Страница:
Эдна Ст. Винсент Миллей «Чем любовь не является»
На том этаже, где находился ресторан, располагалась небольшая уютная комната для тех, кто хотел бы отпраздновать что-нибудь в узком кругу, — такая же, как во многих других заведениях, но гораздо более элегантная. Для того чтобы составить представление об этом помещении, достаточно сказать, что мягкие диваны там были обиты синим бархатом, на стенах висели картины под Рубенса с полнотелыми нимфами и Бахусом. Окна закрывали тяжелые бархатные портьеры. Там же находился небольшой буфет с набором напитков, которым посетители могли пользоваться, не вызывая официанта, длинный обеденный стол и мягкие, с высокими спинками стулья. Место, словно созданное для рандеву. Но в данном конкретном случае это было рандеву на троих. Эмма должна была там ужинать со Стюартом, «только что возвратившимся из Йоркшира», и его дядей, который, как она предполагала, принесет статуэтку с собой, если уже не передал ее Чарли, а тот, в свою очередь, должен был доставить ее немедленно Стюарту на дом. Однако от Чарли пока не было никаких известий.
Эмма была в вечернем туалете, украшенном перьями и с глубоким декольте. Платье цвета глубокой ночи зазывно шелестело при ходьбе. Еще на ней были вечерние туфельки и сережки с «сапфирами» — камни фальшивые, но очень похожие на настоящие. Готовясь к выходу, Эмма остановилась перед зеркалом и задумалась. Единственная причина, по которой она так вырядилась, заключалась в том, что сегодня она должна была очаровать кое-кого настолько, чтобы он отдал то, что отдавать не хотел. Уловка. Опять обман. Она стояла и смотрела на себя, такую нарядную, хотя больше всего ей бы хотелось сбросить с себя эти тряпки и оказаться в старых резиновых сапогах.
Ничего не поделаешь. Она взяла веер, ридикюль, вышитый бисером, и накидку с атласной подкладкой. Во всеоружии она спустилась вниз.
Леонард приехал рано. Он один ждал ее во фраке и галстуке-бабочке. Живот его грозил вылезти из белой жилетки.; К счастью, Стюарт появился уже через пару минут. Она еще никогда не видела его таким красивым. Черный смокинг, зачесанные назад волосы — как тогда, после ванны, — белый шелковый шарф и цилиндр, который он снял, как и пальто, едва вошел. Пальто было то же самое — и вечером, и днем. Наверное, это был любимый предмет его туалета, несмотря на чернильное пятно где-то у края подола.
— Статуэтка при тебе? — первым делом спросил Стюарт, обращаясь к дяде.
— Нет. Я сам отвезу ее к мистеру Вандеркампу. Тебе не о чем волноваться. Я вчера посетил мастера и убедился, — Леонард посмотрел на всех с многозначительной улыбкой, — что он очень способный скульптор.
Из этого следовало, что статуэтки у них все еще нет. Но очевидно, скоро будет. Чарли умел произвести впечатление. Эмма защебетала.
— Времени у нас сколько угодно. Вы принесли провенанс?
Стюарт положил пальто на диван, достал из внутреннего кармана стопку документов и протянул их Эмме.
Она отложила их на какое-то время в сторону, а сама села за стол. Шампанское охлаждалось в ведерке со льдом возле стола.
— Я не могу остаться с вами на ужин, — сказала она. — Но все равно — спасибо за приглашение. — Это рандеву организовал Леонард. — Хотела бы только произнести тост за ваш успех, джентльмены.
Леонард выглядел разочарованным, но взял на себя труд открыть шампанское. Из горлышка пошел дымок, когда он наклонил его, чтобы наполнить бокалы.
Все трое подняли бокалы.
— И еще, господа, давайте выпьем за неожиданное богатство, — сказала Эмма. — И за галантность.
Эмма сделала глоток, взяла в руки провенанс и быстро пробежала документы глазами.
После чего нахмурилась и поставила бокал на стол. Сняла скрепку и еще раз просмотрела все от начала до конца. И в очередной раз подивилась трудолюбию и изобретательности Зака. Там был документ на французском — свидетельство французского ученого, нашедшего статуэтку. К документу прилагался нотариально оформленный перевод на английский язык. Сертификаты подлинности, подписанные академиками. Отчеты археологической экспедиции. Два акта о продажах с разницей в восемьдесят лет, удостоверяющие тот факт, что цена статуэтки выросла в десять раз за указанное время. Ну и все обычные бумаги, которые нужны, чтобы экспонат был выставлен. Она покачала головой, хмурясь. Пришло время начать игру по заранее намеченному сценарию. Сейчас она станет выговаривать Стюарту за то, что его провенанс неполон: не хватает тех самых документов, которые удостоверяли бы то, что вещь принадлежит Стюарту. Это были те самые документы, что они изъяли из папки. Игра подходила к следующей стадии. В свете отсутствия документов, удостоверяющих собственность Стюарта на вещь, он в глазах Эммы становился подозрительным типом. Насколько он, Стюарт, опускался в глазах «страхового агента», настолько Леонард поднимался. Леонард становился ее фаворитом.
— Что-то не так?
— Последние документы датированы 1873 годом. — Эмма посмотрела на Стюарта. — Здесь нет акта о продаже, который удостоверял бы, что собственником статуэтки является ваш отец.
Стюарт поднял брови, продолжая беззаботно потягивать шампанское.
— Это так важно?
— Последний акт о продаже необходим, чтобы документ считался комплектным. Только полный документ дает вам законное право продавать статуэтку.
— Достаточно того, что говорю я: статуэтка моя, и никто не станет это оспаривать. — Стюарт скривил рот, полуобернувшись к Леонарду. — За исключением моего дяди, но он продает ее вместе со мной.
Эмма нахмурилась.
— Так кому она принадлежит? — спросила она, переводя взгляд с одного на другого.
Леонард и Стюарт ответили в унисон:
— Мне.
Эмма растерянно заморгала.
— Хорошо, — сказала она наконец. — Что бы вы ни решили, вам нужен акт о продаже. Иначе нам нечего будет предложить покупателю или покупателям.
— Все, что у меня есть, — перед вами, — сказал им Стюарт. — Насколько я знаю, здесь ничего, кроме этого, никогда не было.
— Провенанс не укомплектован.
Леонард в тревоге спросил:
— Значит ли это, что у нас ничего не получится?
— Отчего же нет, может получиться, — объяснила Эмма, — но вам придется заплатить кому-нибудь, кто... кто может доукомплектовать провенанс.
— Заплатить? — У Леонарда сердце упало. — Много?
— Нет, — сказала Эмма, — всего несколько сот фунтов.
На этот раз слово взял Стюарт.
— Вообще-то у нас с Леонардом возникло небольшое разногласие. Я обратился в суд. Никто из нас не может получить деньги на руки достаточно быстро.
У Эммы брови поползли вверх.
— Как же вы тогда живете?
— В кредит, — сказал Стюарт и пошел против истины. К моменту разговора все его счета, кроме одного, были разморожены. Огромный груз свалился с его плеч. Результат стоил и затрат, и хлопот по юридическому оформлению решения. Что же касается Леонарда, то его дела были совсем плохи. Громадные долги, перерасход средств — за все теперь приходилось расплачиваться, и адвокаты Стюарта тщательно следили за тем, чтобы Леонард погашал долги, не давая ему спуску.
— Вот так дела, — сказала Эмма, переводя взгляд с одного на другого. Выражение лица у ее было такое, как бывает у мамаши, отчитывающей своих непутевых сыновей. Так было надо для того, чтобы Леонард почувствовал себя уязвимым, пристыженным. — В любом случае, — продолжала Эмма, — вы повязаны. — Нахмурившись, она покачала головой.
— У меня есть статуэтка, — с упором на слово «есть» проговорил Леонард. Он ясно давал понять, что если проблему и надлежит решить, то сделать это придется Стюарту, а он, Леонард, тут ни при чем. — Я могу отнести ее мистеру Вандеркампу завтра же. — В противовес тону выражение его лица оставалось крайне озабоченным. А две тысячи фунтов уже истрачены?
Эмма кивнула.
— Мне пришлось отчитаться перед моей компанией и отослать страховую сумму по назначению. Я принесла вам копии. — Она отошла к краю дивана, туда, где были сложены пальто, и достала стопку документов, отпечатанных на дорогой мелованной бумаге отличного качества. На первой странице вверху имелся красивый вензель со словами «Лондон, компания „Кембрик“. — Компания маленькая, но с хорошей репутацией и такая, с которой, скажем так, легко работать. Затем мне пришлось выплатить Вандеркампу ювелиру и тому, кто будет изготавливать копии провенанса, аванс, чтобы дело продвигалось быстрее. Все готовы приняться за работу. Я постаралась все сделать для вас как можно быстрее и уже подыскиваю вам покупателей.
— Ну что же, я свои обязательства выполнил, — сказал Леонард, скривив губы, и взглянул на племянника так, что тот должен был почувствовать себя злобным карликом рядом с великодушным гигантом — своим дядей.
Стюарт, не поднимая глаз, пил шампанское. Как бы тяжело ему ни было играть свою роль, он играл ее безупречно. Он молчал, не пытаясь оправдаться.
— Ничего, я вам помогу, — сказала Эмма. Неодобрительно щелкнув языком, она обратилась к Стюарту: — Вы помните, у кого ваш отец купил эту вещь?
— У какого-то парня во Франции.
— Во Франции много парней. — Эмма покачала головой и посмотрела на Леонарда, словно говоря: ваш племянник безнадежен. Теперь она была на волосок от того, чтобы заключить негласный союз с Леонардом против Стюарта. — Ничего, — повторила Эмма. — Если мы не можем выяснить, у кого она была куплена, то этого никто другой тоже сделать не сможет. Как звали вашего отца? Мне придется изготовить дубликат последнего акта продажи.
— Дубликат?
Так, словно перед ним был неразумный ребенок, Леонард объяснил:
— Фальшивку, Стюарт. Она собирается заказать своему человеку изготовить фальшивку того акта, который ты потерял.
Стюарт нахмурился.
— Я ничего не терял. Его просто там не было. — Он взглянул на Эмму. — И у меня нет денег, чтобы платить еще за что-то.
— У меня есть, — сказала Эмма. Она достала из ридикюля маленькую записную книжку и что-то быстро туда вписала. — Никому не говорите. У меня здесь есть счет. Моей компании это вряд ли понравилось бы. Я сниму деньги со счета, а вы заплатите мне, как только получите назад свои деньги. Небольшая ссуда. Надеюсь, ненадолго.
— Вы серьезно? — воскликнул Леонард. — Господи! Вы просто золото! — Он смотрел на нее во все глаза. — Вот женщина, на которую может положиться мужчина.
— Я просто не могла оставить вас в таких затруднительных обстоятельствах. Что еще я должна была делать? — Она послала Стюарту осуждающий взгляд, после чего любезно улыбнулась Леонарду. — Мне бы не пришлось вам ничего давать, если бы я вас здесь бросила. — Она села за стол, открыла ридикюль, достала пустой банковский бланк и ручку и принялась выписывать им чек.
Леонард смотрел на бегущее перо словно зачарованный.
— Должна сказать, — говорила Эмма, продолжая писать, — что я не хотела бы, чтобы моя благодарность вылилась в такие хлопоты. — Она протянула чек с еще не просохшими чернилами Стюарту. — Я могла бы догадаться, что вы, господа, попадете в какую-нибудь историю. Вот, возьмите адрес. — Она вырвала листок из записной книжки. — Передайте этому парню свой провенанс, вернее — то, что у вас от него имеется. Объясните ему свою проблему примерно так, как это сделала я. За определенную сумму он возьмется все устроить. Если этого будет недостаточно, скажите, чтобы увиделся со мной. — Она встала, поигрывая бокалом с остатками шампанского.
— Теперь я должна идти, — сказала она. — Я встречаюсь с клиентами за ужином. Простите, что вынуждена торопиться. — Она ослепительно улыбнулась. — Но вы меня понимаете. — И она сделала пальцами жест, словно перебирает банкноты.
Леонард остановил ее у двери, взяв ее руку в свою.
— Моя дорогая леди Хартли. Если я что-нибудь могу для вас сделать, — проговорил он с искренней благодарностью в голосе, — я всегда к вашим услугам. В любое время. — С этими словами он вложил ей в ладонь свою карточку.
«Вообще-то, Лео, ты мне еще понадобишься. И очень скоро».
Но улыбнулась она ему с благодарностью.
— Нет, нет. Вы с вашим племянником и так оказали мне несколько дней назад большую услугу. Я лишь надеюсь, что моя ответная услуга не будет обрастать нового рода неожиданностями.
Эмма ушла, но Стюарт оставался в игре.
— Я не доверяю ей, — сказал Стюарт дяде. — Деньги испарились. Я хочу расспросить одного своего приятеля в парламенте, его фамилия Мотмарш, об этой страховой компании. Он, я знаю, интересуется искусством.
— Боже, только не это! — с пылом воскликнул Леонард. — Говорю тебе, я видел того парня за работой. Он делал статуэтку для кого-то другого. Прекрасная работа! И этой женщине я доверяю как себе.
За десертом тем не менее Леонард задумчиво протянул:
— Хотелось бы мне знать эту страховую компанию. Я надеялся на «Ллойд».
— Ты про страховое общество «Кебрик»? Мне это название известно. Оно не такое крупное, как «Ллойд», но у него есть контора на Бонд-стрит.
Стоило Леонарду озвучить свои сомнения, как Стюарт, словно ненароком, развеивал их. Улучив момент, Стюарт принимался нападать на Эмму, позволяя Леонарду убеждать его, Стюарта, в надежности Эммы, самому укрепляться в подобных мыслях. Стюарт не забывал время от времени рассеянно угрожать Леонарду тем, что расскажет кому-то о происходящем: полиции, члену парламента, приятелю.
Под конец ужина — самого длинного и мучительного ужина в жизни — Стюарт был практически уверен в том, что Леонард не выйдет из игры. Леонард видел в нем ненадежного партнера, опасно колеблющегося, который при всем том ожидает получить половину прибыли от предприятия, успеху которого он лишь мешал, в то время как женщина, к которой он испытывал уже нечто близкое к обожанию, милая, умная леди Хартли, заслуживала чего-то большего за свои щедрые хлопоты.
Эмма читала в постели в тот момент, когда что-то похожее на тень спрыгнуло с перил балкона соседнего номера на ее балкон. Тихо открылись стеклянные двери, легкие шторы заколыхались, и тень оказалась в комнате. Эмма с квадратными от страха глазами забилась в угол кровати, испуганно натягивая одеяло до подбородка.
— Кто...
— Полегче. — Голос был знакомый и звучал обнадеживающе. Стюарт подошел к кровати, в световой круг, образованный лампой, и обрел свой привычный облик.
— Что ты здесь делаешь? — прошептала она.
— С меня довольно, — сказал он.
— Довольно чего? — Тут она поняла, что он мог и не знать. — Стюарт, Леонард ждал меня в читальне, когда я вошла. — Она тихо засмеялась. — Ты здорово поработал за ужином. Слишком даже хорошо. Он снял номер напротив.
— Что?
— Он тебе не доверяет. — Эмма прыснула от смеха. — А теперь тебе надо уходить. Я думаю, завтра или послезавтра наступит развязка. Он готов. Я его еще немного подтолкну. Тебе здесь нельзя находиться, это опасно.
Он молча вникал в смысл ее слов, но после того, как она все сказала, лишь пожал плечами. Он ничего не отвечал ей несколько минут. Не произносил ни слова. Он был опасен. Взгляд его скользнул вниз от ее губ к груди, затем медленно вскарабкался вверх, чтобы встретиться с ней глазами. У Эммы было такое ощущение, будто к ней в номер влетел сам граф Дракула, тень, материализовавшаяся в человека, в мужчину сверхъестественной красоты.
А вокруг темнота.
— Я устал, — сказал он, растягивая слоги больше для удовольствия, нежели из-за какого-то дефекта речи, — от ожидания. Я целыми ночами брожу по дому. Я не могу спать. Стоит мне подумать о тебе, Эмма, как во мне разгорается ревность к каждому мужчине, который проходит возле тебя. Я ненавижу консьержа за то, что он касается твоей руки, протягивая тебе ключи. Я завидую швейцару, потому что он может смотреть на тебя всякий раз, как ты входишь и выходишь. Но больше всего я ненавижу Леонарда. Когда я вижу, как он на тебя смотрит, я готов его убить. Но это еще не все. Есть еще и покойный муж, которого я бы мечтал вытащить из могилы и стереть в пыль. Какое кому дело до того, где сейчас Леонард? Я в смятении, меня разрывает на части ревность, и я здесь для того, чтобы что-нибудь по этому поводу предпринять.
— Я... — Эмма покачала головой, силясь придумать ответ на его исповедь. — Стюарт, я говорила тебе об опасности выйти из роли.
Он тихо засмеялся:
— Тебя беспокоит, что я выйду из роли?
— Ты знаешь, что я имею в виду. Предполагается, что мы злы друг на друга.
— Я вполне мог бы взрастить в себе гнев. Наброситься на тебя. Завтра утром ты можешь ему пожаловаться. Скажи один раз «да», затем скажи «нет» плюс все, что тебе захочется, и я пойму, что это часть игры. Я неплохо разбираюсь в играх.
Да, она начинала верить в то, что он действительно отличный игрок. Эмма решительно покачала головой. Это совершенно не входило в ее планы.
— А ведь это может сработать нам на руку, — говорил он. — Если только он не вбежит сюда и меня не пристрелит. Так что постарайся говорить тише. Если он спросит, утром ты могла бы сказать ему, что я хам и негодник. И ты не погрешишь против истины. Скажешь, что я взял тебя против твоей воли. Придумай что угодно. Скажи
мне, чего ты хочешь, Эмма. Скажи мне. — Он развел руками. Ему нечего было больше объяснять.
— Стюарт...
— Ты повторяешься. Кроме того... — он опять понизил голос до шепота, — если он живет напротив, ты его разбудишь. Замолчи — или он явится сюда с ружьем. — Он обернулся, загасил лампу, обходя кровать, и комната погрузилась во мрак. Только призрачный лунный свет освещал его темный силуэт. — В темноте, — продолжал он с хриплым смешком, — он мог бы промахнуться и пристрелить вместо меня тебя, мой дорогой партнер. А теперь окажи мне содействие. Как бы ты хотела, чтобы я тебя соблазнял?
— Я... Я не стала бы! — Она собиралась добавить: не смей!
Но когда она открыла рот, он уже был совсем рядом и приложил палец к ее губам.
— Тс-с.
Отчего этот звук подействовал на нее успокаивающе? Этого не должно было быть, и тем не менее это было именно так. Этот звук и этот запах. О, этот его запах, густой и дурманящий, как ванна с персидскими благовониями. И еще «тс-с» — от этого словно исходил аромат кардамона, апельсинового цвета и розовых лепестков. Почему от Стюарта так сказочно-хорошо пахнет?
Он навис над ней, провел губами по ее шее. Он только что с улицы, и кожа его и губы были прохладными. Она обнаружила, что с наслаждением вдыхает его теплый аромат, солнечный, пряный, как будто сюда, в чопорную английскую спальню, вдруг проник дух восточного базара... Она представляла корзины с разноцветными порошками — амбра, охра, шафран, корица, пряности и благовония — цвета ржавчины, красные, оранжевые, цвета огня. Перед закрытыми глазами Эммы колыхались, расплываясь, цветные полосы.
Он тихо зашептал ей на ухо:
— Надеюсь, ты не возражаешь, но... — Пауза.
«Не возражаю против чего?» И паузы в его воображении давали ей возможность... передохнуть? Додумать? В полной мере ощутить предвкушение продолжения? Он продолжал, и внутри у нее все сжималось, столько всего обещали его голос, запах, слова.
— Но я не могу... ах... — он вздохнул, слегка озвучив свой вздох голосом, — я не могу забыть, как ты выглядела тогда на стуле. Это сводит меня с ума. Так что я собираюсь привязать тебя к другому и взять, как тогда.
Она уже и так отчаянно мотала головой, еще сильнее замотать было бы весьма трудно.
— Нет, я...
— Хорошо, к кровати. Перевернись.
Таков был ее выбор? На стуле или лежа на животе, привязанной к кровати? Темный силуэт прикоснулся к чему-то на шее. Ну да, его чертов шейный платок! Этот человек безумен, не иначе.
— Стюарт, — начала она. — Я подвинусь. — Она перевернулась.
— О, замечательно. — Он немедленно успокоился, что доказывало, что он стремился к этому с самого начала. Он присоединился к ней. — А теперь раздвинь немного ноги. Я думаю, это меня утешит.
Она издала вздох тревоги и, да поможет ей Бог, возбуждения. И облизнула губы.
— Ты не могла бы раскрыть ноги немного пошире? — спросил он, когда она приподнялась на локтях.
— Ты дашь мне минутку, хорошо?
Он засмеялся, откинул покрывало и, взяв ее за лодыжку, подтянул к столбику кровати. Ей пришлось подвинуться вперед, ибо лодыжку он привязал довольно крепко.
Она не могла удержаться.
— Стюарт, я... я не хочу терять контроль. Это пугает меня.
— Я знаю. Поэтому и собираюсь тебе помочь. — Он прижал ее к кровати так, что спина выпрямилась и стала плоской. Она уткнулась лицом в подушку и вытянула руки. Согнув одну ногу в колене, он добился того, что ноги ее оказались раздвинутыми так широко, как он желал.
Он немедленно задрал ей рубашку. До самого верха. Лунный свет лился на нее, совершенно обнаженную.
— О Господи! Какое ощущение! — Она вновь поднялась на локтях, осмотрелась. Между тем Стюарт встал над ней на колени, переместившись на ту сторону постели, с которой привязал к столбику кровати ее ногу. Он просто смотрел на нее. Смотрел и смотрел, словно и вправду мог видеть в темноте так же ясно, как летучие мыши. Она чувствовала возбуждение от того, что обнажена его взгляду, но этого было недостаточно. Он протянул руку и накрыл ладонью ее лобок, потом нажал.
И она прогнулась, закинув назад голову. Она судорожно глотнула воздух. Наслаждение. Он провел своей теплой ладонью вверх, потом вниз, а потом раздвинул ее плоть пальцами.
Она слышала его хрипловатый смех.
— Совсем ручная, — пробормотал он. — Ты стала совсем ручной, распутница.
О да, она действительно стала совсем ручной. Когда он вошел в нее пальцем, она даже не подумала его останавливать, не подумала защищать себя. Она сама еще шире раскрыла ноги, резким движением высвободила лодыжку — Стюарт словно и не обратил на это внимания. Она протянула к нему руки.
— Иди ко мне, — попросила она шепотом, в котором с трудом узнала собственный голос.
— Когда я найду нужным и как я найду нужным.
Он медленно расстегнул сорочку, глядя на нее, нагнулся и расстегнул ее ночную рубашку у ворота; одним движением снял ее через голову.
— Поднимись, — тихо сказал он и чуть отстранился, чтобы полюбоваться ее наготой. И лишь после этого он опустился на нее. Брюки его уже были расстегнуты. Все случилось быстро. У Эммы голова шла кругом. На смену чувству собственности пришло ощущение интимности. Тело Стюарта, обнаженное горячее и твердое. Он любил ее, он старался не торопить события, но оба они были слишком жадны. Две-три минуты — и она была на грани крика... Вот оно, приходит... вершина... Он зажимал ее рот своим, он не давал вырваться наружу ни ее крикам, ни своим. Когда все было закончено, оба дрожали крупной дрожью. Стюарт неслышно смеялся.
И тогда он склонился к ее уху и прошептал:
— Слишком ручная. Перевернись. Положи руки за голову. — Он твердо, массирующими круговыми движениями провел ладонями по ее голой спине, по ребрам, ягодицам...
Стюарт не признавал правил, кроме одного: если ей это доставляет удовольствие, он будет это делать... его влажное тело, горячее, возбужденное, блестящее в бледном лунном свете... звуки его дыхания...
Она чувствовала, что звуки рвутся из нее... Рвутся неудержимо. Она продолжала кусать губы, но все бесполезно. От осознания того, что происходит, глаза ее округлились от страха. Любой, кто оказался бы поблизости, понял бы, что она делает. Любой, кто не спит... Каждый...
Стюарт прошептал:
— Сейчас сюда сбежится весь отель, включая Леонарда, Эмма. Нам придется подняться на крышу.
— На крышу?
— Да, мы пойдем туда обнаженные. В конце коридора есть пожарная лестница. Всего-то миновать с полдюжины дверей. Выходи и поверни налево. Пожарная лестница проходит над коридором, в конце тупик. Коридор темный и немного пахучий, потому что он проходит над кухней, но кухня закрыта. Никто не увидит. Я все проверил. Можешь не волноваться. Это безопасно.
— Ты планировал, что мы поднимемся голые на крышу?
— Да. Я люблю играть — я подумал, что это было бы забавно.
— Забавно? — Она не знала, что и думать. — Нет, — прошептала она. — Я не пойду голая по коридору к пожарной лестнице. — Эмма рассмеялась — так абсурдно все это звучало. Безопасно. О да! — Люди увидят нас, Стюарт. Кроме того, сейчас разгар зимы. Мы замерзнем до смерти. — Видит Бог, этот человек нуждался в опекуне. Желательно в таком, который имел бы опыт работы в сумасшедшем доме.
— Нет, никто нас не увидит, Эмма. Сейчас глубокая ночь. Кроме того, там есть вентиляционное отверстие для пара, я только не знаю, от отопительной системы или от прачечной. Но там стоит труба с маленькой жестяной крышей. И из нее идет воздух, горячий, как пар. И все вокруг согревает. Я осмотрел все это и подумал о тебе. — Он засмеялся в своей манере — с придыханием. Порочно. — Голая, — сказал он, — под трубой. Такой горячей...
— Отлично. Тебе и карты в руки. Ты иди. А я остаюсь здесь. Мне и здесь замечательно. Стюарт, посмотри на меня. Я низенькая и... э-э... несколько толстовата. Ты — нет. Я понимаю. Если люди увидят голым тебя, они могут в глубине души насладиться зрелищем. — Она засмеялась снова. — А что касается меня, то над моим животом они будут смеяться...
Он тут же ее перебил:
— Нет, не будут. — И добавил со всей искренностью: — У тебя красивый живот, Эмма.
— В стиле Рубенса, — саркастически уточнила она.
— Именно.
— Что означает «толстый», Стюарт. В хорошем смысле, конечно.