Страница:
— Власть к средствам массовой информации не относится, — отшутилась Ольга.
— Слушай, на меня там смотрели, как на папуаса. Я там единственная из такого далека была — все остальные из ближних областей: Рязани, Костромы, Ярославля. И все важные такие — главный редактор областной газеты, заместитель губернатора по контактам с прессой. Из Мордовии вообще советник президента приехал!
— Кто приехал?! — удивилась Мухина.
— Да ведь Мордовия — республика, во главе республики у них президент, и у него есть советник по СМИ, упитанная такая тетушка, — объяснила Ольга.
— Это вроде нашей Антонины?
— Ну да!
— Интересно было?
— Тоска, я только первых полдня выдержала и на третий день заскочила. Знаешь, что поразило? Переводчик-синхронист. Я поначалу никак понять не могла: на русский переводит мужик с противным высоким голосом, на английский — тетка с приятным низким, эротичным таким голоском, а переводчика вижу одного! Вроде и сидела недалеко. Потом дошло — это он один так на два голоса разговаривает. По-русски — как «про-о-тивный», по-английски — как «сэкси герл». Этот синхронист в списках увидел, что я из Магадана, в перерыве подошел и про Сереброва спрашивает: «А правда, что в Магадане есть его квартира-музей? А правда, что он был голубой?»
— А ты что?
— Не знаю, говорю, наша газета не располагает информацией о сексуальной жизни Сергея Сереброва. И пообещала дать телефон квартиры-музея — пусть у Маргариты спросит.
Танька прыснула, представив, как важная Маргарита в парике, с прямой спиной, отвечает на вопрос: «А не гей ли был Сергей Серебров?». Маргарита называла себя женой Сереброва. На самом деле она была поклонницей его таланта, когда-то приехала в Магадан из тогда еще Ленинграда и принялась ухаживать за уже больным и несносным к старости кумиром. Серебров в молодости обладал красивейшим тенором, в начале сороковых блистал в Ленинграде и Москве. А в конце сороковых попал в немилость, как враг народа был сослан в колымские лагеря, потом оставлен в Магадане на поселении. Он не смог вернуться в свой Питер даже после реабилитации — болел, не выдержал бы перемены климата. На Маргариту этот дряхлый и больной старик орал и топал ногами — Ольга сама видела. Она успела застать Сереброва при жизни и даже сделала о нем серию очерков для центральных газет. Но умер он на руках этой женщины — жена и дети отказались от него сразу после ареста, потом уехали из страны, и, кроме Маргариты, никого у Сереброва не оставалось. После смерти Сереброва Маргарита развила бурную деятельность и так доняла мэра, что он выделил ей квартиру в старом «сталинском» доме; она сделала в ней музей, проводила там музыкальные вечера и дни памяти, раздавала интервью и делилась воспоминаниями. Почивала на лаврах, в общем.
— Дала телефон музея?
— Нет, конечно. Я вообще на второй день не явилась, а на третий пришла после обеда — фуршет пообещали.
— Нормальные мужики хоть были там? — спросила Танька особенным голосом, явно предвкушая представление в лицах. Ольга умела так рассказывать-показывать — смешила до икоты.
«Был, подружка, был один, но рассказывать пока не стану!»
— Да вроде замгубернатора из Ярославля глаз на меня положил. Представляешь, спрашивает: «У вас все женщины в Магадане такие эффективные?» «Эффектные» хотел сказать, слова перепутал. Бедные ярославские журналисты! Представляешь, какие перлы выдает им пресс-служба в этом Ярославле? Еще депутат Костромской областной думы визитку совал и звал: приезжайте, мол, обеспечу культурную программу. Это мы когда на фуршете уже были. Потом еще два кавалера припылили, все дружно пили за мое здоровье. Потом я уходить засобиралась, и они все рвались меня провожать.
— Проводили?
— Не-а. Соперница у меня была — не смогли оторваться.
— В смысле?
Водочку все никак допить не могли — бутылок-то масса халявных. Так и ушла я одна под звон бокалов и тосты за мое здоровье! Кстати, о нормальных мужиках: Мачимура приехал, нового жениха привез. Знаешь, на ком тот жениться собрался? На Инге Смирновой!
— На доцентше из университета? А она что, замуж в Японию захотела? У нее же вроде другие планы: диссертацию пишет, в Америку на стажировку собирается. Ты сама про нее в рубрику «Территория в лицах» писала!
— В том-то и дело, что Мачимура, похоже, оконфузился. Наплел этому гарвардскому японцу с три короба, тот и решил, что в России жениться проще простого: раз, два — и в ЗАГСе.
— Почему «гарвардский»? Расскажи!
— Потому что в Гарварде учился, умный и богатый, до тридцати пяти лет делал бизнес, теперь у него по плану женитьба. За две недели. Невеста требуется не старше тридцати двух и не моложе двадцати пяти, с хорошим английским и без детей. Инга этим параметрам соответствует идеально.
Зазвонил телефон, и Ольга ответила:
— Алло! Здравствуй, Мачимура-сан. Да, понимаю. Я подумаю, что можно сделать. Мы постараемся вам помочь. До свидания. Ну, я это предчувствовала, — озабоченно сказала Ольга. — Их вежливо послали.
— То есть?
— Сказали, что у Инги другие планы и замужество в ближайшие пять лет в них не входит. Теперь Мачимура просит срочно женить своего протеже, иначе он будет выглядеть недотепой, укравшим у занятого человека две недели его драгоценного времени. У тебя есть на примете еще одна молодая холостая доцентша? У меня тоже нет. Тогда кинем клич. Попроси Славу оставить мне колонку на четвертой полосе на двести строк! Статью писать буду. Про любовь.
— И это они еще японца не видели. Правда же, он симпатичный! Лицо умное такое, очки элегантные, глаза совсем не раскосые, и ростом с нашего среднего мужика. Он, наверное, по японским меркам высоким считается. И вежливый такой, невозмутимый, по-английски так чисто говорит. Может, ты за него пойдешь? Официально ты у нас не замужем, по-английски лопочешь бойко.
— Я по возрастному цензу не подхожу, и у меня Нюська.
— Подумаешь! Он тут еще пару-тройку раз на смотрины сходит, насмотрится на этих крокодилиц, и бери его тепленьким. Как вчерашняя невеста-то?
Да никак. Прыщавая девушка тридцати двух лет в очках с толстенными стеклами. Упитанная такая. Она, по-моему, до сих пор не целованная. Мамаша — цербер, додержала девушку, все подходящего жениха искала. Уж так обрадовалась, что нашелся! Брусничным и смородиновым вареньем нас просто закормила, а девку, бедную, всю задергала: «Сядь ровно, встань красиво, поговори с гостем по-английски», — передразнила Ольга манерный мамашин говорок.
— Поговорила?
— Какое там! Бедная девица от смущения и русские слова позабыла! В общем, похлебали мы чаю и откланялись, обещали мамаше к концу недели перезвонить. Бедняга Ичиро, он еще после Полины не отошел, а тут ему эта Леночка со своей мамашей.
Полиной звали женщину, одной из первых откликнувшуюся на Ольгину статью в «Территории». Статья вышла вечером, а утром Полина уже звонила. Она рассказывала о себе приятным голосом, сказала, что работает завклубом, произвела впечатление грамотного, образованного и жизнерадостного человека. Поехали к ней аж в Олу, поселок на берегу Охотского моря в сорока километрах от Магадана. Полина оказалась шумной высокой дамой с косой, уложенной вокруг головы. С возрастом приврала — скостила себе лет пять. С английским тоже, не принимать же в расчет ее «май нейм из Полина, ай лив ин Магадан, велкам, деа френд». Полина была потрясающая красавица кустодиевского типа, и японец на фоне ее пышных форм выглядел как подросток рядом с мамашей. От Полининых статей и темперамента он оробел, а претендентка еще добавила жару, решив показать сразу все свои таланты. Мол, фиг с ним, что английского не знаю, зато хозяйка хорошая. Вон, видишь, какие салфетки. Сама вязала! А наволочки? Сама вышивала! А пирога попробуй! Сама пекла. Со мной, знаешь, как весело будет! Я и на аккордеоне играть умею, и пою хорошо, и танцую. Хочешь, покажу? И пока Ольга переводила изумленному японцу, точнее, обоим японцам — Мачимура от Полины тоже впал в прострацию — всю эту тираду, Полина метнулась в соседнюю комнату, через минуту выскочила оттуда с шалью на плечах, в обнимку с огромным сияющим аккордеоном и заиграла «Барыню». Потом скинула аккордеон на диван рядом с Мачимурой — тот аж отпрянул, — выбежала на середину комнаты, протопала дробушку раскинув руки, растянув шаль над плечами, и завела: «На столе стоит букет, туда-сюда гнется, мне еще не сорок лет, и жених найдется»!
Тут уж Ольга оплошала с переводом — во-первых, от смеха, во-вторых, от неловкости. Полина все это делала всерьез, от души, желая понравиться японскому жениху.
Японцы вежливо досмотрели представление и откланялись. Мачимура в машине старательно улыбался, а Ичиро позволил себе осторожный комментарий: «В России женщины такие... необычные». Сказал бы уж прямо — «крейзи».
— Ольга, танцуй, тебе письмо. — Люся из отдела писем шагнула в комнату и помахала конвертом. — Только что принесли Птицыну в приемную.
— От кого?
— От Алены Никитиной из Палатки. Вот, адрес так и пишет: «Газета „Территория“, Ольге Лобановой и мистеру из Японии». И все, ни улицы, ни дома! Странно, что так быстро дошло.
Ничего странного, почтальонши тоже женщины и тоже хотят сказки про любовь. Ольгина статья, наверное, у них висит над кроватями в рамочках. Оль, посмотри, что пишет еще одна невеста. Или дай, я сама. «Здравствуйте, дорогая редакция и уважаемая Ольга Лобанова! Мне очень понравилась ваша статья про Золушку и про принца из Японии. Я даже стихи про это написала». Слушаем стихи: «Каждой Золушке в дверь // Когда-нибудь принц постучится. // Скажет: „Платье примерь“, // И с собой увезет в заграницу. // Он придет, он придет! // Надо только поверить и ждать, // Будет точно таким. О котором ты любишь мечтать.» Дальше про сказку и про глазки, в общем, все будет хорошо. И далее: «Пожалуйста, напечатайте мои стихи в вашей газете. С уважением, Алена Никитина, двенадцать лет». Оль, по-моему, ты своей заметкой разбередила сердца всех особей женского пола, проживающих в Магадане и окрестностях!
— Мам, привет! — заглянула в кабинет Нюська.
— Привет, заходи. Ты чего тут?
— Мам, я ключи утром забыла, дверь открыть не могу.
— Обедала?
— Да, к тете Шуре в «Жираф» бегала, отдашь ей потом пятьдесят рублей. Я с Надей! Надь, заходи. Здрасьте, теть Тань!
— Привет, красавицы. Вы случайно замуж в Японию не собираетесь? — Мухина еще раз взглянула на письмо Алены Никитиной и засунула его в пухлую папку с корреспонденцией.
— Не-а, нам рано еще! — засмеялась Нюська.
— Точно? А то нынче, похоже, о японском принце мечтает все женское население Магаданской области с двенадцати до шестидесяти пяти лет!
— Да что за жених-то, теть Тань?
— Мама же писала твоя: принц из Японии ищет свою Золушку, которая говорит по-английски, и через две недели — нет, теперь уже через десять дней — он женится на ней и увезет в свой дворец.
— А можно, я позвоню? — вмешалась вдруг Надя, которая, похоже, тоже впервые слышала про принца и что-то соображала. — Алло, Вика! Это я. Вик, я тебе жениха нашла. Он ищет невесту, а ты же хорошо говоришь по-английски... Да не придуриваюсь я! Теть Оль, скажите ей! Это сестра моя, Вика, думает, я ее дразню!
— Виктория, здравствуйте! Я Ольга Лобанова, мама Надиной подруги, журналист «Территории». Тут вот какая ситуация, — и Ольга в который уже раз рассказала про Ичиро, про его планы и ожидания в отношении русской невесты. — Виктория, вам сколько лет?
— Двадцать девять.
— Английский язык хорошо знаете?
— У меня кандидатский минимум, свободно говорю.
— Замужем не были, детей нет? Виктория выдержала паузу с полминуты и странным голосом ответила:
— Нет.
— Тогда вы просто идеально подходите нашему японцу! Давайте я вас завтра с ним познакомлю, а то мне уже стыдно за Магадан — ни одной приличной женщины на нашу статью не откликнулось!
— Статью? — Виктория явно не понимала, о чем речь.
Да, я писала в «Территории» в понедельник про его приезд. Теперь звонят все подряд, в Японию просятся. Соглашайтесь, Вика, просто познакомитесь с Ичиро и все! Поговорите с ним хотя бы, — убеждала Ольга. Ей отчего-то очень хотелось, чтобы Вика согласилась.
— Я... подумаю. Спасибо. До свидания. — Вика оборвала разговор и положила трубку.
— Ну, согласилась? — Надя аж пританцовывала от нетерпения, складывая свою миловидную рожицу в уморительную гримаску.
— Сказала, подумает. Надь, она симпатичная, сестра твоя?
— Она красивая, у нее жених был из их института, тоже биолог. Он погиб в прошлом году, в речку сорвался и утонул. («А я ее про мужа и детей спрашивала!») Вика весь год как неживая ходила, плакала все время. Сейчас получше стала. Мама, знаете, как за нее переживает! Я слышала, на кухне говорила: «Жизнь продолжается, ты молодая, у тебя все впереди». А Вика: «Я не могу жить здесь, где все напоминает об Олеге». Олег — это ее парень. Мы теперь, наверное, уедем из Магадана. Мама квартиру продавать хочет, уже книги и посуду в коробки сложила. А японец ваш красивый?
— Симпатичный, умный и очень вежливый. Блин, я просто в сваху какую-то превратилась!
— Да ладно вам, теть Оль. Нюсь, ключи взяла? Пошли ко мне Вику уговаривать.
— Ольга, я, наверное, кажусь вам жутко легкомысленной. Но я на самом деле не такая. Я никогда на улице не знакомилась, и с Олегом мы в институте познакомились, по работе. Заявление уже подали, а он... погиб. Надя вчера позвонила, дала вам трубку, и я вдруг подумала: что мне мешает посмотреть на вашего японца? Просто посмотреть. Пусть хоть что-то разорвет этот крут: дом-работа-телевизор. Меня уже тошнит и от книг, и от сериалов. Но смотрю, читаю, лишь бы про Олега не думать. Мама говорит, что так нельзя, что жизнь продолжается, что мне нужно познакомиться с кем-нибудь. А я не умею знакомиться. И после Олега смотреть ни на кого не могу. Все время сравниваю. А тут ваш звонок и ваш японец... Я, наверное, кажусь вам несерьезной! — Ольга заехала за Викторией и все те полчаса, что они были вместе, та бормотала, что напрасно они это затеяли и вообще...
Вика, да расслабьтесь вы, в самом деле. Все нормально, вы не кажетесь легкомысленной, это совершенно нормально: знакомиться с мужчиной по рекомендации знакомых. На Западе все так делают. В Америке вообще практикуют свидания вслепую. Не слышали? Это когда знакомому холостяку рассказывают про знакомую одинокую даму, которая, по мнению знакомых, отлично ему подходит. Через знакомых дама и холостяк созваниваются, встречаются в каком-нибудь ресторане и знакомятся. — Ольгу заклинило на знакомствах, видно, Викин мандраж передался и ей. — Но это совсем не значит, что они обязаны развивать свои отношения, — сами решают, что дальше делать. Хотя оба точно знают, что ищут себе супруга. И никто не грузится по этому поводу: «легкомысленно, несерьезно». И вы не грузитесь. Познакомитесь с нашим японцем, попрактикуетесь в английском — у него гарвардское произношение. Сгладите впечатление от магаданских дам — мы тут с ним таких невест насмотрелись! Паноптикум! Расценивайте это как маленькое неопасное приключение.
Но Вика все равно «грузилась». Тискала сумочку тонкими пальцами, шевелила беззвучно губами, как бы проговаривая что-то опять и опять. На смуглых скулах выступили пятна румянца, а глаза с пушистыми ресницами стали просто бездонно-черными.
Вика, кстати, была, действительно, очень хорошенькой: черные прямые волосы до плеч, ладная миниатюрная фигурка, миловидное скуластое лицо с аккуратным маленьким ртом, прямым носиком и карими, слегка миндалевидными глазами: сказывалась примесь татарской крови. Ольга мысленно поставила ее рядом с Ичиро и аж прижмурилась от гармоничности представленной картины.
Ичиро и Мачимура ждали их в холле гостиницы «Вечерняя» — первым и главным условием Вики была встреча на нейтральной территории. И никаких ресторанов! И чтобы Ольга была в пределах видимости! Ольга огляделась, ища взглядом своих японцев. А, вон они, на диванчике за аквариумом, в стороне от всех. Ольга взглянула на Вику. Та глядела прямо перед собой и все тискала свою сумочку. Ольга прихватила Вику за локоток и подвела к аквариуму. Тут японцы их заметили и поднялись с дивана.
— Знакомьтесь, это Виктория, это мистер Ичиро Кавагути, — начала Ольга по-английски и осеклась. Сквозь бесстрастное лицо Ичиро вдруг так явно стало проступать изумление, что Ольга забыла весь свой заготовленный текст и принялась во все глаза таращиться на происходящее. Вика перестала тискать свою несчастную сумку, поправила волосы, быстро облизнула губы и тоже как-то ошеломленно, глядя в глаза Ичиро, протянула ему руку и представилась неожиданно хрипловатым голосом: «Вика». Вместе они смотрелись еще лучше, чем представлялось Ольге. Японец был выше Вики почти на голову и рядом с ее миниатюрной фигуркой выглядел солидно, основательно и очень надежно. Теперь в его взгляде Ольга увидела восхищение. Или почудилось? Во всяком случае, он не сразу выпустил из своей руки Викину ладошку, сделав приглашающий жест в сторону диванчика. А Мачимура, которого так никто и не представил, подхватил Ольгу под локоток и увел ее к диванам на другой стороне холла. Оттуда пару видно было не очень хорошо, слышно их вообще не было, и Ольга могла только додумывать, о чем говорит Вике японец, который, похоже, в основном и проговорил все сорок минут их беседы.
— Очень красивая девушка. Первый раз вижу, чтобы он так себя вел, — прокомментировал Мачимура.
Наконец Вика кивнула, встала и подала руку, прощаясь. Ичиро опять подержался за нее чуть дольше, чем требовали приличия. Потом проводил Вику до середины холла — Ольга и Мачимура уже вышли навстречу. Ольга попрощалась, и они с Викой пошли к выходу. Вика опять, похоже, мало что видела — взгляд вовнутрь, сумочку уже не тискает, а прижимает к груди. Румянец теперь не пятнами, а ровным тоном, на губах — легкая улыбка. Ольге даже почудилось, что кожа у Вики изменила оттенок, стала матовой, как будто осветилась изнутри.
Только в машине она сказала, удивленно и как бы сама себе не веря:
— Оль, вы знаете, он мне очень понравился. Это первый мужчина, которого я не стала сравнивать с Олегом.
— О чем говорили, если не секрет?
— Оль, я... не помню. Что-то про его бизнес, про дом на Хоккайдо, про Гарвард. Он, знаете, что сказал? Что я очень красивая и если я соглашусь стать его женой, мне придется отказываться от предложений модельных агентств. Это условие: его жена не должна работать моделью. Я сказала, что до завтра подумаю и позвоню.
А через час к Ольге в редакцию позвонил Мачимура и зачастил, смешно коверкая английские слова:
— Оля-доча, уговори Вику! Ичиро сказал, что он больше ни с кем не будет здесь знакомиться. Он очень переживает, что Вика не захочет за него замуж. Он смотрит в окно и улыбается!
Глава 4
— Слушай, на меня там смотрели, как на папуаса. Я там единственная из такого далека была — все остальные из ближних областей: Рязани, Костромы, Ярославля. И все важные такие — главный редактор областной газеты, заместитель губернатора по контактам с прессой. Из Мордовии вообще советник президента приехал!
— Кто приехал?! — удивилась Мухина.
— Да ведь Мордовия — республика, во главе республики у них президент, и у него есть советник по СМИ, упитанная такая тетушка, — объяснила Ольга.
— Это вроде нашей Антонины?
— Ну да!
— Интересно было?
— Тоска, я только первых полдня выдержала и на третий день заскочила. Знаешь, что поразило? Переводчик-синхронист. Я поначалу никак понять не могла: на русский переводит мужик с противным высоким голосом, на английский — тетка с приятным низким, эротичным таким голоском, а переводчика вижу одного! Вроде и сидела недалеко. Потом дошло — это он один так на два голоса разговаривает. По-русски — как «про-о-тивный», по-английски — как «сэкси герл». Этот синхронист в списках увидел, что я из Магадана, в перерыве подошел и про Сереброва спрашивает: «А правда, что в Магадане есть его квартира-музей? А правда, что он был голубой?»
— А ты что?
— Не знаю, говорю, наша газета не располагает информацией о сексуальной жизни Сергея Сереброва. И пообещала дать телефон квартиры-музея — пусть у Маргариты спросит.
Танька прыснула, представив, как важная Маргарита в парике, с прямой спиной, отвечает на вопрос: «А не гей ли был Сергей Серебров?». Маргарита называла себя женой Сереброва. На самом деле она была поклонницей его таланта, когда-то приехала в Магадан из тогда еще Ленинграда и принялась ухаживать за уже больным и несносным к старости кумиром. Серебров в молодости обладал красивейшим тенором, в начале сороковых блистал в Ленинграде и Москве. А в конце сороковых попал в немилость, как враг народа был сослан в колымские лагеря, потом оставлен в Магадане на поселении. Он не смог вернуться в свой Питер даже после реабилитации — болел, не выдержал бы перемены климата. На Маргариту этот дряхлый и больной старик орал и топал ногами — Ольга сама видела. Она успела застать Сереброва при жизни и даже сделала о нем серию очерков для центральных газет. Но умер он на руках этой женщины — жена и дети отказались от него сразу после ареста, потом уехали из страны, и, кроме Маргариты, никого у Сереброва не оставалось. После смерти Сереброва Маргарита развила бурную деятельность и так доняла мэра, что он выделил ей квартиру в старом «сталинском» доме; она сделала в ней музей, проводила там музыкальные вечера и дни памяти, раздавала интервью и делилась воспоминаниями. Почивала на лаврах, в общем.
— Дала телефон музея?
— Нет, конечно. Я вообще на второй день не явилась, а на третий пришла после обеда — фуршет пообещали.
— Нормальные мужики хоть были там? — спросила Танька особенным голосом, явно предвкушая представление в лицах. Ольга умела так рассказывать-показывать — смешила до икоты.
«Был, подружка, был один, но рассказывать пока не стану!»
— Да вроде замгубернатора из Ярославля глаз на меня положил. Представляешь, спрашивает: «У вас все женщины в Магадане такие эффективные?» «Эффектные» хотел сказать, слова перепутал. Бедные ярославские журналисты! Представляешь, какие перлы выдает им пресс-служба в этом Ярославле? Еще депутат Костромской областной думы визитку совал и звал: приезжайте, мол, обеспечу культурную программу. Это мы когда на фуршете уже были. Потом еще два кавалера припылили, все дружно пили за мое здоровье. Потом я уходить засобиралась, и они все рвались меня провожать.
— Проводили?
— Не-а. Соперница у меня была — не смогли оторваться.
— В смысле?
Водочку все никак допить не могли — бутылок-то масса халявных. Так и ушла я одна под звон бокалов и тосты за мое здоровье! Кстати, о нормальных мужиках: Мачимура приехал, нового жениха привез. Знаешь, на ком тот жениться собрался? На Инге Смирновой!
— На доцентше из университета? А она что, замуж в Японию захотела? У нее же вроде другие планы: диссертацию пишет, в Америку на стажировку собирается. Ты сама про нее в рубрику «Территория в лицах» писала!
— В том-то и дело, что Мачимура, похоже, оконфузился. Наплел этому гарвардскому японцу с три короба, тот и решил, что в России жениться проще простого: раз, два — и в ЗАГСе.
— Почему «гарвардский»? Расскажи!
— Потому что в Гарварде учился, умный и богатый, до тридцати пяти лет делал бизнес, теперь у него по плану женитьба. За две недели. Невеста требуется не старше тридцати двух и не моложе двадцати пяти, с хорошим английским и без детей. Инга этим параметрам соответствует идеально.
Зазвонил телефон, и Ольга ответила:
— Алло! Здравствуй, Мачимура-сан. Да, понимаю. Я подумаю, что можно сделать. Мы постараемся вам помочь. До свидания. Ну, я это предчувствовала, — озабоченно сказала Ольга. — Их вежливо послали.
— То есть?
— Сказали, что у Инги другие планы и замужество в ближайшие пять лет в них не входит. Теперь Мачимура просит срочно женить своего протеже, иначе он будет выглядеть недотепой, укравшим у занятого человека две недели его драгоценного времени. У тебя есть на примете еще одна молодая холостая доцентша? У меня тоже нет. Тогда кинем клич. Попроси Славу оставить мне колонку на четвертой полосе на двести строк! Статью писать буду. Про любовь.
* * *
— Слушай, Оль, по-моему, наши бабы просто ошалели — все хотят замуж в Японию. Ты же им русским языком написала и про возраст, и про детей. Звонят и звонят, я тут заметки делала. Слушай: Людмила, сорок пять лет: «но я очень хорошо сохранилася и по-английски знаю со словарем». Зинаида, эта за дочь хлопочет: «она такая умница, закончила школу с золотой медалью, на следующий год хочет в университет поступать. (В этом году провалилась, что ли?..) Но я ее уговорила ехать в Японию — девочка должна увидеть мир». Ты сначала Ичиро уговори жениться на малолетке. А эта — вообще нечто! Стелла, возраст скрывает, говорит сексуальным шепотом, обещала отстегнуть процент, если я ее сведу с японцем. Сил моих больше нет, Золушки недоделанные. Зачем ты написала: «Он так уверен, что в Магадане ждет его та единственная, встречи с которой он ждал всю свою жизнь, что даже привез с собой подвенечное платье. Где же та Золушка, которой оно придется впору?» Вон их, Золушек, воз и маленькая тележка в очередь на примерку выстроились, — Танька плюхнулась за стол, схватила Ольгину чашку с кофе, отхлебнула и перестала злиться:— И это они еще японца не видели. Правда же, он симпатичный! Лицо умное такое, очки элегантные, глаза совсем не раскосые, и ростом с нашего среднего мужика. Он, наверное, по японским меркам высоким считается. И вежливый такой, невозмутимый, по-английски так чисто говорит. Может, ты за него пойдешь? Официально ты у нас не замужем, по-английски лопочешь бойко.
— Я по возрастному цензу не подхожу, и у меня Нюська.
— Подумаешь! Он тут еще пару-тройку раз на смотрины сходит, насмотрится на этих крокодилиц, и бери его тепленьким. Как вчерашняя невеста-то?
Да никак. Прыщавая девушка тридцати двух лет в очках с толстенными стеклами. Упитанная такая. Она, по-моему, до сих пор не целованная. Мамаша — цербер, додержала девушку, все подходящего жениха искала. Уж так обрадовалась, что нашелся! Брусничным и смородиновым вареньем нас просто закормила, а девку, бедную, всю задергала: «Сядь ровно, встань красиво, поговори с гостем по-английски», — передразнила Ольга манерный мамашин говорок.
— Поговорила?
— Какое там! Бедная девица от смущения и русские слова позабыла! В общем, похлебали мы чаю и откланялись, обещали мамаше к концу недели перезвонить. Бедняга Ичиро, он еще после Полины не отошел, а тут ему эта Леночка со своей мамашей.
Полиной звали женщину, одной из первых откликнувшуюся на Ольгину статью в «Территории». Статья вышла вечером, а утром Полина уже звонила. Она рассказывала о себе приятным голосом, сказала, что работает завклубом, произвела впечатление грамотного, образованного и жизнерадостного человека. Поехали к ней аж в Олу, поселок на берегу Охотского моря в сорока километрах от Магадана. Полина оказалась шумной высокой дамой с косой, уложенной вокруг головы. С возрастом приврала — скостила себе лет пять. С английским тоже, не принимать же в расчет ее «май нейм из Полина, ай лив ин Магадан, велкам, деа френд». Полина была потрясающая красавица кустодиевского типа, и японец на фоне ее пышных форм выглядел как подросток рядом с мамашей. От Полининых статей и темперамента он оробел, а претендентка еще добавила жару, решив показать сразу все свои таланты. Мол, фиг с ним, что английского не знаю, зато хозяйка хорошая. Вон, видишь, какие салфетки. Сама вязала! А наволочки? Сама вышивала! А пирога попробуй! Сама пекла. Со мной, знаешь, как весело будет! Я и на аккордеоне играть умею, и пою хорошо, и танцую. Хочешь, покажу? И пока Ольга переводила изумленному японцу, точнее, обоим японцам — Мачимура от Полины тоже впал в прострацию — всю эту тираду, Полина метнулась в соседнюю комнату, через минуту выскочила оттуда с шалью на плечах, в обнимку с огромным сияющим аккордеоном и заиграла «Барыню». Потом скинула аккордеон на диван рядом с Мачимурой — тот аж отпрянул, — выбежала на середину комнаты, протопала дробушку раскинув руки, растянув шаль над плечами, и завела: «На столе стоит букет, туда-сюда гнется, мне еще не сорок лет, и жених найдется»!
Тут уж Ольга оплошала с переводом — во-первых, от смеха, во-вторых, от неловкости. Полина все это делала всерьез, от души, желая понравиться японскому жениху.
Японцы вежливо досмотрели представление и откланялись. Мачимура в машине старательно улыбался, а Ичиро позволил себе осторожный комментарий: «В России женщины такие... необычные». Сказал бы уж прямо — «крейзи».
— Ольга, танцуй, тебе письмо. — Люся из отдела писем шагнула в комнату и помахала конвертом. — Только что принесли Птицыну в приемную.
— От кого?
— От Алены Никитиной из Палатки. Вот, адрес так и пишет: «Газета „Территория“, Ольге Лобановой и мистеру из Японии». И все, ни улицы, ни дома! Странно, что так быстро дошло.
Ничего странного, почтальонши тоже женщины и тоже хотят сказки про любовь. Ольгина статья, наверное, у них висит над кроватями в рамочках. Оль, посмотри, что пишет еще одна невеста. Или дай, я сама. «Здравствуйте, дорогая редакция и уважаемая Ольга Лобанова! Мне очень понравилась ваша статья про Золушку и про принца из Японии. Я даже стихи про это написала». Слушаем стихи: «Каждой Золушке в дверь // Когда-нибудь принц постучится. // Скажет: „Платье примерь“, // И с собой увезет в заграницу. // Он придет, он придет! // Надо только поверить и ждать, // Будет точно таким. О котором ты любишь мечтать.» Дальше про сказку и про глазки, в общем, все будет хорошо. И далее: «Пожалуйста, напечатайте мои стихи в вашей газете. С уважением, Алена Никитина, двенадцать лет». Оль, по-моему, ты своей заметкой разбередила сердца всех особей женского пола, проживающих в Магадане и окрестностях!
— Мам, привет! — заглянула в кабинет Нюська.
— Привет, заходи. Ты чего тут?
— Мам, я ключи утром забыла, дверь открыть не могу.
— Обедала?
— Да, к тете Шуре в «Жираф» бегала, отдашь ей потом пятьдесят рублей. Я с Надей! Надь, заходи. Здрасьте, теть Тань!
— Привет, красавицы. Вы случайно замуж в Японию не собираетесь? — Мухина еще раз взглянула на письмо Алены Никитиной и засунула его в пухлую папку с корреспонденцией.
— Не-а, нам рано еще! — засмеялась Нюська.
— Точно? А то нынче, похоже, о японском принце мечтает все женское население Магаданской области с двенадцати до шестидесяти пяти лет!
— Да что за жених-то, теть Тань?
— Мама же писала твоя: принц из Японии ищет свою Золушку, которая говорит по-английски, и через две недели — нет, теперь уже через десять дней — он женится на ней и увезет в свой дворец.
— А можно, я позвоню? — вмешалась вдруг Надя, которая, похоже, тоже впервые слышала про принца и что-то соображала. — Алло, Вика! Это я. Вик, я тебе жениха нашла. Он ищет невесту, а ты же хорошо говоришь по-английски... Да не придуриваюсь я! Теть Оль, скажите ей! Это сестра моя, Вика, думает, я ее дразню!
— Виктория, здравствуйте! Я Ольга Лобанова, мама Надиной подруги, журналист «Территории». Тут вот какая ситуация, — и Ольга в который уже раз рассказала про Ичиро, про его планы и ожидания в отношении русской невесты. — Виктория, вам сколько лет?
— Двадцать девять.
— Английский язык хорошо знаете?
— У меня кандидатский минимум, свободно говорю.
— Замужем не были, детей нет? Виктория выдержала паузу с полминуты и странным голосом ответила:
— Нет.
— Тогда вы просто идеально подходите нашему японцу! Давайте я вас завтра с ним познакомлю, а то мне уже стыдно за Магадан — ни одной приличной женщины на нашу статью не откликнулось!
— Статью? — Виктория явно не понимала, о чем речь.
Да, я писала в «Территории» в понедельник про его приезд. Теперь звонят все подряд, в Японию просятся. Соглашайтесь, Вика, просто познакомитесь с Ичиро и все! Поговорите с ним хотя бы, — убеждала Ольга. Ей отчего-то очень хотелось, чтобы Вика согласилась.
— Я... подумаю. Спасибо. До свидания. — Вика оборвала разговор и положила трубку.
— Ну, согласилась? — Надя аж пританцовывала от нетерпения, складывая свою миловидную рожицу в уморительную гримаску.
— Сказала, подумает. Надь, она симпатичная, сестра твоя?
— Она красивая, у нее жених был из их института, тоже биолог. Он погиб в прошлом году, в речку сорвался и утонул. («А я ее про мужа и детей спрашивала!») Вика весь год как неживая ходила, плакала все время. Сейчас получше стала. Мама, знаете, как за нее переживает! Я слышала, на кухне говорила: «Жизнь продолжается, ты молодая, у тебя все впереди». А Вика: «Я не могу жить здесь, где все напоминает об Олеге». Олег — это ее парень. Мы теперь, наверное, уедем из Магадана. Мама квартиру продавать хочет, уже книги и посуду в коробки сложила. А японец ваш красивый?
— Симпатичный, умный и очень вежливый. Блин, я просто в сваху какую-то превратилась!
— Да ладно вам, теть Оль. Нюсь, ключи взяла? Пошли ко мне Вику уговаривать.
— Ольга, я, наверное, кажусь вам жутко легкомысленной. Но я на самом деле не такая. Я никогда на улице не знакомилась, и с Олегом мы в институте познакомились, по работе. Заявление уже подали, а он... погиб. Надя вчера позвонила, дала вам трубку, и я вдруг подумала: что мне мешает посмотреть на вашего японца? Просто посмотреть. Пусть хоть что-то разорвет этот крут: дом-работа-телевизор. Меня уже тошнит и от книг, и от сериалов. Но смотрю, читаю, лишь бы про Олега не думать. Мама говорит, что так нельзя, что жизнь продолжается, что мне нужно познакомиться с кем-нибудь. А я не умею знакомиться. И после Олега смотреть ни на кого не могу. Все время сравниваю. А тут ваш звонок и ваш японец... Я, наверное, кажусь вам несерьезной! — Ольга заехала за Викторией и все те полчаса, что они были вместе, та бормотала, что напрасно они это затеяли и вообще...
Вика, да расслабьтесь вы, в самом деле. Все нормально, вы не кажетесь легкомысленной, это совершенно нормально: знакомиться с мужчиной по рекомендации знакомых. На Западе все так делают. В Америке вообще практикуют свидания вслепую. Не слышали? Это когда знакомому холостяку рассказывают про знакомую одинокую даму, которая, по мнению знакомых, отлично ему подходит. Через знакомых дама и холостяк созваниваются, встречаются в каком-нибудь ресторане и знакомятся. — Ольгу заклинило на знакомствах, видно, Викин мандраж передался и ей. — Но это совсем не значит, что они обязаны развивать свои отношения, — сами решают, что дальше делать. Хотя оба точно знают, что ищут себе супруга. И никто не грузится по этому поводу: «легкомысленно, несерьезно». И вы не грузитесь. Познакомитесь с нашим японцем, попрактикуетесь в английском — у него гарвардское произношение. Сгладите впечатление от магаданских дам — мы тут с ним таких невест насмотрелись! Паноптикум! Расценивайте это как маленькое неопасное приключение.
Но Вика все равно «грузилась». Тискала сумочку тонкими пальцами, шевелила беззвучно губами, как бы проговаривая что-то опять и опять. На смуглых скулах выступили пятна румянца, а глаза с пушистыми ресницами стали просто бездонно-черными.
Вика, кстати, была, действительно, очень хорошенькой: черные прямые волосы до плеч, ладная миниатюрная фигурка, миловидное скуластое лицо с аккуратным маленьким ртом, прямым носиком и карими, слегка миндалевидными глазами: сказывалась примесь татарской крови. Ольга мысленно поставила ее рядом с Ичиро и аж прижмурилась от гармоничности представленной картины.
Ичиро и Мачимура ждали их в холле гостиницы «Вечерняя» — первым и главным условием Вики была встреча на нейтральной территории. И никаких ресторанов! И чтобы Ольга была в пределах видимости! Ольга огляделась, ища взглядом своих японцев. А, вон они, на диванчике за аквариумом, в стороне от всех. Ольга взглянула на Вику. Та глядела прямо перед собой и все тискала свою сумочку. Ольга прихватила Вику за локоток и подвела к аквариуму. Тут японцы их заметили и поднялись с дивана.
— Знакомьтесь, это Виктория, это мистер Ичиро Кавагути, — начала Ольга по-английски и осеклась. Сквозь бесстрастное лицо Ичиро вдруг так явно стало проступать изумление, что Ольга забыла весь свой заготовленный текст и принялась во все глаза таращиться на происходящее. Вика перестала тискать свою несчастную сумку, поправила волосы, быстро облизнула губы и тоже как-то ошеломленно, глядя в глаза Ичиро, протянула ему руку и представилась неожиданно хрипловатым голосом: «Вика». Вместе они смотрелись еще лучше, чем представлялось Ольге. Японец был выше Вики почти на голову и рядом с ее миниатюрной фигуркой выглядел солидно, основательно и очень надежно. Теперь в его взгляде Ольга увидела восхищение. Или почудилось? Во всяком случае, он не сразу выпустил из своей руки Викину ладошку, сделав приглашающий жест в сторону диванчика. А Мачимура, которого так никто и не представил, подхватил Ольгу под локоток и увел ее к диванам на другой стороне холла. Оттуда пару видно было не очень хорошо, слышно их вообще не было, и Ольга могла только додумывать, о чем говорит Вике японец, который, похоже, в основном и проговорил все сорок минут их беседы.
— Очень красивая девушка. Первый раз вижу, чтобы он так себя вел, — прокомментировал Мачимура.
Наконец Вика кивнула, встала и подала руку, прощаясь. Ичиро опять подержался за нее чуть дольше, чем требовали приличия. Потом проводил Вику до середины холла — Ольга и Мачимура уже вышли навстречу. Ольга попрощалась, и они с Викой пошли к выходу. Вика опять, похоже, мало что видела — взгляд вовнутрь, сумочку уже не тискает, а прижимает к груди. Румянец теперь не пятнами, а ровным тоном, на губах — легкая улыбка. Ольге даже почудилось, что кожа у Вики изменила оттенок, стала матовой, как будто осветилась изнутри.
Только в машине она сказала, удивленно и как бы сама себе не веря:
— Оль, вы знаете, он мне очень понравился. Это первый мужчина, которого я не стала сравнивать с Олегом.
— О чем говорили, если не секрет?
— Оль, я... не помню. Что-то про его бизнес, про дом на Хоккайдо, про Гарвард. Он, знаете, что сказал? Что я очень красивая и если я соглашусь стать его женой, мне придется отказываться от предложений модельных агентств. Это условие: его жена не должна работать моделью. Я сказала, что до завтра подумаю и позвоню.
А через час к Ольге в редакцию позвонил Мачимура и зачастил, смешно коверкая английские слова:
— Оля-доча, уговори Вику! Ичиро сказал, что он больше ни с кем не будет здесь знакомиться. Он очень переживает, что Вика не захочет за него замуж. Он смотрит в окно и улыбается!
Глава 4
— «Подвенечное платье оказалось таким маленьким, размера сорок второго. На миниатюрной Золушке оно сидело как влитое», — читала Танька заметку, в которой Ольга ставила точку в истории с японским принцем. Она все еще никак не могла поверить, что все закончилось: никаких невест, никаких смотрин, никаких песен и плясок. Завтра свадьба.
— Оль, наши бабы обрыдаются. Правда, что ли, платье Вике подошло?
— Да, Тань, сидело, как влитое. Никто другой из наших невест в него просто бы не влез. И как они с Мачимурой умудрились так угадать?
— Это, Оля, судьба. Во сколько завтра регистрация? Ты в чем пойдешь? — переключилась Мухина со статьи на хлопоты.
— Регистрация в два, пойду в брючном костюме. — Ольга пробежала текст еще раз, поставила две запятые. Все, в набор.
— В каком костюме? В шелковом, в котором на Новый год была?
— Намекаешь, что не в новом?
— Да ни на что я не намекаю! Костюм тебе идет — и цвет персиковый, просто прелесть, и ты в нем такая сексуально-эротичная, — изобразила Танька волну руками, как бы обрисовав некие сексуально-эротичные формы.
Костюм, действительно, Ольге шел чрезвычайно. Персиковый цвет оттенял кожу и делал ее удивительно свежей, брюки и жакет не столько подчеркивали стройность ног, округлость бедер, тонкость талии и форму груди, сколько намекали на них и заставляли присматриваться и понимать: да, ножки стройные, попка круглая, талия узкая, грудь высокая. И вообще, дама внутри костюма — просто красавица. Лобанов весь вечер перехватывал мужские взгляды в Ольгину сторону и потом дома запилил ее нотациями на тему, как должна себя вести порядочная женщина. (Выходило, что забиться в уголок и всем мужикам, кто подходил ближе, чем на два метра орать «Что вы себе позволяете!»)
Редакционный фотограф Петя Ступин, ловелас и сердцеед, с которым Ольга совершенно без опаски ездила в командировки и который всегда видел ее только в джинсах и свитерах или в свободных, мужского покроя клетчатых рубахах, прокомментировал Ольгин наряд так: «Оль, а ты ведь женщина». И Ольга даже слегка озаботилась, не придется ли ей впредь отбиваться в командировках от Петиных знаков внимания.
Хотя отчего бы и не отбиться — опыт был. В начале ее командировок случалось, что председатели старательских артелей, а иногда и главы районных администраций, делали попытки по-быстрому уговорить миловидную журналисточку, но Ольга бесстрастно их отшивала, подыскивая такие слова, что мужики и не обижались вроде, и понимали, что ничего им не обломится. И правильно делала — теперь ее хорошо знали в районах, встречали радушно. А заведи она шашни? Сплетни бы пошли, ухмылки, и объясняй потом очередному претенденту, почему ему она не дает, если его предшественнику — дала. Да и не посылала она тех сигналов, которые показывают мужику, что женщина готова к легкому сексу. Осознанно не посылала, хотя флюиды летали какие-то, потому что мужчины из ее окружения нет-нет да и проводили легкую разведку — вдруг откликнется.
Без казусов не обходилось, особенно по весне, когда хотелось снять свитер и джинсы, одеться как-то повоздушнее! Однажды летом аж две недели ездили журналистским десантом по Колымскому золотому кольцу, по всем поселкам проехались. И Вася Терехин, корреспондент с радио, ошалев от вида полуголых по случаю жары местных теток, ввалился как-то ночью к Ольге в номер пьяненький в одних трусах. Предложил: «Давай, потрахаемся», — и протянул ей шоколадку. Субтильный плешивенький Вася в трусах выглядел так комично, что Ольга сначала расхохоталась, потом отложила книжку, которую читала, заварила крепкого чаю и стала отпаивать Васю, объясняя ему, что не хочет с ним трахаться. «Ну почему? — удивлялся он. — Ты женщина, я мужчина, пришел вот. Почему ты не хочешь?» Потом то ли протрезвел, то ли смирился и ушел, доев свою шоколадку. Тот же Петька Ступин, фотограф их, этим маем вдруг кинулся хватать Ольгу за коленки. На колготы среагировал — Ольга в юбке в редакцию пришла, заскочила врез к статье дописать по-быстрому, села на стул наискосок, коленками набекрень, Петя и не выдержал. Как будто под гипнозом был: не то что бы лапал за колени — ощупывал. Ольга с полминуты потерпела, пока мысль дописывала, потом, не отрываясь от текста, сказала: «Ну, вижу, вижу — мужчина», — отвела Петькины руки от своих коленей, ноги под стол спрятала. Петька не обиделся вроде, но нет-нет да и показывал Ольге фотографии каких-то миловидных женщин, которых он снимал (очевидно, во всех смыслах) сам лично.
Нет, интрижки у Ольги случались, не монахиня же. Но возникали они тогда, когда она была уверена, что продолжения не будет. Что потом она с этим человеком не столкнется. В Турции, например, пережила недельный роман с аполлонистым испанцем. Он затеял знакомиться прямо в море. Плыл рядом, на небольшом расстоянии и не отставал. Ольга потерпела его минут пять, а потом схитрила. Она нырнула и проплыла под водой почти до берега, удрав от ухажера. Он потом все-таки подошел к ней на пляже, и заговорил, и вызвался угостить коктейлем, и был весь такой загорелый, летний и беспроблемный, что Ольга решилась на десятидневный роман. И не пожалела. Испанец был чудо как хорош и танцевал божественно, и в постели очень старался. Ольга помнила о нем целых полтора часа, пока летела в Москву из Антальи. Со Стасом, практикантом из Питера, вдруг закрутила. Двадцатилетний студент, красивый, высокий, вежливый мальчик, смотрел на нее с таким восхищенным обожанием, что Ольга сначала просто умилялась, называла парня «Стасик», не воспринимая его всерьез. Он так трогательно ухаживал, бегал за чаем, таскал ей ватрушки из буфета. А потом Стае как-то застал ее, зареванную, вечером в кабинете. Все ушли, а Ольге не хотелось идти домой, где утром она оборвала чудовищный скандал с Лобановым: весь день не могла отойти, и теперь ее ждало продолжение. Стае молча подошел, развернул Ольгин стул в свою сторону, присел перед ней на корточки и прижал к своим щекам ее ладони, глядя ей в глаза пристальным и таким мужским взглядом, что Ольга поплыла. Потом они гуляли в парке, целовались взахлеб, потом Ольга притащила его в Танькину квартиру — подруга улетела в отпуск и оставила ключи. И у них был такой славный, нежный, бережный секс, какой у Ольги раньше случался только с Вадимом.
— Оль, наши бабы обрыдаются. Правда, что ли, платье Вике подошло?
— Да, Тань, сидело, как влитое. Никто другой из наших невест в него просто бы не влез. И как они с Мачимурой умудрились так угадать?
— Это, Оля, судьба. Во сколько завтра регистрация? Ты в чем пойдешь? — переключилась Мухина со статьи на хлопоты.
— Регистрация в два, пойду в брючном костюме. — Ольга пробежала текст еще раз, поставила две запятые. Все, в набор.
— В каком костюме? В шелковом, в котором на Новый год была?
— Намекаешь, что не в новом?
— Да ни на что я не намекаю! Костюм тебе идет — и цвет персиковый, просто прелесть, и ты в нем такая сексуально-эротичная, — изобразила Танька волну руками, как бы обрисовав некие сексуально-эротичные формы.
Костюм, действительно, Ольге шел чрезвычайно. Персиковый цвет оттенял кожу и делал ее удивительно свежей, брюки и жакет не столько подчеркивали стройность ног, округлость бедер, тонкость талии и форму груди, сколько намекали на них и заставляли присматриваться и понимать: да, ножки стройные, попка круглая, талия узкая, грудь высокая. И вообще, дама внутри костюма — просто красавица. Лобанов весь вечер перехватывал мужские взгляды в Ольгину сторону и потом дома запилил ее нотациями на тему, как должна себя вести порядочная женщина. (Выходило, что забиться в уголок и всем мужикам, кто подходил ближе, чем на два метра орать «Что вы себе позволяете!»)
Редакционный фотограф Петя Ступин, ловелас и сердцеед, с которым Ольга совершенно без опаски ездила в командировки и который всегда видел ее только в джинсах и свитерах или в свободных, мужского покроя клетчатых рубахах, прокомментировал Ольгин наряд так: «Оль, а ты ведь женщина». И Ольга даже слегка озаботилась, не придется ли ей впредь отбиваться в командировках от Петиных знаков внимания.
Хотя отчего бы и не отбиться — опыт был. В начале ее командировок случалось, что председатели старательских артелей, а иногда и главы районных администраций, делали попытки по-быстрому уговорить миловидную журналисточку, но Ольга бесстрастно их отшивала, подыскивая такие слова, что мужики и не обижались вроде, и понимали, что ничего им не обломится. И правильно делала — теперь ее хорошо знали в районах, встречали радушно. А заведи она шашни? Сплетни бы пошли, ухмылки, и объясняй потом очередному претенденту, почему ему она не дает, если его предшественнику — дала. Да и не посылала она тех сигналов, которые показывают мужику, что женщина готова к легкому сексу. Осознанно не посылала, хотя флюиды летали какие-то, потому что мужчины из ее окружения нет-нет да и проводили легкую разведку — вдруг откликнется.
Без казусов не обходилось, особенно по весне, когда хотелось снять свитер и джинсы, одеться как-то повоздушнее! Однажды летом аж две недели ездили журналистским десантом по Колымскому золотому кольцу, по всем поселкам проехались. И Вася Терехин, корреспондент с радио, ошалев от вида полуголых по случаю жары местных теток, ввалился как-то ночью к Ольге в номер пьяненький в одних трусах. Предложил: «Давай, потрахаемся», — и протянул ей шоколадку. Субтильный плешивенький Вася в трусах выглядел так комично, что Ольга сначала расхохоталась, потом отложила книжку, которую читала, заварила крепкого чаю и стала отпаивать Васю, объясняя ему, что не хочет с ним трахаться. «Ну почему? — удивлялся он. — Ты женщина, я мужчина, пришел вот. Почему ты не хочешь?» Потом то ли протрезвел, то ли смирился и ушел, доев свою шоколадку. Тот же Петька Ступин, фотограф их, этим маем вдруг кинулся хватать Ольгу за коленки. На колготы среагировал — Ольга в юбке в редакцию пришла, заскочила врез к статье дописать по-быстрому, села на стул наискосок, коленками набекрень, Петя и не выдержал. Как будто под гипнозом был: не то что бы лапал за колени — ощупывал. Ольга с полминуты потерпела, пока мысль дописывала, потом, не отрываясь от текста, сказала: «Ну, вижу, вижу — мужчина», — отвела Петькины руки от своих коленей, ноги под стол спрятала. Петька не обиделся вроде, но нет-нет да и показывал Ольге фотографии каких-то миловидных женщин, которых он снимал (очевидно, во всех смыслах) сам лично.
Нет, интрижки у Ольги случались, не монахиня же. Но возникали они тогда, когда она была уверена, что продолжения не будет. Что потом она с этим человеком не столкнется. В Турции, например, пережила недельный роман с аполлонистым испанцем. Он затеял знакомиться прямо в море. Плыл рядом, на небольшом расстоянии и не отставал. Ольга потерпела его минут пять, а потом схитрила. Она нырнула и проплыла под водой почти до берега, удрав от ухажера. Он потом все-таки подошел к ней на пляже, и заговорил, и вызвался угостить коктейлем, и был весь такой загорелый, летний и беспроблемный, что Ольга решилась на десятидневный роман. И не пожалела. Испанец был чудо как хорош и танцевал божественно, и в постели очень старался. Ольга помнила о нем целых полтора часа, пока летела в Москву из Антальи. Со Стасом, практикантом из Питера, вдруг закрутила. Двадцатилетний студент, красивый, высокий, вежливый мальчик, смотрел на нее с таким восхищенным обожанием, что Ольга сначала просто умилялась, называла парня «Стасик», не воспринимая его всерьез. Он так трогательно ухаживал, бегал за чаем, таскал ей ватрушки из буфета. А потом Стае как-то застал ее, зареванную, вечером в кабинете. Все ушли, а Ольге не хотелось идти домой, где утром она оборвала чудовищный скандал с Лобановым: весь день не могла отойти, и теперь ее ждало продолжение. Стае молча подошел, развернул Ольгин стул в свою сторону, присел перед ней на корточки и прижал к своим щекам ее ладони, глядя ей в глаза пристальным и таким мужским взглядом, что Ольга поплыла. Потом они гуляли в парке, целовались взахлеб, потом Ольга притащила его в Танькину квартиру — подруга улетела в отпуск и оставила ключи. И у них был такой славный, нежный, бережный секс, какой у Ольги раньше случался только с Вадимом.