…
– Нет!
– Цветы?
– Не буду.
– У меня афиши!
– Наплевать!
– Сбор!
– Тем хуже.
– Что же я буду делать?…
– У меня горло! Понимаете, в моем горле золото, оно мне дороже вашего Онегина.
Так и не поехал петь. Кое-как выпустили афиши.
– Риголетто здоров? – спросил антрепренер.
– Риголетто – здоров! А вот Джильда заболела.
– Что?
– Да! У нее горло.
– Ну?
– Она хрипит…
– Дайте ее мне. Я ее задушу, и тогда она будет уж по-настоящему хрипеть.
Наступил вечер. На афишах значилось сперва: «Онегин». Потом: «Риголетто». Потом повесили наклейку: «Аида»!..
Но вечером Аида тоже заболела. Ей показалось, что у нее в горле что-то не в порядке.
Антрепренер рвал последние волосы на администраторе. Публика приходила в театр и спрашивала:
– Что сегодня идет?
– Пока решено «Руслана и Людмилу». Но еще до занавеса четверть часа. Может, кто и заболеет.
И действительно, вышел помощник режиссера и объявил:
– Ввиду болезни артистки Голорыловой вместо «Руслана и Людмилы» пойдет «Мазепа».
Многие из публики ушли.
– Ого! То две оперы: и «Руслан», и «Людмила». А то за эти же деньги хотят дать одну, да и то «Мазепу».
Ужасно любят болеть оперные артисты.
– Гм!.. Марья!.. А Марья! – рявкнул он во всю глотку. – Давай сапоги!
И с ужасом почувствовал, что в горле у него что-то дернуло и слегка кольнуло. «Болен!.. – мелькнуло в его голове. – Болен! Не буду сегодня петь «Евгения Онегина»!..»
И послал записку антрепренеру.
Антрепренер чуть не упал в обморок:
– Зарезал, каналья! У меня уже афиши выпущены… Что я буду делать?
Поехали к Деригорле. Тот сидел завязанный во все теплое и производил себе ингаляцию. Знаками он показал, что петь не будет.
– Мамочка! – сказал антрепренер. – Я было уже и подарочек вам приготовил…
– Нет!
– Цветы?
– Не буду.
– У меня афиши!
– Наплевать!
– Сбор!
– Тем хуже.
– Что же я буду делать?…
– У меня горло! Понимаете, в моем горле золото, оно мне дороже вашего Онегина.
Так и не поехал петь. Кое-как выпустили афиши.
– Риголетто здоров? – спросил антрепренер.
– Риголетто – здоров! А вот Джильда заболела.
– Что?
– Да! У нее горло.
– Ну?
– Она хрипит…
– Дайте ее мне. Я ее задушу, и тогда она будет уж по-настоящему хрипеть.
Наступил вечер. На афишах значилось сперва: «Онегин». Потом: «Риголетто». Потом повесили наклейку: «Аида»!..
Но вечером Аида тоже заболела. Ей показалось, что у нее в горле что-то не в порядке.
Антрепренер рвал последние волосы на администраторе. Публика приходила в театр и спрашивала:
– Что сегодня идет?
– Пока решено «Руслана и Людмилу». Но еще до занавеса четверть часа. Может, кто и заболеет.
И действительно, вышел помощник режиссера и объявил:
– Ввиду болезни артистки Голорыловой вместо «Руслана и Людмилы» пойдет «Мазепа».
Многие из публики ушли.
– Ого! То две оперы: и «Руслан», и «Людмила». А то за эти же деньги хотят дать одну, да и то «Мазепу».
Ужасно любят болеть оперные артисты.
Веселая прогулка
I
Кому пришла в голову эта ужасная мысль, трудно сказать, но кто-то из веселой компании молодежи предложил:– Поедем в Аркадию!..
– Не в Аркадию, а в Аронию, – поправил его другой…
Воскресный день был так прекрасен, весеннее солнце так нежно грело, запахи цветов на улицах звали к морю, к шири и простору, а в городе было так серо и тоскливо, что все соблазнились…
– Но как мы поедем?… В колясках? – спросила артистка.
– Ужасно хохочу по поводу этого наивного предложения, – сказал молодой режиссер. – В колясках? Я предлагаю взять два автомобиля или один аэроплан…
Но это предложение по многим причинам оказалось неприемлемым: для автомобилей не было денег, а для аэроплана не было самого аэроплана.
Несчастная мысль пришла в голову наивному, как все истинные художники, композитору.
– Поедемте на конке…
– Смеюсь до колик! – сказал режиссер, но, сосчитав свои деньги, согласился: – А ведь, пожалуй, веселее конкой.
Кто-то очень веселый, вероятно, предложил:
– Два удовольствия сразу: до конки мы доедем электрическим трамваем.
Но это не удалось. У станций электрического трамвая, не только у конечных, но и на перекрестных, стояли толпы народу и ждали… очереди… Матери забывали своих детей, жены – мужей, мужья – жен…
Каждый, вскочивши на площадку, забывал о всех остальных, и только издали, с уходящего вагона, матери иногда кричали оставшимся:
– Там остался мой ребенок! Добрые люди, доставьте его на Греческую, 7, кв. 3… Будет выдано приличное вознаграждение…
Наконец артистка предложила:
«…То слезы бедных матерей: Им не забыть своих детей…»
– Знаете что, доедемте до малофонтанской конки на извозчиках…
– Удивительный в Одессе способ передвижения: всюду ездят на дрожках, а в Одессе на извозчиках. Бедные извозчики, им, должно быть, очень тяжело! – удивился наивный композитор…
Ехали «на извозчиках» и удивлялись:
– Почему это вдруг почти все улицы непроезжими сделались? Всюду уширяют, мостят, всюду разрушение.
Извозчики объяснили:
– А выставка!
Что это значило, трудно сказать, но многие делали догадки, что город нарочно разрыл все улицы, ведущие к выставке… Какое ложное обвинение…
У станции Х. аркадийской конки творилось почти то же, что, по уверениям старожилов, было при всемирном потопе. Лагерями расположились люди в ожидании конок. Многие спали вповалку, другие стояли посреди улицы и смотрели в подзорную трубу: не идет ли конка. Делились впечатлениями:
– Вы – какую?
– 12-ю жду.
– Счастливчик, а я 19-ю конку пропустил…
– Ползет!..
Публика бросается вперед и с риском для жизни набрасывается на вагон…
А когда вагон подходит к станции, кондуктор заявляет:
– Этот вагон в Аркадию не идет… Слазьте!..
Но публика не сходила и кричала в исступлении:
– Везите куда-нибудь!..
А молодой композитор мечтательно декламировал из Байрона:
Вагон «несся» со скоростью черепахи, страдающей ревматизмом и полечившейся на одесских лиманах.
Пусть мачты в бурю заскрипели,
Изорван парус, труден путь!
Я понесусь вперед без цели:
Я должен плыть куда-нибудь!..
II
Из Аркадии выбраться труднее, чем из ада. Извозчиков нет…Когда подходишь к извозчику и сперва требуешь, потом просишь, умоляешь его:
– Отвези в город!..
Извозчик издевается:
– А чего же вы не наняли туда и обратно? Хитрые вы, господин, 8 рубликов до города…
И если вы уже соглашаетесь на его дьявольские условия, он вдруг заявляет:
– А я занят и не могу ехать!
– Да как же ты, каналья, торговался, если ты занят?…
– А я думал, что вы не дурак и не дадите 8 рублей… А вы дали… Нет, не поеду…
Тогда публика пускается бегом на Малый Фонтан… Там конка… более доступна.
Ждут час, два: нет мест. Скоро уже последние конки…
Остроумные люди предлагают единственный выход:
– До юнкерского дойдем, а оттуда пешком!..
Однако не все соглашаются на такой компромисс… Многие отправляются большими партиями вперед:
– Захватим места, приедем сюда обратно, а отсюда уже в город.
И идут, идут… обыватели по направлению к городу…
Но встречные конки все заняты теми, кто ушел еще дальше и раньше захватил место…