Страница:
Полдень, XXI век (июль 2012)
«Искусство кончать молча»
Колонка дежурного по номеру
Неисповедимы пути человеческие, непонятны порой людские поступки…
Почему майор Неживой из повести Александра Щёголева «Искусство кончать молча» таков, что способен породить в нормальном читателе лишь чувство брезгливости и отвращения, словно поставил перед собой главную цель – дискредитировать родное ведомство?..
По какой причине герой рассказа Владимира Голубева «Воспитатель», чье «сердце измучено табаком» до такой степени, что диагноз «инфаркт» представляется ему спасением, довел свой организм до края?..
С какой стати отцы-командиры гробят своих подчиненных, когда того не требует боевая обстановка (рассказ Юрия Погуляя «След капеллана»)?..
А зачем новая власть Максимы, использовав в своих целях популярного барда (рассказ Криса Альбова «Слово поэта»), вырывает его из привычного душевного состояния?..
Почему молодой ученый, взваливший на себя непосильную научную задачу, между делом, напрочь забывает о собственной матери (рассказ «Мне незачем больше жить» Натальи Болдыревой)?..
В повести Джона Маверика «Аплодисменты для Кукольника» вроде бы дается ответ на все выше заданные вопросы.
Во всем виноваты Чужие, стремящиеся освободить от нас мир земной. Эта фантастическая идея объясняет и полную мерзость людскую, и отдельные неблаговидные поступки.
Но не является ли она попыткой навести тень на плетень?..
К тому же, против нас может ополчиться и собственная планета (рассказ «Я иду по воздушной дороге» Ивана Жеребилова). А тут иномирных захватчиков уже никак не пристегнешь…
Впрочем, некоторые земляне и под них лягут с готовностью, если взамен кое-что предложат (рассказ «Мозговая плесень» Александра Голубева). А другим непременно заявится в голову блестящая мысль – в качестве охраны от собственного народа нанять именно Чужих (миниатюра «Охота» Сергея Соловьева).
Так замыкается круг порочности.
Люди-люди-человеки…
Чем порождены ваши душевные изъяны?
Неужели у вас нет бо́льших врагов, чем вы сами?..
Николай Романецкий
Почему майор Неживой из повести Александра Щёголева «Искусство кончать молча» таков, что способен породить в нормальном читателе лишь чувство брезгливости и отвращения, словно поставил перед собой главную цель – дискредитировать родное ведомство?..
По какой причине герой рассказа Владимира Голубева «Воспитатель», чье «сердце измучено табаком» до такой степени, что диагноз «инфаркт» представляется ему спасением, довел свой организм до края?..
С какой стати отцы-командиры гробят своих подчиненных, когда того не требует боевая обстановка (рассказ Юрия Погуляя «След капеллана»)?..
А зачем новая власть Максимы, использовав в своих целях популярного барда (рассказ Криса Альбова «Слово поэта»), вырывает его из привычного душевного состояния?..
Почему молодой ученый, взваливший на себя непосильную научную задачу, между делом, напрочь забывает о собственной матери (рассказ «Мне незачем больше жить» Натальи Болдыревой)?..
В повести Джона Маверика «Аплодисменты для Кукольника» вроде бы дается ответ на все выше заданные вопросы.
Во всем виноваты Чужие, стремящиеся освободить от нас мир земной. Эта фантастическая идея объясняет и полную мерзость людскую, и отдельные неблаговидные поступки.
Но не является ли она попыткой навести тень на плетень?..
К тому же, против нас может ополчиться и собственная планета (рассказ «Я иду по воздушной дороге» Ивана Жеребилова). А тут иномирных захватчиков уже никак не пристегнешь…
Впрочем, некоторые земляне и под них лягут с готовностью, если взамен кое-что предложат (рассказ «Мозговая плесень» Александра Голубева). А другим непременно заявится в голову блестящая мысль – в качестве охраны от собственного народа нанять именно Чужих (миниатюра «Охота» Сергея Соловьева).
Так замыкается круг порочности.
Люди-люди-человеки…
Чем порождены ваши душевные изъяны?
Неужели у вас нет бо́льших врагов, чем вы сами?..
Николай Романецкий
1. Истории. Образы. Фантазии
Александр Щёголев Искусство кончать молча (Повесть)
Историческая справка
РУОП расшифровывается как «Региональное управление по борьбе с организованной преступностью». Эта роскошная чеканная надпись, продублированная по-английски, встречает каждого, кто входит в бывший особняк Нечаева-Мальцева, что на улице Чайковского. А двуглавый орел, выбранный новыми владельцами в качестве тотема[1], отчаянно взывает к личному составу Управления, тщетно напоминая, что служить кому ни попадя недостойно офицера, что служить здесь должно, мать вашу, Империи, которой ты присягал. Однако кто сие слышит?
Дворец был построен в сороковых годах девятнадцатого века по велению сиятельного Кочубея, затем выкуплен упомянутым Нечаевым-Мальцевым, промышленником-миллионером. Уже при коммунистах здесь располагался исполнительный комитет районного Совета, а когда партия вновь ушла в подполье, мэрия чуть было не отдала этот памятник архитектуры какому-то банку. Но Главк (так по-свойски называют Главное управление внутренних дел) своевременно сказал: «Нехорошо, господа власть», и господа взяли под козырек.
Главк, к слову сказать, расположен здесь неподалеку – в Большом доме, поделив бетонное чудище с КГБ[2]… Кто крикнул «не КГБ, а ФСБ»? К стенке его! К той самой стенке в фойе Большого дома, возле которой на полу выложена огромная мозаичная надпись «1937», ставшая с некоторых пор символом восстановленной исторической справедливости. Здание РУОПа стоит практически зад в зад с этаким Соседом, то есть переезжать далеко не пришлось. Переезд случился недавно, призраки бывших владельцев из числа аристократов, расстрелянных в 18-м году большевиками-ленинцами, смело бродили по ночам, поскольку ни у кого пока не дошли руки пристроить их к делу. Призраки большевиков-ленинцев, расстрелянных в 37-м, не появлялись: их душам трудно было получить увольнительную из ада.
А раньше, до федерального статуса, Управление ютилось в Большом доме на третьем этаже, и комнаты его были перенаселены, как камеры в «Крестах». А еще раньше, до 1990 года, описываемая структура вообще была всего лишь отделом при ГУВД и называлась ОРБ – Оперативно-розыскным бюро.
Такова история вкратце.
Но интересно другое. В сокращении «РУОП», как видно из расшифровки, не нашлось места для слов: «…по борьбе с…» В результате какой-нибудь горе-остряк, желающий опорочить славную организацию, возьмет и ляпнет: «Региональное управление организованной преступностью», да еще в книге напишет – чтоб на века. А может, обещание «борьбы с…» попросту потеряло всякое практическое значение? Что хочешь, то и выбирай – в меру своего пессимизма.
Дворец был построен в сороковых годах девятнадцатого века по велению сиятельного Кочубея, затем выкуплен упомянутым Нечаевым-Мальцевым, промышленником-миллионером. Уже при коммунистах здесь располагался исполнительный комитет районного Совета, а когда партия вновь ушла в подполье, мэрия чуть было не отдала этот памятник архитектуры какому-то банку. Но Главк (так по-свойски называют Главное управление внутренних дел) своевременно сказал: «Нехорошо, господа власть», и господа взяли под козырек.
Главк, к слову сказать, расположен здесь неподалеку – в Большом доме, поделив бетонное чудище с КГБ[2]… Кто крикнул «не КГБ, а ФСБ»? К стенке его! К той самой стенке в фойе Большого дома, возле которой на полу выложена огромная мозаичная надпись «1937», ставшая с некоторых пор символом восстановленной исторической справедливости. Здание РУОПа стоит практически зад в зад с этаким Соседом, то есть переезжать далеко не пришлось. Переезд случился недавно, призраки бывших владельцев из числа аристократов, расстрелянных в 18-м году большевиками-ленинцами, смело бродили по ночам, поскольку ни у кого пока не дошли руки пристроить их к делу. Призраки большевиков-ленинцев, расстрелянных в 37-м, не появлялись: их душам трудно было получить увольнительную из ада.
А раньше, до федерального статуса, Управление ютилось в Большом доме на третьем этаже, и комнаты его были перенаселены, как камеры в «Крестах». А еще раньше, до 1990 года, описываемая структура вообще была всего лишь отделом при ГУВД и называлась ОРБ – Оперативно-розыскным бюро.
Такова история вкратце.
Но интересно другое. В сокращении «РУОП», как видно из расшифровки, не нашлось места для слов: «…по борьбе с…» В результате какой-нибудь горе-остряк, желающий опорочить славную организацию, возьмет и ляпнет: «Региональное управление организованной преступностью», да еще в книге напишет – чтоб на века. А может, обещание «борьбы с…» попросту потеряло всякое практическое значение? Что хочешь, то и выбирай – в меру своего пессимизма.
Палач
Старший оперуполномоченный РУОП Виктор Неживой ни о чем таком, конечно, не думал, приближаясь к родному зданию на Чайковского. Душный вечер стоял на улице мертво, как трясина. Лето явно не закончилось, хотя, казалось бы, сентябрь на исходе. А думал старший опер о том, что ему совсем недавно исполнилось тридцать три, и вот он уже майор, что вокруг – середина девяностых и нужно брать, пока оно всё лежит в открытую… вернее, не столько думал, сколько излагал мысли вслух, потому что за руку его цеплялась симпатичная бабенка.
О чем он размышлял в действительности, не знал даже он сам – очень быстрый это был процесс.
Виктор любил своё офицерское звание, любил свою путающую фамилию, но особенно любил, когда эти два слова соединялись: «МАЙОР НЕЖИВОЙ».
Кстати, в РУОПе не держали оперов меньше майора. Возможно, это единственное, что не нравилось Виктору в его работе.
Да вот, пожалуйста, типичная ситуация. Парочка уже подходит к штаб-квартире «регионалки». Солдат поливает из шланга асфальт при выезде из гаража, а наш герой, идущий мимо по тротуару, хлопает в ладоши и оглушительно взрёвывает:
– Хоп!!! Дорогу майору милиции Неживому!
Вместо того чтобы дать людям спокойно трудиться, он обязательно должен обратить на себя внимание – таков он, майор. Азартный и злой.
Спутница веселится…
– Региональное управление по борьбе с организованной преступностью. Майор Неживой, прошу ознакомиться.
Она испугалась, таращась в раскрытые корочки, и тогда он развил успех:
– Не волнуйтесь, барышня, это штатная проверка. У нас есть к вам очень важный вопрос. Вы вступаете в близость ради удовольствия или только по любви?
Она фыркнула в кулачок… и настала гармония.
По пути на службу Неживой развлекал новую подругу острыми рассказами о тайнах бытия. О том, например, какое место занимает женщина в жизни настоящего мужчины – то есть в его собственной жизни. Это место определялось не только дислокацией кровати, зачем же так примитивно? Спариваться майор Неживой умел в любых условиях: на автобусной остановке, в кабинете у венеролога, на скользкой крыше под дождем, в мебельном магазине. Или, скажем, на ночной набережной, установив возле каменного сфинкса фигурку из плоти и крови в той же характерной позе. Чтобы фигурка комкала пальцами подстеленный китель, а ты работал бы торсом, смотрел вдаль, сдвинув фуражку на затылок, курил и думал: «Невы державное теченье, береговой её гранит…» Поэма. Но если женщина вдруг забывала свое место и отправлялась на поиски нового, а то, Боже упаси, вспоминала мамины глупости насчет того, что мужчина обязан носить женщину на руках, тогда… ох, что тогда…
– …Тогда я «наружку» поставил, а потом фотографии ей – в самый ротик размалеванный, – рубил, распаляясь, Виктор. – Она чуть кишечник не опорожнила со страху. Или вот ещё у меня была одна такая. «Стучала» соседям. Соседи – это вон там, на Литейном, четыре. Я точно не знал, зато подозревал. Приковал сучку браслетами к кровати и оставил на трое суток, чтобы сама правду сказала. Есть не давал, только пить. Ходила она под себя, в матрас. Очень я её любил, и она это знала. До сих пор мне звонит, хочет возобновить отношения… Я ведь хороший человек, да?
Девочка бойко семенила рядом, не порываясь бежать, и в глазах её стояло восхищение. Она вовсе не была шалавой, ни, тем более, пошлой проституткой, упаси Боже. Зачем настоящему мужчине проститутка? Только полный кретин будет платить за работу, которую сам же выполняет!
Майор Неживой с ходу определял, какая из встречных красавиц нуждается в его услугах, и щедро предлагал им себя. Домашних заготовок – полна кобура. Подкатывал с чем-нибудь вроде: «Не пора ли оборвать струну, виолончель вы моя?»; дальше – дело техники. Есть женщины, которых экзотика гипнотизирует (впрочем, есть ли другие?), а грубоватый и пошловатый майор РУОПа был истинным воплощением экзотики. Вот и нынешняя красавица, хоть и молчала с упорством сказочной царевны, хоть и не верила ни одному слову майора, однако же явно была не против, чтобы её тоже привязали на трое суток к кровати…
– Подожди-ка, – сказал он, остановившись неподалёку от входа во Дворец (так руоповцы называли офис на улице Чайковского). – Внутри всё прослушивается. Знаешь, почему мне доверили тут работать? Потому что я не брезгливый… Да не тебя я имею в виду, успокойся. Вот ты живёшь себе, как травинка, не знаешь ничего, а я, между прочим, днём выполнял диверсионную операцию. С риском для жизни. Гляди туда… – Майор показал вдоль улицы. – Там через проходные дворы есть ход на Захарьевскую, к кэгэбэшному следственному изолятору. Это тюряга такая, для узников совести. Я там сидел однажды, но не суть. Дальше к Литейному – Большой дом. Актовый зал – на седьмом этаже, это у чекистов, простого мента пустят только по пропуску, хоть ты генерал, хоть лейтенант…
Он хотел рассказать девчонке, как наказал сегодня одну гниду. Раздавил так, что под ногтём щёлкнуло, мерзавец даже в больницу слёг. Причём актовый зал Большого дома послужил в той истории местом действия, можно сказать, сценическими подмостками… однако не успел.
О чем он размышлял в действительности, не знал даже он сам – очень быстрый это был процесс.
Виктор любил своё офицерское звание, любил свою путающую фамилию, но особенно любил, когда эти два слова соединялись: «МАЙОР НЕЖИВОЙ».
Кстати, в РУОПе не держали оперов меньше майора. Возможно, это единственное, что не нравилось Виктору в его работе.
Да вот, пожалуйста, типичная ситуация. Парочка уже подходит к штаб-квартире «регионалки». Солдат поливает из шланга асфальт при выезде из гаража, а наш герой, идущий мимо по тротуару, хлопает в ладоши и оглушительно взрёвывает:
– Хоп!!! Дорогу майору милиции Неживому!
Вместо того чтобы дать людям спокойно трудиться, он обязательно должен обратить на себя внимание – таков он, майор. Азартный и злой.
Спутница веселится…
* * *
Барышню он подцепил возле метро «Чернышевская». Молоденькая, почти девочка: покупала шоколадку в ларьке. Опер придержал её за локоток и выдернул ксиву из пиджака:– Региональное управление по борьбе с организованной преступностью. Майор Неживой, прошу ознакомиться.
Она испугалась, таращась в раскрытые корочки, и тогда он развил успех:
– Не волнуйтесь, барышня, это штатная проверка. У нас есть к вам очень важный вопрос. Вы вступаете в близость ради удовольствия или только по любви?
Она фыркнула в кулачок… и настала гармония.
По пути на службу Неживой развлекал новую подругу острыми рассказами о тайнах бытия. О том, например, какое место занимает женщина в жизни настоящего мужчины – то есть в его собственной жизни. Это место определялось не только дислокацией кровати, зачем же так примитивно? Спариваться майор Неживой умел в любых условиях: на автобусной остановке, в кабинете у венеролога, на скользкой крыше под дождем, в мебельном магазине. Или, скажем, на ночной набережной, установив возле каменного сфинкса фигурку из плоти и крови в той же характерной позе. Чтобы фигурка комкала пальцами подстеленный китель, а ты работал бы торсом, смотрел вдаль, сдвинув фуражку на затылок, курил и думал: «Невы державное теченье, береговой её гранит…» Поэма. Но если женщина вдруг забывала свое место и отправлялась на поиски нового, а то, Боже упаси, вспоминала мамины глупости насчет того, что мужчина обязан носить женщину на руках, тогда… ох, что тогда…
– …Тогда я «наружку» поставил, а потом фотографии ей – в самый ротик размалеванный, – рубил, распаляясь, Виктор. – Она чуть кишечник не опорожнила со страху. Или вот ещё у меня была одна такая. «Стучала» соседям. Соседи – это вон там, на Литейном, четыре. Я точно не знал, зато подозревал. Приковал сучку браслетами к кровати и оставил на трое суток, чтобы сама правду сказала. Есть не давал, только пить. Ходила она под себя, в матрас. Очень я её любил, и она это знала. До сих пор мне звонит, хочет возобновить отношения… Я ведь хороший человек, да?
Девочка бойко семенила рядом, не порываясь бежать, и в глазах её стояло восхищение. Она вовсе не была шалавой, ни, тем более, пошлой проституткой, упаси Боже. Зачем настоящему мужчине проститутка? Только полный кретин будет платить за работу, которую сам же выполняет!
Майор Неживой с ходу определял, какая из встречных красавиц нуждается в его услугах, и щедро предлагал им себя. Домашних заготовок – полна кобура. Подкатывал с чем-нибудь вроде: «Не пора ли оборвать струну, виолончель вы моя?»; дальше – дело техники. Есть женщины, которых экзотика гипнотизирует (впрочем, есть ли другие?), а грубоватый и пошловатый майор РУОПа был истинным воплощением экзотики. Вот и нынешняя красавица, хоть и молчала с упорством сказочной царевны, хоть и не верила ни одному слову майора, однако же явно была не против, чтобы её тоже привязали на трое суток к кровати…
– Подожди-ка, – сказал он, остановившись неподалёку от входа во Дворец (так руоповцы называли офис на улице Чайковского). – Внутри всё прослушивается. Знаешь, почему мне доверили тут работать? Потому что я не брезгливый… Да не тебя я имею в виду, успокойся. Вот ты живёшь себе, как травинка, не знаешь ничего, а я, между прочим, днём выполнял диверсионную операцию. С риском для жизни. Гляди туда… – Майор показал вдоль улицы. – Там через проходные дворы есть ход на Захарьевскую, к кэгэбэшному следственному изолятору. Это тюряга такая, для узников совести. Я там сидел однажды, но не суть. Дальше к Литейному – Большой дом. Актовый зал – на седьмом этаже, это у чекистов, простого мента пустят только по пропуску, хоть ты генерал, хоть лейтенант…
Он хотел рассказать девчонке, как наказал сегодня одну гниду. Раздавил так, что под ногтём щёлкнуло, мерзавец даже в больницу слёг. Причём актовый зал Большого дома послужил в той истории местом действия, можно сказать, сценическими подмостками… однако не успел.
Жертвы
– Товарищ майор!
Из теней, рождённых ртутными фонарями, вырвался некто, пересекая проезжую часть. Высокий тощий мужичишка от тридцати до сорока, с лысиной (особая примета!). Ровно в таком же сером костюме, что и Неживой; но если на Вите костюм сидел, как мундир, сшитый на заказ, то на этом клоуне был мешок, натуральный мешок.
– Виктор Антонович?
– Аз есмь.
– Здравия желаю. Простите, что отвлекаю, но дело крайней важности… – Мужичишка бросил быстрый взгляд на спутницу Неживого. – Хотелось бы наедине.
– Вы кто?
– Я в некотором роде сослуживец Лобка Матвея Игнатьевича. Если вы понимаете, о чём я. По второй его ипостаси.
Майор Лобок, оперуполномоченный по особо важным делам, был старшим группы, в которую входил Неживой. Проще говоря, «наседка». Что касается прозрачных намёков незнакомца, то в РУОП майор Лобок перешёл от «соседей», то бишь из ФСБ.
– И что я должен понять? Кто-то в другой ипостаси либеральный демократ, кто-то – пидорас. А кто-то – в первой. Я толерантен к любым извращениям.
Серый пиджак кивнул и привычным жестом вынул удостоверение.
– С этого бы и начали, – проворчал Неживой, обежав взглядом синенькие внутренности. – Гаргулия Ростислав Арчилович… Фамилия настоящая?
– А у вас?
– Согласен, принимаю. Что случилось, капитан?
– Матвей Игнатьевич подсказал мне обратиться к вам. Это с его помощью я раздобыл ваши данные из ПФЛ.
– Данные из ПФЛ?
– Копию вашей медицинской карты. Она у меня при себе, так что если вам угодно будет взглянуть…
Сюрпрайз, подумал Неживой. Угодно ли ему взглянуть? Издевательский вопрос. Как могут быть неинтересны результаты вскрытия твоей души и тела (ого-го какого тела), сделанные ведомственными медиками и спрятанные за семью печатями даже от носителя упомянутой души… Вот только одно обстоятельство мешает здоровому любопытству. Невесть кто читает сведения о тебе. Между прочим, совершенно интимные сведения, добытые в обход регламента…
Порву, подумал майор.
Вихрь гнева стремительно раскрутился в голове, набирая мощь; ярость благородная вскипела, как та волна. Лицо застыло, превратившись в маску. Оловянным взглядом Неживой смотрел на собеседника, и если б этот тощий хмырь хоть немного знал Витю – напустил бы в штаны, потому что такое лицо и такой взгляд означали: тебе не жить.
Не жить тебе, сука…
С другой стороны – Матвей Лобок. Упоминание о суровой «наседке», честно говоря, напрягло мошонку. Дед Матвей порылся в личном деле товарища по службе… связей-то у него, ясен пень, хватит, но – зачем? И зачем сливать информацию какому-то чудику, пусть даже тот из родственного ведомства… если, конечно, про медкарту не враньё… Что за подстава?
Неживой встряхнул руками, сбрасывая напряжение в плечевом поясе, а также в кистях, готовых сжаться в кулаки. Сказал, стараясь не выпустить чувства на волю:
– Пройдёмте к нам, чего здесь светиться.
– Виктор Антоныч! – воскликнул капитан ФСБ с интонацией «Семён Семёныч!» из старого фильма. Возможно, хотел ещё добавить, мол, если человек идиот, то это надолго, но сдержался. – Нельзя к вам, Виктор Антоныч. И возле Дворца, вы правы, мы слишком заметны.
Он нервно поглядывал по сторонам, чуть ли не озирался.
– И ещё, извините, напомню, что разговор у нас получится только без свидетелей. Если вы понимаете, о чём я.
Мужчины посмотрели на девицу. Та помалкивала себе, разглядывая лепнину на фасадах.
– Что вы предлагаете? – спросил Неживой.
– Вон моя машина. В салоне, я надеюсь, удобно.
Чёрная «Волга» стояла на другой стороне улицы.
– Удобно – сомнительный аргумент. Я сейчас отлучусь ненадолго…
– Время припекает, – возразил капитан. Спазмы страха на миг сделали его лицо жалким. – За РУОПом, я думаю, пока нет слежки, но это вопрос ближайшего часа.
– Вы параноик, уважаемый?
– Нет, просто у меня большие планы на будущее, если вы понимаете, о чём я.
– А у меня планы маленькие. Отконвоирую девочку и вернусь.
– Давай сюда паспорт.
Это хорошо, что она предпочитала помалкивать, отдав право голоса мужчине, потому что в приемной было пусто и гулко, и любая бабская глупость донеслась бы до дежурной части, вызвав нездоровый интерес личного состава. Вечер все-таки, без малого девять. А хотелось бы обойтись без обычного в таких случаях шепотка, мол, «опять Неживой козу на веревочке тащит».
Сержант, дежуривший на вахте, сочувственно произнес:
– Никак вам домой не уйти, Виктор Антоныч.
– Так назначено судьбой для нас с тобой, служба дни и ночи, – меланхолично ответил Неживой, доставая из бумажника бланк разового пропуска. Он заполнил документ тут же, присев на корточки. Данные списал из дамского паспорта, вспомнив кстати, как даму зовут. Выяснил заодно, сколько ей лет (оказалось – не так уж мало). Потом шлепнул на бумажку печать со своим личным номером, которую постоянно носил с собой в специальном мешочке.
Его личный номер состоял из шести цифр, как у всякого порядочного офицера. Сержант на вахте тоже имел личный номер, но всего-навсего пятизначный. Неравенство в мелочах – основа субординационной системы отношений.
Он отвёл гостью к скамейке.
– Жди тут, я быстро.
Паспорт оставил у себя, а то ещё вздумает удрать. На всякий случай сказал охраннику:
– Проследи, чтоб никто моего человечка не трогал. Это наш консультант. Если что, пропуск у неё в порядке.
Сержант раскатисто пукнул в ответ и засмеялся.
– Вы, вообще, откуда?
– Управление «М» в составе Научно-исследовательского центра.
– Не слышал, что в НИЦ есть такое подразделение.
– На афишах, знаете ли, про нас не пишут.
– И чем занимаетесь?
– Курируем кое-какие специальные прикладные исследования, а также по мере сил отслеживаем изобретательскую деятельность в России на стадии патентования. Я не опер и не следак, если вы об этом. Я научник. Но это всё неважно. Вопрос у меня к вам простой: хотите стать носителем смерти?
– Чего-чего?
– Рукой судьбы. Кулаком рока. Выбирайте себе титул, какой больше нравится…
…Разговаривали в подъезде.
Ни в какую машину, естественно, Виктор не полез, – пуганый волк. Золотые правила выживания (не заходи в чужую квартиру, не залезай в чужое авто) кровью писаны, кровью доверчивых дураков. Вышел из Управления, помахал рукой, капитан тут же и примчался. Не нравится вам, уважаемый, здесь светиться? Отлично, пройдём до соседних домов и спрячемся от постороннего взора за толстой скрипучей дверью[3]. Возражения есть? Возражений нет.
Поднялись на полпролёта – в нишу с окошком под высоким потолком. Подъезд был старый, просторный, похожий на заброшенный склеп. Нишу, очевидно, время от времени пользовали как туалет, потому что никакая хлорка не могла избыть специфический запах. Горела сороковаттная лампочка; в её жиденьком свете Виктор и просмотрел обещанную медкарту, сделав это первым же делом.
Каждый, кого отбирают в Главк и, тем более, в РУОП, пропускается не только через обычную медкомиссию, а вдобавок через ПФЛ, психофизиологическую лабораторию при ВНИИ МВД. Опытные мозговеды вскрывают там твою сущность и препарируют твои скрытые мотивы. Потом раз в год ты обязан ходить туда на освидетельствование[4]. Так вот, личное дело будущего майора Неживого было открыто около семи лет назад, ещё в пору его лейтенантства, и превратилось с тех пор в пухлую тетрадь. На титуле – ФИО, дата и место рождения. На первой странице – фотография в четверть листа, биографические данные. Далее шли записи специалистов (невропатолог, психолог, психиатр и др.) плюс данные обследований и тестов. В конце – заключение начальника комиссии.
Заключение не менялось и не дополнялось с момента открытия медкарты, и было в нём, среди прочего, написано следующее:
Утолив любопытство, Неживой спросил: ну и что не так с моей медкартой? Зачем Лобок напряг свою бабёнку в отделе кадров? Всё так! – обрадовался тощий хмырь. Всё как нельзя лучше! Эти умники ставят на других кандидатов, перелопатили кучу досье, а я сразу понял: вы и есть – то, что надо. Особенно, когда Матвей Игнатьич рассказал, простите, о ваших бурных отношениях с противоположным полом. О вашей фантастической репутации, коей весь РУОП тайно или явно завидует, о пикантных случаях с вашим участием… В этом месте Виктор опять чуть дров не наломал, потому что его победы на секс-фронте – не ваше собачье дело, господа соседи!
Никого он не порвал. Пока.
– Человеком, несущим смерть. А может, не совсем человеком. Впоследствии.
Дурдом.
Повернуться бы и уйти… нет, не получалось. Останавливало, что этот любитель клубнички говорил стопроцентно серьёзно.
Вдобавок, медицинское досье, вытащенное из спецархива, – тоже серьёзно, от этого не отмахнёшься.
– Ты искал руку судьбы? – Неживой впечатал провокатора в стену, взявши его за горло, и медленно занёс огромный кулак. – Это она.
– На самом деле мне нужен стрелок-испытатель…
– Что за игры вы с Лобком затеяли? Быстро!
Собеседник трепыхался, как рыбёшка на воздухе, и при том будто не замечал, что горло его сдавлено:
– Понимаете… из меня стрелок дерьмовый… я всего один выброс активизировал, буквально вымучил ту акцию…
– Раздавлю!
– Лобок про вас не в курсе… Инициатива моя…
– Как это – не в курсе?! А медкарта?!
– У них несколько десятков таких медкарт… кандидата ищут…
Неживой смягчил хватку.
– Кандидата на кого? На этого твоего… «носителя смерти»? Что за лапша?
– Это была метафора, – сказал капитан Гаргулия слабым голосом. – Виноват, пафос… от нервов… собственно, я пока единственный из наших, у кого сработало. В результате погиб полковник Лацкан… сволочь пузатая.
Неживой выпустил жертву из тисков.
– Лацкан – это начальник вашего ЭКУ[5]?
– Точно так.
– Так он не просто умер, а погиб при испытаниях?
– Не на испытаниях. Просто я, ну это… не сдержался. Теперь вот меня разыскивают…
– Ай-ай-ай. Какой ужас. А я, типа, гожусь в космонавты?
– В испытатели. Очень на это надеюсь. Со стрелком – проблема, требования к нему вроде бы и понятны, но не до конца. Ясно только, что нужен человек с особым деструктивным мироощущением. С особой ненавистью. К миру в целом и к людям в частности. И такой настрой должен сочетаться, простите, с гиперсексуальностью. Без бурлящих половых гормонов тоже никак. Ваши пэ-фэ-эловские тесты, майор, очень обнадёживают… как и сплетни про вас…
В подъезд вошла бомжеватая бабка с авоськой, и сразу следом – респектабельный джентльмен с кожаной папкой. Оба прошлёпали наверх к своим этажам и квартирам, покосившись на двух мужиков в нише, но не рискнули что-нибудь сказать или спросить. Поистине Петербург – культурная столица. Тем, кто долго учился страху, только и остаётся, что прятаться за культурой.
– Ладно, давай весь расклад, – решил Неживой.
Из теней, рождённых ртутными фонарями, вырвался некто, пересекая проезжую часть. Высокий тощий мужичишка от тридцати до сорока, с лысиной (особая примета!). Ровно в таком же сером костюме, что и Неживой; но если на Вите костюм сидел, как мундир, сшитый на заказ, то на этом клоуне был мешок, натуральный мешок.
– Виктор Антонович?
– Аз есмь.
– Здравия желаю. Простите, что отвлекаю, но дело крайней важности… – Мужичишка бросил быстрый взгляд на спутницу Неживого. – Хотелось бы наедине.
– Вы кто?
– Я в некотором роде сослуживец Лобка Матвея Игнатьевича. Если вы понимаете, о чём я. По второй его ипостаси.
Майор Лобок, оперуполномоченный по особо важным делам, был старшим группы, в которую входил Неживой. Проще говоря, «наседка». Что касается прозрачных намёков незнакомца, то в РУОП майор Лобок перешёл от «соседей», то бишь из ФСБ.
– И что я должен понять? Кто-то в другой ипостаси либеральный демократ, кто-то – пидорас. А кто-то – в первой. Я толерантен к любым извращениям.
Серый пиджак кивнул и привычным жестом вынул удостоверение.
– С этого бы и начали, – проворчал Неживой, обежав взглядом синенькие внутренности. – Гаргулия Ростислав Арчилович… Фамилия настоящая?
– А у вас?
– Согласен, принимаю. Что случилось, капитан?
– Матвей Игнатьевич подсказал мне обратиться к вам. Это с его помощью я раздобыл ваши данные из ПФЛ.
– Данные из ПФЛ?
– Копию вашей медицинской карты. Она у меня при себе, так что если вам угодно будет взглянуть…
Сюрпрайз, подумал Неживой. Угодно ли ему взглянуть? Издевательский вопрос. Как могут быть неинтересны результаты вскрытия твоей души и тела (ого-го какого тела), сделанные ведомственными медиками и спрятанные за семью печатями даже от носителя упомянутой души… Вот только одно обстоятельство мешает здоровому любопытству. Невесть кто читает сведения о тебе. Между прочим, совершенно интимные сведения, добытые в обход регламента…
Порву, подумал майор.
Вихрь гнева стремительно раскрутился в голове, набирая мощь; ярость благородная вскипела, как та волна. Лицо застыло, превратившись в маску. Оловянным взглядом Неживой смотрел на собеседника, и если б этот тощий хмырь хоть немного знал Витю – напустил бы в штаны, потому что такое лицо и такой взгляд означали: тебе не жить.
Не жить тебе, сука…
С другой стороны – Матвей Лобок. Упоминание о суровой «наседке», честно говоря, напрягло мошонку. Дед Матвей порылся в личном деле товарища по службе… связей-то у него, ясен пень, хватит, но – зачем? И зачем сливать информацию какому-то чудику, пусть даже тот из родственного ведомства… если, конечно, про медкарту не враньё… Что за подстава?
Неживой встряхнул руками, сбрасывая напряжение в плечевом поясе, а также в кистях, готовых сжаться в кулаки. Сказал, стараясь не выпустить чувства на волю:
– Пройдёмте к нам, чего здесь светиться.
– Виктор Антоныч! – воскликнул капитан ФСБ с интонацией «Семён Семёныч!» из старого фильма. Возможно, хотел ещё добавить, мол, если человек идиот, то это надолго, но сдержался. – Нельзя к вам, Виктор Антоныч. И возле Дворца, вы правы, мы слишком заметны.
Он нервно поглядывал по сторонам, чуть ли не озирался.
– И ещё, извините, напомню, что разговор у нас получится только без свидетелей. Если вы понимаете, о чём я.
Мужчины посмотрели на девицу. Та помалкивала себе, разглядывая лепнину на фасадах.
– Что вы предлагаете? – спросил Неживой.
– Вон моя машина. В салоне, я надеюсь, удобно.
Чёрная «Волга» стояла на другой стороне улицы.
– Удобно – сомнительный аргумент. Я сейчас отлучусь ненадолго…
– Время припекает, – возразил капитан. Спазмы страха на миг сделали его лицо жалким. – За РУОПом, я думаю, пока нет слежки, но это вопрос ближайшего часа.
– Вы параноик, уважаемый?
– Нет, просто у меня большие планы на будущее, если вы понимаете, о чём я.
– А у меня планы маленькие. Отконвоирую девочку и вернусь.
* * *
Он завёл свою спутницу во Дворец.– Давай сюда паспорт.
Это хорошо, что она предпочитала помалкивать, отдав право голоса мужчине, потому что в приемной было пусто и гулко, и любая бабская глупость донеслась бы до дежурной части, вызвав нездоровый интерес личного состава. Вечер все-таки, без малого девять. А хотелось бы обойтись без обычного в таких случаях шепотка, мол, «опять Неживой козу на веревочке тащит».
Сержант, дежуривший на вахте, сочувственно произнес:
– Никак вам домой не уйти, Виктор Антоныч.
– Так назначено судьбой для нас с тобой, служба дни и ночи, – меланхолично ответил Неживой, доставая из бумажника бланк разового пропуска. Он заполнил документ тут же, присев на корточки. Данные списал из дамского паспорта, вспомнив кстати, как даму зовут. Выяснил заодно, сколько ей лет (оказалось – не так уж мало). Потом шлепнул на бумажку печать со своим личным номером, которую постоянно носил с собой в специальном мешочке.
Его личный номер состоял из шести цифр, как у всякого порядочного офицера. Сержант на вахте тоже имел личный номер, но всего-навсего пятизначный. Неравенство в мелочах – основа субординационной системы отношений.
Он отвёл гостью к скамейке.
– Жди тут, я быстро.
Паспорт оставил у себя, а то ещё вздумает удрать. На всякий случай сказал охраннику:
– Проследи, чтоб никто моего человечка не трогал. Это наш консультант. Если что, пропуск у неё в порядке.
Сержант раскатисто пукнул в ответ и засмеялся.
– Вы, вообще, откуда?
– Управление «М» в составе Научно-исследовательского центра.
– Не слышал, что в НИЦ есть такое подразделение.
– На афишах, знаете ли, про нас не пишут.
– И чем занимаетесь?
– Курируем кое-какие специальные прикладные исследования, а также по мере сил отслеживаем изобретательскую деятельность в России на стадии патентования. Я не опер и не следак, если вы об этом. Я научник. Но это всё неважно. Вопрос у меня к вам простой: хотите стать носителем смерти?
– Чего-чего?
– Рукой судьбы. Кулаком рока. Выбирайте себе титул, какой больше нравится…
…Разговаривали в подъезде.
Ни в какую машину, естественно, Виктор не полез, – пуганый волк. Золотые правила выживания (не заходи в чужую квартиру, не залезай в чужое авто) кровью писаны, кровью доверчивых дураков. Вышел из Управления, помахал рукой, капитан тут же и примчался. Не нравится вам, уважаемый, здесь светиться? Отлично, пройдём до соседних домов и спрячемся от постороннего взора за толстой скрипучей дверью[3]. Возражения есть? Возражений нет.
Поднялись на полпролёта – в нишу с окошком под высоким потолком. Подъезд был старый, просторный, похожий на заброшенный склеп. Нишу, очевидно, время от времени пользовали как туалет, потому что никакая хлорка не могла избыть специфический запах. Горела сороковаттная лампочка; в её жиденьком свете Виктор и просмотрел обещанную медкарту, сделав это первым же делом.
Каждый, кого отбирают в Главк и, тем более, в РУОП, пропускается не только через обычную медкомиссию, а вдобавок через ПФЛ, психофизиологическую лабораторию при ВНИИ МВД. Опытные мозговеды вскрывают там твою сущность и препарируют твои скрытые мотивы. Потом раз в год ты обязан ходить туда на освидетельствование[4]. Так вот, личное дело будущего майора Неживого было открыто около семи лет назад, ещё в пору его лейтенантства, и превратилось с тех пор в пухлую тетрадь. На титуле – ФИО, дата и место рождения. На первой странице – фотография в четверть листа, биографические данные. Далее шли записи специалистов (невропатолог, психолог, психиатр и др.) плюс данные обследований и тестов. В конце – заключение начальника комиссии.
Заключение не менялось и не дополнялось с момента открытия медкарты, и было в нём, среди прочего, написано следующее:
«ХИТЁР, МСТИТЕЛЕН, ЗЛОБЕН, ЖАДЕН, ИМЕЕТ САДИСТСКИЕ НАКЛОННОСТИ, ОБЛАДАЕТ БОЛЬШОЙ ФИЗИЧЕСКОЙ СИЛОЙ».Кто-то скажет: с такой характеристикой даже в мафию бы не взяли, однако ж так оно и было. Очевидно, все перечисленные качества не являются недостатком, поскольку претендент на должность был в своё время принят в Главк без единого «но». И все-таки, как бы отделу кадров ни мечталось получить совсем уж идеального сотрудника, Витя был недостаточно продажен. Страх попасться (как отмечали психологи) давил врождённую страсть к деньгам, иначе служить бы ему уже в Москве…
Утолив любопытство, Неживой спросил: ну и что не так с моей медкартой? Зачем Лобок напряг свою бабёнку в отделе кадров? Всё так! – обрадовался тощий хмырь. Всё как нельзя лучше! Эти умники ставят на других кандидатов, перелопатили кучу досье, а я сразу понял: вы и есть – то, что надо. Особенно, когда Матвей Игнатьич рассказал, простите, о ваших бурных отношениях с противоположным полом. О вашей фантастической репутации, коей весь РУОП тайно или явно завидует, о пикантных случаях с вашим участием… В этом месте Виктор опять чуть дров не наломал, потому что его победы на секс-фронте – не ваше собачье дело, господа соседи!
Никого он не порвал. Пока.
* * *
– Кем-кем я хочу стать? – переспросил слегка поплывший майор.– Человеком, несущим смерть. А может, не совсем человеком. Впоследствии.
Дурдом.
Повернуться бы и уйти… нет, не получалось. Останавливало, что этот любитель клубнички говорил стопроцентно серьёзно.
Вдобавок, медицинское досье, вытащенное из спецархива, – тоже серьёзно, от этого не отмахнёшься.
– Ты искал руку судьбы? – Неживой впечатал провокатора в стену, взявши его за горло, и медленно занёс огромный кулак. – Это она.
– На самом деле мне нужен стрелок-испытатель…
– Что за игры вы с Лобком затеяли? Быстро!
Собеседник трепыхался, как рыбёшка на воздухе, и при том будто не замечал, что горло его сдавлено:
– Понимаете… из меня стрелок дерьмовый… я всего один выброс активизировал, буквально вымучил ту акцию…
– Раздавлю!
– Лобок про вас не в курсе… Инициатива моя…
– Как это – не в курсе?! А медкарта?!
– У них несколько десятков таких медкарт… кандидата ищут…
Неживой смягчил хватку.
– Кандидата на кого? На этого твоего… «носителя смерти»? Что за лапша?
– Это была метафора, – сказал капитан Гаргулия слабым голосом. – Виноват, пафос… от нервов… собственно, я пока единственный из наших, у кого сработало. В результате погиб полковник Лацкан… сволочь пузатая.
Неживой выпустил жертву из тисков.
– Лацкан – это начальник вашего ЭКУ[5]?
– Точно так.
– Так он не просто умер, а погиб при испытаниях?
– Не на испытаниях. Просто я, ну это… не сдержался. Теперь вот меня разыскивают…
– Ай-ай-ай. Какой ужас. А я, типа, гожусь в космонавты?
– В испытатели. Очень на это надеюсь. Со стрелком – проблема, требования к нему вроде бы и понятны, но не до конца. Ясно только, что нужен человек с особым деструктивным мироощущением. С особой ненавистью. К миру в целом и к людям в частности. И такой настрой должен сочетаться, простите, с гиперсексуальностью. Без бурлящих половых гормонов тоже никак. Ваши пэ-фэ-эловские тесты, майор, очень обнадёживают… как и сплетни про вас…
В подъезд вошла бомжеватая бабка с авоськой, и сразу следом – респектабельный джентльмен с кожаной папкой. Оба прошлёпали наверх к своим этажам и квартирам, покосившись на двух мужиков в нише, но не рискнули что-нибудь сказать или спросить. Поистине Петербург – культурная столица. Тем, кто долго учился страху, только и остаётся, что прятаться за культурой.
– Ладно, давай весь расклад, – решил Неживой.
Топор
Весь расклад…
Весь, не весь, но без предисловия не обойтись. Лаборатория, где служит капитан Гаргулия, занимается морталистикой. Есть такая область знаний. От латинского mortalis, что означает «смертный». Предмет изучения – метафизические причинно-следственные процессы, приводящие биологические системы в нежизнеспособное состояние; в частности, человеческие организмы.
Метафизические процессы?
Это значит, лежащие вне рамок позитивистской науки… Попроще? Да зачем – попроще? Когда тайные знания – а мы имеем дело именно с тайными знаниями – начинаешь переводить на язык обывателя, получаешь неловкость, пошлость и стыд. Важно другое. Был найден способ бесконтактно воздействовать на акупунктурные точки, лежащие на так называемых меридианах блокировки. Видали в кино, как мастера единоборств тычут пальцами в секретные «точки смерти» на теле врага, после чего враг погибает? Так вот, эти комбинации точек и вправду существуют. Причём, в нашем случае пальцы не нужны, убийственные уколы наносятся дистанционно – посредством некой силы, не фиксируемой обычными приборами. Природа упомянутой силы известна только узкому кругу допущенных товарищей, к коим ваш покорный слуга не относится, так что с теоретической частью мы вынуждены покончить.
Впрочем, если по сути… В любом организме есть слабые места, критические зоны; чуть надави – и всё, нет организма. И у вас такие есть, Виктор Антоныч, как не быть. Сердечнососудистая, дыхательная, центральная нервная системы крайне хрупки и уязвимы. Дерни за невидимые эфирные связи, и в зону уязвимости поступит роковой импульс. Это метафизика, Виктор Антоныч…
Был изготовлен опытный образец устройства, способного взаимодействовать с мировым эфиром; больше того – прицельно дёргать за надмировые струны. Громкие слова, но так оно и есть. Жмёшь на кнопку – и кому-то пизде… пардон… ну, вы поняли. Нажал – и покатилась невидимая волна, сметающая хоть мартышку в цирке, хоть фокусника в Овальном кабинете. Не услышишь, не заметишь, не остановишь. Смерть объекта выглядит естественной, пусть и преждевременной, – в этом главная ценность изобретения. Индивидуальный подход плюс максимальная эффективность.
Одно ограничение: выброс генерируется только волей стрелка. Только его жаждой смерти. Воля стрелка – вот единственно возможный боезапас, без этого ничего не сработает…
Смеётесь. Ах, мартышку жалко. Цинизм – это правильно, это именно, что нам надо! Потому что секстензор заточен вовсе не под тупых человекообразных, а под человека во всей его неповторимости.
Секстензор – конкатенация слов «секс» и «тензор». Его вам и предстоит приручить, майор, если, конечно, дадите согласие. Между собой, правда, мы именуем это устройство иначе – истребителем… Называть его использование стрельбой в корне неверно. Стрельба – ремесло, которому можно выучиться, тогда как здесь нужно иметь талант. Специальный талант… как бы поточнее сформулировать… инфернальный. Дар ада. Пусть Небеса отвернутся. Ибо способность материализовать свою ненависть – не ремесло, а искусство.
Весь, не весь, но без предисловия не обойтись. Лаборатория, где служит капитан Гаргулия, занимается морталистикой. Есть такая область знаний. От латинского mortalis, что означает «смертный». Предмет изучения – метафизические причинно-следственные процессы, приводящие биологические системы в нежизнеспособное состояние; в частности, человеческие организмы.
Метафизические процессы?
Это значит, лежащие вне рамок позитивистской науки… Попроще? Да зачем – попроще? Когда тайные знания – а мы имеем дело именно с тайными знаниями – начинаешь переводить на язык обывателя, получаешь неловкость, пошлость и стыд. Важно другое. Был найден способ бесконтактно воздействовать на акупунктурные точки, лежащие на так называемых меридианах блокировки. Видали в кино, как мастера единоборств тычут пальцами в секретные «точки смерти» на теле врага, после чего враг погибает? Так вот, эти комбинации точек и вправду существуют. Причём, в нашем случае пальцы не нужны, убийственные уколы наносятся дистанционно – посредством некой силы, не фиксируемой обычными приборами. Природа упомянутой силы известна только узкому кругу допущенных товарищей, к коим ваш покорный слуга не относится, так что с теоретической частью мы вынуждены покончить.
Впрочем, если по сути… В любом организме есть слабые места, критические зоны; чуть надави – и всё, нет организма. И у вас такие есть, Виктор Антоныч, как не быть. Сердечнососудистая, дыхательная, центральная нервная системы крайне хрупки и уязвимы. Дерни за невидимые эфирные связи, и в зону уязвимости поступит роковой импульс. Это метафизика, Виктор Антоныч…
Был изготовлен опытный образец устройства, способного взаимодействовать с мировым эфиром; больше того – прицельно дёргать за надмировые струны. Громкие слова, но так оно и есть. Жмёшь на кнопку – и кому-то пизде… пардон… ну, вы поняли. Нажал – и покатилась невидимая волна, сметающая хоть мартышку в цирке, хоть фокусника в Овальном кабинете. Не услышишь, не заметишь, не остановишь. Смерть объекта выглядит естественной, пусть и преждевременной, – в этом главная ценность изобретения. Индивидуальный подход плюс максимальная эффективность.
Одно ограничение: выброс генерируется только волей стрелка. Только его жаждой смерти. Воля стрелка – вот единственно возможный боезапас, без этого ничего не сработает…
Смеётесь. Ах, мартышку жалко. Цинизм – это правильно, это именно, что нам надо! Потому что секстензор заточен вовсе не под тупых человекообразных, а под человека во всей его неповторимости.
Секстензор – конкатенация слов «секс» и «тензор». Его вам и предстоит приручить, майор, если, конечно, дадите согласие. Между собой, правда, мы именуем это устройство иначе – истребителем… Называть его использование стрельбой в корне неверно. Стрельба – ремесло, которому можно выучиться, тогда как здесь нужно иметь талант. Специальный талант… как бы поточнее сформулировать… инфернальный. Дар ада. Пусть Небеса отвернутся. Ибо способность материализовать свою ненависть – не ремесло, а искусство.