Альберт Корнелис Баантьер
Маска смерти

1

   Инспектор Де Кок из Амстердамского полицейского управления на Вармусстраат медленно шагал в сторону площади Драмак с ее широкими тротуарами. Время от времени он жмурясь смотрел на яркое солнце, которое, словно опровергая неутешительный прогноз погоды, упорно не желало прятаться за облака и вот уже несколько дней радостно и беззаботно сияло на ясном небе.
   Де Кок наслаждался. Его настроение, точно барометр, всегда соответствовало погоде: в холодные дождливые дни лицо инспектора становилось хмурым, как бы означая «бурю», а при ясной солнечной погоде сияло улыбкой, от чего резкие складки вокруг рта исчезали и словно разглаживались, а старая шляпа, казалось, сама собой съезжала набекрень.
   Он улыбнулся, взглянув на свое отражение в стеклянной витрине рекламной тумбы, пересек Дамрак, проскочив прямо перед носом у катившего ему навстречу трамвая, и медленно, словно нехотя, побрел мимо морской биржи к Вармусстраат.
   Перед входом в здание полицейского управления он остановился и внимательно оглядел голубую каменную ступеньку, полустершуюся от множества ступавших на нее ног – и полицейских, и правонарушителей.
   Неожиданно ступенька показалась Де Коку непреодолимым барьером, и его охватил безотчетный страх, сковавший все тело. Он с трудом совладал с собой и переступил порог.
   Когда инспектор поднялся на второй этаж и вошел в комнату следователей, его молодой помощник Фледдер смерил его настороженным взглядом.
   – Что случилось, инспектор? У вас такой встревоженный вид!
   – Неужели?
   Де Кок небрежно бросил на вешалку шляпу и стянул с себя плащ. Он перекинул его через спинку стула и уселся за свой письменный стол.
   – Ты веришь в предзнаменования, Фледдер?
   – Какие такие пред… знаменования? В дядюшку Виллема или дядюшку Кейса?
   Де Кок нахмурился и покачал головой.
   – Этими вещами не шутят! – строго сказал он. – Предзнаменования – это тайный знак… предупреждение свыше: что-то должно случиться… Что-то очень страшное… – Он на миг уставился в одну точку. – Вот сейчас я подошел ко входу и вдруг почувствовал, что сегодня мне лучше бы не ходить в управление. Как будто эта голубая ступенька предупреждала меня о чем-то…
   Фледдер улыбнулся.
   – Какая чепуха! Все это чистейший вздор! Ступенька… предупреждение… – Шляпа у него съехала набок, и он наклонил голову, чтобы она не упала. – Я думаю, что у вас просто-напросто простуда. Сейчас многие болеют. Знаете, когда у человека повышается температура, у него нередко возникают странные фантазии.
   Де Кок отмахнулся.
   – Нет у меня никакой простуды, и температура тут совсем ни при чем. – В его голосе зазвучали раздраженные нотки. – Одним словом, выбрось все это из головы, считай, что я тебе ничего не говорил ни о каком предзнаменовании. Ты спросил, почему у меня был такой испуганный вид, когда я вошел, вот я и ответил.
   Фледдер улыбнулся.
   – А все дело было в этом дурном предзнаменовании…
   – Вот именно!
   Молодой следователь наклонился поближе к инспектору.
   – Сегодня утром сюда заходил комиссар, спрашивал вас.
   – Зачем я ему понадобился?
   – Он хотел с вами поговорить.
   – О чем, не знаешь?
   Фледдер поднял брови.
   – В коридоре я слышал, как кто-то сказал, что он собирается предложить вам возглавить бригаду по борьбе с карманниками.
   Де Кок поморщился.
   – Мне? Бригаду по борьбе с карманниками?!
   – На следующей неделе начинается морской праздник «Сейл Амстердам», – пояснил Фледдер. – Сюда съедется множество народа со всех сторон. Все места в отелях уже забронированы. Идеальные условия для международной мафии карманников, уж они не упустят случая и непременно посетят эти гонки старых калош.
   – Что с тобой, Фледдер? Ты сегодня, кажется, недоволен всем на свете! Сначала тебя разозлили мои предзнаменования, а теперь ты, попирая морское величие страны, называешь нашу знаменитую регату «гонкой старых калош»!
   Молодой помощник поднял на инспектора простодушный взгляд.
   – А разве не так?
   Де Кок, прищурив глаз, назидательно произнес:
   – «Сейл Амстердам» – великолепное зрелище. Я, коренной житель Урка, очень люблю эти… старые калоши, как ты их называешь. Мой дед рыбачил на замечательном паруснике, что когда-то ходил по Зейдерзее. В те времена еще не изобрели этих рычащих вонючих моторов, а плавали под парусами, обращаясь с молитвой к Богу и к попутному ветру. Уж на сей раз я постараюсь насладиться этим праздником на реке, ведь во время последних соревнований мне почти ничего не удалось увидеть: мы с утра до ночи раскручивали тогда дело о наследстве психиатра, Помнишь? На этот раз я своего не упущу. Так что комиссару придется поискать кого-нибудь другого для бригады по борьбе с карманниками.
   – Вы что же, возьмете отпуск? Де Кок решительно кивнул.
   – Вот именно! Доставлю себе удовольствие, повидаюсь со старыми друзьями: с «Америго Веспуччи» из Италии, с датчанином «Георгом Стеже» и немцем «Георгом Фоком»! – На его губах заиграла мечтательная улыбка. – Парусная регата – это такая красота… это живое напоминание о прошлом… о временах неподдельной романтики… об эпохе шанти…
   Фледдер удивленно вскинул брови.
   – А это еще что такое?
   Де Кок только развел руками.
   – Это такие морские песни. Во время тяжелой и однообразной работы на парусных судах моряки обычно пели шанти… замечательные свои песни… – с жаром объяснял инспектор.
   – Я чувствую, морская романтика у вас в крови! Де Кок расхохотался.
   – Да уж! Что есть, то есть!
   В дверь постучали, оба одновременно повернулись, и Фледдер крикнул:
   – Войдите!
   Дверь медленно отворилась. На пороге стоял высокий худощавый молодой человек лет двадцати с небольшим. У него было нервное узкое бледное лицо со срезанным подбородком. Одет он был в темно-коричневый пиджак из грубой ткани с кожаными заплатами на локтях и светло-серые брюки с почти исчезнувшей складкой. Из-за коротких рукавов руки юноши казались слишком длинными. Движения у него были замедленные, на губах дрожала застенчивая улыбка. Не дойдя двух метров до стола инспектора, юноша остановился и поднял глаза на Де Кока, потом перевел взгляд на Фледдера и снова уставился на инспектора.
   – Она исчезла! – высокий голос его дрожал и в нем слышались какие-то виноватые нотки.
   – Она исчезла… – снова повторил странный посетитель.
   Де Кок внимательно рассматривал юношу. Он отметил открытый простодушный взгляд серых глаз, низкий лоб и взъерошенные каштановые волосы. Юноша казался таким потерянным и беспомощным, что у старого сыщика невольно дрогнуло сердце. Он сделал ему знак подойти и указал на стул рядом со своим столом.
   – Кто исчез? – участливо спросил Де Кок.
   – Розочка…
   – Розочка? – удивленно переспросил инспектор. Молодой человек кивнул.
   – Да. Я ее так называю. Вообще-то ее зовут Розалинда… Розалинда ван Эвертсоорд. Она из дворян. – И почему-то смутившись, странный юноша добавил: – Из обедневших дворян…
   – А вы сами кто?
   Молодой человек мгновенно вскочил со стула и неловко поклонился.
   – Да, извините. Это очень неучтиво с моей стороны, – извиняющимся тоном произнес он. – Я должен был вам сразу представиться. Я Недервауд… Рихард Недервауд. – Он снова присел на стул и исподлобья взглянул на инспектора. – А вы, насколько я понимаю, инспектор Де Кок?
   Седой сыщик кивнул.
   – Де Кок! – отчетливо и громко повторил он. Молодой человек мягко улыбнулся.
   – Меня уверяли, что именно так вы и отреагируете на мое появление.
   Лицо инспектора слегка порозовело.
   – Кто уверял?
   – Мои друзья. Это они посоветовали мне обратиться к вам.
   – По поводу исчезновения Розочки?
   – Ну да. Сначала я обратился в полицейское управление на Лодовейк ван Досселстраат. Но там даже не соизволили меня выслушать… я имею в виду: не дали все рассказать по порядку.
   – А почему вы направились на Лодовейк ван Досселстраат?
   Рихард Недервауд сделал неопределенный жест.
   – Но ведь именно им положено заниматься этим делом!
   – Почему?
   – Да случилось-то все в больнице Южного Креста, мне сказали, что этот район относится к управлению на Лодовейк ван Досселстраат.
   Де Кок почесал щеку.
   – Ну и что же случилось в больнице Южного Креста?
   – Она там исчезла…
   – Что?! Просто так исчезла?
   Рихард Недервауд беспокойно заерзал на стуле.
   – Вы правы. – Он покачал головой. – Я излагаю все немного бессвязно… Вы должны меня извинить: я просто никак не могу прийти в себя после всего случившегося… Попробую вам все рассказать по порядку.
   Де Кок ободряюще кивнул.
   – Начните с того, какое отношение вы имеете к Розочке.
   – Она моя подруга. Вот уже несколько лет у нас с ней так называемая свободная любовь… Я живу на Керкстраат, неподалеку от Амстела, а у Розочки двухкомнатная квартира в Пюрмеренде. Уик-энд мы чаще всего проводим у нее и в отпуск обычно ездим вместе.
   Рихард Недервауд порылся в карманах пиджака, достал бумажник и, вытащив из него фотографию, протянул ее Де Коку.
   – Вот она!
   С фотографии на инспектора смотрела улыбающаяся молодая женщина с коротко подстриженными светлыми волосами. Лукавая улыбка, ямочки на щеках – все говорило о шаловливом кокетстве. Де Кок невольно подумал: интересно, что нашла прелестная молодая женщина в этом неловком смешном верзиле, но благоразумно промолчал. Еще раз бегло взглянув на фотографию, он протянул ее владельцу, но Рихард решительно отвел его руку.
   – Оставьте ее у себя, она может пригодиться вам для расследования. Да, конечно, я уверен: эта фотография вам непременно понадобится!
   Де Кок опустил снимок на стол.
   – Каким образом Розочка оказалась в больнице Южного Креста? – спросил он.
   – Ее послал туда домашний врач, доктор Ян Ван Акен.
   – Она была больна?
   Рихард Недервауд неопределенно пожал плечами.
   – Розочка никогда не болела. Она спортивная девушка… играет в баскетбол, входит в лучшую команду страны. Но в последние дни она почувствовала себя неважно, стала какой-то грустной, вялой, немного покашливала. Она сказала мне об этом по телефону, мы ведь звонили друг другу каждый день. Я посоветовал ей обратиться к ее домашнему врачу.
   Де Кок с любопытством посмотрел на молодого человека.
   – И тот направил ее в Амстердам, в больницу Южного Креста?
   – Да.
   – А почему не в местную больницу – в Пюрмеренде?
   Молодой человек пожал плечами.
   – Не знаю. Честно говоря, я об этом не задумывался.
   – В какое отделение ее положили?
   – В неврологическое.
   Де Кок положил на стол вытянутые руки.
   – Ну и что же дальше?
   Несколько секунд Рихард Недервауд молчал, уставившись в одну точку, и, казалось, вспоминал, как все было.
   – Розочка, – сказал он хрипло, – предъявила направление врача в регистратуре…
   – Когда это произошло?
   – Позавчера, в среду, в одиннадцать часов.
   – Вы были с ней?
   Рихард Недервауд слабо кивнул.
   – Она очень просила, чтобы я пошел вместе с ней. Она приехала в Амстердам из Пюрмеренда на своей машине – такой нелепо раскрашенный «гадкий утенок» – заехала за мной на Керкстраат, и мы вместе отправились в больницу Южного Креста. По дороге мы почти не разговаривали – так были оба подавлены.
   Де Кок улыбнулся, стараясь подбодрить юношу.
   – Понимаю. Что же было дальше? Рихард Недервауд торопливо облизал губы.
   – Возле больницы есть большая площадка для парковки машин, Розочка поставила там своего «гадкого утенка», и мы вылезли. Должен сказать, мне почему-то сразу не понравилась эта больница. Здание показалось мне таким громоздким, таким холодным и неприветливым, что даже стало как-то не по себе. Я чуть было не остановил Розочку, когда она направилась ко входу. Меня охватил какой-то безотчетный страх, хотя я понимал, что все это просто глупо…
   Лицо Де Кока стало серьезным.
   – Да, иной раз кажется, что для страха нет никакой причины… и все же это чувство, я убежден, никогда не бывает беспричинным и безосновательным.
   Рихард Недервауд посмотрел на него с благодарностью.
   – Я почти физически ощущал этот страх! Меня всего трясло. Пока мы шли к дверям больницы, я крепко держал Розочку за руку… словно боялся ее потерять. – Он глубоко вздохнул. – Но когда мы вошли, я вынужден был, конечно, отпустить ее. Розочка подошла к окошку регистратуры, подала свое направление, и ее попросили немного подождать.
   – Немного?
   – Да, минуты две-три, не больше. Потом появилась медсестра, назвала ее фамилию и увела Розочку с собой.
   – А вы остались ждать в приемной?
   Рихард, словно извиняясь, прижал руку к груди.
   – Я подумал, что она пробудет там недолго… Ну, минут пятнадцать… может, полчаса… Однако я прождал целый час. – Он смущенно усмехнулся. – Я не из тех, кто чуть что начинает бить тревогу, беспокоить людей. Однако я не мог справиться с каким-то внутренним тревожным чувством, которое росло с каждой минутой. Я не мог больше сидеть там молча, выбежал из приемной и принялся шагать взад-вперед по вестибюлю. Наконец я набрался смелости и решил навести справки. Но тут появилась та самая медсестра и пригласила меня пройти вместе с ней. Я думал, что она ведет меня к Розочке или к ее врачу, который объяснит мне, что с ней такое, но медсестра привела меня в комнату, похожую на лабораторию, и там лаборантка взяла у меня кровь на анализ.
   Де Кок наморщил лоб.
   – Вот как? – удивился он. – У вас взяли кровь на анализ?
   Рихард Недервауд кивнул.
   – Ну да.
   – И вы позволили им сделать это? Юноша дернул правым плечом.
   – Я… я подумал… – пробормотал он, – что это как-то связано с медицинским обследованием Розочки… возможно, им было важно знать, нет ли у меня какой-нибудь инфекционной болезни.
   Де Кок глубоко вздохнул.
   – И потому вы разрешили им взять у вас кровь! Это прозвучало как обвинение.
   Рихард Недервауд кивнул.
   – Когда они закончили, сестра, которая привела меня, сказала, что теперь все в порядке и я могу идти. Я ответил, что никуда отсюда не пойду и буду ждать мадемуазель Розалинду ван Эвертсоорд. Медсестра как-то странно посмотрела на меня и почти удивленно повторила: «Мадемуазель Розалинду ван Эвертсоорд?..» Я объяснил, что так зовут девушку, которую она увела от меня. Медсестра поджала губы и покачала головой. «Я ни-ко-го ни-ку-да не уводила!»
   Де Кок нахмурился.
   – А это была действительно та самая медсестра?
   – Ну конечно!
   Инспектор дружески улыбнулся юноше и наклонился к нему.
   – Я понимаю, вы были в несколько возбужденном состоянии, – мягко сказал он, – после всего случившегося нервы у вас были напряжены до предела… Могу себе представить, что вы тогда чувствовали.
   Однако Рихард Недервауд, словно не замечая его сочувствия, сурово сжал губы и оборвал инспектора:
   – Ошибка исключена! – сказал он раздраженно. – Это лицо… эту полную фигуру я не забуду никогда! – Он постучал указательным пальцем по лбу. – Все запечатлелось здесь, словно на фотографии. – Лицо юноши покрылось пятнами, он с шумом втянул в себя воздух, ноздри его трепетали. – Она молча удалилась, – упавшим голосом произнес он.
   – Кто?
   Рихард Недервауд безнадежно махнул рукой.
   – Медсестра, конечно! Она удалилась, но я бросился за ней по коридору и остановил ее, схватив за плечо. «Где Розочка? – крикнул я. – Что вы с ней сделали?» Медсестра разозлилась и, стряхнув мою руку со своего плеча, сказала, чтобы я к ней не приставал с глупыми расспросами. Затем она юркнула в какую-то дверь и исчезла. Я прямо остолбенел на месте. Меня словно молотком по голове ударили. Наконец я пришел в себя, подбежал к человеку, сидевшему за стойкой регистратуры и заговорил с ним, стараясь держаться как можно любезнее: «Сегодня утром я приехал сюда с женщиной, ее звали мадемуазель Розалинда ван Эвертсоорд, у нее было направление от доктора Ван Акена из Пюрмеренда!» Мужчина заглянул в регистрационную книгу и сказал: «Такой нет в списке». Я снова занервничал. «Но она же приходила к вам сегодня в одиннадцать часов утра, я присутствовал при том, как она показывала вам свое направление». Мужчина посмотрел на меня как на сумасшедшего. «Если ее нет у меня в списке, – заявил он, – значит, она ко мне не обращалась».
   Рихард Недервауд закрыл лицо руками. Он дрожал всем телом, пот выступил у него на лбу. Наконец молодой человек взял себя в руки.
   – Мне показалось, что я и в самом деле сошел с ума, – сказал он. – Я так и остался стоять у стойки. Мужчина больше не смотрел на меня, он вел себя так, будто меня вовсе не существовало. Совершенно растерянный, я выбежал из больницы, было такое ощущение, что у меня разом развинтились все мозги, я ничего не соображал. На улице я вдруг вспомнил об автомобиле Розочки и со всех ног бросился к стоянке. Де Кок встревоженно взглянул на него.
   – И что же? – спросил он.
   Рихард Недервауд устало уронил голову.
   – Ее машина исчезла!

2

   Рихард Недервауд вышел, и в комнате следователей наступила тишина. Казалось, что странный рассказ юноши все еще продолжает звучать в этих стенах. Фледдер первым нарушил тишину:
   – Если на улице крикнуть: «Эй, красавчик!» – этому Рихарду лучше не оборачиваться. Ну и тип! – с усмешкой покачал головой Фледдер. – Неужели вы, Де Кок, верите его россказням?
   Инспектор строго посмотрел на своего помощника.
   – А ты нет?
   Фледдер сделал неопределенный жест.
   – Ну это же… сущий абсурд! Видите ли, его подружка внезапно таинственно исчезла… Честно говоря, я ее понимаю.
   – Ты хочешь сказать, что она решила от него отделаться?
   – Ну конечно! – кивнул Фледдер.
   – Что за странная и в общем-то довольно неприличная манера рвать отношения! – возмутился Де Кок.
   Фледдер засмеялся.
   – А мне кажется, в этом есть даже своеобразный юмор. Современные молодые люди не очень-то церемонятся в таких случаях. Девица оставила этого вруна в приемной, а сама села в машину и уехала. Совершенно очевидно, что она хотела от него отделаться.
   Де Кок искоса посмотрел на него.
   – А как понимать поведение медсестры? Почему она отрицала, что увела Розочку?
   Фледдер пожал плечами.
   – Может быть, эта Розалинда ван Эвертсоорд поделилась с ней, рассказала, что она задумала проделать со своим дружком, и та тоже включилась в игру?
   – А как же быть с тем мужчиной за стойкой регистратуры?
   – Все то же! – Фледдер показал большим пальцем на дверь, за которой исчез молодой человек. – Этот парень просто напрашивается на такое отношение.
   Де Кок не понял и вопросительно уставился на своего помощника.
   – Что ты имеешь в виду?
   – Да все, наверное, посмеиваются над этим типом. Седой инспектор ущипнул нижнюю губу.
   – Ты считаешь, что он что-то вроде деревенского дурачка?..
   – Ну нет, это уж слишком! – возразил Фледдер. – Просто подобных молодых людей особы женского пола не воспринимают всерьез и чаще всего над ними подсмеиваются.
   – Итак, ты полагаешь, что эта девица просто-напросто натянула нашему Рихарду нос?
   – Скорее всего. – Фледдер наклонился и взял со стола Де Кока фотографию. – Милое, прелестное, жизнерадостное существо! – Он втянул в себя воздух. – Бьюсь об заклад: никаких интимных отношений между ними не было, парень просто выдумал все это.
   – Значит, он все-таки деревенский дурачок… Фледдер положил фотографию на стол.
   – Не знаю, как вы, а я лично и цента не дал бы за эту сказочку!
   Де Кок, словно не слыша его замечания, сухо приказал:
   – Позвони, пожалуйста, в полицейское управление на Лодовейк ван Досселстраат и для полной уверенности спроси, что они предприняли по этому делу. Думаю, что ничего. Если это так, свяжись с главным врачом больницы Южного Креста и договорись с ним о встрече сегодня в полдень. Затем пошли телекс в розыскную службу, чтобы они помогли установить местонахождение Розалинды ван Эвертсоорд. – Он поднял вверх указательный палец. – Да, и не забудь про ее автомобиль!
   У Фледдера отвисла нижняя губа.
   – Вы все-таки решили взяться за расследование, Де Кок? – удивился он.
   Седой инспектор, не отвечая, вышел из-за стола, не спеша приблизился к вешалке и снял с нее свою старую шляпу.
   Молодой помощник тоже поднялся из-за стола.
   – Куда вы сейчас направляетесь? Де Кок обернулся.
   – К доктору Яну ван Акену. Хочу узнать, почему домашний врач из Пюрмеренда послал эту спортивную молодую женщину, внезапно почувствовавшую легкое недомогание, к амстердамскому неврологу.
   Сидя за рулем старого полицейского «фольксвагена», Де Кок медленно катил через туннель под рекой Ей. Не любил он эту езду в автомобиле: слишком оживленное движение на городских улицах.
   Де Кок понимал, почему Фледдер так недоверчиво отнесся к рассказу этого юноши, ему самому Рихард Недервауд тоже показался довольно нелепым существом, он производил впечатление человека не только странного, но и несколько глуповатого. И одет он был как-то нелепо, и держался весьма необычно… И было в его рассказе что-то такое, что заставляло задуматься.
   Он подумал: может, стоит попросить Рихарда Недервауда показать то место на руке, откуда у него в больнице Южного Креста взяли кровь… Следы от укола должны были сохраниться. Но потом Де Кок решил, что это было бы истолковано, как проявление явного недоверия, и он оставил эту мысль.
   Добравшись до Пюрмеренда, Де Кок отыскал в новом районе Веермолен улицу Хедерсфлейтстраат, где у доктора Ван Акена был врачебный кабинет.
   Инспектор припарковал свой «фольксваген» возле тротуара, прошел к дому номер пять и взялся за ручку двери. В вестибюле его встретила симпатичная ассистентка доктора и молча вопросительно посмотрела на него. Инспектор снял шляпу.
   – Доктор Ван Акен у себя?
   – Да, разумеется.
   – Я хотел бы поговорить с ним.
   – Вы условились с доктором о встрече? Де Кок покачал головой.
   – Нет. Я не пациент, я инспектор полиции из Амстердама. Может быть, доктор не откажется уделить мне несколько минут?
   Ассистентка исчезла за дверью, скоро вернулась и указала глазами наверх.
   – Поднимитесь, пожалуйста, туда. У доктора сейчас больная, как только она выйдет, господин Ван Акен готов вас принять.
   Де Кок понимающе кивнул и направился вверх по лестнице. Он остановился перед дверью кабинета, и дождавшись, когда в дверях появилась пациентка, вошел к врачу.
   Доктор Ян ван Акен оказался высоким стройным узколицым мужчиной лет сорока. При виде инспектора он поднялся из-за стола и протянул ему руку.
   – Какие заботы привели амстердамского инспектора полиции в Пюрмеренд? – приветливо улыбаясь, спросил он.
   Седой инспектор посмотрел на него в упор и встретился с дружелюбным открытым взглядом, полным нескрываемого любопытства.
   – Необходимо внести ясность в один странный сюжет…
   Доктор Ван Акен рассмеялся.
   – Внести ясность? – повторил он.
   Де Кок кивнул.
   – Вы спросили, доктор, какое дело привело меня в Пюрмеренд? Я начал расследовать одно запутанное дело, связанное с исчезновением молодой женщины…
   Доктор Ван Акен подал инспектору стул и снова уселся на свое место.
   – И я могу вам чем-то помочь, инспектор? – с сомнением в голосе спросил он.
   Де Кок положил свою шляпу на пол рядом со стулом, на котором сидел, и медленно расстегнул пиджак. Он старался выиграть время, обдумать, какую тактику лучше сейчас применить. Доктор Ван Акен, судя по всему, не из тех, кого легко расколоть.
   – Не скрою, я очень рассчитываю на вашу помощь, доктор, – осторожно произнес он. – Мои познания в медицине, к сожалению, не очень велики. Скажите, доктор, что вы предпримете, если кто-нибудь из ваших подопечных пожалуется на внезапную странную вялость и слабость?
   Ван Акен поправил очки на носу.
   – Вы хотите сказать, инспектор, что вы испытываете вялость и слабость? – улыбнулся доктор.
   Де Кок внимательно наблюдал за ним. Несмотря на открытую улыбку доктора, инспектор заметил, как в глазах его за стеклами очков удивление сменилось настороженностью. Старый сыщик поставил вопрос иначе.
   – Скажите, имеются ли в Пюрмеренде специалисты-неврологи?
   Ван Акен кивнул утвердительно.
   – Да, здесь есть два невролога, и оба работают у нас, в больнице Святого Людевика.
   – Хорошие специалисты?
   – Да, очень.
   Де Кок ухмыльнулся.
   – Почему же в таком случае вы посылаете вашу пациентку, живущую здесь, в Пюрмеренде, на консультацию к амстердамскому неврологу?
   Доктор нахмурился.
   – Я направил свою пациентку в Амстердам? – удивленно спросил он.
   Де Кок вместе со стулом придвинулся к нему поближе.
   – Да, вы направили свою пациентку в отделение неврологии в больнице Южного Креста.
   – Такого не могло быть! – твердо сказал доктор. Де Кок не сводил с него глаз.
   – Я говорю о Розалинде ван Эвертсоорд… На лбу у Ван Акена собрались морщинки.
   – Кто это?
   Де Кок протянул к нему руки.
   – Ваша пациентка, – повторил он, – которую вы два дня назад отослали в отделение неврологии амстердамской клиники.
   Лицо доктора окаменело, доброжелательное выражение с него как рукой сняло. Он плотно сжал губы.
   – Это не моя больная. – Он вскочил со стула и сердито проговорил: – Так и запишите: я никого не посылал в больницу Южного Креста!