Об этих последствиях Бейли как-то узнал от Джесси, хорошо осведомлённой, как помощник диетолога, о работе столовых.
– Все тогда идёт кувырком, – рассказывала она ему. – Меняется закладка, меняется калькуляция. Приходится заниматься дополнительной проверкой. То есть надо сравнивать чеки всех остальных столовых сектора, чтобы проверить, не слишком ли нарушен баланс. Понимаешь? Баланс полагается составлять каждую неделю. И если что-нибудь случилось и у тебя перерасход, то виновен в этом прежде всего ты. Городские власти, как всегда, ни при чём, хотя сами раздают талоны налево и направо. Ещё бы! А какой шум поднимается, когда объявляем, что выбора блюд не будет… В общем, как обычно, все неприятности валятся на голову человека за прилавком. Ему всегда достаётся больше всех.
Бейли прекрасно понимал все это и спокойно воспринял тот холодный, убийственный взгляд, который метнула на него через окошко дежурная. Она торопливо записывала: местожительство, род занятий, причина посещения чужой столовой («служебная командировка» – причина, вызывающая раздражение, но достаточно веская). Затем уверенными движениями она сложила чек и опустила его в прорезь. Электронный аппарат подхватил чек, поглотил его содержимое и переварил информацию. Дежурная повернулась к Р. Дэниелу.
Бейли добил её.
– Мой приятель из другого города, – сказал он.
– Место постоянного жительства, пожалуйста, – спросила женщина с крайне недовольным видом.
И Бейли снова не дал Р. Дэниелу открыть рта.
– Сошлитесь на полицейское управление. Детали не требуются. Находится здесь с официальным заданием.
Женщина рывком достала пачку чеков и заполнила их электронным кодом привычным нажатием двух пальцев правой руки.
– Долго вы будете у нас питаться? – спросила она.
– Впредь до ближайшего уведомления, – ответил Бейли.
– Приложите сюда пальцы, – сказала она, перевернув бланк.
У Бейли ёкнуло сердце, когда Р. Дэниел приложил к бланку свои ровные, с блестящими ногтями пальцы. Да нет, едва ли они могли забыть такую важную деталь, как отпечатки пальцев.
Женщина взяла бланк и вставила его во всеядную машину, находившуюся у неё под рукой. Машина ничего назад не отрыгнула, и Бейли облегчённо вздохнул.
Бейли и Р. Дэниел получили временные жетоны ярко-красного цвета. Женщина за конторкой, выдавшая им жетоны, строго предупредила:
– Сегодня выбора блюд нет. У нас перерасход продуктов. Ваш стол ДФ.
Они направились к столу ДФ.
– У меня создаётся впечатление, что большинство из вас регулярно питается в таких столовых, – заметил Р. Дэниел.
– Конечно. Правда, довольно неприятно ходить в незнакомую столовую. Ты никого здесь не знаешь. Другое дело в своём секторе: там всегда занимаешь определённое место, с тобой семья, твои друзья. А для молодёжи это просто одно удовольствие. – И Бейли улыбнулся своим воспоминаниям.
Их стол, видимо, был предназначен для таких, как они, временных клиентов. Многие из них уже заняли свои места и сидели, молча уткнувшись в тарелки или с завистью поглядывали на другие столы, откуда доносились взрывы громкого смеха.
«Нет ничего хуже, – подумал Бейли, – чем питаться в чужом месте. Дома даже пища кажется вкуснее, что бы там ни твердили химики, готовые поклясться, что здесь она нисколько не отличается от того, чем кормят в Иоганнесбурге».
Бейли сел на стул; Р. Дэниел уселся рядом.
– Нет выбора, – недовольно проворчал он, – что ж, тогда повернём этот выключатель и будем ждать.
Прошло две минуты. Диск в крышке стола отодвинулся в сторону, и в образовавшемся отверстии появилось дымящееся блюдо.
– Картофельное пюре, соус из зимовила и печёные абрикосы. Не так плохо, – заключил Бейли.
В проёме у низкой переборки посередине стола показалась вилка и ломти чёрного дрожжевого хлеба.
– Если хотите, можете взять мою порцию, – едва слышно сказал Р. Дэниел.
Бейли было возмутился, но, вспомнив, с кем имеет дело, лишь пробормотал:
– Это неприлично. Начинайте. Ешьте.
Бейли поглощал еду быстро, но без удовольствия, изредка осторожно поглядывая на Р. Дэниела. Робот методично двигал челюстями. Слишком методично. Уж очень неестественно.
Странная вещь! Теперь, когда Бейли поверил, что Р. Дэниел действительно робот, в глаза ему бросились прежде неприметные детали. Например, что у Р. Дэниела при глотании не движется кадык.
Но теперь это его не трогало. Неужто он уже так привык к этому существу? Допустим, что люди начнут освоение нового мира (с тех пор как доктор Фастольф заронил в нём эту мысль, она часто приходила ему на ум); допустим, туда отправится, ну, скажем, Бентли; сможет ли он привыкнуть работать и жить бок о бок с роботами? «Почему бы и нет? Чем мы хуже космонитов?»
– Илайдж, – прервал его размышления Р. Дэниел, – прилично ли смотреть на человека, когда он ест?
– Конечно, нет, особенно если ты уставишься ему прямо в рот. Это подсказывает простой здравый смысл, не так ли? Человек имеет право на уединение. Однако разговаривать во время еды вполне прилично.
– Понятно. Тогда почему я насчитал восемь человек, которые внимательно, очень внимательно наблюдают за нами?
Бейли положил вилку. Он огляделся вокруг, как бы в поисках миниатюрной солонки.
– Я не заметил ничего подозрительного, – сказал он без всякой уверенности в голосе.
Скопление обедающих в столовой представилось ему лишь огромной безликой массой. Когда же Р. Дэниел повернул к нему свои невыразительные карие глаза, Бейли вдруг осенило, что это вовсе не глаза, а мощные объективы, способные с фотографической точностью и в ничтожно малое время зафиксировать всё, что творится вокруг.
– Но я совершенно в этом уверен, – спокойно возразил Р. Дэниел.
– Ну и что из того? Они просто не умеют себя вести, а это ещё ничего не доказывает.
– Не знаю, Илайдж, но случайно ли то, что шестеро из них были в толпе, осаждавшей вчера вечером обувной магазин?
– Все тогда идёт кувырком, – рассказывала она ему. – Меняется закладка, меняется калькуляция. Приходится заниматься дополнительной проверкой. То есть надо сравнивать чеки всех остальных столовых сектора, чтобы проверить, не слишком ли нарушен баланс. Понимаешь? Баланс полагается составлять каждую неделю. И если что-нибудь случилось и у тебя перерасход, то виновен в этом прежде всего ты. Городские власти, как всегда, ни при чём, хотя сами раздают талоны налево и направо. Ещё бы! А какой шум поднимается, когда объявляем, что выбора блюд не будет… В общем, как обычно, все неприятности валятся на голову человека за прилавком. Ему всегда достаётся больше всех.
Бейли прекрасно понимал все это и спокойно воспринял тот холодный, убийственный взгляд, который метнула на него через окошко дежурная. Она торопливо записывала: местожительство, род занятий, причина посещения чужой столовой («служебная командировка» – причина, вызывающая раздражение, но достаточно веская). Затем уверенными движениями она сложила чек и опустила его в прорезь. Электронный аппарат подхватил чек, поглотил его содержимое и переварил информацию. Дежурная повернулась к Р. Дэниелу.
Бейли добил её.
– Мой приятель из другого города, – сказал он.
– Место постоянного жительства, пожалуйста, – спросила женщина с крайне недовольным видом.
И Бейли снова не дал Р. Дэниелу открыть рта.
– Сошлитесь на полицейское управление. Детали не требуются. Находится здесь с официальным заданием.
Женщина рывком достала пачку чеков и заполнила их электронным кодом привычным нажатием двух пальцев правой руки.
– Долго вы будете у нас питаться? – спросила она.
– Впредь до ближайшего уведомления, – ответил Бейли.
– Приложите сюда пальцы, – сказала она, перевернув бланк.
У Бейли ёкнуло сердце, когда Р. Дэниел приложил к бланку свои ровные, с блестящими ногтями пальцы. Да нет, едва ли они могли забыть такую важную деталь, как отпечатки пальцев.
Женщина взяла бланк и вставила его во всеядную машину, находившуюся у неё под рукой. Машина ничего назад не отрыгнула, и Бейли облегчённо вздохнул.
Бейли и Р. Дэниел получили временные жетоны ярко-красного цвета. Женщина за конторкой, выдавшая им жетоны, строго предупредила:
– Сегодня выбора блюд нет. У нас перерасход продуктов. Ваш стол ДФ.
Они направились к столу ДФ.
– У меня создаётся впечатление, что большинство из вас регулярно питается в таких столовых, – заметил Р. Дэниел.
– Конечно. Правда, довольно неприятно ходить в незнакомую столовую. Ты никого здесь не знаешь. Другое дело в своём секторе: там всегда занимаешь определённое место, с тобой семья, твои друзья. А для молодёжи это просто одно удовольствие. – И Бейли улыбнулся своим воспоминаниям.
Их стол, видимо, был предназначен для таких, как они, временных клиентов. Многие из них уже заняли свои места и сидели, молча уткнувшись в тарелки или с завистью поглядывали на другие столы, откуда доносились взрывы громкого смеха.
«Нет ничего хуже, – подумал Бейли, – чем питаться в чужом месте. Дома даже пища кажется вкуснее, что бы там ни твердили химики, готовые поклясться, что здесь она нисколько не отличается от того, чем кормят в Иоганнесбурге».
Бейли сел на стул; Р. Дэниел уселся рядом.
– Нет выбора, – недовольно проворчал он, – что ж, тогда повернём этот выключатель и будем ждать.
Прошло две минуты. Диск в крышке стола отодвинулся в сторону, и в образовавшемся отверстии появилось дымящееся блюдо.
– Картофельное пюре, соус из зимовила и печёные абрикосы. Не так плохо, – заключил Бейли.
В проёме у низкой переборки посередине стола показалась вилка и ломти чёрного дрожжевого хлеба.
– Если хотите, можете взять мою порцию, – едва слышно сказал Р. Дэниел.
Бейли было возмутился, но, вспомнив, с кем имеет дело, лишь пробормотал:
– Это неприлично. Начинайте. Ешьте.
Бейли поглощал еду быстро, но без удовольствия, изредка осторожно поглядывая на Р. Дэниела. Робот методично двигал челюстями. Слишком методично. Уж очень неестественно.
Странная вещь! Теперь, когда Бейли поверил, что Р. Дэниел действительно робот, в глаза ему бросились прежде неприметные детали. Например, что у Р. Дэниела при глотании не движется кадык.
Но теперь это его не трогало. Неужто он уже так привык к этому существу? Допустим, что люди начнут освоение нового мира (с тех пор как доктор Фастольф заронил в нём эту мысль, она часто приходила ему на ум); допустим, туда отправится, ну, скажем, Бентли; сможет ли он привыкнуть работать и жить бок о бок с роботами? «Почему бы и нет? Чем мы хуже космонитов?»
– Илайдж, – прервал его размышления Р. Дэниел, – прилично ли смотреть на человека, когда он ест?
– Конечно, нет, особенно если ты уставишься ему прямо в рот. Это подсказывает простой здравый смысл, не так ли? Человек имеет право на уединение. Однако разговаривать во время еды вполне прилично.
– Понятно. Тогда почему я насчитал восемь человек, которые внимательно, очень внимательно наблюдают за нами?
Бейли положил вилку. Он огляделся вокруг, как бы в поисках миниатюрной солонки.
– Я не заметил ничего подозрительного, – сказал он без всякой уверенности в голосе.
Скопление обедающих в столовой представилось ему лишь огромной безликой массой. Когда же Р. Дэниел повернул к нему свои невыразительные карие глаза, Бейли вдруг осенило, что это вовсе не глаза, а мощные объективы, способные с фотографической точностью и в ничтожно малое время зафиксировать всё, что творится вокруг.
– Но я совершенно в этом уверен, – спокойно возразил Р. Дэниел.
– Ну и что из того? Они просто не умеют себя вести, а это ещё ничего не доказывает.
– Не знаю, Илайдж, но случайно ли то, что шестеро из них были в толпе, осаждавшей вчера вечером обувной магазин?
11. Бегство из столовой
Бейли судорожно сжал в руке вилку.
– Вы не ошибаетесь? – спросил он механически и тут же сообразил неуместность своего вопроса. Глупо спрашивать электронно-вычислительную машину, уверена ли она в своём ответе, даже если у неё есть руки и ноги.
– Нисколько, – ответил Р. Дэниел.
– Далеко они от нас?
– Не очень. В разных местах зала.
– Так, так. – Бейли снова принялся за еду, машинально двигая вилкой. Он нахмурился и лихорадочно оценивая обстановку.
Предположим, что вчерашние беспорядки были спровоцированы группой фанатиков, ненавидящих роботов, а не возникли случайно, как это показалось на первый взгляд. Среди подстрекателей могли быть люди, которые упорно занимались изучением роботов именно из-за своей ненависти к ним. Один из них, вероятно, сумел распознать в Р. Дэниеле робота. (Комиссар ещё раньше подсказал такую возможность. Чёрт побери, иной раз поражаешься глубине ума этого человека!) В этом есть логика. Хоть они и не сумели воспользоваться вчерашними беспорядками, но могут спровоцировать новые. Распознав Р. Дэниела, они с таким же успехом могли догадаться, кто такой Бейли. Раз офицер полиции находится в необычном обществе человекообразного робота, значит, он – важная персона. (Теперь, задним числом, Бейли было легко все это сообразить.) Из этого следует, что, наблюдая за муниципалитетом, – а возможно, через своих агентов в муниципалитете, – им было нетрудно в короткое время установить слежку за Бейли, Р. Дэниелом или за ними обоими. Не удивительно, что им удалось это сделать в течение суток. Они обнаружили бы его ещё раньше, не проведи он столько времени в Космотауне и в дороге.
Р. Дэниел кончил есть. Он молча сидел; его совершенной формы руки спокойно лежали на краю стола.
– Не лучше ли нам предпринять что-нибудь? – наконец спросил он.
– Здесь мы в полной безопасности, – сказал Бейли. – И предоставьте это мне. Пожалуйста.
Бейли осторожно огляделся вокруг, будто впервые оказался в столовой.
Люди! Тысячи людей. Сколько народу вмещает такая столовая? Он припомнил какие-то цифры. Кажется, в среднем две тысячи двести человек. А здесь их ещё больше.
Что, если в воздухе раздастся крик: «Робот!» Что, если среди тысяч людей он пронесётся подобно…
Он искал подходящее сравнение, но не нашёл. Неважно, всё равно этого не случится.
Стихийный мятеж может вспыхнуть где удобно: в столовых, так же как и в коридорах и подъёмниках. Пожалуй, в столовых скорее, чем где-либо. Люди здесь чувствуют себя свободней, простая забава из-за пустяка может перерасти здесь в нечто более серьёзное.
Другое дело – организованный мятеж. В столовой сами подстрекатели окажутся среди разъярённой толпы, словно в ловушке. Как только в воздух полетят тарелки и затрещат столы, выбраться из зала будет нелегко. В числе сотен погибших могут оказаться и сами защитники бунта.
Нет, надёжней устроить мятеж на улицах города, в каком-нибудь нешироком проходе. Пока паника будет ограничена этим пространством, можно быстро скрыться в заранее намеченном боковом проходе или незаметно ступить на межсекторный эскалатор и исчезнуть в одном из этих горизонтов.
«Мы в западне, – подумал Бейли. – Снаружи, наверное, у них тоже есть люди. Они будут следить за каждым нашим шагом и в нужный момент подожгут запал».
– Почему бы не арестовать их? – спросил Р. Дэниел.
– Это только ускорит события. Вы помните их лица? Постарайтесь их не забыть.
– Я не способен забывать.
– Тогда мы схватим их в другой раз. А сейчас надо прорвать их сети. Следуйте за мной. Действуйте в точности, как я.
Он поднялся, перевернул свою тарелку вверх дном и установил её в середине диска, из под которого она появилась раньше. Затем он опустил в проем вилку. Р. Дэниел сделал то же самое. Вся посуда тотчас же исчезла.
– Они тоже встают, – заметил Р. Дэниел.
– Хорошо. Мне кажется, они к нам не подойдут. Во всяком случае, не здесь.
Детектив и робот встали в очередь к выходу, где слышалось ритуальное пощёлкивание автоматов; каждый щелчок означал, что использован один обеденный паек.
Бейли оглянулся на гудящий, словно окутанный лёгкой дымкой зал и с необыкновенной ясностью вспомнил, как шесть ил семь лет назад он водил Бена в зоопарк. Нет, то было восемь лет назад, потому что Бену только исполнилось восемь. («Боже! Куда делись эти годы?») Бен впервые попал в зоопарк и был в восторге. Ведь до того он ни разу не видел живую кошку и собаку. Но больше всего ему понравился вольер с птицами. Даже Бейли, который бывал здесь не однажды, с удовольствием рассматривал их.
Он испытывал не сравнимое ни с чем удивление, впервые увидев, как живые существа так непринуждённо порхают по воздуху… Они подошли к клетке с воробьями во время кормёжки, и служитель наполнил длинный жёлоб дроблённым овсом. (Если люди постепенно привыкли к свои дрожжевым эрзацам, то более консервативные птицы и животные настаивали на натуральных продуктах.) Воробьи слетелись со всех сторон, и казалось, их было бесчисленное множество. С пронзительным щебетаньем они плотно, крылом к крылу, уселись по краям желоба…
Вот в чём дело: именно эта картина возникла перед его глазами, когда он оглянулся на столовую. Воробьи на кормёжке. «Какое отвратительное зрелище!»
«Боже, – подумал он, – должен же быть какой-то иной путь!»
Но какой? Чем плох путь, который избрали они? Подобные мысли прежде не тревожили его.
– Вы готовы, Дэниел? – бросил он отрывисто.
– Я готов, Илайдж.
Они вышли из столовой; теперь их спасение было в руках одного Бейли.
Почти всем подросткам знакома игра, известная под названием «кросс по тротуарам». Её правила почти одинаковы во всех городах, поэтому мальчик из Сан-Франциско без всякого труда мог бы принять в ней участие, оказавшись в Каире.
Суть её заключается в том, что группа участников во главе с «лидером» отправляется из пункта «А» в пункт «Б», пользуясь всеми видами городского транспорта. При этом задача лидера – избавиться от большинства или всех своих преследователей. Если ему удаётся это сделать и он прибывает в конечный пункт один, значит, он поистине искусный лидер и лавры с ним делит тот из участников, кто преследовал его до конца.
Игра обычно проводится в вечерние часы «пик», что намного усложняет и делает её гораздо опасней. Лидер устремляется вперёд, перебегая с тротуара на тротуар. Чтобы сбить с толку преследователей, он подолгу не сходит с какой-нибудь дорожки, а потом неожиданно бросается вправо или влево. Затем быстро пересекает несколько других дорожек и снова останавливается на одной из них.
Беда тому преследователю, кто зазевается и ошибётся дорожкой. Если он недостаточно ловок, даже если вовремя заметит свою ошибку, его тотчас же унесёт далеко вперёд или назад от лидера. А тот, конечно, постарается увеличить разрыв, помчавшись в нужном направлении.
Трудность игры возрастает во сто крат, если лидер решится пересечь межсекторные скоростные линии или даже сам экспресс. Считается неспортивным как совсем избегать их, так и слишком долго оставаться на них.
Взрослым трудно понять, в чём прелесть этой игры, в особенности тем, кто в детстве сам не увлекался ею. Участникам здорово достаётся от обычных пассажиров – как ни старайся, а налетишь не на одного из них. Их безжалостно преследует полиция и наказывают родители. Им выговаривают за это в школах и поучают во время сеансов в субэтериксах. Не проходит года без четырёх, а то и пяти смертельных случаев среди подростков – участников игры, десятков раненых, множества в той или иной степени «невинно» пострадавших.
Но никто не может справиться с ними. Чем больше опасность, тем ценнее награда из всех существующих наград – уважение в глазах сверстников. Подросток по праву гордится своим умением хорошо бегать кросс; слава же непобедимого лидера делает его заправилой среди ребят.
Илайдж Бейли, например, даже сейчас с удовольствием вспоминает, что когда-то сам участвовал в кроссах. Однажды он вёл группу в двадцать человек от сектора Конкорс до границ Куинса через три экспресс-транспортёра. За два утомительных, изнуряющих часа ему удалось избавиться от самых ловких преследователей из Бронкса и достичь конечного пункта в одиночку. Молва об этом кроссе не умолкала несколько месяцев…
Увы, сейчас ему уже за сорок, и хотя прошло больше двадцати лет с тех пор, как он бегал, он ещё помнил кое-какие из старых трюков. Если он и утратил былую ловкость, то приобрёл нечто другое. Он – полицейский. Знать город так хорошо, как он, знать начало и конец почти каждого закованного в металл проспекта мог только сотрудник полиции, с не меньшим, чем у него, опытом.
Он проворно, но не слишком быстро зашагал прочь от столовой. Вот-вот за спиной раздастся крик: «Робот, робот!» Сейчас самый рискованный момент. Он считал шаги, пока не чувствовал под ногами ленту первого тротуара.
На мгновение он остался, и Р. Дэниел придвинулся к нему.
– Они идут за нами, Дэниел? – спросил он полушёпотом.
– Да, и приближаются.
– Ну, это ненадолго, – уверенно отозвался Бейли.
Он оглядел дорожки, простиравшиеся по обе стороны от него. Каждая дорожка слева со все большей скоростью несла на себе живой человеческий груз. Почти всю жизнь он помногу раз в день чувствовал под собой движение тротуара, но впервые за последние семь тысяч дней он согнул ноги в коленях перед броском вперёд. Его охватило так хорошо знакомое ему волнение, дыхание его участилось.
Лёгким и быстрым шагом, с темпом, вдвое большим «нормального», он стал переходить с дорожки на дорожку. Он резко наклонился вперёд, сопротивляясь ускорению. Теперь рядом с ним шелестела межсекторная линия. Какое-то мгновения казалось, что он непременно ступит на неё, однако он неожиданно подался назад и пошёл всё дальше и дальше, пробираясь через толпу, которая становилась тем плотнее, чем медленнее двигались тротуары. Он остановился на дорожке, идущей всего со скоростью каких-нибудь пятнадцати миль в час.
– Ну сколько их там позади, Дэниел?
– Всего один, Илайдж. – Робот стоял рядом с ним, спокойный и незапыхавшийся.
– Должно быть, он неплохо бегал в детстве, но ему долго не продержаться.
Полный уверенности в своих силах, Бейли испытывал какое-то смутное волнение. Отчасти это было возбуждение участника обряда, к которому допускались только избранные, отчасти – физическое ощущение ветра, бьющего ему прямо в лицо, и острое чувство опасности.
– То, что мы сейчас сделаем, называется «боковой финт» – сказал он тихо Р. Дэниелу.
Он широким, быстрым шагом пошёл по дорожке, ловко лавируя среди других пешеходов. Он, не сбавляя хода, двигался вдоль самой кромки тротуара, и ритмичное мелькание его головы в толпе, должно быть, имело гипнотический эффект. На это, собственно, он и рассчитывал.
Не меняя скорости, Бейли шагнул в сторону всего на два дюйма и оказался на соседней дорожке. Мышцы его напрягались до боли, чтобы удержать равновесие. Не останавливаясь, он проскользнул мимо скопления пассажиров и попал на ленту, которая делала сорок миль в час.
– Ну, как теперь, Дэниел? – спросил он.
– Не отстаёт, – последовал спокойный ответ.
Бейли стиснул зубы. Ничего не поделаешь, придётся попробовать скоростные платформы; вот тут действительно нужна координация движений, пожалуй большая, чем та, на какую он ещё способен.
Он быстро огляделся. Мимо них пронеслась улица В-22. Прикинув что-то в уме, он сорвался с места. Всё ближе и ближе к скоростной линии, и вот наконец её платформа.
Отрешённые лица пассажиров скривились в гримасе негодования при виде того, как Бейли и Р. Дэниел вскочил на платформу и протиснулись под перилами.
– Эй, осторожнее! – схватилась за шляпку возмущённая дама.
– Простите, – задыхаясь, извинился Бейли.
Он пробился через стоящих пассажиров к противоположной стороне платформы. В последний момент какой-то разгневанный пассажир толкнул его в спину. Он потерял равновесие и, в отчаянии стараясь удержаться на ногах, шагнул на соседнюю ленту. От резкой перемены скорости он сначала упал на колени, а потом повалился на бок. Ещё мгновение, и он собьёт кого-нибудь, тот – другого, и беды не миновать: образуется людская пробка, куча мала, результатом которой будут десятки переломанных рук и ног…
Но тут он почувствовал, как рука Р. Дэниела подхватила его и с лёгкостью, недоступной человеку, поставила его на ноги.
– Спасибо, – выдохнул Бейли; на большее времени не было.
Он ринулся вниз по замедляющимся дорожкам. Его хитроумный замысел заключался в том, чтобы без потери времени отказаться у самой точки V-образного пересечения лент экспресса. Не снижая скорости, он снова помчался по ускоряющимся дорожкам, достиг экспресса и перебрался через него.
– Он всё ещё с нами, Дэниел?
– Нет. Я никого не вижу.
– Хорошо. Ну и лидер бы из вас получился, Дэниел! А теперь сюда! – И, не переводя дыхания, он увлёк его за собой на межсекторную линию, а с неё вниз широкой, внушительного вида двери.
Часовой преградил им путь.
– Мы по делу. – Бейли помахал перед ним удостоверением.
Они вошли внутрь.
– Энергостанция, – коротко заметил Бейли. – Здесь они окончательно потеряют наши следы.
Ему доводилось прежде бывать на энергостанциях, в том числе и на этой. Однако чувство благоговейного трепета от этого не уменьшилось. Оно овладевало им ещё больше при мысли о том, что его отец когда-то руководил подобным предприятием до тех пор, пока…
В воздухе царили острый запах озона и равномерный гул скрытых в глубине колодца мощных генераторов; ярко-красные линии молчаливо очерчивали границы, переступать которые без защитной одежды запрещалось.
Где-то в недрах установки (Бейли не знал, где точно) ежедневно потребляется около фунта ядерного топлива. Радиоактивные продукты распада, так называемые «горячая зола», удаляются сжатым воздухом по свинцовым трубопроводам в подводные пещеры, на расстояние в десять миль от берега океана и на глубину в полмили от его дна. Иной раз Бейли приходило на ум, что произойдёт, когда эти пещеры наполнятся до отказа.
– Не подходите к красным линиям, – неожиданно резким тоном предупредил он Р. Дэниела. Затем, спохватившись, скромно добавил: – Впрочем, вам это, наверное не страшно.
– Вы имеете в виду радиоактивность?
– Да.
– Тогда – страшно. Гамма-лучи нарушают чувствительное равновесие позитронного мозга. Они подействуют на меня раньше, чем на вас.
– Вы хотите сказать, что они убьют вас?
– Мне понадобится новый позитронный мозг. Поскольку невозможно создать два совершенно одинаковых мозга, из меня выйдет новый индивидуум. Иными словами, погибнет Дэниел, с которым вы сейчас разговариваете.
Бейли посмотрел на него с сомнением.
– А я и не знал… По этому трапу, пожалуйста.
– Обычно об этом не говорят. Чтобы убедить землян, Космотаун подчёркивает преимущество таких, как я, а не наши слабости.
– Тогда зачем вы мне сказали?
Р. Дэниел посмотрел прямо в глаза своему живому напарнику.
– Вы – мой партнёр, Илайдж. И вам надлежит знать все мои слабости и недостатки.
В ответ Бейли лишь неопределённо хмыкнул.
– Идёмте сюда, – сказал он немного погодя. – Мы в четверти мили от нашей квартиры.
Это была унылая квартира низшей категории. Одна небольшая комната с двумя кроватями. Два складных стула и стенной шкаф. Встроенный в стену субэтеральный экран без ручного управления, который нельзя самостоятельно включить, но нельзя и выключить, когда он начнёт работать. Здесь нет умывальника, даже самого простого, неактивированного; здесь нельзя приготовить пищу или хотя бы вскипятить воду. Лишь в углу торчит уродливая, ничем не замаскированная труба мусоропровода.
Бейли всего передёрнуло.
– Вот мы и дома. Надеюсь, выдержим.
Р. Дэниел подошёл к мусоропроводу. Его рубашка разошлась по шву, обнаружив мускулистую на вид грудь.
– Что вы делаете? – удивился Бейли.
– Хочу избавиться от пищи, которую проглотил. Если её оставить в пищевом мешке, она начнёт портиться, и в моём обществе будет неприятно находиться.
Р. Дэниел нащупал что-то у себя на груди и особым образом надавил там двумя пальцами. Его грудная клетка раскрылась в продольном направлении. Р. Дэниел просунул руку сквозь паутину серебристого металла, и извлёк оттуда тонкий, местами вздувшийся полупрозрачный пакет. Бейли с ужасом наблюдал, как тот открыл его.
Р. Дэниел неуверенно сказал:
– Пища совершенно чистая. Я не выделяю слюну и не жую. Понимаете, она проходит внутрь по пищеводу благодаря всасыванию. Она съедобна.
– Очень хорошо, – мягко ответил Бейли. – Я не голоден. Лучше выбросьте её.
«Пищевой пакет Р. Дэниела сделан из фторуглеродного пластика, – решил Бейли. – Хорошо хоть, что к нему ничего не пристаёт». Пища легко выходила из пакета и понемногу исчезала в мусоропроводе. «Хорошая ведь еда пропадает», – подумал Бейли.
Бейли сел на край кровати и стянул с себя рубашку.
– Я предлагаю начать завтра пораньше, – сказал он.
– На это есть причина?
– Наши друзья пока не знают местоположения квартиры. Вернее, я надеюсь, что не знают. Чем раньше мы уйдёт отсюда, тем лучше. А в муниципалитете мы решим, стоит ли нам впредь работать вместе.
– Вы в этом сомневаетесь?
Бейли пожал плечами и строго сказал:
– Мы не можем каждый день подвергать себя такому риску.
– Но мне кажется, что…
Р. Дэниела прервала пунцовая вспышка сигнала входной двери.
Бейли бесшумно вскочил на ноги, отстёгивая ремешок бластера. Сигнал вспыхнул ещё раз.
Держа бластер наготове, он осторожно приблизился к двери, повернул специальную рукоятку, и узкая полоска двери стала прозрачной изнутри. Она давала искажённое изображение, но и его было достаточно, чтобы Бейли различил за дверью своего сына Бентли.
Бейли распахнул дверь настежь, схватил Бена за руку, не дав ему в третий раз нажать кнопку сигнала, и грубо втащил его в комнату.
С лица Бентли медленно сходило выражение испуга и недоумения, пока он стоял, прижавшись к стене, к которой толкнул его отец. Он смущённо потирал руку.
– Отец, – сказал он обиженно, – вовсе незачем меня так дёргать.
Бейли внимательно вглядывался в смотровую полоску закрытой теперь двери. Насколько он мог судить, коридор был пуст.
– Там кто-нибудь был, Бен?
– Нет, слушай, пап, я просто пришёл тебя проведать.
– А зачем меня проведывать?
– Не знаю, это мама. Она плакала и вообще… велела разыскать тебя. Сказала, что если я не пойду, то она пойдёт сама и тогда, говорит, не знаю, что случится. Она велела мне, пап…
– Как ты меня нашёл? Ты от мамы узнал мой адрес?
– Нет. Я позвонил тебе на работу.
– И тебе сказали?
– Конечно, – тихо ответил Бен, смущённый горячностью отца. – А разве нельзя было?
Бейли переглянулся с Р. Дэниелом.
– Где мама, Бен? Дома? – спросил он, вставая.
– Нет, она у бабушки и останется там ночевать. Мне надо сразу вернуться туда. То есть если у тебя всё в порядке.
– Ты останешься здесь. Дэниел, вы заметили, где находится переговорная трубка?
– Да. Вы хотите выйти отсюда?
– Это необходимо. Я должен связаться с Джесси.
– Разрешите мне заметить, что более логично было бы поручить это Бентли. Это довольно рискованно, а он представляет меньшую ценность…
– Вы не ошибаетесь? – спросил он механически и тут же сообразил неуместность своего вопроса. Глупо спрашивать электронно-вычислительную машину, уверена ли она в своём ответе, даже если у неё есть руки и ноги.
– Нисколько, – ответил Р. Дэниел.
– Далеко они от нас?
– Не очень. В разных местах зала.
– Так, так. – Бейли снова принялся за еду, машинально двигая вилкой. Он нахмурился и лихорадочно оценивая обстановку.
Предположим, что вчерашние беспорядки были спровоцированы группой фанатиков, ненавидящих роботов, а не возникли случайно, как это показалось на первый взгляд. Среди подстрекателей могли быть люди, которые упорно занимались изучением роботов именно из-за своей ненависти к ним. Один из них, вероятно, сумел распознать в Р. Дэниеле робота. (Комиссар ещё раньше подсказал такую возможность. Чёрт побери, иной раз поражаешься глубине ума этого человека!) В этом есть логика. Хоть они и не сумели воспользоваться вчерашними беспорядками, но могут спровоцировать новые. Распознав Р. Дэниела, они с таким же успехом могли догадаться, кто такой Бейли. Раз офицер полиции находится в необычном обществе человекообразного робота, значит, он – важная персона. (Теперь, задним числом, Бейли было легко все это сообразить.) Из этого следует, что, наблюдая за муниципалитетом, – а возможно, через своих агентов в муниципалитете, – им было нетрудно в короткое время установить слежку за Бейли, Р. Дэниелом или за ними обоими. Не удивительно, что им удалось это сделать в течение суток. Они обнаружили бы его ещё раньше, не проведи он столько времени в Космотауне и в дороге.
Р. Дэниел кончил есть. Он молча сидел; его совершенной формы руки спокойно лежали на краю стола.
– Не лучше ли нам предпринять что-нибудь? – наконец спросил он.
– Здесь мы в полной безопасности, – сказал Бейли. – И предоставьте это мне. Пожалуйста.
Бейли осторожно огляделся вокруг, будто впервые оказался в столовой.
Люди! Тысячи людей. Сколько народу вмещает такая столовая? Он припомнил какие-то цифры. Кажется, в среднем две тысячи двести человек. А здесь их ещё больше.
Что, если в воздухе раздастся крик: «Робот!» Что, если среди тысяч людей он пронесётся подобно…
Он искал подходящее сравнение, но не нашёл. Неважно, всё равно этого не случится.
Стихийный мятеж может вспыхнуть где удобно: в столовых, так же как и в коридорах и подъёмниках. Пожалуй, в столовых скорее, чем где-либо. Люди здесь чувствуют себя свободней, простая забава из-за пустяка может перерасти здесь в нечто более серьёзное.
Другое дело – организованный мятеж. В столовой сами подстрекатели окажутся среди разъярённой толпы, словно в ловушке. Как только в воздух полетят тарелки и затрещат столы, выбраться из зала будет нелегко. В числе сотен погибших могут оказаться и сами защитники бунта.
Нет, надёжней устроить мятеж на улицах города, в каком-нибудь нешироком проходе. Пока паника будет ограничена этим пространством, можно быстро скрыться в заранее намеченном боковом проходе или незаметно ступить на межсекторный эскалатор и исчезнуть в одном из этих горизонтов.
«Мы в западне, – подумал Бейли. – Снаружи, наверное, у них тоже есть люди. Они будут следить за каждым нашим шагом и в нужный момент подожгут запал».
– Почему бы не арестовать их? – спросил Р. Дэниел.
– Это только ускорит события. Вы помните их лица? Постарайтесь их не забыть.
– Я не способен забывать.
– Тогда мы схватим их в другой раз. А сейчас надо прорвать их сети. Следуйте за мной. Действуйте в точности, как я.
Он поднялся, перевернул свою тарелку вверх дном и установил её в середине диска, из под которого она появилась раньше. Затем он опустил в проем вилку. Р. Дэниел сделал то же самое. Вся посуда тотчас же исчезла.
– Они тоже встают, – заметил Р. Дэниел.
– Хорошо. Мне кажется, они к нам не подойдут. Во всяком случае, не здесь.
Детектив и робот встали в очередь к выходу, где слышалось ритуальное пощёлкивание автоматов; каждый щелчок означал, что использован один обеденный паек.
Бейли оглянулся на гудящий, словно окутанный лёгкой дымкой зал и с необыкновенной ясностью вспомнил, как шесть ил семь лет назад он водил Бена в зоопарк. Нет, то было восемь лет назад, потому что Бену только исполнилось восемь. («Боже! Куда делись эти годы?») Бен впервые попал в зоопарк и был в восторге. Ведь до того он ни разу не видел живую кошку и собаку. Но больше всего ему понравился вольер с птицами. Даже Бейли, который бывал здесь не однажды, с удовольствием рассматривал их.
Он испытывал не сравнимое ни с чем удивление, впервые увидев, как живые существа так непринуждённо порхают по воздуху… Они подошли к клетке с воробьями во время кормёжки, и служитель наполнил длинный жёлоб дроблённым овсом. (Если люди постепенно привыкли к свои дрожжевым эрзацам, то более консервативные птицы и животные настаивали на натуральных продуктах.) Воробьи слетелись со всех сторон, и казалось, их было бесчисленное множество. С пронзительным щебетаньем они плотно, крылом к крылу, уселись по краям желоба…
Вот в чём дело: именно эта картина возникла перед его глазами, когда он оглянулся на столовую. Воробьи на кормёжке. «Какое отвратительное зрелище!»
«Боже, – подумал он, – должен же быть какой-то иной путь!»
Но какой? Чем плох путь, который избрали они? Подобные мысли прежде не тревожили его.
– Вы готовы, Дэниел? – бросил он отрывисто.
– Я готов, Илайдж.
Они вышли из столовой; теперь их спасение было в руках одного Бейли.
Почти всем подросткам знакома игра, известная под названием «кросс по тротуарам». Её правила почти одинаковы во всех городах, поэтому мальчик из Сан-Франциско без всякого труда мог бы принять в ней участие, оказавшись в Каире.
Суть её заключается в том, что группа участников во главе с «лидером» отправляется из пункта «А» в пункт «Б», пользуясь всеми видами городского транспорта. При этом задача лидера – избавиться от большинства или всех своих преследователей. Если ему удаётся это сделать и он прибывает в конечный пункт один, значит, он поистине искусный лидер и лавры с ним делит тот из участников, кто преследовал его до конца.
Игра обычно проводится в вечерние часы «пик», что намного усложняет и делает её гораздо опасней. Лидер устремляется вперёд, перебегая с тротуара на тротуар. Чтобы сбить с толку преследователей, он подолгу не сходит с какой-нибудь дорожки, а потом неожиданно бросается вправо или влево. Затем быстро пересекает несколько других дорожек и снова останавливается на одной из них.
Беда тому преследователю, кто зазевается и ошибётся дорожкой. Если он недостаточно ловок, даже если вовремя заметит свою ошибку, его тотчас же унесёт далеко вперёд или назад от лидера. А тот, конечно, постарается увеличить разрыв, помчавшись в нужном направлении.
Трудность игры возрастает во сто крат, если лидер решится пересечь межсекторные скоростные линии или даже сам экспресс. Считается неспортивным как совсем избегать их, так и слишком долго оставаться на них.
Взрослым трудно понять, в чём прелесть этой игры, в особенности тем, кто в детстве сам не увлекался ею. Участникам здорово достаётся от обычных пассажиров – как ни старайся, а налетишь не на одного из них. Их безжалостно преследует полиция и наказывают родители. Им выговаривают за это в школах и поучают во время сеансов в субэтериксах. Не проходит года без четырёх, а то и пяти смертельных случаев среди подростков – участников игры, десятков раненых, множества в той или иной степени «невинно» пострадавших.
Но никто не может справиться с ними. Чем больше опасность, тем ценнее награда из всех существующих наград – уважение в глазах сверстников. Подросток по праву гордится своим умением хорошо бегать кросс; слава же непобедимого лидера делает его заправилой среди ребят.
Илайдж Бейли, например, даже сейчас с удовольствием вспоминает, что когда-то сам участвовал в кроссах. Однажды он вёл группу в двадцать человек от сектора Конкорс до границ Куинса через три экспресс-транспортёра. За два утомительных, изнуряющих часа ему удалось избавиться от самых ловких преследователей из Бронкса и достичь конечного пункта в одиночку. Молва об этом кроссе не умолкала несколько месяцев…
Увы, сейчас ему уже за сорок, и хотя прошло больше двадцати лет с тех пор, как он бегал, он ещё помнил кое-какие из старых трюков. Если он и утратил былую ловкость, то приобрёл нечто другое. Он – полицейский. Знать город так хорошо, как он, знать начало и конец почти каждого закованного в металл проспекта мог только сотрудник полиции, с не меньшим, чем у него, опытом.
Он проворно, но не слишком быстро зашагал прочь от столовой. Вот-вот за спиной раздастся крик: «Робот, робот!» Сейчас самый рискованный момент. Он считал шаги, пока не чувствовал под ногами ленту первого тротуара.
На мгновение он остался, и Р. Дэниел придвинулся к нему.
– Они идут за нами, Дэниел? – спросил он полушёпотом.
– Да, и приближаются.
– Ну, это ненадолго, – уверенно отозвался Бейли.
Он оглядел дорожки, простиравшиеся по обе стороны от него. Каждая дорожка слева со все большей скоростью несла на себе живой человеческий груз. Почти всю жизнь он помногу раз в день чувствовал под собой движение тротуара, но впервые за последние семь тысяч дней он согнул ноги в коленях перед броском вперёд. Его охватило так хорошо знакомое ему волнение, дыхание его участилось.
Лёгким и быстрым шагом, с темпом, вдвое большим «нормального», он стал переходить с дорожки на дорожку. Он резко наклонился вперёд, сопротивляясь ускорению. Теперь рядом с ним шелестела межсекторная линия. Какое-то мгновения казалось, что он непременно ступит на неё, однако он неожиданно подался назад и пошёл всё дальше и дальше, пробираясь через толпу, которая становилась тем плотнее, чем медленнее двигались тротуары. Он остановился на дорожке, идущей всего со скоростью каких-нибудь пятнадцати миль в час.
– Ну сколько их там позади, Дэниел?
– Всего один, Илайдж. – Робот стоял рядом с ним, спокойный и незапыхавшийся.
– Должно быть, он неплохо бегал в детстве, но ему долго не продержаться.
Полный уверенности в своих силах, Бейли испытывал какое-то смутное волнение. Отчасти это было возбуждение участника обряда, к которому допускались только избранные, отчасти – физическое ощущение ветра, бьющего ему прямо в лицо, и острое чувство опасности.
– То, что мы сейчас сделаем, называется «боковой финт» – сказал он тихо Р. Дэниелу.
Он широким, быстрым шагом пошёл по дорожке, ловко лавируя среди других пешеходов. Он, не сбавляя хода, двигался вдоль самой кромки тротуара, и ритмичное мелькание его головы в толпе, должно быть, имело гипнотический эффект. На это, собственно, он и рассчитывал.
Не меняя скорости, Бейли шагнул в сторону всего на два дюйма и оказался на соседней дорожке. Мышцы его напрягались до боли, чтобы удержать равновесие. Не останавливаясь, он проскользнул мимо скопления пассажиров и попал на ленту, которая делала сорок миль в час.
– Ну, как теперь, Дэниел? – спросил он.
– Не отстаёт, – последовал спокойный ответ.
Бейли стиснул зубы. Ничего не поделаешь, придётся попробовать скоростные платформы; вот тут действительно нужна координация движений, пожалуй большая, чем та, на какую он ещё способен.
Он быстро огляделся. Мимо них пронеслась улица В-22. Прикинув что-то в уме, он сорвался с места. Всё ближе и ближе к скоростной линии, и вот наконец её платформа.
Отрешённые лица пассажиров скривились в гримасе негодования при виде того, как Бейли и Р. Дэниел вскочил на платформу и протиснулись под перилами.
– Эй, осторожнее! – схватилась за шляпку возмущённая дама.
– Простите, – задыхаясь, извинился Бейли.
Он пробился через стоящих пассажиров к противоположной стороне платформы. В последний момент какой-то разгневанный пассажир толкнул его в спину. Он потерял равновесие и, в отчаянии стараясь удержаться на ногах, шагнул на соседнюю ленту. От резкой перемены скорости он сначала упал на колени, а потом повалился на бок. Ещё мгновение, и он собьёт кого-нибудь, тот – другого, и беды не миновать: образуется людская пробка, куча мала, результатом которой будут десятки переломанных рук и ног…
Но тут он почувствовал, как рука Р. Дэниела подхватила его и с лёгкостью, недоступной человеку, поставила его на ноги.
– Спасибо, – выдохнул Бейли; на большее времени не было.
Он ринулся вниз по замедляющимся дорожкам. Его хитроумный замысел заключался в том, чтобы без потери времени отказаться у самой точки V-образного пересечения лент экспресса. Не снижая скорости, он снова помчался по ускоряющимся дорожкам, достиг экспресса и перебрался через него.
– Он всё ещё с нами, Дэниел?
– Нет. Я никого не вижу.
– Хорошо. Ну и лидер бы из вас получился, Дэниел! А теперь сюда! – И, не переводя дыхания, он увлёк его за собой на межсекторную линию, а с неё вниз широкой, внушительного вида двери.
Часовой преградил им путь.
– Мы по делу. – Бейли помахал перед ним удостоверением.
Они вошли внутрь.
– Энергостанция, – коротко заметил Бейли. – Здесь они окончательно потеряют наши следы.
Ему доводилось прежде бывать на энергостанциях, в том числе и на этой. Однако чувство благоговейного трепета от этого не уменьшилось. Оно овладевало им ещё больше при мысли о том, что его отец когда-то руководил подобным предприятием до тех пор, пока…
В воздухе царили острый запах озона и равномерный гул скрытых в глубине колодца мощных генераторов; ярко-красные линии молчаливо очерчивали границы, переступать которые без защитной одежды запрещалось.
Где-то в недрах установки (Бейли не знал, где точно) ежедневно потребляется около фунта ядерного топлива. Радиоактивные продукты распада, так называемые «горячая зола», удаляются сжатым воздухом по свинцовым трубопроводам в подводные пещеры, на расстояние в десять миль от берега океана и на глубину в полмили от его дна. Иной раз Бейли приходило на ум, что произойдёт, когда эти пещеры наполнятся до отказа.
– Не подходите к красным линиям, – неожиданно резким тоном предупредил он Р. Дэниела. Затем, спохватившись, скромно добавил: – Впрочем, вам это, наверное не страшно.
– Вы имеете в виду радиоактивность?
– Да.
– Тогда – страшно. Гамма-лучи нарушают чувствительное равновесие позитронного мозга. Они подействуют на меня раньше, чем на вас.
– Вы хотите сказать, что они убьют вас?
– Мне понадобится новый позитронный мозг. Поскольку невозможно создать два совершенно одинаковых мозга, из меня выйдет новый индивидуум. Иными словами, погибнет Дэниел, с которым вы сейчас разговариваете.
Бейли посмотрел на него с сомнением.
– А я и не знал… По этому трапу, пожалуйста.
– Обычно об этом не говорят. Чтобы убедить землян, Космотаун подчёркивает преимущество таких, как я, а не наши слабости.
– Тогда зачем вы мне сказали?
Р. Дэниел посмотрел прямо в глаза своему живому напарнику.
– Вы – мой партнёр, Илайдж. И вам надлежит знать все мои слабости и недостатки.
В ответ Бейли лишь неопределённо хмыкнул.
– Идёмте сюда, – сказал он немного погодя. – Мы в четверти мили от нашей квартиры.
Это была унылая квартира низшей категории. Одна небольшая комната с двумя кроватями. Два складных стула и стенной шкаф. Встроенный в стену субэтеральный экран без ручного управления, который нельзя самостоятельно включить, но нельзя и выключить, когда он начнёт работать. Здесь нет умывальника, даже самого простого, неактивированного; здесь нельзя приготовить пищу или хотя бы вскипятить воду. Лишь в углу торчит уродливая, ничем не замаскированная труба мусоропровода.
Бейли всего передёрнуло.
– Вот мы и дома. Надеюсь, выдержим.
Р. Дэниел подошёл к мусоропроводу. Его рубашка разошлась по шву, обнаружив мускулистую на вид грудь.
– Что вы делаете? – удивился Бейли.
– Хочу избавиться от пищи, которую проглотил. Если её оставить в пищевом мешке, она начнёт портиться, и в моём обществе будет неприятно находиться.
Р. Дэниел нащупал что-то у себя на груди и особым образом надавил там двумя пальцами. Его грудная клетка раскрылась в продольном направлении. Р. Дэниел просунул руку сквозь паутину серебристого металла, и извлёк оттуда тонкий, местами вздувшийся полупрозрачный пакет. Бейли с ужасом наблюдал, как тот открыл его.
Р. Дэниел неуверенно сказал:
– Пища совершенно чистая. Я не выделяю слюну и не жую. Понимаете, она проходит внутрь по пищеводу благодаря всасыванию. Она съедобна.
– Очень хорошо, – мягко ответил Бейли. – Я не голоден. Лучше выбросьте её.
«Пищевой пакет Р. Дэниела сделан из фторуглеродного пластика, – решил Бейли. – Хорошо хоть, что к нему ничего не пристаёт». Пища легко выходила из пакета и понемногу исчезала в мусоропроводе. «Хорошая ведь еда пропадает», – подумал Бейли.
Бейли сел на край кровати и стянул с себя рубашку.
– Я предлагаю начать завтра пораньше, – сказал он.
– На это есть причина?
– Наши друзья пока не знают местоположения квартиры. Вернее, я надеюсь, что не знают. Чем раньше мы уйдёт отсюда, тем лучше. А в муниципалитете мы решим, стоит ли нам впредь работать вместе.
– Вы в этом сомневаетесь?
Бейли пожал плечами и строго сказал:
– Мы не можем каждый день подвергать себя такому риску.
– Но мне кажется, что…
Р. Дэниела прервала пунцовая вспышка сигнала входной двери.
Бейли бесшумно вскочил на ноги, отстёгивая ремешок бластера. Сигнал вспыхнул ещё раз.
Держа бластер наготове, он осторожно приблизился к двери, повернул специальную рукоятку, и узкая полоска двери стала прозрачной изнутри. Она давала искажённое изображение, но и его было достаточно, чтобы Бейли различил за дверью своего сына Бентли.
Бейли распахнул дверь настежь, схватил Бена за руку, не дав ему в третий раз нажать кнопку сигнала, и грубо втащил его в комнату.
С лица Бентли медленно сходило выражение испуга и недоумения, пока он стоял, прижавшись к стене, к которой толкнул его отец. Он смущённо потирал руку.
– Отец, – сказал он обиженно, – вовсе незачем меня так дёргать.
Бейли внимательно вглядывался в смотровую полоску закрытой теперь двери. Насколько он мог судить, коридор был пуст.
– Там кто-нибудь был, Бен?
– Нет, слушай, пап, я просто пришёл тебя проведать.
– А зачем меня проведывать?
– Не знаю, это мама. Она плакала и вообще… велела разыскать тебя. Сказала, что если я не пойду, то она пойдёт сама и тогда, говорит, не знаю, что случится. Она велела мне, пап…
– Как ты меня нашёл? Ты от мамы узнал мой адрес?
– Нет. Я позвонил тебе на работу.
– И тебе сказали?
– Конечно, – тихо ответил Бен, смущённый горячностью отца. – А разве нельзя было?
Бейли переглянулся с Р. Дэниелом.
– Где мама, Бен? Дома? – спросил он, вставая.
– Нет, она у бабушки и останется там ночевать. Мне надо сразу вернуться туда. То есть если у тебя всё в порядке.
– Ты останешься здесь. Дэниел, вы заметили, где находится переговорная трубка?
– Да. Вы хотите выйти отсюда?
– Это необходимо. Я должен связаться с Джесси.
– Разрешите мне заметить, что более логично было бы поручить это Бентли. Это довольно рискованно, а он представляет меньшую ценность…