Страница:
Ширли БАСБИ
ВЕЧНЫЕ ВЛЮБЛЕННЫЕ
Посвящается дорогой, чудесной матери ушедшего Тома — Беатрисе Хафф, которая утешает и льстит мне, сочувствует и вдохновляет. Она — мой лучший друг.
И еще Эдвину и Нэнси Басби — моим любимым родственникам, разделяющим с нами любовь к ресторанам и изысканной еде. С ними мы частенько распиваем за обедом четыре бутылочки вина.
И конечно же, моему наипервейшему читателю, отличному судье, лучшему мужу в мире — Говарду.
Глава 1
— Ты видела это платье? Надевать такое на благотворительный базар леди Оукхерст! Скажу честно, я была потрясена, когда в первый раз увидела его, — такое глубокое декольте! Я просто не знала, куда глаза деть. А цвет — ярко-рыжий, почти апельсиновый! Никогда не видела ничего подобного. В ее возрасте — а ведь она по крайней мере на пять лет старше меня, а я уже отнюдь не юная девушка — пора бы понимать такие вещи. — Лицо Эстер Маидевилл пылало от возмущения. Она с трудом перевела дух, а затем продолжила свои жаркие речи:
— Со смерти ее брата Рэндала не прошло и года, а Атина уже выставляет себя напоказ в наряде, который я бы постеснялась надеть!
Такие выводы сделали бы честь особе раза в два старше, однако замечания Эстер утратили значительную часть нравоучительного воздействия, поскольку были проникнуты столь откровенной завистью, что ее племянница Тесc едва не расхохоталась. Тесc озадаченно взирала на леди Атину, старшую сестру графа Шербурна, надевшую «цветастое» платье до истечения годичного траура, но нашла, что оно не так уж плохо: вырез довольно рискованный — что правда, то правда, но оттенок гораздо больше напоминал роскошь античного золота, нежели апельсин!
Устремив на свою хорошенькую тетку, которая всегда считалась самым терпимым созданием на свете, изумленный и полный любви взор, Тесc пробормотала:
— Но разве мы сами не прекращаем носить траур? Ты ведь не забыла, — у Тесc вдруг перехватило дыхание, — что Сидни умер одиннадцать дней спустя после смерти лорда Шербурна.
Негодование по поводу аморального туалета Атины Талмидж уступило место печали; обе промокнули уголки глаз платочками.
— Проклятые Талмиджи! — горячо произнесла Эстер. — Нет никакого прощения этой подлой, коварной дуэли! Они сделали это назло! Рэндал знал, что Сидни совсем не владеет шпагой… — На губах Эстер появилась скупая печальная улыбка. — Вероятно, — хрипло добавила она, — знаменитого Шербурна больше всего потрясло то, что мой брат оказался не таким новичком в фехтовании, как предполагал граф. — Она прерывисто вздохнула и выпалила:
— Я рада, что Сидни сумел первым убить его. И пусть считают меня жестокой!
На несколько секунд в карете с мягкими рессорами, которая плавно катилась по дороге в поместье Мандевиллов, где обитали две леди, воцарилась тишина. Обычно это было приятное, хотя, быть может, немного утомительное путешествие от маленького городка Хита, что на побережье Кента, в изысканное гостеприимное поместье, расположенное примерно в двадцати милях в глубь острова. В другое время обе родственницы наверняка насладились бы прелестью октябрьского дня — небо было ослепительно голубым, и лишь на горизонте виднелось несколько облачков, солнце все еще грело, листья на дубах и березах были едва тронуты золотом — через месяц они станут совсем золотыми. Но ни одна из дам не обращала внимания на окрестности, мимо которых они медленно проезжали: обе вспоминали ужасную трагедию, которая около десяти месяцев назад до основания разрушила их тихую, спокойную жизнь.
Впившись невидящим взглядом в окно кареты. Тесc почувствовала, как глаза ее наполняют слезы. Она глубоко вздохнула, чтобы успокоиться и не заплакать. О, как же это было трудно сделать! Она обожала своего дядю. Сидни, пятый барон Мандевилл, был благородным, лучезарным человеком, красивым, веселым, обворожительным. У него всегда находились улыбка и доброе слово почти для каждого, и, несмотря на то что он был заядлым игроком и едва не довел семью до разорения, глубокая привязанность к нему Тесc не стала от этого меньше.
Мать Тесc умерла несколько недель спустя после рождения дочери, это случилось почти двадцать один год назад, а отец простился с жизнью из-за несчастного случая на охоте, когда девочке было четыре года. Поэтому она почти не помнила своих родителей и довольно долго не осознавала трагедию, постигшую ее в столь юном возрасте, возможно, потому, что сестра ее отца Эстер и его брат Сидни окружили девочку горячей безграничной любовью. Тесc не считала родных своего покойного отца родителями. Сидни всего на двенадцать лет был старше ее, а Эстер — на семнадцать, хотя никто из видевших милое смеющееся лицо ее тетушки никогда не подумал бы, что Эстер Мандевилл — почтенная матрона!
Тесc тяжело вздохнула и продолжала не отрываясь смотреть в окно кареты; блуждающий луч солнца превратил ее выбившийся из-под шелковой шляпки локон в пламя. Смерть дяди Сидни была трагичной вдвойне — она не только унесла самого близкого родственника Тесc по отцу, но вызвала на сцену презренного Эйвери Мандевилла — и все переменилось!
Тесc поджала пухлые губы. В сущности, она не завидовала наследству Эйвери и не слишком возражала, что поместье и многие акры земли вокруг него теперь принадлежат ему и что он из милости позволил ей с тетушкой жить в их старом доме. Ее не волновало то, что он постоянно сновал по поместью, распределяя свое время между загородной усадьбой и лондонским городским домом, — в конце концов эта недвижимость принадлежала ему по закону. Но против чего она возражала и что вызывало в ее ослепительных фиалковых глазах враждебные искорки — так это его постоянное и решительно отвергаемое ею требование выйти за него замуж!
В свои двадцать один год Тесc Мандевилл была обворожительно прекрасна: роскошные рыжие волосы и фиалковые, опушенные черными ресницами глаза являли собой ошеломляющее сочетание, а тонкие изысканные черты и гибкое податливое тело, безусловно, сулили будущую страстную женственность.
Кроме того, со стороны матери ей досталось внушительное наследство, и поэтому она подозревала, что Эйвери имеет виды не столько на ее внешность, сколько на богатство. Она была просто убеждена в этом!
В те времена все знали, что состояние Мандевиллов весьма нуждалось в восстановлении и что до своей гибели бедняга Сидни лихорадочно искал богатую наследницу, чтобы жениться. Но как бы то ни было, семейство нельзя было считать бедным. Соблюдая некоторую экономию, они могли бы вести привычный образ жизни, но, уж конечно, не могли позволить себе тратить деньги, не задумываясь о будущем. Получив известие о смерти Сидни, Эйвери, новоиспеченный наследник баронского титула и дальний родственник, мгновенно подал в отставку (он служил капитаном от инфантерии) и вернулся в Англию, исполненный рвения вступить в свои права. По прибытии с континента, где он сражался под командованием сэра Артура Уэллесли против войск Наполеона на Иберийском полуострове, он с великим разочарованием узнал, что хотя он и сможет себя именовать бароном Мандевиллом и завладеет элегантными комнатами в усадьбе Мандевиллов и такими же роскошными апартаментами в лондонском доме, наличных же денег для поддержания шикарного образа жизни, который, как он чувствовал, теперь ему пристал, у него было крайне мало. До нового барона очень быстро дошло, что женитьба на богатой наследнице ему просто необходима. И тут-то прямо перед его носом возникла Тесc.., милая, незамужняя. Она так бы славно подошла ему! Вызывающее алчность состояние Тесc, до тех пор пока она либо не выйдет замуж, либо не достигнет двадцати пяти лет, находилось в доверительной собственности и превосходно охранялось от всевозможных проходимцев одним из младших братьев ее матери — лордом Рокуэллом.
Внезапно по выразительному лицу Тесc промелькнула легкая улыбка. Да, она потеряла родителей в раннем детстве, но, к счастью, судьба благословила ее заботливыми родственниками с обеих сторон. Она не только наслаждалась безмерной привязанностью Эстер и Сидни, но и заботой, проявляемой двумя братьями ее матери. Томас, нынешний лорд Рокуэлл, и Александр, красивый, очаровательный повеса. Тесc редко видела своих дядей по материнской линии, что было неудивительно, поскольку и Томас, и Александр — на несколько лет ее старше — были хорошо известными в свете вечно занятыми людьми, которые редко отлучались из волнующе опасных окрестностей Лондона. Правда, она постоянно ощущала их заботу и привязанность.
Она прищурилась. Одно лишь письмо с намеком на постоянно растущие противные ухаживания нового барона Мандевилла — и ее высокие широкоплечие дядюшки ринутся из Лондона и преподнесут Эйвери урок, в котором он так нуждается. Уж она-то знает!
Уловив хитрые искорки, промелькнувшие в глазах племянницы, Эстер спросила:
— Почему у тебя такой вид, дорогая?
Улыбнувшись тете. Тесc непринужденно ответила:
— Я просто представила себе выражение лица Эйвери, если Томас и Александр нанесут ему визит.
Легкий румянец непонятно почему окрасил щеки Эстер, но она спросила нарочито небрежно:
— Уверена, что Александр не будет колебаться ни минуты, как только ты заикнешься о своих трудностях с Эйвери. Александр — самый добрый, самый внимательный джентльмен из всех, кого я знаю, и он просто не допустит, чтобы к тебе приставали — тем более такие типы, как Эйвери! Твои дяди — настоящие защитники, так оно и есть. — Она слабо улыбнулась. — Они наверняка поставят Эйвери перед дилеммой, не правда ли? Он не разберется, то ли ему раболепствовать перед ними в надежде завоевать расположение, то ли фыркать в гневе оттого, что они заподозрили его в недостойных джентльмена поступках. — Эстер перестала улыбаться и тихо спросила:
— Может, он тебе как-то особенно неприятен? Хочешь, я поговорю с ним?
Тесc покачала головой:
— Нет, ты ведь понимаешь, что нам лучше не делать ничего такого, из-за чего Эйвери может выставить нас из усадьбы. К тому же бабушка Мег будет огорчена.
Со времени смерти Сидни Тесc оказалась в затруднительном положении, хотя ее ситуация была отнюдь не ужасной: у нее было состояние и два преданных дядюшки, которые изо всех сил пеклись о ее счастье. К тому же она могла уехать из Мандевилла в любое время, когда ей заблагорассудится. Лишь судьба Эстер и двоюродной бабушки Маргарет связывала ее крепкими узами с домом, в котором она родилась.
«Странно, — размышляла Тесc, — сколько бед обрушилось на семью Мандевилл в течение семидесяти лет. Горести восходят к 1740-м годам, когда мой прадед Грегори позорно похитил нареченную невесту Бенедикта Талмиджа, наследницу Дэлби». У Терезы Дэлби были рыжие волосы и фиалковые глаза, которые унаследовала от нее Тесc. При мысли о том, что она могла бы разделить и судьбу прабабушки — брак с нелюбимым человеком, — девушку охватила колючая дрожь.
Это была старая печальная история. С незапамятных времен жили в дружбе и согласии семьи Талмиджей, графов Шербурнских, баронов Мандевилл и семья Дэлби, которые хотя и не могли считать себя лордами королевства, но являлись аристократами по рождению и воспитанию и к тому же обладали несметным состоянием. Последний носитель имени Дэлби был возведен в рыцарское достоинство, так что мог называть себя сэром Артуром Дэлби. Девушка с огненно-рыжими волосами и озорными фиалковыми глазами была его единственным ребенком и наследницей. Она была прабабушкой Тесc, и девушку назвали в ее честь. Земли Дэлби были расположены между владениями Шербурнов и Мандевиллов, и когда стало ясно, что Тереза будет последней из рода Дэлби и унаследует все родовое имущество, не было ничего удивительного в том, что граф Шербурн и барон Мандевилл устремили на нее заинтересованные взоры: у обоих джентльменов были неженатые сыновья… Ведь чей-то сын, будучи мужем Терезы, получит все эти обширные акры, а заодно и несметное состояние Дэлби.
Между наследником графа Шербурна — Бенедиктом и старшим сыном барона Мандевилла — Грегори возникло жестокое соперничество. Оба молодых человека с яростью оспаривали руку наследницы. И когда наконец помолвка Терезы была объявлена, оказалось, что Бенедикт выиграл битву, а Грегори предстоит благопристойно выйти из игры. Но к сожалению, Грегори Мандевилл был не из тех, кто умеет красиво проигрывать. Едва ли не за неделю до бракосочетания Терезы Дэлби и Бенедикта Талмиджа Грегори вероломно похитил ее.
Бенедикт и Тереза по-настоящему любили друг друга. Выкрав будущую невесту у ненавистного соперника, Грегори не только нанес сокрушительный удар по гордости Бенедикта, но и смертельно ранил его сердце. С болью размышляя о том, какими способами Грегори попытается склонить Терезу к уступчивости, Бенедикт в неистовстве метался по всей Англии, понимая, что, когда он разыщет пару, будет уже слишком поздно предотвратить немыслимое — коварный Грегори возьмет Терезу силой. Отчаянные, беспрестанные поиски Бенедикта ни к чему не привели. Почти год спустя Грегори осмелился вернуться в усадьбу Мандевиллов со своей молодой женой и новорожденным сыном.
«Грегори не упустил случая», — с гримасой отвращения подумала Тесc. Он не только похитил чужую невесту, но и надежно прятал, пока она не забеременела от него и не родила ребенка. Волна жалости захлестнула ее: девушка представила себе страдания Терезы. Похищенная, силой принужденная носить под сердцем ребенка от человека, которого ненавидела.
— Как ты думаешь, прабабушка Тереза чувствовала что-нибудь, кроме ненависти и отвращения? — неожиданно спросила Тесc Эстер.
Смущенная по вполне понятным причинам этим вопросом, Эстер посмотрела на племянницу из-под полуопущенных ресниц, явно пытаясь собраться с мыслями.
— Ты имеешь в виду Грегори и Терезу? — Тесc быстро кивнула, и Эстер пожала плечами. — Не знаю. То есть я хочу сказать, что не могла об этом у нее спрашивать, верно?
Тесc усмехнулась:
— Наверное. Просто я всегда думала, как она могла совладать со всем этим. Как это должно было быть для нее ужасно!
Безусловно, желая обсудить это и всецело заинтригованная тем, почему Тесc интересуется делами столь давнего прошлого, Эстер тихо заметила:
— Видишь ли, ей не пришлось слишком долго мучиться — ты же помнишь, что они с Бенедиктом исчезли три или четыре года спустя.
— Знаю, — мрачно пробормотала Тесc, — но перед этим ей приходилось терпеть прадедушку и, не забывай, — видеть, как человек, которого она любила, женился на другой. Они, наверное, были невыносимо несчастны: Тереза — жена жестокого негодяя, и Бенедикт, которого вынудили жениться, чтобы сохранить титул. Думаю, когда она узнала о рождении у Бенедикта сына, сердце ее едва не разорвалось. Не сомневаюсь, что каждый раз, когда она глядела на собственного сына, она не могла думать ни о чем ином, как о вероломном поступке дражайшего Грегори. Этот ребенок должен был родиться у нее от Бенедикта.
— Это произошло много лет назад. Тесc. К чему теперь все ворошить?
— Не знаю, — искренне ответила Тесc. — Я думаю, потому, что я очень похожа на прабабушку, — так ведь все говорят. Даже я вижу сходство между собой и ее портретом, что висит в галерее. И дело не только в волосах, цвете глаз или даже овале лица.., это что-то внутри меня. Временами я чувствую родство с ней — чуть ли не переживаю каждое ее чувство сама. — Она мрачно поджала губы. — И я знаю, что она ненавидела прадеда всеми фибрами души! Надеюсь, что у них с Бенедиктом была долгая счастливая жизнь после того, как они наконец скрылись вдвоем.
— Ну, у Грегори действительно была долгая жизнь после того, как она бросила его, и мне кажется, есть злая ирония в том, что он не только пережил их единственного сына, Ричарда, но и одного из своих внуков — твоего отца Эдварда. Девяносто лет — преклонный возраст. Однако я сомневаюсь, что эти годы принесли ему радость.
— Может, и не принесли, но я подозреваю, что он пришел в ярость, когда понял, что умирает. — Тесc покачала головой. — У него была внешность деспота, и даже теперь, два года спустя после его смерти, иногда, когда я вхожу в голубую гостиную, мне кажется, что он сидит там и взирает на меня.
Эстер прикусила губу.
— Я понимаю, что нехорошо дурно говорить о мертвых, но он был сущим дьяволом! И в особенности он был жесток к тебе, Тесc, и все это, несомненно, из-за твоего сходства с Терезой.
— Ясно, что он не испытывал ни малейшей привязанности и к другим членам семьи. Подумать только, он ведь мог получше обеспечить собственную сестру, а что до тебя.., видишь ли, я думаю, он до сих пор наказывает тебя за то, что ты не нашла богатого мужа.
Поэтому и оставил тебе такое скудное содержание в завещании. Он хотел, чтобы и ты, и Маргарет знали, что он и гроша ломаного не поставит за твое будущее!
Эстер отвернулась, и Тесc замолчала. Эстер никогда ничего не говорила прямо, но Тесc знала, что в прошлом у тети был возлюбленный, которого она, может быть, любила и сейчас, и что это имеет какое-то отношение к одиночеству Эстер.
Тесc мучительно думала, как сменить тему, но тут Эстер заговорила вновь.
— Дедушка не мог знать, — сдавленным голосом произнесла она, — что Сидни умрет таким молодым. Он понимал, что Сидни позаботится о тете Мег до конца ее дней. Что же до меня… — Она вымученно улыбнулась. — Меня-то он никогда особенно не привечал.
— Ты его защищаешь? — спросила Тесc. Она была в ярости, и фиалковые глаза стали почти лиловыми от негодования. — Ты ведь только что сказала, что он был сущим дьяволом! А что касается того, что он тебя никогда особенно не привечал… — Тесc неожиданно усмехнулась. — О, ну разве он не был взбешен, когда его единственный наследник оказался девочкой?
Эстер криво улыбнулась.
— Да, разумеется. Я помню день, когда ты родилась. Он счел личным оскорблением то, что твои бедные отец и мать произвели на свет ничтожную девчонку. Я до сих пор помню, как он разражался тирадами и неистовствовал, метался по всему поместью.
Он был вне себя от злости: обвинял твою бедную мать, что она сделала это умышленно, чтобы насолить ему; клялся, что найдет способ лишить твоего отца наследного титула, если следующий ребенок также будет девочкой! — Эстер покачала головой. — Интересно, когда несколько лет спустя твой отец умер, не сожалел ли дед о своих резких словах? — Она поморщилась и добавила:
— Скорее всего нет. Похоже, он всегда верил, что может устроить все именно так, как пожелает.
Все, что говорила Эстер, было правдой. Тесc выросла под недоброжелательным взглядом прадеда, и при его жизни не проходило и дня, чтобы ей не напоминали, что она должна была быть мальчиком или что она похожа на жену, которая бросила его и скрылась с другим человеком. Грегори не устраивало и то, что она являлась полноправной наследницей, а ее имущество надежно охранялось дядьями, так что он не мог распоряжаться состоянием правнучки.
«Грегори не мог знать, что Сидни умрет скоропостижно, — мрачно размышляла Тесc, — но он наверняка знал, что, не выделив в завещании приличной суммы для Маргарет и Эстер, он тем самым обрекает их на жалкое существование, если что-нибудь случится с Сидни». Она допускала также, что перед смертью Грегори не располагал большим состоянием, но даже из того, что осталось, он вполне мог бы выделить деньги, чтобы обеспечить независимость каждой из его наследниц. Пусть даже это было бы скромным содержанием.
Тесc вернулась к прежней дилемме. Ее собственное состояние было в безопасности, однако Эстер и Маргарет полагались только на милость барона Мандевилла, который предоставлял им крышу над головой и хлеб насущный. Тесc с удовольствием выделила бы часть своего внушительного состояния для тети и двоюродной бабушки, однако они отказывались воспользоваться ее искренним предложением. Несмотря на несколько долгих бесед, особенно после неприятных выходок Эйвери, Тесc никак не удавалось растолковать им, что если они позволят ей содержать их, то это ничем не будет отличаться от забот о них Эйвери. Но обе леди приходили в ужас от одной только мысли, что Тесc станет расходовать на них свои деньги, — ведь они из семьи Мандевиллов! Это дело Эйвери — заботиться о них. По какой-то непостижимой для Тесc причине они чувствовали, что по отношению к девушке это будет несправедливо и что они воспользуются незаконным преимуществом, если позволят ей выделить для них определенную сумму.
Тесc тяжело вздохнула. До тех пор, пока жизнь в поместье не станет абсолютно невыносимой, ни одна из этих самых дорогих для Тесc в мире женщин и слышать не захочет о том, чтобы воспользоваться ее деньгами ради своего блага. Между тем, несмотря на отвратительные знаки внимания Эйвери и возможную для Тесc опасность — вдруг ему придет в голову решиться последовать примеру Грегори и попытаться завладеть ее состоянием, — ей, как бы не правдоподобно это ни казалось, придется покинуть Эстер и тетушку Мег и поручить их равнодушной заботе этой жирной жабы Эйвери!
«Значит, — признала Тесc, — придется оставаться в усадьбе Мандевиллов и приглядывать за Эстер и тетей Мег, подобно курице, которая защищает своих цыплят от ненасытного кота».
Несколько минут спустя Эстер нарушила тягостное молчание и с любопытством спросила:
— А почему ты вспомнила об этом старом скандале? Грегори похитил Терезу, а потом она исчезла с Бенедиктом Талмиджем. Все это произошло десятки лет назад. Почему ты сейчас об этом думаешь?
Тесc пожала плечами.
— Вот как все обернулось. Сидни умер, и, если бы Грегори не поступил так отвратительно, между нами и графами Шербурнами не было бы вражды. Конечно, Грегори все равно был бы расточителем и пустил бы по ветру большую часть денег. Так что Мандевиллы наверняка оказались бы в нужде, если бы не подвернулась другая наследница, которая восстановила бы их состояние.
Эстер метнула на нее быстрый взгляд.
— Ты уверена, что Эйвери не раздражает тебя?
— О, ну, может быть, самую малость. — Она хитро посмотрела на тетю. — Если ты и тетушка Мег разрешите мне устроить вас в чистеньком маленьком домике неподалеку от Хита, я не стала бы терпеть его общество!
Эстер расстроилась.
— Значит, он докучает тебе! Тебе не следует оставаться здесь, дорогая. Ты ведь знаешь, твои дядюшки будут счастливы, если ты поедешь в Лондон или в поместье лорда Рокуэлла в Корнуолл и поселишься там. И хотя мы чертовски будем по тебе скучать, мы с Мег прекрасно справимся… — Она глубоко вздохнула и выпалила:
— А если он решит вышвырнуть нас из дома или станет чересчур несносным, мы позволим тебе купить для нас этот маленький домик!
— Но не раньше?
— О Тесc! Ты самое милое дитя на свете, но ты ведь понимаешь, что мы не можем. Это будет несправедливо!
Заметив тревогу в глазах тети. Тесc лучезарно улыбнулась и. непринужденно сказала:
— Видишь ли, я не думаю, что буду счастлива в Лондоне, равно как и в Корнуолле. Я бы предпочла оставаться здесь с вами — даже если для этого необходимо уживаться с Эйвери!
Карета замедлила ход, и мгновение спустя они въехали в обсаженную вязами аллею, ведущую к усадьбе Мандевиллов. Вскоре показался и сам дом — изысканное здание, построенное в елизаветинскую эпоху. Темно-зеленый плющ прижимался к боковым стенам дома и смягчал очертания многочисленных мансардных окон под черепичной крышей. Кружевные оконные решетки сверкали в лучах уходящего солнца. Карета обогнула круглую, обрамленную кустами площадку перед домом и остановилась у основания широкой лестницы, поднимавшейся к массивным двойным дверям парадного входа.
Лошади едва успели остановиться, как одна из резных дубовых дверей резко отворилась, и высокий человек в кожаных бриджах и в подчеркивающем фигуру мундире бутылочно-зеленого цвета спустился вниз по лестнице, чтобы встретить дам. Этот джентльмен, Эйвери Мандевилл, шестой барон Мандевилл, был, вне всякого сомнения, привлекательным мужчиной — широкоплечий, узкобедрый.
До принятия титула барона он был военным, и об этом свидетельствовала его выправка — прямая, как шомпол, спина, гордо посаженная голова. У него было гораздо больше сходства со своим третьим кузеном Грегори, чем у непосредственных отпрысков Грегори, ибо он унаследовал от последнего удивительно густые светлые волосы и холодные, как лед, голубые глаза, равно как и красоту, которая отличала все семейство.
Наблюдая, как он приближается. Тесc подумала, что он выглядит, как ее прадед в том же возрасте. Ее охватила дрожь. Сознание того, что она потрясающе похожа на Терезу, а лицо Эйвери сверхъестественно напоминало черты Грегори, приводило ее в смятение. И хотя ситуация несколько отличалась, она не могла не думать, что судьба нашла двойников, воплотив их в ней самой и Эйвери. Если, конечно, история не собирается повториться сама по себе.
Она постаралась отогнать прочь неприятные мысли. Это не повторится вновь — она никогда не выйдет замуж за Эйвери, что бы он ни сделал! Она скорее пронзит его кинжалом, если он вздумает когда-нибудь тронуть ее. Ну а мысль о том, что она отчаянно влюбится в потомка графа Шербурна, казалась ей смехотворной! Она никогда не видела младшего брата Рэндала Талмиджа, последнего графа Шербурна и не знала даже, как его зовут. А как можно полюбить незнакомца!
— Со смерти ее брата Рэндала не прошло и года, а Атина уже выставляет себя напоказ в наряде, который я бы постеснялась надеть!
Такие выводы сделали бы честь особе раза в два старше, однако замечания Эстер утратили значительную часть нравоучительного воздействия, поскольку были проникнуты столь откровенной завистью, что ее племянница Тесc едва не расхохоталась. Тесc озадаченно взирала на леди Атину, старшую сестру графа Шербурна, надевшую «цветастое» платье до истечения годичного траура, но нашла, что оно не так уж плохо: вырез довольно рискованный — что правда, то правда, но оттенок гораздо больше напоминал роскошь античного золота, нежели апельсин!
Устремив на свою хорошенькую тетку, которая всегда считалась самым терпимым созданием на свете, изумленный и полный любви взор, Тесc пробормотала:
— Но разве мы сами не прекращаем носить траур? Ты ведь не забыла, — у Тесc вдруг перехватило дыхание, — что Сидни умер одиннадцать дней спустя после смерти лорда Шербурна.
Негодование по поводу аморального туалета Атины Талмидж уступило место печали; обе промокнули уголки глаз платочками.
— Проклятые Талмиджи! — горячо произнесла Эстер. — Нет никакого прощения этой подлой, коварной дуэли! Они сделали это назло! Рэндал знал, что Сидни совсем не владеет шпагой… — На губах Эстер появилась скупая печальная улыбка. — Вероятно, — хрипло добавила она, — знаменитого Шербурна больше всего потрясло то, что мой брат оказался не таким новичком в фехтовании, как предполагал граф. — Она прерывисто вздохнула и выпалила:
— Я рада, что Сидни сумел первым убить его. И пусть считают меня жестокой!
На несколько секунд в карете с мягкими рессорами, которая плавно катилась по дороге в поместье Мандевиллов, где обитали две леди, воцарилась тишина. Обычно это было приятное, хотя, быть может, немного утомительное путешествие от маленького городка Хита, что на побережье Кента, в изысканное гостеприимное поместье, расположенное примерно в двадцати милях в глубь острова. В другое время обе родственницы наверняка насладились бы прелестью октябрьского дня — небо было ослепительно голубым, и лишь на горизонте виднелось несколько облачков, солнце все еще грело, листья на дубах и березах были едва тронуты золотом — через месяц они станут совсем золотыми. Но ни одна из дам не обращала внимания на окрестности, мимо которых они медленно проезжали: обе вспоминали ужасную трагедию, которая около десяти месяцев назад до основания разрушила их тихую, спокойную жизнь.
Впившись невидящим взглядом в окно кареты. Тесc почувствовала, как глаза ее наполняют слезы. Она глубоко вздохнула, чтобы успокоиться и не заплакать. О, как же это было трудно сделать! Она обожала своего дядю. Сидни, пятый барон Мандевилл, был благородным, лучезарным человеком, красивым, веселым, обворожительным. У него всегда находились улыбка и доброе слово почти для каждого, и, несмотря на то что он был заядлым игроком и едва не довел семью до разорения, глубокая привязанность к нему Тесc не стала от этого меньше.
Мать Тесc умерла несколько недель спустя после рождения дочери, это случилось почти двадцать один год назад, а отец простился с жизнью из-за несчастного случая на охоте, когда девочке было четыре года. Поэтому она почти не помнила своих родителей и довольно долго не осознавала трагедию, постигшую ее в столь юном возрасте, возможно, потому, что сестра ее отца Эстер и его брат Сидни окружили девочку горячей безграничной любовью. Тесc не считала родных своего покойного отца родителями. Сидни всего на двенадцать лет был старше ее, а Эстер — на семнадцать, хотя никто из видевших милое смеющееся лицо ее тетушки никогда не подумал бы, что Эстер Мандевилл — почтенная матрона!
Тесc тяжело вздохнула и продолжала не отрываясь смотреть в окно кареты; блуждающий луч солнца превратил ее выбившийся из-под шелковой шляпки локон в пламя. Смерть дяди Сидни была трагичной вдвойне — она не только унесла самого близкого родственника Тесc по отцу, но вызвала на сцену презренного Эйвери Мандевилла — и все переменилось!
Тесc поджала пухлые губы. В сущности, она не завидовала наследству Эйвери и не слишком возражала, что поместье и многие акры земли вокруг него теперь принадлежат ему и что он из милости позволил ей с тетушкой жить в их старом доме. Ее не волновало то, что он постоянно сновал по поместью, распределяя свое время между загородной усадьбой и лондонским городским домом, — в конце концов эта недвижимость принадлежала ему по закону. Но против чего она возражала и что вызывало в ее ослепительных фиалковых глазах враждебные искорки — так это его постоянное и решительно отвергаемое ею требование выйти за него замуж!
В свои двадцать один год Тесc Мандевилл была обворожительно прекрасна: роскошные рыжие волосы и фиалковые, опушенные черными ресницами глаза являли собой ошеломляющее сочетание, а тонкие изысканные черты и гибкое податливое тело, безусловно, сулили будущую страстную женственность.
Кроме того, со стороны матери ей досталось внушительное наследство, и поэтому она подозревала, что Эйвери имеет виды не столько на ее внешность, сколько на богатство. Она была просто убеждена в этом!
В те времена все знали, что состояние Мандевиллов весьма нуждалось в восстановлении и что до своей гибели бедняга Сидни лихорадочно искал богатую наследницу, чтобы жениться. Но как бы то ни было, семейство нельзя было считать бедным. Соблюдая некоторую экономию, они могли бы вести привычный образ жизни, но, уж конечно, не могли позволить себе тратить деньги, не задумываясь о будущем. Получив известие о смерти Сидни, Эйвери, новоиспеченный наследник баронского титула и дальний родственник, мгновенно подал в отставку (он служил капитаном от инфантерии) и вернулся в Англию, исполненный рвения вступить в свои права. По прибытии с континента, где он сражался под командованием сэра Артура Уэллесли против войск Наполеона на Иберийском полуострове, он с великим разочарованием узнал, что хотя он и сможет себя именовать бароном Мандевиллом и завладеет элегантными комнатами в усадьбе Мандевиллов и такими же роскошными апартаментами в лондонском доме, наличных же денег для поддержания шикарного образа жизни, который, как он чувствовал, теперь ему пристал, у него было крайне мало. До нового барона очень быстро дошло, что женитьба на богатой наследнице ему просто необходима. И тут-то прямо перед его носом возникла Тесc.., милая, незамужняя. Она так бы славно подошла ему! Вызывающее алчность состояние Тесc, до тех пор пока она либо не выйдет замуж, либо не достигнет двадцати пяти лет, находилось в доверительной собственности и превосходно охранялось от всевозможных проходимцев одним из младших братьев ее матери — лордом Рокуэллом.
Внезапно по выразительному лицу Тесc промелькнула легкая улыбка. Да, она потеряла родителей в раннем детстве, но, к счастью, судьба благословила ее заботливыми родственниками с обеих сторон. Она не только наслаждалась безмерной привязанностью Эстер и Сидни, но и заботой, проявляемой двумя братьями ее матери. Томас, нынешний лорд Рокуэлл, и Александр, красивый, очаровательный повеса. Тесc редко видела своих дядей по материнской линии, что было неудивительно, поскольку и Томас, и Александр — на несколько лет ее старше — были хорошо известными в свете вечно занятыми людьми, которые редко отлучались из волнующе опасных окрестностей Лондона. Правда, она постоянно ощущала их заботу и привязанность.
Она прищурилась. Одно лишь письмо с намеком на постоянно растущие противные ухаживания нового барона Мандевилла — и ее высокие широкоплечие дядюшки ринутся из Лондона и преподнесут Эйвери урок, в котором он так нуждается. Уж она-то знает!
Уловив хитрые искорки, промелькнувшие в глазах племянницы, Эстер спросила:
— Почему у тебя такой вид, дорогая?
Улыбнувшись тете. Тесc непринужденно ответила:
— Я просто представила себе выражение лица Эйвери, если Томас и Александр нанесут ему визит.
Легкий румянец непонятно почему окрасил щеки Эстер, но она спросила нарочито небрежно:
— Уверена, что Александр не будет колебаться ни минуты, как только ты заикнешься о своих трудностях с Эйвери. Александр — самый добрый, самый внимательный джентльмен из всех, кого я знаю, и он просто не допустит, чтобы к тебе приставали — тем более такие типы, как Эйвери! Твои дяди — настоящие защитники, так оно и есть. — Она слабо улыбнулась. — Они наверняка поставят Эйвери перед дилеммой, не правда ли? Он не разберется, то ли ему раболепствовать перед ними в надежде завоевать расположение, то ли фыркать в гневе оттого, что они заподозрили его в недостойных джентльмена поступках. — Эстер перестала улыбаться и тихо спросила:
— Может, он тебе как-то особенно неприятен? Хочешь, я поговорю с ним?
Тесc покачала головой:
— Нет, ты ведь понимаешь, что нам лучше не делать ничего такого, из-за чего Эйвери может выставить нас из усадьбы. К тому же бабушка Мег будет огорчена.
Со времени смерти Сидни Тесc оказалась в затруднительном положении, хотя ее ситуация была отнюдь не ужасной: у нее было состояние и два преданных дядюшки, которые изо всех сил пеклись о ее счастье. К тому же она могла уехать из Мандевилла в любое время, когда ей заблагорассудится. Лишь судьба Эстер и двоюродной бабушки Маргарет связывала ее крепкими узами с домом, в котором она родилась.
«Странно, — размышляла Тесc, — сколько бед обрушилось на семью Мандевилл в течение семидесяти лет. Горести восходят к 1740-м годам, когда мой прадед Грегори позорно похитил нареченную невесту Бенедикта Талмиджа, наследницу Дэлби». У Терезы Дэлби были рыжие волосы и фиалковые глаза, которые унаследовала от нее Тесc. При мысли о том, что она могла бы разделить и судьбу прабабушки — брак с нелюбимым человеком, — девушку охватила колючая дрожь.
Это была старая печальная история. С незапамятных времен жили в дружбе и согласии семьи Талмиджей, графов Шербурнских, баронов Мандевилл и семья Дэлби, которые хотя и не могли считать себя лордами королевства, но являлись аристократами по рождению и воспитанию и к тому же обладали несметным состоянием. Последний носитель имени Дэлби был возведен в рыцарское достоинство, так что мог называть себя сэром Артуром Дэлби. Девушка с огненно-рыжими волосами и озорными фиалковыми глазами была его единственным ребенком и наследницей. Она была прабабушкой Тесc, и девушку назвали в ее честь. Земли Дэлби были расположены между владениями Шербурнов и Мандевиллов, и когда стало ясно, что Тереза будет последней из рода Дэлби и унаследует все родовое имущество, не было ничего удивительного в том, что граф Шербурн и барон Мандевилл устремили на нее заинтересованные взоры: у обоих джентльменов были неженатые сыновья… Ведь чей-то сын, будучи мужем Терезы, получит все эти обширные акры, а заодно и несметное состояние Дэлби.
Между наследником графа Шербурна — Бенедиктом и старшим сыном барона Мандевилла — Грегори возникло жестокое соперничество. Оба молодых человека с яростью оспаривали руку наследницы. И когда наконец помолвка Терезы была объявлена, оказалось, что Бенедикт выиграл битву, а Грегори предстоит благопристойно выйти из игры. Но к сожалению, Грегори Мандевилл был не из тех, кто умеет красиво проигрывать. Едва ли не за неделю до бракосочетания Терезы Дэлби и Бенедикта Талмиджа Грегори вероломно похитил ее.
Бенедикт и Тереза по-настоящему любили друг друга. Выкрав будущую невесту у ненавистного соперника, Грегори не только нанес сокрушительный удар по гордости Бенедикта, но и смертельно ранил его сердце. С болью размышляя о том, какими способами Грегори попытается склонить Терезу к уступчивости, Бенедикт в неистовстве метался по всей Англии, понимая, что, когда он разыщет пару, будет уже слишком поздно предотвратить немыслимое — коварный Грегори возьмет Терезу силой. Отчаянные, беспрестанные поиски Бенедикта ни к чему не привели. Почти год спустя Грегори осмелился вернуться в усадьбу Мандевиллов со своей молодой женой и новорожденным сыном.
«Грегори не упустил случая», — с гримасой отвращения подумала Тесc. Он не только похитил чужую невесту, но и надежно прятал, пока она не забеременела от него и не родила ребенка. Волна жалости захлестнула ее: девушка представила себе страдания Терезы. Похищенная, силой принужденная носить под сердцем ребенка от человека, которого ненавидела.
— Как ты думаешь, прабабушка Тереза чувствовала что-нибудь, кроме ненависти и отвращения? — неожиданно спросила Тесc Эстер.
Смущенная по вполне понятным причинам этим вопросом, Эстер посмотрела на племянницу из-под полуопущенных ресниц, явно пытаясь собраться с мыслями.
— Ты имеешь в виду Грегори и Терезу? — Тесc быстро кивнула, и Эстер пожала плечами. — Не знаю. То есть я хочу сказать, что не могла об этом у нее спрашивать, верно?
Тесc усмехнулась:
— Наверное. Просто я всегда думала, как она могла совладать со всем этим. Как это должно было быть для нее ужасно!
Безусловно, желая обсудить это и всецело заинтригованная тем, почему Тесc интересуется делами столь давнего прошлого, Эстер тихо заметила:
— Видишь ли, ей не пришлось слишком долго мучиться — ты же помнишь, что они с Бенедиктом исчезли три или четыре года спустя.
— Знаю, — мрачно пробормотала Тесc, — но перед этим ей приходилось терпеть прадедушку и, не забывай, — видеть, как человек, которого она любила, женился на другой. Они, наверное, были невыносимо несчастны: Тереза — жена жестокого негодяя, и Бенедикт, которого вынудили жениться, чтобы сохранить титул. Думаю, когда она узнала о рождении у Бенедикта сына, сердце ее едва не разорвалось. Не сомневаюсь, что каждый раз, когда она глядела на собственного сына, она не могла думать ни о чем ином, как о вероломном поступке дражайшего Грегори. Этот ребенок должен был родиться у нее от Бенедикта.
— Это произошло много лет назад. Тесc. К чему теперь все ворошить?
— Не знаю, — искренне ответила Тесc. — Я думаю, потому, что я очень похожа на прабабушку, — так ведь все говорят. Даже я вижу сходство между собой и ее портретом, что висит в галерее. И дело не только в волосах, цвете глаз или даже овале лица.., это что-то внутри меня. Временами я чувствую родство с ней — чуть ли не переживаю каждое ее чувство сама. — Она мрачно поджала губы. — И я знаю, что она ненавидела прадеда всеми фибрами души! Надеюсь, что у них с Бенедиктом была долгая счастливая жизнь после того, как они наконец скрылись вдвоем.
— Ну, у Грегори действительно была долгая жизнь после того, как она бросила его, и мне кажется, есть злая ирония в том, что он не только пережил их единственного сына, Ричарда, но и одного из своих внуков — твоего отца Эдварда. Девяносто лет — преклонный возраст. Однако я сомневаюсь, что эти годы принесли ему радость.
— Может, и не принесли, но я подозреваю, что он пришел в ярость, когда понял, что умирает. — Тесc покачала головой. — У него была внешность деспота, и даже теперь, два года спустя после его смерти, иногда, когда я вхожу в голубую гостиную, мне кажется, что он сидит там и взирает на меня.
Эстер прикусила губу.
— Я понимаю, что нехорошо дурно говорить о мертвых, но он был сущим дьяволом! И в особенности он был жесток к тебе, Тесc, и все это, несомненно, из-за твоего сходства с Терезой.
— Ясно, что он не испытывал ни малейшей привязанности и к другим членам семьи. Подумать только, он ведь мог получше обеспечить собственную сестру, а что до тебя.., видишь ли, я думаю, он до сих пор наказывает тебя за то, что ты не нашла богатого мужа.
Поэтому и оставил тебе такое скудное содержание в завещании. Он хотел, чтобы и ты, и Маргарет знали, что он и гроша ломаного не поставит за твое будущее!
Эстер отвернулась, и Тесc замолчала. Эстер никогда ничего не говорила прямо, но Тесc знала, что в прошлом у тети был возлюбленный, которого она, может быть, любила и сейчас, и что это имеет какое-то отношение к одиночеству Эстер.
Тесc мучительно думала, как сменить тему, но тут Эстер заговорила вновь.
— Дедушка не мог знать, — сдавленным голосом произнесла она, — что Сидни умрет таким молодым. Он понимал, что Сидни позаботится о тете Мег до конца ее дней. Что же до меня… — Она вымученно улыбнулась. — Меня-то он никогда особенно не привечал.
— Ты его защищаешь? — спросила Тесc. Она была в ярости, и фиалковые глаза стали почти лиловыми от негодования. — Ты ведь только что сказала, что он был сущим дьяволом! А что касается того, что он тебя никогда особенно не привечал… — Тесc неожиданно усмехнулась. — О, ну разве он не был взбешен, когда его единственный наследник оказался девочкой?
Эстер криво улыбнулась.
— Да, разумеется. Я помню день, когда ты родилась. Он счел личным оскорблением то, что твои бедные отец и мать произвели на свет ничтожную девчонку. Я до сих пор помню, как он разражался тирадами и неистовствовал, метался по всему поместью.
Он был вне себя от злости: обвинял твою бедную мать, что она сделала это умышленно, чтобы насолить ему; клялся, что найдет способ лишить твоего отца наследного титула, если следующий ребенок также будет девочкой! — Эстер покачала головой. — Интересно, когда несколько лет спустя твой отец умер, не сожалел ли дед о своих резких словах? — Она поморщилась и добавила:
— Скорее всего нет. Похоже, он всегда верил, что может устроить все именно так, как пожелает.
Все, что говорила Эстер, было правдой. Тесc выросла под недоброжелательным взглядом прадеда, и при его жизни не проходило и дня, чтобы ей не напоминали, что она должна была быть мальчиком или что она похожа на жену, которая бросила его и скрылась с другим человеком. Грегори не устраивало и то, что она являлась полноправной наследницей, а ее имущество надежно охранялось дядьями, так что он не мог распоряжаться состоянием правнучки.
«Грегори не мог знать, что Сидни умрет скоропостижно, — мрачно размышляла Тесc, — но он наверняка знал, что, не выделив в завещании приличной суммы для Маргарет и Эстер, он тем самым обрекает их на жалкое существование, если что-нибудь случится с Сидни». Она допускала также, что перед смертью Грегори не располагал большим состоянием, но даже из того, что осталось, он вполне мог бы выделить деньги, чтобы обеспечить независимость каждой из его наследниц. Пусть даже это было бы скромным содержанием.
Тесc вернулась к прежней дилемме. Ее собственное состояние было в безопасности, однако Эстер и Маргарет полагались только на милость барона Мандевилла, который предоставлял им крышу над головой и хлеб насущный. Тесc с удовольствием выделила бы часть своего внушительного состояния для тети и двоюродной бабушки, однако они отказывались воспользоваться ее искренним предложением. Несмотря на несколько долгих бесед, особенно после неприятных выходок Эйвери, Тесc никак не удавалось растолковать им, что если они позволят ей содержать их, то это ничем не будет отличаться от забот о них Эйвери. Но обе леди приходили в ужас от одной только мысли, что Тесc станет расходовать на них свои деньги, — ведь они из семьи Мандевиллов! Это дело Эйвери — заботиться о них. По какой-то непостижимой для Тесc причине они чувствовали, что по отношению к девушке это будет несправедливо и что они воспользуются незаконным преимуществом, если позволят ей выделить для них определенную сумму.
Тесc тяжело вздохнула. До тех пор, пока жизнь в поместье не станет абсолютно невыносимой, ни одна из этих самых дорогих для Тесc в мире женщин и слышать не захочет о том, чтобы воспользоваться ее деньгами ради своего блага. Между тем, несмотря на отвратительные знаки внимания Эйвери и возможную для Тесc опасность — вдруг ему придет в голову решиться последовать примеру Грегори и попытаться завладеть ее состоянием, — ей, как бы не правдоподобно это ни казалось, придется покинуть Эстер и тетушку Мег и поручить их равнодушной заботе этой жирной жабы Эйвери!
«Значит, — признала Тесc, — придется оставаться в усадьбе Мандевиллов и приглядывать за Эстер и тетей Мег, подобно курице, которая защищает своих цыплят от ненасытного кота».
Несколько минут спустя Эстер нарушила тягостное молчание и с любопытством спросила:
— А почему ты вспомнила об этом старом скандале? Грегори похитил Терезу, а потом она исчезла с Бенедиктом Талмиджем. Все это произошло десятки лет назад. Почему ты сейчас об этом думаешь?
Тесc пожала плечами.
— Вот как все обернулось. Сидни умер, и, если бы Грегори не поступил так отвратительно, между нами и графами Шербурнами не было бы вражды. Конечно, Грегори все равно был бы расточителем и пустил бы по ветру большую часть денег. Так что Мандевиллы наверняка оказались бы в нужде, если бы не подвернулась другая наследница, которая восстановила бы их состояние.
Эстер метнула на нее быстрый взгляд.
— Ты уверена, что Эйвери не раздражает тебя?
— О, ну, может быть, самую малость. — Она хитро посмотрела на тетю. — Если ты и тетушка Мег разрешите мне устроить вас в чистеньком маленьком домике неподалеку от Хита, я не стала бы терпеть его общество!
Эстер расстроилась.
— Значит, он докучает тебе! Тебе не следует оставаться здесь, дорогая. Ты ведь знаешь, твои дядюшки будут счастливы, если ты поедешь в Лондон или в поместье лорда Рокуэлла в Корнуолл и поселишься там. И хотя мы чертовски будем по тебе скучать, мы с Мег прекрасно справимся… — Она глубоко вздохнула и выпалила:
— А если он решит вышвырнуть нас из дома или станет чересчур несносным, мы позволим тебе купить для нас этот маленький домик!
— Но не раньше?
— О Тесc! Ты самое милое дитя на свете, но ты ведь понимаешь, что мы не можем. Это будет несправедливо!
Заметив тревогу в глазах тети. Тесc лучезарно улыбнулась и. непринужденно сказала:
— Видишь ли, я не думаю, что буду счастлива в Лондоне, равно как и в Корнуолле. Я бы предпочла оставаться здесь с вами — даже если для этого необходимо уживаться с Эйвери!
Карета замедлила ход, и мгновение спустя они въехали в обсаженную вязами аллею, ведущую к усадьбе Мандевиллов. Вскоре показался и сам дом — изысканное здание, построенное в елизаветинскую эпоху. Темно-зеленый плющ прижимался к боковым стенам дома и смягчал очертания многочисленных мансардных окон под черепичной крышей. Кружевные оконные решетки сверкали в лучах уходящего солнца. Карета обогнула круглую, обрамленную кустами площадку перед домом и остановилась у основания широкой лестницы, поднимавшейся к массивным двойным дверям парадного входа.
Лошади едва успели остановиться, как одна из резных дубовых дверей резко отворилась, и высокий человек в кожаных бриджах и в подчеркивающем фигуру мундире бутылочно-зеленого цвета спустился вниз по лестнице, чтобы встретить дам. Этот джентльмен, Эйвери Мандевилл, шестой барон Мандевилл, был, вне всякого сомнения, привлекательным мужчиной — широкоплечий, узкобедрый.
До принятия титула барона он был военным, и об этом свидетельствовала его выправка — прямая, как шомпол, спина, гордо посаженная голова. У него было гораздо больше сходства со своим третьим кузеном Грегори, чем у непосредственных отпрысков Грегори, ибо он унаследовал от последнего удивительно густые светлые волосы и холодные, как лед, голубые глаза, равно как и красоту, которая отличала все семейство.
Наблюдая, как он приближается. Тесc подумала, что он выглядит, как ее прадед в том же возрасте. Ее охватила дрожь. Сознание того, что она потрясающе похожа на Терезу, а лицо Эйвери сверхъестественно напоминало черты Грегори, приводило ее в смятение. И хотя ситуация несколько отличалась, она не могла не думать, что судьба нашла двойников, воплотив их в ней самой и Эйвери. Если, конечно, история не собирается повториться сама по себе.
Она постаралась отогнать прочь неприятные мысли. Это не повторится вновь — она никогда не выйдет замуж за Эйвери, что бы он ни сделал! Она скорее пронзит его кинжалом, если он вздумает когда-нибудь тронуть ее. Ну а мысль о том, что она отчаянно влюбится в потомка графа Шербурна, казалась ей смехотворной! Она никогда не видела младшего брата Рэндала Талмиджа, последнего графа Шербурна и не знала даже, как его зовут. А как можно полюбить незнакомца!
Глава 2
Эйвери подошел к карете и заботливо помог Эстер спуститься.
— Дорогая кузина Этти, — целуя ее руку, проворковал он, — я бы хотел, чтобы в следующий раз, когда вы пожелаете воспользоваться каретой, вы сначала предупредили меня. А что, если сегодня днем она бы мне понадобилась?
— Дорогая кузина Этти, — целуя ее руку, проворковал он, — я бы хотел, чтобы в следующий раз, когда вы пожелаете воспользоваться каретой, вы сначала предупредили меня. А что, если сегодня днем она бы мне понадобилась?