Страница:
Хотя неформальность на рынке труда, понимаемая как занятость вне сферы действия формальных регуляторов, существовала всегда и везде, в фокус научного интереса она попала лишь в середине 70-х годов прошлого столетия и за короткое время стала предметом многочисленных исследований в различных социальных науках, официальных и неофициальных статистических измерений и разнообразных политических рекомендаций.
Неформальность привлекла внимание исследователей и политиков прежде всего в связи с проблемами бедности в развивающихся странах. Капиталистический сектор в городах активно притягивал вчерашних сельских жителей, многие из которых затем попадали в ловушку малопроизводительной самозанятости. Такая деятельность плохо описывалась стандартными определениями занятости/безработицы и ее экспансия противоречила политическим ожиданиям. Именно для ее описания и был предложен соответствующий термин. Затем неформальность – хотя и в несколько иных формах – обнаружила себя и в переходных, и даже в самых развитых экономиках. Интерес к неформальности в развитых странах поддерживается тем, что она не исчезает совсем, не поддается полному искоренению, несмотря на жесткую институционализацию (и сопутствующую этому формализацию) многих процессов на рынке труда. Более того, появились симптомы ее роста.
Все многообразие подходов к неформальности в исследовательской литературе можно условно сгруппировать в две традиции: «дружественную» и «недружественную». Первая представлена работами таких известных исследователей как К. Харт, Э. де Сото, У. Мэлони. Согласно ей, «достойные» и «недостойные» места создаются и существуют как в формальном, так и в неформальном секторах, образующих непрерывный континуум с множеством промежуточных градаций и активным обменом. Сторонники этой концепции считают свободное предпринимательство источником и мотором развития, а сам предприниматель выступает для них главным «героем» капиталистического общества.
В рамках «недружественной» традиции неформальность на рынке труда является «абсолютным злом», которое должно быть искоренено. «Достойные» рабочие места сосредоточены в кластере формальных рабочих мест, тогда как кластер неформальных служит «отстойником», собирающим «недостойные» рабочие места. Вход в него является для работников вынужденным, а не добровольным. В этом смысле борьба с бедностью практически сводится к искоренению (или сокращению) неформальности.
Конечно, такая классификация подходов сильно упрощает реальную мозаику взглядов, но полезна в качестве отправной точки анализа. Кроме того, традиции могут не только противостоять друг другу, но и успешно сочетаться, как это, например, происходит во влиятельной концепции многоярусного рынка труда, предложенной Г. Филдсом.
Одним из ключевых индикаторов отношения к неформальности является представление о сегментации рынка труда, которое можно выразить с помощью ответов на два взаимосвязанных вопроса. Является ли экономика (и рынок труда) интегрированным целым или ее (и его) правильнее представлять как набор малосвязанных (или вообще несвязанных) и неконкурирующих между собой сегментов? Для работника попадание в тот или иной сегмент рынка труда – это уже «навсегда» (т. е. карьерный тупик) или лишь промежуточный этап («станция пересадки») в череде возможных межсекторных перемещений, во многом определяемых его собственными решениями (например, накоплением человеческого капитала)?
Традиционный сегментационный (дуалистический) подход исходил из жесткой оппозиции формальной и неформальной занятости, которые мыслились как «несообщающиеся сосуды» – каждый со своей особой логикой функционирования. Однако со временем стало очевидно, что реальное многообразие форм экономической деятельности не укладывается в простую двоичную схему. По своему внутреннему «наполнению» оба сектора крайне неоднородны. Множества «хороших» и «плохих» рабочих мест разбросаны по обоим – формальному и неформальному – секторам. Граница между формальностью и неформальностью оказывается размытой и неустойчивой, она часто пролегает не между фирмами, а внутри них. Многие рабочие места в современных экономиках являются «гибридными»: формальными по одним признакам и неформальными по другим.
Для исследований последнего времени характерен более широкий и свободный от схематизма жесткой сегментации взгляд на проблему неформальности. Согласно ему, ни формальная, ни неформальная занятость не поддаются однозначной нормативной оценке. Какая из них предпочтительнее с точки зрения общества? Это должно определяться в каждом конкретном случае исходя из экономических, социальных и институциональных особенностей отдельных стран.
Деление рабочей силы на две части – используемую формально и используемую неформально – не происходит по принципу случайного отбора. Во-первых, сама рабочая сила крайне неоднородна: не только по внешне наблюдаемым, но и по разным ненаблюдаемым характеристикам. А наличие тех или иных характеристик формирует предпочтения, дает сравнительные преимущества, влияет на вероятность спрятаться в «тени» или оказаться «на свету». Некоторые из таких характеристик «работают» на стороне предложения труда, другие входят в структуру предпочтений работодателей, определяя их спрос на труд.
В результате сложной «сортировки» качественный состав как формальной, так и неформальной занятости будет отличаться внутренним разнообразием, включая различия в уровнях производительности работников. Один вывод заключается в том, что связь между производительностью и типом занятости не является однозначной и однонаправленной. Второй – в том, что вероятность попадания работников в формальную или в неформальную занятость есть функция многих факторов (предпочтений, включенности в различные социальные сети, комплементарности имеющегося человеческого капитала по отношению к используемым технологиям и физическому капиталу и т. д.). Тем не менее между качеством рабочей силы и вероятностью ее участия в формальной занятости существует тесная положительная связь: с ростом производительности работников для них, как правило, снижается риск деформализации. Среди имеющих очень низкую производительность подавляющее большинство трудится в неформальном секторе, среди имеющих очень высокую производительность – в формальном. В результате два множества работников частично пересекаются: одно из них (неформальный сектор) смещено сильнее влево по шкале производительности, тогда как другое (формальный сектор) – сильнее вправо, к более высоким значениям производительности и заработной платы.
Сложные взаимоотношения между неформальностью, производительностью и качеством соответствующих рабочих мест в числе прочего означают, что вопрос о формализации всего до сих пор неформального на рынке труда не так прост. Исследования показывают, что движение как в одну сторону, так и в другую не является бесплатным и однозначно беспроигрышным, а выбор оптимальной стратегии должен опираться на трезвый расчет и детальный анализ.
Хотя неформальность вездесуща как воздух, страны сильно различаются между собой как по доле неформальной занятости, так и по темпам изменения этой доли. С чем связаны такие различия? Один класс объяснений выводит их из характеристик экономического роста. В этом случае предполагается, что неформальность будет автоматически отступать по мере развертывания экономического роста, а потому главной задачей является устранение препятствий на его пути. Второй апеллирует к характеристикам институциональной среды, полагая, что только экономического роста явно недостаточно. Более того, при определенных условиях экономический рост сам может вести к замещению формальной занятости неформальной.
Ссылки на действие экономических и институциональных факторов не столько исключают, сколько дополняют друг друга. В большинстве современных исследований они присутствуют в тех или иных сочетаниях одновременно, тем более, что качество институтов само по себе выступает важнейшим фактором, во многом определяющим траектории экономического развития различных стран.
В данной главе мы постарались схематически очертить основные концептуальные сюжеты, связанные с неформальностью на рынке труда. В последующих главах книги вопросы сегментации, масштаба и структуры неформальности, ее причины и следствия для общества, экономики и домохозяйств будут рассмотрены с помощью больших массивов данных.
Литература
Глава 2. Неформальная занятость: определения, измерения, межстрановая вариация
2.1. Введение
2.2. Статистические определения: международная практика
Неформальность привлекла внимание исследователей и политиков прежде всего в связи с проблемами бедности в развивающихся странах. Капиталистический сектор в городах активно притягивал вчерашних сельских жителей, многие из которых затем попадали в ловушку малопроизводительной самозанятости. Такая деятельность плохо описывалась стандартными определениями занятости/безработицы и ее экспансия противоречила политическим ожиданиям. Именно для ее описания и был предложен соответствующий термин. Затем неформальность – хотя и в несколько иных формах – обнаружила себя и в переходных, и даже в самых развитых экономиках. Интерес к неформальности в развитых странах поддерживается тем, что она не исчезает совсем, не поддается полному искоренению, несмотря на жесткую институционализацию (и сопутствующую этому формализацию) многих процессов на рынке труда. Более того, появились симптомы ее роста.
Все многообразие подходов к неформальности в исследовательской литературе можно условно сгруппировать в две традиции: «дружественную» и «недружественную». Первая представлена работами таких известных исследователей как К. Харт, Э. де Сото, У. Мэлони. Согласно ей, «достойные» и «недостойные» места создаются и существуют как в формальном, так и в неформальном секторах, образующих непрерывный континуум с множеством промежуточных градаций и активным обменом. Сторонники этой концепции считают свободное предпринимательство источником и мотором развития, а сам предприниматель выступает для них главным «героем» капиталистического общества.
В рамках «недружественной» традиции неформальность на рынке труда является «абсолютным злом», которое должно быть искоренено. «Достойные» рабочие места сосредоточены в кластере формальных рабочих мест, тогда как кластер неформальных служит «отстойником», собирающим «недостойные» рабочие места. Вход в него является для работников вынужденным, а не добровольным. В этом смысле борьба с бедностью практически сводится к искоренению (или сокращению) неформальности.
Конечно, такая классификация подходов сильно упрощает реальную мозаику взглядов, но полезна в качестве отправной точки анализа. Кроме того, традиции могут не только противостоять друг другу, но и успешно сочетаться, как это, например, происходит во влиятельной концепции многоярусного рынка труда, предложенной Г. Филдсом.
Одним из ключевых индикаторов отношения к неформальности является представление о сегментации рынка труда, которое можно выразить с помощью ответов на два взаимосвязанных вопроса. Является ли экономика (и рынок труда) интегрированным целым или ее (и его) правильнее представлять как набор малосвязанных (или вообще несвязанных) и неконкурирующих между собой сегментов? Для работника попадание в тот или иной сегмент рынка труда – это уже «навсегда» (т. е. карьерный тупик) или лишь промежуточный этап («станция пересадки») в череде возможных межсекторных перемещений, во многом определяемых его собственными решениями (например, накоплением человеческого капитала)?
Традиционный сегментационный (дуалистический) подход исходил из жесткой оппозиции формальной и неформальной занятости, которые мыслились как «несообщающиеся сосуды» – каждый со своей особой логикой функционирования. Однако со временем стало очевидно, что реальное многообразие форм экономической деятельности не укладывается в простую двоичную схему. По своему внутреннему «наполнению» оба сектора крайне неоднородны. Множества «хороших» и «плохих» рабочих мест разбросаны по обоим – формальному и неформальному – секторам. Граница между формальностью и неформальностью оказывается размытой и неустойчивой, она часто пролегает не между фирмами, а внутри них. Многие рабочие места в современных экономиках являются «гибридными»: формальными по одним признакам и неформальными по другим.
Для исследований последнего времени характерен более широкий и свободный от схематизма жесткой сегментации взгляд на проблему неформальности. Согласно ему, ни формальная, ни неформальная занятость не поддаются однозначной нормативной оценке. Какая из них предпочтительнее с точки зрения общества? Это должно определяться в каждом конкретном случае исходя из экономических, социальных и институциональных особенностей отдельных стран.
Деление рабочей силы на две части – используемую формально и используемую неформально – не происходит по принципу случайного отбора. Во-первых, сама рабочая сила крайне неоднородна: не только по внешне наблюдаемым, но и по разным ненаблюдаемым характеристикам. А наличие тех или иных характеристик формирует предпочтения, дает сравнительные преимущества, влияет на вероятность спрятаться в «тени» или оказаться «на свету». Некоторые из таких характеристик «работают» на стороне предложения труда, другие входят в структуру предпочтений работодателей, определяя их спрос на труд.
В результате сложной «сортировки» качественный состав как формальной, так и неформальной занятости будет отличаться внутренним разнообразием, включая различия в уровнях производительности работников. Один вывод заключается в том, что связь между производительностью и типом занятости не является однозначной и однонаправленной. Второй – в том, что вероятность попадания работников в формальную или в неформальную занятость есть функция многих факторов (предпочтений, включенности в различные социальные сети, комплементарности имеющегося человеческого капитала по отношению к используемым технологиям и физическому капиталу и т. д.). Тем не менее между качеством рабочей силы и вероятностью ее участия в формальной занятости существует тесная положительная связь: с ростом производительности работников для них, как правило, снижается риск деформализации. Среди имеющих очень низкую производительность подавляющее большинство трудится в неформальном секторе, среди имеющих очень высокую производительность – в формальном. В результате два множества работников частично пересекаются: одно из них (неформальный сектор) смещено сильнее влево по шкале производительности, тогда как другое (формальный сектор) – сильнее вправо, к более высоким значениям производительности и заработной платы.
Сложные взаимоотношения между неформальностью, производительностью и качеством соответствующих рабочих мест в числе прочего означают, что вопрос о формализации всего до сих пор неформального на рынке труда не так прост. Исследования показывают, что движение как в одну сторону, так и в другую не является бесплатным и однозначно беспроигрышным, а выбор оптимальной стратегии должен опираться на трезвый расчет и детальный анализ.
Хотя неформальность вездесуща как воздух, страны сильно различаются между собой как по доле неформальной занятости, так и по темпам изменения этой доли. С чем связаны такие различия? Один класс объяснений выводит их из характеристик экономического роста. В этом случае предполагается, что неформальность будет автоматически отступать по мере развертывания экономического роста, а потому главной задачей является устранение препятствий на его пути. Второй апеллирует к характеристикам институциональной среды, полагая, что только экономического роста явно недостаточно. Более того, при определенных условиях экономический рост сам может вести к замещению формальной занятости неформальной.
Ссылки на действие экономических и институциональных факторов не столько исключают, сколько дополняют друг друга. В большинстве современных исследований они присутствуют в тех или иных сочетаниях одновременно, тем более, что качество институтов само по себе выступает важнейшим фактором, во многом определяющим траектории экономического развития различных стран.
В данной главе мы постарались схематически очертить основные концептуальные сюжеты, связанные с неформальностью на рынке труда. В последующих главах книги вопросы сегментации, масштаба и структуры неформальности, ее причины и следствия для общества, экономики и домохозяйств будут рассмотрены с помощью больших массивов данных.
Литература
Беккер Г. С. Человеческое поведение: экономический подход. Избранные труды по экономической теории. М.: ГУ ВШЭ, 2003.
Вебер М. Основные социологические понятия // Вебер М. Избранные произведения. М.: Прогресс, 1990.
Заработная плата в России: эволюция и дифференциация / под ред. В. Е. Гимпельсона, Р. И. Капелюшникова. М.: Изд. дом ГУ ВШЭ, 2007.
Сото Э. де. Иной путь. Экономический ответ терроризму // Социум. 2008. (Soto H. de. The Other Path: The Invisible Revolution in the Third World. N.Y.: Harper & Row, 1989.)
Сото Э. де. Загадка капитала. Почему капитализм торжествует на Западе и терпит поражение во всем остальном мире. М.: Олимп-Пресс, 2004. (Soto H. de. The Mystery of Capital: Why Capitalism Triumphs in the West and Fails Everywhere Else. N.Y.: Basic Books, 2000.)
Andrews D., Caldera Sánchez A., Johansson А. Towards a Better Understanding of the Informal Economy. OECD Economics Department Working Paper № 873. Paris: OECD, 2011.
Andvig J. Ch. The Economics of Corruption: A Survey // Studi Economici. 1991. Vol. 43. № 1. P. 57–94.
Bardhan P. Corruption and Development: A Review of the Issues // Journal of Economic Literature. 1997. Vol. 35. № 3 P. 1320–1346.
Bertola G. Job Security, Employment and Wages // European Economic Review. 1990. № 34. Р. 851–886.
Betcherman G. An Overview of Labor Markets World-wide: Key Trends and Major Policy Issues. Washington, D.C.: World Bank, 2002.
Boeri T., Garibaldi P. Shadow Sorting / C. Pissarides, J. Frenkel (eds.) NBER Macroeconomics Annual. Cambridge, MA: MIT Press, 2005.
Boeri T., Garibaldi P., Ribeiro M. The Lighthouse Effect and Beyond // Review of Income and Wealth. 2011. Vol. 57. № 1. P. 54–78.
Bosch M., Maloney W. Cyclical Movements in Unemployment and Informality in Developing Countries. IZA Discussion Paper № 3514. Bonn: IZA, 2008.
Chen M. Rethinking the Informal Economy: Linkages with the Formal Economy and Formal Regulatory Environment // Linking the Formal and the Informal Economy: Concepts and Policies / ed. by Guha-Khasnobis B., Kanbur R., Ostrom E. Oxford: Oxford University Press, 2006.
Earle J., Sabirianova-Peter K. S. Complementarity and Custom in Wage Contract Violation // Review of Economics and Statistics. 2009. Vol. 91. № 4. P. 832–849.
Earle J., Sabirianova-Peter K. S. How Late to Pay? Understanding Wage Arrears in Russia // Journal of Labor Economics. 2002. Vol. 20. № 3. P. 661–707.
Farrell D., Meen D., Baser D. D. Turkey: Making the Productivity and Growth Breakthrough. Washington, D. C.: McKinsey Global Institute, 2003.
Feld L. P., Schneider F. Survey on the Shadow Economy and Undeclared Earnings in OECD Countries // German Economic Review. 2010. Vol. 11. № 2. P. 109–149.
Fialova K., Schneider O. Labor Institutions and Their Impact on Shadow Economies in Europe. Policy Research Working Paper № 5913.Washington, D.C.: The World Bank, 2011.
Fields G. S. A Guide to Multisector Labor Market Models. Paper Prepared for the World Bank Labor Market Conference. Washington, D.C.: The World Bank, 2004 (a).
Fields G. S. Dualism in the Labor Market: a Perspective on the Lewis Model after Half a Century // The Manchester School. 2004 (b). Vol. 72. № 6. P. 724–735.
Fields G. S. Labour Market Modeling and the Urban Informal Sector: Theory and Evidence // The Informal Sector Revisited / ed. by D. Turnham, B. Salomé A. Schwarz. Paris: OECD, 1990.
Fields G. S. Segmented Labor Market Models in Developing Countries // H. Kincaid, D. Ross (ed.) The Oxford Handbook of the Philosophy of Economic Science. N.Y.: Oxford University Press, 2009.
Fiess N. M., Fugazza M., Maloney W. F. Informality and Macroeconomic Fluctuations. IZA Discussion Paper № 3519. Bonn: IZA, 2008.
Gereffi G. The Organization of Buyer-driven Global Commodity Chains: How US Retailers Shape Overseas Production Networks // G. Gereffi, M. Korzeniewicz (eds.) Commodity Chains and Global Capitalism. Westport: Praeger, 1994. P. 95–117.
Harris J., Todaro M. Migration, Unemployment, and Development: A Two Sector Analysis // American Economic Review. 1970. Vol. 40. № 1. P. 126–142.
Hart K. Informal Income Opportunities and Urban Employment in Ghana // Journal of Modern African Studies. 1973. Vol. 11. № 1. P. 61–89.
Hart K. Formal Bureaucracy and the Emergent Forms of the Informal Economy // Linking the Formal and the Informal Economy: Concepts and Policies / ed. by B. Guha-Khasnobis, R. Kanbur, E. Ostrom. Oxford: Oxford University Press, 2006.
Hazans M. Informal Workers across Europe Evidence from 30 European Countries. Policy Research Working Paper № 5912. Washington, D.C.: The World Bank, 2011 (а).
Hazans M. What Explains Prevalence of Informal Employment in European Countries: The Role of Labor Institutions, Governance, Immigrants, and Growth. Policy Research Working Paper № 5917. Washington, D.C.: The World Bank, 2011 (b).
Hu A. Economic Growth and Employment Growth in China (1978–2001) // Asian Economic Papers. 2004. Vol. 3. № 2. P. 166–176.
ILO. Employment, Incomes and Equality. A Strategy for Increasing Productive Employment in Kenya. Geneva: ILO, 1972.
ILO. Decent Work and the Informal Economy. Report of the Director-General. International Labour Conference, 90th Session; Report VI. Geneva: International Labour Office, 2002.
Is Informal Normal? Towards More and Better Jobs in Developing Countries / ed. by J.P. Jütting, J.R. de Laiglesia. Paris: OECD, 2009.
Kucera D., Ronkolato L. Informal Employment: Two Contested Policy Issues // International Labour Review. 2008. Vol. 147. № 4. P. 321–348.
Lazear E. Job Security and Employment // The Quarterly Journal of Economics. 1990. Vol. 105. № 3. Р. 699–726.
Leibfritz W. Undeclared Economic Activity in Central and Eastern Europe – How Taxes Contribute and How Countries Respond to the Problem. Policy Research Working Paper № 5923. Washington, D.C.: The World Bank, 2011.
Leontaridi M. L. Segmented Labor Markets: Theory and Evidence // Journal of Economic Surveys. 1998. Vol. 12 № 1. P. 63–101.
Levenson A. R., Maloney W. F. The Informal Sector, Firm Dynamics, and Institutional Participation. Policy Research Working Paper № 1988. Washington, D.C.: The World Bank, 1998.
Lewis W. A. Economic Development with Unlimited Supplies of Labour // Manchester School. 1954. Vol. 22. № 1. P. 139–191.
Linking the Formal and the Informal Economy: Concepts and Policies / ed. by B. Guha-Khasnobis, R. Kanbur, E. Ostrom. Oxford: Oxford University Press, 2006.
Lipton M. Family, Fungibility and Formality: Rural Advantages of Informal Non-Farm Enterprise versus the Urban-Formal State // S. Amin (ed.) Human Resources, Employment and Development. Vol. 5: Developing Countries. L.: McMillan, 1984.
Maloney W. F. Informality Revisited // World Development. 2004. Vol. 32. № 7. P. 1159–1178.
Mazumdar D. The Urban Informal Sector // World Development. 1976. Vol. 4. № 8. P. 655–679.
Morduch J. Between the Market and State: Can Informal Insurance Patch the Safety Net? // World Bank Research Observer. 1999. Vol. 14 № P. 187–207.
OECD. Is Informal Normal? Towards More and Better Jobs. Paris: OECD, 2009.
Oviedo A. M., Thomas M. R., Karakurum-Ozdemir K. Economic Informality Causes, Costs, and Policies – A Literature Survey. World Bank Working Paper № 167. Washington, D.C.: The World Bank, 2007.
Packard T., Koettl J., Montenegro C. E. In From the Shadow: Integrating Europe’s Informal Labor. Washington D. C.: World Bank, 2012.
Perry G., Maloney W., Arias O., Fajnzylber P., Mason A., Saavedra-Chanduvi J. Informality: Exit and Exclusion. Washington, D.C.: The World Bank, 2007.
Pieper U. Deindustrialisation and the Social and Economic Sustainability Nexus in Developing Countries: Cross-country Evidence on Productivity and Employment // The Journal of Development Studies. 2000. Vol. 26. № 4. P. 66–99.
Sassen S. The Global City – Strategic Site/New Frontier / Dharavi: Documenting Informalities. Delhi: Academic Foundation, 2009.
Schneider F. The Shadow Economy and Work in the Shadow: What Do We (Not) Know. IZA Discussion Paper № 6423. Bonn: IZA, 2012.
Sudarshan R. M., Unni J. Measuring the Informal Economy // R. Jhabvala, R. M. Sudarshan, J. Unni (eds.) Informal Economy Centrestage. New Delhi: Sage Publications India, 2003.
Taubman P., Wachter M. L. Segmented Labor Markets // Handbook of Labor Economics. Vol. 2 / ed. by O. Ashenfetter, R. Layard. Amsterdam: EIsevier Science Publishers, 1986.
Torgler B. Tax Morale and Compliance: Review of Evidence and Case Studies for Europe. Policy Research Working Paper № 5922. Washington, D.C.: The World Bank, 2011.
Wachter M. Primary and Secondary Labor Markets: A Critique of the Dual Approach // Brookings Papers on Economic Activity. 1974. Vol. 1974. № 3. P. 637–680.
Williams C. C. Formal and Informal Employment in Europe: Beyond Dualistic Representations // European Urban and Regional Studies. 2009. Vol. 16. № 2. P. 147–159.
Zahariev A. Tax Avoidance in Bulgaria: The Human Capital Approach // Belev B. (ed.) The Informal Economy in the EU Accession Countries: Size, Scope, Trends and Challenges to the Process of EU Enlargement. Sofia: Center for the Study of Democracy, 2003.
Вебер М. Основные социологические понятия // Вебер М. Избранные произведения. М.: Прогресс, 1990.
Заработная плата в России: эволюция и дифференциация / под ред. В. Е. Гимпельсона, Р. И. Капелюшникова. М.: Изд. дом ГУ ВШЭ, 2007.
Сото Э. де. Иной путь. Экономический ответ терроризму // Социум. 2008. (Soto H. de. The Other Path: The Invisible Revolution in the Third World. N.Y.: Harper & Row, 1989.)
Сото Э. де. Загадка капитала. Почему капитализм торжествует на Западе и терпит поражение во всем остальном мире. М.: Олимп-Пресс, 2004. (Soto H. de. The Mystery of Capital: Why Capitalism Triumphs in the West and Fails Everywhere Else. N.Y.: Basic Books, 2000.)
Andrews D., Caldera Sánchez A., Johansson А. Towards a Better Understanding of the Informal Economy. OECD Economics Department Working Paper № 873. Paris: OECD, 2011.
Andvig J. Ch. The Economics of Corruption: A Survey // Studi Economici. 1991. Vol. 43. № 1. P. 57–94.
Bardhan P. Corruption and Development: A Review of the Issues // Journal of Economic Literature. 1997. Vol. 35. № 3 P. 1320–1346.
Bertola G. Job Security, Employment and Wages // European Economic Review. 1990. № 34. Р. 851–886.
Betcherman G. An Overview of Labor Markets World-wide: Key Trends and Major Policy Issues. Washington, D.C.: World Bank, 2002.
Boeri T., Garibaldi P. Shadow Sorting / C. Pissarides, J. Frenkel (eds.) NBER Macroeconomics Annual. Cambridge, MA: MIT Press, 2005.
Boeri T., Garibaldi P., Ribeiro M. The Lighthouse Effect and Beyond // Review of Income and Wealth. 2011. Vol. 57. № 1. P. 54–78.
Bosch M., Maloney W. Cyclical Movements in Unemployment and Informality in Developing Countries. IZA Discussion Paper № 3514. Bonn: IZA, 2008.
Chen M. Rethinking the Informal Economy: Linkages with the Formal Economy and Formal Regulatory Environment // Linking the Formal and the Informal Economy: Concepts and Policies / ed. by Guha-Khasnobis B., Kanbur R., Ostrom E. Oxford: Oxford University Press, 2006.
Earle J., Sabirianova-Peter K. S. Complementarity and Custom in Wage Contract Violation // Review of Economics and Statistics. 2009. Vol. 91. № 4. P. 832–849.
Earle J., Sabirianova-Peter K. S. How Late to Pay? Understanding Wage Arrears in Russia // Journal of Labor Economics. 2002. Vol. 20. № 3. P. 661–707.
Farrell D., Meen D., Baser D. D. Turkey: Making the Productivity and Growth Breakthrough. Washington, D. C.: McKinsey Global Institute, 2003.
Feld L. P., Schneider F. Survey on the Shadow Economy and Undeclared Earnings in OECD Countries // German Economic Review. 2010. Vol. 11. № 2. P. 109–149.
Fialova K., Schneider O. Labor Institutions and Their Impact on Shadow Economies in Europe. Policy Research Working Paper № 5913.Washington, D.C.: The World Bank, 2011.
Fields G. S. A Guide to Multisector Labor Market Models. Paper Prepared for the World Bank Labor Market Conference. Washington, D.C.: The World Bank, 2004 (a).
Fields G. S. Dualism in the Labor Market: a Perspective on the Lewis Model after Half a Century // The Manchester School. 2004 (b). Vol. 72. № 6. P. 724–735.
Fields G. S. Labour Market Modeling and the Urban Informal Sector: Theory and Evidence // The Informal Sector Revisited / ed. by D. Turnham, B. Salomé A. Schwarz. Paris: OECD, 1990.
Fields G. S. Segmented Labor Market Models in Developing Countries // H. Kincaid, D. Ross (ed.) The Oxford Handbook of the Philosophy of Economic Science. N.Y.: Oxford University Press, 2009.
Fiess N. M., Fugazza M., Maloney W. F. Informality and Macroeconomic Fluctuations. IZA Discussion Paper № 3519. Bonn: IZA, 2008.
Gereffi G. The Organization of Buyer-driven Global Commodity Chains: How US Retailers Shape Overseas Production Networks // G. Gereffi, M. Korzeniewicz (eds.) Commodity Chains and Global Capitalism. Westport: Praeger, 1994. P. 95–117.
Harris J., Todaro M. Migration, Unemployment, and Development: A Two Sector Analysis // American Economic Review. 1970. Vol. 40. № 1. P. 126–142.
Hart K. Informal Income Opportunities and Urban Employment in Ghana // Journal of Modern African Studies. 1973. Vol. 11. № 1. P. 61–89.
Hart K. Formal Bureaucracy and the Emergent Forms of the Informal Economy // Linking the Formal and the Informal Economy: Concepts and Policies / ed. by B. Guha-Khasnobis, R. Kanbur, E. Ostrom. Oxford: Oxford University Press, 2006.
Hazans M. Informal Workers across Europe Evidence from 30 European Countries. Policy Research Working Paper № 5912. Washington, D.C.: The World Bank, 2011 (а).
Hazans M. What Explains Prevalence of Informal Employment in European Countries: The Role of Labor Institutions, Governance, Immigrants, and Growth. Policy Research Working Paper № 5917. Washington, D.C.: The World Bank, 2011 (b).
Hu A. Economic Growth and Employment Growth in China (1978–2001) // Asian Economic Papers. 2004. Vol. 3. № 2. P. 166–176.
ILO. Employment, Incomes and Equality. A Strategy for Increasing Productive Employment in Kenya. Geneva: ILO, 1972.
ILO. Decent Work and the Informal Economy. Report of the Director-General. International Labour Conference, 90th Session; Report VI. Geneva: International Labour Office, 2002.
Is Informal Normal? Towards More and Better Jobs in Developing Countries / ed. by J.P. Jütting, J.R. de Laiglesia. Paris: OECD, 2009.
Kucera D., Ronkolato L. Informal Employment: Two Contested Policy Issues // International Labour Review. 2008. Vol. 147. № 4. P. 321–348.
Lazear E. Job Security and Employment // The Quarterly Journal of Economics. 1990. Vol. 105. № 3. Р. 699–726.
Leibfritz W. Undeclared Economic Activity in Central and Eastern Europe – How Taxes Contribute and How Countries Respond to the Problem. Policy Research Working Paper № 5923. Washington, D.C.: The World Bank, 2011.
Leontaridi M. L. Segmented Labor Markets: Theory and Evidence // Journal of Economic Surveys. 1998. Vol. 12 № 1. P. 63–101.
Levenson A. R., Maloney W. F. The Informal Sector, Firm Dynamics, and Institutional Participation. Policy Research Working Paper № 1988. Washington, D.C.: The World Bank, 1998.
Lewis W. A. Economic Development with Unlimited Supplies of Labour // Manchester School. 1954. Vol. 22. № 1. P. 139–191.
Linking the Formal and the Informal Economy: Concepts and Policies / ed. by B. Guha-Khasnobis, R. Kanbur, E. Ostrom. Oxford: Oxford University Press, 2006.
Lipton M. Family, Fungibility and Formality: Rural Advantages of Informal Non-Farm Enterprise versus the Urban-Formal State // S. Amin (ed.) Human Resources, Employment and Development. Vol. 5: Developing Countries. L.: McMillan, 1984.
Maloney W. F. Informality Revisited // World Development. 2004. Vol. 32. № 7. P. 1159–1178.
Mazumdar D. The Urban Informal Sector // World Development. 1976. Vol. 4. № 8. P. 655–679.
Morduch J. Between the Market and State: Can Informal Insurance Patch the Safety Net? // World Bank Research Observer. 1999. Vol. 14 № P. 187–207.
OECD. Is Informal Normal? Towards More and Better Jobs. Paris: OECD, 2009.
Oviedo A. M., Thomas M. R., Karakurum-Ozdemir K. Economic Informality Causes, Costs, and Policies – A Literature Survey. World Bank Working Paper № 167. Washington, D.C.: The World Bank, 2007.
Packard T., Koettl J., Montenegro C. E. In From the Shadow: Integrating Europe’s Informal Labor. Washington D. C.: World Bank, 2012.
Perry G., Maloney W., Arias O., Fajnzylber P., Mason A., Saavedra-Chanduvi J. Informality: Exit and Exclusion. Washington, D.C.: The World Bank, 2007.
Pieper U. Deindustrialisation and the Social and Economic Sustainability Nexus in Developing Countries: Cross-country Evidence on Productivity and Employment // The Journal of Development Studies. 2000. Vol. 26. № 4. P. 66–99.
Sassen S. The Global City – Strategic Site/New Frontier / Dharavi: Documenting Informalities. Delhi: Academic Foundation, 2009.
Schneider F. The Shadow Economy and Work in the Shadow: What Do We (Not) Know. IZA Discussion Paper № 6423. Bonn: IZA, 2012.
Sudarshan R. M., Unni J. Measuring the Informal Economy // R. Jhabvala, R. M. Sudarshan, J. Unni (eds.) Informal Economy Centrestage. New Delhi: Sage Publications India, 2003.
Taubman P., Wachter M. L. Segmented Labor Markets // Handbook of Labor Economics. Vol. 2 / ed. by O. Ashenfetter, R. Layard. Amsterdam: EIsevier Science Publishers, 1986.
Torgler B. Tax Morale and Compliance: Review of Evidence and Case Studies for Europe. Policy Research Working Paper № 5922. Washington, D.C.: The World Bank, 2011.
Wachter M. Primary and Secondary Labor Markets: A Critique of the Dual Approach // Brookings Papers on Economic Activity. 1974. Vol. 1974. № 3. P. 637–680.
Williams C. C. Formal and Informal Employment in Europe: Beyond Dualistic Representations // European Urban and Regional Studies. 2009. Vol. 16. № 2. P. 147–159.
Zahariev A. Tax Avoidance in Bulgaria: The Human Capital Approach // Belev B. (ed.) The Informal Economy in the EU Accession Countries: Size, Scope, Trends and Challenges to the Process of EU Enlargement. Sofia: Center for the Study of Democracy, 2003.
Глава 2. Неформальная занятость: определения, измерения, межстрановая вариация
2.1. Введение
Настоящая глава посвящена методологическим и измерительным аспектам проблемы неформальной занятости. В ней последовательно обсуждаются несколько больших сюжетов: общие методологические проблемы определения и измерения неформальной занятости; межстрановые сопоставления ее уровней; сравнительный анализ доступных российских оценок. Сложность и неоднозначность феномена неформальности проявляется, в частности, в том, что его нелегко операционально определить и измерить. Разные определения и источники данных ведут к разным оценкам и к подчас взаимоисключающим выводам для экономической политики.
В конечном счете «многоликость» понятия неформальности коренится в особенностях институциональной среды современных обществ. Самоочевидно, что, говоря о «неформальном», мы всегда имеем в виду нечто, являющееся антитезой «формального». Однако в современных обществах массив разнообразных «формальностей» (в виде устанавливаемых и защищаемых государством правил и норм – законодательных, административных, иных) настолько велик, что практически не поддается исчислению. Отсюда естественно ожидать не меньшего числа всевозможных «неформальностей» – в виде прямых нарушений либо действий в обход этих правил и норм. Можно сказать, что многообразию всего «формального» соответствует многообразие всего «неформального». Среди прочего это предполагает, что операционализация самого понятия «неформальности» возможна только через отсылку (явную или неявную) к строго определенному набору формальных ограничений, представляющему лишь малую часть от общего их числа. (В результате, например, тенденция, характерная для современных обществ, ко все более полной формализации трудовой деятельности путем введения дополнительных и более полных регуляций может расширять сферу и границы неформальных трудовых отношений.)
Неформальность на рынке труда также имеет множество разнообразных «обличий». Не приходится поэтому удивляться, что в исследовательской литературе мы встречаем десятки, если не сотни, различных определений неформальной занятости, зачастую имеющих между собой достаточно мало общего («какофония» определений). Исследователи могут говорить об очень разных вещах, оперируя при этом одной и той же терминологией. Это делает понятным, почему при изучении неформальной занятости проблемы ее определения и измерения всегда стояли и продолжают стоять очень остро.
Как уже упоминалось в предыдущей главе, впервые в явном виде о феномене неформальности на рынке труда заговорил в начале 1970-х годов выдающийся британский антрополог К. Харт, который сформулировал и ввел в научный оборот понятие неформального сектора [Hart, 1973]. Это понятие было практически мгновенно подхвачено экспертами МОТ и быстро завоевало широкую популярность. Оно не только вызвало к жизни огромный поток исследовательской литературы, но и было взято на вооружение официальными статистическими ведомствами многих стран. Однако в течение двух первых десятилетий после своего рождения понятие неформального сектора находилось, если можно так выразиться, в состоянии свободного плавания. Как национальные статистические службы, так и независимые исследователи интерпретировали его каждый на свой лад, без особого учета того, что делалось до и помимо них. Отсюда – огромный разброс в количественных оценках при крайне низкой степени их сопоставимости.
Первая попытка кодификации была предпринята только в 1993 г. 15-й Международной конференцией статистиков труда (МКСТ), на которой были сформулированы ставшие стандартными определения неформального сектора и занятости в нем [ILO, 1993]. За этим первоначальным подходом, разработанным экспертами МОТ, закрепилось название «производственного» (productive), поскольку при определении границ неформального сектора он исходит из особенностей действующих в экономике производственных единиц (предприятий).
Однако его выдвижение практически сразу же столкнулось с серьезными критическими возражениями – как техническими, так и концептуальными. Во многом под влиянием этой критики через сравнительно непродолжительное время (в начале 2000-х годов) 17-й Международной конференцией статистиков труда было введено новое, более широкое понятие неформальной занятости [ILO, 2003]. Подход, оперирующий этим понятием, получил название «легалистского» (legalistic), поскольку в нем принадлежность работников к формальной или неформальной занятости определяется исходя из характера трудовых отношений, в которые они оказываются вовлечены.
Благодаря усилиям МОТ разночтения в понимании неформальности на рынке труда уменьшились, но было бы большим преувеличением сказать, что они сошли на нет. В литературе по-прежнему встречаются очень разные представления о том, как именно следует понимать и измерять неформальную занятость. Сохраняющаяся разноголосица в определениях отчасти объясняется особенностями конкретных баз данных, с которыми приходится работать исследователям, отчасти – спецификой национальных рынков труда, поскольку в разных странах наибольшую озабоченность могут вызывать разные аспекты проблемы неформальной занятости, отчасти – сохраняющимися расхождениями в концептуальных и методологических установках. Но главное, как мы уже отмечали, – это изначальная «многоликость» самого феномена неформальности, к изучению которого можно подходить под множеством самых разных углов зрения.
При наблюдаемом разнообразии измерительной практики несомненный интерес приобретает вопрос о сильных и слабых сторонах имеющихся альтернативных подходов, о совпадении/несовпадении оценок, получаемых с их помощью, и о возможных причинах, порождающих расхождения в результатах.
Как и для многих других стран, для России вопрос о сопоставимости показателей неформальной занятости является далеко не праздным. Чтобы убедиться в этом, достаточно обратиться к альтернативным оценкам ее масштабов, которые можно встретить в различных исследованиях по российскому рынку труда. Эти оценки «гуляют» в весьма широком диапазоне – от чуть более 5 % до почти трети от всех занятых [Капелюшников, 2012].
Проблема не ограничивается возможными различиями в оценке масштабов неформальной занятости. Нельзя исключить, что использование разных подходов к ее идентификации способно вести к получению совершенно разных картин занятости в целом, межсекторной мобильности рабочей силы (перемещений между формальным и неформальным секторами), межсекторной дифференциации в заработной плате и т. д. Долговременные тренды и циклическое поведение показателей, формируемых на базе разных концепций неформальной занятости, также могут сильно отличаться или даже иметь противоположную динамику [Henley et al, 2006]. Иными словами, результаты анализа оказываются далеко не нейтральными к выбору того или иного конкретного определения. В зависимости от этого будет меняться картина происходящего на рынке труда, а значит, иными с высокой степенью вероятности будут становиться и формулируемые на ее основе нормативные выводы для политики государства.
Глава состоит из пяти разделов, включая введение и заключение. Следующий – второй – раздел посвящен общим методологическим проблемам, возникающим при попытках выделения и измерения неформальной занятости. Раздел 3 обсуждает межстрановую вариацию в оценках. Раздел 4 содержит краткий обзор подходов, предлагающихся для оценки масштабов неформальности на российском рынке труда. В заключении подводятся итоги.
В конечном счете «многоликость» понятия неформальности коренится в особенностях институциональной среды современных обществ. Самоочевидно, что, говоря о «неформальном», мы всегда имеем в виду нечто, являющееся антитезой «формального». Однако в современных обществах массив разнообразных «формальностей» (в виде устанавливаемых и защищаемых государством правил и норм – законодательных, административных, иных) настолько велик, что практически не поддается исчислению. Отсюда естественно ожидать не меньшего числа всевозможных «неформальностей» – в виде прямых нарушений либо действий в обход этих правил и норм. Можно сказать, что многообразию всего «формального» соответствует многообразие всего «неформального». Среди прочего это предполагает, что операционализация самого понятия «неформальности» возможна только через отсылку (явную или неявную) к строго определенному набору формальных ограничений, представляющему лишь малую часть от общего их числа. (В результате, например, тенденция, характерная для современных обществ, ко все более полной формализации трудовой деятельности путем введения дополнительных и более полных регуляций может расширять сферу и границы неформальных трудовых отношений.)
Неформальность на рынке труда также имеет множество разнообразных «обличий». Не приходится поэтому удивляться, что в исследовательской литературе мы встречаем десятки, если не сотни, различных определений неформальной занятости, зачастую имеющих между собой достаточно мало общего («какофония» определений). Исследователи могут говорить об очень разных вещах, оперируя при этом одной и той же терминологией. Это делает понятным, почему при изучении неформальной занятости проблемы ее определения и измерения всегда стояли и продолжают стоять очень остро.
Как уже упоминалось в предыдущей главе, впервые в явном виде о феномене неформальности на рынке труда заговорил в начале 1970-х годов выдающийся британский антрополог К. Харт, который сформулировал и ввел в научный оборот понятие неформального сектора [Hart, 1973]. Это понятие было практически мгновенно подхвачено экспертами МОТ и быстро завоевало широкую популярность. Оно не только вызвало к жизни огромный поток исследовательской литературы, но и было взято на вооружение официальными статистическими ведомствами многих стран. Однако в течение двух первых десятилетий после своего рождения понятие неформального сектора находилось, если можно так выразиться, в состоянии свободного плавания. Как национальные статистические службы, так и независимые исследователи интерпретировали его каждый на свой лад, без особого учета того, что делалось до и помимо них. Отсюда – огромный разброс в количественных оценках при крайне низкой степени их сопоставимости.
Первая попытка кодификации была предпринята только в 1993 г. 15-й Международной конференцией статистиков труда (МКСТ), на которой были сформулированы ставшие стандартными определения неформального сектора и занятости в нем [ILO, 1993]. За этим первоначальным подходом, разработанным экспертами МОТ, закрепилось название «производственного» (productive), поскольку при определении границ неформального сектора он исходит из особенностей действующих в экономике производственных единиц (предприятий).
Однако его выдвижение практически сразу же столкнулось с серьезными критическими возражениями – как техническими, так и концептуальными. Во многом под влиянием этой критики через сравнительно непродолжительное время (в начале 2000-х годов) 17-й Международной конференцией статистиков труда было введено новое, более широкое понятие неформальной занятости [ILO, 2003]. Подход, оперирующий этим понятием, получил название «легалистского» (legalistic), поскольку в нем принадлежность работников к формальной или неформальной занятости определяется исходя из характера трудовых отношений, в которые они оказываются вовлечены.
Благодаря усилиям МОТ разночтения в понимании неформальности на рынке труда уменьшились, но было бы большим преувеличением сказать, что они сошли на нет. В литературе по-прежнему встречаются очень разные представления о том, как именно следует понимать и измерять неформальную занятость. Сохраняющаяся разноголосица в определениях отчасти объясняется особенностями конкретных баз данных, с которыми приходится работать исследователям, отчасти – спецификой национальных рынков труда, поскольку в разных странах наибольшую озабоченность могут вызывать разные аспекты проблемы неформальной занятости, отчасти – сохраняющимися расхождениями в концептуальных и методологических установках. Но главное, как мы уже отмечали, – это изначальная «многоликость» самого феномена неформальности, к изучению которого можно подходить под множеством самых разных углов зрения.
При наблюдаемом разнообразии измерительной практики несомненный интерес приобретает вопрос о сильных и слабых сторонах имеющихся альтернативных подходов, о совпадении/несовпадении оценок, получаемых с их помощью, и о возможных причинах, порождающих расхождения в результатах.
Как и для многих других стран, для России вопрос о сопоставимости показателей неформальной занятости является далеко не праздным. Чтобы убедиться в этом, достаточно обратиться к альтернативным оценкам ее масштабов, которые можно встретить в различных исследованиях по российскому рынку труда. Эти оценки «гуляют» в весьма широком диапазоне – от чуть более 5 % до почти трети от всех занятых [Капелюшников, 2012].
Проблема не ограничивается возможными различиями в оценке масштабов неформальной занятости. Нельзя исключить, что использование разных подходов к ее идентификации способно вести к получению совершенно разных картин занятости в целом, межсекторной мобильности рабочей силы (перемещений между формальным и неформальным секторами), межсекторной дифференциации в заработной плате и т. д. Долговременные тренды и циклическое поведение показателей, формируемых на базе разных концепций неформальной занятости, также могут сильно отличаться или даже иметь противоположную динамику [Henley et al, 2006]. Иными словами, результаты анализа оказываются далеко не нейтральными к выбору того или иного конкретного определения. В зависимости от этого будет меняться картина происходящего на рынке труда, а значит, иными с высокой степенью вероятности будут становиться и формулируемые на ее основе нормативные выводы для политики государства.
Глава состоит из пяти разделов, включая введение и заключение. Следующий – второй – раздел посвящен общим методологическим проблемам, возникающим при попытках выделения и измерения неформальной занятости. Раздел 3 обсуждает межстрановую вариацию в оценках. Раздел 4 содержит краткий обзор подходов, предлагающихся для оценки масштабов неформальности на российском рынке труда. В заключении подводятся итоги.
2.2. Статистические определения: международная практика
В экономической, социологической и статистической литературе для обозначения неформальности на рынке труда используется множество самых разнообразных терминов («недекларируемая работа», «неофициальная занятость», «незащищенная занятость», «нерегулируемая занятость» и т. д.). Однако международное признание в качестве общепринятых статистических стандартов получили лишь два – «занятость в неформальном секторе» и «неформальная занятость». Эти понятия отражают два альтернативных подхода к проблеме неформальности, выработанные МОТ, – более ранний, активно использовавшийся в 1990-е годы, и более поздний, получивший распространение в 2000-е годы. Категории «занятость в неформальном секторе» и «неформальная занятость» – не синонимы, и прояснению соотношения между ними посвящена значительная комментаторская литература.
Первоначальный подход МОТ был связан с введением в статистическую практику понятия неформального сектора. Его развернутое описание было дано в Резолюции 15-й МКСТ в 1993 г. [ILO, 1993]. Важнейшим условием, с учетом которого оно разрабатывалось, была методологическая привязка к принципам построения Системы национальных счетов (СНС).
В рамках СНС принято различать понятия сектора (институционального сектора) и вида экономической деятельности (отрасли). Каждый сектор (корпораций, государственного управления, домашних хозяйств) объединяет однородные производственные единицы (предприятия), сходные по целям, функциям и экономическому поведению. Поскольку неформальный сектор рассматривается как подсектор институционального сектора домашних хозяйств, в него оказываются включены частные неинкорпорированные предприятия, принадлежащие индивидам или их семьям и ведущие свою деятельность без официального оформления [Hussmanns, 2004][19].
Вполне естественно, что при таком подходе границы неформального сектора задаются исходя из особенностей целых производственных единиц (предприятий), а не отдельных рабочих мест внутри них. Согласно Резолюции 15-й МКСТ, к нему следует относить предприятия с низкой капиталоемкостью, низким уровнем организации и небольшими размерами, не имеющие статуса юридического лица и не могущие вступать в договорные отношения от своего имени, с неполным набором счетов и с неограниченной ответственностью по долговым обязательствам, с отсутствием четкой границы между собственно производственной деятельностью и деятельностью по ведению домашнего хозяйства, базирующиеся преимущественно на привлечении случайных работников или личных и родственных связях.
Первоначальный подход МОТ был связан с введением в статистическую практику понятия неформального сектора. Его развернутое описание было дано в Резолюции 15-й МКСТ в 1993 г. [ILO, 1993]. Важнейшим условием, с учетом которого оно разрабатывалось, была методологическая привязка к принципам построения Системы национальных счетов (СНС).
В рамках СНС принято различать понятия сектора (институционального сектора) и вида экономической деятельности (отрасли). Каждый сектор (корпораций, государственного управления, домашних хозяйств) объединяет однородные производственные единицы (предприятия), сходные по целям, функциям и экономическому поведению. Поскольку неформальный сектор рассматривается как подсектор институционального сектора домашних хозяйств, в него оказываются включены частные неинкорпорированные предприятия, принадлежащие индивидам или их семьям и ведущие свою деятельность без официального оформления [Hussmanns, 2004][19].
Вполне естественно, что при таком подходе границы неформального сектора задаются исходя из особенностей целых производственных единиц (предприятий), а не отдельных рабочих мест внутри них. Согласно Резолюции 15-й МКСТ, к нему следует относить предприятия с низкой капиталоемкостью, низким уровнем организации и небольшими размерами, не имеющие статуса юридического лица и не могущие вступать в договорные отношения от своего имени, с неполным набором счетов и с неограниченной ответственностью по долговым обязательствам, с отсутствием четкой границы между собственно производственной деятельностью и деятельностью по ведению домашнего хозяйства, базирующиеся преимущественно на привлечении случайных работников или личных и родственных связях.