— Ну, мне пора, а то Мэри будет сердиться.
— Вам будет гораздо легче, когда он подрастет, — смеясь, сказал мистер Джеффрис. — Понимаете, Эдди?
Эдди заметил одну странность в глазах Роберта, которая его немного обеспокоила. Он никому не говорил об этом до тех пор, пока Роберту не исполнилось пять лет. Как-то вечером он сидел на диване и читал книгу. Неожиданно он поднял глаза и увидел своего сына, пристально следившего за ним.
— Что с тобой, сынок?
— Ничего, папа. Я только немного думал… — Слова, слетавшие с губ Роберта, были идеально правильными и соответствовали хронологическому возрасту машины.
— О чем же ты думал, сынок?
— О, о многих вещах, папа.
Эдди пожал плечами. А потом он увидел в правом глазу Роберта яркое мерцание света.
— Подойди ко мне, сынок.
Роберт послушно встал и подошел к отцу. Эдди тщательно изучал лицо Роберта. Изредка в правом глазу он видел слабое мерцание света. " Несомненно, это трубка. Как же я раньше не догадался, ведь сын-то мой — робот".
— В чем дело, папа? — спросил Роберт.
Эдди не хотел лишний раз беспокоить его.
— Ничего особенного. Так, пустяки, мой мальчик. Мне просто показалось, что у тебя небольшая царапинка под глазом. — Он похлопал по гладкому и эластичному плечу Роберта.
Эдди и Мэри полагали, что их мальчик делает только все хорошее. Они старательно обучали его этому и верили, что он станет честным и правдивым человеком. Но они опасались постороннего влияния, которое могло испортить их сына. Они знали, что до тех пор, пока они регулируют его механизм, постороннее влияние может быть исключено. До того, как Роберт пойдет в школу, они надеялись окончательно сформировать его характер. До сих пор Эдди и Мэри были вполне довольны собой, Они растят прекрасного мальчика; и, оглядываясь назад, они рассматривали свою покупку как настоящее начало их жизни. Они любили своего сына и испытывали необыкновенное чувство гордости за него. Мистер Джеффрис, мистер Андерсон, молодая пара Кларков, д'Аллессоны, Маккарти, полицейский, портной и булочник — все они знали Роберта, и все любезно улыбались, когда бы он ни проходил по улице.
Эдди совсем забыл о мерцании света в правом глазу Роберта. В последнее время оно было совсем незаметным. Об этом он рассказал Мэри, и она тоже забыла и перестала беспокоиться. Супруги с усердием продолжали воспитание и образование Роберта с помощью его электронной памяти. Они страстно желали, чтобы их сын стал честным и хорошим человеком. Только таким они хотели видеть его.
Но они были страшно удивлены, когда обнаружили, что их сын стал злым и бессердечным. Первым, кто сделал это открытие, был Эдди. Как-то, возвращаясь с работы домой, он не спеша поднимался вверх по улице. Направляясь к своему маленькому домику, он на ходу поклонился Джоси д'Аллессон, развешивавшей белье во дворе, поздоровался с Маккарти, помахал рукой своему ближайшему соседу мистеру Джеффрису, вошел во двор и легко закрыл за собой дверь.
— Мэри! — позвал он жену. Ответа не последовало. Он недоуменно пожал плечами. — Роберт!
И на этот раз он не получил никакого ответа. Эдди не на шутку забеспокоился. Вдруг из-за гаража он услышал голос Роберта. Он подошел к гаражу.
— Убить это! Убить это! Убить это живое существо!
По спине Эдди пробежали мурашки, он остановился как вкопанный и закрыл глаза. Его сын Роберт с диким ожесточением прижимал лягушку к земле. Из проколотого тела лягушки лилась кровь. С безумным остервенением он колол ножом, взятым из ящика кухонного стола, в зеленую и темно-красную массу. Пальцы рук Роберта были все испачканы кровью. Хрипло и монотонно он повторял:
— Убить это! Убить это живое существо!
Эдди не смог вынести неприятного зрелища, повернулся и тихо ушел. Он прошел в ванную комнату, вымыл руки и после этого сел и стал дожидаться Мэри. Когда она пришла домой, он рассказал ей все, что видел и слышал.
— Я не знаю что и делать… Где он мог научиться убивать? От кого он подхватил это? Ты ругал его?
— Ругать его? Нет. Конечно же, нет.
— Кто-то оказывает на него тайное влияние. В его душу ввели что-то нехорошее, и теперь он может легко воспринимать посторонние впечатления.
— Кто-то научил его убивать, — произнес Эдди.
Вечером, когда Роберт пришел ужинать, его руки были чистыми, а на лице сияла ангельская улыбка.
— Добрый вечер, сынок! — сказал Эдди. — Где ты прятался весь день?
Улыбаясь, Роберт занял свое место за столом.
— Гонял мяч по парку. Ребята и я играли в мяч.
Эдди с ужасом открыл глаза и посмотрел на Мэри. Лицо Мэри сморщилось, и она подумала: "Ведь это говорит мой двенадцатилетний сын, он говорит неправду". В тот вечер они с Эдди решили бороться с его злобой и враньем и задавать ему вопросы в более тактичной форме. Они не хотели, чтобы кто-нибудь из соседей узнал о том, что их Роберт был робот. И в то же время они страстно желали выяснить, кто же из них ввел в память сына такой яд. Разделив между собой все соседние дома и магазины, они решили обойти их и выяснить, кто же из соседей оказывает дурное влияние на Роберта. Однако соседи были чрезвычайно любезны и охотно отвечали им на все вопросы. Нет, никто из них не вел себя плохо с Робертом. Нет, никто из них не обучал его дурным поступкам. Нет, они никогда не видели и посторонних лиц с Робертом.
"Кто же все-таки ввел в память Роберта яд? Зачем? Почему?" — задавал сам себе вопросы Эдди и не мог ответить на них. Наконец он завел разговор о своем сыне с мистером Джеффрисом.
— Вы беспокоитесь о своем мальчике, а?
— Да. Я чувствую… Я думаю, кто-то его портит.
— Ну, ну, Эдди, это же глупо.
— Нет, не глупо, — настаивал Эдди. — Кто-то исказил его разум. Кто-то учит его убивать.
Мистер Джеффрис раскрыл глаза от изумления, и Эдди пристально взглянул в его зрачки.
— В самом деле?
— Да, да, — заикаясь, ответил Эдди.
— Вы говорите, его научили убивать? — повторил свой вопрос мистер Джеффрис.
Эдди, продолжая смотреть в глаза мистера Джеффриса, тихо ответил:
— Да. Убивать живое существо!
— Ну, не беда, теперь мы все живые существа! — воскликнул мистер Джеффрис и громко рассмеялся.
Эдди повернулся и вышел. В глубине глаз мистера Джеффриса он увидел точно такое же мерцание света, какое он наблюдал у своего сына. Широко распахнув входную дверь, он с порога громко закричал:
— Мэри! Мэри! О мой бог, Мэри!
Мэри сидела на кушетке, закрыв голову руками. Она только что вернулась домой после того, как обошла свою часть соседних домов. Когда Эдди вошел в комнату, она подняла на него печальные глаза.
— Мэри, — сказал он, — мы должны немедленно отсюда уехать. Мистер Джеффрис, д'Аллессоны, Кларки…
— Маккарти, полицейский и Стейны, бакалейщик и… — Она вновь закрыла лицо руками. — Это все бесполезно, Эдди. Бесполезно!..
— В глубине правого глаза мерцание света… Мерцание!
— Да, да… — сказала Мэри упавшим голосом.
— Роботы. Все, они все роботы! Каждый из них робот.
Эдди упал к ногам Мэри и спрятал свое лицо в ее коленях. Никто из них не слышал, как в комнату вошел Роберт. Глаза его блестели, а в крепко сжатом кулаке он держал ножницы.
Айзек Азимов
— Вам будет гораздо легче, когда он подрастет, — смеясь, сказал мистер Джеффрис. — Понимаете, Эдди?
Эдди заметил одну странность в глазах Роберта, которая его немного обеспокоила. Он никому не говорил об этом до тех пор, пока Роберту не исполнилось пять лет. Как-то вечером он сидел на диване и читал книгу. Неожиданно он поднял глаза и увидел своего сына, пристально следившего за ним.
— Что с тобой, сынок?
— Ничего, папа. Я только немного думал… — Слова, слетавшие с губ Роберта, были идеально правильными и соответствовали хронологическому возрасту машины.
— О чем же ты думал, сынок?
— О, о многих вещах, папа.
Эдди пожал плечами. А потом он увидел в правом глазу Роберта яркое мерцание света.
— Подойди ко мне, сынок.
Роберт послушно встал и подошел к отцу. Эдди тщательно изучал лицо Роберта. Изредка в правом глазу он видел слабое мерцание света. " Несомненно, это трубка. Как же я раньше не догадался, ведь сын-то мой — робот".
— В чем дело, папа? — спросил Роберт.
Эдди не хотел лишний раз беспокоить его.
— Ничего особенного. Так, пустяки, мой мальчик. Мне просто показалось, что у тебя небольшая царапинка под глазом. — Он похлопал по гладкому и эластичному плечу Роберта.
Эдди и Мэри полагали, что их мальчик делает только все хорошее. Они старательно обучали его этому и верили, что он станет честным и правдивым человеком. Но они опасались постороннего влияния, которое могло испортить их сына. Они знали, что до тех пор, пока они регулируют его механизм, постороннее влияние может быть исключено. До того, как Роберт пойдет в школу, они надеялись окончательно сформировать его характер. До сих пор Эдди и Мэри были вполне довольны собой, Они растят прекрасного мальчика; и, оглядываясь назад, они рассматривали свою покупку как настоящее начало их жизни. Они любили своего сына и испытывали необыкновенное чувство гордости за него. Мистер Джеффрис, мистер Андерсон, молодая пара Кларков, д'Аллессоны, Маккарти, полицейский, портной и булочник — все они знали Роберта, и все любезно улыбались, когда бы он ни проходил по улице.
Эдди совсем забыл о мерцании света в правом глазу Роберта. В последнее время оно было совсем незаметным. Об этом он рассказал Мэри, и она тоже забыла и перестала беспокоиться. Супруги с усердием продолжали воспитание и образование Роберта с помощью его электронной памяти. Они страстно желали, чтобы их сын стал честным и хорошим человеком. Только таким они хотели видеть его.
Но они были страшно удивлены, когда обнаружили, что их сын стал злым и бессердечным. Первым, кто сделал это открытие, был Эдди. Как-то, возвращаясь с работы домой, он не спеша поднимался вверх по улице. Направляясь к своему маленькому домику, он на ходу поклонился Джоси д'Аллессон, развешивавшей белье во дворе, поздоровался с Маккарти, помахал рукой своему ближайшему соседу мистеру Джеффрису, вошел во двор и легко закрыл за собой дверь.
— Мэри! — позвал он жену. Ответа не последовало. Он недоуменно пожал плечами. — Роберт!
И на этот раз он не получил никакого ответа. Эдди не на шутку забеспокоился. Вдруг из-за гаража он услышал голос Роберта. Он подошел к гаражу.
— Убить это! Убить это! Убить это живое существо!
По спине Эдди пробежали мурашки, он остановился как вкопанный и закрыл глаза. Его сын Роберт с диким ожесточением прижимал лягушку к земле. Из проколотого тела лягушки лилась кровь. С безумным остервенением он колол ножом, взятым из ящика кухонного стола, в зеленую и темно-красную массу. Пальцы рук Роберта были все испачканы кровью. Хрипло и монотонно он повторял:
— Убить это! Убить это живое существо!
Эдди не смог вынести неприятного зрелища, повернулся и тихо ушел. Он прошел в ванную комнату, вымыл руки и после этого сел и стал дожидаться Мэри. Когда она пришла домой, он рассказал ей все, что видел и слышал.
— Я не знаю что и делать… Где он мог научиться убивать? От кого он подхватил это? Ты ругал его?
— Ругать его? Нет. Конечно же, нет.
— Кто-то оказывает на него тайное влияние. В его душу ввели что-то нехорошее, и теперь он может легко воспринимать посторонние впечатления.
— Кто-то научил его убивать, — произнес Эдди.
Вечером, когда Роберт пришел ужинать, его руки были чистыми, а на лице сияла ангельская улыбка.
— Добрый вечер, сынок! — сказал Эдди. — Где ты прятался весь день?
Улыбаясь, Роберт занял свое место за столом.
— Гонял мяч по парку. Ребята и я играли в мяч.
Эдди с ужасом открыл глаза и посмотрел на Мэри. Лицо Мэри сморщилось, и она подумала: "Ведь это говорит мой двенадцатилетний сын, он говорит неправду". В тот вечер они с Эдди решили бороться с его злобой и враньем и задавать ему вопросы в более тактичной форме. Они не хотели, чтобы кто-нибудь из соседей узнал о том, что их Роберт был робот. И в то же время они страстно желали выяснить, кто же из них ввел в память сына такой яд. Разделив между собой все соседние дома и магазины, они решили обойти их и выяснить, кто же из соседей оказывает дурное влияние на Роберта. Однако соседи были чрезвычайно любезны и охотно отвечали им на все вопросы. Нет, никто из них не вел себя плохо с Робертом. Нет, никто из них не обучал его дурным поступкам. Нет, они никогда не видели и посторонних лиц с Робертом.
"Кто же все-таки ввел в память Роберта яд? Зачем? Почему?" — задавал сам себе вопросы Эдди и не мог ответить на них. Наконец он завел разговор о своем сыне с мистером Джеффрисом.
— Вы беспокоитесь о своем мальчике, а?
— Да. Я чувствую… Я думаю, кто-то его портит.
— Ну, ну, Эдди, это же глупо.
— Нет, не глупо, — настаивал Эдди. — Кто-то исказил его разум. Кто-то учит его убивать.
Мистер Джеффрис раскрыл глаза от изумления, и Эдди пристально взглянул в его зрачки.
— В самом деле?
— Да, да, — заикаясь, ответил Эдди.
— Вы говорите, его научили убивать? — повторил свой вопрос мистер Джеффрис.
Эдди, продолжая смотреть в глаза мистера Джеффриса, тихо ответил:
— Да. Убивать живое существо!
— Ну, не беда, теперь мы все живые существа! — воскликнул мистер Джеффрис и громко рассмеялся.
Эдди повернулся и вышел. В глубине глаз мистера Джеффриса он увидел точно такое же мерцание света, какое он наблюдал у своего сына. Широко распахнув входную дверь, он с порога громко закричал:
— Мэри! Мэри! О мой бог, Мэри!
Мэри сидела на кушетке, закрыв голову руками. Она только что вернулась домой после того, как обошла свою часть соседних домов. Когда Эдди вошел в комнату, она подняла на него печальные глаза.
— Мэри, — сказал он, — мы должны немедленно отсюда уехать. Мистер Джеффрис, д'Аллессоны, Кларки…
— Маккарти, полицейский и Стейны, бакалейщик и… — Она вновь закрыла лицо руками. — Это все бесполезно, Эдди. Бесполезно!..
— В глубине правого глаза мерцание света… Мерцание!
— Да, да… — сказала Мэри упавшим голосом.
— Роботы. Все, они все роботы! Каждый из них робот.
Эдди упал к ногам Мэри и спрятал свое лицо в ее коленях. Никто из них не слышал, как в комнату вошел Роберт. Глаза его блестели, а в крепко сжатом кулаке он держал ножницы.
Айзек Азимов
СОЛЛИ
Солли двигалась со стороны озера, я окликнул ее и помахал ей рукой. Дело в том, что я всегда рад ее видеть. Я люблю их всех, но Солли — самая красивая, можете мне поверить.
Увидев меня, она двинулась быстрее, ничуть при этом не суетясь; она ускорила ход ровно настолько, чтобы показать, как рада меня видеть.
Я повернулся к человеку, стоящему рядом.
— Это — Солли, — сказал я.
Он улыбнулся и кивнул.
Человека привела сюда миссис Гестер. Она сказала: "Это мистер Гелхорн, Джейк. Вы помните, он писал, что хочет встретиться с вами". Но я, разумеется, ничего не помнил. У меня миллион дел на Ферме, и единственное, на что я не могу тратить время, — это почта. Для этого и была мне нужна миссис Гестер. Она живет по соседству и не надоедает мне с каждой глупостью, а самое главное, любит Солли и остальных, в отличие от многих других.
— Рад вас видеть, мистер Гелхорн, — сказал я.
— Раймонд Джордж Гелхорн, — сказал он и протянул мне руку. Он был довольно высок, на полголовы выше меня, впрочем, и шире тоже. На вид ему было вдвое меньше лет, чем мне, пожалуй, не более тридцати. У него были черные прилизанные волосы с пробором и аккуратно подстриженные тонкие усики. Скулы у него сильно выступали, и это было похоже на не очень тяжелый случай свинки. На телевидении его бы взяли на роли негодяев, поэтому я и предположил, что он не так уж плох.
— Джекоб Фолкас. Чем могу быть полезен? — сказал я.
— Если вы не возражаете, расскажите мне о Ферме, — попросил он.
Я услышал, что Солли остановилась рядом, и не глядя протянул руку. Она скользнула под нее, и ощущение твердой гладкой эмали крыла отозвалось теплом у меня в ладони.
— Приятная машина, — сказал Гелхорн.
Ну что ж, так тоже можно было сказать. Солли — автомобиль с откидным верхом, позитронным мотором Геннис-Кармтон и шасси марки Армад. У нее самые чистые и самые красивые линии, какие мне когда-либо доводилось видеть у этой модели. Вот уже пять лет, как она стала моей любимицей, и я сделал для нее все, что я только мог придумать. С тех пор как она здесь, за ее рулем не сидело ни одно человеческое существо.
Ни разу!
— Солли, — сказал я, нежно поглаживая ее. — Познакомься с мистером Гелхорном.
Ее мотор зашумел сильнее. В последнее время шум появился во всех моторах, причем смена бензина ничего не дала. На этот раз, однако, Солли быстро успокоилась.
— У вас все машины имеют имена? — спросил Гелхорн.
В его голосе звучало насмешливое изумление, а миссис Гестер не любит, когда говорят, будто посмеиваясь над Фермой. Она резко ответила: "Конечно. Ведь у каждой машины свое лицо, не так ли, Джейк? С закрытым верхом — мужчины, с открытым — женщины".
Гелхорн опять улыбался.
— И содержите вы их в разных гаражах, мадам?
Миссис Гестер негодующе закатила глаза.
— А теперь, мистер Фолкас, мне хотелось бы знать, нельзя ли нам поговорить наедине? — спросил Гелхорн.
— Тогда пойдемте по этой дороге. Там есть скамейка.
Мы направились туда. Миссис Гестер ушла. Солли неслышно двигалась за нами.
— Надеюсь, Солли не помешает вам? — спросил я.
— Нисколько. Она ведь не сможет пересказать нашу беседу?
Он засмеялся собственной шутке, поднял руку и провел ладонью по ветровому стеклу.
Солли резко увеличила скорость, и его рука отлетела назад.
— Она не привыкла к незнакомым, — объяснил я.
Мы сели на скамейку под большим дубом. Отсюда на той стороне маленького озера была видна гоночная дорожка. Было тепло, и машины гоняли вовсю, тридцать из них по крайней мере.
— Ну, мистер Гелхорн, так зачем вам нужна информация?
Но Гелхорн как раз озирался вокруг и вряд ли слышал вопрос. Наконец, повернувшись ко мне, промолвил:
— Это на самом деле поразительное место, мистер Фолкас!
— Вы можете называть меня Джейком, так мне как-то привычнее.
— Спасибо, Джейк. Сколько у вас здесь машин?
— Пятьдесят одна. Каждый год мы получаем одну или две новые. Однажды нам прислали сразу пять. И ни с одной за это время ничего не случилось. Они все в форме. Даже пятнадцатая модель Мэт-омот. Один из первых автоматов и первая машина у нас.
Милый, старый Мэтью! Он почти не покидает гараж сейчас, но ведь на то он и дедушка всех машин с позитронным мозгом. Это было еще в те дни, когда слепые, паралитики и члены правительства были единственными, кто владел автоматами. Но моим хозяином был Сэмсон Хэрридж, и у него было достаточно денег, чтобы купить автомат. Я в то время был его шофером.
Думая об этом, я чувствую себя стариком. Я-то ведь помню, что были времена, когда ни у одной машины не хватало мозгов, чтобы самой найти дорогу домой. Я управлял тогда мертвым грузом металла, которому нужна была рука человека. И каждый год эти машины убивали десятки тысяч людей.
Автоматика устранила все. Реакция позитронного мозга, конечно, быстрее человеческого, не говоря уж о том, что людям выгоднее не управлять машиной. Садишься, пробиваешь место назначения и предоставляешь везти себя куда надо.
Конечно, они раз в десять дороже обычных машин, и не многие могут позволить себе иметь их, но промышленность специализируется на выпуске автобусов-автоматов. Вы можете в любое время позвонить компании, и через минуту автобус будет у ваших дверей и довезет куда нужно. Приходится, правда, ездить с теми, кому с тобой по пути, но в этом ведь нет ничего плохого.
Сэмсон Хэрридж тем не менее приобрел собственный автомат, и я отправился поглядеть на него, как только он прибыл. Машина тогда еще не была для меня Мэтью, и я не знал, что ей предстоит в один прекрасный день стать главной на Ферме. Я знал только, что она оставит меня без работы, и ненавидел ее за это.
— Я больше не нужен вам, мистер Хэрридж? — спросил я.
— Не бойтесь, Джейк, — сказал он. — Уж не думаете ли вы, что я доверю свою жизнь этому новшеству? Вы остаетесь на своем месте.
— Но ведь она работает сама, мистер Хэрридж, — сказал я. — Говорят, что она чувствует дорогу, реагирует на препятствия, на людей, на другие машины, помнит нужные маршруты.
— Говорят… Нет! Вы все равно будете сидеть за баранкой. На всякий случай.
Забавно, как можно привязаться к машине. Скоро я уже звал ее Мэтью и тратил на нее все свободное время. Позитронный мозг работает лучше, если работает постоянно, а значит, бак надо держать полным, чтобы мотор действовал днем и ночью. Прошло немного времени, и я уже безошибочно определял, как чувствует себя Мэтью.
Хэрридж тоже по-своему любил его. Впрочем, больше любить ему было некого. Он пережил трех жен, пятерых детей и троих внуков. То, что после его смерти усадьбу превратили в Ферму для старых машин со мною во главе и Мэтью — первым ее обитателем, было естественным.
Это стало моей жизнью. Я так и не женился. Быть женатым и относиться к автоматам как следует — невозможно.
Вначале газеты над всем этим потешались, потом перестали. Есть вещи, с которыми не шутят. Может быть, вы не могли позволить себе купить автомат и, может быть, никогда не сможете, но, поверьте мне, к ним привязываешься. Они трудолюбивы, впечатлительны, и надо совсем не иметь сердца, чтобы плохо относиться к ним. Так вот и получается: если у человека есть автомат и его некому поручить, он поступает на Ферму.
Все это я объяснил Гелхорну.
— Пятьдесят одна машина, — сказал он. — Довольно большая сумма.
— Первоначальная стоимость была пятьдесят тысяч за одну, — ответил я. — Сейчас они стоят гораздо дороже: я кое-что сделал для них.
— Ферма, должно быть, требует уйму денег?
— Угадали. Прибыли она не приносит. Кроме того, налоги. Конечно, каждый прибывающий автомат чего-то стоит. Но расходы тем не менее растут.
— Вы потратили на это много лет жизни?
— Разумеется, мистер Гелхорн. Тридцать три года.
— И, по-моему, не много выиграли?
— Я? Да что вы, мистер Гелхорн! У меня есть Солли и пятьдесят других. Посмотрите на нее.
Я ухмылялся. Я ничего не мог с собой поделать. Солли была так ослепительна, что на нее было больно глядеть. Если ей случалось запылиться, она сразу же принималась за работу — на свет появлялся распылитель и разбрызгивал тергосоль по стеклу.
— Никогда не видел, чтобы автомат проделывал такое, — заметил Гелхорн.
— Еще бы, — сказал я. — Я специально установил это приспособление на наших машинах. Они всегда протирают стекло сами, и очень любят чистоту, и получают удовольствие от этой работы. У Солли я даже установил восковую трубку. Она полирует себя каждый вечер до тех пор, пока не начнет сверкать: можно бриться, глядясь в нее. Если бы наскрести денег, можно было бы установить такие штуки для всех девочек. Эти машины с открытым верхом очень тщеславны.
— Могу вам посоветовать, как наскрести эти деньги, если хотите.
— Это никогда не помешает. Но — как?
— Неужели вам не понятно, Джейк? Вы сказали, любая из этих машин стоит пятьдесят тысяч минимум. Бьюсь об заклад, большинство — даже больше шестидесяти.
— Ну и что?
— А вы не думали о продаже?
Я покачал головой.
— Я боюсь, вы меня не поняли, мистер Гелхорн. Продавать я их не могу. Они принадлежат не мне, а Ферме.
— Так ведь деньги пойдут на Ферму.
— Устав Фермы обеспечивает им постоянный уход. Машины нельзя продавать.
— А как насчет моторов?
— Не понимаю.
Гелхорн уселся поудобнее, и голос его зазвучал доверительно:
— Слушайте, Джейк. Я вам сейчас объясню. На частные автоматы, если они достаточно дешевы, большой спрос.
— Это не секрет.
— Мотор составляет девяносто пять процентов их стоимости. Так? Я знаю, где можно достать кузов, где можно продать автоматы за хорошую цену — по двадцать или тридцать тысяч за дешевую модель, и по пятьдесят-шестьдесят за лучшую. Все, что нужно мне, — это моторы. Понимаете?
— Нет, не понимаю, мистер Гелхорн.
Я понимал, но хотел дать ему возможность высказаться.
— Ну ладно. У вас здесь пятьдесят одна машина. Вы, должно быть, великолепный механик, и вам ничего не стоит снять мотор и поставить его на другую машину, чтобы никто об этом не узнал.
— Но это не очень этично!
— Машинам это не повредит. Напротив. Используйте старые модели. Используйте, например, старый Мэт-омот.
— Минутку, минутку, мистер Гелхорн. Мотор и корпус машины не совсем разные вещи. Они составляют единое целое. Эти моторы привыкли к своим телам. В других машинах им будет не по себе.
— А если я возьму ваш мозг и вложу его в тело молодого атлета? Вы ведь уже не молоды. Если бы у вас была такая возможность, разве вы не хотели бы стать вновь двадцатилетним? И именно это я предлагаю для некоторых из ваших позитронных моторов.
Я засмеялся:
— Не очень-то это умно, мистер Гелхорн. Некоторые из наших машин стары, но им гарантирован отличный уход. На них никто не ездит. Они предоставлены сами себе. Они — в отставке, мистер Гелхорн. Не хотел бы я обладать телом двадцатилетнего, если бы это означало, что мне придется до конца моих дней рыть траншеи, не получая достаточно хлеба. Что ты думаешь об этом, Солли?
Обе дверцы Солли осторожно открылись и закрылись.
— Что это? — спросил Гелхорн.
— Солли смеется.
Гелхорн изобразил на лице улыбку. Он, кажется, решил, что я плоско шучу.
— Ну, ближе к делу, Джейк. Машины созданы, чтобы на них ездить. Возможно даже, что они несчастливы оттого, что никого не возят.
— Солли пять лет никого не возит, и, на мой взгляд, она вполне счастлива, — ответил я,
— Посмотрим.
Гелхорн поднялся и медленно направился к Солли.
— Эй, Солли, как насчет того, чтобы прокатиться?
Мотор Солли взревел. Она отъехала.
— Не толкайте ее, мистер Гелхорн, — сказал я. — Она становится иногда очень капризной.
В ста ярдах от нас резвились два седана, потом остановились. Может быть, они как-то по-своему наблюдали за нами, но я о них не беспокоился. Я не спускал глаз с Солли.
Гелхорн сказал:
— Ну же, Солли.
Он наклонился и нажал на ручку двери. Она, конечно, не поддалась.
— Минуту назад она открывалась, — сказал он, обращаясь ко мне.
— Замок автоматический. И у нее есть чувство собственного достоинства, — ответил я.
Гелхорн убрал руку, затем сказал медленно и раздельно:
— У автоматов с чувством собственного достоинства не должно быть открытого верха, — и, отойдя на три или четыре шага, быстро, так быстро, что я не смог остановить его, разбежался и прыгнул в машину. При этом он захватил Солли врасплох, потому что успел переключить зажигание.
Мотор Солли впервые за пять лет заглох.
Мне кажется, я что-то крикнул, но Гелхорн в это время щелкнул кнопкой "Ручной" и вернул мотор к жизни. Солли ожила, но теперь она не была самостоятельной.
Гелхорн двинулся вверх по дороге. Седаны все еще стояли на месте.
Один из них был Джузеппе с Миланской фабрики, другой — Стефен. Они почти никогда не разлучались и, хотя на Ферме они недавно, знали, что здесь машины обычно не имеют водителей.
Гелхорн ехал прямо, и, когда до седанов дошло, что Солли не собирается тормозить, что она не может затормозить, — было уже слишком поздно. Они разъехались к краям дороги, и Солли молнией пронеслась мимо. Джузеппе перелетел через забор и остановился за шесть дюймов от воды. Стефен выскочил к поломанному столбу по другую сторону.
Я вытащил его на шоссе, пытаясь определить степень повреждения, когда подъехал Гелхорн.
— Вот, — сказал он. — Ничего страшного.
Я сдержал гнев.
— Почему вы спихнули седанов? Могли бы обойтись без этого.
— Я ожидал, что они уберутся.
— Они и убрались, прямо в забор.
— Виноват, Джейк, — сказал он. — Думал, что они подвижнее. Вы поймите, мне приходилось ездить в автобусах и всего лишь два-три раза в автомобилях. А Солли я вел впервые. Большая трата нервов. Я повторяю, нам достаточно спустить цены на двадцать процентов, и мы получим девяносто процентов прибыли.
— А как мы ее поделим?
— Пополам. И, учтите, за все отвечаю я.
— Так. Я вас выслушал. Теперь моя очередь, — я заговорил громче, так как был слишком взбешен, чтобы оставаться вежливым.
— Я обдумал все, что мне надо было, и если я еще раз увижу вас здесь, я вызову полицию.
Он скривился.
— Ну, что ж. Прощайте.
— Миссис Гестер проводит вас. Запомните, мы видимся с вами в последний раз.
Увы, это оказалось не так. Я увидел Гелхорна два дня спустя. Вернее, два с половиной дня, потому что был полдень, когда я увидел его впервые, и немного после полуночи, когда мы встретились вновь.
Я проснулся от света, пытаясь сослепу сообразить, что происходит. Разглядев его, я сразу же все понял, хотя понимать, собственно говоря, было нечего. В правой руке он сжимал автомат, и все, что ему оставалось сделать, — это нажать чуть посильнее на курок.
— Одевайтесь, Джейк, — приказал он.
Я не шевельнулся и продолжал наблюдать.
— Нет, мистер Гелхорн. Нет, пока вы не объясните, что вам нужно, да и тогда вряд ли это чему-нибудь поможет.
— Позавчера я предложил вам кое-что.
— Мой ответ все тот же: нет.
— Сейчас я не только предлагаю. Я приехал со своими людьми и с автобусом-автоматом. Но первоначальное предложение еще в силе — можете разобрать двадцать пять позитронных моторов. Все равно каких. Мы погрузим их в автобус и увезем. Когда они будут в моих руках, я прослежу, чтобы вы получили свою долю.
— Это ваше окончательное слово, — спросил я, — не так ли?
Похоже, что ему и в голову не приходило, что я издеваюсь над ним.
— Окончательное, — ответил он. — Если вы будете упорствовать, мы сделаем это сами. Я сам извлеку моторы, только возьму не половину, а все.
— Разъединить позитронные моторы не так-то легко. Вы ведь не робототехник, мистер Гелхорн. Да и если бы вы были им — вы же знаете, — моторы собраны мною.
— Знаю, Джейк. И, откровенно говоря, я не эксперт и могу испортить не один, пока буду вытаскивать их. Потому я и намерен взять все. В конце концов исправными могут оказаться только двадцать пять, причем первые пострадают больше других. Пока не набью руку. И если я буду делать это сам, то начну с Солли.
— Мне не верится, что вы говорите это серьезно, мистер Гелхорн.
— Совершенно серьезно, — заявил он и пустился в объяснения. — Если вы согласитесь помочь мне, можете оставить себе Солли. Если нет, ей придется плохо. Виноват… — он повернул автомат к себе и дунул в ствол, словно прочищая его.
— Ладно, я пойду с вами, но предупреждаю: вы попадете в беду, — сказал я.
Это его развеселило. И все время, пока мы вместе спускались вниз, он тихо посмеивался.
Автобус-автомат стоял за гаражами. Рядом околачивались трое молодчиков. Услышав наши шаги, они зажгли свои фонарики, и при их свете я смог рассмотреть автобус. Модель не была старой, но, кажется, видала виды: владельцы, верно, обращались с машиной, как с грудой металла. Мне почудилось все же, что у автобуса была своя индивидуальность.
— Я его привел. Подгоните автобус поближе и начнем, — скомандовал Гелхорн.
Один из его людей нагнулся, нажал на кнопку управления автобуса, и мы двинулись по тропинке. Автобус нехотя полз сзади.
Шум машин я услыхал ярдах в десяти от гаража. Он знаком мне, особенно в лунные ночи, когда любая быстроходная машина мечтает о прогулке по освещенному луной шоссе. В награду за хорошее поведение я иногда выпускаю некоторые из них, но в общем-то это рискованно — округа наша большая, и ночью нетрудно заблудиться. А я бы не хотел, чтобы в городе среди бездельников возникли толки о пятидесяти машинах, которые не возят людей.
Свет автоматически зажегся, как только мы вошли. Гелхорна шум, казалось, не беспокоил, но остальным троим, видимо, было не по себе.
— Черт возьми, они жгут бензин, — сказал один из них.
— Они так устроены, — резко ответил я.
— Не на сегодня, — сказал Гелхорн. — Выключите их.
— Это не так просто, сэр.
— Ну же!
Я стоял неподвижно, Автомат в его руке был по-прежнему направлен мне в грудь.
— Мистер Гелхорн, — сказал я. — Я уже говорил вам, что с тех пор, как они на Ферме, они привыкли к хорошему отношению и не потерпят другого.
— У вас осталась одна минута, — сказал он. — Лекцию вы прочтете нам в другой раз.
— Я просто пытаюсь кое-что объяснить вам, пытаюсь объяснить, что мои машины понимают, когда я говорю с ними. Позитронный мозг при наличии времени и терпения может быть этому обучен. И мои машины обучены. Солли два дня назад поняла ваше предложение. Вспомните: она засмеялась, когда я спросил, что она думает. Она поняла также, что вы с ней проделали, как и те два седана, которых вы растолкали. Остальные же просто знают, что надо делать в таких случаях.
Увидев меня, она двинулась быстрее, ничуть при этом не суетясь; она ускорила ход ровно настолько, чтобы показать, как рада меня видеть.
Я повернулся к человеку, стоящему рядом.
— Это — Солли, — сказал я.
Он улыбнулся и кивнул.
Человека привела сюда миссис Гестер. Она сказала: "Это мистер Гелхорн, Джейк. Вы помните, он писал, что хочет встретиться с вами". Но я, разумеется, ничего не помнил. У меня миллион дел на Ферме, и единственное, на что я не могу тратить время, — это почта. Для этого и была мне нужна миссис Гестер. Она живет по соседству и не надоедает мне с каждой глупостью, а самое главное, любит Солли и остальных, в отличие от многих других.
— Рад вас видеть, мистер Гелхорн, — сказал я.
— Раймонд Джордж Гелхорн, — сказал он и протянул мне руку. Он был довольно высок, на полголовы выше меня, впрочем, и шире тоже. На вид ему было вдвое меньше лет, чем мне, пожалуй, не более тридцати. У него были черные прилизанные волосы с пробором и аккуратно подстриженные тонкие усики. Скулы у него сильно выступали, и это было похоже на не очень тяжелый случай свинки. На телевидении его бы взяли на роли негодяев, поэтому я и предположил, что он не так уж плох.
— Джекоб Фолкас. Чем могу быть полезен? — сказал я.
— Если вы не возражаете, расскажите мне о Ферме, — попросил он.
Я услышал, что Солли остановилась рядом, и не глядя протянул руку. Она скользнула под нее, и ощущение твердой гладкой эмали крыла отозвалось теплом у меня в ладони.
— Приятная машина, — сказал Гелхорн.
Ну что ж, так тоже можно было сказать. Солли — автомобиль с откидным верхом, позитронным мотором Геннис-Кармтон и шасси марки Армад. У нее самые чистые и самые красивые линии, какие мне когда-либо доводилось видеть у этой модели. Вот уже пять лет, как она стала моей любимицей, и я сделал для нее все, что я только мог придумать. С тех пор как она здесь, за ее рулем не сидело ни одно человеческое существо.
Ни разу!
— Солли, — сказал я, нежно поглаживая ее. — Познакомься с мистером Гелхорном.
Ее мотор зашумел сильнее. В последнее время шум появился во всех моторах, причем смена бензина ничего не дала. На этот раз, однако, Солли быстро успокоилась.
— У вас все машины имеют имена? — спросил Гелхорн.
В его голосе звучало насмешливое изумление, а миссис Гестер не любит, когда говорят, будто посмеиваясь над Фермой. Она резко ответила: "Конечно. Ведь у каждой машины свое лицо, не так ли, Джейк? С закрытым верхом — мужчины, с открытым — женщины".
Гелхорн опять улыбался.
— И содержите вы их в разных гаражах, мадам?
Миссис Гестер негодующе закатила глаза.
— А теперь, мистер Фолкас, мне хотелось бы знать, нельзя ли нам поговорить наедине? — спросил Гелхорн.
— Тогда пойдемте по этой дороге. Там есть скамейка.
Мы направились туда. Миссис Гестер ушла. Солли неслышно двигалась за нами.
— Надеюсь, Солли не помешает вам? — спросил я.
— Нисколько. Она ведь не сможет пересказать нашу беседу?
Он засмеялся собственной шутке, поднял руку и провел ладонью по ветровому стеклу.
Солли резко увеличила скорость, и его рука отлетела назад.
— Она не привыкла к незнакомым, — объяснил я.
Мы сели на скамейку под большим дубом. Отсюда на той стороне маленького озера была видна гоночная дорожка. Было тепло, и машины гоняли вовсю, тридцать из них по крайней мере.
— Ну, мистер Гелхорн, так зачем вам нужна информация?
Но Гелхорн как раз озирался вокруг и вряд ли слышал вопрос. Наконец, повернувшись ко мне, промолвил:
— Это на самом деле поразительное место, мистер Фолкас!
— Вы можете называть меня Джейком, так мне как-то привычнее.
— Спасибо, Джейк. Сколько у вас здесь машин?
— Пятьдесят одна. Каждый год мы получаем одну или две новые. Однажды нам прислали сразу пять. И ни с одной за это время ничего не случилось. Они все в форме. Даже пятнадцатая модель Мэт-омот. Один из первых автоматов и первая машина у нас.
Милый, старый Мэтью! Он почти не покидает гараж сейчас, но ведь на то он и дедушка всех машин с позитронным мозгом. Это было еще в те дни, когда слепые, паралитики и члены правительства были единственными, кто владел автоматами. Но моим хозяином был Сэмсон Хэрридж, и у него было достаточно денег, чтобы купить автомат. Я в то время был его шофером.
Думая об этом, я чувствую себя стариком. Я-то ведь помню, что были времена, когда ни у одной машины не хватало мозгов, чтобы самой найти дорогу домой. Я управлял тогда мертвым грузом металла, которому нужна была рука человека. И каждый год эти машины убивали десятки тысяч людей.
Автоматика устранила все. Реакция позитронного мозга, конечно, быстрее человеческого, не говоря уж о том, что людям выгоднее не управлять машиной. Садишься, пробиваешь место назначения и предоставляешь везти себя куда надо.
Конечно, они раз в десять дороже обычных машин, и не многие могут позволить себе иметь их, но промышленность специализируется на выпуске автобусов-автоматов. Вы можете в любое время позвонить компании, и через минуту автобус будет у ваших дверей и довезет куда нужно. Приходится, правда, ездить с теми, кому с тобой по пути, но в этом ведь нет ничего плохого.
Сэмсон Хэрридж тем не менее приобрел собственный автомат, и я отправился поглядеть на него, как только он прибыл. Машина тогда еще не была для меня Мэтью, и я не знал, что ей предстоит в один прекрасный день стать главной на Ферме. Я знал только, что она оставит меня без работы, и ненавидел ее за это.
— Я больше не нужен вам, мистер Хэрридж? — спросил я.
— Не бойтесь, Джейк, — сказал он. — Уж не думаете ли вы, что я доверю свою жизнь этому новшеству? Вы остаетесь на своем месте.
— Но ведь она работает сама, мистер Хэрридж, — сказал я. — Говорят, что она чувствует дорогу, реагирует на препятствия, на людей, на другие машины, помнит нужные маршруты.
— Говорят… Нет! Вы все равно будете сидеть за баранкой. На всякий случай.
Забавно, как можно привязаться к машине. Скоро я уже звал ее Мэтью и тратил на нее все свободное время. Позитронный мозг работает лучше, если работает постоянно, а значит, бак надо держать полным, чтобы мотор действовал днем и ночью. Прошло немного времени, и я уже безошибочно определял, как чувствует себя Мэтью.
Хэрридж тоже по-своему любил его. Впрочем, больше любить ему было некого. Он пережил трех жен, пятерых детей и троих внуков. То, что после его смерти усадьбу превратили в Ферму для старых машин со мною во главе и Мэтью — первым ее обитателем, было естественным.
Это стало моей жизнью. Я так и не женился. Быть женатым и относиться к автоматам как следует — невозможно.
Вначале газеты над всем этим потешались, потом перестали. Есть вещи, с которыми не шутят. Может быть, вы не могли позволить себе купить автомат и, может быть, никогда не сможете, но, поверьте мне, к ним привязываешься. Они трудолюбивы, впечатлительны, и надо совсем не иметь сердца, чтобы плохо относиться к ним. Так вот и получается: если у человека есть автомат и его некому поручить, он поступает на Ферму.
Все это я объяснил Гелхорну.
— Пятьдесят одна машина, — сказал он. — Довольно большая сумма.
— Первоначальная стоимость была пятьдесят тысяч за одну, — ответил я. — Сейчас они стоят гораздо дороже: я кое-что сделал для них.
— Ферма, должно быть, требует уйму денег?
— Угадали. Прибыли она не приносит. Кроме того, налоги. Конечно, каждый прибывающий автомат чего-то стоит. Но расходы тем не менее растут.
— Вы потратили на это много лет жизни?
— Разумеется, мистер Гелхорн. Тридцать три года.
— И, по-моему, не много выиграли?
— Я? Да что вы, мистер Гелхорн! У меня есть Солли и пятьдесят других. Посмотрите на нее.
Я ухмылялся. Я ничего не мог с собой поделать. Солли была так ослепительна, что на нее было больно глядеть. Если ей случалось запылиться, она сразу же принималась за работу — на свет появлялся распылитель и разбрызгивал тергосоль по стеклу.
— Никогда не видел, чтобы автомат проделывал такое, — заметил Гелхорн.
— Еще бы, — сказал я. — Я специально установил это приспособление на наших машинах. Они всегда протирают стекло сами, и очень любят чистоту, и получают удовольствие от этой работы. У Солли я даже установил восковую трубку. Она полирует себя каждый вечер до тех пор, пока не начнет сверкать: можно бриться, глядясь в нее. Если бы наскрести денег, можно было бы установить такие штуки для всех девочек. Эти машины с открытым верхом очень тщеславны.
— Могу вам посоветовать, как наскрести эти деньги, если хотите.
— Это никогда не помешает. Но — как?
— Неужели вам не понятно, Джейк? Вы сказали, любая из этих машин стоит пятьдесят тысяч минимум. Бьюсь об заклад, большинство — даже больше шестидесяти.
— Ну и что?
— А вы не думали о продаже?
Я покачал головой.
— Я боюсь, вы меня не поняли, мистер Гелхорн. Продавать я их не могу. Они принадлежат не мне, а Ферме.
— Так ведь деньги пойдут на Ферму.
— Устав Фермы обеспечивает им постоянный уход. Машины нельзя продавать.
— А как насчет моторов?
— Не понимаю.
Гелхорн уселся поудобнее, и голос его зазвучал доверительно:
— Слушайте, Джейк. Я вам сейчас объясню. На частные автоматы, если они достаточно дешевы, большой спрос.
— Это не секрет.
— Мотор составляет девяносто пять процентов их стоимости. Так? Я знаю, где можно достать кузов, где можно продать автоматы за хорошую цену — по двадцать или тридцать тысяч за дешевую модель, и по пятьдесят-шестьдесят за лучшую. Все, что нужно мне, — это моторы. Понимаете?
— Нет, не понимаю, мистер Гелхорн.
Я понимал, но хотел дать ему возможность высказаться.
— Ну ладно. У вас здесь пятьдесят одна машина. Вы, должно быть, великолепный механик, и вам ничего не стоит снять мотор и поставить его на другую машину, чтобы никто об этом не узнал.
— Но это не очень этично!
— Машинам это не повредит. Напротив. Используйте старые модели. Используйте, например, старый Мэт-омот.
— Минутку, минутку, мистер Гелхорн. Мотор и корпус машины не совсем разные вещи. Они составляют единое целое. Эти моторы привыкли к своим телам. В других машинах им будет не по себе.
— А если я возьму ваш мозг и вложу его в тело молодого атлета? Вы ведь уже не молоды. Если бы у вас была такая возможность, разве вы не хотели бы стать вновь двадцатилетним? И именно это я предлагаю для некоторых из ваших позитронных моторов.
Я засмеялся:
— Не очень-то это умно, мистер Гелхорн. Некоторые из наших машин стары, но им гарантирован отличный уход. На них никто не ездит. Они предоставлены сами себе. Они — в отставке, мистер Гелхорн. Не хотел бы я обладать телом двадцатилетнего, если бы это означало, что мне придется до конца моих дней рыть траншеи, не получая достаточно хлеба. Что ты думаешь об этом, Солли?
Обе дверцы Солли осторожно открылись и закрылись.
— Что это? — спросил Гелхорн.
— Солли смеется.
Гелхорн изобразил на лице улыбку. Он, кажется, решил, что я плоско шучу.
— Ну, ближе к делу, Джейк. Машины созданы, чтобы на них ездить. Возможно даже, что они несчастливы оттого, что никого не возят.
— Солли пять лет никого не возит, и, на мой взгляд, она вполне счастлива, — ответил я,
— Посмотрим.
Гелхорн поднялся и медленно направился к Солли.
— Эй, Солли, как насчет того, чтобы прокатиться?
Мотор Солли взревел. Она отъехала.
— Не толкайте ее, мистер Гелхорн, — сказал я. — Она становится иногда очень капризной.
В ста ярдах от нас резвились два седана, потом остановились. Может быть, они как-то по-своему наблюдали за нами, но я о них не беспокоился. Я не спускал глаз с Солли.
Гелхорн сказал:
— Ну же, Солли.
Он наклонился и нажал на ручку двери. Она, конечно, не поддалась.
— Минуту назад она открывалась, — сказал он, обращаясь ко мне.
— Замок автоматический. И у нее есть чувство собственного достоинства, — ответил я.
Гелхорн убрал руку, затем сказал медленно и раздельно:
— У автоматов с чувством собственного достоинства не должно быть открытого верха, — и, отойдя на три или четыре шага, быстро, так быстро, что я не смог остановить его, разбежался и прыгнул в машину. При этом он захватил Солли врасплох, потому что успел переключить зажигание.
Мотор Солли впервые за пять лет заглох.
Мне кажется, я что-то крикнул, но Гелхорн в это время щелкнул кнопкой "Ручной" и вернул мотор к жизни. Солли ожила, но теперь она не была самостоятельной.
Гелхорн двинулся вверх по дороге. Седаны все еще стояли на месте.
Один из них был Джузеппе с Миланской фабрики, другой — Стефен. Они почти никогда не разлучались и, хотя на Ферме они недавно, знали, что здесь машины обычно не имеют водителей.
Гелхорн ехал прямо, и, когда до седанов дошло, что Солли не собирается тормозить, что она не может затормозить, — было уже слишком поздно. Они разъехались к краям дороги, и Солли молнией пронеслась мимо. Джузеппе перелетел через забор и остановился за шесть дюймов от воды. Стефен выскочил к поломанному столбу по другую сторону.
Я вытащил его на шоссе, пытаясь определить степень повреждения, когда подъехал Гелхорн.
— Вот, — сказал он. — Ничего страшного.
Я сдержал гнев.
— Почему вы спихнули седанов? Могли бы обойтись без этого.
— Я ожидал, что они уберутся.
— Они и убрались, прямо в забор.
— Виноват, Джейк, — сказал он. — Думал, что они подвижнее. Вы поймите, мне приходилось ездить в автобусах и всего лишь два-три раза в автомобилях. А Солли я вел впервые. Большая трата нервов. Я повторяю, нам достаточно спустить цены на двадцать процентов, и мы получим девяносто процентов прибыли.
— А как мы ее поделим?
— Пополам. И, учтите, за все отвечаю я.
— Так. Я вас выслушал. Теперь моя очередь, — я заговорил громче, так как был слишком взбешен, чтобы оставаться вежливым.
— Я обдумал все, что мне надо было, и если я еще раз увижу вас здесь, я вызову полицию.
Он скривился.
— Ну, что ж. Прощайте.
— Миссис Гестер проводит вас. Запомните, мы видимся с вами в последний раз.
Увы, это оказалось не так. Я увидел Гелхорна два дня спустя. Вернее, два с половиной дня, потому что был полдень, когда я увидел его впервые, и немного после полуночи, когда мы встретились вновь.
Я проснулся от света, пытаясь сослепу сообразить, что происходит. Разглядев его, я сразу же все понял, хотя понимать, собственно говоря, было нечего. В правой руке он сжимал автомат, и все, что ему оставалось сделать, — это нажать чуть посильнее на курок.
— Одевайтесь, Джейк, — приказал он.
Я не шевельнулся и продолжал наблюдать.
— Нет, мистер Гелхорн. Нет, пока вы не объясните, что вам нужно, да и тогда вряд ли это чему-нибудь поможет.
— Позавчера я предложил вам кое-что.
— Мой ответ все тот же: нет.
— Сейчас я не только предлагаю. Я приехал со своими людьми и с автобусом-автоматом. Но первоначальное предложение еще в силе — можете разобрать двадцать пять позитронных моторов. Все равно каких. Мы погрузим их в автобус и увезем. Когда они будут в моих руках, я прослежу, чтобы вы получили свою долю.
— Это ваше окончательное слово, — спросил я, — не так ли?
Похоже, что ему и в голову не приходило, что я издеваюсь над ним.
— Окончательное, — ответил он. — Если вы будете упорствовать, мы сделаем это сами. Я сам извлеку моторы, только возьму не половину, а все.
— Разъединить позитронные моторы не так-то легко. Вы ведь не робототехник, мистер Гелхорн. Да и если бы вы были им — вы же знаете, — моторы собраны мною.
— Знаю, Джейк. И, откровенно говоря, я не эксперт и могу испортить не один, пока буду вытаскивать их. Потому я и намерен взять все. В конце концов исправными могут оказаться только двадцать пять, причем первые пострадают больше других. Пока не набью руку. И если я буду делать это сам, то начну с Солли.
— Мне не верится, что вы говорите это серьезно, мистер Гелхорн.
— Совершенно серьезно, — заявил он и пустился в объяснения. — Если вы согласитесь помочь мне, можете оставить себе Солли. Если нет, ей придется плохо. Виноват… — он повернул автомат к себе и дунул в ствол, словно прочищая его.
— Ладно, я пойду с вами, но предупреждаю: вы попадете в беду, — сказал я.
Это его развеселило. И все время, пока мы вместе спускались вниз, он тихо посмеивался.
Автобус-автомат стоял за гаражами. Рядом околачивались трое молодчиков. Услышав наши шаги, они зажгли свои фонарики, и при их свете я смог рассмотреть автобус. Модель не была старой, но, кажется, видала виды: владельцы, верно, обращались с машиной, как с грудой металла. Мне почудилось все же, что у автобуса была своя индивидуальность.
— Я его привел. Подгоните автобус поближе и начнем, — скомандовал Гелхорн.
Один из его людей нагнулся, нажал на кнопку управления автобуса, и мы двинулись по тропинке. Автобус нехотя полз сзади.
Шум машин я услыхал ярдах в десяти от гаража. Он знаком мне, особенно в лунные ночи, когда любая быстроходная машина мечтает о прогулке по освещенному луной шоссе. В награду за хорошее поведение я иногда выпускаю некоторые из них, но в общем-то это рискованно — округа наша большая, и ночью нетрудно заблудиться. А я бы не хотел, чтобы в городе среди бездельников возникли толки о пятидесяти машинах, которые не возят людей.
Свет автоматически зажегся, как только мы вошли. Гелхорна шум, казалось, не беспокоил, но остальным троим, видимо, было не по себе.
— Черт возьми, они жгут бензин, — сказал один из них.
— Они так устроены, — резко ответил я.
— Не на сегодня, — сказал Гелхорн. — Выключите их.
— Это не так просто, сэр.
— Ну же!
Я стоял неподвижно, Автомат в его руке был по-прежнему направлен мне в грудь.
— Мистер Гелхорн, — сказал я. — Я уже говорил вам, что с тех пор, как они на Ферме, они привыкли к хорошему отношению и не потерпят другого.
— У вас осталась одна минута, — сказал он. — Лекцию вы прочтете нам в другой раз.
— Я просто пытаюсь кое-что объяснить вам, пытаюсь объяснить, что мои машины понимают, когда я говорю с ними. Позитронный мозг при наличии времени и терпения может быть этому обучен. И мои машины обучены. Солли два дня назад поняла ваше предложение. Вспомните: она засмеялась, когда я спросил, что она думает. Она поняла также, что вы с ней проделали, как и те два седана, которых вы растолкали. Остальные же просто знают, что надо делать в таких случаях.