– «Будущее Плана Селдона», – она вложила в эти слова весь свой патриотический пыл. – «Я уверена, что история Фонда хорошо известна всем нам, имевшим счастье воспитываться и получить образование в школах Термина, у знающих и опытных учителей».
   «Неплохо! Такое начало должно понравиться этой карге мисс Эрклинг».
   – «История нашего государства явилась воплощением в жизнь плана Хари Селдона. Сейчас всех волнует вопрос: будет ли в дальнейшем претворяться в жизнь мудрый план Хари Селдона или он будет предательски сорван, если еще не сорван.
   Чтобы понять это, полезно вспомнить суть Плана.»
   Эту часть написать было несложно: материал они недавно изучали в курсе Новой Истории.
   – «Почти четыреста лет назад, когда Первая Галактическая Империя шла по пути упадка к неминуемой гибели, Хари Селдон был единственным, кто видел приближение конца. На основе законов психоистории, математический аппарат которой бесповоротно утерян…»
   Аркадия запнулась. Она не была уверена, что правильно продиктовала слово «бесповоротно». А-а, пустое, транскриптор не ошибается.
   – «…Селдон и работающие с ним ученые проследили, по какому пути пойдет развитие Галактики. Они выяснили, что, предоставленная самой себе, Империя развалится, а за ее распадом последует тридцатитысячелетний период хаоса и анархии.
   Предотвратить падение Империи было уже невозможно, но остался шанс сократить период хаоса. Селдон разработал план, предусматривающий создание новой империи на обломках старой всего за тысячу лет. Заканчивается четвертое столетие этого тысячелетия, не одно поколение людей сменилось на Термине, а План все действует.
   Хари Селдон организовал два Фонда науки, по одному в каждом конце Галактики, выбрав время и место их основания так, чтобы наилучшим образом решить свою психоисторическую задачу. В одном из Фондов, основанном на Термине, Селдон сконцентрировал новейшие достижения и сильнейших специалистов в области естественных наук. Основанная на достижениях естественных наук техника помогала нашему Фонду отражать нападения соседних варварских королевств – бывших провинций Империи. Более того, под предводительством отважных и мудрых людей, таких, как Сэлвор Хардин и Хобер Мэллоу, способных правильно истолковать План, Фонд покорил эти королевства. Прошли столетия, но все наши планеты помнят эти события.
   Со временем Фонд подчинил своему экономическому влиянию большую часть Сайвеннского и Анакреонского секторов Галактики и успешно отразил нападение великого генерала Империи Бела Райоза. Казалось, ничто не может расстроить план Селдона. Кризисы, которые предвидел Селдон, наступали в назначенное им время и успешно преодолевались. Преодоление очередного кризиса знаменовало новый гигантский шаг Фонда по пути к миру и Второй Империи. И вот…»
   Аркадии не хватило воздуха, и она перешла на шепот, но транскриптор записал предложение все тем же ровным, красивым почерком.
   – «…когда от Империи, этого колосса на глиняных ногах, не осталось ничего, кроме жалких обломков, которыми управляли ничтожные диктаторы, пришел Мул».
   Эту фразу Аркадия позаимствовала из видеотриллера, но она знала, что мисс Эрклинг не заподозрит ее в плагиате, потому что не слушает ничего, кроме симфоний и научно-популярных передач.
   – «Появление этого странного человека не было предусмотрено Планом. Мул был мутантом, рождение которого невозможно предсказать. Он обладал необычайной способностью управлять человеческими эмоциями и подчинять, таким образом, людей своей воле. С головокружительной быстротой он превратился из бродяги в завоевателя и основателя империи и, в конце концов, покорил даже Фонд.
   И все же Мулу не удалось стать властелином Галактики. Его остановила мудрость и смелость великой женщины».
   Здесь перед Аркадией встала обычная проблема. Отец запрещал ей вспоминать о том, что она внучка великой Байты Дарелл. Однако, это всем было хорошо известно, а Байта действительно была великая женщина и на самом деле остановила Мула.
   – «Как это произошло, известно немногим.»
   Если придется читать сочинение вслух, эту фразу нужно будет прочесть с особым нажимом. Кто-нибудь обязательно спросит, как это произошло, и тогда Аркадии придется, рассказать. Нельзя не рассказать, если просят. Аркадия продумала оправдательную речь, которую произнесет перед отцом, и продолжала:
   – «Пять лет Мул деспотически правил Союзом Миров, в который входил Фонд, затем, в силу неизвестных причин, превратился в просвещенного правителя. Существует мнение о том, что перемена в настроениях Мула произошла в результате вмешательства Второго Фонда, основанного когда-то Селдоном. Однако, до сих пор точное местонахождение Второго Фонда, как и его роль в развитии Галактики, не установлено, поэтому утверждение о вмешательстве Второго Фонда остается…»
   Аркадия хотела сказать «беспочвенным», но не рискнула.
   – «…необоснованным. Четверть века прошло с тех пор, как умер Мул. Повлияло ли его правление на ход истории? Он прервал выполнение Плана Селдона и, казалось, даже расстроил его. Однако, после его смерти Фонд воспрянул, как нова
3из холодного пепла погасшей звезды.»
   Это сравнение Аркадия придумала сама.
   – «Снова планета Термин стала центром торговой федерации, почти такой же обширной и богатой, как прежде, но более миролюбивой и демократичной.
   Возможно, это было запланировано. Возможно, мечта великого Селдона жива, и через шестьсот лет родится Вторая Галактическая Империя. Я верю в это…»
   Неуклюжий оборот, но без него не обойдешься. Мисс Эрклинг обязательно напишет красным через всю страницу: «Вы даете лишь изложение фактов. Не видно рассуждений и вашего отношения к написанному. Думайте! Выражайте себя! Проникните в свою душу!» – «Проникните в душу». Что она понимает в душах! Разве у человека с таким кислым лицом есть душа!
   – «…потому что никогда еще политическая ситуация не складывалась так благоприятно для нас. Времена наследственных мэров-деспотов миновали, мы вернулись к свободным выборам. Нет больше мятежных торговых миров; нет несправедливости, сопутствующей общественному укладу, при котором все богатства страны сосредоточены в руках немногих.
   Поэтому нет причин бояться неудачи. Некоторые считают, что нам угрожает Второй Фонд, однако им нечем подтвердить свои опасения, кроме смутных подозрений и суеверий. Мне кажется, что вера в себя и в великий План Хари Селдона должна вытеснить из наших сердец и умов все сомнения…»
   Как неприятно это писать, но к концу сочинения требуется что-нибудь такое…
   – «Я считаю, что…»
   Будущее Плана Селдона осталось неясным, потому что Аркадия услыхала тихий стук в окно, вскочила на подлокотник кресла и увидела за стеклом улыбающееся лицо с правильными чертами и прижатым к губам указательным пальцем.
   После паузы, достаточной, чтобы почувствовать удивление, она соскочила с кресла, подошла к дивану, стоявшему под окном, взобралась на него и вопросительно взглянула на гостя.
   Его улыбка погасла. Вцепившись побелевшими от напряжения пальцами правой руки в подоконник, левой он сделал быстрое движение. В ответ Аркадия открыла защелку и отодвинула нижнюю треть окна, впустив в комнату теплый весенний воздух.
   – Все равно вы не влезете, – с довольным видом сказала она. – Наши окна экранируются и впускают только своих. Если вы попытаетесь влезть, сработает сигнализация и поднимется шум.
   Помолчав, Аркадия добавила:
   – Вы поступаете неблагоразумно, стоя на карнизе. Вы можете упасть, сломать шею и помять наши цветы, редкие и очень дорогие.
   – Чтобы этого не случилось, – сказал мужчина, опасавшийся того же, что и Аркадия, но по-иному оценивавший ценности, – снимите, пожалуйста, экран и впустите меня.
   – Это невозможно, – ответила Аркадия. – Вероятно, вы ошиблись адресом, потому что я не из тех девушек, которые впускают мужчин к себе в спальни в такое время.
   Говоря это, Аркадия изо всех сил старалась или делала вид, что старается подавить в себе сладострастие.
   Лицо незнакомца омрачилось.
   – Это дом доктора Дарелла? – пробормотал он.
   – Я должна пред вами отчитываться?
   – Простите! До свидания…
   – Молодой человек, если вы спрыгнете, я подниму тревогу.
   Аркадия издевалась: по ее просвещенному мнению, незнакомец был далеко не молод – ему было все тридцать, а, может быть, и больше.
   Молодой человек помолчал и строго спросил:
   – Девочка, ты не хочешь, чтобы я оставался, и не хочешь, чтобы уходил. Что же мне делать?
   – Я полагаю, вы можете войти. Это действительно дом доктора Дарелла. Я сниму экран.
   Незнакомец оглянулся, осторожно просунул в окно руку и, когда ничего не случилось, подтянулся и влез в комнату. Сердитыми шлепками отряхнул одежду и поднял к Аркадии покрасневшее лицо.
   – Ваша репутация не пострадает, если меня обнаружат здесь?
   – Пострадает, но не так сильно, как ваша, потому что, услышав шаги за дверью, я закричу и скажу, что вы вошли без моего разрешения.
   – Как вы объясните то, что не сработала сигнализация?
   – Да очень просто! Ее у нас нет!
   Незнакомец обиделся.
   – Обманщица! Сколько тебе лет, малышка?
   – Не кажется ли вам, молодой человек, что вы задаете нетактичный вопрос? Это первое. И второе: я не привыкла, чтобы меня называли малышкой.
   – Понятно. Вы, наверное, бабушка Мула в гриме? Вы позволите мне уйти прежде, чем организуете ленч-вечеринку в мою честь?
   – Я не позволю вам уйти: вас ждет мой отец.
   Незнакомец насторожился. Подняв бровь, он спросил:
   – Ваш отец один?
   – Да.
   – К нему кто-нибудь приходил в последнее время?
   – Какие-то торговцы и вы.
   – В последние дни не происходило ничего необычного?
   – Если не считать вашего визита…
   – Забудьте обо мне, хорошо? Впрочем, нет, не забывайте. Скажите, откуда вы знаете, что ваш отец ждет меня?
   – О, это проще простого. На прошлой неделе он получил секретное самоуничтожающееся послание в капсуле. Уже пустую капсулу бросил в атомный дезинтегратор и дал Поли – это наша горничная – отпуск на месяц. Отпустил ее к сестре в Терминус-Сити, а сегодня постелил себе в другой комнате. Я поняла, что он ждет кого-то и хочет, чтобы об этом никто не знал, даже я, хотя мне он обычно все рассказывает.
   – Неужели? Я думал, ему и рассказывать не нужно: вы все угадываете по глазам.
   – Так и есть! – Аркадия засмеялась.
   Она перестала чувствовать неловкость. Гость был пожилой, но очень импозантный: вьющиеся темные волосы и голубые глаза. Может быть, когда она станет старше, ей встретится кто-нибудь похожий?
   – А как вы узнали, – спросил незнакомец, – что ваш отец ждет именно меня?
   – Кого же еще? Папа засекретился, кого-то ждет, и тут появляетесь вы – не через парадную дверь, как нормальный человек, а через забор и через окно, – тут Аркадия ввернула любимую мысль. – Мужчины такие глупые!
   – Нельзя быть такой самоуверенной, малышка, то есть, мисс. Вы можете ошибаться. Что, если ваш отец ждет не меня, а кого-то другого?
   – Вряд ли. Я недаром не приглашала вас, пока вы не бросили свой портфель.
   – Что я бросил?
   – Портфель, молодой человек. Я не слепая. Вы не уронили его, а именно бросили, да еще и примерились, чтобы он упал, куда надо. Вы бросили портфель под кусты, чтобы никто не видел. Поскольку вы пытались войти через окно, а не через парадную дверь, вы боялись входить в незнакомый дом без разведки. Вам попалась я, и вы, вместо того, чтобы позаботиться о себе, позаботились прежде всего о портфеле, что позволяет заключить, что содержимое портфеля, каково бы оно ни было, для вас важнее собственной безопасности, а это значит, что если вы здесь, а портфель там, и мы знаем, что портфель там, то вы достаточно беспомощны.
   Аркадия остановилась, чтобы набрать воздуху для новой тирады, и гость, воспользовавшись паузой, заметил:
   – Тем не менее я в состоянии придушить вас, выпрыгнуть из окна, взять портфель и уйти.
   – Молодой человек, у меня под кроватью лежит бейсбольная бита, мне нетрудно ее достать, и я сильнее, чем обычно бывают девушки в моем возрасте.
   Беседа зашла в тупик. Наконец «молодой человек» с натужной вежливостью заговорил:
   – Мы почти подружились, но до сих пор не познакомились. Позвольте представиться. Я Пеллеас Антор. Как вас зовут?
   – Меня зовут Аркади Дарелл. Рада с вами познакомиться.
   – Аркади, деточка, будь добра, позови папу.
   Аркадия заартачилась.
   – Я не деточка. Когда человека просят об услуге, ему обычно не грубят.
   Пеллеас Антор вздохнул.
   – Хорошо. Милая, добрая старушка, вы меня премного обяжете, если соблаговолите позвать вашего отца.
   – Это уже лучше, хотя не то, чего я добиваюсь. Я позову отца, но с вас глаз не спущу, – она несколько раз топнула ногой.
   Послышались торопливые шаги, и дверь резко распахнулась.
   – Аркадия! – возмущенно начал доктор Дарелл и не договорил. – Кто вы, сэр?
   Пеллеас с явным облегчением поднялся на ноги.
   – Доктор Торан Дарелл? Я Пеллеас Антор. Вы получили мое письмо? Ваша дочь говорит, что получили.
   – Моя дочь говорит, что получил? – доктор грозно глянул на дочь, которая встретила его взгляд лучезарной улыбкой чистейшей невинности.
   Доктор Дарелл сдался и обратился к гостю:
   – Я вас жду. Прошу вас, пройдемте.
   Тут внимание доктора на чем-то остановилось. Аркадия перехватила его взгляд и бросилась к транскриптору, но отец стоял прямо над ним.
   – Он все время работал? – ехидно спросил доктор.
   – Папа! – воскликнула Аркадия. – Неприлично читать записи чужих мыслей и бесед!
   – А «беседовать» в спальне вечером с незнакомым мужчиной прилично? Я твой отец, Аркадия, и должен оградить тебя от порока!
   – Папа! Ничего подобного не было!
   – Еще как было, доктор Дарелл, – вдруг засмеялся Пеллеас. – Молодая леди обвиняла меня во всех грехах. Я осмелюсь настаивать, чтобы вы это прочитали, только вымарайте мое имя.
   Аркадия с трудом сдерживала слезы. Ну вот, родной отец ей не верит! Проклятый транскриптор! И этот дурак, который влез в окно, вместо того чтобы позвонить в дверь! А теперь отец будет говорить длинную, проникновенную речь о том, что должна и чего не должна делать молодая девушка.
   – Аркадия, – проникновенно начал отец, – мне кажется, более того, я уверен, что молодая девушка…
   Так и знала. Так и знала.
   – …не должна так непочтительно разговаривать со старшими.
   – А старшие не должны заглядывать в окна. Жилище молодой девушки неприкосновенно! Уходите, мне нужно закончить сочинение.
   – Не тебе судить о праве других заглядывать в твои окна. Ты не должна была впускать этого человека. Тебе следовало сразу же позвать меня, особенно, если ты знала, что я его жду.
   – Зря ты с ним связываешься, – парировала Аркадия. – Он завалит все дело, если будет и дальше лазать в окна, а не стучать в двери, как положено нормальному человеку.
   – Аркадия, не вмешивайся в дела, в которых не разбираешься!
   – Почему не разбираюсь? Вы ищете Второй Фонд!
   В наступившей тишине даже Аркадия почувствовала себя неловко.
   – Кто тебе это сказал? – осторожно спросил доктор Дарелл.
   – Никто. Вы напустили на себя такой таинственный вид, что я сама все поняла. Не бойтесь, никому не скажу.
   – Мистер Антор, – сказал доктор Дарелл, – я должен перед вами извиниться.
   – О, ничего страшного, – последовал неискренний ответ. – Не ваша вина, если она продалась силам тьмы. Позвольте задать вашей дочери вопрос. Мисс Аркадия!
   – Что вам нужно?
   – Почему вы считаете, что глупо лезть в окно, если можно войти в дверь?
   – Потому что глупо привлекать к себе внимание, если хочешь спрятаться. Если у меня есть тайна, я не заклеиваю пластырем рот, чтобы все видели, что я боюсь что-то выболтать. Я говорю столько же, сколько обычно, но о другом. Вы читали высказывания Сэлвора Хардина? Это наш первый мэр.
   – Да, я знаю.
   – Так вот, он говорил, что нужно лгать, не стыдясь своей лжи, если хочешь, чтобы тебе поверили. Еще он говорил, что нужно говорить не правду, а ложь, похожую на правду, и тогда тебе поверят. А если вы лезете в окно, значит, вы стыдитесь своей лжи, и она не похожа на правду.
   – Что бы вы сделали на моем месте?
   – Если бы у меня было к папе секретное дело, я познакомилась бы с ним открыто и несколько раз пришла бы к нему обсудить вполне законные дела. А потом, когда все привыкли бы видеть нас вместе, я заговорила бы о секретном деле, и никто не стал бы интересоваться, о чем мы секретничаем.
   Антор удивленно взглянул на девочку, потом перевел глаза на доктора Дарелла.
   – Пойдемте. У вас в саду остался мой портфель. Погодите! Последний вопрос. Аркадия, у тебя под кроватью взаправду лежит бейсбольная бита?
   – Нет, понарошку.
   – Хм. Надо проверить!
   В дверях доктор Дарелл остановился.
   – Аркадия, говоря о Плане Селдона, не намекай на бабушкины подвиги. Обойди эту тему.
   По лестнице доктор Дарелл и Пеллеас Антор спускались молча. В саду гость сдавленным голосом спросил:
   – Доктор, если не возражаете, сколько ей лет?
   – Позавчера исполнилось четырнадцать.
   – Четырнадцать? О, Галактика! Слушайте, она не говорила, что собирается замуж?
   – Мне не говорила.
   – Так вот, если скажет, застрелите его. Я хочу сказать, того беднягу, за которого она собирается замуж, – гость посмотрел доктору в глаза. – Я серьезно. Застрелите, чтоб не мучился. Вы представляете, во что она превратится, когда ей стукнет двадцать? Я не хотел вас обидеть…
   – Я не обижаюсь. Я понимаю…
   …А наверху объект их любовного обсуждения, усевшись перед транскриптором и глядя на него с отвращением, противным голосом произнес:
   – «Будущеепланаселдона».
   Транскриптор невозмутимо вывел на чистом листе бумаги элегантные заглавные буквы: «БУДУЩЕЕ ПЛАНА СЕЛДОНА».



8. План Селдона




   Математика Психоистории – синтез исчисления N переменных и N-мерной геометрии; то, что Селдон называл алгеброй человечества…

Галактическая Энциклопедия.




 
   Перед вами комната. Где она находится – неважно. Главное то, что в ней находится Второй Фонд.
   Эта комната в течение нескольких столетий была обителью чистой науки, но в ней не было ни одного из тех приспособлений, которые за последние тысячи лет человечество привыкло ассоциировать с наукой. Наука, обитавшая в этой комнате, оперировала лишь математическими понятиями, она занималась логическими выводами, как наука доисторических людей, заселявших единственную, теперь неизвестную, планету Галактики.
   В комнате находился предмет, Главный Излучатель, содержащий в себе полный план Селдона.
   В комнате был человек – Первый Спикер. Он был двадцатым в династии главных хранителей Плана, а его титул означал, что на собраниях вождей Второго Фонда он должен говорить первым.
   Его предшественник победил Мула, но отзвуки той великой битвы все еще сбивают человечество с пути, проложенного Селдоном. Вот уже двадцать пять лет Первый Спикер и его администрация стараются вывести Галактику – упрямых и строптивых людей – на этот путь. Это титанический труд!
   Первый Спикер обернулся на скрип открывшейся двери. На пороге стоял молодой человек, которому Первый Спикер сквозь размышления о судьбах человечества посылал волны приветливого ожидания, – ученик, один из тех, кто в будущем может занять его место.
   Молодой человек нерешительно топтался на пороге, и Первому Спикеру пришлось подойти к нему, обнять за плечи и увлечь за собой в комнату.
   Ученик робко улыбнулся. Первый Спикер сказал:
   – Первым делом я расскажу вам, зачем звал вас.
   Они смотрели друг на друга через стол. Человек, не являющийся психологом Второго Фонда, не мог бы понять, что между ними происходит разговор.
   Первоначально речь была приспособлением, с помощью которого Человек в грубом приближении передавал свои мысли и эмоции. Избрав произвольные звуки и сочетания звуков для обозначения определенных настроений, Человек выработал способ общения – грубый, неуклюжий, постепенно погубивший гибкость человеческого сознания и обеднивший палитру чувств.
   Все страдания людей и беды человечества происходят оттого, что люди (за исключением Хари Селдона и немногих его соратников и последователей) не понимают людей. Человек живет в душном плотном тумане, в котором не видит никого, кроме себя самого. Иногда до него доносятся сигналы, подаваемые другим человеком из такого же кокона. Люди, шагните навстречу друг другу! Но они не знают друг друга, не понимают друг друга, не решаются верить друг другу, с рождения угнетены и напуганы одиночеством – и потому боятся и ненавидят друг друга.
   Тысячелетиями ноги человека увязали в грязи, приковывая к земле его разум и душу, которые достойны парить среди звезд.
   Инстинктивно человек искал способ освободиться от пут речи. Семантика, символьная логика, психоанализ явились попытками усовершенствовать речь или обойтись без нее.
   Вершиной развития науки об интеллекте стала психоистория, или математизированная социопсихология. Математика позволила проникнуть в тайны нейрофизиологии, на атомном уровне рассчитать электрохимические процессы, в которых состоит деятельность нервной системы. Без этого не могло быть и речи о психологии, как о науке.
   Добытые психологией знания о человеке были перенесены на человечество. Математика завоевала социологию.
   Группы людей: миллиарды, заселяющие планеты, триллионы, занимающие сектора, квадриллионы, которыми исчисляется население Галактики, – стали не просто группами людей, а огромными историческими силами, действие которых можно рассчитать по формулам статистики. Для Хари Селдона будущее стало ясным и неизбежным, и он составил свой План.
   Те же обстоятельства, которые привели Селдона к созданию исторического Плана, сейчас освободили Первого Спикера и Ученика от необходимости изъясняться словами.
   Первый Спикер без слов знал, что происходит в сознании Ученика, ощущал малейшие токи, протекавшие в его мозгу. Однако, чутье Первого Спикера не было инстинктивным, как у мутанта Мула; оно было развито годами упражнений и опиралось на научные знания.
   Поскольку и автор, и читатель принадлежат к обществу, где основным средством общения все же является речь, автору придется излагать беседу психологов в переводе, жертвуя какими-то оттенками смысла.
   Мы остановились на том, что Первый Спикер сказал:
   – Первым делом я расскажу вам, зачем звал вас.
   Читатель может представить, как протекала дальнейшая беседа, если мы признаемся, что ничего подобного Первый Спикер не говорил. Он просто улыбнулся и поднял указательный палец.
   Первый Спикер «сказал»:
   – Всю жизнь вы занимаетесь наукой об интеллекте. Вы взяли от учителей все, что они могли дать. Пришла пора вам и некоторым другим попробовать себя в качестве Спикера.
   Ученик просигналил волнение.
   – Не притворяйтесь, что боялись, что вам недостает квалификации, а теперь радуетесь, что ваши надежды оправдались, и вас признали. Опасения и надежды суть слабости. Вы были уверены, что вас признают, но боялись это показать, не желая выглядеть самоуверенным, то есть непригодным. Пустое! Человек, не признающий себя умным, безнадежно глуп. Не этому ли вас учили, готовя к получению квалификации, которую вы, без сомнения, получите?
   Ученик просигналил облегчение.
   – Так-то лучше. Теперь, когда вы перестали отгораживаться от меня, вы способны мыслить и делать выводы. Помните, настоящий психолог не отгораживает свое сознание от мира барьером, который для хорошего зонда не барьер. Мастер должен воспитать в себе второе я, идеальное и невинное, которому нечего скрывать от окружающих. Смотрите, мое сознание открыто перед вами. Откройте же свое.
   Спикером быть нелегко. Нелегко быть даже Психоисториком, а далеко не всякий психоисторик может стать Спикером. Дело в том, что Спикеру недостаточно владеть математикой Плана Селдона; он должен верить в успех Плана, жить во имя его осуществления. Более того, Спикер должен воспринимать План, как живое существо, любить и лелеять его.
   Первый Спикер указал на черный блестящий куб, стоявший на столе:
   – Вы знаете, что это?
   – Не знаю, Спикер.
   – Вы слышали о Главном Излучателе?
   – Это он? – изумление.
   – Вы ожидали увидеть что-то более благородное и возвышенное? Вполне естественно. Прибор был изготовлен во времена Империи людьми Селдона. Почти четыреста лет он безупречно служил нам, не требуя настройки или ремонта. И к счастью, ибо среди нас нет людей, чьей квалификации хватило бы для технического обслуживания прибора, – Первый Спикер улыбнулся. – Изготовить второй такой или починить этот могут только в Первом Фонде, но люди Первого Фонда не должны знать о его существовании.
   Он опустил какой-то рычаг на своей стороне стола, и в комнате стало темно, но только на миг. Стены осветились белым светом, затем на белом проступили черные полосы, вскоре превратившиеся в ряды формул.
   – Подойдите к стене, мой мальчик. Не бойтесь, от вас не будет тени: Излучатель испускает свет особым образом. Я не знаю, как это получается, но знаю, что тени не будет.
   Они стояли рядом у стены, в которой было тридцать футов длины и десять футов высоты. Буквы были мелкие, строки лежали плотно. Противоположная стена тоже была исписана.