Универсальная хрестоматия: 3 класс

Устное народное творчество

Докучные сказки

Жили-были два брата

   Жили-были два брата, два братца — кулик да журавль. Накосили они стожок сенца, поставили среди польца. Не сказать ли сказку опять с конца?

Жил-был старичок

   — Жил-был старичок. Поехал на мельницу намолоть муки…
   — Ну вот, поманил, а не рассказываешь!
   — Кабы доехал, рассказал, а он, может, неделю проедет!

Пришёл медведь к броду

 
Пришёл медведь к броду,
Бултых в воду!
Уж он мок, мок, мок,
Уж он кис, кис, кис,
Вымок, выкис, вылез, высох.
Встал на колоду —
 
 
Бултых в воду!
Уж он мок, мок, мок…
 

Мы с тобой шли?

 
— Мы с тобой шли?
— Шли!
— Сапог нашли?
— Нашли!
— Я тебе его дал?
— Дал!
— Ты его взял?
— Взял!
— А где же он?
— Кто?
— Да не кто, а что!
— Что?
— Сапог!
— Какой?
— Ну такой! Мы с тобой шли?
— Шли!
— Сапог нашли?
— Нашли…
 

Русские народные песни

«Жаворонки, жавороночки…»

 
Жаворонки, жавороночки,
Прилетите к нам.
Принесите нам лето тёплое,
Унесите от нас зиму холодную
Нам холодная зима наскучила,
Руки, ноги отморозила.
 

«Солнышко, покажись…»

 
Солнышко, покажись,
Красное, снарядись!
Чтобы год от года
Давала нам погода
Тёплое летечко,
Грибы в берестечко,
Ягоды в лукошко,
Зелёного горошка.
 

«Из-за лесу, лесу тёмного…»

 
Из-за лесу, лесу тёмного,
Из-за гор ли, гор высоких,
Летит стадо лебединое,
А другое — гусиное.
Отставала лебёдушка
Что от стада лебединого,
Приставала лебёдушка
Как ко стаду ко серым гусям.
Начали её гуси щипати,
А лебёдушка кликати:
— Не щиплите, гуси серые,
Не сама я к вам залетела,
Занесло меня погодою,
Что великою невзгодою.
 

«Как на тоненький ледок…»

 
Как на тоненький ледок
Выпал беленький снежок.
Выпал беленький снежок.
Ехал Ванюшка-дружок.
Ваня ехал, поспешал,
Со добра коня упал.
Он упал, упал, лежит —
Никто к Ване не бежит
Две девушки увидали,
Прямо к Ване подбежали,
Прямо к Ване подбежали,
На коня Ваню сажали.
На коня Ваню сажали,
Путь-дорогу показали.
Путь-дорогу показали
Да наказывали:
«Как поедешь ты, Иван,
Не зевай по сторонам!»
 

Русские народные сказки

Кому горшок мыть

   Муж с женой были такие ленивые, что и сказать нельзя: дверь с вечера в сенях не запирали на засов.
   — Вечером запирай, а утром открывай — одна морока! — говаривали они.
   Как-то раз сварила жена кашу, сдобрила маслом. Кашу съели, и говорит хозяйка:
   — Я кашу варила, а тебе, мужик, горшок мыть!
   — Полно глупости болтать, — отвечает муж, — мужское ли дело горшки мыть. Вымоешь сама.
   — И не подумаю, — сказала жена.
   — И я не стану, — супротивится мужик.
   — А не станешь — так пусть горшок хоть век немытый стоит!
   Простоял горшок немытый до вечера. Снова говорит мужик:
   — Баба, а баба! Надо бы горшок-то вымыть.
   Взвилась жена вихрем:
   — Сказала — твоё дело, вот ты и мой!
   — Ну вот что! Пусть будет не по-твоему, не по-моему. Уговоримся так: кто завтра первое слово скажет — тому и горшок мыть.
   — Ладно, ложись спать — утро вечера мудренее.
   Легли спать. Баба на лавке, мужик на печи.
   Поутру ни тот, ни другой не встают, лежат каждый на своём месте, не шевелятся, молчат.
   Соседи давно коров подоили, и пастух угнал стадо. Соседки толкуют меж собой:
   — Чего это Маланья нынче припозднилась? Корову не выгоняла. Уж не приключилось ли чего у них? Надо бы проведать!
   Покуда так судили-рядили, одна соседка шасть к ним. Стукнула в окошко раз, другой, никто не отзывается. Она на двор да в избу, благо дверь не заперта на засов.
   Вошла и видит: хозяйка лежит на лавке.
   — Чего лежишь-то?
   А Маланья лежит, глазами по избе шарит, а не шевелится и ответу не подаёт…
   Глянула соседка на печь, а там хозяин лежит, глаза открыты, а ни рукой, ни ногой не шевелит и молчит.
   Всполошилась соседка:
   — Да что это у вас тут деется?!
   Кинулась прочь из избы, а на улице заголосила:
   — Ой, тoшненько! Ой, люди добрые! Да что это творится-то тут!
   И принялась рассказывать соседкам:
   — Одна на лавке, а другой на печи лежат, зенками[1] ворочают, а сами не шевелятся и голосу не подают!
   Сбежались бабы в Маланьину избу. Глядят то на Маланью, то на хозяина:
   — Что с вами? Может, за фершалом аль за попом послать?
   Молчат хозяева, будто воды в рот набрали, глядят во все глаза, а не шевелятся и голосу не подают.
   Поговорили, посудачили между собой соседки, да не век толочься в чужой избе, у каждой свои дела. Стали расходиться. А одна и промолвила:
   — Бабоньки! Негоже их одних-то оставлять. Надо кому-нибудь побыть с ними, покараулить, пока десятский да фершал не придут. Видно, уж не жильцы они, бедные, на этом свете!
   Проговорила так, а бабы все к двери да прочь из избы.
   — Ой, у меня тесто из квашни уйдёт! — кричит одна.
   — А у меня дети малые ещё не кормлены! — спохватилась другая.
   — А меня хоть озолотите, не останусь одна с ними — боязно одной-то, бабоньки!
   — Ну ладно: уж коли так, делать нечего, посижу с ними я, — проговорила кривая бобылка. — Люди они были хорошие, хоть и ленивые. Ступайте да поторопите десятского. А мне за то хоть вот Маланьин кафтанишко не пожалейте, бабы, отдать. Ей всё одно уже не нашивать…
   — А ты не зарься на чужое добро! — вскричала Маланья и вскочила с лавки. — Не тобой справлено, не тебе и носить мой кафтан!
   В ту же минуту муж тихонько ноги с печи спустил и говорит:
   — Ну, Маланья, ты первая заговорила, тебе и горшок мыть!
   Соседки остолбенели, а опомнившись, плюнули да и вон из избы.

Как мужик гусей делил

   У одного бедного мужика не стало хлеба. Вот он и задумал попросить хлеба у барина. Чтобы было с чем идти к барину, он поймал гуся, изжарил его и понёс. Барин принял гуся и говорит мужику:
   — Спасибо, мужик, тебе за гуся; только не знаю, как мы твоего гуся делить будем. Вот у меня жена, два сына да две дочери. Как бы нам разделить гуся без обиды?
   Мужик говорит:
   — Я разделю.
   Взял ножик, отрезал голову и говорит барину:
   — Ты всему дому голова — тебе голова.
   Потом отрезал задок, подаёт барыне.
   — Тебе, — говорит, — дома сидеть, за домом смотреть — тебе задок.
   Потом отрезал лапки и подаёт сыновьям.
   — Вам, — говорит, — ножки — топтать отцовские дорожки.
   А дочерям крылья.
   — Вы, — говорит, — скоро из дома улетите, вот вам по крылышку. А остаточки себе возьму!
   И взял всего гуся.
   Барин посмеялся, дал мужику хлеба и денег.
   Услыхал богатый мужик, что барин за гуся наградил бедного мужика хлебом и деньгами, зажарил пять гусей и понёс к барину.
   Барин говорит:
   — Спасибо за гусей. Да вот у меня жена, два сына, две дочки — всех шестеро. Как бы нам поровну разделить твоих гусей?
   Стал богатый мужик думать и ничего не придумал. Послал барин за бедным мужиком и велел делить. Бедный мужик взял одного гуся, дал барину с барыней и говорит:
   — Вот вас трое с гусём.
   Одного дал сыновьям.
   — И вас, — говорит, — трое.
   Одного дал дочерям:
   — И вас трое.
   А себе взял двух гусей.
   — Вот, — говорит, — и нас трое с гусями, — всё поровну.
   Барин посмеялся и дал бедному мужику ещё денег и хлеба, а богатого прогнал.

Дочь-семилетка

   Ехали два брата: один бедный, другой богатый. У обоих по лошади — у бедного кобыла, у богатого мерин. Остановились они на ночлег рядом. У бедного кобыла принесла ночью жеребёнка; жеребёнок подкатился под телегу богатого. Будит он наутро бедного:
   — Вставай, брат! У меня телега ночью жеребёнка родила.
   Брат встаёт и говорит:
   — Как можно, чтоб телега жеребёнка родила? Это моя кобыла принесла.
   Богатый говорит:
   — Кабы твоя кобыла принесла, жеребёнок бы подле был!
   Поспорили они и пошли до начальства. Богатый дарил судей деньгами, а бедный словами оправдывался.
   Дошло дело до самого царя. Велел он призвать обоих братьев и загадал им четыре загадки:
   — Что всего на свете сильнее и быстрее? Что всего на свете жирнее? Что всего мягче? И что всего милее?
   И положил им сроку три дня:
   — На четвёртый приходите, ответ дайте!
   Богатый подумал-подумал, вспомнил про свою куму и пошёл к ней совета просить.
   Она посадила его за стол, стала угощать, а сама спрашивает:
   — Что так печален, куманёк?
   — Да загадал мне государь четыре загадки, а сроку всего три дня положил.
   — Что такое, скажи мне.
   — А вот что, кума! Первая загадка: что всего в свете сильнее и быстрее?
   — Экая загадка! У моего мужа карая кобыла есть; нет её быстрее! Коли кнутом приударишь, зайца догонит.
   — Вторая загадка: что всего на свете жирнее?
   — У нас другой год рябой боров кормится; такой жирный стал, что на ноги не поднимается!
   — Третья загадка: что всего в свете мягче?
   — Известное дело — пуховик, уж мягче не выдумаешь!
   — Четвёртая загадка: что всего на свете милее?
   — Милее всего внучек Иванушка!
   — Ну, спасибо тебе, кума! Научила уму-разуму, по век тебя не забуду.
   А бедный брат залился горькими слезами и пошёл домой. Встречает его дочь-семилетка:
   — О чём ты, батюшка, вздыхаешь да слёзы ронишь?
   — Как же мне не вздыхать, как слёз не ронить? Задал мне царь четыре загадки, которые мне и в жизнь не разгадать.
   — Скажи мне, какие загадки.
   — А вот какие, дочка: что всего на свете сильнее и быстрее, что всего жирнее, что всего мягче и что всего милее?
   — Ступай, батюшка, и скажи царю: сильнее и быстрее всего ветер, жирнее всего земля: что ни растёт, что ни живёт, земля питает! Мягче всего рука: на что человек ни ляжет, а всё руку под голову кладёт; а милее сна нет ничего на свете!
   Пришли к царю оба брата — и богатый и бедный. Выслушал их царь и спрашивает бедного:
   — Сам ли ты дошёл или кто тебя научил?
   Отвечает бедный:
   — Ваше царское величество! Есть у меня дочь-семилетка, она меня научила.
   — Когда дочь твоя мудра, вот ей ниточка шёлкова; пусть к утру соткёт мне полотенце узорчатое.
   Мужик взял шёлковую ниточку, приходит домой кручинный, печальный.
   — Беда наша! — говорит дочери. — Царь приказал из этой ниточки соткать полотенце.
   — Не кручинься, батюшка! — отвечала семилетка, отломила прутик от веника, подаёт отцу и наказывает: — Поди к царю, скажи, чтоб нашёл такого мастера, который бы сделал из этого прутика кросна[2]: было бы на чём полотенце ткать!
   Мужик доложил про то царю. Царь даёт ему полтораста яиц.
   — Отдай, — говорит, — своей дочери; пусть к завтрему выведет мне полтораста цыплят.
   Воротился мужик домой ещё кручиннее, ещё печальнее:
   — Ах, дочка! От одной беды увернёшься — другая навяжется!
   — Не кручинься, батюшка! — отвечала семилетка.
   Попекла яйца и припрятала к обеду да к ужину, а отца посылает к царю:
   — Скажи ему, что цыплятам на корм нужно однодённое пшено: в один бы день было поле вспахано, просо засеяно, сжато и обмолочено. Другого пшена наши цыплята и клевать не станут.
   Царь выслушал и говорит:
   — Когда дочь твоя мудра, пусть наутро сама ко мне явится ни пешком, ни на лошади, ни голая, ни одетая, ни с гостинцем, ни без подарочка.
   «Ну, — думает мужик, — такой хитрой задачи и дочь не разрешит; пришло совсем пропадать!»
   — Не кручинься, батюшка! — сказала ему дочь-семилетка. — Ступай-ка к охотникам да купи мне живого зайца да живую перепёлку.
   Отец пошёл и купил ей зайца и перепёлку.
   На другой день поутру сбросила семилетка всю одежду, надела на себя сетку, в руки взяла перепёлку, села верхом на зайца и поехала во дворец.
   Царь её у ворот встречает. Поклонилась она царю.
   — Вот тебе, государь, подарочек! — и подаёт ему перепёлку.
   Царь протянул было руку, перепёлка — порх — и улетела!
   — Хорошо, — говорит царь, — как приказал, так и сделано. Скажи теперь: ведь твой отец беден, чем вы кормитесь?
   — Отец мой на сухом берегу рыбу ловит, ловушек в воду не ставит, а я подолом рыбу ношу да уху варю.
   — Что ты, глупая, когда рыба на сухом берегу живёт? Рыба в воде плавает!
   — А ты умён? Когда видано, чтобы телега жеребёнка принесла?
   Царь присудил отдать жеребёнка бедному мужику, а дочь его взял к себе. Когда семилетка выросла, он женился на ней, и стала она царицею.

Баба-Яга

   Жили себе дед да баба; дед овдовел и женился на другой жене, а от первой жены осталась у него девочка. Злая мачеха её не полюбила, била её и думала, как бы вовсе извести. Раз отец уехал куда-то, мачеха и говорит девочке: «Поди к своей тётке, моей сестре, попроси у неё иголочку и ниточку — тебе рубашку сшить». А тётка эта была Баба-яга костяная нога.
   Вот девочка не была глупа да зашла прежде к своей родной тётке. «Здравствуй, тётушка!» — «Здравствуй, родимая! Зачем пришла?» — «Матушка послала к своей сестре попросить иголочку и ниточку — мне рубашку сшить». Та её и научает: «Там тебя, племянушка, будет берёзка в глаза стегать — ты её ленточкой перевяжи; там тебе ворота будут скрипеть и хлопать — ты подлей им под пяточки маслица; там тебя собаки будут рвать — ты им хлебца брось; там тебе кот будет глаза драть — ты ему ветчины дай». Пошла девочка; вот идёт, идёт и пришла.
   Стоит хатка, а в ней сидит Баба-яга костяная нога и ткёт. «Здравствуй, тётушка!» — «Здравствуй, родимая!» — «Меня матушка послала попросить у тебя иголочку и ниточку — мне рубашку сшить». — «Хорошо; садись покуда ткать». Вот девочка села за кросна, а Баба-яга вышла и говорит своей работнице: «Ступай, истопи баню да вымой племянницу, да смотри, хорошенько; я хочу ею позавтракать». Девочка сидит ни жива ни мертва, вся перепуганная, и просит она работницу: «Родимая моя! Ты не столько дрова поджигай, сколько водой заливай, решетом воду носи», — и дала ей платочек.
   Баба-яга дожидается; подошла она к окну и спрашивает: «Ткёшь ли, племянушка, ткёшь ли, милая?» — «Тку, тётушка, тку, милая!» Баба-яга и отошла, а девочка дала коту ветчинки и спрашивает: «Нельзя ли как-нибудь уйти отсюдова?» — «Вот тебе гребешок и полотенце, — говорит кот, — возьми их и убежи; за тобою будет гнаться Баба-яга, ты приклони ухо к земле, и как заслышишь, что она близко, брось сперва полотенце — сделается широкая-широкая река; если ж Баба-яга перейдёт через реку и станет догонять тебя, ты опять приклони ухо к земле, и как услышишь, что она близко, брось гребешок — сделается дремучий-дремучий лес; сквозь него она уже не проберётся!»
   Девочка взяла полотенце и гребешок и побежала; собаки хотели её рвать — она бросила им хлебца, и они её пропустили; ворота хотели захлопнуться — она подлила им под пяточки маслица, и они её пропустили; берёзка хотела ей глаза выстегать — она её ленточкой перевязала, и та её пропустила. А кот сел за кросна и ткёт: не столько наткал, сколько напутал. Баба-яга подошла к окну и спрашивает: «Ткёшь ли, племянушка, ткёшь ли, милая?» — «Тку, тётка, тку, милая!» — отвечает грубо кот.
   Баба-яга бросилась в хатку, увидела, что девочка ушла, и давай бить кота и ругать, зачем не выцарапал девочке глаза. «Я тебе сколько служу, — говорит кот, — ты мне косточки не дала, а она мне ветчинки дала». Баба-яга накинулась на собак, на ворота, на берёзку и на работницу, давай всех ругать и колотить. Собаки говорят ей: «Мы тебе сколько служим, ты нам горелой корочки не бросила, а она нам хлебца дала». Ворота говорят: «Мы тебе сколько служим, ты нам водицы под пяточки не подлила, а она нам маслица подлила». Берёзка говорит: «Я тебе сколько служу, ты меня ниточкой не перевязала, она меня ленточкой перевязала». Работница говорит: «Я тебе сколько служу, ты мне тряпочки не подарила, а она мне платочек подарила».
   Баба-яга костяная нога поскорей села на ступу, толкачом погоняет, помелом след заметает и пустилась в погоню за девочкой. Вот девочка приклонила ухо к земле и слышит, что Баба-яга гонится, и уж близко, взяла да и бросила полотенце: сделалась река такая широкая-широкая! Баба-яга приехала к реке и от злости зубами заскрипела; воротилась домой, взяла своих быков и пригнала к реке; быки выпили всю реку дочиста. Баба-яга пустилась опять в погоню. Девочка приклонила ухо к земле и слышит, что Баба-яга близко, бросила гребешок: сделался лес такой дремучий да страшный! Баба-яга стала его грызть, но сколь ни старалась — не могла прогрызть и воротилась назад.
   А дед уже приехал домой и спрашивает: «Где же моя дочка?» — «Она пошла к тётушке», — говорит мачеха. Немного погодя и девочка прибежала домой. «Где ты была?» — спрашивает отец. «Ах, батюшка! — говорит она. — Так и так — меня матушка посылала к тётке попросить иголочку с ниточкой — мне рубашку сшить, а тётка, Баба-яга, меня съесть хотела». — «Как же ты ушла, дочка?» Так и так — рассказывает девочка. Дед как узнал всё это, рассердился на жену и расстрелил её; а сам с дочкою стал жить да поживать да добра наживать, и я там был, мёд-пиво пил: по усам текло, в рот не попало.

Подземные царства

   В то давнее время, когда мир был наполнен лешими, ведьмами да русалками, когда реки текли молочные, берега были кисельные, а по полям летали жареные куропатки, в то время жил-был царь по имени Горох с царицей Анастасьей Прекрасной; у них было три сына-царевича.
   И вдруг стряслась беда немалая — утащил царицу нечистый дух. Говорит царю старший сын:
   — Батюшка, благослови меня, поеду отыскивать матушку!
   Поехал и пропал. Три года про него ни вести, ни слуху не было. Стал второй сын проситься:
   — Батюшка, благослови меня в путь-дорогу, авось мне посчастливится найти и брата, и матушку!
   Царь благословил. Он поехал и тоже без вести пропал — словно в воду канул.
   Приходит к царю младший сын, Иван-царевич:
   — Любезный батюшка, благослови меня в путь-дорогу, авось разыщу и братьев, и матушку!
   — Поезжай, сынок!
   Иван-царевич пустился в чужедальнюю сторону. Ехал-ехал и приехал к синю морю. Остановился на бережку и думает:
   «Куда теперь путь держать?»
   Вдруг прилетели на море тридцать три колпицы, ударились оземь и стали красными девицами — все хороши, а одна лучше всех. Разделись и бросились в воду. Много ли, мало ли они купались — Иван-царевич подкрался, взял у той девицы, что всех краше, кушачок[3] и спрятал за пазуху.
   Искупались девицы, вышли на берег, начали одеваться — одного кушачка нет.
   — Ах, Иван-царевич, — говорит красавица, — отдай мне кушачок!
   — Скажи прежде, где моя матушка?
   — Твоя матушка у моего отца живёт, у Ворона Вороновича. Ступай вверх по морю, попадётся тебе серебряная птичка — золотой хохолок. Куда она полетит, туда и ты иди!
   Иван-царевич отдал ей кушачок и пошёл вверх по морю. Тут повстречал своих братьев, поздоровался с ними и взял с собой.
   Идут они вместе берегом, увидели серебряную птичку — золотой хохолок и побежали за ней следом. Птичка летела, летела и бросилась под плиту железную, в яму подземельную.
   — Ну, братцы, — говорит Иван-царевич, — благословите меня вместо отца, вместо матери: опущусь я в эту яму и узнаю, какова земля иноверная, не там ли наша матушка!
   Братья его благословили, он обвязался верёвкой и полез в ту яму глубокую. Спускался ни много ни мало — ровно три года. Спустился и пошёл путём-дорогою.
   Шёл-шёл, шёл-шёл, увидел медное царство: во дворце сидят тридцать три девицы-колпицы, вышивают полотенца хитрыми узорами — городами с пригородками.
   — Здравствуй, Иван-царевич! — говорит царевна медного царства. — Куда идёшь, куда путь держишь?
   — Иду свою матушку искать!
   — Твоя матушка у моего отца, у Ворона Вороновича. Он хитёр и мудр, по горам, по долам, по вертепам[4], по облакам летал! Он тебя, добра молодца, убьёт! Вот тебе клубочек, ступай к моей средней сестре — что она тебе скажет. А назад пойдёшь, меня не забудь!
   Иван-царевич покатил клубочек и пошёл вслед за ним. Приходит в серебряное царство, и тут сидят тридцать три девицы-колпицы. Говорит царевна серебряного царства:
   — Досёлева русского духа было видом не видать, слыхом не слыхать, а нынче русский дух воочую появляется! Что, Иван-царевич, от дела лытаешь али дело пытаешь?
   — Ах, красная девица, иду искать матушку!
   — Твоя матушка у моего отца, у Ворона Вороновича. И хитёр он, и мудр, по горам, по долам, по вертепам, по облакам летал! Эх, царевич, ведь он тебя убьёт! На тебе клубочек, ступай-ка ты к младшей моей сестре — что она тебе скажет: вперёд ли идти, назад ли вернуться?
   Приходит Иван-царевич к золотому царству, и тут сидят тридцать три девицы-колпицы, полотенца вышивают. Всех выше, всех лучше царевна золотого царства — такая краса, что ни в сказке сказать, ни пером описать. Говорит она:
   — Здравствуй, Иван-царевич! Куда идёшь? Куда путь держишь?
   — Иду матушку искать!
   — Твоя матушка у моего отца, у Ворона Вороновича. И хитёр он, и мудр, по горам, по долам, по вертепам, по облакам летал! Эх, царевич, ведь он тебя убьёт! На тебе клубочек, ступай в жемчужное царство: там твоя мать живёт. Увидя тебя, она возрадуется и тотчас прикажет: «Няньки-мамки, подайте моему сыну зелена вина!» А ты не бери, проси, чтоб дала тебе трёхгодовалого вина, что в шкапу стоит, да горелую корку на закусочку. Не забудь ещё: у моего батюшки есть на дворе два чана воды — одна вода сильная, а другая малосильная. Переставь их с места на место и напейся сильной воды. А когда будешь бороться с Вороном Вороновичем и побеждать его, проси у него только посошок-пёрышко.
   Долго царевич с царевною разговаривали и так полюбили друг друга, что расставаться им не хочется, но делать нечего — попрощался Иван-царевич и отправился в путь-дорогу.
   Шёл-шёл, приходит к жемчужному царству. Увидела его мать, обрадовалась и крикнула:
   — Мамки-няньки! Подайте моему сыну зелена вина!
   — Я не пью простого вина, подайте мне трёхгодовалого, а на закуску горелую корку!
   Выпил царевич трёхгодовалого вина, закусил горелою коркою, вышел на широкий двор, переставил чаны с места на место и принялся сильную воду пить.
   Вдруг прилетает Ворон Воронович. Был он светел, как ясный день, а увидел Ивана-царевича — сделался мрачнее тёмной ночи. Опустился к чану и стал тянуть бессильную воду.
   Тем временем Иван-царевич пал к нему на крылья. Ворон Воронович взвился высоко-высоко, носил его и по долам, и по горам, и по вертепам, и по облакам и начал спрашивать:
   — Что тебе нужно, Иван-царевич? Хочешь — казной наделю?
   — Ничего мне не надобно, только дай мне посошок-пёрышко!
   — Нет, Иван-царевич! Больно в широки сани садишься!
   И опять понёс его Ворон по горам и по долам, по вертепам и облакам. А Иван-царевич крепко держится: налёг всей своей тяжестью и чуть-чуть не обломил ему крылья. Вскрикнул Ворон Воронович:
   — Не ломай ты мои крылышки, возьми посошок-пёрышко!
   Отдал царевичу посошок-пёрышко, сам сделался простым вороном и полетел на крутые горы.
   А Иван-царевич пришёл в жемчужное царство, взял свою матушку и пошёл в обратный путь. Смотрит — жемчужное царство клубочком свернулось да вслед за ним покатилось.
   Пришёл в золотое царство, потом в серебряное, а потом и в медное, взял с собой трёх прекрасных царевен, а те царства свернулись клубочками да и за ним же покатились. Подходит к верёвке и затрубил в золотую трубу:
   — Братцы родные! Если живы, меня не выдайте!
   Братья услыхали трубу, ухватились за верёвку и вытащили на белый свет красную девицу, медного царства царевну. Увидели её и начали меж собой ссориться: один другому уступить её не хочет.
   — Что вы бьётесь, добрые молодцы! Там есть ещё лучше меня красная девица! — говорит царевна медного царства.
   Царевичи опустили верёвку и вытащили царевну серебряного царства. Опять начали спорить и драться. Один говорит:
   — Пусть мне достанется!
   А другой:
   — Не хочу! Пусть моя будет!
   — Не ссорьтесь, добрые молодцы, там есть ещё краше меня девица, — говорит царевна серебряного царства.
   Царевичи перестали драться, опустили верёвку и вытащили царевну золотого царства. Опять было принялись ссориться, да царевна-красавица тотчас остановила их:
   — Там ждёт ваша матушка!
   Вытащили они свою матушку и опустили верёвку за Иваном-царевичем. Подняли его до половины и обсекли верёвку. Полетел Иван-царевич в пропасть и крепко ушибся — полгода лежал без памяти. Очнувшись, посмотрел кругом, припомнил всё, что с ним сталось, вынул из кармана посошок-пёрышко и ударил им о землю. В ту же минуту явились двенадцать молодцев: