Банч Кристофер. Крылья Урагана

   У Хэла остался всего десяток всадников и одиннадцать драконов, и он не мог бы сказать, кто из них находился в худшей форме: драконы с запавшими боками и нервозно хлещущими хвостами или всадники с подергивающимися лицами и отсутствующими взглядами.
   И все это при том, что ему удавалось вопреки всем воинским уставам немного облегчить жизнь своим всадникам, попарно отсылая их патрулировать морские территории, «чтобы убедиться, что рочийский флот не возвращается».
   Разумеется, патрули отправлялись прямиком на Ланданисские острова, крошечный оазис покоя в обезумевшем мире, разрушавшем самое себя. Островитяне с радостью принимали золото и невиданную новую еду, а всадники с радостью избавлялись от черствых галет и солонины, выменивая их на рыбу и птицу.
   К этому времени выращивание поросят стало на острове главным промыслом, поэтому драконы Одиннадцатой эскадрильи выглядели чуть менее тощими и усталыми, чем у всех остальных.
   Но не намного.
   У Хэла болела голова буквально обо всем, и это было самым худшим в его командирстве. Иногда, теряя очередного всадника, он начинал думать, что ему легче было погибнуть самому, чем писать письмо семье убитого и лгать о том, что всадник погиб мгновенно, не мучаясь, когда на самом деле он был сбит с дракона и пролетел сотню футов до земли, истошно крича, цепляясь за воздух, пытаясь остаться в живых. Или того хуже – убит собственным же драконом в приступе раздражения на то, что его слишком рано разбудили для патрулирования.
   По крайней мере, на полуострове не было рочийских драконов.
   Пока не было.
   Хэл ломал голову и над этим тоже, потом нашел возможное объяснение – рочийцы и так прекрасно знали, где находятся дирейнские войска, и не испытывали нужды в разведчиках.
   Он гадал, почему на Калабасский полуостров не бросили убийственных черных драконов, потом с полной безысходностью осознал, что королева Норция и герцог Ясин отлично понимали, что выброшенного на берег дирейнского кита вполне сдерживают имеющиеся силы. Но больше всего его заботило, когда же наконец рочийцы переймут его тактику вооружения всадников, которая сейчас ограничивалась лишь случайными экспериментами.
   Их вторжение, на взгляд Кэйлиса, действительно превратилось в выброшенного на берег и теперь медленно умирающего кита.
   Но дирейнские плакаты и листовки в один голос трубили об их ошеломляющем успехе.
   – Чтоб мне провалиться! – присвистнул сэр Лоу-рен. – Взгляни-ка на эту листовку. Ты у нас снова герой.
   Он передал ему лист, и Хэл прочитал историю, принадлежавшую, разумеется, перу Тома Лоуэсса и повествовавшую о том, как на экспедицию напали варвары-рочийцы с дальнего востока, которых и людьми-то назвать можно было только с большой натяжкой, и как они прорвали дирейнские рубежи к северу от плацдарма, и лишь сэр Хэл Кэйлис со своей Одиннадцатой драконьей эскадрильей, герой Дирейна, предмет восхищения всей нации и так далее и тому подобное, остановили их атаку, приземлив драконов и сражаясь в пешем бою, пока друг сэра Хэла, Бэб Кантабри, лорд Черного острова, в самую последнюю минуту не прибыл с подкреплением и не оттеснил рочийцев обратно на свои позиции.
   Разумеется, никакой подобной атаки и в помине не было, а уж Хэл определенно ни за что не позволил бы своим ребятам глупо рисковать своими жизнями, ввязываясь в пеший бой.
   – Замечательно, – пробормотал Хэл, отдавая листок обратно. – Неужели там народ еще не тошнит от этой белиберды? Неужели ни у кого не закралось ни тени мысли о том, что, если мы все до единого уж такие герои, что ж тогда мы до сих пор торчим в этой песчаной пустыне, чтоб ей!
   – Ну разумеется, нет, – пожала плечами Сэслик. – Неужто ты не понимаешь: те, кто не участвуют в сражениях, никогда не хотят знать никакой правды. В противном случае никаких войн вообще бы не было, разве что нашлись бы идиоты вроде нас, готовые сражаться друг с другом.
   – Отлично. Это ж просто замечательно, – сказал Мария, – что нам довелось служить с такими трахаными героями. Я почти не жалею, что не остался дома и не стал учиться, как следует наводить любовные чары, правда, Феччиа?
   Тот рассеянно кивнул, выдавил улыбку и вышел на палубу «Авантюриста».
   Хэл только диву давался, как в такие времена Феччиа умудрялся не отощать. Потом решил, что и не хочет этого знать. Этот человек просто изо всех сил старался оттянуть свою смерть и, стремясь к этой цели, ни разу не сделал ничего большего, чем от него требовали приказы и устав.
   Сейчас и этого было более чем достаточно.
 
   Хэл, облетавший полуостров с дозором, увидел новые части рочийских солдат, движущихся к фронту.
   Другое звено, патрулировавшее верховья реки Ичили, заметило транспортные корабли, направлявшиеся к устью.
   Но на фронте боевые действия приняли позиционный характер, и относительное спокойствие нарушалось лишь ежедневными вылазками и ночными нападениями – надо полагать, затем, чтобы никого не настигла смерть от старости.
   Солдаты, повеселевшие было, когда им сообщили, что на зиму они отойдут на юг, не могли найти достаточно крепких ругательств, в особенности когда поняли, что зима уже подходит к концу и им не остается ждать ничего иного, как все усиливающейся весенней жары и иссушающего летнего зноя.
 
   – Я приняла решение, – сообщила Сэслик, когда однажды ночью они прогуливались голышом по одному из пустынных пляжей за Джарраквинтой. – Я хочу, чтобы меня убили раньше тебя.
   – О, боги! – изумился Хэл. – Мы поспали, выкупались, на обед была свежемаринованная рыба, были свежие овощи, а жареный цыпленок и вовсе изничтожил даже воспоминания о соленом обезьяньем мясе, потом самый настоящий салат, затем снова поплавали, повалялись, а ты вдруг выдаешь такое! О, женщина, да ты – настоящий романтик!
   – Нет, просто реалистка, – пожала плечами Сэслик. – Я предпочитаю быть убитой до окончания войны в частности потому, что ни один чертов штатский просто никогда не сможет меня понять.
   – Ладно, – сказал Хэл, – ты явно не исчерпала эту тему. Но почему ты хочешь погибнуть первой – разве ты забыла, что я решил быть бессмертным? Так что тебе ничто не угрожает.
   – Потому что ты большой, храбрый и сильный. – Она запнулась. – И глупый. Поэтому ты перенесешь этот удар легче, чем перенесла бы я, если бы тебя разорвал в клочья какой-нибудь дракон.
   – Замечательная мысль, – сказал Хэл. – Ведь я тебя люблю.
   – Я тоже тебя люблю, – сказала Сэслик. – Хотя ты и глупый, как я уже сказала.
 
   Рочийцы ударили по ним на заре, через день после того, как Хэл и Сэслик вернулись из своей самоволки. Они нанесли удар очень умно, послав свои войска в самоубийственную лобовую атаку, которую дирейнцы и сэйджинцы остановили, буквально утопив в крови первый и второй эшелоны.
   И не заметили другие части, подобравшиеся к ним по оврагам и ущельям изборожденного складками полуострова. Поэтому сочли атаку завершенной и расслабились, а некоторые, ликуя, даже выбрались из окопов, чтобы обобрать мертвых и прикончить корчившихся от боли безнадежных раненых.
   Вот тут-то с рочийских позиций и хлынули две новые волны наступающих, и началась паника. Еще одна волна врезалась прямо в свалку рукопашного боя, и этой волне удалось прорваться в дирейнские траншеи.
   Рочийцы не стали переходить к окопному бою в траншеях, как было в прошлые разы, когда они пытались убить каждого находившегося в них дирейнца или сэйджинца, но просто перепрыгивали через окопы, устремляясь к краю плато.
   Дирейнцы уже собирались напасть на них с тыла, когда вдруг поднялась еще одна волна рочийцев, двинувшаяся в стремительное наступление.
   Через миг все вокруг обратилось в хаос. Рочийцы, разделившись надвое, фактически окружили дирейнско-сэйджинские позиции.
   Хэл, ожидавший приказов на флагманском корабле, увидел взлетевшие сигнальные флаги. Офицер-шифровальщик вдруг побелел как мел.
   – Лорд... лорд Кантабри пал.
   У Хэла внутри все сжалось, хотя он давно уже понял, что никто не может быть столь же бесстрашным, как Кантабри, и при этом надеяться жить вечно.
   – Погиб?
   Офицер взглянул на него, потом снова навел подзорную трубу на флаги, реющие над береговым плацдармом.
   – Нет. Ранен в грудь... Отказался сдать командование... сейчас его везут в один из плавучих госпиталей. С ним врач. Никто не знает, выживет он или нет.
   Лорд Хэмил метался по палубе, крича, чтобы спустили на воду шлюпки. Он судорожно пытался прицепить к поясу меч и твердил всем и каждому, что лично возглавит контратаку.
   Хэл отправился на своей шлюпке обратно на «Авантюрист».
   Плывя на шлюпке, он увидел звено черных драконов, несущих вымпелы, которые, как Хэл понял, когда они подлетели ближе, принадлежали ки Ясину. Всадники на драконах пронеслись над вершиной плато, покружили над кораблями и улетели обратно.
   К тому времени, как Хэл добрался до «Авантюриста», они успели истребить поднявшееся в небо дирейнское патрульное звено до последнего человека.
   У некоторых рочийцев были арбалеты, и не простые, а новой конструкции, основу которой составляла витая пружина – как в часах.
   Но большинству из них вполне хватало и бессмысленной жестокости своих драконов, которые торжествующе ревели всякий раз, когда им удавалось сорвать всадника с его зверя, а потом расправиться и с самим вражеским драконом.
   Хэл махнул своему звену, приказывая подняться в воздух. Они попытались набрать высоту и подняться над черными драконами, но тут послышались крики. Рэй Гэредис указывал вниз, на лежащую в руинах деревушку.
   Там развевалось знамя лорда Хэмила, укрепленное в груде каменных обломков. На деревушку шла приступом рочийская пехота, эшелон за эшелоном. Хэл не заметил, как они спускались к деревне, но теперь увидел рочийскую конницу, галопом скачущую с плато.
   Смерть подступала к ним сверху и снизу, но Хэл Кэйлис четко знал свои обязанности.
   Он затрубил в горн и спикировал навстречу обложенному со всех сторон лорду Хэмилу. Краешком глаза он заметил дирейнско-сэйджинские войска, отступавшие с плато обратно к берегу.
   Но впереди не было ничего, кроме изорванного знамени его командира, и драконы Хэла, все десять, пронеслись над полем боя, выпустив тучу арбалетных болтов.
   Захваченные врасплох рочийцы на миг замешкались, но этого воинам лорда Хэмила хватило, чтобы перестроиться и начать отступление на своих шлюпках.
   Его накрыла темная тень, и Хэл стремглав метнулся в сторону, едва успев спастись от нацеленных на него когтей черного зверя.
   И тут же на него устремился другой дракон, хищно разинув пасть.
   Дракон Сэслик метнулся между ними. Он отважно молотил когтями, не испугавшись неизмеримо превосходящего его размером врага.
   Мир Хэла остановился, когда он услышал отчаянный вскрик Сэслик, увидел, как когти черного гиганта раздирают Нанта. Вниз полетело оторванное крыло, Нант закувыркался, теряя высоту, и Сэслик снова закричала, выпав из седла и полетев навстречу своей смерти, в инферно кипящего внизу боя.
   Хэл изо всех сил пнул Урагана, разворачивая его и пытаясь догнать Сэслик, но мир вдруг потемнел, превратившись в ночь и наполнившись запахом смерти. Это не замеченный им дракон, спикировав с высоты, вцепился когтями ему в плечо, в бок – и через миг все померкло.

27

   В ушах у Хэла отдавался слабый плач, и он смутно подумал, что, пожалуй, все же не умер – ведь демоны другого мира радовались бы, заполучив на свой пир человека, ибо та загробная жизнь, которую он себе представлял, определенно не была полна кротких ягнят и нежных цветов.
   Он лежал на песке, промелькнула в голове мысль. На влажном песке.
   Плач не утихал.
   Хэл попытался открыть глаза, но не смог.
   Ох. Я ослеп.
   Он испугался, провел рукой по голове и ощутил что-то липкое. Кровь.
   Плач перешел в вой. Хэл узнал голос дракона. Он с усилием приподнялся на локте, ощупал все вокруг, обнаружил какое-то рванье. Хэл пригнул голову, потер лицо, кривясь от резкой боли, но все же стер кровь.
   Теперь он что-то различал, но очень смутно, будто сквозь красную пелену.
   Он сел, потом обеими руками чуть приподнял свой мундир и, не обращая внимания на боль, с силой потер глаза.
   Теперь он мог видеть.
   Ураган лежал рядом с ним, и он ощутил зловонное дыхание зверя. Щурясь, он протянул руку, нащупал чешую и, ухватившись за нее, поднялся на ноги. Пошатнулся, чуть не упал, но всё же удержал равновесие.
   Он был где-то на пляже. Потом откуда-то справа донесся лязг битвы, он поднял голову, увидел утесы и смутно припомнил, что они вроде бы находились к западу от их плацдарма в Калабасе.
   Война все еще продолжалась.
   Он оглядел себя и поморщился. В боку зияла длинная рана, всего на какой-то дюйм не дотягивая до живота. Плечо тоже болело – похоже, дракон просто выдрал когтем кусок мяса.
   Черный дракон располосовал ему к тому же и лоб. Кровь обильно текла по лицу, заливая глаза, и он то и дело утирался.
   По крайней мере, у него на поясе остался кинжал.
   Потом он вспомнил, что Сэслик больше нет, и понял, что его жизнь кончилась.
   Он чуть было не рухнул обратно на песок, но спохватился.
   Вот дьявол.
   Все в порядке. Она погибла первой, как и хотела, отметил его рассудок, отказываясь впускать в себя боль.
   Но я-то не погиб.
   Это значит, что я буду мстить.
   Она не хотела бы, чтобы я валялся на этом проклятом пляже. Чтобы я сдался.
   Может быть, это ее дух заставил Урагана позвать его обратно оттуда, куда он уже почти ушел.
   Все в порядке, подумал он снова. Если это и должно было случиться, то лучше уж так.
   Ураган снова подал голос, и Хэл взглянул на него.
   В одном боку дракона зияла рана, несколько шипов были с мясом выдраны из гребня, и вокруг ран запеклась зеленая кровь.
   Кроме того, на боку у него было еще несколько более мелких ран. Видно было, что он боролся до последнего.
   В водах прибоя Хэл заметил неподвижное тело черного дракона. Его всадника нигде не было видно.
   – Молодчина, – прошептал Хэл, и в горле у него что-то булькнуло.
   Ему очень хотелось лечь, отдохнуть, но он знал, что стоит ему только лечь на песок, который манил его куда сильнее, чем мягчайшая пуховая постель, и он никогда больше не встанет.
   Ураган негромко курлыкнул.
   – Я слышу, – сказал Хэл и побрел к передним лапам дракона. Он чуть не упал, но ухватился за шею зверя.
   Ему нужно было всего лишь подтянуться и забраться в седло, но оно находилось в миллионе лиг над его головой.
   Но он все же как-то сумел оказаться там, где должно было быть седло, сорванное с креплений и пропавшее. Футляр с картой и колчан с болтами все еще висели на своих кольцах, но сам арбалет исчез.
   Поводья болтались слишком далеко от него. Он потянулся за ними, и его тут же пронзила боль. Хэл чуть не закричал, но быстро приказал себе терпеть.
   – Все в порядке, – повторил он еще раз. – Поднимайся, Ураган.
   Дракон заскулил, но поднялся на лапы. Хэл хлопнул поводьями, и снова боль объяла огнем плечо и бок. Ураган тяжело двинулся вперед, сначала медленно, потом чуть быстрее, и каждый раз, когда его лапа ступала на землю, по телу Кэйлиса прокатывалась новая волна боли.
   Он услышал крики, поднял глаза и увидел на вершине скалы горстку солдат. В глазах у него было темно, и он не мог разобрать, чьи это солдаты, но тут неподалеку описала дугу одна стрела, потом еще несколько, и он понял, что это рочийцы.
   Ураган взвился в воздух, но сил не хватило, и он снова плюхнулся наземь, потом, всего в нескольких шагах от края воды, оторвался от земли, волоча лапами по волнам.
   – Давай же, – прошептал Хэл. – Поднимайся.
   Ураган повиновался, мало-помалу набирая высоту, и Хэл смог оглядеть берег.
   В нескольких милях виднелся Калабас, черные точки кораблей, уходящих в море, другие корабли, объятые пламенем, люди в шлюпках и яликах.
   Дирейн был разбит, дирейнцы отступали. Последние солдаты пробивались к берегу, чтобы покинуть полуостров.
   Если бы Хэл отважился полететь туда, где он мог бы приземлиться? Остановится ли какой-нибудь из кораблей, чтобы подождать его? Он готов был поклясться, что ни один корабль не станет брать на борт его дракона. Он вгляделся в морскую синь, но не увидел никаких следов ни «Авантюриста», ни кораблей других звеньев.
   – Ты и я, – сказал он, хлопая поводьями по правому боку дракона. Ураган послушно повернул на юг, в открытое море, медленно работая крыльями и постепенно теряя высоту.
   Хэл почувствовал, что у него слипаются глаза, но усилием воли снова раскрыл их. Если он заснет, то неминуемо свалится, а они летели больше чем в тысяче футов над водой.
   Он нащупал футляр с картой, открыл его и вытащил оттуда компас. Только не уронить его в воду, только не упустить. Он повесил его на шнурке себе на шею.
   Он прекрасно знал направление и принялся разворачивать Урагана, пока голова зверя не стала смотреть на восток.
   На Ланданисские острова.
   Перед глазами у него стоял кровавый туман, и он снова протер их, едва держась на спине Урагана, но все так же упрямо отказываясь поддаться боли. Он стал обдумывать месть, но так недолго было и заснуть, а сон сейчас был равносилен смерти.
   Все, что могло удержать его в живых, – это боль, поэтому он потянулся навстречу своей муке, сидя на спине дракона, тяжело летевшего над морем.
   Внизу была вода, гостеприимная, милосердная вода, обещавшая загасить огонь, бушующий в его теле. Они упадут и будут вечно носиться по волнам морских течений, и их плоть обглодают пестрые тропические рыбы, а белые кости отполируются до блеска соленой морской водой, которая станет переворачивать, переворачивать, переворачивать их скелеты...
   Хэл вздрогнул, выдернув себя из вязкого сна, и начал петь все подряд песни, какие помнил, – от скабрезных солдатских частушек до дурацких школьных песенок.
   Позади оставалась миля за милей.
   Впереди показалась земля, три крохотные точки, и Ураган без понуканий начал снижаться.
   Хэл очень надеялся, что островитяне останутся к нему столь же гостеприимны теперь, когда он мог лишь просить, а не покупать.
 
   Они оправдали его надежды. Зоан позвала деревенскую знахарку, которая принялась при помощи чар и целебных трав колдовать над его ранами, а потом решила дать ему сонного зелья.
   Хэл отказался из опасения, что его могли выследить рочийские драконы и, когда на остров придет военный корабль, он будет без сознания.
   Все же он провалился в никуда и очнулся, оцепенелый и терзаемый болью, двенадцать часов спустя.
   Зоан велела ни на миг не оставлять его одного, и мальчишка, сидевший с ним, со всех ног помчался за ней.
   Она появилась через несколько минут, приказала мальчику позвать знахарку и принести бульону.
   – Ты надо остаться, пока не выздороветь, – сказала она.
   – Нет, – отрезал Хэл. – Я не могу.
   – Ты говорить во сне, – сказала Зоан. – Про Сэслик. Так звать женщина, который быть с тобой раньше?
   – Да. – И снова воспоминание о ее смерти обрушилось на него всей своей бесповоротной тяжестью. Зоан увидела его лицо, похлопала его по ладони.
   – Мы все умирать, – сказал она. – Солдаты умирать первыми.
   – Сэслик тоже так говорила.
   – Она быть мудрый. Может быть, когда ты тоже умереть, вы встретиться снова.
   Хэл ничего не ответил.
   – Я не хотеть спрашивать, – начала Зоан. – Но люди задавать вопросы, что быть потом, а я не знать, что им ответить.
   – Я тоже не знаю, смогу ли ответить на этот вопрос.
   – Они преследовать тебя?
   – Вряд ли. – Хэл с усилием приподнялся. – Где мой дракон?
   – Он хорошо, – сказала Зоан, укладывая его обратно. – Мы дать ему четыре поросенок, он спать. Знахарка дать травы, она не знать, чем лечить дракон, но наш люди и наш звери помогать хорошо. Дать травы и зашить шкура... свиной кожа, дубленый, на рану, туго бинтовать. Когда он очнуться, не стать срывать. Может быть, это помогать.
   – Я посплю, – сказал Хэл. – Когда дракон очнется, разбуди меня.
   – Зачем?
   – Я улечу.
   – Куда?
   – Домой.
 
   Хэл взял курс обратно к материку, но чуть западнее. Его постоянно мучила боль, но зато она не давала ему свалиться с Урагана.
   Он ожидал, что дракон будет злиться, не желая никуда лететь. Но Ураган, похоже, понимал, куда они направляются, и не издал ни звука жалобы.
   Под ним вздымались ввысь волны летнего шторма. Время от времени он замечал лодчонки, потрепанные и пробитые, кое-как отступающие после калабасского разгрома. Иногда они махали ему руками – по-приятельски или считая, что Хэл – разведчик спасательного корпуса.
   Но у него ничего не было, и ему оставалось лишь надеяться, что он сумеет спасти себя самого и своего дракона.
   Они достигли берега, и Хэл полетел на запад, вдоль линии рочийского побережья, пока не заметил лесистый мысок, где можно было приземлиться. Они с драконом по-братски разделили обед из сушеной рыбы, а на кашу из кукурузной муки, предложенную Хэлом, Ураган лишь презрительно фыркнул.
   Хэл проснулся с мучительной болью во всех суставах и ранах, да и Ураган, судя по всему, находился ничуть не в лучшем состоянии. Они напились из ручья, поднялись в воздух и продолжили свое медленное путешествие на запад.
   Боль от утраты Сэслик терзала его, временами становясь еще более невыносимой, чем боль от ран.
   Хэл не рисковал оставаться в воздухе очень долго, щадя Урагана, поэтому через каждые три часа ему приходилось отыскивать себе укрытие, потайное местечко, где его не смогли бы отыскать ни рочийские кавалеристы, ни драконы.
   Если его выследят и возьмут в плен... Нет. Он не сдастся.
   Однажды они пролетали над обрывом, где паслись овцы, скрываясь от постоянно дующего с суши на море ветра. Ураган вопросительно протрубил, и Хэл, повиновавшись, развернул дракона и бросил его к земле.
   Ураган нацелился на подросшего ягненка, даже не дав Хэлу спрыгнуть на землю, проглотил его целиком, бросился на второго, убил его и начал есть, когда Хэл услышал крики.
   Он увидел пастуха с собаками, бегущего к ним. Пастух размахивал увесистой дубиной.
   Хэл восхитился смелостью или безрассудством этого человека, но это отнюдь не помешало ему убить того одним взмахом кинжала. Собаки угрожающе зарычали на него, попытавшись укусить, и Ураган проглотил одну из них, а вторая, жалобно тявкая, ретировалась сама.
   Хэл заколол овцу, разделал ее и погрузил на Урагана.
   Они продолжали полет, пока не отыскали одну заброшенную ферму на западе. Хэл приземлился, отыскал обломки сарая, развел костер и поужинал жареной бараниной. Ураган мирно уснул рядом с ним.
   Во сне дракон несколько раз простонал, и Хэл снова задумался, снились ли драконам какие-нибудь сны, и если да, то о чем.
   О том далеком краю, откуда они были родом? О северных пустошах? О Черном острове?
   Он не знал этого, но смутно надеялся, что когда-нибудь выяснит.
   Когда-нибудь после того, как отомстит за Сэслик.
   На рассвете он снова поднялся в воздух и полетел на запад.
   И снова он выследил с воздуха стадо скота, и снова у них со Ураганом была еда. Но на этот раз, если там и были пастухи, у них хватило ума держаться подальше от оборванного, заросшего, перебинтованного солдата и его израненного дракона.
   Они летели к западу.
   Однажды, когда они были в пути уже примерно... неделю? месяц? год? Хэл потерял счет времени, – он пролетел над сожженной деревней, потом над разрушенными фермами.
   Вид этих развалин вызвал у него подобие жутковатой улыбки, и он погнал Урагана дальше.
   Вскоре внизу показался солдатский зимний лагерь.
   Он снизился, сделав круг, и увидел знакомые флаги.
   Сэйджинские флаги.
   Он добился своего, пролетев через всю Роче, добравшись-таки до своих, и внезапно, в самом конце этой последней сотни футов, боль схватила его за горло когтистой лапой.
   Он посадил Урагана на поляну, что-то вроде импровизированного плаца, окруженного бревенчатыми хижинами с крышами из брезента, и кое-как выбрался из седла.
   К нему бросились солдаты, на бегу выхватывая оружие. Их обогнал латник на коне.
   – Эй, ты! – рявкнул рыцарь, обнажая меч. – Стоять! Хэл повиновался. Ураган зашипел, и боевой конь отскочил в сторону.
   – Кто ты? Рочиец? Смотри за своим чудищем! – прикрикнул рыцарь с неприкрытым страхом в голосе.
   – Не беспокойтесь, – сказал Хэл, еле держась на ногах. – Он вас не тронет. Мы на вашей стороне. Меня зовут сэр Хэл Кэйлис, из Одиннадцатой драконьей эскадрильи. Прибыл из Калабаса.
   Рыцарь шарахнулся.
   – Так вы один из...
   – Да, я один из... – согласился Хэл. – А теперь не будете ли вы так добры приказать кому-нибудь, чтобы моего дракона накормили, напоили и обработали раны?
   – Э-э... разумеется... но...
   Хэл слабо улыбнулся ему, выпустил из рук поводья и осел на землю.
   Он все-таки вернулся. Теперь пришел черед других. А время для мести еще настанет.

28

   Хэл закружился в бесконечной, сливающейся в одно смутное пятно череде перевязочных пунктов, скрипучих санитарных подвод, озабоченных санитаров и – почему-то – любопытствующих.
   Его совершенно ничего не интересовало, кроме того, что о ранах Урагана позаботились, а он сам находился в безопасности.
   Он думал, что, наверное, находится в хороших руках. Ну а если нет – что ж, все равно он ничего не смог бы с этим поделать. Поэтому большую часть времени он проводил в вязкой полудреме, а его разум бесцельно блуждал, стараясь не возвращаться к тому ужасному моменту, когда черный дракон вцепился в Сэслик и она упала, а он ничем не мог ей помочь.