XIX. ВЕЛИКИЙ РАСТОЧИТЕЛЬ НАРОДНЫХ СИЛ. "ПОБЕДЫ", ДОСТИГНУТЫЕ ЦЕНОЙ РАЗОРЕНИЯ СТРАНЫ И МАССОВОЙ ГИБЕЛИ НАСЕЛЕНИЯ
   I
   Воображаемый парадиз Петру был дороже живых людей. Царьреволюционер ничем в этом отношении не отличался от своих почитателей большевиков. Восхваляют Петра большевики, конечно, не зря. Смысл этих восхвалений таков. Смотрите какие зверства проделывал над Русью Петр, когда он захотел завести европейские порядки. И все историки за это называют его раболепно великим. Почему же нас осуждают за жестокость.
   Мы ведь тоже делаем жестокости во имя блага будущих поколений. Разница только в том, что Петр строил европейский парадиз, а мы для вас, дураков, строим парадиз социалистический на основе европейских же идей.
   Трудовой режим на Петровских фабриках и заводах мало чем отличался от режима большевистских концлагерей. Работные люди надрывались над работой от зари до зари, иногда по восемнадцать часов в сутки. В рудниках работали по пояс в воде, жили впроголодь. Люди гибли сотнями от недоедания, от непосильной работы, от заразных болезней. Тех, кто протестовал против этого каторжного режима, ждало каленое железо, батоги, кандалы. Для того, чтобы превратить ненавистную ему Московию в "европейский парадиз", Петр не жалел людей. Кормили впроголодь. Один из иностранцев - современников Петра писал, что содержание русского рабочего "почти не превышало того, во что обходится содержание арестанта". Интересно, что бы запели почитатели Петра, если бы им пришлось побыть в шкуре строителей немецко-голландского парадиза, возводимого Петром.
   В оценке преобразовательной деятельности в области экономики Ключевский, как и во всех своих оценках Петра опять противоречит себе. То он заявляет, что "Петр был крайне бережливый хозяин, зорким глазом вникавший в каждую мелочь", то заявляет, что Петр был "правителем, который раз что задумает, не пожалеет ни денег, ни жизни", то есть вторая оценка начисто опровергает первую. Верна вторая оценка. Петр был "бережливым хозяином" большевистского типа, который раз что задумают, то "не пожалеет ни денег, ни жизней". Только почему то большевиков за подобный тип хозяйствования зачисляют в губителей народного хозяйства, а Петра I в гении.
   Петр же принёс вред русской экономике не меньший, чем большевики нынче. Именно благодаря его варварской расточительности народных сил Россия в течении 200 лет не могла догнать Европу. П. Милюков совершенно верно считает Петра великим растратчиком народных сил и народного благосостояния. Только Ленин и Сталин перещеголяли в этом отношении Петра. Вековые дубовые леса в Воронежской губернии были вырублены во имя постройки каких-то двух десятков кораблей. Миллионы бревен валялись еще десятки лет спустя, свидетельствуя о хищнической бессистемной вырубке лесов. Целая лесная область была превращена в степь, и в результате верховья Дона перестали быть судоходными. 35 же построенных кораблей сгнило в водах Дона.
   С такой же безумной расточительностью материальных ресурсов строился позже порт в Ревеле. Как сообщает Ключевский "ценное дубье для Балтийского флота - иное бревно ценилось в тогдашних рублей в сто, целыми горами валялось по берегам и островам Ладожского озера, потому что Петр блуждал в это время по Германии, Дании, Франции, устрояя Мекленбургские дела".
   Переведя бессмысленно дубовые и сосновые леса, Петр как всегда бросился в крайность и издал драконовские законы против "губителей леса".
   На окраинах лесов были поставлены виселицы, на которых вешали крестьян, срубивших не то дерево, которое разрешалось рубить. В этом весь Петр.
   Сам он может бессмысленно уничтожать сотни тысяч людей и миллионы деревьев, другие же за порубку дерева платят жизнью.
   Вспомним с какой безумной затратой средств и человеческих жизней строился излюбленная нелепая затея Петра - "Северный парадиз" Петербург:
   "Петербург, - сообщает П. Милюков, - раньше строили на Петербургской стороне, но вдруг выходит решение перенести торговлю и главное поселение в Кронштадт. Снова там по приказу царя, каждая провинция строит огромный корпус, в котором никто жить не будет и который развалится от времени. В то же время настоящий город строится между Адмиралтейством и Летним садом, где берег выше и наводнения не так опасны. Петр снова недоволен. У него новая затея. Петербург должен походить на Амстердам: улицы надо заменить каналами. Для этого приказано перенести город на самое низкое место - на Васильевский остров".
   Во время наводнений Васильевский остров заливало. Тогда стали возводить плотины по образцу голландских. Но плотины, защищающие от наводнений, были не под силу тогдашней русской технике. Тогда стали продолжать застраивать Васильевский остров несмотря на то, что он затапливался водой при каждом наводнении. Что это не яркий пример патологической страсти к голландщине?
   Большинство начатых грандиозных строительств Петр обычно не доводил до конца. Постройка порта в Ревеле после того, как уже была затрачена масса материалов и труда, была потом приостановлена.
   Незакончено было строительство каналов, на строительство которых согнано было кольем и дубьем тысячи крестьян со всех концов страны. Почему кончали строить было так же непонятно, как было непонятно, для чего начинали пороть такую горячку в начале строительства.
   Эпоха Петра, как и время Ленина и Сталина была эпохой бесконечных нелепых экспериментов во всех областях жизни. Петр, как и большевики, снял колокола с большинства церквей. В результате одна пушка приходилась на каждые десять солдат. Спрашивается, зачем было переливать колокола в ненужные пушки? На этот вопрос не отвечает ни один из историков почитателей Петра. Большинство из "грандиозных" затей Петра были так же не нужны, как и большинство всех других затей Петра.
   
   II
   Финансист Петр I был не лучше, чем создатель промышленности.
   Ключевский сообщает, что Петр I "понимал народную экономику по своему:
   чем больше колотить овец, тем больше они дают шерсти". То есть, и тут мы опять встречаемся с типично большевистским методом. Петр I совершенно расстроил финансовое положение страны. "Можно только недоумевать, пишет Ключевский, - откуда только брались у крестьян деньги для таких платежей". Населению не оставалось денег даже на соль. Даже в Москве и в той, - сообщает Ключевский, - "многие ели без соли, цынжали и умирали".
   В числе прочих "гениальных финансовых мероприятий" был также налог на бани. Бани приходилось забывать, ибо, как пишет Ключевский, - "в среднем составе было много людей, которые не могли оплатить своих бань даже с правежа батогами". Собирались всевозможные сборы: корабельный, драгунский, уздечный, седельный, брали за погреба, бани, дубовые гробы, топоры.
   Не лучше и финансовая мера Петра о выколачивании денег с помощью воинских отрядов. Ключевский характеризует ее так:
   "Шесть месяцев в году деревни и села жили в паническом ужасе от вооруженных сборщиков... среди взысканий и экзекуций.
   Не ручаюсь, хуже ли вели себя в завоеванной России татарские баскаки времен Батыя... Создать победоносную полтавскую армию и под конец превратить ее во 126 разнузданных полицейских команд, разбросанных по десяти губерниям среди запуганного населения, - во всем этом не узнаешь преобразователя". Комментируя этот отзыв Ключевского, И. Солоневич резонно задает вопрос: "Не знаю, почему именно не узнать? В этой спешке, жестокости, бездарности и бестолковщине - весь Петр, как вылитый, не в придворной лести расстреллевский бюст, конечно, а в фотографическую копию гипсового слепка. Чем военное законодательство с его железами и батыевым разгромом сельской Руси лучше Нарвы и Прута? Или "всепьянейшего собора" ? Или, наконец, его внешней политики?" Но не помогали и самые жестокие способы выколачивания налогов И петровские финансисты должны были доносить "гениальному реформатору", что "тех подушных денег по окладам собрать сполна никоим образом невозможно, а именно за всеконечной крестьянской скудостью и за сущею пустотой". "Это был, - добавляет Ключевский - как бы посмертный аттестат, выданный Петру за его подушную подать главным финансовым управлением". Что же можно добавить к этой уничтожающей характеристике историка, считающего Петра I "гениальным преобразователем".
   Все страшные страдания рабочего люда в конечном итоге, как все, что делается путем насилия, не дали никаких результатов. П. Милюков считает, что из созданных Петром путем страшного насилия фабрик и заводов, только немногие пережили Петра. "До Екатерины, - сообщает Милюков, дожило только два десятка".
   Разгром, учиненный Петром, как более правильно называть его "реформы", привел к гибели огромного количества людей.
   Последней общей переписью перед Петровской эпохой была перепись дворов в 1678 году. Петр в поисках новых плательщиков податей провел в 1710 г. новую перепись. В результате переписи обнаружилось катастрофическое уменьшение населения, - сообщает М. Клочков в книге "Население Руси при Петре Великом по переписям того времени". Убыль населения "если вполне полагаться на переписные книги новой переписи, отписки, доношения и челобитные, в 1710 году достигала одной пятой числа дворов старой переписи; в ближайшие годы она возросла до одной четверти, а к 1715 - 1716 году поднималась выше, приближаясь к одной трети (то есть к 33%)".
   П. Милюков в "Истории государственного хозяйства" сообщает, что:
   "средняя убыль населения в 1710 году сравнительно с последней Московской переписью, равняется 40%".
   "Хотя исторические исследования проф. Милюкова зачастую тенденциозны, - замечает генерал Штейфон в книге "Национальная военная доктрина", - ибо его политическая доктрина нередко заглушает историческую объективность, все же надо признать близким к истине его утверждения, что петровские достижения были приобретены "ценою разорения государства".
   Отбросим данные Милюкова и остановимся на данных М. Клочкова, согласно которым в результате совершенной Петром революции население России уменьшилось на одну треть. Подумайте хорошенько, почитатели Петра, об этой ужасной цифре. Можно ли считать благодетельными реформы, купленные гибелью третьей части населения государства.
   После смерти Петра государство оказалось в крайне тяжелом положении.
   Самодержавие, созданное потом и кровью многих поколений, историческая святыня народа - стало орудием его угнетения. У народа отнимали его веру, глумились над его национальным достоинством, презирали его нравы и обычаи. Народ страдал невыносимо.
   Привлеченный по делу царицы Евдокии (Лопухиной), Досифей, епископ Ростовский, обращаясь к собранию архиереев, которым предстояло лишить его сана, произнес многозначительные слова: "Загляните в глубину ваших собственных сердец, прислушайтесь, что говорит народ, и повторите, что услышите". Его колесовали с одним из священников.
   "В 1718 г., проезжая по дороге в Петербург через какое-то село, один иностранец увидал толпу, человек в триста. Поп, которого он спросил, что здесь происходит, ответил ему: "Наши отцы и братья лишены бород; алтари наши - служителей; самые святые законы нарушены, мы стонем под игом иноземцев".
   Саксонский резидент, писал в 1723 году: "Девятитысячная толпа воров, предводительствуемая отставным русским полковником, вознамерилась поджечь Адмиралтейство и другие присутственные места Петербурга и перерезать иностранцев. Поймано тридцать шесть человек, которых посадили на кол и повесили за ребра... Мы накануне крайне затруднительного положения. Нищета увеличивается со дня на день.
   Улицы полны бедняков, желающих продать своих детей. Опубликован приказ, ничего не продавать нищим. Чем же остается им заниматься, кроме грабежа на большой дороге?"
   XX. ГЕНЕРАЛЬНАЯ ОБЛАВА НА КРЕСТЬЯНСТВО. ЗАМЕНА КРЕПОСТНОЙ ЗАВИСИМОСТИ КРЕПОСТНЫМ ПРАВОМ
   I
   Генеральная облава на крестьянство, - так историк Ключевский определяет политику Петра к основному классу тогдашней Руси крестьянству.
   До Петра и его преемников крестьяне в интересах борьбы за национальную независимость были прикреплены только к земле, Петр прикрепил их к помещикам, то есть создал крепостное право европейского типа. Слой воинов, получавших от государства землю во временное владение, Петр и его преемники заменяют кастой потомственных рабовладельцев.
   Генеральная облава на крестьянство закончилась, по оценке Ключевского тем, что: "В результате область крепостного права значительно расширилась, и здесь совершился целый переворот только отрицательного свойства. В следствии указов Петра, колоссальный фонд государственных поместных земель сделался частной собственностью дворян. До Петра I дворяне пользовались поместными землями за свою службу государству. Пользование поместьями было видом натуральной платы за несение государственной службы. После упомянутого выше указа Петра они стали собственниками государственных земель и владельцами "крещенной собственности".
   Уступая суровой исторической необходимости, Москва, конечно, тоже закрепощает, но закрепощает не во имя привилегированных классов торговой или земской знати, а во имя жизненных интересов всей нации.
   "Я не собираюсь утверждать, - пишет Солоневич в "Белой Империи",
   - что крепостное право в России в каких бы то ни было отношениях было хуже крепостного права на западе. Оно было лучше, и оно было мягче. Но оно имело дело с народом, у которого чувство справедливости и государственности обострено до предела. И, как это ни покажется странным, с народом, у которого чувство собственного достоинства очень значительно повышено по сравнению с неким "средне-мировым" и даже среднеевропейским уровнем, - это положение я буду доказывать в другом месте".
   "Русское миросозерцание, - указывает Лев Тихомиров, - начало путаться тогда, когда в него влилось слишком много чужеземного элемента, так много, что даже способность русского народа ассимилировать все, что стоит на пути, - уже не смогла справиться с этим наводнением. Именно этот период нерусского влияния внес к нам западно-европейское крепостное право. То есть заменил чисто русский принцип общего служения государству - западно-европейским "юридическим принципом частной собственности на тех людей, которые строили и защищали национальное государство".
   Начало рабству русского крестьянства на европейский манер положил Петр, его преемники и в частности "Великая Екатерина", развили его и придали ему классические европейские формы.
   По Уложению 1649 года крестьянин был лишен права сходить с земли, но во всем остальном он был совершенно свободным. Закон признавал за ним право на собственность, право заниматься торговлей, заключать договоры, распоряжаться своим имуществом по завещанию". Комментируя эту оценку Шмурло, И. Солоневич очень метко вскрывает ложные суждения большинства русских историков о происхождении и природе крепостного строя. "Наши историки, - пишет он, - сознательно или бессознательно допускают очень существенную терминологическую передержку, ибо "крепостной человек", "крепостное право" и "дворянин" в Московской Руси были совсем не тем, чем они стали в Петровской. Московский мужик не был ничьей личной собственностью. Он не был рабом. Она находился примерно, в таком же положении, как в конце прошлого века находился рядовой казак.
   Мужик в такой же степени был подчинен своему помещику, как казак своему атаману. Казак не мог бросить свой полк, не мог сойти со своей земли, атаман мог его выпороть, - как и помещик крестьянина, - и это был порядок военно-государственной субординации, а не порядок рабства.
   Начало рабству положил Петр".
   Когда Герцен и другие западники вопили во всю глотку о "крещеной собственности", они молчали о том, что она создалась на базе принципов западно-европейского крепостного права. До Петра, вынужденные суровыми историческими условиями русские цари сокращали возможность передвижения крестьян, но никогда не лишали крестьян личной независимости. Ими была установлена крепостная зависимость, но это не было крепостное право. При Петре Первом крестьянин Посошков выражал это народное мнение, заявляя в написанном им сочинении: "Крестьянам помещики не вековые владельцы... а прямой их владелец Всероссийский Самодержец". Западник же Петр вместе с другими заимствованиями с запада, вроде Синода, идеи абсолютизма, позаимствовал и чуждую древней Руси идею крепостного права. Петр Первый установил в России крепостное право по его западному образцу, которое вскоре после его смерти перешло в настоящее рабство, хотя и более мягкое по форме, чем на своей родине западе, но все же рабство.
   
   II
   Кроме крестьянства Петр разгромил и второй важный общественный класс тогдашней Руси - русское купечество. До Петра I оно играло большую роль в жизни Московской Руси. В тяжелую годину богатые гости всегда приходили на помощь государству. Купцы играли огромную роль как организаторы торговли, промышленности, как колонизаторы. Вспомним хотя бы Строгановых, которые имели даже свою армию и артиллерию. Купцы строили заводы корабли, городки в пустынных местностях, воздвигали чудесные церкви, организовывали новые виды ремесел, покровительствовали религиозному искусству. Московское купечество было одним из основных социальных слоев Московской Руси, носителем русской культуры.
   Иностранцы поражались коммерческой предприимчивости русских в 16 и 17 вв. Вспомним одних Строгановых, Минина, создавшего народное ополчение во время великой смуты. Земская Русь это прежде всего торговая и посадская (ремесленная) Русь.
   Петр разгромил купечество. Купеческие древние семейные торговые дома были уничтожены. Из созданных на европейский образец "кумпанств" ничего не вышло. Хотя субсидии и льготы этим кумпанствам давались за счет того, что отнималось в виде непомерных налогов со старинных купеческих домов, которые не хотели купать в кумпанства.
   В результате обнищания купечества пришли в упадок многие древние города, древние отрасли русского искусства, которые любило и поддерживало купечество, исчезло много древних ремесел. Понизилась архитектура русских церквей; стенная роспись в церквах, шитье шелками и т.д.
   
   XXI. ЛЖИВОСТЬ ЛЕГЕНДЫ, ЧТО "РЕФОРМЫ ПЕТРА" ДВИНУЛИ ВПЕРЕД РУССКУЮ КУЛЬТУРУ
   Достижения в области культуры в эпоху Петра очень незначительны, хотя по его приказу и было переведено с иностранных языков около 1000 книг. Петровские "реформы", как теперь известно, не только не способствовали культурному развитию России, но, по мнению историков, даже задержали на полстолетия поступательный ход развития русской культуры.
   Постоянные набеги, пожары и время истребили большинство памятников русской деревянной архитектуры. Но по сохранившимся древним каменным церквам мы можем судить, что русская архитектура развилась с стремительной быстротой, исключительно скоро освободившись от подражания византийской архитектуре. Свидетель этому чудеснейший образец церкви на Нерчи, построенной уже в 1165 году. Петр нанес страшный урон русскому национальному искусству:
   "Эпоха Петра Великого разделяет историю русского искусства на два периода, резко отличающихся друг от друга, второй не является продолжением первого. Путь, по которому шло развитие в первом периоде, вдруг пресекается, и работа, приведшая уже к известным результатам, как бы начинается сначала, в новой обстановке и при новых условиях: нет той непрерывности, которая характеризует развитие искусства в других странах,
   - пишет Г. К. Лукомский в своей книге "Русская старина".
   И, действительно, Петр Первый изменил все, что имело внешнюю форму. Только русская музыка не имела внешней формы и только поэтому она сохранила после Петра свою исконную русскую сущность.
   До возникновения СССР ни одна из эпох русской истории не оставляет такого тяжелого, давящего впечатления, как эпоха, последовавшая вслед за смертью Петра. Никакой Европы из России, конечно, не получилось, но Россия очень мало стала походить на бывшую до Петра страну. Крестьяне превратились в рабов, высший слой общества перестал напоминать русских.
   Созданное Петром шляхетство разучилось даже говорить по-русски и говорило на каком-то странном жаргоне.
   Представитель образованного класса Московской Руси, глава "темных раскольников", по выражению академика Платонова, "слепых ревнителей старины", протопоп Аввакум, писал на языке уже близком языку Пушкина.
   Вот образец его стиля.
   "С Нерчи реки, - пишет Аввакум, - назад возвратился на Русь. Пять недель по льду голому ехали на нартах. Мне под робят и под рухлишко дали две клячи, а сам и протопопица брели пеши, убивающеся о лед. Страна варварская, иноземцы не мирные".
   А представители созданного Петром шляхетства писали свои мемуары следующим языком.
   "Наталия Кирилловна была править некапабель. Лев Нарышкин делал все без резона, по бизарии своего гумора. Бояре остались без повоира и в консильи были только спекуляторами".
   Эти строки, в которых современный русский человек не может ничего понять, заимствованы историком Ключевским из мемуаров одного из наиболее образованных людей Петровской эпохи. Сопоставьте язык протопопа Аввакума и Петровского шляхтича и вы легко сделаете вывод, кто ближе к сегодняшним людям, и за кем мы идем и хотим идти.
   Из усилий Петра повысить культурный и экономический уровень современного ему русского общества, ничего не получилось. Тысячи переведенных с иностранных языков книг, переведенных варварским, малопонятным слогом, продолжали лежать на складах. Их никто не хотел покупать, как никто не хочет сейчас покупать сочинений Ленина и Сталина.
   Позже большинство этих книг были использовано на переплеты позднее изданных книг.
   Карамзин писал про Петра Великого, что при нем русские, принадлежавшие к верхам общества, "стали гражданами вселенной и перестали быть гражданами России". В эпоху Петра зарождается обличительная литература, ставящая своей целью борьбу с национальной верой, национальной формой власти и национальной культурой. Таковы все писатели Петровской поры, Татищев, Феофан Прокопович и Посошков.
   Взгляды Феофана Прокоповича и Татищева складываются под влиянием европейских рационалистов, Фонтеля, Бейля, Гоббса и Пуффендорфа.
   Переводная литература самым разлагающим образом действует на головы русского юношества. Интересное свидетельство мы находим в "Истории России" Соловьева. Серб Божич с удивлением говорит суздальскому Митрополиту Ефрему (Янковичу):
   "Мы думали, что в Москве лучше нашего благочестие, а вместо того худшее иконоборство, чем у лютеран и кальвинов: начинается какая-то новая ересь, что не только икон не почитают, но и идолами называют, а поклоняющихся заблудшими и ослепленными. Человек, у которого отведена мне квартира, какой-то лекарь и, кажется, в политике не глуп, а на церковь православную страшный хулитель, иконы святые и священнический чин сильно унижает: всякий вечер приходят к нему русские молодые люди, сказываются учениками немецкой школы, которых он поучает своей ереси, про священнический чин, про исповедь и причастие так ругательно говорит, что и сказать невозможно".
   "Как давно сын твой стал отвратен от святой церкви и от икон", спросил у Евдокии Тверитиной в 1708 году священник Иванов.
   Евдокия Тверитинова ответила:
   "Как от меня отошел прочь и стал искать науку у докторов и лекарей немецкой слободы".
   То есть, когда пошел по проложенному Петром I гибельному пути.
   
   XXII. "ПТЕНЦЫ ГНЕЗДА ПЕТРОВА" В СВЕТЕ ИСТОРИЧЕСКОЙ ПРАВДЫ
   Долгорукий, человек эпохи Тишайшего Царя, сравнивая Петра с его отцом, сказал:
   "Умные государи умеют и умных советников выбирать и их верность наблюдать".
   Умел ли выбирать себе умных и честных советников Петр? Нет, никогда не умел. Его правительство по-своему нравственному и деловому признаку несравненно ниже правительства его отца, про которое историк С. Платонов писал:
   "Правительство Алексея Михайловича стояло на известной высоте во всем том, что ему приходилось делать: являлись способные люди, отыскивались средства, неудачи не отнимали энергии У делателей, если не удавалось одно средство, - для достижения цели искали новых путей. Шла, словом, горячая, напряженная деятельность, и за всеми этими деятелями эпохи, во всех сферах государственной жизни видна нам добродушная и живая личность царя".
   Петра постигла судьба всех революционеров: его соратники почти все нравственно очень неразборчивые люди: для того, чтобы угодить своему владыке они готовы на все. Своего главного помощника Александра Меньшикова он аттестует так в написанном Екатерине письме: "Меньшиков в беззаконии зачат, в грехах родила мать его и в плутовстве скончает живот свой".
   Птенцы "Гнезда Петрова", по характеристике историка Ключевского, почитателя "гения" Петра, выглядят так:
   "Князь Меньшиков, отважный мастер брать, красть и подчас лгать. Граф Апраксин, самый сухопутный генерал-адмирал, ничего не смысливший в делах и не знакомый с первыми зачатками мореходства ... затаенный противник преобразований и смертельный ненавистник иностранцев. Граф Остерман... великий дипломат с лакейскими ухватками, который в подвернувшемся случае никогда не находил сразу, что сказать, и потому прослыл непроницаемо скрытным, а вынужденный высказаться - либо мгновенно заболевал послушной томотой, либо начинал говорить так загадочно, что переставал понимать сам себя, робкая и предательски каверзная душа...