Перспектива такого будущего, как кошмар, преследовала известного английского писателя Олдоса Хаксли в последние годы его жизни. Незадолго перед смертью он писал, что «технический прогресс ущемляет маленького человека и помогаем Большому Человеку» почти во всех сферах общественной деятельности. Эрих Фромм, один из наиболее популярных на Западе философов, в своих книгах и статьях постоянно предостерегает об опасности такого общества, где «человек строит машины, действующие как люди, и создает людей, действующих как машины». Эту цивилизацию кондиционированного воздуха и кондиционированного сознания обличает в романе «451° по Фаренгейту» знаменитый фантаст Рэй Брэдбери.
    Азимов рассматривает социальные последствия научно-технической революции несравненно дальновиднее большинства философов и социологов на Западе. Для него всевластие технократической олигархии — это не фатальный исход, а лишь одно из возможных последствий научного прогресса в том случае, если его плодами завладеет в своекорыстных интересах привилегированное меньшинство, «высшая каста», каково бы ни было ее происхождение.
    Как герой романа, так и его читатель приходят к осознанию этой опасности постепенно, убеждаются в пей годом событий. Вначале Харлан не подвергает сомнению ни разумность установленных в Вечности порядков, пи право Вечных по своему усмотрению кроить и перекраивать историю человечества. Больше того, этот порядок кажется ему единственно справедливым, а деятельность Вечных — продиктованной исключительно заботой о благополучии человеческого рода. Постоянное вмешательство их в судьбы людей воспринимается им как тяжелое, но добровольно возложенное Вечными на себя бремя ради счастья всех прошлых, настоящих и будущих поколений. «Вечность, — поучает он, — не забава и не развлечение для скучающих особ. Мы работаем дни и ночи. Мы осуществляем величайшую миссию. Мы изучаем до мельчайших подробностей все Времена с основания Вечности и до последних дней рода человеческого и рассчитываем неосуществленные возможности, а число их бесконечно, но среди них нам надо отыскать самые лучшие, а затем мы ищем момент Времени, когда ничтожное действие превратит эту возможность в действительность, но и лучшая действительность не предел, и мы снова ищем новые возможности, и так без конца…»
    Под влиянием различных обстоятельств Харлан, однако, начинает колебаться в своих убеждениях, внушенных ему в процессе обучения и воспитания. Его все больше возмущает иерархический строй с его «высшими» и «низшими» кастами, где на социальном дне находятся обычные люди — «времяне», похищаемые из реальности для обслуживания Вечных. Он узнает об интригах среди Вечных, об использовании ими аппаратов для подслушивания и слежки, об утонченных методах расправы с нарушителями установленных порядков. В конце концов он обнаруживает, что сама Вечность больше похожа не на идеализированный средневековый монастырь, а на полицейское государство. Ему нечего возразить на обвинения, брошенные ему в лицо Нойс; Вечность предстает перед ним «такой, какой она была в действительности — клоакой закоренелых психопатов, спутанным клубком человеческих жизней, беспощадно вырванных из своей среды».
    В ходе драматических столкновений с действительностью, в процессе личных переживаний Харлан пересматривает моральные ценности, которыми руководствовался прежде. Его уверенность в правоте и непогрешимости Вечных по отношению к обитателям Времени поколеблена репликой Нойс «Но ведь это же преступление!.. Как вы смеете? Кто позволил Вечным распоряжаться нашей судьбой?» Раздражение, которое у него первоначально вызывали сожаления окружающих об отдельных последствиях вмешательства в реальность, перерастает в сомнения в необходимости всей деятельности Вечных вообще.
    С незаурядным художественным мастерством и психологическим тактом писатель показывает, как в душе его героя, наделенного обостренным чувством социальной справедливости, нарастает протест Побуждаемый сначала стремлением лишь реформировать, усовершенствовать социальный строй внутри Вечности, Харлан приходит к решению уничтожить Вечность.
    В «Конце Вечности» Азимов обращается к «вечной» философской и моральной проблеме — к конфликту между целью и средствами ее достижения в человеческой деятельности. Эта проблема, над решением которой бились целые поколения мыслителей в прошлом, приобрела исключительную остроту в нашу эпоху, когда развитие науки и техники вложило в руки людей ни с чем не сравнимые средства разрушения и созидания, поставив человечество перед дилеммой во имя каких целей они будут употреблены Решение, которое предлагает Азимов, глубже и убедительнее, чем в подавляющем большинстве философских трактатов и моральных нравоучений на эту тему. Его роман содержит в себе опровержение знаменитого иезуитского принципа «цель оправдывает средства», которым обосновывались самые ужасные преступления в истории.
    Азимов не останавливается на том сравнительно элементарном и очевидном для каждого случае, когда благородные цели лицемерно провозглашаются для маскировки эгоистических, корыстных интересов отдельных лиц или же привилегированных слоев. Его занимают гораздо более сложные ситуации, когда люди искренне убеждены в благородстве поставленных ими перед собой целей и когда эти цели в самом деле благородны. Могут ли вообще люди искать оправдания своим поступкам в тех целях, которыми они руководствуются? Во имя чего, например, можно без зазрения совести принести в жертву 50 миллиардов людей? Отвечая на этот вопрос, Азимов прежде всего показывает, что за благородными целями могут скрываться совершенно иные мотивы и побуждения, в которых люди не отдают себе отчета На первый взгляд Вечные в романе ставят перед собой «только одну цель — улучшение реальности, увеличение суммы человеческого счастья». Они искренне верят в это. Однако затем оказывается, что вмешательство Вечных в жизнь людей могло подсознательно быть продиктовано им просто стремлением увековечить свое господство над человечеством И даже Твиссел, председатель Совета Времени, делится с Харланом своими сомнениями на этот счет «А вдруг мы, несмотря на все наши самые честные и благородные намерения, остановили эволюцию человека, потому что боялись встретиться со сверхлюдьми?»
    Идея путешествия во Времени, воплощенная в романе, позволяет писателю поставить проблему цели и средств в масштабе человеческой истории в целом. Как узнать, в самом деле, в чем состоит наибольшее благо, наивысшая цель с точки зрения всего человеческого рода? В эпилоге романа Азимов вкладывает в уста Нойс собственные размыш ления о месте и призвании человечества во вселенной «Наивысшего блага?… А что это такое? Кто отвечает на этот вопрос? Ваши счетные машины, ваши анализаторы ваш Кибермозг?» Трудность, связанная с ответом на эти вопросы, как считает Азимов, состоит, однако, не в том, чтобы найти формулу человеческого счастья, равно пригодную для всех времен и народов. Даже если бы подобная формула была найдена, оказалось бы, что ее невозможно применить.
    Высшее благо для человечества в целом отнюдь не совпадает с суммой наибольшего благополучия для людей на каждом отдельном отрезке, в каждом столетии всемирной истории, для каждого народа и поколения. Разве рабство в античном мире было наибольшим из всех возможных благ для подавляющего большинства людей в тот период? Не лучше ли было бы для индейцев XVI–XIХ веков, чтобы европейцы вообще не открывали Америку7 Можно ли утверждать, что революции и гражданские войны совпадали во времени с увеличением благополучия живших в тот период поколений? Погоня за наибольшей суммой благ для каждого текущего поколения заставила бы исключить из всемирной истории почти все периоды крутой ломки устоявшихся отношений и привела бы к резкому замедлению, если не к прекращению общественного прогресса. И не случайно вся будущая история человечества, описанная в романе, приобретает характер бесконечного повторения уже пройденных циклов. «Любая система, — пишет автор, — которая, подобно Вечности, позволяет кучке людей принимать решения за все человечество, выбирать за человечество его будущее, неизбежно приводит к тому, что высшим благом начинают считаться умеренность и безопасность — синонимы посредственности» Противоречие между целью и средствами, как считает Азимов, нельзя разрешить, просто заменив одну цель другой. Решение проблемы вовсе не состоит в том, что взамен цели — «наивысшее благо», которую преследуют Вечные, люди из скрытых столетий навязывают человечеству иную, лучшую цель. Каковы бы ни были цели, которыми действительно руководствуются люди, их реальное значение в истории исчерпывается тем, что позволяет давать моральную оценку их поведению и поступкам.
    В масштабе всемирной истории каждая определенная цель, коль скоро она осуществлена, превращается в средство достижения последующих целей. Согласно материалистическому пониманию истории развитие общества — это не продукт идеальных побуждений людей, а результат тех материальных средств, которые были на всем ее протяжении употреблены ими во имя разных целей. Именно эти средства, приводимые в движение людьми, независимо от их субъективных намерений, — единственная действующая причина в истории, лишь она одна может сказаться на ходе общественного развития. Лучшая цель поэтому та, которая предполагает употребление, наилучших, возможно более гуманных средств для своего достижения.
    Заставляя читателя задуматься над этими проблемами, роман Азимова тем самым помогает осознать, что нет и не может быть таких целей, которые оправдали бы в глазах человечества термоядерную войну, диктатуру кучки олигархов, вооруженную интервенцию, подавление демократических прав народа, расовую ненависть и прочее социальное зло. Каждый человек, пусть в небольшой степени, в своем роде Харлан; от его решений и действий тоже зависит, будет или не будет увековечен антагонистический общественный строй со всеми его катаклизмами и несправедливостями.
    Прочитав роман Азимова, читатель, разумеется, вправе также спросить: допустимы ли с научной точки зрения те предположения, которые положены автором в основу сюжета? На этот вопрос, рискуя разочаровать некоторых, приходится ответить отрицательно. В романе «Конец Вечности» можно обнаружить два слабых места. Одно из них — слишком вольное обращение с понятием «время», другое связано с социологической концепцией автора. В соответствии с современными философскими и физическими представлениями об объективном мире время и пространство являются не абсолютными, а относительными свойствами движущейся материи. При всей относительности времени оно, однако, обладает исключительно важным объективно присущим ему признаком, а именно — необратимостью. Иначе говоря, все процессы, происходящие во времени, протекают в одном направлении: от прошлого через настоящее в будущее. Употребляя по отношению ко времени такое определение, как «четвертое измерение», нельзя рассматривать его упрощенно в виде какого-то своеобразного пространственного вместилища, где одновременно сосуществуют все прошлые и будущие состояния каждого явления! В любой данный момент времени реально существует только настоящее; прошлое же и будущее объективно существует только в качестве элементов этого настоящего; первое — как его основание, причина, а второе — потенциально, как возможность.
    Любое путешествие во времени согласно теории относительности допускается лишь как результат того реального процесса, что в различных движущихся системах время протекает хотя и в одном направлении, но при определенных условиях с разной скоростью. Путешественник во времени, образно говоря, может перенестись в далекое будущее, но он никогда не может вернуться даже в самое непосредственное прошлое; самое большее, на что он может рассчитывать, — это наблюдать следы прошлого в настоящем, а также реконструировать элементы прошлого по этим следам. Использовать, например, энергию предстоящей в отдаленном будущем «вспышки Солнца» так же нелепо, как печь хлеб из муки урожая будущего года.
    Необратимость времени — это не постулат той или иной физической теории, но краеугольный принцип научного знания. Нарушение этого принципа равносильно отказу от научного детерминизма, от причинности, на чем зиждется все здание науки. Как ученый и энциклопедически образованный человек, Азимов прекрасно сознает это и, чтобы не вводить читателя в заблуждение, формулирует от имени Августа Сен-нора, одного из персонажей романа, неразрешимые научные парадоксы, которые влечет за собою гипотетическое предположение об обратимости времени.
    Другое, столь же произвольное допущение в романе — это неправомерное преувеличение роли случайности в развитии общества. Азимов, по-видимому, разделяет весьма распространенное на Западе среди философов, социологов и историков мнение, будто история человечества всецело зависит от случайного стечения обстоятельств; так что даже самые ничтожные изменения, складываясь в длинные причинно-следственные связи, могут совершенно изменить ход исторического развития. Собственно говоря, именно на этом представлении построено описанное в романе вмешательство Вечных/в судьбу человечества: произвести Минимально Необходимое Воздействие с таким расчетом, чтобы оно повлекло за собою Максимально Ожидаемую Реакцию. Оказывается, «достаточно заклинить муфту сцепления в двигателе», или «испортить тормоза в автомобиле одного конгрессмена», или даже «переместить ящик с одной полки на другую», чтобы произвести крутой поворот во всей последующей истории человечества.
    Страницы романа, где описываются последствия подобного вмешательства Вечных в историю, буквально напрашиваются на сравнение с не менее фантастическими рассуждениями знаменитого историка Арнольда Тойнби о том, что всемирная история приобрела бы совершенно иной вид, если…
    Александр Македонский не умер бы в возрасте 32 лет, турки не захватили бы Вену в 1683 году, а у Вильсона было бы лучше здоровье.
    Для того чтобы убедиться в наивности и несостоятельности такого рода предположений, в данном случае нет надобности пускаться в пространные доказательства закономерного характера развития общества. Достаточно сформулировать несколько вопросов, на которые может быть дан только один вполне определенный ответ: если бы Гутенберг не изобрел типографского шрифта, неужели мы до сих пор переписывали бы все книги от руки; если бы Колумб не открыл Америку, неужели мы до сих пор не подозревали бы о ее существовании; если бы не родились Уатт, Фарадей, Дизель и десятки других ученых, неужели мы до сих пор передвигались бы только на лошадях, жили бы при свете свечей и т. п. Конечно, нет! В этом нас убеждает уже тот простой и очевидный факт, что все великие открытия непосредственно отвечали потребностям своей эпохи, логично напрашивались из предшествовавшего развития и, как правило, совершались неоднократно и параллельно разными людьми.
    Отказывать роману «Конец Вечности» в эпитете «научно-фантастический» под предлогом содержащихся в нем некоторых произвольных допущений было бы все равно, что сомневаться в реалистичности какого-либо художественного произведения только на том основании, что его герои — вымышленные лица. «Конец Вечности» — это не трактат о свойствах времени и о роли случайности в истории, а научно-фантастический роман о возможных социальных последствиях научно-технической революции нашего века.
    Без тех гипотетических предположений, которые сделал автор, не было бы ни увлекательного романа, пи своевременного предостережения о реальных опасностях на пути к великому будущему человечества. И за то и за другое мы можем быть только признательны Азимову как писателю, ученому и гуманисту.
Араб-оглы Э.А.

АЙЗЕК АЗИМОВ

 
 
   (1920) — известный американский писатель-фантаст, крупный ученый-химик. С 1946 по 1958 год он читал лекции и преподавал в Колумбийском и Гарвардском университетах. Первый научно-фантастический рассказ А.Азимова «Брошенные на Весте» появился в журнале «Эмейзинг сториз» в 1939 году. Известность писателю принес его рассказ «Приход ночи», опубликованный в 1941 году. Затем появились его авантюрно-фантастические, космические романы «Установление», «Стальные пещеры», «Течение в космосе», сборники его научно-фантастических рассказов «Я — робот», «На Земле хватает места» и др. Роман «Конец Вечности» впервые опубликован в 1952 году. С 1958 года А.Азимов не пишет фантастики, его новое увлечение — научно-популярная литература.