Басби Шарли. Испанская роза

   Вот так Пилар осталась жить в семье Дельгато, и только Мария знала, насколько благотворным оказалось для нее присутствие дуэньи.
   Промежуток времени между гибелью Габриэля Ланкастера и появлением Пилар был самым тяжелым в жизни Марии.
   Она горевала об англичанине, винила себя в его смерти и мучилась, оттого что дала волю чувствам, объяснить которые не могла и по сей день. После пережитого кошмара Мария ощутила внутри себя пустоту - было такое впечатление, словно из груди вырвали сердце. Казалось бы, у нее не было особых причин так переживать - англичанина она видела редко, не сказала ему и трех десятков слов, но он каким-то непостижимым образом завладел ее душой. Воспоминания были настолько сильны, что Мария не в силах была не то что подойти к месту гибели Габриэля, но даже проехать мимо него. Ее мучили тяжелые сны, - и, несмотря на то что время шло, она вновь и вновь просыпалась среди ночи в слезах. Что-то произошло, только она не могла понять, что именно. Одно она знала определенно: с его смертью нечто очень важное ушло из ее жизни, что-то внутри нее, рвавшееся наружу, внезапно потеряло силу или умерло.
   Мария решила сообщить Каролине печальную весть о гибели Габриэля. И на следующий же день после случившегося, движимая глубоким чувством сострадания, она отправилась в поместье Чавесов. Она объяснила Хустине, зачем приехала, и попросила оставить их с Каролиной наедине. Вытирая слезы и запинаясь от боли, душившей ее изнутри, Мария поведала бедной девушке о смерти брага. Каролина сначала побледнела, потом больно сжала руку Марии и требовательно спросила:
   - Ты уверена? Ты там была? Ты видела его мертвым?
   Мария молча кивнула.
   - Габриэля больше нет! - тупо глядя в пол, пробормотала Каролина. - Но я не могу в это поверить! В нем было столько жизни, а теперь его нет.., теперь в живых осталась только я.
   Ярко-синие глаза, так похожие на глаза Марии, затуманили слезы, и, не в состоянии больше вынести этого, Мария бросилась ей на шею и разрыдалась, все время повторяя:
   - Мне так жаль, мне так жаль. Сколько времени они проплакали вместе, никто из них не знал, но Каролину тронуло искреннее сострадание, читавшееся в глазах Марии.
   - Он тебе нравился? - спросила она.
   - Я.., я.., не знаю. По-моему, он был хорошим человеком. То, что произошло.., то, что сделал мой брат с вами и теми другими, кто был на борту корабля, - это ужасно несправедливо. Если бы я могла исправить то зло, которое мы причинили вам, я бы сделала это, чего бы мне ни стоило.
   И Каролина поверила ей. Трагедия, произошедшая с Габриэлем, свела их вместе, они стали ближе друг другу. Мария даже попыталась выкупить Каролину из неволи, но, глядя на нее непроницаемым взглядом, Рамон сухо заметил:
   - И ты сможешь защитить ее от Диего? Ты, которая не может постоять за себя?
   Осознав нелепость своего поступка и скрывая неловкость, Мария спросила:
   - А кто защитит ее здесь?
   - Предоставь судьбу Каролины мне, - ответил Рамон сухо. - И не бойся пока она моя, никто другой ее не обидит.
   Слова эти произвели на Марию странное впечатление, она внимательно посмотрела на Рамона, но его лицо было все так же непроницаемо, и больше она к этому не возвращалась.
   Некоторое время спустя Диего вернулся из Санто-Доминго. Как-то вечером Мария вместе с братом сидели в маленькой гостиной. Неожиданно туда вошел Хуан Перес и, не дожидаясь, пока сестра хозяина покинет комнату, прямо, без предисловий, рассказал все, что знал, о событиях, происшедших в отсутствие Диего, и о смерти англичанина. Реакция Диего была ужасной.
   - Что? - заорал он. - Умер, ты говоришь? - На перекошенном от злости лице пульсировал побелевший шрам. Хуан угрюмо кивнул. Не в силах сдержать своего гнева, Диего наотмашь ударил его по лицу. - Дурак! - вопил он. - Круглый дурак! Это должен был сделать я! Я убью тебя за то, что ты лишил меня такого удовольствия!
   На глазах у испуганной сестры Диего схватил лежавший на столе хлыст и, не помня себя от ярости, начал хлестать несчастного Хуана. Оцепенев, Мария наблюдала эту безобразную сцену, пока наконец, очнувшись, не бросилась вперед и не повисла на руке брата.
   - Не надо! - взмолилась она. - Пожалуйста! Диего! Прекрати!
   Слова ее достигли цели, и, придя понемногу в себя, Диего медленно опустил хлыст.
   - Вон отсюда! Собирай свои вещи и проваливай сегодня же! - приказал он Хуану.
   - Сеньор! Я очень сожалею о случившемся, - заскулил Хуан. - Ну неужели за все месяцы моей службы я так и не сумел доказать вам, что стою немного больше, чем эта английская свинья? Я знаю, что вы сердитесь на меня, но вы действительно хотите, чтобы я ушел? Человека с моими способностями найти не так-то легко.
   Все еще тяжело дыша и плохо владея собой, Диего пристально посмотрел на Хуана, затем медленно кивнул головой.
   - Хорошо! Пусть будет так. Ты можешь остаться, но сейчас - вон с моих глаз!
   С этого вечера жизнь в Каса де ла Палома превратилась в сущий ад. Злость, вскипевшая из-за неожиданной смерти англичанина, не давала Диего покоя, и его дурное расположение духа постоянно сказывалось на окружающих, начиная с младшего конюха и кончая Марией. Ей, пожалуй, доставалось больше всех - чуть ли не ежедневно приходилось выслушивать ставшие почти маниакальными рассуждения брата о Ланкастерах и о том, как плохо Хуан справился со своими обязанностями. Ей было неприятно слышать, в каком пренебрежительном тоне Диего говорил о погибшем и его семье, и утешало лишь то, что ни брат, ни кто другой не знали, что же в действительности произошло между ней и англичанином в тот трагический день. Если бы Диего узнал о ее постыдном поведении... Она содрогалась при одной только мысли об этом.
   Долгие рассуждения брата о суровой судьбе, которая так безжалостно обошлась с ним, лишив удовольствия собственноручно убить злейшего врага, были не единственным испытанием, которое почти ежедневно терпеливо переносила Мария. Диего постоянно вспоминал неудачное сватовство и женитьбу бывшего соискателя руки Марии, дона Клементе. Снова и снова он корил Марию за легкомыслие - ведь она разрушила так тщательно выношенные им планы. Мария молча сносила попреки, пока однажды ее терпение не лопнуло.
   - Диего, - сказала она твердо, - пожалуйста, прекрати разговоры о доне Клементе! Давай покончим с этим. Он уже женат.
   Но Диего никак не мог успокоиться.
   - Ты знаешь, - спросил он раздраженно, - чего мне стоил твой отказ выйти замуж за дона Клементе? Ты даже не можешь представить, какие унижения я вынес. Сколько раз мне приходилось поступаться чувством собственного достоинства, чтобы угодить ему в надежде, что он простит твою провинциальную глупость. И ради чего?
   - : Диего, - спокойно сказала Мария, - мне жаль, что я разрушила твои планы, но если бы ты с самого начала прислушался ко мне, то понял бы, что им все равно не суждено сбыться. С доньей Луизой ему будет гораздо лучше - они так похожи. Если бы я вышла за него замуж, то в будущем доставила бы тебе гораздо больше неприятностей, выкинув что-нибудь эдакое. Я бы непременно учудила такое, по сравнению с чем горшочек меда показался бы сущей ерундой, не стоящей внимания. В конце концов, - сказала она задумчиво, - он довел бы меня до того, что я бы его зарезала.
   Диего натянуто рассмеялся. С этого дня их отношения стали ровнее и мягче. Через три недели Диего отбыл в Испанию, оставив сестру и измотанных его придирками обитателей поместья понемногу приходить в себя. Мария получила от брата только два письма, но они были написаны в таком теплом и дружеском тоне, что, казалось, пребывание в Испании сделало Диего сердечнее и добрее. Он писал, что его произвели в вице-адмиралы испанского флота в Южных морях, но ждал еще более высокого назначения.
   Диего вернулся на Эспаньолу только спустя одиннадцать месяцев, осенью 1666 года. За время его отсутствия Мария и познакомилась с Пилар Гомес. Прогуливаясь как-то вечером по саду вдвоем с Марией, брат откровенно признался ей:
   - Нам следовало бы раньше подумать о дуэнье. Я не предполагал, что мне так долго придется заботиться о тебе. По моим расчетам ты должна была выйти замуж за дона Клементе. Да-да, не будем об этом. Твоя встреча с сеньорой Гомес была для меня большой неожиданностью. Но я теперь редко буду бывать дома, поэтому все-таки надо, чтобы с тобой оставалась умная, почтенная женщина. Она проследит за тем, чтобы в мое отсутствие ты не наделала глупостей. Может быть, даже научит уважать брата, и в следующий раз, когда я надумаю устроить твой брак, ты будешь вести себя более подобающим младшей сестре образом.
   Мария ничего не ответила, только улыбнулась в темноте. Пилар скорее научит неповиновению, чем покорности, подумала она. Когда она пересказала дуэнье разговор с Диего, та долго смеялась.
   - Милая девочка! - вымолвила она наконец, и веселые огоньки запрыгали в ее красивых темных глазах. - Прошу тебя, не разочаровывай брата. Если он надеется, что я позволю сломать твою судьбу, как это сделал мой отец, выдав меня замуж по своему усмотрению, пусть так думает. Нам же будет проще сбить его с толку.
   К удивлению Марии, Диего совершенно потерял интерес к ее замужеству, и с тех пор как дон Клементе ушел из расставленных им сетей, он не торопился залучать в них кого-то еще. Но в отличие от наивной девушки Пилар трудно было провести, и она нашла этому безошибочное объяснение. Как-то на прогулке она сказала Марии:
   - Все очень просто, детка. Я знаю, ты любишь брата, но он так жаждет власти и денег, что, мне кажется, не остановится ни перед чем, если это поможет его продвижению наверх. Сейчас Диего всем доволен. Он получил новый чин, добился определенной власти - и, заметь, пока своими силами. Ему сейчас нет нужды выдавать тебя замуж за человека, которого он мог бы использовать в своих интересах. Однако, - добавила она, - я абсолютно уверена, что такая необходимость рано или поздно возникнет, и он обязательно вспомнит о своей козырной карте, то есть о тебе. Вот тогда-то брат и начнет искать тебе мужа. Но до тех пор живи спокойно. Когда придет время, мы что-нибудь придумаем. Поверь мне.
   Пилар, видимо, была права. Диего, казалось, совсем не волновало, что личная жизнь сестры еще не устроена, и за прошедшие два года во время своих редких приездов на Эспаньолу он ни разу не заводил с ней разговора о замужестве. Мария была благодарна ему за это, как и за то, что он никогда не приставал к ней с расспросами, влюблена ли она и не хочет ли выйти замуж по своему усмотрению.
   Пилар думала иначе. Однажды в сентябре, когда Марии уже исполнился двадцать один год, она поделилась с ней своими сомнениями:
   - Я беспокоюсь за тебя, моя голубка, не хотелось бы, чтобы ты вышла замуж за нелюбимого. И мне кажется противоестественным, что никто до сих пор не претендовал на руку такой хорошенькой молодой девушки. - Мария отвела взгляд, и это не ускользнуло от Пилар. - Я знаю немало молодых людей здесь, на Эспаньоле, кто с радостью бы стал ухаживать за тобой, стоит их только немного поощрить. Но, я думаю, ты намеренно держишь их на расстоянии. Если бы я не знала, то подумала бы, что ты ждешь возвращения покинувшего тебя возлюбленного...
   Мария ничего не ответила и, отвернувшись, с преувеличенным интересом принялась отбирать платья для поездки в Панама-сити. Пилар недовольно пожала плечами, и к радости своей подопечной, не стала возвращаться к этой теме. Ночью, лежа без сна, Мария вспомнила ее слова. Неужели дуэнья сказала правду? Неужели она действительно ждет возвращения покинувшего ее возлюбленного? Но она же еще никого не любила, никто из мужчин не смог заставить затрепетать ее сердце.., кроме англичанина. А он, с грустью подумала Мария, так и не стал ее возлюбленным... Прошло столько времени, а она все еще горюет о нем! Глаза защипало от слез. Это же безумие! Значит, Пилар была права - она ждет его возвращения и бессознательно сравнивает всех знакомых мужчин с высоким, широкоплечим зеленоглазым англичанином, с тем образом, который все еще хранит в своем сердце. Эта мысль угнетала ее, и во время визита в Панама-сити Мария настойчиво пыталась заставить себя влюбиться в кого-нибудь из молодых людей, бывавших в богатом доме ее родственницы, но у нее ничего не получалось. Когда настало время уезжать, она испытала смешанное чувство облегчения и злости на себя.
   Мария мечтала поскорее вернуться домой в Каса де ла Палома. Может быть, в окружении родных стен ей удастся избавиться от навязчивых воспоминаний. Она молилась. Ей не хотелось всю жизнь мучиться от не находящих выхода грез и желаний и было страшно, что уже никогда не появится в ее жизни мужчина, кому она могла бы стать любящей женой, а их детям - добродетельной матерью Во время пути, пока караван добирался до Пуэрто-Белло, эти мысли неотступно преследовали ее, приводя в унылое, подавленное состояние. Сколько можно терзать себя памятью о человеке, который уже три года как лежит в земле, негодовала Мария, подъезжая к Пуэрто-Белло.
   Корабль, на котором они должны были проделать последнюю часть своего пути, стоял на якоре в порту, и через несколько дней они отправятся домой.
   Ни Мария, ни Пилар не спали в ту ночь: внизу шумели посетители таверны, да и жесткий соломенный матрас был не лучшим местом для ночного отдыха. На рассвете Мария с облегчением поднялась со своей неудобной постели и, налив в тазик немного воды из кувшина, начала умываться. Вытерев лицо, она обернулась, чтобы поприветствовать Пилар, которая, кряхтя, тяжело поднималась после беспокойной ночи, и тут с улицы послышались шум и тревожные крики. Неожиданно предутреннюю тишину нарушили звуки набата, а затем раздался оглушительный взрыв, и яркая вспышка на мгновение осветила темную комнатушку.
   Страшно перепугавшись, Мария выскочила в коридор. Там уже толпились постояльцы. Снизу на лестнице появилось взволнованное лицо хозяина таверны.
   - Бегите! - истерически заорал он. - На нас напали пираты! Они уже взорвали форт Сан-Иеронимо и сейчас атакуют Железный форт, охраняющий гавань. Спасайтесь! Пираты!
   Глава 3
   Это действительно были пираты. Точнее сказать, пираты Гарри Моргана, которые с дикой яростью ворвались в еще не проснувшийся город.
   После бесславного нападения на Пуэрто дель Принсипе Габриэль забеспокоился, удастся ли Моргану сохранить авторитет среди морских разбойников, достаточно ли у него сил, чтобы повести за собой этих озлобленных неудачей людей. В мае корабли отошли к югу от Ямайки, и ропот недовольства вскоре стих. Зато начались разговоры о двадцати трех каноэ, которые Морган приказал погрузить на корабли, идущие вместе с ним на выполнение "секретного задания". Строились различные предположения, но даже капитанам Морган не открывал своих планов и в ответ на все расспросы только улыбался и говорил, поддразнивая их:
   - Ничего ребята, скоро увидите сами, и попробуйте потом скажите, что я не самый отъявленный плут...
   В отличие от большинства капитанов Габриэль знал о месте назначения, но, как ни старался, не мог выудить у Моргана план предстоящей операции и не представлял, как тот собирается штурмовать, казалось бы, неприступный город.
   - Всему свое время, мой друг, - отшучивался Гарри. - Будь уверен, - что тебе-то уж я обязательно сообщу, как я собираюсь действовать.
   Но лишь только когда на горизонте показались горы, окружавшие устье реки Чагрес, Гарри собрал капитанов и рассказал им о задуманной операции. Многие из сидевших за большим дубовым столом в каюте Моргана, услышав о намерениях адмирала, начали бурно выражать свой протест. Особенно возмущались капитаны французских кораблей.
   - Побойся Бога, Гарри! Пуэрто-Белло! Он же так укреплен! Ты сошел с ума? кричал один из французов, а остальные дружно вторили ему:
   - У них шестьдесят пушек! Взять Железный форт, который охраняет гавань? Ха! Это невозможно, Гарри!
   Сидя во главе стола, Морган молча наблюдал за происходящим, и его внимательный взгляд медленно скользил по лицам, как бы взвешивая, чья возьмет. Он благоразумно дал всем высказаться, и постепенно шум стал стихать. Ожидая решения, капитаны смотрели на своего адмирала, когда заговорил Франсуа дю Буа.
   Дю Буа был основным соперником Гарри в борьбе за адмиральское звание и остался очень недоволен тем, что братство избрало Моргана. Он неохотно подчинялся адмиралу, и было очевидно, что дю Буа не оставил надежд прибрать к рукам власть над пиратской братией. Засунув большие пальцы за ремни перевязей, которые крест-накрест обхватывали его мощную грудь, он злобно сказал:
   - Это нереальный план! К тому же глупый. Неважно, сколько там соберется караванов, нагруженных тюками с сокровищами, - у нас слишком мало людей, чтобы мы могли взять Пуэрто-Белло. Ты не забыл, что город охраняют три форта, где размещены хорошо вооруженные отряды испанских солдат? И в самом городе в это время года полно вооруженных людей. - Француз обвел присутствующих оценивающим взглядом, пытаясь понять, какое впечатление произвели его слова. Кое-кто одобрительно закивал головой, и дю Буа уверенно завершил свою речь:
   - Здесь нужны другие силы. Одни мы не справимся.
   Момент был решающий, но Морган не желал отступать и, подавшись вперед, закричал:
   - Что случилось, ребята? Пусть нас мало, но у нас же горячие сердца! Чем меньше людей, тем больше добычи достанется каждому!
   "Молодец, Гарри, - подумал Габриэль, сидя на другом конце стола, пытается достичь цели, играя на смелости и алчности морских разбойников". И по одобрительному шуму за столом он верно оценил перемену в настроении собравшихся.
   Большинство приняло сторону адмирала, только французы, опасаясь провала операции, наотрез отказались следовать за Морганом и один за другим покинули корабль. Но дю Буа остался. Облокотившись на стол и пристально глядя на Моргана, он лениво поглаживал длинные светлые усы.
   - Я думаю, что пойду с тобой, Гарри, - сказал он, и мрачная усмешка скривила его тонкие губы. - Не хотелось бы мне пропустить ни твой успех.., ни твое поражение.
   Морган и Габриэль переглянулись.
   - Тебе придется убрать его, Гарри, - холодно заметил Габриэль, когда они остались одни. - Он метит на твое место.
   - Я не боюсь этого мерзавца, - фыркнул Морган. - Но, возможно, ты прав он не успокоится, пока не станет адмиралом или я не убью его. Если, конечно, до тех пор ты сам не прикончишь его, - сказал он, и глаза его хитро заблестели. - Он любит тебя, как дьявол святую воду!
   На лице Габриэля Ланкастера промелькнула презрительная улыбка. Морган сказал правду - дю Буа не любил его, и несколько раз дело чудом не доходило до поединка. Француз откровенно завидовал его умению владеть холодным оружием и быстрому продвижению наверх, а дружеские отношения Ланкастера с Морганом только усиливали эту неприязнь. Габриэль был уверен, что рано или поздно кровь прольется.
   - Я убью его, если ты скажешь, - заверил он, глядя Моргану в глаза. - За то, что он сделал с девушкой с голландского корабля, который мы взяли прошлой осенью, ему нет оправдания. Меня не волнует судьба взятых в плен женщин, но Боже мой. Гарри! Если бы ты видел! Сперва он изнасиловал ее на виду у всей команды, потом начал полосовать ножом, как мясник, а когда и это надоело, выбросил несчастную за борт. Мерзкий подонок! - Габриэль стиснул кулаки и яростно крикнул:
   - Только за одно это он заслужил смерть.
   - Я знаю, что вы много наговорили друг другу, - задумчиво проговорил Морган, - и что ребята силой удержали тебя от поединка, но я впервые слышу о причине этой ссоры. Может быть, ты правильно поступил, примкнув к пиратам, но иногда мне кажется, что у тебя слишком ранимая душа. Я видел вещи и похуже. Со временем ты тоже научишься многого не замечать.
   - Ты прав, конечно. Но иногда я ничего не могу с собой поделать. Я представляю, что бы чувствовал, если бы мне пришлось видеть, как мучается перед смертью моя сестра или жена. Я сражаюсь с мужчинами и убиваю их, но женщин...
   Помолчав, Морган заметил:
   - Если ты останешься с нами, такие мысли скоро перестанут приходить тебе в голову. Что касается дю Буа, пусть живет пока - я не хочу сейчас распрей среди братства. Ну а теперь поговорим о каноэ...
   Скоро план Моргана стал понятен всем. Атаковать Железный форт со стороны гавани было бы большой ошибкой; вместо этого он предлагал зайти с тыла и, ударив неожиданно, взять один за другим все три форта, прежде чем испанцы поймут, что к чему.
   Оставив корабли под присмотром немногочисленного отряда, Морган и остальные пираты сели в каноэ и на веслах пошли вдоль берега, пока не достигли нужного им места в нескольких милях от Пуэрто-Белло. За несколько часов до рассвета они покинули каноэ и углубились в девственные джунгли, отделявшие их от цели - форта Сан-Иеронимо.
   Прежде чем перепуганные испанцы смогли понять, что происходит, их сопротивление было сломлено вырвавшейся из джунглей дикой ордой. Из ста тридцати человек, составлявших отряд гарнизона, в живых осталось только пятьдесят пять. Их, вероятно, могли бы потом выкупить, если бы в подвалах взятой крепости нападавшие не обнаружили одиннадцать англичан, закованных в цепи. Пленники находились в гораздо худшем состоянии, чем Габриэль в момент его освобождения. Жалкий вид этих страдальцев решил судьбу испанцев, оставшихся в живых.
   Морган хладнокровно приказал запереть их в большом зале, расположенном в центре крепости. В арсенале форта нашли несколько бочек с порохом, и как только пираты покинули крепость, она по приказу Моргана взлетела на воздух вместе с бедными испанцами и всем, что там еще оставалось. Мощный взрыв, разорвав сонную предрассветную тишину, потряс всю округу.
   Крепко сжимая короткую саблю, Габриэль, как завороженный, стоял и смотрел на бушующее пламя. "В ужасное время я живу, - подумал он, - в мире властвует только один закон - на жестокость надо отвечать еще большей жестокостью". Он бросил последний взгляд на горящую крепость, потом повернулся к своим людям.
   - Вперед, на Железный форт! - крикнул он, высоко подняв над головой клинок. - Мы должны его взять, прежде чем к испанцам придет подмога! За мной!
   Железный форт пал быстро. Несмотря на многочисленные пушки, направленные в сторону гавани, его защитники оказались беспомощны перед ворвавшимися с тыла пиратами, и крепость быстро была взята. Теперь на пути пиратов к Пуэрто-Белло стояла только одна преграда - крепость Сантьяго. Оставив Железный форт в руках надежных людей, Габриэль и Зевс начали пробиваться к центру Пуэрто-Белло. Испанцы дрались отчаянно, и сабля Габриэля колола и рубила не переставая, сея за собой смерть, пока они наконец не прорвались к центру города, где на площади уже стоял Гарри Морган; его загорелое лицо светилось от удовольствия. Увидев их, он радостно закричал:
   - Город наш, ребята! Я же говорил, что получится! И ведь получилось!
   Откинув назад упавшую на лоб прядь непослушных черных волос, Габриэль улыбнулся ему в ответ. Горящий взгляд, большая золотая серьга в ухе и тяжелая золотая цепь на шее придавали ему дикий вид - он ничем не выделялся среди головорезов Гарри Моргана. Перепачканная белая рубашка с длинными рукавами была распахнута на груди, талию охватывал широкий кожаный ремень, из-за которого торчали два пистолета и рукоять длинного ножа, широкие красные штаны, черные чулки и туфли довершали этот яркий наряд.
   Габриэль указал острием сабли в сторону последнего оплота испанцев на другом конце города и сухо сказал:
   - Пуэрто-Белло не будет нашим, Гарри, до тех пор, пока мы не возьмем крепость Сантьяго. Но, на сколько я понимаю, кое-кто уже забыл об этом и занялся мародерством.
   - Грязные свиньи! Я же запретил даже думать о грабеже, пока мы не возьмем весь город. Я убью первого, кто на моих глазах нарушит этот приказ!
   Но практически беззащитный город был для многих слишком большим соблазном. Охваченные паникой люди разбегались по улицам, а за ними, как стая хищных волков, следовали пираты. Прямо на Габриэля и Моргана из боковой улочки с перекошенным от ужаса лицом выбежала женщина; за ней по пятам следовали два головореза. Намерения их были очевидны. Поймав ее через несколько шагов и не обращая внимания на сопротивление, они стали срывать с нее платье. Морган грязно выругался и, вытащив заткнутый за пояс пистолет, выстрелил. Раздался сдавленный крик, и один из мародеров рухнул ничком на землю. Другой, бросив плачущую женщину, пригнулся и выпученными от страха глазами посмотрел туда, откуда стреляли. Лицо его приняло еще более испуганное выражение, когда он увидел державшего дымящийся пистолет Моргана.
   - Сукин сын! Попридержи свою похоть до тех пор, пока мы не захватим весь город! А теперь проваливай и готовься к наступлению!
   В Пуэрто-Белло царил хаос. Головорезы Моргана с блестящими от крови абордажными саблями гоняли по городу сонных и перепуганных обывателей, покинувших свои дома в надежде на спасение. Из-под ног мечущихся, обезумевших от страха людей с кудахтаньем вылетали куры, тут же с блеяньем бегали козы, всюду слышались крики, стоны и плач... Вскоре все выходы из Пуэрто-Белло были перекрыты, и поток людей, стремящихся покинуть город и найти защиту в джунглях, прекратился.
   Все еще слышались звуки набатного колокола, с моря бессмысленно палили пушки стоящих на якоре испанских галеонов, а поднимающийся над догорающими руинами Железного форта едкий черный дым туманным облаком клубился над городом. Габриэлю казалось, что он никогда не сможет забыть развернувшуюся перед его глазами картину смерти и разрушения: стоны и крики мужчин, умирающих под ударами пиратских сабель, визг и вопли бедных женщин, всхлипы и плач перепуганных насмерть детей...